– У нас есть хлеб, мясо и эль. Вам стоит поесть.
   Голос Хью вывел Джиневру из задумчивости. – Спасибо, но я не голодна.
   – И все же надо поесть, – настаивал Хью. – Вы сделаете себе только хуже, если упадете в обморок перед королем. Его величество нетерпим к человеческим слабостям, в частности к женским. Они ставят его в тупик. А у вас, поверьте мне, не будет желания ставить его в тупик.
   – Я не имею склонности падать в обморок, – резко заявила Джиневра.
   – Сейчас ситуация особая. – Хью провел Джиневру под навес и, открыв корзинку, подал ей толстый ломоть мяса на куске хлеба. Затем он наполнил элем кубок и поставил его рядом с ней на скамью. – Вам это не помешает.
   Взяв себе еды, он ушел. Интересно, спросила себя Джиневра, зачем он оставляет ее одну. Чтобы она предалась размышлениям? Но о чем? Об их отношениях или о ее собственных проблемах?
   В час пополудни они проплыли через огромный олений парк Хэмптона, располагавшийся на обоих берегах Темзы. Над деревьями виднелись башенки и остроконечные крыши дворца. На дворцовой пристани толпились лакеи в ливреях и королевские лодочники. В настоящий момент пристань была занята: только что прибыли музыканты, и пришлось ждать, когда они сойдут на берег и их барка освободит место для швартовки.
   Джиневра ступила на пристань Хэмптон-Корта. Начался мелкий дождик – типичная для Англии морось, а не настоящий дождь. Джиневра надвинула капюшон и запахнула плащ.
   Лестницу наверх венчала арка с бойницами. От арки к дворцу вела дорога, выложенная красным кирпичом и окаймленная аккуратно подстриженной живой изгородью. Дорога шла через небольшой парк с изящными беседками и статуями в нишах. За парком Джиневра разглядела фруктовые сады с гнущимися под тяжестью плодов ветками и красиво отделанные пруды.
   Дорога постепенно расширялась и, наконец, уперлась в площадь, окруженную вековыми дубами. Над площадью высилась башня, являющаяся входом во дворец.
   – Куда мы идем? – шепотом спросила Джиневра, озадаченно глядя на шумную площадь, забитую всадниками, каретами и просто пешеходами. Туда-сюда сновали ливрейные лакеи. Церемониймейстеры, в чьи обязанности входило сопровождать разодетых дворян и заботиться о них, важно шествовали за своими подопечными. И никто, казалось, не замечал моросящего дождя.
   – В приемную хранителя печати, – ответил Хью. – Там не протолкнуться от просителей, поэтому держи меня за руку.
   Пробираясь сквозь толпу, Хью прошел в высокую арку, слева от которой начиналась лестница, а впереди, за небольшим двориком, была еще одна арка. Джиневра с любопытством разглядывала убранство дворца.
   Хью наклонился к ней и, указав на лестницу, освещенную светом факелов, прошептал:
   – Это королевская лестница. Ведет в личные апартаменты и приемный зал.
   Во внутреннем дворе трубили трубы. Джиневра не могла отличить один звук от другого, но догадывалась, что это неспроста. Посетители, пажи, церемониймейстеры – все они подчинялись этим сигналам и отлично разбирались в этой мешанине.
   Хью пересек двор, направляясь ко второй арке. Он шел с уверенностью человека, знающего, куда идти, и поэтому не привлекал к себе внимания. Он остановился в арке, и Джиневра увидела, что впереди находится еще один дворик, только меньше.
   Они прошли во двор. Дождь усилился. Несмотря на тревогу, Джиневра не могла не восхититься красотой и величием здания, стоявшего на северной стороне двора. Потрясенная, она остановилась и залюбовалась им, не замечая Хью, дергавшего ее за руку. Сильнее всего ее поразили отделанные позолотой астрономические часы[15] над аркой, через которую они вошли.
   – Какое великолепие! – восторженно проговорила она.
   – Да, – согласился Хью. – Утверждают, что Хэмптон – любимый дворец короля. Пошли, нам надо спешить.
   Они прошли во дворец и повернули в длинный коридор. Вдоль стен стояли мужчины и женщины – казалось, они здесь так давно, что уже успели прирасти к полу. Это были просители. Когда мимо них проходил человек, чья одежда и манеры свидетельствовали о его высоком ранге, они начинали что-то выкрикивать и тянули к нему руки, пытаясь ухватить за рукав.
   – Что они хотят? – Увиденное рассмешило Джиневру и одновременно вызвало отвращение.
   – Это приемная канцлера. Они подают ему прошение, чтобы исправить какую-то несправедливость в суде или решить спор, просят дать им какое-нибудь преимущество, – ответил Хью.
   – А почему вы сами не обратились к канцлеру с прошением? – спросила Джиневра, помня о документе, лежащем в кармане плаща. Этот документ отказывал Хью в праве на спорную землю. Если бы они решили этот вопрос в канцлерском суде, возможно, она бы не стояла сейчас здесь.
   – Если бы я считал, что от этого будет польза, я бы так и поступил. Но после смерти Томаса Мора канцелярию канцлера снова поразила коррупция.
   – Разве подобные речи не считаются государственной изменой?
   – Вполне возможно.
   – А вы предупреждали меня, что я должна быть осторожной.
   – И сейчас утверждаю это. Что же касается меня, Джиневра, то я стою на более твердой почве, чем вы.
   Джиневра ничего не сказала. Она шла рядом с ним, крепко держа его за руку. Он повернул в следующий коридор, тоже забитый просителями, и решительным шагом направился к двойной двери в конце. Возле двери стояли два церемониймейстера в красных бархатных кафтанах, отделанных темным мехом.
   – Хью де Боукер, – коротко представился Хью. – С леди Джиневрой Мэллори. По вызову короля и лорда – хранителя печати.
   Секунду Джиневре казалось, что церемониймейстер откажется впустить их. На его надменном лице не дрогнул ни один мускул. Но тут он встретился взглядом с Хью, и все изменилось: он поклонился, стукнул церемониальным посохом по полу и скрылся за дверью.
   Джиневра почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она вцепилась в руку Хью и попыталась унять предательскую дрожь. Хью накрыл ее руку своей.
   Церемониймейстер вернулся:
   – Лорд – хранитель печати будет рад видеть вас в три часа. Сейчас два.
   – Тогда мы подождем, – спокойно проговорил Хью. – Проводите нас туда, где мы могли бы отдохнуть.
   Церемониймейстер фыркнул и указал рукой на небольшую дверь.
   – Подождите там, милорд. Вас пригласят.
   – Благодарю. – Хью проводил Джиневру в тихую и спокойную комнатку. Те, кто был в коридоре, проводили их завистливыми взглядами.
   Однако всего через пятнадцать минут дверь в глубине комнатки открылась, и церемониймейстер торжественно произнес:
   – Прошу вас следовать за мной, сэр, мадам.
   Они прошли по узкому коридору, освещенному факелами. Остановившись перед дубовой дверью, церемониймейстер постучал и открыл ее.
   Хью пропустил Джиневру вперед. Мужчина, которого она вчера видела на улице, сейчас сидел за массивным дубовым столом у окна. Он внимательно смотрел на Джиневру, и взгляд его был холоден.
   Итак, она предстала перед Томасом Кромвелем, лордом – хранителем печати. Перед человеком, которого так боялась вся страна.

Глава 15

   Джиневра изо всех сил пыталась сохранять спокойствие. Она дала себе слово, что не покажет свой страх перед этим человеком.
   – Доброго вам дня, милорд Кромвель, – проговорила она и взглянула на мужчину в алой рясе прелата, стоявшего у окна.
   – Епископ Гардинер, – представил хранитель печати, указывая на мужчину. – Он заинтересовался вашим делом.
   – А разве уже есть мое дело, милорд?
   – Вы обвиняетесь в том, что околдовали четырех мужей, – скрипучим голосом произнес епископ.
   – Кто обвиняет меня, милорд епископ? И есть ли свидетели?
   Лицо епископа приобрело такой же цвет, как и его ряса.
   – При обвинении в колдовстве свидетели не нужны, и церковь выступает против применяемых в юриспруденции хитростей и фокусов, мадам.
   – Да ладно вам, милорд епископ, – махнул на него рукой Кромвель, – мы забегаем вперед. Леди Мэллори здесь для того, чтобы ответить на некоторые вопросы, вот и все.
   Если хранитель печати своими словами намеревался успокоить Джиневру, то своей цели он не достиг. Она чувствовала себя мухой, попавшей в паутину и наблюдающей за приближением хищника. Оглянувшись на стоявшего позади нее Хью, она увидела, что его лицо ничего не выражает.
   Ее взгляд привлек внимание хранителя печати к Хью.
   – А, лорд Хью! – с наигранным добродушием, от которого кровь стыла в жилах, воскликнул он. – Надеюсь, ваше долгое путешествие прошло благополучно?
   – Благополучно, милорд, – ровным голосом ответил Хью.
   – Хорошо… хорошо. – Хранитель печати кивнул и перевел взгляд на Джиневру. – Итак, миледи, давайте обсудим завещание вашего первого мужа Роджера Нидема. Кто нес ответственность за составление брачного договора?
   – Мой дядя. – Джиневра твердо смотрела на Кромвеля.
   – О, простите меня… какая невнимательность с моей стороны! – Хранитель печати сложил руки перед собой. – Прошу садиться, мадам. – Он указал на низкий стул в стороне от стола.
   Джиневра сразу сообразила, что окажется в проигрышном положении, если сядет на этот стул, а Хью и епископ останутся стоять: тогда все трое будут возвышаться над ней.
   – Мне и так удобно, милорд, хотя я благодарна вам за ваше предложение, – сказала она.
   На лице хранителя печати появилось недовольное выражение.
   – Как получилось, что Роджер Нидем передал вам поместье, на которое предъявляет права лорд Хью де Боукер? Кажется, оно принадлежало первой жене Нидема, и он не имел права передавать его.
   Джиневра вынула из кармана плаща документ.
   – У меня есть добрачный договор между моим мужем и его первой женой, – заявила она. – Из него следует, что спорные земли оговаривались актом распоряжения имуществом по случаю заключения брака. Следовательно, Роджер Нидем имел право передавать их.
   Джиневра услышала, что Хью шумно вдохнул воздух, но не повернулась.
   – Могу я взглянуть на него? – Кромвель протянул руку. На его толстых пальцах сверкнули кольца.
   Джиневра отдала ему документ. Он осторожно развернул его и разгладил. Его движения казались суетливыми, как у женщины, опасающейся обжечься об утюг.
   Кромвель читал бумагу в полном молчании. Джиневра остро ощущала присутствие Хью за спиной – его неподвижность была красноречивее любых слов.
   Наконец Кромвель поднял голову:
   – Лорд Хью, вы знали об этой оговорке в добрачном договоре?
   – Нет, – бесстрастно ответил Хью. – Если бы знал, я бы не стал предъявлять права. Я впервые слышу о ней. Почему-то леди Джиневра предпочла не упоминать о ней.
   – Вряд ли что-нибудь изменилось, если бы я рассказала о ней раньше, сэр, – повернувшись к нему вполоборота, тихо проговорила Джиневра. Хью был бледен, его глаза пылали гневом.
   – И все же я был бы признателен вам, мадам. Если, конечно, этот документ имеет силу перед судом, – добавил он.
   – Имеет, сэр, – уверенно заявила Джиневра, глядя ему в глаза. – Как я понимаю, лорд Кромвель, – обратилась она к хранителю печати, – мои права на эту землю бесспорны. Надеюсь, вы также убедитесь в том, что я имею законное право на все земли, которыми владею в настоящий момент.
   – Мы обязательно изучим все ваши права, леди Джиневра. Я бы хотел порасспросить вас о ваших мужьях, об их завещаниях и скоропостижных кончинах.
   Томас Кромвель устремил взгляд на портьеру, украшавшую одну из стен комнаты. Хью проследил за его взглядом и понял, что он значит.
   За гобеленом, в узком коридорчике, стоял крупный мужчина, одетый в пурпурное и черное. Скрытый за портьерой, он в дырку, умело спрятанную в складках, наблюдал за тем, что происходило в комнате.
   – Тело Господне! – пробормотал Генрих, обращаясь к сопровождавшему его мужчине. – Да она красивее, чем на миниатюре! Не знал, что такое возможно!
   – Красивее и хитрее, ваше величество, – прошептал лорд Дэлглиш, личный капельдинер короля. Он тоже находился на содержании у хранителя печати и обязан был во всех подробностях пересказывать тому все слова короля и докладывать обо всех событиях.
   – Возможно… возможно, – проговорил король. – У нее ум настоящего юриста, это уж точно. Трудно поверить, что за такой красотой может скрываться колдунья.
   – Но ведь именно в этом и заключается колдовство, ваше величество, – напомнил лорд Дэлглиш.
   Генрих кивнул и опять припал к отверстию.
   А Джиневра тем временем продолжала отвечать на вопросы. Она соблюдала предельную осторожность и старалась раньше времени не приводить аргументы в свою защиту – это было бы ошибкой. Ведь хранитель печати еще ни в чем не обвинил ее, хотя подспудный смысл его вопросов был ясен. Он скептически отнесся к тому, что Джиневра сама составляла свои брачные договоры, и заподозрил ее в неискренности.
   На это Джиневра только повторила то, что уже сказала.
   – Как же это может быть? – возмущенно осведомился епископ. – В первый раз слышу, чтобы женщина обладала такими познаниями.
   – Насколько мне известно, леди Мария тоже обладает глубокими познаниями, – сказала Джиневра. Услышав, как тихо охнул позади нее Хью, она догадалась, что сделала первую ошибку.
   – Верно, но что вам известно о леди Марии, мадам? – раздался Низкий бас из-за портьеры. В следующее мгновение портьера отлетела в сторону, и в комнату вошел король Генрих. – Что вы знаете о неблагодарности незаконнорожденной дочери?
   Джиневра упала на колени. По ее мнению, именно так должно приветствовать монарха, сверкающего золотом и драгоценностями. Его рыжие вьющиеся волосы были коротко подстрижены и скрыты под беретом.
   Хью сорвал с себя берет и низко поклонился. Епископ тоже поклонился, хранитель печати встал. Джиневра продолжала стоять на коленях.
   – Ну, мадам? – обратился к ней король, не считая нужным предложить ей подняться с колен. – Вы упомянули имя самого неблагодарного бастарда христианского мира, не так ли?
   – Простите меня, ваше величество, – промолвила Джиневра, не понимая, чем она вызвала такую бурную реакцию.
   Король помолчал, а потом вдруг запрокинул голову и громко расхохотался – такие резкие смены настроения были в его характере.
   – Ну, может, и прощу. А вы, девица, красавица, вот что я скажу. – Он взял ее за руку и помог подняться.
   – Я не девица, ваше величество, – возразила Джиневра, пытаясь унять дрожь в коленях.
   Генрих опять расхохотался.
   – Умная женщина, – заявил он. – Естественно, будь вы девицей, вам не пришлось бы отвечать на наши обвинения, верно? – Неожиданно в его глазах появился зловещий блеск.
   – Мне еще не выдвигали никаких обвинений, ваше величество, – заявила Джиневра.
   Генрих хмыкнул.
   – Вы их скоро услышите, мадам. И будете отвечать перед нашим судом в Звездной палате.
   – Как прикажет ваше величество, – тихо сказала Джиневра.
   – А до этого вы будете жить у лорда Хью, – объявил король. – Всю ответственность за вас я возлагаю на него. – Он коротко кивнул Хью.
   Еще перед выездом Хью предложил Джиневре обсудить вопрос ее местожительства с королем, и она решила, что сейчас наступил самый подходящий момент. Подняв голову, она тихо проговорила:
   – Ваше величество, я бы не хотела жить у лорда Хью. Не сомневаюсь, это для него накладно. Я бы нашла себе другое пристанище. У меня есть деньги, чтобы платить за себя.
   Джиневра уже поняла, что сделала очередную ошибку. В комнате словно подуло холодным ветром. Хью позади нее опять издал какой-то возглас. Король смотрел на нее как на помешанную.
   – Платить за себя? – вскричал он. – Да разве это пристало женщине? Тело Господне! Она отказывается от нашей милости! Господь всемогущий, мадам, да вы слишком горячи, – заявил он. – Да, несдержанная девчонка. Как вы посмели оспаривать мой приказ? Вы думаете, ваше решение лучше моего?
   Джиневра попыталась исправить положение, но было поздно.
   – Я не хотела оскорбить вас, ваше величество. Однако волна праведного гнева несла Генриха вперед.
   – Итак, вы бы предпочли не жить у лорда Хью? Тогда, мадам, живите в Тауэре.
   Хью снова с шумом вдохнул. Джиневра лихорадочно искала доводы, способные убедить короля передумать, смягчить жесткое выражение его лица, прогнать ярость из его глаз. Но прежде чем она успела что-то сказать, король тяжелым шагом пошел к потайной двери. Джиневра посмотрела на хранителя печати и поняла, что у него сочувствия ей не найти.
   – Итак, мадам, вы выбрали себе жилье, – провозгласил хранитель печати. – Кажется, лорд Хью, ваша гостья проявляет неблагодарность. Вдобавок к скрытности, – злобно добавил он. – Что вы скажете, Хью?
   – Сомневаюсь, что Тауэр – подходящее место для благородной дамы, – проговорил Хью. – Тем более если учесть, что ее еще ни в чем не обвинили.
   – Я поражен тем, что вы защищаете ее, – ухмыльнулся Кромвель. – Леди Джиневра оскорбляет вас, разрушает ваши надежды вернуть себе землю, обманывает вас, а вы встаете на ее защиту. – Он пожал плечами и обратился к епископу: – Такая благотворительность, милорд епископ, достойна похвалы.
   – Надеюсь, лорд Хью, уж вы-то не будете оспаривать приказ короля? – осведомился епископ.
   – Вряд ли, – холодно произнес Хью.
   – Тогда проводите даму в караульное помещение. – Кромвель взял лист бумаги и перо. – Там ее доставят к ее новому местожительству. Мы известим ее о дате суда, когда посовещаемся с остальными членами королевского совета. – Написав что-то, он посыпал лист песком и посмотрел на Джиневру. – До встречи, мадам. – Кромвель поставил печать и протянул бумагу Хью.
   Хью прочитал текст и помрачнел. Свернув лист в трубочку, он сунул его в карман гауна.
   Джиневра, ошеломленная, шокированная, чувствовала себя как в тумане. Хью подал ей руку и вывел из комнаты.
   – Что за бес в вас вселился?! – воскликнул он, едва они вышли в коридор. – Зачем вы разозлили короля? Он безжалостен и непостоянен. Разве вы не знали, что леди Мария в опале? Ее отец требует, чтобы она признала себя незаконнорожденной, а она отказывается подчиняться ему. Упоминать ее имя – это равносильно государственной измене.
   – Откуда мне было это знать? – с горечью проговорила Джиневра. – Я не знакома с нравами этого жалкого двора, где царят хитрость и обман.
   – Я думал, что вам с вашей хитростью будет несложно приспособиться, – грустно усмехнулся Хью. – Почему вы не рассказали мне о договоре?
   – Не видела особого смысла.
   – Нет, вы предпочли предъявить его именно в тот момент, когда меня можно будет застать врасплох и выставить в невыгодном свете, – уверенно заявил он.
   – Я предъявила его, когда для меня это было выгоднее всего, – возразила Джиневра.
   Хью сокрушенно покачал головой:
   – В нынешней ситуации это уже ничего не значит. Раз уж вы восстановили против себя короля… Господи, Джиневра, я же предупреждал вас, что нужно следить за каждым своим словом!
   – Я же просто попросила! – Нападки Хью пробудили ее к жизни. – Вы сами посоветовали мне обсудить вопрос моего местожительства с королем или хранителем печати. Вот я и последовала вашему совету.
   – Да это был не совет, а шутка! – воскликнул Хью. – Я не ожидал, что вы воспримете мои слова всерьез, иначе бы никогда не предложил вам такую глупость. Ведь это опасно – возражать королю! – Он помолчал, а потом спросил: – А почему вы не захотели жить у меня? Я понимаю, мой дом не так удобен, как ваш, но он все равно лучше Тауэра.
   – Дело вовсе не в вашем доме, милорд, – тихо проговорила Джиневра. – Вам отлично известно, почему я не могу оставаться под вашей крышей. Если я хочу сохранить свою жизнь и жизнь моих детей, я должна бороться с вами, лорд Хью, а не любить вас.
   – Вам незачем бороться со мной, – возразил Хью. – Я не ставлю себе цель погубить вас.
   Она едва заметно пожала плечами.
   – Это все слова. В моих глазах вы враг, а я не имею права сближаться с врагом. Итак, я буду жить в Тауэре до тех пор, пока мой вопрос не решится.
   Хью с трудом сдерживал себя. Он не понимал ее упорства. Однако нападками и уговорами здесь ничего не добьешься.
   Они молча покинули дворец и вошли в длинное низкое здание из серого камня, где находилась королевская охрана.
   – Эту даму нужно препроводить в Тауэр, – сказал Хью капитану и подал тому документ. – Вот приказ хранителя печати.
   Капитан внимательно прочел его и взглянул на женщину в черном, неподвижно стоявшую позади Хью. Интересно, чем эта красавица могла разозлить короля и хранителя печати? Нет сомнения, она благородного происхождения – в Тауэр заключают лишь дворян и исключительно по прихоти короля. Только вот имя Мэллори он слышит впервые.
   Вполне возможно, что она ни в чем не виновата, размышлял капитан. Просто хранителю печати понадобилось убрать ее с дороги, чтобы повлиять на короля. А вообще-то это не его дело.
   – Я вынужден оставить вас здесь, – тихо сказал Хью Джиневре. – Приложу все усилия, чтобы защитить ваши интересы. Настроение короля изменчиво, и если мне удастся застать его в добром расположении духа, я попытаюсь уговорить его проявить милосердие.
   Джиневра покачала головой:
   – Пусть все остается как есть. Здесь ничто не будет отвлекать меня от размышлений: я стану обдумывать свою защиту. У меня к вам одна просьба. – Ее голос дрогнул, а в глазах появились слезы, и она сморгнула их.
   – Чтобы я позаботился о ваших детях, – договорил за нее Хью. – Вам незачем просить меня об этом, Джиневра. Что бы ни случилось, не беспокойтесь за девочек. Они будут в безопасности. Я сделаю так, чтобы ответственность за них возложили на меня.
   – Вы очень добры, – прошептала Джиневра. – Успокойте их.
   – Я знаю, что им сказать. – Он взял ее за руку, и она не сделала попытки высвободиться.
   – Как вы думаете, мне разрешат держать книги?
   – В приказе хранителя печати не сказано, что это запрещено. Завтра утром вам доставят книги и все необходимое.
   – Благодарю вас, Хью. За это и за заботу о моих детях. Я знаю, что с вами им ничто не грозит.
   – Вы доверяете мне своих детей, а себя – нет! – шепотом вскричал он.
   – Я не имею права, – тихо, но твердо проговорила Джиневра.
   Минуту он молча смотрел на нее, потом горестно покачал головой и вышел.
   Капитан охраны взглянул на заключенную с удвоенным интересом. Он почти ничего не слышал из разговора, зато хорошо ощутил его эмоциональный накал. В глазах дамы блестели слезы, хотя в этом нет ничего удивительного, когда человек готовится испытать все ужасы заключения в Тауэре.
   – Мы готовы, мадам, – сказал он. – Баркас ждет нас.
   Джиневра запахнула плащ и под конвоем солдат спустилась на пристань. Шел дождь. Река была покрыта рябью, низкие серые тучи едва не касались земли. Джиневре почти не верилось в то, что только недавно было лето, что зеленые луга и долины Дербишира нежились под лучами яркого солнца. Мир вокруг нее был мрачным, унылым и грязным.
   Она взошла на борт баркаса и села под навес, радуясь тому, что можно укрыться от дождя. Ее плащ промок, и ей было холодно. Гребцы взялись за весла, и баркас вышел на середину реки.
   Хью вернется домой, где его ждет огонь в камине, сытный ужин, болтовня детей. А она плывет в тюрьму. Зато там она будет вдали от искушения оказаться в одной постели с Хью, сказала она себе. Ведь именно к этому она стремилась.
   Однако после долгих часов плавания под дождем Джиневре с трудом удавалось сохранять уверенность в правильности своего выбора. Баркас приблизился к Тауэру, огромному серому зданию. Джиневра увидела тяжелые ворота с решеткой и узкий тоннель за ними. Ворота были открыты, и баркас вплыл в них. Когда они пересекли небольшой пруд, открылись следующие ворота, и баркас пристал к причалу. Ступеньки причала покрывала зеленая слизь, со стен высившегося над ним бастиона капала вода. На причале стояли четыре лейб-гвардейца – именно они принимали узников.
   «„Ворота изменников“[16]! – вдруг догадалась Джиневра. – Меня доставили в Тауэр через ворота смертников!» Недобрая слава «Ворот изменников» достигла отдаленных уголков Дербишира. Джиневру охватил ужас. Она больше никогда не увидит своих девочек!
   Она ступила на скользкий причал. Капитан королевской гвардии протянул приказ хранителя печати одному из лейб-гвардейцев, отдал Джиневре честь и вернулся на баркас.
   – Сюда, мадам.
   Лейб-гвардейцы окружили Джиневру и повели ее по узкой лестнице в стене бастиона. Они вышли на крепостной вал – Джиневра услышала громкое карканье воронов, – затем по каменной лестнице спустились в просторный внутренний двор, заросший травой. Со всех сторон поднимались высокие стены крепости. В круглые башни вели каменные лестницы.
   Джиневру повели к низкому зданию, очень похожему на обычный дом. По траве разгуливали вороны, своим карканьем навевая тоску. Лейб-гвардеец постучал, и дверь тут же открылась.
   – Заключенная леди Мэллори к коменданту Тауэра, – отчеканил он.
   Они прошли в небольшой холл.
   – Кто это такая? Мне не говорили, что сегодня кто-то будет. – Из-за двери справа появился крупный мужчина с салфеткой, повязанной вокруг шеи. Судя по одежде, он занимал важный пост. Прочитав приказ, он внимательно оглядел Джиневру. – Итак, леди Мэллори, вы некоторое время побудете моей гостьей. – Он вежливо поклонился. – Мы сделаем все возможное, чтобы вам было удобно.