Тогда я заметил, что она прозрачна и сквозь нее видны контуры находящихся в глубине шаров и параболоидов.
Так я стоял, вероятно, около минуты. Она тоже не двигалась, словно ожидая меня. Так, значит, они хотят заманить меня куда-то… А может, это ловушка? Нет, если бы они действительно хотели, они могли бы без труда перенести меня в любое место при помощи какого-нибудь силового поля… Я решился. Пошел за Верой. Ее изображение все время убегало от меня. Неожиданно между двумя шарами я увидел небольшую ракету, настоящую маленькую земную ракету с открытым люком, в котором исчезла Вера. Я пошел за ней… и увидел Гай.
— Серг, это ты? Как ты сюда попал? — спросила она.
Потом я увидел в ее глазах страх; она отодвинулась от меня к стенке.
— Да. Это я, Серг. Как вошел? Очень просто — через люк… — я повернулся, чтобы показать ей вход, но за мной была сплошная стена.
— А может, ты тоже умер, как Вера, и это просто образ Серга.
— Да нет же, Гай, я живой. Я действительно живой… — и я схватил ее за руку.
— Живой… А Веру ты видел? — вдруг спросила она.
— Видел. Да, это был ее образ.
— И она провела тебя между шарами…
— Провела.
— А зачем, Серг? Зачем?
— Не понимаю…
— Зачем они заперли нас здесь?.. — Она забилась в угол кабины и закрыла глаза.
Я не знал, что ей ответить. Осмотревшись, я увидел… экран. Он не походил на земной экран, но все же это был экран — в нем светились звезды.
— Гай! Гай! — Я дернул ее за рукав скафандра и сквозь стекло шлема увидел, как она медленно открыла глаза.
— Что случилось? — спросила она.
— Не знаю. Какие-то звезды…
— Звезды?
— Да, на экране, посмотри сама, это же звезды.
Некоторое время мы смотрели на экран. Вдруг Гай вскочила, и я увидел, как ее зрачки расширились от ужаса.
— Серг, а если они нас выбросили с Ганимеда…
— Не понимаю.
— Ну, отправили нас в космос.
— Зачем? Зачем им это, объясни мне, — я старался говорить спокойно, но уже и сам чувствовал страх.
— Откуда мне знать… А камни… Зачем они собирали камни и переносили их в розовый туман?
— Но нас-то они не тронули…
— Может, именно для того, чтобы запустить в безвоздушное пространство. А вдруг они всех людей или убивают, или выбрасывают в космос…
Я помолчал.
— Они выбросили нас с Ганимеда на снаряде и не дали нам возможности управлять этим снарядом.
— Ты думаешь, они на нас экспериментируют?
— Нет. Наверно, так они убивают своих соплеменников. Может, их нельзя убить иначе.
Я не ответил. Если Гай права… то нас действительно ждет смерть… Ни одна обсерватория нас не обнаружит… самое большее, случайно отыщет радар какой-нибудь пролетающей ракеты, но мы не передаем сигналов, поэтому они примут нас за метеорит, разрядят свой аннигилятор, и мы испаримся.
— Мы испаримся, если…
— Нет, — прервала меня Гай, — мы умрем здесь. Здесь, в этой кабине, слышишь.
— Успокойся, Гай, успокойся…
— Смотри, — Гай показала на экран. — Они специально установили его, чтобы заставить нас думать об этом.
— О чем?
— О том, что мы умрем.
— Гай!
Она только рассмеялась.
— Будем умирать и смотреть на звезды…
Тогда я взглянул на экран. Звезд не было, они исчезли, их вытеснила с экрана все увеличивающаяся знакомая глыба Ганимеда. Наш снаряд шел на посадку.
Я следил глазами за солнечным зайчиком, медленно ползущим по паркету. За открытым окном был слышен шум автомата, подстригающего газон в саду. По голубому прямоугольнику неба плыли облака. У окна стояла Гай…
Гай без скафандра… Это была Земля, настоящая Земля!
Мы кончили рассказ, и Торен задумчиво потирал рукой свой высокий, с большими залысинами лоб.
— Так, говорите, там был туман, розовый туман… а потом шары? — повторил он.
Наконец я решился спросить:
— А что — вторжение… отражено?
— Вторжение? — рассеянно взглянул он на меня. — Вторжения вообще не было.
— Не было?
— Конечно, это просто наш домысел, результат мегаломании нашего рода, рода Homo Sapiens. — Торен смотрел на Гай. Кажется, он заметил, что она ничего не понимает. — Видите ли, это похоже на то, как если бы кто-нибудь хотел защитить свой сад от непрошеных гостей. Можно просто возвести забор. Но если ты располагаешь соответствующей техникой и не хочешь убивать, то просто устраиваешь… сигнальную сеть из тороидов, вызывающую управляемое облако. Облако выносит все движущееся за пределы «забора», за пределы охраняемой зоны. Правда, тороид убивал… Видимо, им было и невдомек, что именно такой импульс для нас смертелен. Им это, наверно, даже в голову не пришло.
— Значит, Варден, Волей, Вера… все они живы?
— Конечно. Облако выбросило их на скалы, за пределы кольца тороидов.
— А мы? Что они сделали с нами?..
— Об этом мы можем только догадываться. Их корабль улетел. Улетел, вероятно, сразу же после вашего появления там…
— Но мы ничего не чувствовали. Ни перегрузок, ни толчков.
Торен улыбнулся.
— Они используют для перемещения гравитационное поле. Создают его перед кораблем. Вы вместе со своим космолетом падали в этом поле… А тот, кто падает, ничего не весит. Проблема человека в падающей кабине лифта, — улыбнулся он опять. — Так что не было и речи о перегрузках. Самое большее, что ты мог чувствовать…
— Действительно, я ощущал невесомость.
— Видишь, мы правы, — обрадовался Торен. — Вы попали внутрь автоматического устройства, накапливающего горючее для их корабля. Вам повезло. Может, они в какой-то степени похожи на нас, а может, заметили вас, во всяком случае, вы не разделили судьбу камней, превращаемых в двигателях в энергию. Они отсортировали вас от камней… но потом у них были затруднения с возвращением вас на спутник, потому что они уже улетели. Тогда они построили специальный снаряд. Построили, я думаю, в течение неполного часа, приспособили его к вашим нуждам, заманили вас внутрь, использовав образ Веры, и запустили в сторону Ганимеда… Да, они не желали вас уничтожить. Они отослали вас, хотя сами за это время пролетели уже миллионы километров.
— А сейчас… где они сейчас?
— Где-то в межзвездном пространстве… Исчезли с экранов даже самых чувствительных радаров.
— И ничего вам не оставили, ничего не передали?
— Только вас. Больше ничего. Вас они не хотели забирать. Вы попали в их корабль случайно… и они сначала не заметили… А потом отослали вас на Ганимед.
— Странно… А тот туман… Полет камней… Образ Веры…
— Это действовали их автоматы. Их техника опережает нашу на сотни, может быть, на тысячи лет… Они и не собирались вступать с нами в контакт… Понимаете, что это значит?
— Нам казалось, что они ничем иным, кроме нас, не интересуются…
— Не только вам… — Торен говорил тихо, словно про себя, — мы все так думали. Мы даже придумали гипотезу о вторжении. Нам и в голову не пришло, что они прилетели к нам только для того, чтобы пополнить запасы горючего, а мы… мы для них — просто воробьи…
— Не понимаю. Почему воробьи?
— Ты когда-нибудь задерживался, чтобы посмотреть на воробьев? Наверно, нет. Они слишком распространены, чтобы обращать на них внимание… и, как знать, может, мы и есть такие воробьи в нашей Галактике…
ПЯТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Так я стоял, вероятно, около минуты. Она тоже не двигалась, словно ожидая меня. Так, значит, они хотят заманить меня куда-то… А может, это ловушка? Нет, если бы они действительно хотели, они могли бы без труда перенести меня в любое место при помощи какого-нибудь силового поля… Я решился. Пошел за Верой. Ее изображение все время убегало от меня. Неожиданно между двумя шарами я увидел небольшую ракету, настоящую маленькую земную ракету с открытым люком, в котором исчезла Вера. Я пошел за ней… и увидел Гай.
— Серг, это ты? Как ты сюда попал? — спросила она.
Потом я увидел в ее глазах страх; она отодвинулась от меня к стенке.
— Да. Это я, Серг. Как вошел? Очень просто — через люк… — я повернулся, чтобы показать ей вход, но за мной была сплошная стена.
— А может, ты тоже умер, как Вера, и это просто образ Серга.
— Да нет же, Гай, я живой. Я действительно живой… — и я схватил ее за руку.
— Живой… А Веру ты видел? — вдруг спросила она.
— Видел. Да, это был ее образ.
— И она провела тебя между шарами…
— Провела.
— А зачем, Серг? Зачем?
— Не понимаю…
— Зачем они заперли нас здесь?.. — Она забилась в угол кабины и закрыла глаза.
Я не знал, что ей ответить. Осмотревшись, я увидел… экран. Он не походил на земной экран, но все же это был экран — в нем светились звезды.
— Гай! Гай! — Я дернул ее за рукав скафандра и сквозь стекло шлема увидел, как она медленно открыла глаза.
— Что случилось? — спросила она.
— Не знаю. Какие-то звезды…
— Звезды?
— Да, на экране, посмотри сама, это же звезды.
Некоторое время мы смотрели на экран. Вдруг Гай вскочила, и я увидел, как ее зрачки расширились от ужаса.
— Серг, а если они нас выбросили с Ганимеда…
— Не понимаю.
— Ну, отправили нас в космос.
— Зачем? Зачем им это, объясни мне, — я старался говорить спокойно, но уже и сам чувствовал страх.
— Откуда мне знать… А камни… Зачем они собирали камни и переносили их в розовый туман?
— Но нас-то они не тронули…
— Может, именно для того, чтобы запустить в безвоздушное пространство. А вдруг они всех людей или убивают, или выбрасывают в космос…
Я помолчал.
— Они выбросили нас с Ганимеда на снаряде и не дали нам возможности управлять этим снарядом.
— Ты думаешь, они на нас экспериментируют?
— Нет. Наверно, так они убивают своих соплеменников. Может, их нельзя убить иначе.
Я не ответил. Если Гай права… то нас действительно ждет смерть… Ни одна обсерватория нас не обнаружит… самое большее, случайно отыщет радар какой-нибудь пролетающей ракеты, но мы не передаем сигналов, поэтому они примут нас за метеорит, разрядят свой аннигилятор, и мы испаримся.
— Мы испаримся, если…
— Нет, — прервала меня Гай, — мы умрем здесь. Здесь, в этой кабине, слышишь.
— Успокойся, Гай, успокойся…
— Смотри, — Гай показала на экран. — Они специально установили его, чтобы заставить нас думать об этом.
— О чем?
— О том, что мы умрем.
— Гай!
Она только рассмеялась.
— Будем умирать и смотреть на звезды…
Тогда я взглянул на экран. Звезд не было, они исчезли, их вытеснила с экрана все увеличивающаяся знакомая глыба Ганимеда. Наш снаряд шел на посадку.
Я следил глазами за солнечным зайчиком, медленно ползущим по паркету. За открытым окном был слышен шум автомата, подстригающего газон в саду. По голубому прямоугольнику неба плыли облака. У окна стояла Гай…
Гай без скафандра… Это была Земля, настоящая Земля!
Мы кончили рассказ, и Торен задумчиво потирал рукой свой высокий, с большими залысинами лоб.
— Так, говорите, там был туман, розовый туман… а потом шары? — повторил он.
Наконец я решился спросить:
— А что — вторжение… отражено?
— Вторжение? — рассеянно взглянул он на меня. — Вторжения вообще не было.
— Не было?
— Конечно, это просто наш домысел, результат мегаломании нашего рода, рода Homo Sapiens. — Торен смотрел на Гай. Кажется, он заметил, что она ничего не понимает. — Видите ли, это похоже на то, как если бы кто-нибудь хотел защитить свой сад от непрошеных гостей. Можно просто возвести забор. Но если ты располагаешь соответствующей техникой и не хочешь убивать, то просто устраиваешь… сигнальную сеть из тороидов, вызывающую управляемое облако. Облако выносит все движущееся за пределы «забора», за пределы охраняемой зоны. Правда, тороид убивал… Видимо, им было и невдомек, что именно такой импульс для нас смертелен. Им это, наверно, даже в голову не пришло.
— Значит, Варден, Волей, Вера… все они живы?
— Конечно. Облако выбросило их на скалы, за пределы кольца тороидов.
— А мы? Что они сделали с нами?..
— Об этом мы можем только догадываться. Их корабль улетел. Улетел, вероятно, сразу же после вашего появления там…
— Но мы ничего не чувствовали. Ни перегрузок, ни толчков.
Торен улыбнулся.
— Они используют для перемещения гравитационное поле. Создают его перед кораблем. Вы вместе со своим космолетом падали в этом поле… А тот, кто падает, ничего не весит. Проблема человека в падающей кабине лифта, — улыбнулся он опять. — Так что не было и речи о перегрузках. Самое большее, что ты мог чувствовать…
— Действительно, я ощущал невесомость.
— Видишь, мы правы, — обрадовался Торен. — Вы попали внутрь автоматического устройства, накапливающего горючее для их корабля. Вам повезло. Может, они в какой-то степени похожи на нас, а может, заметили вас, во всяком случае, вы не разделили судьбу камней, превращаемых в двигателях в энергию. Они отсортировали вас от камней… но потом у них были затруднения с возвращением вас на спутник, потому что они уже улетели. Тогда они построили специальный снаряд. Построили, я думаю, в течение неполного часа, приспособили его к вашим нуждам, заманили вас внутрь, использовав образ Веры, и запустили в сторону Ганимеда… Да, они не желали вас уничтожить. Они отослали вас, хотя сами за это время пролетели уже миллионы километров.
— А сейчас… где они сейчас?
— Где-то в межзвездном пространстве… Исчезли с экранов даже самых чувствительных радаров.
— И ничего вам не оставили, ничего не передали?
— Только вас. Больше ничего. Вас они не хотели забирать. Вы попали в их корабль случайно… и они сначала не заметили… А потом отослали вас на Ганимед.
— Странно… А тот туман… Полет камней… Образ Веры…
— Это действовали их автоматы. Их техника опережает нашу на сотни, может быть, на тысячи лет… Они и не собирались вступать с нами в контакт… Понимаете, что это значит?
— Нам казалось, что они ничем иным, кроме нас, не интересуются…
— Не только вам… — Торен говорил тихо, словно про себя, — мы все так думали. Мы даже придумали гипотезу о вторжении. Нам и в голову не пришло, что они прилетели к нам только для того, чтобы пополнить запасы горючего, а мы… мы для них — просто воробьи…
— Не понимаю. Почему воробьи?
— Ты когда-нибудь задерживался, чтобы посмотреть на воробьев? Наверно, нет. Они слишком распространены, чтобы обращать на них внимание… и, как знать, может, мы и есть такие воробьи в нашей Галактике…
ПЯТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Как известно, четырех координат вполне достаточно, чтобы точно определить положение собственного тела в пространстве и во времени… Вот почему я и начинаю свою удивительную историю с определения координат.
Вы можете в нее и не верить… Впрочем, вряд ли бы вы поверили, даже если бы я и старался вас убедить…
Итак, это было осенью… осенью… которая по отношению к данному моменту является уже прошлым…
Ну, вот, координату времени я определил. Теперь — место. История началась в моей редакционной комнатке…
Я сидел за столом и выстукивал на машинке какой-то репортаж. Не помню уж какой… да это и неважно… Главное то, что я находился в редакции, в самом центре города… По улице проезжали автомобили, освещенные трамваи, из кинотеатра напротив выхолили люди и бежали к остановке; где-то надо мной в квартире играло радио…
Именно тогда это и началось… Зазвонил телефон.
— Привет, Янек. Хорошо, что я тебя застал. — Это был Копот, физик.
— Как поживаешь?
— Мой аппарат готов…
— Очень рад, но о чем ты?
— Ну, о Титроме…
— Так-так, — сказал я, но, видимо, без должного энтузиазма, потому что Копот обиделся.
— Ведь ты же, кажется, хотел приехать посмотреть испытание Титрома. Через несколько минут начинаем. В институте… Прости, что поздно сообщил, но сам знаешь, как бывает с подготовкой к испытаниям. Она всегда занимает вдвое больше времени, чем ты можешь на нее потратить. Так же вышло и на этот раз, но я надеюсь, что все пройдет успешно. Тогда у тебя будет сенсационный материал для первой полосы.
— Чудесно, но скажи хотя бы, для чего этот… ну…
— Титром.
— …вот именно, так для чего нужен этот Титром?
— Приедешь — увидишь.
— Боюсь, что я там ничего не пойму.
— Понять-то ты поймешь. Правда, результаты будут для тебя неожиданными, а, впрочем, не только для тебя.
— Перестань хвастаться и скажи хотя бы несколько слов, чтобы твои коллеги не сочли меня абсолютным профаном… Подумай, друг великого человека — это обязывает, даже если этот великий человек — физик.
— Я, может быть, и поддался бы на уговоры, но уже поздно. Некогда. Мне надо начинать испытания. Приезжай — увидишь. Ну, в общем… жду.
— Еду! — крикнул я в трубку, схватил плащ и выбежал на улицу.
Был осенний вечер. Моросил дождь, и мои ботинки на каучуке скользили по мокрым плитам тротуара. Фонари тускло мерцали, окруженные ореолом мельчайших светящихся капелек. По асфальту, шурша шинами, катились автомобили. В освещенном окне цветочного магазина искрились фиолетовые хризантемы в огромной вазе. Я встал на краю тротуара, пытаясь поймать такси. Занято, снова занято. Одно наконец притормозило, съехало с середины мостовой и остановилось около меня.
— В институт, бросил я шоферу.
Один за другим мелькали фонари, длинные освещенные витрины магазинов, неоновые рекламы. Какие-то палисадники, каштановая аллея и желтые листья, прилипшие к асфальту. Наконец — подъезд института. В проходной за окошечком дремал старичок с седой щетинистой бородкой.
Я постучал но стеклу.
— Не скажете ли, как пройти в лабораторию доктора Копота?
— Это здесь… здесь, — старичок поднялся со стула.
— Но как туда пройти?
— По лестнице на второй этаж, потом налево по коридору, третья дверь направо, там лаборатория.
Я был не совсем уверен, что правильно понял, но поднялся но лестнице. Второй этаж, коридор, дверь. Должно быть, тут. Вошел. Темная, пустая комната. Только через приоткрытую дверь струился свет. В полумраке я разглядел у стен какие-то аппараты. По полу змеями извивались кабели, исчезая в зале за дверью. Переступая через них, я вошел в этот зал и увидел на полу толстую металлическую плиту. Освещенная прожектором, она казалась центром зала. К ней были повернуты рыльца окружавших ее странных аппаратов. У стен блестели точечками ламп контрольные щитки. Там я заметил Копота и еще нескольких мужчин. Одетые в белые халаты, они о чем-то так яростно спорили, что издали казалось, будто происходит ссора. Слов не было слышно, они тонули в басовитом гудении трансформаторов. Меня никто не заметил. Я хотел подойти к спорящим, но боялся приблизиться к странным аппаратам. Наконец решил пройти кратчайшим путем, прямо через металлическую плиту. Однако, едва я ступил на нее ногой, как огоньки на щитках замигали. Все, как по команде, повернулись ко мне. Я ясно видел лицо Копота. Оно как-то странно перекосилось. Я хотел отступить, но не успел. Почувствовал жар, пронизывающий каждую клетку моего тела. Перед глазами у меня вспыхнуло ослепительное пятно, ярче солнца, потом оно померкло и, потеряв равновесие, я упал…
Я лежал на металлической плите, ощущая всем телом ее холод. Лампы в лаборатории погасли, и я уже никого не видел. В призрачной тишине лунный свет чертил на полу кресты оконных переплетов. Что случилось с Копотом и всеми другими? Неужели я их убил? Какой-то разряд… Впрочем, откуда мне знать, что могло случиться? Я взглянул туда, где они стояли. Напрягая взгляд, пытался рассмотреть, нет ли на полу людей в белых халатах. Но никого не увидел. В лаборатории не было ни единой живой души!
Я медленно поднялся, стараясь понять, что же произошло, и чувствуя, как меня охватывает страх. Потом шаг за шагом, оглядываясь по сторонам, стал пятиться к двери. Нажал на ручку. Заперто. Неужели я в ловушке? Капли пота выступили у меня на лбу. В углу что-то хрустнуло. Я не выдержал. Изо всех сил стал барабанить в дверь. Эхо ударов разносилось по коридорам, а я все стучал и стучал. Потом внезапно перестал. Может быть, та дверь, через которую я вошел, открыта? Ведь кабели… Я кинулся к двери. Но она также заперта. И что самое странное — кабели исчезли.
Вдруг где-то снаружи, в коридоре, послышалось медленное шарканье. В замке повернулся ключ, дверь приоткрылась, и через щель проникла струйка света. Кто-то вошел и повернул выключатель. Ослепленный светом, я заморгал. В углу стоял старичок из проходной…
— Что вы тут делаете? Как вы сюда попали? — В его глазах я уловил безграничное изумление.
— Где… где Копот? — пробормотал я.
— Наверное, спит дома. Но что вам здесь нужно?
— Копот со мной условился…
— В час ночи?
— Ну, нет…
— А как вы сюда вошли? — старичок подозрительно покосился на окна.
— Вы же сами только что меня впустили.
Старик посмотрел мне в лицо так, словно только сейчас увидел. Секунду вглядывался, видимо раздумывая, с кем имеет дело. Потом сказал совершенно спокойно:
— Вы принимаете меня за идиота? Не выйдет. Войти сюда вы не могли, потому что все заперто… Вы могли остаться здесь только с вечера. Признавайтесь… Я понимаю, в жизни всякое бывает… — он улыбнулся, обнажив гнилые зубы.
— Это вы делаете из меня дурака. Десять минут назад я вошел сюда, и вы сами указали мне дорогу. И вообще, скажите, где Копот? — тут я заметил, что не говорю, а кричу во весь голос.
— Я уже сказал. Вероятно, спит.
— Но я видел его здесь несколько минут назад.
— Можете позвонить ему и проверить, — старичок стал подозрительно вежливым.
— Зачем я буду ему звонить? Ведь если даже он и ушел, то до дому еще не доехал.
— Тут уж я ничем не могу помочь.
— Но ведь он вышел совсем недавно?
— Ну, да, я видел, как он уходил в одиннадцать утра. А в час ночи он в институте никогда не бывает.
— Когда?
— В час ночи.
Я взглянул на часы.
— Но сейчас только десять.
Старичок сделал шаг назад.
— Нет, вам обязательно надо ему позвонить, — начал он вкрадчивым голосом, — пойдемте, я вас провожу. — Старик открыл дверь и пропустил меня вперед. Запирая ее на ключ, он старался не поворачиваться ко мне спиной.
Телефон находился в проходной. Я набрал номер Копота. Мне долго не отвечали. Потом кто-то поднял трубку.
— Доктора Копота… — начал я.
— У телефона. — Он сказал это невнятно, как человек, разбуженный во время глубокого сна.
— Говорит Янек. Ты пригласил меня, я пришел, а тут…
— Куда я тебя пригласил? — сонливость в голосе Копота уступила место нескрываемому раздражению.
— На испытание, я приехал…
— На какое испытание?
— Не знаю, ты сказал, что это будет сенсация…
— Слушай. Если я и сказал что-нибудь, то это, право же, еще не повод для того, чтобы будить человека среди ночи…
— Но ты же сам хотел, чтобы я немедленно приехал.
— Янек, ты пьян. Это может случиться с каждым. Но я хочу спать. Не звони больше. Мне завтра нужно работать с самого утра.
— Но ведь ты же сам в семь…
— Это наверняка был кто-то другой. Прошу тебя, Янек, как друга, ложись спать.
— Но зачем я тогда ехал в институт?
— Что? Ты в институте? Откуда ты звонишь?
— Из проходной…
На другом конце провода Копот минуту молчал. Потом сказал деловым, спокойным тоном:
— Позови к телефону вахтера.
Я передал трубку стоящему рядом старику. Копот ему что-то говорил, а старик то и дело повторял:
— Так точно, доктор. Понятно.
Потом вахтер с почтением вернул мне трубку.
— Слушай, Янек. Впредь ты меня в свои авантюры не впутывай. Я не хочу, чтобы в институте говорили, будто мои друзья приезжают в институт дебоширить после выпивки. Я сказал вахтеру, что ты журналист, пишешь очерк о ночных сторожах и в связи с этим проверял его бдительность, ясно? А теперь иди домой.
— Я только хотел тебе сказать…
— Спокойной ночи, — твердо заявил Копот и положил трубку.
Я пожал плечами.
— Прошу вас, я сейчас вам открою, — старичок с ключом в руке пошел вперед.
С улицы повеяло свежим ночным воздухом. Над каменными ступеньками зажглась лампочка. Я вышел.
— Но ведь вы не напишете, что я… что вы меня, — пробормотал старик просительным тоном. Я человек старый, иной раз случается вздремнуть, но если узнают, могут снять с работы…
— Ничего я не напишу, — буркнул я.
— Большое спасибо; ну и вошли же вы — прямо как привидение.
«Что за сравнение… Но я действительно вошел, как привидение, и что хуже всего, мне самому совершенно непонятно, как это произошло. А может, Копот разыграл меня? Но, если так, теперь-то уж он сказал бы обо всем. И как он успел дойти до дома? Нет, это исключено. А, может, он все-таки прав, и я просто выпил лишнего? Интересно только, где и когда? Правда, я ничего такого не помню, но это не доказательство. Но тогда почему же помню, что за чем происходило? Ведь Копот звонил мне и пригласил к себе. Некрасиво с его стороны теперь отпираться. На этой плите я, видимо, пролежал несколько часов. До этого шел дождь… Да, я лежал там несколько часов, но почему же меня не привели в чувство? А может, решили, что я мертв, и хотели спрятать тело? Оставили меня в лаборатории и ждали подходящего момента, чтобы вынести. Но в таком случае Копот — негодяй. Спать после этого или прикидываться спящим! С другой стороны, зачем им было прятать тело? В конце концов несчастный случай во время испытаний — не преступление». Погруженный в такие размышления, я наконец дошел до дома. Сторож, открыв ворота, внимательно посмотрел на меня.
— Ей-богу, пан редактор, мне казалось, что вы уже дома, — ответил он на мое приветствие.
Мне стало не по себе.
— Вам показалось, — ответил я как можно тверже.
— Ну, конечно, — поспешно согласился он. — А как же иначе? Раз вы сейчас входите, а перед этим не выходили, значит, тогда вы не входили, вернее, входили не вы.
— Само собой… — сказал я.
— Но кто бы это мог быть? — вдруг забеспокоился сторож.
Я оставил его у ворот, предоставив решать эту проблему, и поднялся на лифте на пятый этаж. Повернул ключ. Вошел в темный коридорчик. Дверь в комнату была приоткрыта, и мне показалось, что там кто-то есть. Я боком проскользнул в комнату и услышал в темноте чье-то тяжелое дыхание. Бросился к выключателю, споткнувшись в темноте о какие-то ботинки. Зажег свет.
Кровать. На ней лежал человек. Спал. Кто бы это мог быть? Я подошел ближе, заглянул в лицо и вскрикнул. Он беспокойно пошевелился. Да, я не ошибся. Это был… я!!
Стремглав выскочив из квартиры, я сбежал вниз, перескакивая через несколько ступенек, и долго звонил у ворот. Сторож выбежал, застегивая на ходу плащ.
— Что случилось? Пан редактор, что случилось? — он был напуган.
Так и не ответив, я добежал до угла, где стояли такси, рванул дверцу машины и, едва переводя дух, выпалил адрес Колота. То, что я увидел дома, не укладывалось в моем сознании. Ведь я совершенно отчетливо видел его, вернее, себя, свои волосы, свой нос, даже свой пиджак, брошенный на стул. Я не сомневался, что это лишь одно звено в цепи событий сегодняшнего вечера, ключ к которым, был в руках Колота.
На звонок долго никто не отвечал. Наконец послышались шаги, и в дверях появился Копот в халате.
— Что? Опять ты?! — воскликнул он вместо приветствия. Я же тебе сказал, чтобы ты шел спать.
— Слушай, ты должен кое-что объяснить, но прежде поверь: я не брал сегодня в рот ни капли спиртного.
— Кому ты говоришь, Янек? — Копот лукаво прищурил глаз.
— Но я действительно не пил!
Копот внимательно посмотрел на меня.
— До сих пор ты никогда не пытался выдавать себя за трезвенника. А ну-ка дыхни. Действительно, кажется, не пил. Но в таком случае зачем ты здесь? Случилось что-нибудь серьезное? — В его голосе прозвучало беспокойство. — Идем в комнату.
— Серьезное? Не знаю. А вот необыкновенное и не понятное — наверняка, — и я замолчал.
— Говори.
— Сначала скажи: ты условился сегодня встретиться со мной в семь часов?
— Нет.
— Но в институт ты приходил?
— Нет. У меня было собрание Общества астронавтов.
— Однако ты все же пригласил меня на испытание этого аппарата, как он там называется?..
— Титром?
— Вот-вот. Так ты меня приглашал?
— Нет. Правда, собирался…
— Тогда кто же меня пригласил? Но это не самое странное. А что ты скажешь, если я видел тебя в семь в институте?
— Скажу, что тебе показалось…
— Ладно, но можешь ты объяснить, почему, придя к себе домой, я нахожу в собственной постели себя, хотя сам в это время стою около кровати?
Я видел, что лицо Копота оживляется по мере того, как я говорю.
— Значит, действует… — сказал он с энтузиазмом.
— Не знаю, что там действует, но скажи — у меня галлюцинации или я спятил?..
— Ничего подобного! Дай я тебя обниму! Ты принес мне потрясающее известие. Ничего не могло доставить мне большей радости. Сегодня великий день. Давай выпьем. — Копот подошел к буфету и вынул бутылку. Я смотрел на него с изумлением. Копот всегда был стопроцентным трезвенником, притом несгибаемым, так что этот инцидент можно было смело причислить к самым необычайным событиям дня.
— Не знаю, чему ты так радуешься, — сказал я, слегка оправившись от изумления. — Не вижу ничего радостного в том, что я увидел собственную копию.
— Ты не понимаешь, но это — доказательство, почти гарантия того, что мой эксперимент удастся.
— А сегодня не удался?
— Сегодня я не делал опытов. Сделаю в воскресенье.
— На будущей неделе?
— Нет, на этой.
— То есть?
— Очень просто. Сегодня четверг.
Я тупо уставился на него.
— Но ведь…
— Что «ведь»? Ты хотел сказать прошел или еще будет?
— Ну… да…
— Не обязательно… Ты когда-нибудь слышал…
Кто-то за моей спиной произнес: — Копот!! — повернулся. В комнате стояли двое мужчин.
— Копот, ты забываешься!
Лицо Копота стало серым и невыразительным.
— Не оправдывайся. Ты хотел ему все открыть… Великий ученый… великий физик — ну и ну, — добавил другой.
— Да я бы ему и слова не сказал… Право же!
— Достаточно того, что ты перенес его в другое время… Кажется, ты уже совершенно забыл, что направлен сюда на историческую практику… Начинаешь изображать гения их эпохи…
— Позвольте, — прервал я, — что все это значит?
— Не мешай нам, парень. Мы старые друзья Копота, — засмеялся он. — Ты скверно себя вел, Копот. Я уже не говорю об этом вине… Ты немного одичал…
— Не явись мы вовремя, ты сыграл бы с нами такую же шутку, как Элиас…
— Ничего подобного. К тому же это совсем другая эпоха.
— Несколько тысячелетий в ту или иную сторону сути дела не меняют. Элиас тоже утверждал, что ничего не сделал, только полетал немного на антигравитаторах… А они говорят о нем до сих пор…
— Осторожно, — прервал его Копот, — ведь Янек слушает…
— Ерунда. Последние опыты в Америке показали, что, если даже один из них что-нибудь о нас знает, остальные ему не верят.
— Янек — журналист…
— Неважно. Ученые все равно не дадут ему слова сказать… Знаешь что, Уон, — обратился он к своему товарищу. Я предлагаю проделать с ним второй опыт… Он ведь уже немного знает…
— А ты проверял, кто был его сыном, внуком?..
Их манера разговора разозлила меня.
— Может быть, вы наконец скажете, о чем, собственно, идет речь?.. Слушай, Копот, откуда ты выкопал этих типов?..
— Отстань, Янек! — Копот был явно раздражен.
— Сейчас я тебе объясню. — Тот, кого назвали Уон, улыбнулся. — Так вот, наш дорогой друг Копот, специалист по социологии древних веков, был послан на практику в двадцатый век…
— Откуда послан?
— Ну, из нашей эры… из будущего… Впрочем, он тут не очень переутомлялся и жил, как это принято в двадцатом столетии… Такое видно, например, немыслимо в наше время… Потом наш любезный Копот выступил с проектом постройки Титрома… Из этого не следует, что он великий ученый… Такие Титромы в наше время строит любой ребенок уже в детском саду… Он хотел проверить реакцию людей вашего столетия на это новое для вас изобретение… Конечно, о перенесении людей во времени не было разговора… и, перенеся тебя, он злоупотребил нашим доверием…
— Но он вошел случайно… честное слово, случайно.
— Ты обязан был его предусмотреть, правда, Ноу? Люди нашей эпохи отвечают за свои ошибки…
— Не понимаю, — сказал я.
— Чего не понимаешь? — удивился Ноу.
— Этого… перенесения во времени.
— Это же просто. Элементарная теория «перескоков». Мы живем в нормальном четырехмерном пространстве. Люди вашей эпохи могут передвигаться только в трех измерениях, а время течет для них всегда «вперед».
Вы можете в нее и не верить… Впрочем, вряд ли бы вы поверили, даже если бы я и старался вас убедить…
Итак, это было осенью… осенью… которая по отношению к данному моменту является уже прошлым…
Ну, вот, координату времени я определил. Теперь — место. История началась в моей редакционной комнатке…
Я сидел за столом и выстукивал на машинке какой-то репортаж. Не помню уж какой… да это и неважно… Главное то, что я находился в редакции, в самом центре города… По улице проезжали автомобили, освещенные трамваи, из кинотеатра напротив выхолили люди и бежали к остановке; где-то надо мной в квартире играло радио…
Именно тогда это и началось… Зазвонил телефон.
— Привет, Янек. Хорошо, что я тебя застал. — Это был Копот, физик.
— Как поживаешь?
— Мой аппарат готов…
— Очень рад, но о чем ты?
— Ну, о Титроме…
— Так-так, — сказал я, но, видимо, без должного энтузиазма, потому что Копот обиделся.
— Ведь ты же, кажется, хотел приехать посмотреть испытание Титрома. Через несколько минут начинаем. В институте… Прости, что поздно сообщил, но сам знаешь, как бывает с подготовкой к испытаниям. Она всегда занимает вдвое больше времени, чем ты можешь на нее потратить. Так же вышло и на этот раз, но я надеюсь, что все пройдет успешно. Тогда у тебя будет сенсационный материал для первой полосы.
— Чудесно, но скажи хотя бы, для чего этот… ну…
— Титром.
— …вот именно, так для чего нужен этот Титром?
— Приедешь — увидишь.
— Боюсь, что я там ничего не пойму.
— Понять-то ты поймешь. Правда, результаты будут для тебя неожиданными, а, впрочем, не только для тебя.
— Перестань хвастаться и скажи хотя бы несколько слов, чтобы твои коллеги не сочли меня абсолютным профаном… Подумай, друг великого человека — это обязывает, даже если этот великий человек — физик.
— Я, может быть, и поддался бы на уговоры, но уже поздно. Некогда. Мне надо начинать испытания. Приезжай — увидишь. Ну, в общем… жду.
— Еду! — крикнул я в трубку, схватил плащ и выбежал на улицу.
Был осенний вечер. Моросил дождь, и мои ботинки на каучуке скользили по мокрым плитам тротуара. Фонари тускло мерцали, окруженные ореолом мельчайших светящихся капелек. По асфальту, шурша шинами, катились автомобили. В освещенном окне цветочного магазина искрились фиолетовые хризантемы в огромной вазе. Я встал на краю тротуара, пытаясь поймать такси. Занято, снова занято. Одно наконец притормозило, съехало с середины мостовой и остановилось около меня.
— В институт, бросил я шоферу.
Один за другим мелькали фонари, длинные освещенные витрины магазинов, неоновые рекламы. Какие-то палисадники, каштановая аллея и желтые листья, прилипшие к асфальту. Наконец — подъезд института. В проходной за окошечком дремал старичок с седой щетинистой бородкой.
Я постучал но стеклу.
— Не скажете ли, как пройти в лабораторию доктора Копота?
— Это здесь… здесь, — старичок поднялся со стула.
— Но как туда пройти?
— По лестнице на второй этаж, потом налево по коридору, третья дверь направо, там лаборатория.
Я был не совсем уверен, что правильно понял, но поднялся но лестнице. Второй этаж, коридор, дверь. Должно быть, тут. Вошел. Темная, пустая комната. Только через приоткрытую дверь струился свет. В полумраке я разглядел у стен какие-то аппараты. По полу змеями извивались кабели, исчезая в зале за дверью. Переступая через них, я вошел в этот зал и увидел на полу толстую металлическую плиту. Освещенная прожектором, она казалась центром зала. К ней были повернуты рыльца окружавших ее странных аппаратов. У стен блестели точечками ламп контрольные щитки. Там я заметил Копота и еще нескольких мужчин. Одетые в белые халаты, они о чем-то так яростно спорили, что издали казалось, будто происходит ссора. Слов не было слышно, они тонули в басовитом гудении трансформаторов. Меня никто не заметил. Я хотел подойти к спорящим, но боялся приблизиться к странным аппаратам. Наконец решил пройти кратчайшим путем, прямо через металлическую плиту. Однако, едва я ступил на нее ногой, как огоньки на щитках замигали. Все, как по команде, повернулись ко мне. Я ясно видел лицо Копота. Оно как-то странно перекосилось. Я хотел отступить, но не успел. Почувствовал жар, пронизывающий каждую клетку моего тела. Перед глазами у меня вспыхнуло ослепительное пятно, ярче солнца, потом оно померкло и, потеряв равновесие, я упал…
Я лежал на металлической плите, ощущая всем телом ее холод. Лампы в лаборатории погасли, и я уже никого не видел. В призрачной тишине лунный свет чертил на полу кресты оконных переплетов. Что случилось с Копотом и всеми другими? Неужели я их убил? Какой-то разряд… Впрочем, откуда мне знать, что могло случиться? Я взглянул туда, где они стояли. Напрягая взгляд, пытался рассмотреть, нет ли на полу людей в белых халатах. Но никого не увидел. В лаборатории не было ни единой живой души!
Я медленно поднялся, стараясь понять, что же произошло, и чувствуя, как меня охватывает страх. Потом шаг за шагом, оглядываясь по сторонам, стал пятиться к двери. Нажал на ручку. Заперто. Неужели я в ловушке? Капли пота выступили у меня на лбу. В углу что-то хрустнуло. Я не выдержал. Изо всех сил стал барабанить в дверь. Эхо ударов разносилось по коридорам, а я все стучал и стучал. Потом внезапно перестал. Может быть, та дверь, через которую я вошел, открыта? Ведь кабели… Я кинулся к двери. Но она также заперта. И что самое странное — кабели исчезли.
Вдруг где-то снаружи, в коридоре, послышалось медленное шарканье. В замке повернулся ключ, дверь приоткрылась, и через щель проникла струйка света. Кто-то вошел и повернул выключатель. Ослепленный светом, я заморгал. В углу стоял старичок из проходной…
— Что вы тут делаете? Как вы сюда попали? — В его глазах я уловил безграничное изумление.
— Где… где Копот? — пробормотал я.
— Наверное, спит дома. Но что вам здесь нужно?
— Копот со мной условился…
— В час ночи?
— Ну, нет…
— А как вы сюда вошли? — старичок подозрительно покосился на окна.
— Вы же сами только что меня впустили.
Старик посмотрел мне в лицо так, словно только сейчас увидел. Секунду вглядывался, видимо раздумывая, с кем имеет дело. Потом сказал совершенно спокойно:
— Вы принимаете меня за идиота? Не выйдет. Войти сюда вы не могли, потому что все заперто… Вы могли остаться здесь только с вечера. Признавайтесь… Я понимаю, в жизни всякое бывает… — он улыбнулся, обнажив гнилые зубы.
— Это вы делаете из меня дурака. Десять минут назад я вошел сюда, и вы сами указали мне дорогу. И вообще, скажите, где Копот? — тут я заметил, что не говорю, а кричу во весь голос.
— Я уже сказал. Вероятно, спит.
— Но я видел его здесь несколько минут назад.
— Можете позвонить ему и проверить, — старичок стал подозрительно вежливым.
— Зачем я буду ему звонить? Ведь если даже он и ушел, то до дому еще не доехал.
— Тут уж я ничем не могу помочь.
— Но ведь он вышел совсем недавно?
— Ну, да, я видел, как он уходил в одиннадцать утра. А в час ночи он в институте никогда не бывает.
— Когда?
— В час ночи.
Я взглянул на часы.
— Но сейчас только десять.
Старичок сделал шаг назад.
— Нет, вам обязательно надо ему позвонить, — начал он вкрадчивым голосом, — пойдемте, я вас провожу. — Старик открыл дверь и пропустил меня вперед. Запирая ее на ключ, он старался не поворачиваться ко мне спиной.
Телефон находился в проходной. Я набрал номер Копота. Мне долго не отвечали. Потом кто-то поднял трубку.
— Доктора Копота… — начал я.
— У телефона. — Он сказал это невнятно, как человек, разбуженный во время глубокого сна.
— Говорит Янек. Ты пригласил меня, я пришел, а тут…
— Куда я тебя пригласил? — сонливость в голосе Копота уступила место нескрываемому раздражению.
— На испытание, я приехал…
— На какое испытание?
— Не знаю, ты сказал, что это будет сенсация…
— Слушай. Если я и сказал что-нибудь, то это, право же, еще не повод для того, чтобы будить человека среди ночи…
— Но ты же сам хотел, чтобы я немедленно приехал.
— Янек, ты пьян. Это может случиться с каждым. Но я хочу спать. Не звони больше. Мне завтра нужно работать с самого утра.
— Но ведь ты же сам в семь…
— Это наверняка был кто-то другой. Прошу тебя, Янек, как друга, ложись спать.
— Но зачем я тогда ехал в институт?
— Что? Ты в институте? Откуда ты звонишь?
— Из проходной…
На другом конце провода Копот минуту молчал. Потом сказал деловым, спокойным тоном:
— Позови к телефону вахтера.
Я передал трубку стоящему рядом старику. Копот ему что-то говорил, а старик то и дело повторял:
— Так точно, доктор. Понятно.
Потом вахтер с почтением вернул мне трубку.
— Слушай, Янек. Впредь ты меня в свои авантюры не впутывай. Я не хочу, чтобы в институте говорили, будто мои друзья приезжают в институт дебоширить после выпивки. Я сказал вахтеру, что ты журналист, пишешь очерк о ночных сторожах и в связи с этим проверял его бдительность, ясно? А теперь иди домой.
— Я только хотел тебе сказать…
— Спокойной ночи, — твердо заявил Копот и положил трубку.
Я пожал плечами.
— Прошу вас, я сейчас вам открою, — старичок с ключом в руке пошел вперед.
С улицы повеяло свежим ночным воздухом. Над каменными ступеньками зажглась лампочка. Я вышел.
— Но ведь вы не напишете, что я… что вы меня, — пробормотал старик просительным тоном. Я человек старый, иной раз случается вздремнуть, но если узнают, могут снять с работы…
— Ничего я не напишу, — буркнул я.
— Большое спасибо; ну и вошли же вы — прямо как привидение.
«Что за сравнение… Но я действительно вошел, как привидение, и что хуже всего, мне самому совершенно непонятно, как это произошло. А может, Копот разыграл меня? Но, если так, теперь-то уж он сказал бы обо всем. И как он успел дойти до дома? Нет, это исключено. А, может, он все-таки прав, и я просто выпил лишнего? Интересно только, где и когда? Правда, я ничего такого не помню, но это не доказательство. Но тогда почему же помню, что за чем происходило? Ведь Копот звонил мне и пригласил к себе. Некрасиво с его стороны теперь отпираться. На этой плите я, видимо, пролежал несколько часов. До этого шел дождь… Да, я лежал там несколько часов, но почему же меня не привели в чувство? А может, решили, что я мертв, и хотели спрятать тело? Оставили меня в лаборатории и ждали подходящего момента, чтобы вынести. Но в таком случае Копот — негодяй. Спать после этого или прикидываться спящим! С другой стороны, зачем им было прятать тело? В конце концов несчастный случай во время испытаний — не преступление». Погруженный в такие размышления, я наконец дошел до дома. Сторож, открыв ворота, внимательно посмотрел на меня.
— Ей-богу, пан редактор, мне казалось, что вы уже дома, — ответил он на мое приветствие.
Мне стало не по себе.
— Вам показалось, — ответил я как можно тверже.
— Ну, конечно, — поспешно согласился он. — А как же иначе? Раз вы сейчас входите, а перед этим не выходили, значит, тогда вы не входили, вернее, входили не вы.
— Само собой… — сказал я.
— Но кто бы это мог быть? — вдруг забеспокоился сторож.
Я оставил его у ворот, предоставив решать эту проблему, и поднялся на лифте на пятый этаж. Повернул ключ. Вошел в темный коридорчик. Дверь в комнату была приоткрыта, и мне показалось, что там кто-то есть. Я боком проскользнул в комнату и услышал в темноте чье-то тяжелое дыхание. Бросился к выключателю, споткнувшись в темноте о какие-то ботинки. Зажег свет.
Кровать. На ней лежал человек. Спал. Кто бы это мог быть? Я подошел ближе, заглянул в лицо и вскрикнул. Он беспокойно пошевелился. Да, я не ошибся. Это был… я!!
Стремглав выскочив из квартиры, я сбежал вниз, перескакивая через несколько ступенек, и долго звонил у ворот. Сторож выбежал, застегивая на ходу плащ.
— Что случилось? Пан редактор, что случилось? — он был напуган.
Так и не ответив, я добежал до угла, где стояли такси, рванул дверцу машины и, едва переводя дух, выпалил адрес Колота. То, что я увидел дома, не укладывалось в моем сознании. Ведь я совершенно отчетливо видел его, вернее, себя, свои волосы, свой нос, даже свой пиджак, брошенный на стул. Я не сомневался, что это лишь одно звено в цепи событий сегодняшнего вечера, ключ к которым, был в руках Колота.
На звонок долго никто не отвечал. Наконец послышались шаги, и в дверях появился Копот в халате.
— Что? Опять ты?! — воскликнул он вместо приветствия. Я же тебе сказал, чтобы ты шел спать.
— Слушай, ты должен кое-что объяснить, но прежде поверь: я не брал сегодня в рот ни капли спиртного.
— Кому ты говоришь, Янек? — Копот лукаво прищурил глаз.
— Но я действительно не пил!
Копот внимательно посмотрел на меня.
— До сих пор ты никогда не пытался выдавать себя за трезвенника. А ну-ка дыхни. Действительно, кажется, не пил. Но в таком случае зачем ты здесь? Случилось что-нибудь серьезное? — В его голосе прозвучало беспокойство. — Идем в комнату.
— Серьезное? Не знаю. А вот необыкновенное и не понятное — наверняка, — и я замолчал.
— Говори.
— Сначала скажи: ты условился сегодня встретиться со мной в семь часов?
— Нет.
— Но в институт ты приходил?
— Нет. У меня было собрание Общества астронавтов.
— Однако ты все же пригласил меня на испытание этого аппарата, как он там называется?..
— Титром?
— Вот-вот. Так ты меня приглашал?
— Нет. Правда, собирался…
— Тогда кто же меня пригласил? Но это не самое странное. А что ты скажешь, если я видел тебя в семь в институте?
— Скажу, что тебе показалось…
— Ладно, но можешь ты объяснить, почему, придя к себе домой, я нахожу в собственной постели себя, хотя сам в это время стою около кровати?
Я видел, что лицо Копота оживляется по мере того, как я говорю.
— Значит, действует… — сказал он с энтузиазмом.
— Не знаю, что там действует, но скажи — у меня галлюцинации или я спятил?..
— Ничего подобного! Дай я тебя обниму! Ты принес мне потрясающее известие. Ничего не могло доставить мне большей радости. Сегодня великий день. Давай выпьем. — Копот подошел к буфету и вынул бутылку. Я смотрел на него с изумлением. Копот всегда был стопроцентным трезвенником, притом несгибаемым, так что этот инцидент можно было смело причислить к самым необычайным событиям дня.
— Не знаю, чему ты так радуешься, — сказал я, слегка оправившись от изумления. — Не вижу ничего радостного в том, что я увидел собственную копию.
— Ты не понимаешь, но это — доказательство, почти гарантия того, что мой эксперимент удастся.
— А сегодня не удался?
— Сегодня я не делал опытов. Сделаю в воскресенье.
— На будущей неделе?
— Нет, на этой.
— То есть?
— Очень просто. Сегодня четверг.
Я тупо уставился на него.
— Но ведь…
— Что «ведь»? Ты хотел сказать прошел или еще будет?
— Ну… да…
— Не обязательно… Ты когда-нибудь слышал…
Кто-то за моей спиной произнес: — Копот!! — повернулся. В комнате стояли двое мужчин.
— Копот, ты забываешься!
Лицо Копота стало серым и невыразительным.
— Не оправдывайся. Ты хотел ему все открыть… Великий ученый… великий физик — ну и ну, — добавил другой.
— Да я бы ему и слова не сказал… Право же!
— Достаточно того, что ты перенес его в другое время… Кажется, ты уже совершенно забыл, что направлен сюда на историческую практику… Начинаешь изображать гения их эпохи…
— Позвольте, — прервал я, — что все это значит?
— Не мешай нам, парень. Мы старые друзья Копота, — засмеялся он. — Ты скверно себя вел, Копот. Я уже не говорю об этом вине… Ты немного одичал…
— Не явись мы вовремя, ты сыграл бы с нами такую же шутку, как Элиас…
— Ничего подобного. К тому же это совсем другая эпоха.
— Несколько тысячелетий в ту или иную сторону сути дела не меняют. Элиас тоже утверждал, что ничего не сделал, только полетал немного на антигравитаторах… А они говорят о нем до сих пор…
— Осторожно, — прервал его Копот, — ведь Янек слушает…
— Ерунда. Последние опыты в Америке показали, что, если даже один из них что-нибудь о нас знает, остальные ему не верят.
— Янек — журналист…
— Неважно. Ученые все равно не дадут ему слова сказать… Знаешь что, Уон, — обратился он к своему товарищу. Я предлагаю проделать с ним второй опыт… Он ведь уже немного знает…
— А ты проверял, кто был его сыном, внуком?..
Их манера разговора разозлила меня.
— Может быть, вы наконец скажете, о чем, собственно, идет речь?.. Слушай, Копот, откуда ты выкопал этих типов?..
— Отстань, Янек! — Копот был явно раздражен.
— Сейчас я тебе объясню. — Тот, кого назвали Уон, улыбнулся. — Так вот, наш дорогой друг Копот, специалист по социологии древних веков, был послан на практику в двадцатый век…
— Откуда послан?
— Ну, из нашей эры… из будущего… Впрочем, он тут не очень переутомлялся и жил, как это принято в двадцатом столетии… Такое видно, например, немыслимо в наше время… Потом наш любезный Копот выступил с проектом постройки Титрома… Из этого не следует, что он великий ученый… Такие Титромы в наше время строит любой ребенок уже в детском саду… Он хотел проверить реакцию людей вашего столетия на это новое для вас изобретение… Конечно, о перенесении людей во времени не было разговора… и, перенеся тебя, он злоупотребил нашим доверием…
— Но он вошел случайно… честное слово, случайно.
— Ты обязан был его предусмотреть, правда, Ноу? Люди нашей эпохи отвечают за свои ошибки…
— Не понимаю, — сказал я.
— Чего не понимаешь? — удивился Ноу.
— Этого… перенесения во времени.
— Это же просто. Элементарная теория «перескоков». Мы живем в нормальном четырехмерном пространстве. Люди вашей эпохи могут передвигаться только в трех измерениях, а время течет для них всегда «вперед».