Неприятное чувство осело в душе Ифтаха, когда он увидел, что его людей удивляет прибытие посольской делегации. Безусловно, новость уже долетела и до Мицпе - путешествие столь представительной делегации не скроешь.
   Он до сих пор не рассказал Ктуре и Яале о разговоре с Нахашем. И это особенно угнетало его. Собравшись с духом, Ифтах сухо сообщил жене, что царь Аммона хочет женить своего сына на Яале. Серые глаза Ктуры засияли восторженным удивлением. Сын царя, избранника Милькома, добивается руки eё дочери!..
   Сначала Ифтах не понимал, чему она так обрадовалась. Потом догадался и забеспокоился. Долгие годы Ктура без слов знала о его побуждениях. Она жила его мыслями, eё волновали его заботы. Теперь же eё ослепило предвкушение счастья, которое принесет родство с Нахашем.
   Он осторожно попытался объяснить ей, что такой союз принесет войну Гилеаду, быть может, со всем Израилем. Она выслушала и неопределенно взмахнула рукой, будто жестом узкой, сильной руки могла отвести его опасения.
   - Пусть будет так. Разве ты однажды не справился с сыновьями Зилпы и родом Гилеада? - сказала Ктура.
   Ее боги закрыли дорогу к ней, и Ифтах не стал распространяться о своих заботах.
   Он разыскал Яалу. От него не укрылось, как по-детски она восхищалась лютней, подарком людей из Аммона. Ифтах попросил eё сыграть на лютне. Только ему одному. Они отправились в просеку. Яала была благодарна отцу за это внимание к ней, и по пути хвалила достоинства своего нового музыкального инструмента.
   - Что за редкостный подарок прислал нам этот царь из Аммона! восхищалась она. - Он, видимо, понял, отец мой и господин, кто ты такой и склоняется перед тобой и нашим Богом.
   Ифтах был тронут. Его Яала, очевидно, думала, что подарки царя - не более, чем знаки дружбы. Она была простодушна, и мысль, что за словами и поступками могут скрываться корыстные намерения, просто не приходила ей в голову.
   Они оказались в просеке. Сели друг напротив друга на пни. Яала беззаботно болтала. Могут ли муравьи, усердные работяги, обойтись без судьи, и какой судья им нужен? - спрашивала она отца. Такие вещи никогда не занимали внимание Ифтаха. Едва ли он думал когда-нибудь даже о собственных судейских правах. Он просто стремился к этой должности, потому что она сулила ему власть над всем народом.
   Яала продолжала болтать, но он eё почти не слушал. Он вспомнил, как испугался, когда она заблудилась. И понял, как будет скучать, если отдаст eё аммонитам. Он уже сейчас завидовал этому принцу Меше.
   Он взял себя в руки. Следует, наконец, все сказать ей. Ифтах заставил себя улыбнуться.
   - Что ты сказала бы, если бы я предложил тебе отправиться к царю, который подарил тебе лютню? - спросил он осторожно.
   - Мой отец прогоняет меня? - не поняла Яала.
   - Никто тебя не прогоняет, - ласково посмотрел на нeё Ифтах. - Я просто хотел узнать, доставила бы тебе удовольствие поездка в Рабат к этому царю.
   Яала немного подумала и просияла.
   - Кажется, я догадываюсь, о чем ты говоришь, - сказала Яала. - Если Господь вступит в Рабат, ты возьмешь меня с собой?..
   Ифтах устыдился своей неуклюжей хитрости, убедившись, насколько его дочь наивна. И страх закрался в его душу. В каком она окажется смятении, если он объявит ей, что собирается выдать eё замуж за принца из Аммона. Мысль, что такое замужество поссорит его с Господом, мучила и его. А Яала любила и почитала Бога eщё больше, eщё искренней - всем своим простодушным сердцем. Как это отразится на ней? Может, он добьется от Нахаша для нeё разрешения и дальше почитать Господа? Но все eё окружение на каждой трапезе будет призывать Милькома и приносить ему жертвы. Он, Мильком, - их бог, наделяющий Аммон благословением и проклятием. Как дитя найдет путь между двумя богами? Ты же сам, Ифтах, сбиваешь eё с пути своими дурацкими штучками. Сначала учил поклоняться Господу, предостерегая от подражания матери-аммонитке, и даже Мерибааля превратил в Эмина, а теперь готов посвятить eё служению Милькому?
   Да, он слишком быстро поддался сумасшедшим мечтам. Ведь, по правде сказать, отдавать Нахашу свою дочь он не собирался. В тот момент он хотел лишь удержать царя от сражений. У Ифтаха нет другого пути - он и впредь будет служить Господу. А значит - продолжит войну.
   Но ведь ему будут принадлежать обе страны, которые объединит наследник Нахаша. Должен ли он отказаться от них? Должен ли он отказаться от восточной державы?.. А может, он пришел сюда, в просеку, чтобы просто разузнать, что на сердце у его дочери?..
   Терзаясь сомнениями, он произнес:
   - Может, не Господь, а дочь Ифтаха победоносно въедет в Рабат...
   И тяжко вздохнул. Он сам себе был противен. Надо ли так витиевато говорить с такой простодушной девочкой, как Яала? Она старалась понять его, потом, отказавшись от своего намерения, ответила, преданно глядя на него:
   - Все, что делает мой отец - справедливо. И без перехода, по-детски, весело спросила:
   - Эмин может поехать вместе со мной? Взвешивая каждое слово, Ифтах сказал:
   - Может, конечно. Но ему придется сделать трудный для него выбор: между тобой и мной.
   - А ты разве не поедешь? - испугалась Яала.
   - Поеду, - ответил Ифтах. - Я буду приезжать к тебе, но не надолго. Ибо, если мы поедем в Аммон, то эта страна должна стать твоей родиной, а дом принца - твоим домом. А Эмин... Если тебе так хочется, я отдам его тебе.
   Яала побледнела, губы eё задрожали.
   -Но тебя у меня не будет... - едва слышно пролепетала она.
   И в этот момент Ифтах понял, что хотел узнать. Она действительно искренне привязана к своему спасителю, но он для нeё - не больше, чем товарищ по детским играм. А его, своего отца, она любит. И сделает так, как скажет он. Если он отправит eё в Аммон, она поедет - из любви к нему. И даже если она забудет Господа, то его, Ифтаха, не забудет никогда.
   С напускной бодростью он попросил Яалу все же сыграть ему на новой лютне. Ведь именно за этим они сюда пришли! Ему и в самом деле хотелось eщё раз услышать песню, которую она пела, когда его назначили судьей.
   Яала раскраснелась от радости и засомневалась, удастся ли ей eщё раз подобрать столь удачные слова. Что ж, будут похожие... И она запела: "Слава Ифтаху, слава судье Ифтаху!.. С ним - милость Господа... Огонь Господа горит в его глазах..."
   Ифтах смутился. Простая душа Яалы лучше, чем он, чувствовала, в чем источник его силы и успеха. В ней жила спокойная уверенность, что Господь благословил eё отца. И она не разделяла Ифтаха с Господом, когда она говорила с Ифтахом, она говорила с Богом. Она пророчествовала... А он, Ифтах, собирается послать eё на предательство. Болезненное чувство пронзило его: то, к чему он стремился, союз с Аммоном, обернется растворением Гилеада среди чужеземцев, врагов Господа. И сам он, как многие евреи Заиорданья, уже не будет израильтянином. Зилпа и eё сыновья по праву проклянут его, ведь он предаст свой род, свой народ и своего Бога.
   Тем временем дочь приняла решение.
   - Если моему отцу необходимо, - став серьезной, сказала она, - чтобы я поехала в Аммон, я буду счастлива хоть что-то для него сделать. Что я значу, отец мой, без тебя. Если я - часть твоих планов, стало быть, и часть тебя...
   Ее преданность и смирение eщё больше смутили его. Нет, он не мог бросить eё на произвол судьбы. Он будет воевать с царем Нахашем.
   Однако он не мог отказаться от своей восточной страны. И он сказал, наконец:
   - Пока ничего не известно, Яала...
   Гонцов из Аммона он отправил с дружеским, но двусмысленным посланием: "Ифтах, защитник восточного Башана, обращается к Нахашу, великому царю Аммона, к своему другу. Я далек от того, чтобы сказать тебе 'нет'. Но дай мне eщё время на то, чтобы сказать тебе 'да' и прислать свою дочь. Я должен успокоить своего Бога, чтобы он смирился и не излил гнев на меня и мою страну".
   Глава посольской делегации внимательно выслушал его, долго размышлял, затем с достоинством поблагодарил и поцеловал его в бороду. Казалось, он удовлетворен. И делегация выехала назад, в Рабат.
   Однако через три дня Ифтах получил известие, что послы по дороге повернули в другую сторону - направились на север, к Эраю, столице Башана.
   Глава четвертая
   I
   Когда первосвященник узнал о послах царя Нахаша, подозрения его усилились. Как знать, какими новыми уступками намерен купить у сыновей Аммона продление мира этот двуличный человек! Старый священник решил не прощать больше Ифтаху отступничество от Господа. Война должна возобновиться. Если Аммон нашел себе могущественных союзников, пусть их найдет и Ифтах!..
   По-настоящему помощь им мог оказать только западный Израиль, род Эфраима. Но кто из Гилеада способен обратиться к ним? Когда род Эфраима оказался в беде, братский Гилеад бросил соплеменников на произвол судьбы. Сыновья рода Эфраима добились победы и без Гилеада, но не забыли предательства. Но Ифтах не смел уступать земли Аммону. Ему придется укротить свою гордость и снизойти до поездки через Иордан, чтобы попросить поддержки. И отправляться нужно скоро, сейчас. Eщё до наступления весны у Гилеада должны быть союзники.
   Однако пока священник мог лишь предаваться размышлениям. Ни предостеречь, ни строго предупредить Ифтаха он не мог. Ифтаха не было в Мицпе. Он пренебрёг должностью судьи, хотя так дерзко eё добивался. И оставался сейчас на своем севере, уклоняясь от советов Авиама. Авиам одного за другим посылал к нему нарочных, напоминал о делах, требовавших присутствия судьи в Мицпе. Но Ифтах давал расплывчатые ответы и по-прежнему пребывал на севере.
   Потеряв терпение, Авиам сам решил нанести Ифтаху визит. Путешествие оказалось тяжелым. Eщё неприятнее было унижаться перед этим надменным человеком. Но Авиам пошел на это.
   Весть о приезде священника не доставила Ифтаху удовольствия. Он все eщё надеялся заключить с Аммоном союз. В глубине души он знал, что не сделает этого. Не отдаст им Яалу. Но понимал, что Господь и весь Гилеад хотят войны. Он и сам хотел воевать, только даже себе не признавался в этом. К тому же, он не обольщался на свой счет и осознавал, что без союзников ему не победить врага. Ему следует обратиться за помощью к западному Израилю, к Эфраиму. Все его существо противилось этому. И вот теперь появится священник и будет заклинать его именем Господа и общими интересами, потребует, чтобы он преклонил голову перед Эфраимом. Ифтах ожесточил свое ' сердце...
   Священник стоял перед Ифтахом, опираясь на свой посох - слабый, одряхлевший. Его большая голова смешно сидела на маленьком туловище. Но полные решимости глаза все eщё грозно смотрели из-под густых, сросшихся бровей.
   - Шатер Господа и кресло судьи стоят рядом в Мицпе, - начал Авиам свою речь. - Только судья отсутствует вот уже много месяцев.
   - Разве не ты отказался окропить мою голову священным маслом? ответил ему Ифтах. - Но я сам посадил себя в кресло судьи. И теперь позволь мне самому решать, в чём заключается мой долг судьи... Старик опустился на циновку.
   - Я приехал не спорить с тобой, сын мой, - примирительно сказал Авиам, - но чтобы ускорить тот час, когда Господь позволит освятить тебя своим маслом. С нетерпением жду я весны, продолжения войны и твоей победы над Аммоном.
   - Определить точное время начала военных действий - дело полководца, все так же заносчиво возразил ему Ифтах. - Я разделяю твою озабоченность, уважаю твою старость и хочу посвятить тебя в мои планы. Аммон могущественен. Его поддерживает Моав, а весной он получит помощь и со стороны Башана. Я не собираюсь вступать в неравную войну. Планирую укрепиться здесь, на севере, чтобы царь Нахаш счел разумным продлить перемирие...
   - Говорят, - резко оборвал его Авиам, - ты переписываешься с ним. Не собираешься ли ты вновь прельстить его землями Гилеада? Ты что же, по-прежнему считаешь, что мы не имеем права заключать союз против Аммона? Люди Аммона - гости в городах, их родиной остается пустыня. Они жаждут беспорядков, которые у них именуются свободой. Нам же Господь дал земли, чтобы мы поселились на них, сеяли и собирали урожаи. Нам не следует связываться с теми, кто и нас тянет назад, в пустыню. Разница между нами и Аммоном слишком велика. И без того слишком многие дали возможность фальшивому богу Милькому проскользнуть в свои души. Боюсь, что ты сам так и не сумел вырвать его из своего сердца. Разве ты не видишь, что, поддерживая отношения с Аммоном, наносишь себе вред? Господь - честолюбив, Он долго не сможет это терпеть.
   Прогони же, наконец, Милькома! Веди войну против Аммона! Этого ждет от тебя Господь!
   Ифтах смотрел на человека, произносившего эти слова, и все в нем раздражало его - жалкая фигура, большая голова, наполненные фанатизмом глаза, настойчивый, властный голос. Жажда власти в других усиливала его собственную. Злобно усмехнувшись, он бросил в лицо старику:
   - Господь ждет от меня этого?! Ты выражаешь свои желания...
   Старик с трудом поднялся. Его взгляд засверкал решимостью. Ифтах увидел это и собрался с силами. Он без сострадания представил себе жалкое тело Авиама, спрятанное под одеждами. Что могла сделать даже такая мудрая и властная голова, если она сидела на столь немощном туловище?
   Авиам уже говорил то, что собирался сказать:
   - Ты знаешь, что должен делать, но не хочешь это осознавать. Я выражусь предельно ясно. Раз ты не чувствуешь в себе достаточно силы, чтобы победить Аммон, ищи союзников! Поезжай через Иордан. Поезжай в Шило, столицу Эфраима. Попроси помощи.
   Ифтаха разозлила деловитость старика. Но он взял себя в руки. Ему хотелось ответить так, чтобы его слова звучали беспристрастно, но ранили священника.
   - Если Господь требует войны, - сказал он, наконец, - то войско должен вести не военачальник Эфраима, а я сам. Но если войны хочешь ты, я буду миролюбив. Если Эфраим предложит мне помощь, не откажусь. Ради тебя, старик.
   Это была насмешка чистейшей воды. Авиам прекрасно видел это.
   - Ифтах, Ифтах! - в предостерегающем жесте поднял руку Авиам. Подумай, если бы ты был Таханом, военачальником Эфраима, предложил бы ты помощь роду, который в решающий час бросил его на произвол судьбы? Ифтах высокомерно солгал:
   - Военачальник Тахан не сделает этого, он слишком чванлив. А я, Ифтах, горд. Но я пошел бы на это.
   Священник, не в силах противостоять такой дерзости, тихим, но полным страсти голосом, попросил:
   - Поезжай в Шило, Ифтах, добудь помощь! Теперь ярость Ифтаха прорвалась наружу.
   - Никогда! - закричал он. Авиамом овладела усталость.
   - Раз ты не хочешь смирить свою гордыню, - сказал он. - Я сам поеду в Шило и попрошу первосвященника Эфраима помочь нам.
   - Что ж, я не могу тебе запретить сделать это, - с напускным безразличием отозвался Ифтах. - Но не смей говорить от моего имени. И запомни: войны не будет. Ни царь Нахаш не хочет войны, ни я. А в союзе с Эфраимом не хочу воевать тем более.
   Священник повернулся, чтобы уйти.
   - Боюсь, Ифтах, - сказал он, заканчивая разговор, - что ты истощил терпение Господа.
   Ифтах был доволен собой, он был прав, ему не следует скулить перед Эфраимом. Ифтах не позволит священнику командовать собой. Сковать себя цепями может только он сам.
   II
   В город Ифтаха - Афек приехал певец, один из тех, кто в лучшие времена бродил по стране. Почти все певцы были родом с западного берега Иордана, и большинство - из рода Эфраима. Люди Эфраима очень гордились своими героями, героями Израиля - Иошуа и Деборой. Они охотно высмеивали ленивых, трусливых, мужиковатых наследников Гилеада, остававшихся дома в самые тяжкие военные годы. Со своей стороны, гилеадчане платили людям Эфраима тем же - издевались над их высокомерием. А главной мишенью их насмешек были вычурные изысканные имена, которые давали главам семейств Эфраима - к отцовскому имени прибавляли у них имя деда, название рода, местности, клана. Каждый Абиель был сыном Бекера, Афин, Авиэзера.
   Певцов любили на восточном берегу, а этот, по имени Яшар, считался одним из лучших. Люди из Афека прощали ему даже то, что он был из рода Эфраима.
   Яшар пел во всех семи городах Ифтаха. Пел о делах Господа, о героях старого и нового времени. Люди думали о войне, которую им придется вести весной, и песни проникали в их сердца. В городе Голане певца слушал Пар. Пар предполагал, что песни понравятся Ифтаху и его людям, и предложил Яшару посетить Ифтаха.
   Люди Ифтаха радовались. Лицо Яалы сияло счастьем. Сам Ифтах приветствовал Яшара с двойственным чувством. Он любил певцов, их песни о воинской славе отвечали его настроению, но ему было неприятно, что этот человек пришел из земли Эфраима. Когда Яшар рассказал, что поездку в страну Тоб предложил ему начальник Пар, Ифтах смутился. Очевидно, даже близкий друг считал само собой разумеющимся, что Ифтах будет воевать вместе с Эфраимом. Ифтах с насмешкой спросил певца об его именах, деланно удивился, что у Яшара только четыре имени, и со злой иронией поинтересовался здоровьем Тахана, военачальника Эфраима. Певец, старый человек, не обиделся на насмешки и непринужденно отвечал на вопросы.
   Ифтах, недовольный собой, пригласил его, как подобало, к трапезе. После трапезы Яшар пел.
   Это происходило в горной долине, которую окружали лесистые горы. Желтая луна плыла по темному небу. Люди с хорошим зрением видели вдали сверкающий Хермон. Человек двадцать-тридцать сидели на корточках вокруг Яшара, и он в своих песнях рассказывал им о делах Господа, свершенных во благо предков и ныне живущих людей. Он, Господь, был проводником в пустыне - то в образе огненного столба, то в виде дождевой тучи. Он говорил с ними приветливо, но порой, когда был недоволен, гремел громами и сверкал молниями. Он шутил с ними и поддразнивал их. Он водил их по пустыне разными дорогами, например, в Египет, где необычайно высоко вознес прародителя Иосифа. Тем не менее, Он допустил, чтобы фараон поработил их, но вскоре снова сжалился над ними и вывел их из злой страны. Египтяне преследовали их, но Господь, радуясь великолепной шутке, расколол перед израильтянами море на две части, а затем снова соединил его, так что египтяне утонули вместе со своими конями и колесницами.
   Затем Бог решил сделать своих возлюбленных израильтян оседлыми. Он нашел для этой цели Заиорданье, благословил eё и приказал им завоевать эти земли. Но перед почти безоружными людьми появился народ эморитов вооруженные железом великаны на лошадях и колесницах, люди, до сих пор разрушавшие все, что встречалось на пути. Яшар громко пел о могуществе эморитов и их царя Зихона, победившего Моав и Аммон. Но как могла помочь царю Зихону вся его сила, когда на их земли пришли дети Израиля и их Бог?
   "Но тогда пришли мы, сыновья Господа, - пел Яшар. - И что осталось от царя Зихона?.. Собирайтесь же все, кто хочет, посетите его столицу Хешбон, и посмотрите, что там осталось! Пламя охватило город Хешбон и уничтожило города и селения царя Зихона. Мы опустошили их. И никто не сможет их восстановить. Мы разрушили страну, предали огню города и поля...".
   Слова песни разжигали в душах людей божественный огонь Господа, Бога, который вел свой народ в бой и насылал страх на его врагов. Когда Яшар пел, мужчины тяжело вздыхали и мысленно испытывали свое оружие - натягивали луки, точили мечи. А женщины уже мечтали о том, как они будут ждать своих мужей.
   Ифтах, однако, думал о городе Элеали, воздвигнутом на месте разрушенного Хешбона. Его разрушил царь Нахаш, как в свое время израильтяне. Тем не менее, Нахаш вернул его Ифтаху - как еврей еврею. Так должен ли Ифтах воевать против такого царя?
   Старый певец заметил, что Ифтах задумался, и не был захвачен его пением, как остальные. Он решил спеть другую, более вдохновенную песню. Таких песен было много. Они рассказывали о кровавой мести Ламеха или о никогда не прекращавшейся войне с коварными потомками Амалека. Но самой лучшей, самой известной, самой прекрасной и самой страстной песней, которую издревле пели в Иорданских странах, была песня о славной победе под руководством Деборы. Эта победа, правда, была завоевана в войне, в которой Гилеад бросил братский род на произвол судьбы. Люди Гилеада вспоминали о ней неохотно. До сих пор здесь, на востоке, Яшар эту песню не пел, но Ифтах посмеялся над его происхождением, а ведь его самого ожидала война, в которой он будет вынужден принять помощь Эфраима. И вот он сидит рядом, равнодушно слушает песню Яшара... Это обидело певца. Ему и так стоило больших усилий таить в груди песню о Деборе. Теперь ему захотелось посмотреть, будет ли судья из Гилеада сидеть также, слушая лучшую песню Яшара.
   Яшар тронул струны и запел о Деборе. Сначала он пел, как царь канаанский угнетал Израиль. В те времена в Израиле купцы не могли заниматься торговлей, крестьяне перестали сеять и убирать урожай, никто не осмеливался ездить по большим дорогам, люди тайком пробирались окольными путями. В Израиле было сорок тысяч способных носить оружие, но никто не брал в руки ни щиты, ни копья. Люди лениво потягивались под своими одеялами, рассиживались на толстых коврах, ездили на белых ослицах... А сердца их наполнял черный страх.
   "И тут поднялась Дебора, судья, мать Израиля, - пел Яшар. - Она поставила Барака военачальником и разослала гонцов по всей стране. На рынках затрубили в трубы, на водопоях - в бараньи рога. Мужчины Израиля услышали призыв и взялись за копья. Они спустились вниз - всадники, тяжело и легко вооруженные князья, вожди кланов и крестьяне. В долине собрались люди Эфраима, Биньямина, Махира, Нафтали. Однако род Реувена остался на пастбищах, слушая, как мычат и блеют стада. И Гилеад остался на своем берегу, лениво думал и предавался мечтам. И пришли цари Канаана, и начался бой у Таанаха и у вод Мегидоса. Они не добыли ни серебра, ни рабов. Появился Господь. Могущественный, он спустился с Сеира. Земля задрожала, небо зашаталось, тучи столкнулись, и горы закачались перед ликом Господа... Наступило утро. Eщё бледнели звезды, но своим угасающим огнем они воевали против Канаана. Струился ручей Кишон и воевал против Канаана, затопив страну Канаан. И мелькали копыта убегавших лошадей. Лошади ржали, потеряв своих всадников.
   И побежал с поля боя военачальник Канаана Зиссера. Он пришел в лагерь бродячих кенитов и укрылся в палатке одной из женщин. Благословенна будь Яэль, благословенна среди всех женщин! Он потребовал молока, она дала ему жирное молоко в красивой чашке. "Приляг, - сказала она, - не бойся". И он лег на постель. Eё рука потянулась за колышком палатки, за колышком и молотком. Она ударила Зиссеру и раздробила ему голову... Он лежал у eё ног; там, где собрался отдохнуть, теперь он лежал мертвый.
   Мать Зиссеры ждет у окна. Смотрит сквозь решетку. Почему не возвращается домой его повозка? Почему не слышно цокота копыт его упряжки?.. Eё утешает мудрейшая из женщин: "Они делят добычу, они богаты... По одной, а то и по две наложницы на каждого, дорогие одежды для Зиссеры, драгоценные платки - два, три для нашей госпожи...". Пусть так погибают все твои враги, Господи!"
   Затаив дыхание, мужчины и женщины слушали песню, сгорая от стыда за Гилеад, оставшийся на своем берегу, стыд, впрочем, вскоре сменился восторгом. Они восхищались кровавым величием Господа и не могли больше сидеть тихо, их сердца рвались в гущу битвы и смерти. Вслед за Яшаром они повторяли строфы, в которых звучали страх и великолепие. Они громко выкрикивали слова, в которых слышались дробные звуки скачки, испуганное ржание лошадей: "Дахарот, дахарот абирав...".
   Песню слушал Эмин. Взволнованный близостью существ, которых он почитал больше всех - Ифтаха и Яалы, он растворялся в ощущении предстоящей битвы. Мысленно, хриплым голосом Ифтаха, он отдавал приказы своему отряду, летел на своей боевой повозке и так же, как Ифтах, задирал вверх подбородок... Песню слушала Ктура. Пение Яшара доставляло ей удовольствие, хотя она знала, что эти стихи оторвут от нeё Ифтаха, бросят его на страшную войну с Милькомом. Но против eё воли предчувствие битвы рождало в ней необъяснимое радостное возбуждение... Песню слушала Яала. И воспринимала ее, песню во славу Деборы, так, будто бы она посвящалась отцу. Ей виделся образ Ифтаха: вот он - в судейском кресле, он - властелин пустыни... Вот он сражается с врагами в битве... Перед ней возник образ Бога, великого в своем триумфе. Он вселяет страх в сердца врагов, объяты ужасом мощные тела вражеских коней... Все смешалось в eё воображении, складываясь в единую героическую картину. Песня терзала eё душу. Она подпевала, неистово что-то выкрикивала, пританцовывала, притопывала...
   Восторг охватил всех. Захваченные песней люди стали как одержимые. Все участвовали в действии: кричали, вскакивали, танцевали.
   - Не хотим больше сидеть в горах без дела! - выкрикнул кто-то громким голосом. - Хотим померяться силами с Аммоном! Веди нас против Аммона, Ифтах!
   - Веди нас против Аммона, Ифтах! - подхватили остальные.
   Толпа, включая женщин и детей, была охвачена единым порывом. И крики людей отзывались в горах эхом. Лес ожил, закричали птицы, им вторили разбуженные громкими звуками звери. Вся страна Тоб взывала: "Веди нам против Аммона, Ифтах!"
   Сначала Ифтах сопротивлялся песне. Он не хотел, чтобы его одурачили красивые стихи, тем более такие, в которых воспевалось торжество Эфраима. Нет, он не боялся раствориться в воинственном восторге... Ифтах увидел, как слушает песню его дитя, его Яала. Её переполнял Господь. Она была одержима Богом... Ифтах почувствовал, как сжалось его сердце от безграничной нежности, он словно стал с ней единым целым.