Фэйзер Джейн. Серебряные ночи

   — Русские крестьяне в большинстве своем не так хорошо одеты и живут в менее живописных домах, ваше превосходительство, — вздохнула она. — Но я сомневаюсь, что нам удастся увидеть Россию в ее истинном обличье.
   — Эта дорога была проложена вчера вечером, — со знанием дела заявил Адам как один из ближайших подчиненных Потемкина. — Целая команда трудилась всю ночь, чтобы поставить все эти домишки и насадить сады.
   — И они просуществуют ровно столько, сколько потребуется флоту, чтобы проплыть мимо, — вставил граф де Сегюр. — Потемкин строит миражи. Миражи во славу его императрицы.
   — И тем не менее все проникаются их обаянием, — с абсолютной уверенностью заметила Софья.
   — О да, несомненно, — еще раз с восхищением покачал головой прусский посланник. — Такое ощущение, что все мы перенеслись в другое время. — Он рассмеялся. — Нам предоставили корабли Клеопатры. А Екатерина — современная царица египетская.
   Потемкин, безусловно, добился желаемого, подумал Адам, глядя вдаль. Перед ним расстилалась цветущая степь; над головой по-весеннему ярко голубело небо. Бескрайние просторы завораживали своим величием. Князь хотел произвести на изысканное общество иностранцев неизгладимое впечатление величием России и величием той, которая была властительницей всего этого. Даже если они и не обманулись потемкинскими 740деревнями, они не могли не признать этого величия и не передать своего впечатления своим правителям.
   Над водой послышался заливистый звук боцманской дудки. Взглянув на воду, Софи увидела маленькую шлюпку, направляющуюся к императорскому кораблю. В парадном мундире и шляпе с плюмажем в ней восседала единственная особа — ее муж. Невольно она отодвинулась от Адама. Общество герцога де Лилля и графа де Сегюра для этого свидания ее устраивало гораздо больше, тем более что развлекать высоких гостей являлось одной из вмененных ей обязанностей. Подобно зверьку, ищущему укрытия от охотника, она встала между послами и завела оживленную беседу о музыке, по-прежнему услаждающей слух гостей императорского судна.
   Взошедшего на палубу князя Павла Дмитриева встретили с церемониями, подобающими особе его ранга. С хлыстом под мышкой, сияя начищенными пуговицами мундира, со шляпой в руке, он двинулся вперед. Холодный взгляд светло-голубых глаз упал на Софи.
   — Княгиня, — остановился он перед ней, поднося к губам ее руку и затем с несвойственной ему мягкостью целуя в щеку, как и полагается законному супругу, — боюсь, я слишком мало уделяю вам внимания, но долг — прежде всего.
   — Ваше ревностное отношение к исполнению долга мне хорошо известно, Павел, — откликнулась Софья.
   Адам сжал кулаки. Софья решительно недооценивает собственного мужа, хотя могла бы и поостеречься, помня о том, что он над ней учинял и собирается сделать. Она же просто бесит его своей дерзостью. Сам он уже хорошо усвоил, что дерзость — неотъемлемая черта характера Софьи. Но полным безумием было оттачивать свой острый язычок на таком человеке, как Павел Дмитриев.
   — Я всегда выполняю свой долг, моя дорогая жена, — тонко усмехнулся генерал. — Чего бы мне это ни стоило.
   Напоминание о той угрозе, которую он, безусловно, собирался привести в исполнение, когда жизнь вернется на круги своя, вызвало дрожь в коленках; однако пока она в полной безопасности. В потемкинской сказочной стране голубое небо и яркое солнце, Адам с ней рядом, послы любезно улыбаются, не замечая ничего необычного в разговоре супругов. Она в полной безопасности… здесь… и сейчас. Рука непроизвольно легла на живот.

Глава 16

 
   — Ты не заметил ничего необычного в нашей Софье Алексеевне, Григорий? — сидя однажды поздно вечером в своей каюте с огромной двухспальной кроватью, проговорила Екатерина, откидываясь на спинку кресла. Фаворит в это время в библиотеке играл со своими приятелями — гвардейскими офицерами в карты; императрица благосклонно относилась к этому невинному занятию. Пользуясь его отсутствием, старшие могли спокойно побеседовать о том о сем наедине.
   — Она влюблена, — без экивоков заявил князь Потемкин. — Ничем другим не могу объяснить это очаровательное сияние, исходящее от княгини.
   — Но в кого? — забарабанила пальцами по подлокотнику Екатерина. — Чаще всего ее видят в обществе герцога де Лилля и графа де Сегюра, но, полагаю, она не настолько глупа, чтобы нацеливать на них свои чары.
   — По знатности они равны с княгиней, — мягко заметил Потемкин.
   — Разумеется, я не об этом. — В обычно спокойном тоне императрицы проскользнула нетерпеливая нотка. Екатерина взяла со столика стакан и сделала большой глоток горячей воды, что заменяло ей вечернюю рюмку. — Однако князь Дмитриев не относится к породе людей, которые сквозь пальцы смотрят на невинные шалости своих женушек. Мы не можем допустить скандала с участием иностранных послов.
   — В таком случае я предложил бы дать генералу какое-нибудь ответственное поручение, — ухмыльнулся Потемкин. — И чтобы он занимался им до тех пор, пока мы не выясним, кто же сей счастливчик.
   — Уж не ревнуешь ли ты, часом, Гриша? — улыбнулась императрица.
   — Боюсь, что да, — тяжко вздохнул князь, но глаз его при этом весело сверкнул. — К счастью, у нас здесь нет недостатка в юных прелестницах, чтобы человек, чьи надежды рухнули, не мог найти себе утешения.
   — Ну, хорошо. Значит, ты должен держать генерала как можно дальше от его жены. Я с ней поговорю… А-а, Саша! Ты выиграл? — Вся просияв, императрица повернулась в сторону открывшейся двери, где появился Александр Мамонов, явно навеселе, в своем красном мундире с расстегнутым воротником.
   — Увы нет, матушка, — икнув, откликнулся он, наткнувшись на жесткий взгляд Потемкина. Князь привел месье Краснокафтанника в царскую спальню, он же мог с легкостью вышвырнуть его обратно. Вино придает бодрости, а ее императорское величество требовала от своего юного любимчика бодрости незаурядной. Потемкин не простил бы и малейшей промашки в этом деле.
   — Позвольте покинуть вас, государыня. — Князь встал и подошел к ручке Екатерины, целуя пальцы. Ах, как они целовались когда-то, какие бушевали любовные страсти… Ничего этого не понять молодому человеку, который делал усилие над собой, чтобы приготовиться к предстоящим ночным бдениям.
   На следующее утро Софья покинула императорскую каюту немало озадаченной. Она была подвергнута мягкому, но весьма умелому допросу, причины которого уловить не могла. Императрица интересовалась ее самочувствием, ее привычками, расспрашивала о знакомствах, которые она свела на корабле, о том, сколько времени она проводит с мужем. Ей было интересно узнать мнение Софьи обо всех знатных гостях. Софи искренне отвечала на все вопросы, при этом лучащаяся доброжелательностью Екатерина старалась не пропустить мельчайших оттенков в выражении ее лица. Да, она находит общество французского и прусского посланников наиболее приятным, но ее величество того же мнения, разве не так? Трудно остаться равнодушной к столь благородным, неординарно мыслящим, остроумным господам. Царица не могла не признать неопровержимую рассудительность своей фрейлины.
   Спустя час после начала беседы Софья была отпущена. Она ушла, не имея ни малейшего представления о том, удовлетворена ли государыня беседой. И это ее очень тревожило вкупе с тайной, которую приходилось скрывать. Могла ли царица заподозрить, что у Софи есть любовник или, того хуже, что она беременна? Нет, последнее пока еще никак не отразилось ни на лице, ни на фигуре; они с Адамом вели себя предельно осторожно, чтобы не вызвать подозрений.
   Тем не менее у нее на горизонте появилось другое облачко.
 
   На следующее утро они должны прибыть в Кайдак, где к грандиозному турне присоединится принц Прусский. Основное задание Павла будет выполнено. Вполне вероятно, что у него появится больше времени на светские развлечения, которыми заполнена корабельная жизнь с утра до вечера. И он сможет проводить в обществе собственной жены столько времени, сколько пожелает.
   Холодок страха вновь пробежал по спине. Он никогда не упускал случая напомнить о кратковременности ее нынешнего независимого существования. В обществе он не раз открыто говорил о желании уединиться в своем имении, как только завершится путешествие. При этом его голубые глаза с издевательской насмешкой сверлили Софи. Он словно хотел разглядеть за ее внешней невозмутимостью глубоко скрытый страх. Одна, в сельской глуши, она окажется полностью беззащитной перед его безграничной жестокостью, безмолвной свидетельницей которой будет только запуганная им до смерти прислуга. А если он еще и узнает о беременности… Боже милостивый, об этом лучше не думать. А если не удастся упросить императрицу отпустить ее в Берхольское? Высочайшее разрешение способно перекрыть любые возражения мужа, но что, если Екатерина не пожелает подарить ей несколько месяцев в деревне, необходимых для того, чтобы втайне родить ребенка, которого она носит под сердцем?
   В эту ночь Софи не откликнулась на стук в переборку. Одолеваемая ужасающими картинами, которые подбрасывало обостренное беременностью услужливое воображение, она поняла, что не в состоянии сейчас встречаться с Адамом так, словно ничего не произошло. Уже ничто не могло заставить ее забыться в призрачном мире иллюзий. От того, что она поделится с Адамом своими страхами, легче не станет, только усугубит его страдания, которые он так мужественно пытается скрыть от нее.
   Адам, лежа в своей каюте, озадаченно хмурился. Тонкая деревяшка хранила глубокое молчание. Весь день он был занят с Потемкиным приготовлениями к завтрашнему прибытию в Кайдак. С Софьей удалось лишь мельком увидеться за обедом. И легче от этого не стало. Она выглядела погасшей, потерянной, утратившей все свое былое сияние. Может, она заснула? Адам вперился в переборку, словно хотел пронзить ее взглядом. Этого не удалось, но зато он почувствовал, что Софи не спит. Лицо его приобрело жесткое выражение.
   Узкий коридор в это время был пуст, Адам тихо как тень выскользнул из своей каюты. Смутно виднеющаяся на постели фигура слегка пошевелилась, когда он прикрыл за собой дверь.
   — Ты не спишь, — негромко заявил он, подходя ближе. — Не надо играть со мной, Софи. У меня нет на это сил.
   Софи открыла глаза, недоумевая, почему голос его звучит столь тревожно.
   — У меня нет настроения сегодня заниматься любовью.
   — Ну и не будем, — миролюбиво откликнулся он. — Только поэтому ты не отвечала, когда я стучал? — Он присел на кровать и взял ее двумя пальцами за подбородок. — Мне кажется, дело не в этом, Софья Алексеевна. Я же не клиент публичного дома.
   Краска залила ее щеки. В полумраке сердито сверкнули темные глаза.
   — Как ты можешь такое говорить?
   — Но ведь дело в другом?
   — Конечно, — вздохнула она. — Что тебя так растревожило?
   — Не что, а кто. Я же вижу твое состояние. Ты и днем была сама не своя. Я теряюсь в догадках, а ты меня избегаешь. Так что садись и выкладывай все, что тебя тревожит, пока я не вышел из себя окончательно.
   — Интересно, что будет дальше, — пробормотала Софи.
   — Еще немного, и ты узнаешь, — произнес он с шутливой угрозой, но Софи почувствовала, что Адам настроен серьезно. Она приподнялась на подушках и откинула с лица прядь волос,
   — Мне кажется, дело в том, что завтра мы прибываем в Кайдак. Волшебное путешествие заканчивается. Это меня и расстраивает, — сказала она весьма уклончиво.
   — Но от Кайдака мы поедем по твоим любимым степям, — возразил Адам. — Мы будем спать в шатрах под звездами. Милая моя, ты всегда любила природу!
   — Карсты, — подавленно напомнила она. — Кареты и Павел. Он не будет так занят, когда принц Иосиф присоединится к нам.
   Адам нахмурился, пытаясь понять, какая из двух причин более весома.
   — Уверен, ты сможешь большую часть пути провести в седле. Надо только объяснить твою слабость императрице. А там, где этого не случится, можно ехать в открытой повозке. Так тебе будет легче. — Увидев, что она немного повеселела, Адам продолжил: — Про твоего мужа мне пока ничего не известно. Я еще не видел распоряжений на продолжение путешествия. Но ты все равно остаешься в свите императрицы, а он — под началом Потемкина. Так было положено еще в Киеве. Ничего не изменится.
   — Хотелось бы верить, — снова вздохнула Софья, кладя голову к нему на плечо. — Обними меня, милый. Я чувствую себя так, будто с меня содрали кожу.
   — Возьми мою, — предложил Адам, опуская ее на подушку и устраиваясь рядом. Прижавшись всем телом, он добавил: — Все, что у меня есть, любовь моя, принадлежит тебе. И кожа, и кости, и жилы.
   Через двое суток блестящее общество вместе с присоединившимся Иосифом Прусским покинуло корабли и двинулось в степь. Софи верхом на изящной, резвой лошадке чувствовала себя на вершине блаженства. Плыть вниз по реке под ярким весенним солнцем было тоже, конечно, приятно, но не шло ни в какое сравнение с наслаждением от верховой езды — даже если придется использовать специальное дамское седло, в котором сидят боком. Когда она объяснила царице, что очень плохо переносит езду в карете, та с легкостью согласилась, чтобы юная фрейлина покаталась верхом, предложив лишь не сильно удаляться от императорского экипажа.
   Князь Дмитриев оказался далеко не столь покладист. Завидев свою жену, смеющуюся от радости, на лошадке каракорской породы, он тут же подскакал к ней.
   — Что это значит? Почему вы решили ехать верхом?
   — Мне позволили ее величество, — примирительным тоном пояснила она. — Государыне известно, что я очень страдаю от езды в карете.
   — Я не потерплю, чтобы вы носились по полям как дикарка, когда вся свита ее величества едет, как подобает, в каретах, — с ледяной яростью заявил князь.
   — Я не ношусь как дикарка, — возмутилась Софья, хотя это и не совсем соответствовало действительности. Рука мужа изо всех сил стиснула рукоятку хлыста. Ее сердце сжалось. Но генерал умел сдерживать себя.
   — Моя дорогая, вы должны понять: то, что вы делаете, неприлично. Мне придется поговорить с государыней. — Развернув лошадь, генерал Дмитриев поскакал к императорскому экипажу.
   Софи осталась в полном унынии. Удастся ли ему убедить Екатерину, что воля мужа важнее прихотей его жены?
   — У вас такой вид, Софья Алексеевна, словно вы лишились всего состояния! — воскликнул подъехавший князь Потемкин, бесконечно довольный собой и видом великолепного каравана. — Довольно! Я не желаю видеть печальные лица в такой прекрасный день! Грустить запрещается. Приказываю немедленно улыбнуться.
   — С превеликим удовольствием, князь, — сделала слабую попытку Софья, — но дело в том, что мой муж хочет заставить меня ехать в карете.
   — Что это он вздумал? Я понял, что вам от этого становится нехорошо? — переспросил Потемкин. Глаз его сверкнул яростью.
   — Муж считает, что верхом — неприлично, — пробормотала она, потупив взор.
   — Никогда не слышал подобной глупости! — Натянув поводья, Потемкин умчался в сторону императорского экипажа.
   Софи оставалось только сидеть и ждать, покусывая губы. Если Павла вынудят переменить свое решение, он придет в бешенство, но сейчас он только и сможет прибавить еще одно прегрешение к тому огромному списку прегрешений, за которые намерен спросить с нее в полной мере, когда пробьет роковой для нее час. Но теперь она готова заложить душу хоть черту, лишь бы не мучиться в закрытой карсте.
   Караван пришел в движение. Ни Потемкин, ни Павел не появлялись, поэтому Софи послала свою кобылку вперед широким шагом. Она подумала, что красиво смотрится со стороны, хотя так ехать было скучно, даже утомительно. Она наддала коленями по бокам лошадки. Та пошла рысью. Стало лучше, но ненамного. Софи оглянулась по сторонам. Кареты растянулись длинной вереницей; за ними пылили повозки с поклажей. Им не было ни конца ни краю. Вокруг на лошадях гарцевали офицеры, а также несколько гостей, предпочитавших движение сидячему образу жизни. Никто, кажется, не обращал на нее ни малейшего внимания; впереди простиралась восхитительная бескрайняя степь. Она чувствовала нетерпение своей лошадки, сдерживаемой лишь волей хозяйки. Ну кому от этого будет плохо?
   Спустя три минуты Адам, который ехал с Потемкиным во главе каравана, услышал дробный перестук копыт; мимо пронеслась серая в яблоках тень, обдав его потоком ветра.
   — Матерь Божья! — воскликнул Потемкин. — Это же княгиня Дмитриева!.. И какая прекрасная посадка! — И даже зацокал языком от восхищения. — Однако сомневаюсь, что муж ее способен оценить по достоинству этот побег, — усмехнулся он.
   Адам, побледнев, едва смог справиться с голосом:
   — Наверное, мне лучше догнать ее, князь. Царица тоже может быть недовольна.
   — Да, пожалуй, ты прав, — кивнул Потемкин. — Догони, если сумеешь.
   Адам пустился в галоп. На этот раз под ней не было ее неутомимого Хана, и его лошадь вполне могла соперничать с любым заурядным скакуном.
   Софи, услышав стук копыт за спиной, оглянулась через плечо. Увидев Адама, она помахала ему рукой и пришпорила лошадь, приглашая посоревноваться в гонках. Адам разразился всеми проклятиями, которые знал, и безжалостно вонзил шпоры в бока лошади. Непривычная к столь недоброму обращению, она рванула вперед, быстро сокращая расстояние до скачущей впереди кобылы, которая явно начинала уставать. Софи отпустила поводья и смеясь повернулась к Адаму. В следующее мгновение смех застыл на губах, веселья простыл и след.
   — У тебя что, совсем в голове ничего нет? — заорал Адам. — Как ты можешь в своем положении носиться верхом сломя голову!
   — В каком положении? — искренне изумилась Софи, напрочь забыв обо всем из-за восхитительного ощущения полета по цветущей степи. Затем сообразила и охнула. — Ну и что? Я же еще не собираюсь рожать.
   Адам мысленно взмолился, чтобы хватило сил сдержаться и найти слова для выражения своих чувств.
   — Дорогой мой, — проговорила Софи, глядя в его побелевшее лицо и полыхающие яростью глаза. — Кажется, ты готов меня убить и закопать прямо на этом месте!
   — Мне тоже так кажется, — с напряжением ответил Адам.
   — Не могу не заметить, что это гораздо хуже отразится на моем здоровье, — задумчиво произнесла она, глядя на него сквозь полуопущенные ресницы.
   — Тебе может показаться странным, но я лично не вижу в этом ничего смешного.
   Его ледяной тон, казалось, мог пронзить холодом до костей. Самым разумным было отступить.
   — Ты прав, — примирительно протянула она руку. — Это весьма неудачная шутка. Я просто соскучилась после долгого сидения на одном месте.
   Адам молча повернул свою лошадь обратно. Софи, в нескольких шагах сзади, последовала за ним, размышляя, долго ли будет таять лед. Говорили, что его беременная жена погибла от несчастного случая в дороге. Это воспоминание окончательно погасило ее приподнятое настроение; она уже сожалела о своем необдуманном порыве.
   Они приблизились к каравану, медленно плывущему по степи. Князь Потемкин, увидев потухшее выражение лица Софьи, а затем — хмурого полковника, решил, что граф Данилевский продемонстрировал оплошавшей княгине свое хорошо известное мастерство владения русским языком. И вполне заслуженно, подумал про себя князь, решив не вмешиваться.
   — Я бы очень просил вас, княгиня, занять ваше место рядом с каретой ее величества, — произнес граф тоном, от которого повеяло арктическим холодом.
   — Хорошо, граф, — покорно согласилась Софи и безропотно двинулась по направлению к экипажу государыни.
   — Ты нагрубил ей, Адам? — хмыкнул Потемкин, подъезжая к полковнику.
   — Из самых лучших побуждений, — кратко заметил тот. — Если бы ее муж заметил столь безобразное поведение, у него были бы все основания упрятать ее в карету.
   — Да, но князю Дмитриеву некоторое время будет затруднительно следить за поведением своей жены, — заметил Потемкин, вглядываясь в подрагивающее марево. — Он отправился в Бахчисарай проследить, чтобы татары с подобающим почетом и уважением встретили свою повелительницу. — Потемкин задумчиво почесал подбородок. — Ее императорское величество настаивает, чтобы въезд в Крымское ханство происходил без сопровождения русских войск. Она убеждена, что должна показать свою уверенность в благорасположении татар. Хан уже четыре года как перешел под покровительство России. Не сомневаюсь, что прозорливость ее величества не подведет ее и на этот раз, но я на всякий случай решил, что авангард, прибывший туда, разумеется, с мирными целями, будет нелишней предосторожностью,
   Адам, которому стоило больших усилий сосредоточиться на том, о чем говорил Потемкин, с почтительным одобрением отозвался об этом решении. Весь его гнев на Софью чудесным образом испарился. В отсутствие Дмитриева у них появляется новая свобода. Эта свобода — степь. Софи избавится от постоянного беспокойства, которое, как он мог догадываться, приводило ее порой в глубокое отчаяние; он получит возможность придумать какое-нибудь романтическое приключение для любимой, не опасаясь, что их достанут холодные щупальца мстительного супруга.
 
   Часом позже Софи, грациозно гарцуя рядом с императорской каретой, вела оживленную беседу с английским послом лордом Фитцхербертом, который тоже оказался любителем верховой езды. В это время из арьергарда каравана показалась большая группа кавалеристов во главе с генералом Дмитриевым. Он подъехал к ней.
   — Я должен попрощаться с вами, Софья Алексеевна. Встретимся в Бахчисарае.
   От этой новости сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди. Софи прикрыла глаза, чтобы он не заметил вспыхнувшей радости.
   — Вы получили важное задание, Павел?
   — Я получил задание обеспечить мирный прием императрице. — Напыщенность тона не оставляла сомнений в том, что он несказанно горд порученной миссией. Он показал рукой в сторону своего отряда. — Достаточно показать свое могущество, чтобы добиться полного повиновения, но мы должны быть готовы к любым неожиданностям.
   — Я не сомневаюсь в вас, Павел, — со всей серьезностью откликнулась Софи, помня, что рядом находится британский посол. — Этой миссии вы соответствуете как никто другой. — Повернув голову в сторону лорда Фитцхерберта, она с нарочитым содроганием пояснила: — Эти татары, сэр, такая грубая и непредсказуемая нация! Они совсем недавно стали подданными ее императорского величества. Вполне возможно, что кому-то захочется выразить свое неудовольствие.
   — Совершенно с вами согласен, — кивнул головой посол, разглядывая величественного генерала и его отряд. — Насколько мне известно, генерал, у вас большой опыт боевых действий в Крыму?
   — В известном смысле да, — признательно поклонился Дмитриев. — Когда происходило присоединение, я воевал под командованием фельдмаршала, а потом имел дело с несколькими восстаниями.
   — В таком случае наша безопасность в надежных руках, — вежливо заметил англичанин. Демонстрируя галантность, он послал свою лошадь вперед, давая возможность генералу наедине попрощаться со своей женой.
   — Желаю вам как следует насладиться верховой ездой, дорогая, — мягко произнес Павел. — Тем более что это удовольствие для вас скоро закончится.
   Не дожидаясь ответа, он поскакал прочь. Софи всей кожей ощутила липкие миазмы омерзения; не в силах радоваться неожиданному освобождению, она сомневалась, что в состоянии подъехать к голове каравана, где находился граф Данилевский, чтобы переброситься с ним несколькими словами, постараться растопить его лед и самой немного развеяться. Но тут появился лорд Фитцхерберт, и ей пришлось вернуться к своим обязанностям.
 
   Ближе к вечеру караван остановился. Пассажиры высыпали из своих экипажей и разбрелись по зеленой, цветущей степи. Солнце уже пригревало не так сильно. Воздух был напоен свежими запахами цветов и трав. Вскоре из походных печек повалил дым, затем поплыли густые ароматы жарящегося мяса. Повсюду булькали кипящие самовары. Прислуга металась между прогуливающимися группами, быстро разворачивая огромный полотняный город, в котором должно было разместиться на ночь все блистательное общество. Шатры были столь же блистательны: богатые декоративные ткани были украшены серебряными кистями и драгоценными камнями, тускло поблескивающими в лучах заходящего солнца.
   Софи пришлось делить шатер с двумя дамами из императорской свиты. Это не было неожиданностью, хотя она и не удержалась от того, чтобы не сморщить носик при столь явном неудобстве. Мужа нет, зато две компаньонки! Впрочем, после утреннего недоразумения Адам даже не взглянул в ее сторону, из чего она заключила, что до прощения еще далеко. Он должен быть поставлен в известность, что Дмитриев покинул процессию, поэтому Софи надеялась, что столь явное отстранение продлится недолго.
   Переодевшись к ужину, она направилась к царскому шатру, который легко было отличить от всех прочих по короне и двуглавому орлу, вознесенным над украшенным драгоценными камнями полотняным сооружением. Спальню Екатерины от просторного помещения для приема гостей отгораживал занавес из дорогих гобеленов. А само помещение было обставлено в духе салонов Царского Села — летней резиденции императрицы: кресла, диваны, оттоманки, богатые ковры, полностью покрывшие землю, от которой тем не менее исходил потрясающий запах цветущей степи. Повсюду горели светильники в изящных серебряных канделябрах. Сновали лакеи с подносами, уставленными шампанским, водкой, оливками, рыбой и соленьями.