— То, что ваши нравы оставались неизменными в течение тысячелетий, не может служить оправданием вашей возмутительной жестокости. Трепещите! Настал ваш судный час, и все вы признаны виновными!
   Еще несколько черноризцев исчезли с трибун. Остальные, чье любопытство оказалось сильнее страха, продолжали напряженно следить за действиями своего собрата, дерзнувшего бросить вызов Стратегу. Среди публики произошло движение. Те, чьи места располагались близ выходов, покинули стадион, но большинство остались, по-видимому, полагая, что все происходящее является продолжением празднества, затеянного ради их услады. Многие же были настолько пьяны, что при всем желании не смогли бы сдвинуться с места.
   Миламбер обвел глазами трибуны и произнес:
   — Вас веселит и радует бессмысленная гибель других. А каково будет вам самим, когда на вас падет гнев небес? Трепещите же, ибо в моей власти заставить их обрушиться на ваши головы! — Над стадионом пронесся резкий свистящий звук, и Миламбер, перекрывая его, выкрикнул: — Ветер!
   Ледяной ураган закружился над ареной и вскоре достиг трибун. Цурани, не привыкшие к холоду, скорчились на скамьях. Зубы их выбивали частую дробь, на глазах выступили слезы. Тех, кто пытался подняться на ноги, чтобы бежать прочь, порывы ветра опрокидывали навзничь.
   — Дождь!
   С небес низверглись потоки холодного дождя. Они залили всю арену, трибуны и павильоны. Вода падала на зрителей сплошной стеной, и многие, кого сбили с ног порывы ледяного ветра, захлебнулись ею и остались лежать в узких проходах трибун.
   Лишь теперь многие из Всемогущих осознали весь ужас происходящего. Некоторые из них лишились чувств, другие попытались привести в действие заклинание, с помощью которого они смогли бы перенестись в здание Ассамблеи, но действия их не привели ни к каким результатам. Казалось, гнев Миламбера, его магическая сила свели на нет все волшебные умения, коими они обладали до этого злополучного дня.
   Миламбер взмахнул рукой и произнес:
   — Огонь!
   И ледяной дождь сменился огненным. Стадион огласился пронзительными криками. В воздухе распространился сладковатый, тошнотворный запах горящей плоти.
   Миламбер скрестил руки на груди и обратил взор вниз.
   — Земля!
   Песок, покрывавший арену, подернулся легкой рябью, затем послышался оглушительный грохот, и почва стала колебаться. Деревянные трибуны пришли в движение. С треском ломались скамьи, барьеры, ограждавшие проходы, падали вниз, увлекая за собой и сидевших на скамьях людей. С неба на их головы продолжали падать капли огненного дождя. Рев ветра заглушал пронзительные крики раненых, доносившиеся отовсюду.
   Миламбер поднял руки над головой и соединил ладони, и в то же мгновение буйство стихий прекратилось. Небо стало синим, как прежде, и жаркое солнце осветило поломанные скамьи трибун, камни ограждения арены, вывороченные из гнезд, и раненых цурани, корчившихся в лужах крови.
   Стратег по-прежнему стоял на своей трибуне напротив волшебника, бросившего ему вызов. Губы Алмеко беззвучно шевелились, застывшие от ужаса и отчаяния глаза были устремлены вниз, на арену. Последним, что увидел Миламбер, произнося заклинание, был сверкавший в лучах солнца клинок меча, которым Стратег пронзил свою грудь. Пошатнувшись, он упал на ограждение трибуны. Руки его бессильно свесились вниз. Через мгновение Миламбер очутился в саду у своего дома, где Кейтала играла с Уильямом в прятки.
   — Что с тобой, любимый? — встревоженно спросила она, подбегая к мужу. Уильям высунул голову из-за толстого древесного ствола и, смирившись с тем, что игра внезапно прекратилась, неторопливо побрел к родителям.
   — Я расскажу тебе обо всем после, — пообещал Миламбер. — А теперь нам надо не мешкая бежать отсюда.
   — А куда? — с любопытством спросил мальчик.
   Миламбер поднял его на руки и с ласковой улыбкой ответил:
   — Мы отправимся туда, где я родился и вырос. Я очень надеюсь, что ты будешь вести себя как настоящий мужчина — не хныкать, не жаловаться и не досаждать маме. Договорились?
   Уильям нехотя кивнул.
   — Нетоха! Алморелла! — позвал Миламбер.
   Слуги выбежали из дома на зов своего господина. Нетоха поклонился, Алморелла же бросилась к Кейтале. В свое время та настояла, чтобы Миламбер взял ее подругу в их новый дом близ Онтосета, и с тех пор женщины были неразлучны.
   — Вы покидаете нас, — догадалась Алморелла, окинув беглым взглядом встревоженные лица Миламбера и Кейталы. По щекам ее заструились слезы.
   — Мы не можем оставаться здесь, не подвергая себя опасности, — кивнул Миламбер. — Я дарю этот дом тебе, Нетоха. А ты, Алморелла, согласно моей воле, которую не сможет оспорить даже сам император, с нынешнего дня получаешь свободу. Я записал эти и другие мои распоряжения на пергаменте на случай моего внезапного вынужденного бегства с Келевана. Свиток лежит на верхней правой полке в библиотеке.
   Алморелла кивнула и заплакала еще горше.
   — Вы слишком добры к нам, господин, — пробормотал Нетоха.
   — Я знаю, что вы любите друг друга, — улыбнулся Миламбер. — Пусть боги даруют вам долгую, счастливую жизнь. И вот еще что, Нетоха, я отдаю нижнее пастбище в распоряжение пастуха Ксанотиса и его семьи. Надеюсь также, что ты будешь милостивым и справедливым господином для всех слуг и рабов этого дома.
   — Не сомневайтесь в этом. Всемогущий, — со слезами на глазах пробормотал Нетоха. — Я… я желаю вам всяческого благополучия. Да хранят вас боги!
   Попрощавшись со слугами, Миламбер повлек Кейталу и Уильяма в комнату, пол которой был испещрен магическими узорами.
   — Нам надлежит посетить старого Камацу, прежде чем мы направимся ко входу в небесный коридор, — сказал он, беря Уильяма на руки и привлекая Кейталу к себе.
   Через мгновение они очутились в кабинете главы рода Шиндзаваи. При виде Миламбера и его семьи старый Камацу поспешно вскочил с подушек и всплеснул руками.
   — Всемогущий! Что случилось?!
   Миламбер пересказал ему события истекшего дня. Слушая его, Кейтала все больше бледнела. Глаза ее были полны отчаяния. Но она не посмела вмешаться в разговор мужчин и опустилась на подушки в углу комнаты, взяв уснувшего Уильяма на колени.
   — Вам и в самом деле следует торопиться, — кивнул Камацу, когда рассказ Миламбера подошел к концу. -Ведь приближенные Стратега не успокоятся, пока не добьются вашего изгнания из Ассамблеи, а затем найдут способ умертвить вас.
   Миламбер помотал головой.
   — Вовсе не это страшит меня, Камацу. Я смог бы противостоять им, невзирая на угрозу для моей жизни. Видят боги, я одолел бы их. Но я покидаю вашу планету потому, что считаю себя прежде всего слугой Империи. Долг повелевает мне переместиться за ее пределы, ибо иначе в Ассамблее и в Высшем Совете начнутся раздоры и кровавые распри, которые ослабят государство, и без того переживающее тяжелые времена. Но прежде чем я вернусь на Мидкемию, я хотел бы узнать, какие вести получены вами от Касами и Лори. Все ли у них благополучно?
   Камацу удрученно вздохнул.
   — Вестей от моего сына и Лори все еще нет. Мой младший сын сообщил, что они, как и было намечено, в первом же бою покинули ряды сражавшихся и затаились в лесу. Мы можем только гадать, добрались ли они до столицы вашего Королевства и удалось ли им передать монарху послание нашего императора.
   Миламбер нахмурился и пробормотал:
   — Теперь, после победы ваших войск над армией герцога Боуррика, мы, возможно, не должны даже мечтать о скором заключении мира.
   — Напротив, — возразил Камацу, и губы его тронула улыбка, — сейчас самое благоприятное время для решительных действий сторонников заключения мира. Ведь позор, который вы сегодня навлекли на Стратега, на его клан и всю партию Войны, ослабит их позиции в Совете. Нам надлежит воспользоваться этим. — Он осторожно дотронулся морщинистой рукой до плеча Миламбера. — Но вам надо торопиться. Всемогущий! Возможно, в эти самые минуты кое-кто уже составляет заговор с целью вашего устранения.
   Миламбер кивнул.
   — Спасибо вам за все, господин Шиндзаваи. Надеюсь, что настанет день, когда мы снова встретимся — как старые друзья, как люди, уважающие друг друга. Я многому научился у вас. Да хранят вас боги!
   — Я тоже надеюсь на это и буду молить небеса о вашем здравии и благополучии. Если вам доведется встретить Касами, скажите ему, что отец любит его и помнит о нем!
   — Обещаю вам это, Камацу. А теперь прощайте!
   Вынув из поясного кармана амулет, Миламбер подозвал к себе Кейталу с ребенком, обнял ее за плечи и произнес слова магической формулы.
   Часовой едва не подпрыгнул от удивления и испуга, когда перед ним неожиданно появились высокий чародей в черной сутане и женщина с ребенком на руках. Все трое молча направились ко входу в Звездные Врата, расположенному в нескольких сотнях ярдов от сторожевого поста. Солдат проводил их оторопелым взглядом.
   На платформу с укрепленными по ее краям высокими столбами поднимались отряды воинов. Миламбер отрывисто приказал офицеру, ответственному за перемещение войск:
   — Велите им пропустить нас!
   — Как прикажете, Всемогущий! — поклонился тот и крикнул воинам, чтобы те посторонились.
   Миламбер взял Кейталу за руку и подвел ее к платформе. Через мгновение их окутало облако мглистого тумана, пронизанное исходившим ниоткуда пульсирующим светом множества разноцветных искр. Миламбер сделал шаг вперед, ведя Кейталу за собой. Они ступили на землю посреди цуранийского лагеря в долине у Серых Башен. Уильям так и не проснулся.
   На темном небе ярко горели звезды. Солдаты грелись у походных костров. К Миламберу и Кейтале подбежал офицер караульной службы.
   — Что вам угодно. Всемогущий?
   — У вас в лагере есть лошади?
   — Есть.
   — Приведите нам двух оседланных.
   — Как прикажете, Всемогущий!
   Офицер приказал одному из воинов привести с поляны двух лошадей для Всемогущего. Когда на лицо его упал отблеск одного из костров, Миламбер узнал в нем Хокану. Тот жестом предложил ему отойти в сторону от костра, чтобы никто не смог подслушать их разговор.
   — До нас дошли слухи о катастрофе на Имперских Играх, которую один из Всемогущих вызвал с помощью своего искусства, — прошептал младший сын Шиндзаваи. — Мне думается, это были вы.
   — Поэтому я и покинул Келеван.
   — Многие из офицеров в нашем лагере душой и телом преданы Стратегу. Мне страшно помыслить, что стало бы с вами, узнай они о вашем появлении здесь.
   — Я не собираюсь задерживаться в лагере, Хокану, — улыбнулся Миламбер. — Мне больше всего на свете хочется как можно скорее оказаться вдали от него. Для этого я и просил тебя предоставить нам с женой лошадей. Я только что виделся с твоим отцом, Хокану. Он очень тревожится за Касами. На твоем месте я вернулся бы к нему при первой же возможности.
   — Так я и сделаю, Всемогущий. Прошу вас, если вы увидите моего брата, передайте ему, что я жив и вскоре вернусь на Келеван.
   Миламбер кивнул, и Хокану вернулся к походному костру. Молодой воин привел с поляны двух рыжих лошадей. Миламбер помог Кейтале взобраться в седло.
   — Старайся крепче держать в руках поводья, дорогая, — сказал он ей и вспрыгнул на спину своей лошади. Кейтала передала ему спящего Уильяма. Они молча покинули расположение цуранийских войск и стали спускаться с холма. Часовые и командиры дозорных отрядов несколько раз окликали их, но при виде черной сутаны Миламбера почтительно кланялись и предлагали продолжить путь.
   Кейтала без труда удерживалась в седле. Она смотрела вокруг расширившимися от страха глазами. Стремительное перемещение с одной планеты на другую через небесные врата так подействовало на ее воображение, что она все еще не могла прийти в себя. Все, на чем останавливался ее взгляд, казалось ей опасным и непривычным. Но из уст ее не вырвалось ни единого вздоха, ни слова жалобы. Она готова была разделить судьбу своего мужа и следовать за ним повсюду, куда бы ни лежал его путь.
   Над густым лесом занимался рассвет. У края тропинки всадников остановил повелительный окрик:
   — Стойте! Кто вы такие?
   Из-за дерева появился часовой в коричневом плаще с эмблемой в виде чайки с золотой короной.
   Невысокий мужчина в черной сутане спешился, взял на руки ребенка и помог ехавшей рядом с ним женщине сойти на землю.
   — Я — Паг из Крайди! — с улыбкой ответил он воину.


Глава 12. НАСЛЕДНИКИ


   Паг склонился над ложем умиравшего герцога. Лиам, Кулган, Мичем и Брукал стояли поодаль.
   — Я так рад, что ты вернулся, Паг, — прошептал герцог. Он тяжко закашлялся и, когда приступ миновал, бессильно опустился на подушки. В углах его рта появилась кровавая пена. — Пусть все подойдут сюда, — едва внятно пробормотал он. Все, кто собрался в палатке, обступили его ложе. — Лиаму и Кулгану известно, — сказал Боуррик, — что я оставил значительную сумму денег для учреждения в Королевстве школы магии. Здание для нее надлежит построить на острове посреди Звездного озера. Пусть ее возглавят Паг и Кулган.
   — Чародеи молча поклонились. Оба едва сдерживали слезы. Минуты герцога были сочтены. Все понимали это, но никто не в силах был не только вернуть его к жизни, но даже облегчить его тяжкие страдания. — Помнишь, Паг, — слабо улыбнулся Боуррик, — когда ты спас принцессу от троллей, я пообещал, что ты получишь от меня еще одну награду, помимо земельных угодий и придворного титула. — Паг кивнул. — Так вот, в королевских архивах хранится документ, составленный мною в те дни и засвидетельствованный Лиамом и Тулли. Согласно этому документу, ты принадлежишь к нашей семье и по праву можешь носить гордое имя кон Дуанов. Я знаю, что ты не посрамишь его! — Паг опустился на колени и приник губами к некогда могучей и сильной, а ныне безжизненной, бледной и иссохшей руке Боуррика.
   Герцог поднял затуманенные смертной пеленой глаза на Кулгана и прошептал:
   — Позаботься обо всех моих сыновьях, старый друг.
   — Что он имеет в виду? — встревоженно спросил Лиам, склонившись к уху герцога Брукала. — Что значит «обо всех» сыновьях? Ведь кроме меня и Аруты…
   Кулган, услыхавший слова принца, перебил его:
   — Это значит, что отец ваш дает имя и все полагающиеся по закону права своему старшему сыну Мартину.
   — Свидетель! — прохрипел Боуррик, взглянув на Брукала.
   — Что… что мне надлежит сделать? — растерялся старый герцог. Веки его глаз покраснели и опухли, по седым усам струились слезы.
   — Ты должен засвидетельствовать последнюю волю его сиятельства, — шепнул Кулган. — Клянись!
   — Я, Брукал, герцог Вабона, свидетельствую, что находился при последнем волеизъявлении герцога Боуррика Крайдийского и готов повторить услышанное мною из его уст всюду, где это будет потребно, — дрожащим, надтреснутым голосом пробормотал старик.
   Боуррик вздохнул и, собрав последние силы, прошептал:
   — Я дурно поступил с Мартином, но ты, Лиам, должен загладить мою вину перед ним. Обещаешь?
   — Обещаю, отец!
   Герцог взглянул на сына с любовью и благодарностью и закрыл глаза. Кулган приподнял его руку и, бережно опустив ее на ложе, обернулся к Лиаму.
   — Все кончено.
   Лиам опустился на колени у постели отца. Тело его сотрясали рыдания. Паг, понурившись, вышел из палатки. За ним последовали и остальные, оставив нового герцога Крайдийского наедине с его неутешным горем.
   — Но ведь новый Стратег, которого Совет изберет в ближайшие дни, предпримет решительное наступление на Западные армии Королевства, чтобы упрочить победу Алмеко и увенчать славой себя! — сказал Касами, выслушав рассказ Пага о причинах его бегства с Келевана.
   Стояла глубокая ночь. В палатке, которую Мичем отвел для Пага и его семьи, собрались Кулган, Мичем, Лори и Касами. Кейтала положила пару поленьев в едва тлевший огонь крошечной печки и села на постель сына, мирно дремавшего в обнимку с Фантусом.
   — В таком случае, Касами, — ответил Паг, — мне придется совершить отчаянную и опасную попытку закрыть Звездные Врата, чтобы воины с Келевана не могли попасть на нашу планету. Этой войне следует положить конец. Она обескровила не только Королевство, но и Империю.
   Кулган выпустил к потолку густую струю дыма и покачал головой.
   — Я понял далеко не все из того, что ты успел поведать мне, Паг, — задумчиво проговорил он. — Скажи, что может помешать им проложить новый небесный коридор со своей планеты на нашу? Ведь Всемогущие умеют пробивать бреши в пространственно-временной ткани космоса!
   — Дело в том, — ответил Паг, — что никто из них не в силах предугадать направление проложенного ими пути. Противоположный конец рифта, который существует ныне, уперся в поверхность Мидкемии лишь по чистой случайности. Они могут, пока он существует, создать еще один или несколько коридоров, параллельных ему, но стоит ему исчезнуть, и жители Келевана не смогут больше проникать на Мидкемию.
   — А ты здорово изменился, Паг, — вмешался в разговор Мичем.
   — Я так нипочем не признал бы в тебе того веселого мальчишку, что забавлялся с Фантусом, как теперь твой Уильям. Ты теперь выглядишь так, словно держишь на плечах весь мир с его бедами и горестями.
   — Не один мир, — с грустной улыбкой поправил его Паг, — а два, друг Мичем!
   Они проговорили до самого рассвета. Донесшееся из леса пение труб прервало Кулгана, который рассказывал Пагу о переменах, происшедших с его другом Томасом, на полуслове. Все, кто находился в палатке, прислушивались к этим звукам с тревогой и недоумением. Вскоре к пению труб присоединился бой барабанов и цокот копыт. В палатку вбежал Лиам и, крикнув: «Сюда едет король!» — бросился прочь.
   Оба герцога, офицеры Западных армий и большинство солдат вышли на просторную поляну у штабного павильона и с растерянностью, недоумением и страхом наблюдали, как монарх гарцевал меж двух рядов гвардейцев, выстроившихся шеренгой.
   — Что, не ожидали? — расхохотался Родрик, натягивая поводья и обводя глазами лица собравшихся. — Забыли, как надлежит приветствовать своего короля?! — Он нахмурился и погрозил Брукалу пальцем.
   — Ваше величество… Ваше… Ведь вы не предупредили нас о своем… Мы не знали… — залепетал старик.
   — А это я нарочно! — усмехнулся король. — Мне доложили о вашем позорном поражении, и я решил сам научить вас, как надо воевать! Я привело собой Восточные армии! Они будут здесь с минуты на минуту, и я сам поведу их в бой!
   Присутствующие настолько опешили от этого заявления, что никто из них не нашелся с ответом.
   — Кто это такой? — сурово спросил Родрик, кивнув в сторону Лиама. — И почему он одет в плащ с гербом Крайди?!
   — Это герцог Лиам Крайдийский, — с поклоном ответил Брукал.
   — Он унаследовал этот титул от его сиятельства Боуррика, скончавшегося от ран минувшей ночью.
   — Ах вот как! — взвизгнул Родрик. — Унаследовал?! А меня спросить позабыли?! Не будет он герцогом, если я этого не пожелаю.
   — Воля ваша, — сдержанно поклонился Лиам.
   — Скажи спасибо, что отец твой умер своей смертью, — плаксиво воскликнул король. — Ведь он замышлял предательство, и я повесил бы его, останься он в живых! Все вы готовы предать меня при первой же возможности!
   Услыхав столь незаслуженное оскорбление в адрес отца, чье тело едва успело остыть, Лиам схватился за рукоять своего меча. Брукал удержал его за руку. Жест этот не остался незамеченным королем.
   — Что это?! — воскликнул он. — Ты хотел поднять оружие против меня, своего монарха?! Эй, стража! Схватить его и связать! Я прикажу повесить его, когда вернусь с поля боя!
   К Лиаму бросились шестеро дюжих гвардейцев. По глазам окружавших его офицеров Западных армий и их подчиненных принц видел, что, скажи он хоть слово, и все эти люди бросятся ему на помощь. Им ничего не стоило бы уничтожить немногочисленную личную гвардию короля и освободить сына покойного Боуррика. Но это неминуемо привело бы к гражданской войне, и Лиам покорно протянул свой меч офицеру гвардии. Его отвели в пустовавшую палатку. Проводив принца гневным взглядом, Родрик с улыбкой обратился к Брукалу.
   — Ты — один из немногих, кто остался верен мне, герцог! Ты поведешь в бой отряды Западных армий, а Восточными буду командовать я.
   — Слушаюсь, ваше величество.
   К Пагу, остановившемуся в нескольких шагах от герцога, неслышно подошел Лори и тронул его за рукав.
   — Нам лучше вернуться в палатку, — прошептал он. — Во всяком случае, мне. Ведь если король меня узнает, сидеть мне связанным вместе с несчастным Лиамом!
   — Я пойду с тобой.
   — Касами и Мичем уже ожидают нас там.
   Через несколько часов, когда солнце поднялось над верхушками деревьев, в лагерь прибыли первые отряды Восточных армий. Вскоре, развернув боевые знамена, соединенные войска Королевства Островов двинулись на штурм цуранийских позиций в долине Серых Башен. Колонну возглавлял Родрик верхом на огромном черном жеребце.
   — Теперь нам остается только одно — ждать, со вздохом сказал Паг, выходя из палатки.
   — Этот венценосный безумец, похоже, ищет своей гибели, — отозвался Мичем, сплюнув в сторону. — Где это видано, чтобы король так рисковал собой?
   — Одни боги ведают, что творится в его больной голове, — затянувшись из своей трубки, пробормотал Кулган. — Он не отвечает за свои поступки, но противоречить ему не осмеливается никто из его разумных и трезво мыслящих подданных. Да свершится же то, что угодно богам!
   На закате в лагерь прискакал гонец в пыльном и запятнанном кровью плаще.
   — Победа! — возгласил он, спешиваясь и беря из рук подбежавшего слуги мех с вином. — Меня прислал герцог Вандрос. Мы оттеснили неприятеля в середину долины и освободили все завоеванные цурани земли к востоку от Серых Башен. Это наш день! — Он приник губами к меху и стал с жадностью пить вино. Струйки красной жидкости стекали с его подбородка, заливая грудь, но, не обращая на это внимания, солдат продолжал пить, пока не опустошил вместительный мех. — Погибли Ричард Саладорский, граф Силденский и несколько других вельмож, — сказал он, утолив якажду. — А король наш ранен. Его скоро доставят сюда на носилках.
   — Он что же, совсем плох? — спросил Кулган.
   — Ранен в голову, — флегматично отозвался гонец. -Да вы и сами увидите. — И, не говоря более ни слова, он направился к походной кухне.
   Когда на поляну прибыли конные носилки с раненым Родриком, солнце до половины зашло за горизонт, окрасив палатки и примятую траву в зловещий багрово-красный цвет. Лицо короля было белым, как полотно. Его рыжеватые волосы слиплись от запекшейся крови, череп был рассечен цуранийским мечом. При одном взгляде на монарха всем собравшимся у носилок стало ясно, что он не протянет и нескольких минут.
   — Отнесите его величество в мою палатку! — распорядился Кулган. — Я перевяжу его рану и напою его целебным снадобьем.
   — Нет, не троньте меня, — слабым голосом возразил Родрик. — Мне уже ничем нельзя помочь.
   В наступившей тишине стало слышно, как дыхание со свистом вырывалось из его посиневших губ.
   — Лиам… — прошептал король. — Приведите сюда Лиама.
   Вскоре принц предстал перед Родриком в окружении гвардейцев, которые стерегли его, связанного, с самого утра.
   — Я был болен, герцог Лиам. Не так ли? — силясь улыбнуться, спросил Родрик.
   — Ваше величество! — и принц опустился на колени перед носилками.
   — Не возражай мне. Я был болен, но никто из вас не решился сказать мне об этом. — Он помолчал и едва внятно пробормотал: — Да я бы и не поверил вам.
   В лагерь один за другим возвращались отряды, принимавшие участие в бою с цурани. Паг различил знамена Рэна, Садары, Вабона, Родеза, Тимонса.
   — Не хватает только Бас-Тайры, — шепотом сказал он Касами и Лори. — Этому Гаю нельзя отказать в уме и дальновидности! Он отсиживается в Крондоре, ожидая, когда престол освободится.
   Солдат и офицеров, плотным кольцом обступивших носилки Родрика, растолкал вернувшийся с поля боя герцог Брукал. Он опустился на колени рядом с Лиамом.
   — Вот ты и засвидетельствуешь мою последнюю волю, — прошептал Родрик.
   —Я… я к услугам вашего величества, — со вздохом отозвался герцог.
   — Лиам, дай мне руку! — потребовал король. Когда принц сжал пальцами его вялую ладонь, монарх собрал последние силы и внятно, отчетливо проговорил:
   — Мы, Родрик, четвертый правитель Королевства Островов, носящий это имя, находясь на смертном одре, назначаем наследником престола и единоличным властителем нашей державы присутствующего здесь Лиама кон Дуана, принца крови и нашего кузена, как старшего из представителей царствующего дома.
   Лиам бросил на Брукала тревожный взгляд, но тот жестом приказал ему молчать.
   — Я, Брукал, герцог Вабона, свидетельствую это!
   — Да простят меня все, — проговорил король, — кому я причинил зло! Я сожалею о кончине Эрланда, виновником которой считаю в первую очередь себя, и о казни, учиненной над Керусом. Разум мой, долгие годы находившийся во власти демонов, ныне снова стал ясен, дабы я мог раскаяться в содеянном перед кончиной. — Он с мольбой взглянул на Лиама и добавил: — Но прошу тебя, принц, не чини расправы над кузеном своим Гаем де Бас-Тайрой! Он действовал по моему повелению и потому не заслужил позорной смерти!
   — Обещаю вам это, ваше величество!