Страница:
Негативы получились идеальными: Александра Гавриловна широко раскрыла пасть и с десяток минут никак не могла ее закрыть. Надо быть абсолютным идиотом, что бы не понять то, с каким блеском выполнены бронхограммы. Они устраняли любые сомнения: у больного никогда не было страшного, смертельного заболевания – рака легкого. Что же наколдовал Республиканский диспансер и его адепт – Александра Гавриловна можно только предполагать.
Парадокс событий заключался в неожиданном торжестве новой логики: с пациента сняли группу инвалидности, отобрали льготную пенсию. Родственники быстро привели его в чувство, решительно потребовав: бросить пить, трудиться в поте лица, дабы вернуть все добро пропитое. При встречах на улице, бывший пациент-страдалец, воскресший из приговоренных к неминуемой смерти, не бросался к Сергееву на шею с благодарностями, а, потупившись, переходил на другую сторону. Родственники бывшего пациента боготворили Сергеева.
В маленьком поселке происходило что-то близкое к триумфу отечественной медицины! Видимо назревал Большой карнавал по этому поводу! Ему помешали проливные дожди. Население ликовала, на прием к Сергееву рвались толпы старух и молодежи.
Мнимое торжество Александры Гавриловны, перешло в уныние, что резко усилило запои. Себя теперь она оправдывала трагическим стечением обстоятельств, несовершенством диагностики, вообще, и недостаточной квалификацией сотрудников Республиканского диспансера, в частности. Сергеев, к сожалению, не знал, что он своим героическим трудовым подвигом нажил еще одного заклятого врага – змею подколодную.
Трагедии бытового уровня, оказывается, как не погасшие угли, теплились в деревенской тиши. Они подогревались заурядными интригами и неожиданно вспыхивали, как высушенная береста или природный газ, неожиданно вырывающийся бешеной струей из-под земли. Кто мог подумать, что в поселке проживает собственная Леди Макбет Мценского уезда, о которой красочно высказался в свое время Николай Семенович Лесков.
Однажды, на утренней конференции, сотрудники просто огорошили Сергеева бурным рассказом о ночном происшествии: в местной санэпидстанции помощник эпидемиолога, женщина тридцати лет, недавно родившая дочь, отрубила голову своему мужу.
Мерзавец напивался и колотил кормящую мать нещадно за то, что она не сделала аборт и родила дочь. Он обещал порешить обоих. Сколько мужества, воли и решительности необходимо было собрать этой всегда покорной женщине, чтобы в одиночку встать на защиту жизни ребенка.
Себя она, понятно, не жалела, – знала, что ее осудят и упекут в тюрьму, но ее заботило только одно, – дочь останется жива. Как по-разному можно распоряжаться своей и другой жизнью, избирательно относиться к близким и чужим? Интересно, кто вырастет потом из этого маленького существа, уже от рождения замешенного в трагические события?
Сергеева до боли в сердце поразили отчаянье и смелость женщины-матери и он пустился обивать пороги всех учреждений, способных повлиять на исход дела: удалось добиться максимального смягчения приговора.
Но Сергеев помнил и другое происшествие, свидетелем которого он невольно стал, в другой больнице, в маленьком провинциальном городке. Там, в семье врачебной пары, муж-истерик постоянно устраивал сцены ревности своей миловидной супруге. Однажды он так достал ее своими претензиями, что она выбросилась с балкона четвертого этажа, переломав себе скелет основательно, но осталась жива.
Мужу грозило обвинение в принуждении супруги к самоубийству, – тогда бы светили ему долгие годы каторжных работ в современном тюремном лагере. Правда, врачи и там неплохо устраиваются, – однако невелико счастье.
Он упросил жену изменить показания, расплатившись за то квартирой. Но она, наконец-то разведясь с ним, благородно уступила бывшему супругу дачу, где отверженный коротал остаток жизни, напиваясь до чертиков в долгие зимние вечера и спокойные от привычного супружеского секса ночи.
Опять показала язык злосчастная интрига, вмешалась в события заурядной жизни. Вспомнилось: "Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха, и забыли утешение, которое предлагается вам, как сынам: "сын мой! не пренебрегай наказания Господня и не унывай, когда Он обличает тебя" (К Евреям 12: 4-5).
Трудно теперь сказать: было бы Адаму веселее, если бы у него появилось четыре Евы. Однако Библия (особенно Ветхий Завет), как источник неоспоримой житейской мудрости, свидетельствует, что у древних народов было взято за правило иметь несколько жен. Отсюда, поведение Сергеева нельзя было признать сплошь предосудительным. Не было в том и гигантомании, а присутствовала, скоре, преданность заветам старины, прежней привязанности.
Однажды, среди бела дня к крыльцу административного корпуса больницы подъехали два черных джипа с тонированными стеклами. Из первого джипа вышел Магазанник и отправился в кабинет к Сергееву. Друзья обнялись. Сергеев попробовал угостить Аркадия чем Бог послал, но тот настоял на поездке в город, в цивильный по здешним меркам ресторан. У него были важные сообщения и их необходимо было обсудить, не гоня лошадей и лучше на нейтральной полосе. На том и порешили.
Местный городской шалман находился на первом этаже гостиницы, выстроенной за годы отсутствия Сергеева в столь славном уголке необъятной России. Теперь городская достопримечательность заметно отличалась от того древнего ресторана, который располагался когда-то в одноэтажном деревянном доме, видимо, помнящим еще годы Великой отечественной войны.
Теперь в ресторане все было иначе. Однако, к удивлению своему, Сергеев во главе официанток увидел знакомую коренастую фигуру бывшей местной красавицы – "Риты из общепита", ранившей в свое время сердце молодого эскулапа. Любовь их была скоротечной и без всяких осложнений и претензий. Для молодой миловидной блондинки, работавшей на таком бойком месте официанткой, другого исхода и не могло быть.
Известно: "Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь" (От Луки 3: 9). Однако красавица выжила и, мало того, не растеряла, а только подвзрослила свою привлекательность. Чувствуется, что теперь она командует всей этой зеленой челядью, задача которой обслуживать и ублажать посетителей, вытряхивая денежные мешки до полного опустошения. С первого взгляда становилось понятно, что развитие профессионализма молодежи в руках надежного педагога.
Сергеев был заинтригован, – как же поведет себя бывшая пассия? Пассия повела себя гениально, как все простое, незатейливое. К чести своей и всего учреждения, она, как, безусловно, мудрая женщина, знала свою новую цену. Только один легкий взгляд бросила Рита на вошедших, – лучезарная улыбка, обнажающая идеальные фарфоровые зубы, осветила ее лицо и она быстрым, деловым шагом направилась к занятому ими столику.
Охрана расположилась за соседним столиком так, чтобы контролировать входные двери и стойку бара, прикрывая мощными фигурами столик босса. Этого маневра нельзя было не заметить. Рита тоже могла оценить действия охраны по достоинству.
Но, вместе с тем, она светила понимающей радостью в глаза именно Сергееву, и его ответ ей был столь же искренним. Бесспорно, правильно сказано: "Время разбрасывать камни и время их собирать". Сергеев встал и потянулся, чтобы поцеловать у Риты руку. Она же с удовольствием приняла этот знак памяти и мужской благодарности. Но ее аванс был более выразительным и сокровенным, – Рита прижалась к Сергееву впечатляющей грудью и всем телом так, как умела только она. Затем, не дав оправиться от шока, громко чмокнула его в губы.
Сергеев успел заметить обручальное кольцо на правом безымянном пальце, – она фиксировала его любопытный взгляд. Определенно, самолюбие прочно устроенной женщины было удовлетворено. Но она тут же перепасовала ему легкую скорбь, как бы связанную с условностью счастья ее супружеского выбора.
Аркадий с интересом наблюдал встречу примечательной антивесталки с потертым сатиром: он не ожидал такой прыти от своего друга. Осколки былого счастья уж слишком откровенно посыпались кругом, как ценные фрагменты, подобные Тунгусскому метеориту! Не тому, который давно грохнулся в сибирской тайге, а новому, собиравшемуся поразить первозданные леса Карелии. Так можно заодно разрушить и новое здание – местный университет целомудрия! Выражение лица Аркадия снова приблизилось к мимике человека, который смеется!
Предложив гостям меню, Рита не навязчиво комментировала кулинарные изыски местной кухни, незаметно подвигая их к единственно правильному выбору. Магазанник, наконец-то, перехватил инициативу, и предложил Рите все устроить по первому классу, но без большой пьянки (бутылки хорошего коньяку достаточно).
Чувствовалось, что Аркадий проголодался и ел с волчьим аппетитом. Между первым и вторым блюдом он, наконец-то, приостановился, придвинулся головой ближе к уху Сергеева и произнес:
– С убийцами твоей жены, Саша, мы разобрались: три наркомана – молокососы, бездельники, мелкие воришки. Их нашли наши ребята быстро и раздавили, как моль на ковре. Извини, но тебя ждать не было никакой возможности, – пришлось рубить концы моментально, ибо обстоятельства к тому обязывали.
Сергеев остолбенел и чуть не подавился куском мяса. Магазанник не стал долго ждать, а выразительно хлопнул друга по спине.
– Вопросы имеются? У матросов нет вопросов. – резюмировал Аркадий. – И правильно, что не мучаешься кровожадностью. Каждый должен выполнять свою работу и не стремиться быть универсалом, – врачом, судьей, палачом.
– Вторая моя задача, друг ты мой сердешный, много сложнее, ибо мне придется, видимо, тебя долго уговаривать. – Аркадий говорил размеренно и чеканно, как бы превентивно зомбируя Сергеева, создавая у него установку к тому действию, которое угодно заказчику. Сказывался талант и навык военного, командира, умевшего вести за собой подчиненных прямо в самое пекло.
– Не темни, Аркаша, надо ли нам лукавить?! – подбадривал его Сергеев. – Свои люди, а потому разберемся без преамбул. – Если кому-то требуется вылечить приватно гонорею или сифилис, то я готов. Но больше ничего путного я, пожалуй, и делать не умею.
– Сан, не спеши. Эти ваши таланты, господин профессор, мировой научной общественности известны. – забурчал Аркадий, ими ты никого не удивишь. – Но мое предложение, как говорится, из другой оперы. Нам бы очень хотелось сманить тебя к другой деятельности, а, точнее, – к совмещению привычных тебе врачебных дел и конфиденциальных поручений иного плана.
– Аркаша, во-первых, поясни, кто эти "мы", "нам бы", что это за тайная или явная организация; во-вторых, можешь не сомневаться, что для друга я готов сделать все, даже вступить в противоречие с законом, если, конечно, то будет угодно Богу.
Магазанник удовлетворенно хмыкнул, распрямился, энергично потер руки. Но затем еще ближе придвинулся к Сергееву и почти на ухо заговорил негромко:
– Саша, постепенно ты все сам поймешь и узнаешь. Сейчас же буду краток: не так давно ты сам утверждал, что в России в трудные для нее исторические периоды спасение приходило от Армии.
– Помнишь, как у Наполеона? – "Ублажай Армию и плюй на все"! Но это, безусловно, гротеск. В нашей стране, по существу, сейчас идет борьба организованного криминала с организованной воинской силой. Демократы же пока с азартом хлопают ушами и руками. А им бы надо,… – ублажать Армию. Инициатива ими потеряна и военные сами берутся за дело, в той или иной форме, удачно или не совсем, но действуют. В бизнесе, как ты понимаешь, резня идет не на жизнь, а на смерть: здесь тоже нельзя отставать.
– Тебе предлагается, Саша, примкнуть к деловому миру, но к нашему в нем флангу. Коней не будем гнать, чтобы их потом не менять или, того хуже, не пристреливать на переправе. Тебе дается время подумать, а молчать ты, безусловно, умеешь!
– Сан, я искренне хочу, чтобы ты был в нашей компании! – с заметной экспрессией прошептал Аркадий. Теперь давай – двигай свои вопросы.
Сергеев задумался: разговор был неожиданным, откровенным и весьма крутым, как теперь говорится. Но его никогда не пугали сложности, риск, непредвиденные обстоятельства, борьба. Он считал себя ничем не связанным на этой земле и не стал бы, наверное, особо сокрушаться по поводу преждевременной смерти. Он искренне, без кокетства, считал, что хорошо пожил, многое видел, многого достиг, – выполнил свои планы по полной программе. Сергеев ласково взглянул на напряженно ожидавшего ответа Магазанника и просто и ясно заявил:
– Аркаша, я готов служить отечеству. – потом, как в былые годы, добавил привычное. – Когда и где получить оружие?
Магазанник не скрывал радости, – губы его расплылись в восторженной улыбке. Он стал разливать коньяк по рюмкам, довольно причмокивая:
– За нашу победу, Саша! – без тени фальши произнес он сдержанно, но многозначительно.
Друзья принялись уничтожать второе блюдо: Рита, разумеется, дала спец задание поварам. Мясо было отменное, гарнир – очень сложный, но безупречный. Рита настороженно и любопытно зыркала издалека и, когда Сергеев многозначительно показал ей большой палец правой руки, она, скромно набычившись, даже не смогла погасить радость. Рита умыла обучающуюся мастерству молодежь; наградила Сергеева самодовольно-очаровательной улыбкой. Выпивая на посошок, в конце обеда, Сергеев, наклонившись к Магазаннику тихо проговорил:
– Честно говоря, Аркаша, по началу я мыслил так, что ты связан скорее с криминалом, чем с былыми сослуживцами. Теперь вижу, что все обстоит иначе, не так ли?
– Сан, в тюряге я не просидел ни одного дня, – за меня уже все было решено наверху, – достойными кадрами так просто не бросаются! Мой опыт пригодился в некоторых далеких государствах. Ну, а когда наша страна начала лихорадочно "перестраиваться", мне опять отыскали "дело по плечу", вспомнили о знаниях, полученных мной в Академии тыла и транспорта.
– Что же касается криминала, то здесь необходим весьма тонкий подход. Во-первых, без контактов с ним никаких дел сейчас, практически, вершить невозможно. Во-вторых, криминал это тоже, в некотором смысле, военная организация, с которой необходимо считаться, безусловно, не переступая грань. В-третьих, криминальные структуры оказываются в некоторых случаях даже чище, чем ряд политиков и политических партий. Во всяком случае, по уму и изобретательности они могут дать фору многим. В-четвертых, все страны, многие нынешние владельцы международного капитала прошлепали по скользкой тропинке криминала, а потом с них вся грязь стекла, как с гуся вода. Надо еще очень хорошо разобраться, кто настоящий патриот и порядочный человек: те, кто борзеют и надувают соотечественников, или те, кто их "мочит" по заслугам.
Сергеев слушал внимательно, почти что с раскрытым ртом, стараясь не проронить ни одного слова. Для него такие взгляды – являлись безусловным откровением.
– Сан, как это не звучит парадоксально, но я лично уверен, что, как и собаке Павлова, в недалеком будущем криминалу будет поставлен памятник, отлитый из бронзы, незаконно вывозимой из многострадальной России ее глупыми доброжелателями. Да, некоторые ребята разбираются с жизнью "по понятию", но это лучше, чем жить без совести!
Обед закончился. Магазанник властным жестом остановил слабую попытку Сергеева достать бумажник и расплатиться. Аркадий барски щедро одарил Риту отечественной валютой, посетовал, что редко приходится посещать сей славный град.
Магазанник прошел вперед, давая Сергееву поворковать с прекрасной хозяйкой. Было заметно, что один из охранников тоже притормозил, якобы покупая сигареты, – на самом деле, он страховал теперь уже и Сергеева. Эскулапу подумалось: "Мы пошли в гору, интересно, когда и кто остановит"?
Однако Сергеев был абсолютно уверен, что Всесильное Проведение вмешивается в суетность нашего бытия в нужный момент, по указания Особых Сил. Необходимо спокойно наблюдать и оценивать направление событий так, как это сказано в Книге Иова (33: 17-24): "Чтобы отвесть человека от какого-либо предприятия и удалить от него гордость, чтобы отвесть душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечом. Или он вразумляется болезнию на ложе своем и жестокою болью во всех костях своих, – и жизнь его отвращается от хлеба и душа его от любимой пищи. Плоть на нем пропадает, так что ея не видно, и выказываются кости его, которых не было видно. И душа его приближается к могиле, и жизнь его – к смерти. Если есть у него Ангел-наставник, один из тысячи, чтобы показать человеку прямый путь его, – Бог умилосердится над ним и скажет: свободи его от могилы; Я нашел умилостивление".
Вечер стелился уже по верхушкам деревьев, заползал в больничные окна. Сергеев не заметил, как уснул, приткнувшись на диване, не раздеваясь, с книгой в руках. Разбудили его среди ночи резким, безобразно дребезжащим звонком внутреннего телефона. Дежурная медицинская сестра просила срочно прийти в приемный покой для осмотра тяжелой девочки полуторалетнего возраста.
Осматривая малышку, Сергеев искоса бросал взгляд и на мать девочки: облик и поведение родителей говорят врачу о многом. Женщине было около тридцати лет, – приземистая, рыхлая, отечная, видимо, от систематических возлияний. Она сидела притихшая и удрученная, – чувствовалось, что переживает за дочь.
Может быть, как мать, она была заботливая, способная к сопереживанию, видимо девочку любила по-настоящему. Но не было в ее лице свечения материнского героизма, свидетельствующего о том, что ее ребенок – самое дорогое существо на свете, ради которого она способна отодвинуть от себя все грехи, похоти, увлечения. К тому же особого блеска интеллекта не читалось во взгляде этой провинциальной, бесшабашной, мало развитой женщины.
Бог часто наделяет самым ценным – детьми, – тех, кто не способен оценить такой дар. У Всевышнего, бесспорно, свой расчет: Он дает шанс человеку, – возможность очиститься и переродиться в материнстве, отцовстве. Ну, а детская невинная душа, если тело и погибает быстро по вине родителей, всегда будет принята Богом и вселена в более достойную материализованную оболочку.
Девочка была в тяжелом состоянии, – пневмония захватила большую часть легочной ткани. Гигантские масштабы поражения были очевидны без рентгена, – достаточно аускультации и перкуссии. Интоксикация нарастала, кома была глубокой. Сергеев быстро помудрил с составом спасительного раствора для внутривенного введения, легко и привычно выполнил веносекцию у малышки на правой ножке, около медиальной лодыжки.
Уже с установленной капельницей ребенка перенесли в палату интенсивной терапии детского отделения. Переместили дежурный персонал по другим отделениям, и в палате тяжелой больной организовали индивидуальный сестринский пост. Сергеев понимал, что ему придется просидеть всю ночь у этой постели. Мать девочки, оглушенная несчастьем, смотрела на врача полными слез глазами.
В таких случаях Сергеев госпитализировал и мать вместе с ребенком, – кое-какая помощь медицинскому персоналу по уборке отделения, уходу за остальными детьми. Кроме того, такое общение с больными, со страданием беззащитных существ развивает инстинкт материнства, повышает родительскую ответственность. Кто знает, сколько еще мук придется перенести девочке. Всегда остается загадкой не понятно почему создавшийся симбиоз беззащитного дитя с бестолковой матерью.
Для собственной же малышки мать сейчас не помощница. Она, скорее, вредитель, хотя бы уже потому, что перекосила иммуннологический статус ребенка сама мать, – своими собственными микробами, да и запустила болезнь только она.
Сергеев давно заметил, что почти все кошки и реже некоторые люди (видимо, избранные, посвященные Богом) обладают особой способностью лечебного свойства. Эта мать-тюха может только угробить ребенка, даже не заметив того.
Ей не дано помогать в борьбе беззащитного существа с болезнью. Однако испытывать человека, давать ему шанс, нужно многократно, если не постоянно, – в том Сергеев был абсолютно уверен. А за грехи с виновных спросит сам Бог и суд его, без сомнения, будет и требовательнее, и справедливее, чем у любого человека.
Только к утру девочку удалось вывести из кризиса, через пару дней она уже улыбалась при появлении Сергеева в палате, словно понимая, кто же истинный спаситель еще жизни. К концу недели малышку перевели в обычную палату, где она уже была отдана под опеку матери.
Сергеев не переставал удивляться особому женскому чутью и способности даже очень маленькой девчушки чувствовать достойного партнера. Когда он появлялся, малышка стоя в постельке, кокетливо перебирала пухленькими ножками, улыбалась, вертела головенкой, игриво ее отворачивая, а потом посматривая исподтишка, снизу, ловя взгляд доктора.
При первых же словах поощрения она тянула ручонки ему навстречу, обнимала за шею и тесно, тесно прижималась к нему, чмокая в щеку. Сергеев переживал такое детское доверие, как огромное, ни с чем не сравнимое счастье. Он многократно ловил себя на мысли, что не зря выбрал после ухода из Военно-медицинской академии для дальнейшего обучения именно Педиатрический институт. Дети и только дети, – самые благодарные пациенты, ради спасения жизни которых не жалко пожертвовать ничем.
Дьявол всегда дежурит где-то рядом с благородными делами и наносит свой удар неожиданно, в спину. Однажды утром, войдя в детское отделение, в палату к малышке, уже довольно хорошо выбирающейся из болезни, Сергеев заметил в окне пьяную дебильну рожу взлохмаченного мужика, и понял, что это и есть долгожданный отец.
Герой-кочегар приплыл на лихтере и жаждал провести с семьей несколько дней перерыва в плавании. Мамаша – бестолковая сучка, – уже вовсю вертела хвостом перед мужем. Оба придурка требовали выписки для домашнего лечения малышки. Сергеев пробовал объяснить кобелирующей парочке, что девочка только что выбралась из тяжелейшего состояния, ей необходим медицинский, больничный уход и продолжение интенсивного лечения.
Но кочегар вместе со своей супругой-буфетчицей знали, оказывается, клинику пневмонии лучше врача. Они выдвинули ультиматум: если не отдадите ребенка, мы его унесем сами (этаж был первый – углядеть невозможно!).
Сергеев чувствовал, что прощается с девчушкой на вечно. Ей уже запихали в рот грязными руками придурки-родители какие-то сладости. Конечно, дома начнется пьянка с друзьями кочегарами, про ребенка забудут, наплюют и нахаркают инфекта выше головы, займутся бесконтрольным блядством, – девочка обязательно отяжелеет и погибнет. Но нет еще таких прав у врача отбирать у родителей детей.
Как и предполагал Сергеев, девочку привезли в больницу через трое суток в состоянии, когда отсутствовали уже даже роговичные рефлексы, с пароксизмами по типу дыхания Чейна-Стокса.
Девочка была без сознания, видимо, достаточно много часов. Патронажная медицинская сестра еле достучалась, разбудила мать и отца – эту пьяную мразь. Только тогда они заметили состояние дочери; все прошедшие дни лекарств ребенку никто и не думал давать, кормили чем попадя.
Перед глазами Сергеева, на кушетке в приемном покое распласталось маленькое тельце девочки: грудка вздыбливалась конвульсиями не правильного дыхания, кожные покровы, лицо синие от кислородного голодания, тахикардия неудержимая, сердечный толчок виден простым глазом, без подсчета пульса.
Сергеев словно уже читал протокол предстоящего патологоанатомического вскрытия. Девочки оставались минуты жизни: тотальный отек легких, сплошь забитых воспалительным эксудатом, с гнойными пробками, амилоидоз почек, гипертрофия лимфатического аппарата. Конечно была сделана попытка оживить ребенка, помочь ему, но все это уже не могло принести положительного результата.
Парадокс событий заключался в неожиданном торжестве новой логики: с пациента сняли группу инвалидности, отобрали льготную пенсию. Родственники быстро привели его в чувство, решительно потребовав: бросить пить, трудиться в поте лица, дабы вернуть все добро пропитое. При встречах на улице, бывший пациент-страдалец, воскресший из приговоренных к неминуемой смерти, не бросался к Сергееву на шею с благодарностями, а, потупившись, переходил на другую сторону. Родственники бывшего пациента боготворили Сергеева.
В маленьком поселке происходило что-то близкое к триумфу отечественной медицины! Видимо назревал Большой карнавал по этому поводу! Ему помешали проливные дожди. Население ликовала, на прием к Сергееву рвались толпы старух и молодежи.
Мнимое торжество Александры Гавриловны, перешло в уныние, что резко усилило запои. Себя теперь она оправдывала трагическим стечением обстоятельств, несовершенством диагностики, вообще, и недостаточной квалификацией сотрудников Республиканского диспансера, в частности. Сергеев, к сожалению, не знал, что он своим героическим трудовым подвигом нажил еще одного заклятого врага – змею подколодную.
Трагедии бытового уровня, оказывается, как не погасшие угли, теплились в деревенской тиши. Они подогревались заурядными интригами и неожиданно вспыхивали, как высушенная береста или природный газ, неожиданно вырывающийся бешеной струей из-под земли. Кто мог подумать, что в поселке проживает собственная Леди Макбет Мценского уезда, о которой красочно высказался в свое время Николай Семенович Лесков.
Однажды, на утренней конференции, сотрудники просто огорошили Сергеева бурным рассказом о ночном происшествии: в местной санэпидстанции помощник эпидемиолога, женщина тридцати лет, недавно родившая дочь, отрубила голову своему мужу.
Мерзавец напивался и колотил кормящую мать нещадно за то, что она не сделала аборт и родила дочь. Он обещал порешить обоих. Сколько мужества, воли и решительности необходимо было собрать этой всегда покорной женщине, чтобы в одиночку встать на защиту жизни ребенка.
Себя она, понятно, не жалела, – знала, что ее осудят и упекут в тюрьму, но ее заботило только одно, – дочь останется жива. Как по-разному можно распоряжаться своей и другой жизнью, избирательно относиться к близким и чужим? Интересно, кто вырастет потом из этого маленького существа, уже от рождения замешенного в трагические события?
Сергеева до боли в сердце поразили отчаянье и смелость женщины-матери и он пустился обивать пороги всех учреждений, способных повлиять на исход дела: удалось добиться максимального смягчения приговора.
Но Сергеев помнил и другое происшествие, свидетелем которого он невольно стал, в другой больнице, в маленьком провинциальном городке. Там, в семье врачебной пары, муж-истерик постоянно устраивал сцены ревности своей миловидной супруге. Однажды он так достал ее своими претензиями, что она выбросилась с балкона четвертого этажа, переломав себе скелет основательно, но осталась жива.
Мужу грозило обвинение в принуждении супруги к самоубийству, – тогда бы светили ему долгие годы каторжных работ в современном тюремном лагере. Правда, врачи и там неплохо устраиваются, – однако невелико счастье.
Он упросил жену изменить показания, расплатившись за то квартирой. Но она, наконец-то разведясь с ним, благородно уступила бывшему супругу дачу, где отверженный коротал остаток жизни, напиваясь до чертиков в долгие зимние вечера и спокойные от привычного супружеского секса ночи.
Опять показала язык злосчастная интрига, вмешалась в события заурядной жизни. Вспомнилось: "Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха, и забыли утешение, которое предлагается вам, как сынам: "сын мой! не пренебрегай наказания Господня и не унывай, когда Он обличает тебя" (К Евреям 12: 4-5).
3.5
Шли дни, работа приносила удовлетворение, а старые подружки – удовольствие. Они по очереди, установленной коллективной властной рукой, делили стирку, устраивали Сергееву дни кулинарных забав. И, чего греха таить, подружки, как могли и умели, оделяли эскулапа тихими женскими нежностями, несложными и традиционными, как те, которым посвящали свой досуг первые люди на Земле – Адам и Ева.Трудно теперь сказать: было бы Адаму веселее, если бы у него появилось четыре Евы. Однако Библия (особенно Ветхий Завет), как источник неоспоримой житейской мудрости, свидетельствует, что у древних народов было взято за правило иметь несколько жен. Отсюда, поведение Сергеева нельзя было признать сплошь предосудительным. Не было в том и гигантомании, а присутствовала, скоре, преданность заветам старины, прежней привязанности.
Однажды, среди бела дня к крыльцу административного корпуса больницы подъехали два черных джипа с тонированными стеклами. Из первого джипа вышел Магазанник и отправился в кабинет к Сергееву. Друзья обнялись. Сергеев попробовал угостить Аркадия чем Бог послал, но тот настоял на поездке в город, в цивильный по здешним меркам ресторан. У него были важные сообщения и их необходимо было обсудить, не гоня лошадей и лучше на нейтральной полосе. На том и порешили.
Местный городской шалман находился на первом этаже гостиницы, выстроенной за годы отсутствия Сергеева в столь славном уголке необъятной России. Теперь городская достопримечательность заметно отличалась от того древнего ресторана, который располагался когда-то в одноэтажном деревянном доме, видимо, помнящим еще годы Великой отечественной войны.
Теперь в ресторане все было иначе. Однако, к удивлению своему, Сергеев во главе официанток увидел знакомую коренастую фигуру бывшей местной красавицы – "Риты из общепита", ранившей в свое время сердце молодого эскулапа. Любовь их была скоротечной и без всяких осложнений и претензий. Для молодой миловидной блондинки, работавшей на таком бойком месте официанткой, другого исхода и не могло быть.
Известно: "Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь" (От Луки 3: 9). Однако красавица выжила и, мало того, не растеряла, а только подвзрослила свою привлекательность. Чувствуется, что теперь она командует всей этой зеленой челядью, задача которой обслуживать и ублажать посетителей, вытряхивая денежные мешки до полного опустошения. С первого взгляда становилось понятно, что развитие профессионализма молодежи в руках надежного педагога.
Сергеев был заинтригован, – как же поведет себя бывшая пассия? Пассия повела себя гениально, как все простое, незатейливое. К чести своей и всего учреждения, она, как, безусловно, мудрая женщина, знала свою новую цену. Только один легкий взгляд бросила Рита на вошедших, – лучезарная улыбка, обнажающая идеальные фарфоровые зубы, осветила ее лицо и она быстрым, деловым шагом направилась к занятому ими столику.
Охрана расположилась за соседним столиком так, чтобы контролировать входные двери и стойку бара, прикрывая мощными фигурами столик босса. Этого маневра нельзя было не заметить. Рита тоже могла оценить действия охраны по достоинству.
Но, вместе с тем, она светила понимающей радостью в глаза именно Сергееву, и его ответ ей был столь же искренним. Бесспорно, правильно сказано: "Время разбрасывать камни и время их собирать". Сергеев встал и потянулся, чтобы поцеловать у Риты руку. Она же с удовольствием приняла этот знак памяти и мужской благодарности. Но ее аванс был более выразительным и сокровенным, – Рита прижалась к Сергееву впечатляющей грудью и всем телом так, как умела только она. Затем, не дав оправиться от шока, громко чмокнула его в губы.
Сергеев успел заметить обручальное кольцо на правом безымянном пальце, – она фиксировала его любопытный взгляд. Определенно, самолюбие прочно устроенной женщины было удовлетворено. Но она тут же перепасовала ему легкую скорбь, как бы связанную с условностью счастья ее супружеского выбора.
Аркадий с интересом наблюдал встречу примечательной антивесталки с потертым сатиром: он не ожидал такой прыти от своего друга. Осколки былого счастья уж слишком откровенно посыпались кругом, как ценные фрагменты, подобные Тунгусскому метеориту! Не тому, который давно грохнулся в сибирской тайге, а новому, собиравшемуся поразить первозданные леса Карелии. Так можно заодно разрушить и новое здание – местный университет целомудрия! Выражение лица Аркадия снова приблизилось к мимике человека, который смеется!
Предложив гостям меню, Рита не навязчиво комментировала кулинарные изыски местной кухни, незаметно подвигая их к единственно правильному выбору. Магазанник, наконец-то, перехватил инициативу, и предложил Рите все устроить по первому классу, но без большой пьянки (бутылки хорошего коньяку достаточно).
Чувствовалось, что Аркадий проголодался и ел с волчьим аппетитом. Между первым и вторым блюдом он, наконец-то, приостановился, придвинулся головой ближе к уху Сергеева и произнес:
– С убийцами твоей жены, Саша, мы разобрались: три наркомана – молокососы, бездельники, мелкие воришки. Их нашли наши ребята быстро и раздавили, как моль на ковре. Извини, но тебя ждать не было никакой возможности, – пришлось рубить концы моментально, ибо обстоятельства к тому обязывали.
Сергеев остолбенел и чуть не подавился куском мяса. Магазанник не стал долго ждать, а выразительно хлопнул друга по спине.
– Вопросы имеются? У матросов нет вопросов. – резюмировал Аркадий. – И правильно, что не мучаешься кровожадностью. Каждый должен выполнять свою работу и не стремиться быть универсалом, – врачом, судьей, палачом.
– Вторая моя задача, друг ты мой сердешный, много сложнее, ибо мне придется, видимо, тебя долго уговаривать. – Аркадий говорил размеренно и чеканно, как бы превентивно зомбируя Сергеева, создавая у него установку к тому действию, которое угодно заказчику. Сказывался талант и навык военного, командира, умевшего вести за собой подчиненных прямо в самое пекло.
– Не темни, Аркаша, надо ли нам лукавить?! – подбадривал его Сергеев. – Свои люди, а потому разберемся без преамбул. – Если кому-то требуется вылечить приватно гонорею или сифилис, то я готов. Но больше ничего путного я, пожалуй, и делать не умею.
– Сан, не спеши. Эти ваши таланты, господин профессор, мировой научной общественности известны. – забурчал Аркадий, ими ты никого не удивишь. – Но мое предложение, как говорится, из другой оперы. Нам бы очень хотелось сманить тебя к другой деятельности, а, точнее, – к совмещению привычных тебе врачебных дел и конфиденциальных поручений иного плана.
– Аркаша, во-первых, поясни, кто эти "мы", "нам бы", что это за тайная или явная организация; во-вторых, можешь не сомневаться, что для друга я готов сделать все, даже вступить в противоречие с законом, если, конечно, то будет угодно Богу.
Магазанник удовлетворенно хмыкнул, распрямился, энергично потер руки. Но затем еще ближе придвинулся к Сергееву и почти на ухо заговорил негромко:
– Саша, постепенно ты все сам поймешь и узнаешь. Сейчас же буду краток: не так давно ты сам утверждал, что в России в трудные для нее исторические периоды спасение приходило от Армии.
– Помнишь, как у Наполеона? – "Ублажай Армию и плюй на все"! Но это, безусловно, гротеск. В нашей стране, по существу, сейчас идет борьба организованного криминала с организованной воинской силой. Демократы же пока с азартом хлопают ушами и руками. А им бы надо,… – ублажать Армию. Инициатива ими потеряна и военные сами берутся за дело, в той или иной форме, удачно или не совсем, но действуют. В бизнесе, как ты понимаешь, резня идет не на жизнь, а на смерть: здесь тоже нельзя отставать.
– Тебе предлагается, Саша, примкнуть к деловому миру, но к нашему в нем флангу. Коней не будем гнать, чтобы их потом не менять или, того хуже, не пристреливать на переправе. Тебе дается время подумать, а молчать ты, безусловно, умеешь!
– Сан, я искренне хочу, чтобы ты был в нашей компании! – с заметной экспрессией прошептал Аркадий. Теперь давай – двигай свои вопросы.
Сергеев задумался: разговор был неожиданным, откровенным и весьма крутым, как теперь говорится. Но его никогда не пугали сложности, риск, непредвиденные обстоятельства, борьба. Он считал себя ничем не связанным на этой земле и не стал бы, наверное, особо сокрушаться по поводу преждевременной смерти. Он искренне, без кокетства, считал, что хорошо пожил, многое видел, многого достиг, – выполнил свои планы по полной программе. Сергеев ласково взглянул на напряженно ожидавшего ответа Магазанника и просто и ясно заявил:
– Аркаша, я готов служить отечеству. – потом, как в былые годы, добавил привычное. – Когда и где получить оружие?
Магазанник не скрывал радости, – губы его расплылись в восторженной улыбке. Он стал разливать коньяк по рюмкам, довольно причмокивая:
– За нашу победу, Саша! – без тени фальши произнес он сдержанно, но многозначительно.
Друзья принялись уничтожать второе блюдо: Рита, разумеется, дала спец задание поварам. Мясо было отменное, гарнир – очень сложный, но безупречный. Рита настороженно и любопытно зыркала издалека и, когда Сергеев многозначительно показал ей большой палец правой руки, она, скромно набычившись, даже не смогла погасить радость. Рита умыла обучающуюся мастерству молодежь; наградила Сергеева самодовольно-очаровательной улыбкой. Выпивая на посошок, в конце обеда, Сергеев, наклонившись к Магазаннику тихо проговорил:
– Честно говоря, Аркаша, по началу я мыслил так, что ты связан скорее с криминалом, чем с былыми сослуживцами. Теперь вижу, что все обстоит иначе, не так ли?
– Сан, в тюряге я не просидел ни одного дня, – за меня уже все было решено наверху, – достойными кадрами так просто не бросаются! Мой опыт пригодился в некоторых далеких государствах. Ну, а когда наша страна начала лихорадочно "перестраиваться", мне опять отыскали "дело по плечу", вспомнили о знаниях, полученных мной в Академии тыла и транспорта.
– Что же касается криминала, то здесь необходим весьма тонкий подход. Во-первых, без контактов с ним никаких дел сейчас, практически, вершить невозможно. Во-вторых, криминал это тоже, в некотором смысле, военная организация, с которой необходимо считаться, безусловно, не переступая грань. В-третьих, криминальные структуры оказываются в некоторых случаях даже чище, чем ряд политиков и политических партий. Во всяком случае, по уму и изобретательности они могут дать фору многим. В-четвертых, все страны, многие нынешние владельцы международного капитала прошлепали по скользкой тропинке криминала, а потом с них вся грязь стекла, как с гуся вода. Надо еще очень хорошо разобраться, кто настоящий патриот и порядочный человек: те, кто борзеют и надувают соотечественников, или те, кто их "мочит" по заслугам.
Сергеев слушал внимательно, почти что с раскрытым ртом, стараясь не проронить ни одного слова. Для него такие взгляды – являлись безусловным откровением.
– Сан, как это не звучит парадоксально, но я лично уверен, что, как и собаке Павлова, в недалеком будущем криминалу будет поставлен памятник, отлитый из бронзы, незаконно вывозимой из многострадальной России ее глупыми доброжелателями. Да, некоторые ребята разбираются с жизнью "по понятию", но это лучше, чем жить без совести!
Обед закончился. Магазанник властным жестом остановил слабую попытку Сергеева достать бумажник и расплатиться. Аркадий барски щедро одарил Риту отечественной валютой, посетовал, что редко приходится посещать сей славный град.
Магазанник прошел вперед, давая Сергееву поворковать с прекрасной хозяйкой. Было заметно, что один из охранников тоже притормозил, якобы покупая сигареты, – на самом деле, он страховал теперь уже и Сергеева. Эскулапу подумалось: "Мы пошли в гору, интересно, когда и кто остановит"?
Однако Сергеев был абсолютно уверен, что Всесильное Проведение вмешивается в суетность нашего бытия в нужный момент, по указания Особых Сил. Необходимо спокойно наблюдать и оценивать направление событий так, как это сказано в Книге Иова (33: 17-24): "Чтобы отвесть человека от какого-либо предприятия и удалить от него гордость, чтобы отвесть душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечом. Или он вразумляется болезнию на ложе своем и жестокою болью во всех костях своих, – и жизнь его отвращается от хлеба и душа его от любимой пищи. Плоть на нем пропадает, так что ея не видно, и выказываются кости его, которых не было видно. И душа его приближается к могиле, и жизнь его – к смерти. Если есть у него Ангел-наставник, один из тысячи, чтобы показать человеку прямый путь его, – Бог умилосердится над ним и скажет: свободи его от могилы; Я нашел умилостивление".
3.6
Мощные автомобили вытянулись впечатляющей кавалькадой по дороге, ведущей из уездного городка в поселок. Компания быстро домчалась до больницы, расположенной на возвышенном берегу Онежского озера, среди стройных и величественных сосен. В пути особых разговоров не вели. Магазанник лишь попросил запомнить телефон, по которому необходимо позвонить в Санкт-Петербурге (там будет диспетчер на связи). Уточнили сроки окончания командировки и возвращения Сергеева, – решили не подгонять события, не тормошить общественное мнение. Хотя представления администрации теперь, практически, не имели никакого значения, ибо решение принято окончательно и бесповоротно. Тепло распрощались на крыльце административного корпуса, Аркадий спешил с отъездом, – его уже ждали в Москве.Вечер стелился уже по верхушкам деревьев, заползал в больничные окна. Сергеев не заметил, как уснул, приткнувшись на диване, не раздеваясь, с книгой в руках. Разбудили его среди ночи резким, безобразно дребезжащим звонком внутреннего телефона. Дежурная медицинская сестра просила срочно прийти в приемный покой для осмотра тяжелой девочки полуторалетнего возраста.
Осматривая малышку, Сергеев искоса бросал взгляд и на мать девочки: облик и поведение родителей говорят врачу о многом. Женщине было около тридцати лет, – приземистая, рыхлая, отечная, видимо, от систематических возлияний. Она сидела притихшая и удрученная, – чувствовалось, что переживает за дочь.
Может быть, как мать, она была заботливая, способная к сопереживанию, видимо девочку любила по-настоящему. Но не было в ее лице свечения материнского героизма, свидетельствующего о том, что ее ребенок – самое дорогое существо на свете, ради которого она способна отодвинуть от себя все грехи, похоти, увлечения. К тому же особого блеска интеллекта не читалось во взгляде этой провинциальной, бесшабашной, мало развитой женщины.
Бог часто наделяет самым ценным – детьми, – тех, кто не способен оценить такой дар. У Всевышнего, бесспорно, свой расчет: Он дает шанс человеку, – возможность очиститься и переродиться в материнстве, отцовстве. Ну, а детская невинная душа, если тело и погибает быстро по вине родителей, всегда будет принята Богом и вселена в более достойную материализованную оболочку.
Девочка была в тяжелом состоянии, – пневмония захватила большую часть легочной ткани. Гигантские масштабы поражения были очевидны без рентгена, – достаточно аускультации и перкуссии. Интоксикация нарастала, кома была глубокой. Сергеев быстро помудрил с составом спасительного раствора для внутривенного введения, легко и привычно выполнил веносекцию у малышки на правой ножке, около медиальной лодыжки.
Уже с установленной капельницей ребенка перенесли в палату интенсивной терапии детского отделения. Переместили дежурный персонал по другим отделениям, и в палате тяжелой больной организовали индивидуальный сестринский пост. Сергеев понимал, что ему придется просидеть всю ночь у этой постели. Мать девочки, оглушенная несчастьем, смотрела на врача полными слез глазами.
В таких случаях Сергеев госпитализировал и мать вместе с ребенком, – кое-какая помощь медицинскому персоналу по уборке отделения, уходу за остальными детьми. Кроме того, такое общение с больными, со страданием беззащитных существ развивает инстинкт материнства, повышает родительскую ответственность. Кто знает, сколько еще мук придется перенести девочке. Всегда остается загадкой не понятно почему создавшийся симбиоз беззащитного дитя с бестолковой матерью.
Для собственной же малышки мать сейчас не помощница. Она, скорее, вредитель, хотя бы уже потому, что перекосила иммуннологический статус ребенка сама мать, – своими собственными микробами, да и запустила болезнь только она.
Сергеев давно заметил, что почти все кошки и реже некоторые люди (видимо, избранные, посвященные Богом) обладают особой способностью лечебного свойства. Эта мать-тюха может только угробить ребенка, даже не заметив того.
Ей не дано помогать в борьбе беззащитного существа с болезнью. Однако испытывать человека, давать ему шанс, нужно многократно, если не постоянно, – в том Сергеев был абсолютно уверен. А за грехи с виновных спросит сам Бог и суд его, без сомнения, будет и требовательнее, и справедливее, чем у любого человека.
Только к утру девочку удалось вывести из кризиса, через пару дней она уже улыбалась при появлении Сергеева в палате, словно понимая, кто же истинный спаситель еще жизни. К концу недели малышку перевели в обычную палату, где она уже была отдана под опеку матери.
Сергеев не переставал удивляться особому женскому чутью и способности даже очень маленькой девчушки чувствовать достойного партнера. Когда он появлялся, малышка стоя в постельке, кокетливо перебирала пухленькими ножками, улыбалась, вертела головенкой, игриво ее отворачивая, а потом посматривая исподтишка, снизу, ловя взгляд доктора.
При первых же словах поощрения она тянула ручонки ему навстречу, обнимала за шею и тесно, тесно прижималась к нему, чмокая в щеку. Сергеев переживал такое детское доверие, как огромное, ни с чем не сравнимое счастье. Он многократно ловил себя на мысли, что не зря выбрал после ухода из Военно-медицинской академии для дальнейшего обучения именно Педиатрический институт. Дети и только дети, – самые благодарные пациенты, ради спасения жизни которых не жалко пожертвовать ничем.
Дьявол всегда дежурит где-то рядом с благородными делами и наносит свой удар неожиданно, в спину. Однажды утром, войдя в детское отделение, в палату к малышке, уже довольно хорошо выбирающейся из болезни, Сергеев заметил в окне пьяную дебильну рожу взлохмаченного мужика, и понял, что это и есть долгожданный отец.
Герой-кочегар приплыл на лихтере и жаждал провести с семьей несколько дней перерыва в плавании. Мамаша – бестолковая сучка, – уже вовсю вертела хвостом перед мужем. Оба придурка требовали выписки для домашнего лечения малышки. Сергеев пробовал объяснить кобелирующей парочке, что девочка только что выбралась из тяжелейшего состояния, ей необходим медицинский, больничный уход и продолжение интенсивного лечения.
Но кочегар вместе со своей супругой-буфетчицей знали, оказывается, клинику пневмонии лучше врача. Они выдвинули ультиматум: если не отдадите ребенка, мы его унесем сами (этаж был первый – углядеть невозможно!).
Сергеев чувствовал, что прощается с девчушкой на вечно. Ей уже запихали в рот грязными руками придурки-родители какие-то сладости. Конечно, дома начнется пьянка с друзьями кочегарами, про ребенка забудут, наплюют и нахаркают инфекта выше головы, займутся бесконтрольным блядством, – девочка обязательно отяжелеет и погибнет. Но нет еще таких прав у врача отбирать у родителей детей.
Как и предполагал Сергеев, девочку привезли в больницу через трое суток в состоянии, когда отсутствовали уже даже роговичные рефлексы, с пароксизмами по типу дыхания Чейна-Стокса.
Девочка была без сознания, видимо, достаточно много часов. Патронажная медицинская сестра еле достучалась, разбудила мать и отца – эту пьяную мразь. Только тогда они заметили состояние дочери; все прошедшие дни лекарств ребенку никто и не думал давать, кормили чем попадя.
Перед глазами Сергеева, на кушетке в приемном покое распласталось маленькое тельце девочки: грудка вздыбливалась конвульсиями не правильного дыхания, кожные покровы, лицо синие от кислородного голодания, тахикардия неудержимая, сердечный толчок виден простым глазом, без подсчета пульса.
Сергеев словно уже читал протокол предстоящего патологоанатомического вскрытия. Девочки оставались минуты жизни: тотальный отек легких, сплошь забитых воспалительным эксудатом, с гнойными пробками, амилоидоз почек, гипертрофия лимфатического аппарата. Конечно была сделана попытка оживить ребенка, помочь ему, но все это уже не могло принести положительного результата.