листовка ЦК отсутствует в западных и, видимо, советских
архивах22. По крайней мере советский историк В. И. Тетюшев,
получивший в свое время доступ к материалам Центрального партийного архива,
в своей статье о листовке не упоминает, а заимствует информацию из
"Социалистического вестника", причем цитирует "Запись" по "Социалистическому
вестнику", т. е в обратном переводе, а не по русскому
оригиналу23.
Ларина указывает, что "не позже начала осени Сталину уже было известно
о разговоре [между Бухариным и Каменевым] и его содержании" (с. 92).
Доказательством этому, по словам Лариной, служит то, что вбежавший, как ей
помнится, к Бухарину в дом с этой новостью чрезвычайно взволнованный Рыков
был в легком пальто и кепке. Если Ларина не ошибается, остается
предположить, что разговоров действительно было несколько. Может быть,
осенью 1928 года Сталин узнал о другом разговоре? Не исключено, однако, что
Лариной изменяет память; иначе трудно объяснить чем-либо, кроме крайней
беспринципности, тот факт, что Бухарин, тут же заподозривший Каменева в
доносительстве и обозвавший его "подлецом и предателем" еще ранней осенью
1928 года (с. 90), встречался с ним в декабре и январе снова и снова, как
свидетельствует документ от 20 марта 1929 года. Наконец, приходится
допустить,
что о разговоре (или разговорах) Бухарина с Каменевым знал достаточно
широкий круг партийного актива, включая Сталина. Вот что пишет об этом
Николаевский: "Вопрос о том, было ли ГПУ или Сталин тогда уже осведомлены о
беседе Бухарина с Каменевым, представляет большой интерес. Никаких указаний
на этот счет в литературе не имеется, если не считать заявления Луи Фишера
(в его воспоминаниях) о том, что он знал об этой встрече на следующий же
день: если было так много разговоров, то больше чем вероятно, что [и] Сталин
знал. [... ]. Тогда все поведение Сталина осенью 1928 г. приобретает особый
оттенок" 24.
Видимо, неправильно предполагать, что члены Политбюро не были склонны к
тайным встречам друг с другом или со своими сторонниками. Бухарин не был
здесь исключением. Он создал нечто вроде собственного секретариата из
нескольких своих учеников: Астрова, Слепкова, Марецкого, Стецкого,
Айхенвальда и др. Ларина справедливо указывает, что Сталин начал расправу с
с Бухариным с его "школки". Решение это Сталин принял не случайно Он знал,
что его собственная сила заключена в личном секретариате. И, заподозрив
Бухарина в создании такою же "секретариата". Сталин начал уничтожать этот
"секретариат". Встречи Бухарина с его сторонниками проходили еженедельно, по
четвергам, на квартире П. П. Постышева. Жена Постышева работала в Институте
Маркса и Энгельса, сочувствовала Бухарину. Сам Постышев больше жил в
Ленинграде и собрания проводились в его отсутствие. Бухарин приез-жал прямо
с заседаний Политбюро и сообщал о новостях. Ра-зумеется, это было лишь
подобие "секретариата"25.
Выпущенная 20 января 1929 года троцкистами листовка с "Записью" за
границу попала лишь в марте, уже после высылки Троцкого и прибытия его в
Турцию. Не похоже, что листовку вывозил сам Троцкий (в этом случае в его
архиве остались бы какие-нибудь на то указания, а их нет). Судя по всему,
Ларина самой листовки не видела, что неудивительно, так как листовка
является большой редкостью. Впечатление, однако, такое, что Ларина не видела
вообще никаких текстов "Записи" кроме, может быть, ксерокопии машинописного
текста из архи-ва Троцкого в Гарвардском университете26. Так,
Ларина пишет, что "Запись" была издана "20 января 1929 года в троцкистском
бюллетене, издававшемся за границей" (с. 92). Но в этот день была издана на
русском языке листовка троцкистов. В "Бюллетене оппозиции" Троцкого, который
начал выходить в июле 1929 года, был опубликован лишь документ от 20 марта.
"Троцкистских" бюллетеней в январе 1929 года еще не сущест-вовало: Троцкий
физически находился пока в пределах СССР.
Только 24 марта 1929 года германская левокоммунистическая газета
"Фольксвилле" (с известными оговорками мы можем назвать ее "троцкистской")
опубликовала на немецком языке "Запись", начиная со слов "Через час 11
июля..." и кончая фразой "Их надо спокойно выждать" (последняя фраза -- из
записки Каменева Зиновьеву, причем оба текста в германской газете были
объединены).
Это была не единственная публикация "Фольксвилле" такого рода. В ноябре
1929 года газета опубликовала рассказ одного из троцкистов о беседе с К. Б.
Радеком, имевшей место в июне того же года во время встречи на каком-то
вокзале по дороге в Москву, куда Радек возвращался из ссылки. По словам
троцкиста, Радек сказал следующее: "Положение в ЦК катастрофическое. Правые,
Бухарин--Томский, и центровики, Сталин--Молотов, подготовляются к арестам
противников [т. е. друг друга. -- Ю. Ф.]. [... ]. Блок правых и центра
распался, и против правых ведется ожесточенная борьба. Правые сильны. Их 16
голосов могут удвоиться и даже утроиться. В Москве нет хлеба. Недовольство
масс [... ]. Мы накануне крестьянских восстаний. Это положение вынуждает нас
во что бы ни стало вернуться в партию. Наше заявление будет исходить из
оценки общего положения в партии и констатирования раскола в оппозиции и
будет сопровождаться просьбой об обратном приеме в ВКП. [...] С Троцким мы
совершенно порвали [... ] Почему он опять вытащил перманентную революцию? А
если мы завтра сделаем новые уступки крестьянам, он снова будет пугать нас
мужиком и кричать о термидоре?"27
Таким образом, в самом факте публикации "частного разговора" ничего
необычного не было. Нужно добавить, что точно так же поступала и советская
пресса. Например, 15 января 1928 года "Правда" опубликовала перехваченные
ГПУ письма ссыльных троцкистов. Письма были помещены с соответствующей
вступительной статьей под названием "Подрывная работа троцкистов против
Коминтерна". Публикация в центральном партийном органе перехваченных ГПУ
документов сосланных противников не кажется высокоморальной даже по
стандартам партийных устоев того времени. Нелишне будет указать, что в это
время редактором "Правды" был Николай Иванович Бухарин.
29 марта 1929 года в шестом номере органа меньшевиков "Социалистический
вестник" был опубликован в переводе с немецкого текст заметки из германской
газеты "Фольксвилле". В "Социалистическом вестнике" эта публикация шла под
заголовком "Большевики о самих себе". Утверждение Лариной, будто в
"Социалистическом вестнике" опубликована "не копия первоначального
документа, а хорошо отредактированный текст,.
вполне способный сойти за личную запись "Каменева" (с. 99), лишний раз
подтверждает, что Ларина не читала предисловия редакции "Социалистического
вестника" к "Записи", где указано, что текст заимствован из немецкой газеты
"Фольксвилле". И это становится очевидным при сравнении немецкого и русского
(в переводе с немецкого) текстов с копией "Записи" из -архива Троцкого в
Гарвардском университете.
15-й пункт записи беседы Бухарина и Каменева, о Коминтерне, в
"Социалистическом вестнике" был опущен. Пункт этот, однако, был включен во
французское издание "Записи"28. Это означает, что французские
оппозиционеры-коммунисты также использовали немецкий текст или же
заимствованный у немцев русский оригинал, а не "Запись", опубликованную в
"Социалистическом вестнике". Русский оригинал листовки троцкистов с записью
разговора редакция "Социалистического вестника" получила где-то в апреле и
сообщила о ней читателям в No 7 от 4 мая 1929 года, опубликовав те части
листовки, которые не были напечатаны 29 марта в обратном переводе с
немецкого.
Так как листовка троцкистов попала в "Социалистический вестник" вместе
с копией документа от 20 марта 1929 года, газета опубликовала еще и выдержки
из этого документа, не подозревая, что автором его является Троцкий.
После издания "Записи" троцкистами, возможного переиздания листовки в
типографии ЦК и публикации в немецкой газете перепечатка документа в
меньшевистском органе была четвертой по счету. Трудно поэтому поверить, что
именно она и явилась "бомбой гигантской силы" и повредила Бухарину.
Заявление с объяснением по поводу разговора с Каменевым Бухарин направил в
Политбюро и Президиум ЦКК 30 января 1929 года. Резолюция объединенного
заседания Политбюро ЦК и Президиума ЦКК с осуждением действий Бухарина была
вынесена 9 февраля. И чем именно повредила Бухарину "перед апрельским
пленумом" 1929 года мартовская публикация в "Социалистическом вестнике", не
объясняет даже Ларина. Похоже, что ничем. По крайней мере о
"Социалистическом вестнике" на апрельском пленуме не вспоминали.
Сам собою напрашивается вопрос о том, почему, собственно, редакция
"Социалистического вестника", во главе которой стояли высланные советским
правительством меньшевики, являвшиеся открытыми политическими противниками и
Троцкого, и Сталина, и Бухарина, должна была воздерживаться от издания
документа, к тому же кем-то уже опубликованного. Можно подумать, что Бухарин
хоть раз в своей жизни исходил из интересов меньшевиков. Уже по этой причине
претензии Лариной
к "Социалистическому вестнику" по меньшей мере не обоснованы.
В конце февраля 1936 года Бухарин по постановлению Политбюро выехал в
заграничную командировку для организации покупки у германской
социал-демократической партии архивов нескольких немецких коммунистов,
прежде всего архива Карла Маркса. Германские социал-демократы, часть которых
после прихода Гитлера к власти эмигрировала во Францию, с одной стороны,
нуждались в деньгах, а с другой -- не считали, что архивы находятся во
Франции в безопасности. СДПГ приняла тогда решение предложить советскому
правительству купить архивы. Посредничать в этом деле должны были два
русских меньшевика -- Ф. И. Дан и Николаевский. Участие Николаевского было
не случайно. Он пользовался всеобщим уважением как журналист и историк,
репутация его как эксперта была бесспорна. Уже после прихода Гитлера к
власти Николаевский осуществил вывоз архивов из нацистской Германии во
Францию29. Понятно, что именно он и стал играть главную роль в
переговорах (которые, впрочем, не увенчались успехом)30.
Но собирателя архивов Николаевского интересовал, конечно же, и сам
Бухарин. Пользуясь формальным предлогом, обязанностью сопровождать Бухарина,
Николаевский следовал за ним почти неотступно31. Историк
Николаевский имел поразительную способность выуживать информацию из
"интервьюируемого" им человека. Так было и в случае с Бухариным. Хотел
Бухарин того или нет, но, неоднократно оказываясь с глазу на глаз с
Николаевским , он вынужден был отвечать на его многочисленные
вопросы32. Затем, оставаясь наедине с собой, Николаевский
записывал бухаринские ответы. Так родилась легендарная запись Николаевским
разговоров с Бухариным. Легендарная, поскольку, кроме Николаевского, этой
записи так никто и не видел. В конце 1936 года Николаевский уничтожил запись
из опасений, что она может быть выкрадена ГПУ и использована против
Бухарина33.
Вправе ли мы поверить Николаевскому в том, что он беседовал с
Бухариным, записал содержание разговоров, но уничтожил запись? Думается, что
да. Прежде всего нет никаких оснований обвинять Николаевского в
фальсификациях или преувеличениях34. И, наоборот, есть
многочисленные свидетельства тому, что Николаевский не гнался за сенсацией.
Здесь достаточно привести лишь один пример, имеющий отношение к Бухарину. В
самом начале 1941 года, в период советско-на-
цистского сотрудничества, Николаевский писал в одном из своих писем: "В
пятницу виделся с Оффи [...] [Он] рассказывал о своих беседах с Бухариным и
пр. (оказывается, Бухарин еще в 1935 г. предупреждал их, что Сталин тянет в
сторону союза с Германией!)"35.
Через двадцать четыре года Николаевский коснулся этой темы более
подробно: "Между прочим, в свое время Оффи, бывший секретарь [посла США в
СССР] Буллита, мне рассказывал, что у Буллита летом 1936 г., вскоре после
возвращения Бухарина из Парижа, была тайная встреча с Бухариным в поезде, по
пути в Петроград, во время которой Бухарин ему рассказал, что Сталин ведет
тайные переговоры с немцами. [... ] Я не писал об этом, так как меня
интересует не сенсация, а материал о Бухарине. Но должен сказать, что
Бухарин мне тогда [в 1936 году] говорил, что Сталин по вопросу о немцах
стоит в Политбюро на особо осторожной [прогерманской] позиции"36.
Об этой встрече Бухарина с Буллитом Николаевский ни разу не упомянул
публично. Нужно ли лучшее доказательство тому, что он умел хранить тайну.
Только в декабре 1965 года, незадолго до смерти, он опубликовал в журнале
"Социалистический вестник"37 воспоминания о беседах с Бухариным в
1936 году38. К воспоминаниям о Бухарине Николаевский подошел
очень серьезно. Именно поэтому работа продвигалась медленно. Тот факт, что
Николаевский был, по существу, последним из живших на Западе людей, которым
удалось достаточно откровенно разговаривать с Бухариным, арестованным вскоре
после возвращения из-за границы, вносил в работу еще и определенный
эмоциональный оттенок39, хотя результатом работы Николаевский
доволен не был. Ему все время казалось, что он рассказал не все и не так,
как следовало40.
Может быть, с середины 1965 года Николаевский чувствовал себя вправе
публиковать воспоминания о Бухарине еще и потому, что сама Ларина в мае
передала на Запад текст небольшого письма Бухарина, оставленного им перед
смертью, -- "К будущему поколению руководителей партии". 25 мая Эдвард
Кранкшоу напечатал это письмо в лондонском еженедельнике "Обзервер" и в
журнале "Нью-Йорк Джорнал-Американ". Через три дня письмо поместили в
немецкой газете "Цайт"41. Делать из своих воспоминаний тайну у
Николаевского более не было оснований. И он дал согласие на публикацию
"интервью".,
Ларина ставит под сомнение сам факт бесед Николаевского и Бухарина. Вот
что она пишет: "На процессе Бухарин вынужденно показал, что, находясь в 1936
году в Париже, вошел в соглашение с Николаевским, посвятил его в планы
заговорщиков [... ]. Тогда же, в марте 1938 года, Николаевский напечатал
заявление, в котором это опровергал: "Все без исключения мои встречи с
Бухариным, равно как и с другими членами комиссии (по покупке архива Маркса.
-- А. Л.), проходили в рамках именно этих переговоров. Ничего, хотя бы
отдаленно напоминающего переговоры политического характера, во время этих
встреч не происходило [...]. Но спустя почти три десятилетия в своих
воспоминаниях-интервью Николаевский вдруг поведал о разговорах с Бухариным
во время его командировки" (с. 273).
Неужели Ларина предполагает, что Николаевский в том же 1938 году должен
был поделиться с советским судом своими разговорами с Бухариным? Так мог бы
поступить только провокатор. Николаевский же терпеливо ждал смерти Сталина
Лишь после этого он начал упоминать в частных письмах (а не в статьях) о
беседах с Бухариным в 1936 году42.
Из мемуаров Лариной может сложиться впечатление, что во время
командировки она постоянно была с Бухариным: "Разговоры происходили в моем
присутствии и носили чисто деловой, официальный характер" (с. 42); "...Я
свидетель того, что переговоры с Николаевским носили деловой характер,
связанный только с командировкой. Лишь одна беседа имела политический
оттенок, однако Бухарин разговаривал с Николаевским как его идеологический
противник" (с. 184).
Однако Бухарин (и это признает сама Ларина) мог беседовать с
Николаевским до ее приезда в Париж, прежде всего во время поездок Бухарина в
Копенгаген и Амстердам, где находились части архива Маркса. Ларина пишет: "Я
не присутствовала при всех встречах Бухарина с Николаевским, поскольку
приехала в начале апреля43, а Н. И. [Бухарин] прибыл из
Амстердама в Париж примерно в середине марта. Но я была свидетелем всех
переговоров, происходивших после моего приезда" (с. 252). Следовательно,
большую часть командировки, с конца февраля до начала апреля, Бухарин провел
без Лариной
Когда умерли участники беседы (и лишь один из них оставил
воспоминания), доказать правильность или ошибочность сказанного часто бывает
невозможно. Ларина пытается сделать это в отношении интервью Николаевского.
Используемые ею выражения довольно грубы: "лжет" (с. 275), "беззастенчиво
извращает факты" 44 (с. 277), "строит свои фальсифицированные
воспоминания" (с. 278). "В заключение хочу рассказать о менее значительных в
политическом отношении эпизодах, придуманных Николаевским" (с. 281). И
Ларина описывает эпизод, на котором хотелось бы остановиться особо. Ларина
пишет: "Поражает сочиненный им [Николаевским] разговор о составлении
Конституции [...]. "Смотрите внимательно, -- якобы сказал Бухарин
Николаевскому, -- этим пером написана вся новая
Конституция [...]. (Он будто бы вытащил из кармана "вечное" перо и
показал его). [...] " Эти сведения -- плод фантазии Николаевского. [...]
Николай Иванович [... ] "вечного" пера не любил. В Париж эту ручку Бухарин
не возил и показывать Николаевскому не мог" (с. 281).
5 апреля 1936 года газета "Последние новости", выходящая и Париже,
писала в репортаже о лекции Бухарина: "Отчеканивая фразы, Бухарин машет
ручкой в такт или вытирает цветным носовым платком вспотевший лоб. Он
увлекается, пьет воду, запинается на трудных французских словах, забывает
про аудиторию и не видит, как в глубине зала сыплется вдруг дождь листовок и
вспыхивает шум. То манифестируют сторонники Троцкого, требующие освобождения
политических ссыльных [троцкистов]. Их быстро выгоняют из зала. Ничего не
заметив, докладчик, увлеченный собой, трясет бородкой и громким голосом
кончает под оглушительные аплодисменты публики:
-- Мы смотрим вперед, расковываем творческие силы человечества!
Л и это время на лестнице бьют троцкистов".
Так что "вечное" перо у Бухарина в Париже было с собой. По крайней мере
в этом Ларина ошиблась.
Еще один пример, более важный. Ларина категорически от-рицает (с. 282)
рассказ Николаевского о свидании Бухарина в Париже с Ф. Н. Езерской,
предложившей Бухарину не возвращаться в СССР. В одном из своих писем
Николаевский пишет:
"С Бухариным тогда велись разговоры о том, чтобы он остался за границей
для издания международного органа "пра-вых". Вела их с ним Езерская, бывшая
секретарь Розы Люксембург (ее имя вспоминает Бухарин в "Немецком октябре").
Ее Бухарин знал хорошо и к ней относился с доверием -- Езерская мне тогда же
обо всем рассказывала, и я хорошо помню, как она резюмировала итоговые
замечания Бухарина: я не могу жить без Советского Союза. Он действительно
знал о многих подвигах Сталина, но считал для себя невозможным уйти с поля
борьбы, тем более что положение он отнюдь не считал безнадежным, так как в
Политбюро Сталин еще не имел большин-ства (требование Вышинского на процессе
Зиновьева о суде над Бухариным было отклонено Политбюро)"45.
Между тем с Езерской Бухарин был знаком настолько хорошо, что разговоры
их могли носить очень откровенный характер. Вот что писала Езерская в письме
Николаевскому в 1942 году: "Бухарин в Берлине в 1930 г. (когда он
возвращался из Англии с конгресса научных деятелей. -- Ю. Ф.) уговаривал
меня пойти обратно в компартию. Я ему долго разъясняла, что
вне партии я больше могу сделать, чем внутри, и он согласился, что это
так [... ], но что вне партии бороться трудно. В конце концов он уже не так
настаивал"46.
Если Бухарин в 1930 году мог советовать Езерской вернуться в германскую
компартию, то почему бы Езерской в 1936-м не посоветовать Бухарину остаться
в Париже?
Наконец, Ларина обвиняет Николаевского в провокации и фальсификации еще
и на основании сравнения ею текстов интервью и статьи "Из письма старого
большевика", опубликованной Николаевским в декабре 1936 -- январе 1937 года
в "Социалистическом вестнике"47. Однако статья, автором которой
действительно был Николаевский, не публиковалась им с провокационной целью,
как утверждает Ларина. Ее напечатали анонимно, внешне придав все возможные
атрибуты, указывающие на то, что материал получен из СССР, а не составлен за
границей. По мнению Лариной, Николаевский специально написал "письмо" так,
чтобы в "старом большевике" читатель заподозрил Бухарина. Сам Николаевский,
однако, пишет иначе. Он указывает, что использовал в статье "многие из
рассказов Бухарина", но не более48.
Во всем, что касалось Бухарина, Николаевский был куда осторожнее и
предупредительнее, чем это кажется Лариной. И не меньшевики, на долю которых
пришлось так много критики в мемуарах Лариной, виноваты в гибели ее мужа, а
совсем другая партия, совсем иная система. Удивительно, что для этой критики
в мемуарах Лариной не нашлось места. Неужели же и сегодня можно
предполагать, что во всем был виноват один Сталин?
ПРИМЕЧАНИЯ
О характере фракционной борьбы в то время дают некоторое пред
ставление следующие сборники документов: Троцкий Л. Портреты револю
ционеров Сост. Ю. Фельштинский. Изд. Чалидзе, США, 1988; Архив Троц
кого. Коммунистическая оппозиция в СССР, 1923--1927, 4 тт. Ред.-сост.
Ю Фельштинский. М., "Терра", 1990.
См. Приложение 1.
Архив Гуверовского института, коллекция Б. И. Николаевского [да
лее: АГИН], ящик 508, папка 2. Письмо Николаевского Н В Валентинову
(Вольскому) от 2 мая 1956, 1 л. Николаевский написал об этом в связи с
приговором "шахтинцам". Согласно "Записи" Сталин высказался против
смертной казни, а "правые", во главе с Бухариным, Рыковым и М. И. Том
ским, -- за. Валентинову, старому социал-демократу, симпатизировавшему,
конечно же, расстрелянному Бухарину, а не Сталину, в это было трудно по
верить: "О Шахтинском деле я слыхал от Рыкова, -- пишет он Николаев
скому.-- В беседе Бухарина с Каменевым есть большая ошибка. Бухарин
указывал, что Сталин был против расстрела "шахтинских" вредителей, а
они
за. Тут большая путаница" (АГИН, ящ. 508, п. 2. Письмо Валентинова Ни
колаевскому от 25 апреля 1956, с. 1). На это Николаевский ответил, что
Бухарин правильность записи подтвердил, объясняя жесткую позицию пра
вых тем, что "там ведь вплетался вопрос о немцах, которых расстреливать
Сталин ни в коем случае не хотел" (АГИН, ящ. 508, п. 2. Письмо Никола
евского Валентинову от 2 мая 1956, 1 л.), т. е. намекая на связи
Сталина
и советского правительства с немецкой военной разведкой и армией.
См. АГИН, ящ. 504, п. 34. Письмо Николаевского от 11 мая 1961,
1 л. Историю беседы Бухарина с Каменевым Николаевский собирался опуб
ликовать в 1964 году в подготавливаемом им к печати историческом сбор
нике (АГИН, ящ. 510, п. 1). Но сборник так и не был издан. В 1965 году
Николаевский все еще собирал материалы для публикации (см. Архив Меж
дународного института социальной истории в Амстердаме [далее АМИСИ],
коллекция С. Эстрина, п. 65. Письмо Николаевского М. Шахтману от 1 ян
варя 1965, 1 л.).
"Как имя секретаря Каменева, который передал троцкистам копию
этой записи?" -- спрашивал Николаевский в одном из писем (АГИН, ящик
472, п. 32. Письмо Николаевского И. М. Бергеру от 6 июля 1961, 1 л.). В
ответном письме, от 26 сентября 1961, Бергер о секретаре Каменева
ничего
не пишет.
В архиве Троцкого находятся и некоторые другие документы, адре
сованные не Троцкому. К ним можно отнести, например, письмо М. Фрум-
кина, заместителя наркома финансов, "Всем членам и кандидатам Полит
бюро, тов. Бауману и тов. И. В. Сталину", с грифом "Секретно" от 15
июня
1928 (см. Приложение 4).
См. АГИН, ящ. 519, п. 30. Комментарии Николаевского к книге
Л Шапиро. 1958 год. Гл. 12, с. 7.
Так и произошло, хотя не стоит приписывать эту заслугу Троцкому,
а причину "ссоры" Сталина с "правыми" искать в одной лишь неосторожной
беседе Каменева и Бухарина.
"Я перенеслась в обстановку этих последних дней "рукопашной" -
писала позднее в одном из своих писем Н. И. Седова, -- |... ] вижу,
вижу
все с ясностью вчерашнего дня, слышу телефонный разговор Л. Д. с Буха
риным-- голос его [Троцкого], страстное негодование -- отъезд в Aлмa-
Ату..." (АМИСИ, коллекция Сары Якобс-Вебер, письмо Н. И. Седовой-Тюц-
кой от 29 февраля 1960).
"Очень интересно выходит с беседой Бухарина с Каменевым, -- пи
шет Николаевский бывшему руководителю французской компартии Б. К Су-
варину в письме от 9 сентября 1958 года. -- Нашел запись рассказа Л Л.
[Седова] о том, как отец его [Троцкий] дал приказ публиковать" (АМПСИ,
коллекция Суварина. Письмо Николаевского Суварину от 9 сентября 1958-
года).
У Троцкого упоминание о разговоре Бухарина с Каменевым содер
жится в письме от 21 октября 1928 года. Из этого следует, что "Запись"
была получена им до 21 октября [Троцкий в Алма-Ате. Десять писем Троц
кого. Публ. Ю. Фельштинского. -- Время и мы (Нью-Йорк), No 90, 1086,.
с. 188].
"Кое-что мне рассказал в свое время Лев Львович [Седов], -- писал
Николаевский Седовой, -- но я тогда его рассказ не записал [... ]. Кто
точно
прислал эту запись в Алма-Ата? Когда она была там получена? У меня в
памяти это получение связано с осенью, а печатная листовка с этим
текстом
была выпущена в январе. Выходило, что печатание задерживали, а Л Д.
[Троцкий] из ссылки настаивал. Верно это?" (АГИН, ящ. 628, п. 13,
Письмо
архивах22. По крайней мере советский историк В. И. Тетюшев,
получивший в свое время доступ к материалам Центрального партийного архива,
в своей статье о листовке не упоминает, а заимствует информацию из
"Социалистического вестника", причем цитирует "Запись" по "Социалистическому
вестнику", т. е в обратном переводе, а не по русскому
оригиналу23.
Ларина указывает, что "не позже начала осени Сталину уже было известно
о разговоре [между Бухариным и Каменевым] и его содержании" (с. 92).
Доказательством этому, по словам Лариной, служит то, что вбежавший, как ей
помнится, к Бухарину в дом с этой новостью чрезвычайно взволнованный Рыков
был в легком пальто и кепке. Если Ларина не ошибается, остается
предположить, что разговоров действительно было несколько. Может быть,
осенью 1928 года Сталин узнал о другом разговоре? Не исключено, однако, что
Лариной изменяет память; иначе трудно объяснить чем-либо, кроме крайней
беспринципности, тот факт, что Бухарин, тут же заподозривший Каменева в
доносительстве и обозвавший его "подлецом и предателем" еще ранней осенью
1928 года (с. 90), встречался с ним в декабре и январе снова и снова, как
свидетельствует документ от 20 марта 1929 года. Наконец, приходится
допустить,
что о разговоре (или разговорах) Бухарина с Каменевым знал достаточно
широкий круг партийного актива, включая Сталина. Вот что пишет об этом
Николаевский: "Вопрос о том, было ли ГПУ или Сталин тогда уже осведомлены о
беседе Бухарина с Каменевым, представляет большой интерес. Никаких указаний
на этот счет в литературе не имеется, если не считать заявления Луи Фишера
(в его воспоминаниях) о том, что он знал об этой встрече на следующий же
день: если было так много разговоров, то больше чем вероятно, что [и] Сталин
знал. [... ]. Тогда все поведение Сталина осенью 1928 г. приобретает особый
оттенок" 24.
Видимо, неправильно предполагать, что члены Политбюро не были склонны к
тайным встречам друг с другом или со своими сторонниками. Бухарин не был
здесь исключением. Он создал нечто вроде собственного секретариата из
нескольких своих учеников: Астрова, Слепкова, Марецкого, Стецкого,
Айхенвальда и др. Ларина справедливо указывает, что Сталин начал расправу с
с Бухариным с его "школки". Решение это Сталин принял не случайно Он знал,
что его собственная сила заключена в личном секретариате. И, заподозрив
Бухарина в создании такою же "секретариата". Сталин начал уничтожать этот
"секретариат". Встречи Бухарина с его сторонниками проходили еженедельно, по
четвергам, на квартире П. П. Постышева. Жена Постышева работала в Институте
Маркса и Энгельса, сочувствовала Бухарину. Сам Постышев больше жил в
Ленинграде и собрания проводились в его отсутствие. Бухарин приез-жал прямо
с заседаний Политбюро и сообщал о новостях. Ра-зумеется, это было лишь
подобие "секретариата"25.
Выпущенная 20 января 1929 года троцкистами листовка с "Записью" за
границу попала лишь в марте, уже после высылки Троцкого и прибытия его в
Турцию. Не похоже, что листовку вывозил сам Троцкий (в этом случае в его
архиве остались бы какие-нибудь на то указания, а их нет). Судя по всему,
Ларина самой листовки не видела, что неудивительно, так как листовка
является большой редкостью. Впечатление, однако, такое, что Ларина не видела
вообще никаких текстов "Записи" кроме, может быть, ксерокопии машинописного
текста из архи-ва Троцкого в Гарвардском университете26. Так,
Ларина пишет, что "Запись" была издана "20 января 1929 года в троцкистском
бюллетене, издававшемся за границей" (с. 92). Но в этот день была издана на
русском языке листовка троцкистов. В "Бюллетене оппозиции" Троцкого, который
начал выходить в июле 1929 года, был опубликован лишь документ от 20 марта.
"Троцкистских" бюллетеней в январе 1929 года еще не сущест-вовало: Троцкий
физически находился пока в пределах СССР.
Только 24 марта 1929 года германская левокоммунистическая газета
"Фольксвилле" (с известными оговорками мы можем назвать ее "троцкистской")
опубликовала на немецком языке "Запись", начиная со слов "Через час 11
июля..." и кончая фразой "Их надо спокойно выждать" (последняя фраза -- из
записки Каменева Зиновьеву, причем оба текста в германской газете были
объединены).
Это была не единственная публикация "Фольксвилле" такого рода. В ноябре
1929 года газета опубликовала рассказ одного из троцкистов о беседе с К. Б.
Радеком, имевшей место в июне того же года во время встречи на каком-то
вокзале по дороге в Москву, куда Радек возвращался из ссылки. По словам
троцкиста, Радек сказал следующее: "Положение в ЦК катастрофическое. Правые,
Бухарин--Томский, и центровики, Сталин--Молотов, подготовляются к арестам
противников [т. е. друг друга. -- Ю. Ф.]. [... ]. Блок правых и центра
распался, и против правых ведется ожесточенная борьба. Правые сильны. Их 16
голосов могут удвоиться и даже утроиться. В Москве нет хлеба. Недовольство
масс [... ]. Мы накануне крестьянских восстаний. Это положение вынуждает нас
во что бы ни стало вернуться в партию. Наше заявление будет исходить из
оценки общего положения в партии и констатирования раскола в оппозиции и
будет сопровождаться просьбой об обратном приеме в ВКП. [...] С Троцким мы
совершенно порвали [... ] Почему он опять вытащил перманентную революцию? А
если мы завтра сделаем новые уступки крестьянам, он снова будет пугать нас
мужиком и кричать о термидоре?"27
Таким образом, в самом факте публикации "частного разговора" ничего
необычного не было. Нужно добавить, что точно так же поступала и советская
пресса. Например, 15 января 1928 года "Правда" опубликовала перехваченные
ГПУ письма ссыльных троцкистов. Письма были помещены с соответствующей
вступительной статьей под названием "Подрывная работа троцкистов против
Коминтерна". Публикация в центральном партийном органе перехваченных ГПУ
документов сосланных противников не кажется высокоморальной даже по
стандартам партийных устоев того времени. Нелишне будет указать, что в это
время редактором "Правды" был Николай Иванович Бухарин.
29 марта 1929 года в шестом номере органа меньшевиков "Социалистический
вестник" был опубликован в переводе с немецкого текст заметки из германской
газеты "Фольксвилле". В "Социалистическом вестнике" эта публикация шла под
заголовком "Большевики о самих себе". Утверждение Лариной, будто в
"Социалистическом вестнике" опубликована "не копия первоначального
документа, а хорошо отредактированный текст,.
вполне способный сойти за личную запись "Каменева" (с. 99), лишний раз
подтверждает, что Ларина не читала предисловия редакции "Социалистического
вестника" к "Записи", где указано, что текст заимствован из немецкой газеты
"Фольксвилле". И это становится очевидным при сравнении немецкого и русского
(в переводе с немецкого) текстов с копией "Записи" из -архива Троцкого в
Гарвардском университете.
15-й пункт записи беседы Бухарина и Каменева, о Коминтерне, в
"Социалистическом вестнике" был опущен. Пункт этот, однако, был включен во
французское издание "Записи"28. Это означает, что французские
оппозиционеры-коммунисты также использовали немецкий текст или же
заимствованный у немцев русский оригинал, а не "Запись", опубликованную в
"Социалистическом вестнике". Русский оригинал листовки троцкистов с записью
разговора редакция "Социалистического вестника" получила где-то в апреле и
сообщила о ней читателям в No 7 от 4 мая 1929 года, опубликовав те части
листовки, которые не были напечатаны 29 марта в обратном переводе с
немецкого.
Так как листовка троцкистов попала в "Социалистический вестник" вместе
с копией документа от 20 марта 1929 года, газета опубликовала еще и выдержки
из этого документа, не подозревая, что автором его является Троцкий.
После издания "Записи" троцкистами, возможного переиздания листовки в
типографии ЦК и публикации в немецкой газете перепечатка документа в
меньшевистском органе была четвертой по счету. Трудно поэтому поверить, что
именно она и явилась "бомбой гигантской силы" и повредила Бухарину.
Заявление с объяснением по поводу разговора с Каменевым Бухарин направил в
Политбюро и Президиум ЦКК 30 января 1929 года. Резолюция объединенного
заседания Политбюро ЦК и Президиума ЦКК с осуждением действий Бухарина была
вынесена 9 февраля. И чем именно повредила Бухарину "перед апрельским
пленумом" 1929 года мартовская публикация в "Социалистическом вестнике", не
объясняет даже Ларина. Похоже, что ничем. По крайней мере о
"Социалистическом вестнике" на апрельском пленуме не вспоминали.
Сам собою напрашивается вопрос о том, почему, собственно, редакция
"Социалистического вестника", во главе которой стояли высланные советским
правительством меньшевики, являвшиеся открытыми политическими противниками и
Троцкого, и Сталина, и Бухарина, должна была воздерживаться от издания
документа, к тому же кем-то уже опубликованного. Можно подумать, что Бухарин
хоть раз в своей жизни исходил из интересов меньшевиков. Уже по этой причине
претензии Лариной
к "Социалистическому вестнику" по меньшей мере не обоснованы.
В конце февраля 1936 года Бухарин по постановлению Политбюро выехал в
заграничную командировку для организации покупки у германской
социал-демократической партии архивов нескольких немецких коммунистов,
прежде всего архива Карла Маркса. Германские социал-демократы, часть которых
после прихода Гитлера к власти эмигрировала во Францию, с одной стороны,
нуждались в деньгах, а с другой -- не считали, что архивы находятся во
Франции в безопасности. СДПГ приняла тогда решение предложить советскому
правительству купить архивы. Посредничать в этом деле должны были два
русских меньшевика -- Ф. И. Дан и Николаевский. Участие Николаевского было
не случайно. Он пользовался всеобщим уважением как журналист и историк,
репутация его как эксперта была бесспорна. Уже после прихода Гитлера к
власти Николаевский осуществил вывоз архивов из нацистской Германии во
Францию29. Понятно, что именно он и стал играть главную роль в
переговорах (которые, впрочем, не увенчались успехом)30.
Но собирателя архивов Николаевского интересовал, конечно же, и сам
Бухарин. Пользуясь формальным предлогом, обязанностью сопровождать Бухарина,
Николаевский следовал за ним почти неотступно31. Историк
Николаевский имел поразительную способность выуживать информацию из
"интервьюируемого" им человека. Так было и в случае с Бухариным. Хотел
Бухарин того или нет, но, неоднократно оказываясь с глазу на глаз с
Николаевским , он вынужден был отвечать на его многочисленные
вопросы32. Затем, оставаясь наедине с собой, Николаевский
записывал бухаринские ответы. Так родилась легендарная запись Николаевским
разговоров с Бухариным. Легендарная, поскольку, кроме Николаевского, этой
записи так никто и не видел. В конце 1936 года Николаевский уничтожил запись
из опасений, что она может быть выкрадена ГПУ и использована против
Бухарина33.
Вправе ли мы поверить Николаевскому в том, что он беседовал с
Бухариным, записал содержание разговоров, но уничтожил запись? Думается, что
да. Прежде всего нет никаких оснований обвинять Николаевского в
фальсификациях или преувеличениях34. И, наоборот, есть
многочисленные свидетельства тому, что Николаевский не гнался за сенсацией.
Здесь достаточно привести лишь один пример, имеющий отношение к Бухарину. В
самом начале 1941 года, в период советско-на-
цистского сотрудничества, Николаевский писал в одном из своих писем: "В
пятницу виделся с Оффи [...] [Он] рассказывал о своих беседах с Бухариным и
пр. (оказывается, Бухарин еще в 1935 г. предупреждал их, что Сталин тянет в
сторону союза с Германией!)"35.
Через двадцать четыре года Николаевский коснулся этой темы более
подробно: "Между прочим, в свое время Оффи, бывший секретарь [посла США в
СССР] Буллита, мне рассказывал, что у Буллита летом 1936 г., вскоре после
возвращения Бухарина из Парижа, была тайная встреча с Бухариным в поезде, по
пути в Петроград, во время которой Бухарин ему рассказал, что Сталин ведет
тайные переговоры с немцами. [... ] Я не писал об этом, так как меня
интересует не сенсация, а материал о Бухарине. Но должен сказать, что
Бухарин мне тогда [в 1936 году] говорил, что Сталин по вопросу о немцах
стоит в Политбюро на особо осторожной [прогерманской] позиции"36.
Об этой встрече Бухарина с Буллитом Николаевский ни разу не упомянул
публично. Нужно ли лучшее доказательство тому, что он умел хранить тайну.
Только в декабре 1965 года, незадолго до смерти, он опубликовал в журнале
"Социалистический вестник"37 воспоминания о беседах с Бухариным в
1936 году38. К воспоминаниям о Бухарине Николаевский подошел
очень серьезно. Именно поэтому работа продвигалась медленно. Тот факт, что
Николаевский был, по существу, последним из живших на Западе людей, которым
удалось достаточно откровенно разговаривать с Бухариным, арестованным вскоре
после возвращения из-за границы, вносил в работу еще и определенный
эмоциональный оттенок39, хотя результатом работы Николаевский
доволен не был. Ему все время казалось, что он рассказал не все и не так,
как следовало40.
Может быть, с середины 1965 года Николаевский чувствовал себя вправе
публиковать воспоминания о Бухарине еще и потому, что сама Ларина в мае
передала на Запад текст небольшого письма Бухарина, оставленного им перед
смертью, -- "К будущему поколению руководителей партии". 25 мая Эдвард
Кранкшоу напечатал это письмо в лондонском еженедельнике "Обзервер" и в
журнале "Нью-Йорк Джорнал-Американ". Через три дня письмо поместили в
немецкой газете "Цайт"41. Делать из своих воспоминаний тайну у
Николаевского более не было оснований. И он дал согласие на публикацию
"интервью".,
Ларина ставит под сомнение сам факт бесед Николаевского и Бухарина. Вот
что она пишет: "На процессе Бухарин вынужденно показал, что, находясь в 1936
году в Париже, вошел в соглашение с Николаевским, посвятил его в планы
заговорщиков [... ]. Тогда же, в марте 1938 года, Николаевский напечатал
заявление, в котором это опровергал: "Все без исключения мои встречи с
Бухариным, равно как и с другими членами комиссии (по покупке архива Маркса.
-- А. Л.), проходили в рамках именно этих переговоров. Ничего, хотя бы
отдаленно напоминающего переговоры политического характера, во время этих
встреч не происходило [...]. Но спустя почти три десятилетия в своих
воспоминаниях-интервью Николаевский вдруг поведал о разговорах с Бухариным
во время его командировки" (с. 273).
Неужели Ларина предполагает, что Николаевский в том же 1938 году должен
был поделиться с советским судом своими разговорами с Бухариным? Так мог бы
поступить только провокатор. Николаевский же терпеливо ждал смерти Сталина
Лишь после этого он начал упоминать в частных письмах (а не в статьях) о
беседах с Бухариным в 1936 году42.
Из мемуаров Лариной может сложиться впечатление, что во время
командировки она постоянно была с Бухариным: "Разговоры происходили в моем
присутствии и носили чисто деловой, официальный характер" (с. 42); "...Я
свидетель того, что переговоры с Николаевским носили деловой характер,
связанный только с командировкой. Лишь одна беседа имела политический
оттенок, однако Бухарин разговаривал с Николаевским как его идеологический
противник" (с. 184).
Однако Бухарин (и это признает сама Ларина) мог беседовать с
Николаевским до ее приезда в Париж, прежде всего во время поездок Бухарина в
Копенгаген и Амстердам, где находились части архива Маркса. Ларина пишет: "Я
не присутствовала при всех встречах Бухарина с Николаевским, поскольку
приехала в начале апреля43, а Н. И. [Бухарин] прибыл из
Амстердама в Париж примерно в середине марта. Но я была свидетелем всех
переговоров, происходивших после моего приезда" (с. 252). Следовательно,
большую часть командировки, с конца февраля до начала апреля, Бухарин провел
без Лариной
Когда умерли участники беседы (и лишь один из них оставил
воспоминания), доказать правильность или ошибочность сказанного часто бывает
невозможно. Ларина пытается сделать это в отношении интервью Николаевского.
Используемые ею выражения довольно грубы: "лжет" (с. 275), "беззастенчиво
извращает факты" 44 (с. 277), "строит свои фальсифицированные
воспоминания" (с. 278). "В заключение хочу рассказать о менее значительных в
политическом отношении эпизодах, придуманных Николаевским" (с. 281). И
Ларина описывает эпизод, на котором хотелось бы остановиться особо. Ларина
пишет: "Поражает сочиненный им [Николаевским] разговор о составлении
Конституции [...]. "Смотрите внимательно, -- якобы сказал Бухарин
Николаевскому, -- этим пером написана вся новая
Конституция [...]. (Он будто бы вытащил из кармана "вечное" перо и
показал его). [...] " Эти сведения -- плод фантазии Николаевского. [...]
Николай Иванович [... ] "вечного" пера не любил. В Париж эту ручку Бухарин
не возил и показывать Николаевскому не мог" (с. 281).
5 апреля 1936 года газета "Последние новости", выходящая и Париже,
писала в репортаже о лекции Бухарина: "Отчеканивая фразы, Бухарин машет
ручкой в такт или вытирает цветным носовым платком вспотевший лоб. Он
увлекается, пьет воду, запинается на трудных французских словах, забывает
про аудиторию и не видит, как в глубине зала сыплется вдруг дождь листовок и
вспыхивает шум. То манифестируют сторонники Троцкого, требующие освобождения
политических ссыльных [троцкистов]. Их быстро выгоняют из зала. Ничего не
заметив, докладчик, увлеченный собой, трясет бородкой и громким голосом
кончает под оглушительные аплодисменты публики:
-- Мы смотрим вперед, расковываем творческие силы человечества!
Л и это время на лестнице бьют троцкистов".
Так что "вечное" перо у Бухарина в Париже было с собой. По крайней мере
в этом Ларина ошиблась.
Еще один пример, более важный. Ларина категорически от-рицает (с. 282)
рассказ Николаевского о свидании Бухарина в Париже с Ф. Н. Езерской,
предложившей Бухарину не возвращаться в СССР. В одном из своих писем
Николаевский пишет:
"С Бухариным тогда велись разговоры о том, чтобы он остался за границей
для издания международного органа "пра-вых". Вела их с ним Езерская, бывшая
секретарь Розы Люксембург (ее имя вспоминает Бухарин в "Немецком октябре").
Ее Бухарин знал хорошо и к ней относился с доверием -- Езерская мне тогда же
обо всем рассказывала, и я хорошо помню, как она резюмировала итоговые
замечания Бухарина: я не могу жить без Советского Союза. Он действительно
знал о многих подвигах Сталина, но считал для себя невозможным уйти с поля
борьбы, тем более что положение он отнюдь не считал безнадежным, так как в
Политбюро Сталин еще не имел большин-ства (требование Вышинского на процессе
Зиновьева о суде над Бухариным было отклонено Политбюро)"45.
Между тем с Езерской Бухарин был знаком настолько хорошо, что разговоры
их могли носить очень откровенный характер. Вот что писала Езерская в письме
Николаевскому в 1942 году: "Бухарин в Берлине в 1930 г. (когда он
возвращался из Англии с конгресса научных деятелей. -- Ю. Ф.) уговаривал
меня пойти обратно в компартию. Я ему долго разъясняла, что
вне партии я больше могу сделать, чем внутри, и он согласился, что это
так [... ], но что вне партии бороться трудно. В конце концов он уже не так
настаивал"46.
Если Бухарин в 1930 году мог советовать Езерской вернуться в германскую
компартию, то почему бы Езерской в 1936-м не посоветовать Бухарину остаться
в Париже?
Наконец, Ларина обвиняет Николаевского в провокации и фальсификации еще
и на основании сравнения ею текстов интервью и статьи "Из письма старого
большевика", опубликованной Николаевским в декабре 1936 -- январе 1937 года
в "Социалистическом вестнике"47. Однако статья, автором которой
действительно был Николаевский, не публиковалась им с провокационной целью,
как утверждает Ларина. Ее напечатали анонимно, внешне придав все возможные
атрибуты, указывающие на то, что материал получен из СССР, а не составлен за
границей. По мнению Лариной, Николаевский специально написал "письмо" так,
чтобы в "старом большевике" читатель заподозрил Бухарина. Сам Николаевский,
однако, пишет иначе. Он указывает, что использовал в статье "многие из
рассказов Бухарина", но не более48.
Во всем, что касалось Бухарина, Николаевский был куда осторожнее и
предупредительнее, чем это кажется Лариной. И не меньшевики, на долю которых
пришлось так много критики в мемуарах Лариной, виноваты в гибели ее мужа, а
совсем другая партия, совсем иная система. Удивительно, что для этой критики
в мемуарах Лариной не нашлось места. Неужели же и сегодня можно
предполагать, что во всем был виноват один Сталин?
ПРИМЕЧАНИЯ
О характере фракционной борьбы в то время дают некоторое пред
ставление следующие сборники документов: Троцкий Л. Портреты револю
ционеров Сост. Ю. Фельштинский. Изд. Чалидзе, США, 1988; Архив Троц
кого. Коммунистическая оппозиция в СССР, 1923--1927, 4 тт. Ред.-сост.
Ю Фельштинский. М., "Терра", 1990.
См. Приложение 1.
Архив Гуверовского института, коллекция Б. И. Николаевского [да
лее: АГИН], ящик 508, папка 2. Письмо Николаевского Н В Валентинову
(Вольскому) от 2 мая 1956, 1 л. Николаевский написал об этом в связи с
приговором "шахтинцам". Согласно "Записи" Сталин высказался против
смертной казни, а "правые", во главе с Бухариным, Рыковым и М. И. Том
ским, -- за. Валентинову, старому социал-демократу, симпатизировавшему,
конечно же, расстрелянному Бухарину, а не Сталину, в это было трудно по
верить: "О Шахтинском деле я слыхал от Рыкова, -- пишет он Николаев
скому.-- В беседе Бухарина с Каменевым есть большая ошибка. Бухарин
указывал, что Сталин был против расстрела "шахтинских" вредителей, а
они
за. Тут большая путаница" (АГИН, ящ. 508, п. 2. Письмо Валентинова Ни
колаевскому от 25 апреля 1956, с. 1). На это Николаевский ответил, что
Бухарин правильность записи подтвердил, объясняя жесткую позицию пра
вых тем, что "там ведь вплетался вопрос о немцах, которых расстреливать
Сталин ни в коем случае не хотел" (АГИН, ящ. 508, п. 2. Письмо Никола
евского Валентинову от 2 мая 1956, 1 л.), т. е. намекая на связи
Сталина
и советского правительства с немецкой военной разведкой и армией.
См. АГИН, ящ. 504, п. 34. Письмо Николаевского от 11 мая 1961,
1 л. Историю беседы Бухарина с Каменевым Николаевский собирался опуб
ликовать в 1964 году в подготавливаемом им к печати историческом сбор
нике (АГИН, ящ. 510, п. 1). Но сборник так и не был издан. В 1965 году
Николаевский все еще собирал материалы для публикации (см. Архив Меж
дународного института социальной истории в Амстердаме [далее АМИСИ],
коллекция С. Эстрина, п. 65. Письмо Николаевского М. Шахтману от 1 ян
варя 1965, 1 л.).
"Как имя секретаря Каменева, который передал троцкистам копию
этой записи?" -- спрашивал Николаевский в одном из писем (АГИН, ящик
472, п. 32. Письмо Николаевского И. М. Бергеру от 6 июля 1961, 1 л.). В
ответном письме, от 26 сентября 1961, Бергер о секретаре Каменева
ничего
не пишет.
В архиве Троцкого находятся и некоторые другие документы, адре
сованные не Троцкому. К ним можно отнести, например, письмо М. Фрум-
кина, заместителя наркома финансов, "Всем членам и кандидатам Полит
бюро, тов. Бауману и тов. И. В. Сталину", с грифом "Секретно" от 15
июня
1928 (см. Приложение 4).
См. АГИН, ящ. 519, п. 30. Комментарии Николаевского к книге
Л Шапиро. 1958 год. Гл. 12, с. 7.
Так и произошло, хотя не стоит приписывать эту заслугу Троцкому,
а причину "ссоры" Сталина с "правыми" искать в одной лишь неосторожной
беседе Каменева и Бухарина.
"Я перенеслась в обстановку этих последних дней "рукопашной" -
писала позднее в одном из своих писем Н. И. Седова, -- |... ] вижу,
вижу
все с ясностью вчерашнего дня, слышу телефонный разговор Л. Д. с Буха
риным-- голос его [Троцкого], страстное негодование -- отъезд в Aлмa-
Ату..." (АМИСИ, коллекция Сары Якобс-Вебер, письмо Н. И. Седовой-Тюц-
кой от 29 февраля 1960).
"Очень интересно выходит с беседой Бухарина с Каменевым, -- пи
шет Николаевский бывшему руководителю французской компартии Б. К Су-
варину в письме от 9 сентября 1958 года. -- Нашел запись рассказа Л Л.
[Седова] о том, как отец его [Троцкий] дал приказ публиковать" (АМПСИ,
коллекция Суварина. Письмо Николаевского Суварину от 9 сентября 1958-
года).
У Троцкого упоминание о разговоре Бухарина с Каменевым содер
жится в письме от 21 октября 1928 года. Из этого следует, что "Запись"
была получена им до 21 октября [Троцкий в Алма-Ате. Десять писем Троц
кого. Публ. Ю. Фельштинского. -- Время и мы (Нью-Йорк), No 90, 1086,.
с. 188].
"Кое-что мне рассказал в свое время Лев Львович [Седов], -- писал
Николаевский Седовой, -- но я тогда его рассказ не записал [... ]. Кто
точно
прислал эту запись в Алма-Ата? Когда она была там получена? У меня в
памяти это получение связано с осенью, а печатная листовка с этим
текстом
была выпущена в январе. Выходило, что печатание задерживали, а Л Д.
[Троцкий] из ссылки настаивал. Верно это?" (АГИН, ящ. 628, п. 13,
Письмо