Движение собеседника от Габриэлы не укрылось:
   — Вот именно! Неужели все прошло? Прекрасно… А то, помню, шрамы были ужасные — и внизу, и на шее.
   Мистика! О том, как закончилось прошлогоднее «сафари для покойника» знали вообще считанные единицы. Тогда посланная Генералом на контролируемую войсками сепаратистов территорию поисковая группа чудом спасла Виноградова от клыков специально натасканной на человечину своры. Окровавленного и почти не подававшего признаков жизни… Все дальнейшее происходило в такой спешке и тайне, что не то, чтобы видеть шрамы Владимира Александровича — слышать о них и даже догадываться никому чужому не полагалось.
   Значит, она не чужая?
   Собеседница, тем временем, невозмутимо продолжила:
   — Кстати, а вам не кажется, что этот очаровательный пейзаж напоминает ещё что-то? Скалы, море… флаг с полумесяцем! Там ведь было нечто вроде тренировочного лагеря — не забыли?
   — Вы кто?
   — Ваш ангел-хранитель.
   — Что-то мне тоже захотелось в уборную…
   В любую секунду могли вернуться Дэльфин и «хефе де пренса». Буквально в любую секунду — итальянка это отлично понимала! Поэтому диалог продолжился очень конкретно и быстро:
   — Я работаю на тех, кто обратился с известной вам просьбой к Генералу.
   — Уточните!
   — Кавказ… Вы называете их «сепаратистами».
   — Зачем?
   — Моя задача — прикрывать вас. До момента получения долларов.
   — Даже не понимаю, о чем идет речь, — пожал плечами Владимир Александрович.
   — Послушайте, русский! — Собеседница нервничала, торопилась и теперь уже не отрывала глаз от угла здания, из-за которого должны были появиться её приятель и Дэльфин:
   — Я была при штабе Магаева. Делала серию репортажей о кавказских партизанах, когда вас принесли…
   — Допустим! — Виноградову тогда сразу же вкололи лошадиную дозу промедола и ещё какой-то гадости, так что в себя он пришел только после посадки на подмосковном аэродроме. Требовалось, однако, прояснить ещё кое-что:
   — А вы ещё насчет какого-то лагеря говорили… Нет?
   — Мне пришлось пройти полный тренировочный курс — перед тем, как попасть в горы. Примерно за месяц до вас.
   — Кто вел огневую подготовку?
   — Его все называли Освальд…
   — Что вы хотите?
   — Примерно к шести часам вечера приходите в отель «Алькомар». Там нужно спросить сеньору Лопес — я буду ждать. Поговорим подробнее…
   — Это обязательно?
   — Да вы сегодня чудом остались живы, ясно? Скажите мне большое спасибо!
   — Спасибо, конечно, хотя…
   Чувствуя, что Виноградов колеблется, итальянка в отчаянии всплеснула руками и почти во весь голос поинтересовалась:
   — Порка мадонна, что же прикажешь — как тому немцу у тебя перед носом журналом трясти, чтобы ты поверил? Тоже мне, выдумали условный знак! Конспираторы…
   Это был явно удар на добивание — Владимир Александрович крякнул и, видимо, покраснел.
   — Вот и Хуанито!
   — О, дорогая, ты выглядишь встревоженной… Наверное, подумала, что я бросил гостей и уехал не расплатившись?
   — Вы, мужчины, способны на все! Куда ты дел Дэльфин?
   Но через пятнадцать минут обе воссоединившиеся пары уже рассаживались в салоне «рено».
 
* * *
   Владимир Александрович аккуратно, чтобы не разбудить посапывающего рядом монаха, потер позвоночник — все-таки, автобусные кресла по степени комфортности значительно уступают автомобилю Хуана. Да и дорога на этот раз подлиннее!
   Темень за окнами кончилась — электрические фонари и пульсирующая череда бесконечных световых реклам лучше всяких указателей свидетельствовали о том, что приблизилась конечная точка маршрута. Мелькнуло огромное, будто охваченное огненными сполохами здание Казино: они уже были почти на окраинах Мадрида…
   Как это выразилась очаровательная Габриэла? «Трясти у тебя перед носом журналом…» Образно! Хотя в ту ночь немец тряс перед носом Виноградова не только журналом.
   — Открывай глаза, скотина!
   Надо признать, что вырубил господин Юргенс майора российской милиции вполне профессионально — ощущения возвращались не сразу, не все вместе, а по очереди. Сначала слух, потом зрение… С некоторой задержкой вернулась память.
   — Без глупостей. Это видишь? — огромный, пахнущий металлом глушитель «люгера» бесцеремонно уткнулся в глаз.
   Больше всего беспокоила кровь, вытекающая из разбитого носа. И обе руки чем-то туго перехвачены за спиной… Дышать тоже больно!
   Виноградов попробовал на всякий случай застонать, но тут же схлопотал рукояткой пистолета в висок:
   — Заткнись! Только крикнешь — пристрелю. Телевизор все равно громче.
   Владимир Александрович покосился на экран — да, господин Юргенс позаботился даже о выборе программы. Шло что-то вроде нашего «Поля чудес» или «Проще простого»: идиотские рожи, смех, вопли, сопли и аплодисменты переменной интенсивности. Регулятор звука был установлен достаточно громко — но так, чтобы особо не досаждать соседям.
   Действительно, никто даже не сообразит ничего. Мало ли, что за крики! Может, это кому-то несут «приз в студию»? А пистолет с глушителем и вообще…
   — Чего надо? — только теперь до Виноградова дошло, что незваный гость говорит по-русски без малейшего акцента.
   — Откровенности.
   Оставалось только сглотнуть слюну — она была с привкусом собственной крови:
   — Всего-то… Ты кто такой?
   — Не хами, козел! — «Немец» сделал что-то невидимой Владимиру Алдександровичу рукой, и по телу ударила короткая волна боли. Одновременно, гася животный крик огромная ладонь его прикрыла майору лицо:
   — Понял?
   — Понял! Больше не буду. — Виноградов никогда и ни с кем не спорил в подобных ситуациях.
   — Кто ты такой?
   Пришлось представиться: фамилия, имя, отчество…
   — Врешь ведь, сука! Повторить? — рука «немца» опять потянулась куда-то вниз.
   Майор непроизвольно выгнулся:
   — Не надо… Слушайте, если меня мучить, я назовусь даже папой римским. Или покойным президентом Кеннеди!
   — Тогда отвечай, только очень быстро и внятно. Зачем сюда приехал?
   — На деловую встречу.
   — С кем?
   — Судя по всему, с вами.
   — Кто тебя послал? Конкретно! Ты мне, бля, вола тут не крути.
   — Послушайте, какая разница! Вы ведь что-то хотите продать? А я как раз представляю возможного покупателя…
   Снова ладонь перекрыла воздух и болевой удар, казалсь, вывернул наизнанку каждую клеточку организма. В этот раз Виноградову удалось на несколько секунд потерять ощущение реальности — и первое, что он увидел, придя в себя, была факсовая копия какой-то фотографии:
   — Правда, на тебя совсем не похож? Хорошо, я после той первой встречи засомневался — попросил «братков» переслать из России ещё и портретик курьера… На всякий случай!
   Человек, называвшийся не так давно господином Юргенсом, убрал бумагу в карман и продолжил:
   — Вот кто должен был прилететь! А появляешься ты. Почему? Не желаешь говорить… Попробуем ещё раз?
   — Не надо больше!
   — Сам напросился. Ну?
   — Я и не должен был походить на того парня…
   — Больше всего ты похож на мента, — прошипел непрошеный визитер. — На мента, работающего под прикрытием!
   — Угадали.
   — Не понял? — удивился «немец».
   — Одно другому не мешает…
   — Говори!
   Некоторое время Владимир Александрович потратил на изложение придуманной специально для такого случая людьми Генерала «легенды». В интересах пущей убедительности ему пришлось несколько раз запинаться и ломать безупречную стройность повествования — тогда собеседник немедленно и охотно применял болевой шок… После чего допрос опять возвращался в деловое русло.
   Наконец, «господин Юргенс» решил, что информации достаточно:
   — Значит, это у тебя теперь есть два с лишним миллиона долларов?
   — У меня? Нету! — Виноградов представил себе уютный прибалтийский кабачок и рыжую физиономию «одинокого волка» по фамилии Френкель:
   — Они есть у моих друзей.
   — Где?
   — Видите ли, господин Юргенс… После того, как погиб мой предшественник, друзьям пришлось принять некоторые дополнительные меры предосторожности.
   — Какие? — Виноградовская версия убийства курьера в Москве, очевидно, не противоречила имевшейся у «немца» информации.
   — Ну, например, я никак не могу ответить на ваш вопрос. И не потому, что не хочу, а потому, что просто не знаю! Мне не положено знать.
   — Логично, хотя… — собеседник сделал движение, будто снова готов прибегнуть к «детектору лжи». И нехорошо осклабился, увидев судорожную реакцию беспомощного человека:
   — Зачем же они тебя прислали, такого красивого? Без полномочий, без чемоданчика…
   — На разведку. Руки развяжите, а то совсем невмоготу!
   — Потерпишь. Не так уж долго осталось.
   Помолчали, обдумывая ситуацию. Первым заговорил хозяин положения:
 
   — Что ты должен узнать?
   — Нужно убедиться в том, что моих друзей здесь не «кинут». И что это не полицейская ловушка.
   — Интере-есно! Каким же образом?
   — Я профессионал. Я умею.
   — Да ну? Профессионал… — хмыкнул «господин Юргенс», красноречиво оглядывая связанного майора:
   — Что же ты, профи, так влип?
   — Расслабился.
   — Быва-а-ает! Японцы говорят — и обезьяна срывается с дерева… Умирать не хочешь?
   — Пока нет. Не хочу.
   — А придется…
   — Ну и глупо… Вместо хорошего бизнеса получите гнилую разборку. Тебе-то что, но вот тех твоих, с кем на теплоходе договаривались — их доста-анут. Обязательно достанут, поверь!
   — За что же?
   — За подставу.
   — А никто ничего не докажет!
   — А никто ничего доказывать и не будет! Чай, не в суде присяжных, верно? — Сейчас от красноречия и актерских способностей Владимира Александровича зависила его жизнь. Требовалось постараться:
   — Ну, а тебя уже свои сами порешат, когда узнают, из-за чего сыр-бор разгорелся. Так что, встретимся на том свете! И очень скоро…
   «Немец» насупился. Уличное освещение за окном делало его лицо неестетсвенно плоским и морщинистым.
   — Хорошо. Допустим, я тебя сейчас развяжу. Что станешь делать?
   Владимир Александрович ответил не раздумывая:
   — Дам тебе в морду!
   — Хм-м… А потом?
   — Потом — посмотрим.
   Снова помолчали. Телевизионное шоу кончилось и теперь под тихую, грустную музыку компьютерная графика показывала погоду на планете. В Санкт-Петербурге была переменная облачность без осадков, температура двенадцать-четырнадцать градусов.
   По Цельсию, разумеется…
   — Как ты будешь докладывать результаты?
   — Вернусь — доложу…
   — Врешь! Должен быть способ экстренной связи. У вас ведь осталось всего три дня, верно?
   — Допустим.
   Тут уж приходилось импровизировать. Очевидно, сидящий напротив человек знал о предстоящей сделке ещё что-то, о чем не смог или не посчитал нужным сообщить майору «заказчик» с еврейской фамилией. Или это очередные штучки помешанного на конспирации шефа?
   — Значит, деньги уже здесь… Или на подходе.
   — Возможно.
   — Где и с кем у тебя контакт? Быстро отвечай!
   — Пош-шел ты… Уй-йо! О-ах!
   — Еще добавить?
   — Сволочь… — едва отдышавшись и разметав ресницами влажную пелену на глазах процедил Виноградов. — Вот на такой случай мы и подстраховались!
   — Неужели?
   — Ненавижу вас, отморозков… «Братва», блин!
   — Зато я вас, продажных ментов, так люблю! — ощерился непрошеный посетитель. — Ну?
   — Мне надо быть послезавтра в полдень в Мадриде. Парк Ретиро… Кто-то подойдет.
   — Кто?
   — Он меня знает, а я его нет.
   — Пароль? Сигналы опасности?
   — Брось, это ничего никому не даст. Повторяю — человек прекрасно знает меня в лицо! И лицо это должно быть, по меньшей мере, не битым…
   Телевизор неожиданно замолчал — видимо, и здесь не по всем каналам вещают круглые сутки. Теперь запросто можно было орать и звать на помощь.
   — Слышь? Или ты сейчас же меня развязываешь, или…
   — Подожди, дай подумать! — уже почти попросил «немец». Чувствовалось, что ему нелегко принять решение:
   — Без глупостей?
   Вот и все, подумал Виноградов. Если этот гад сейчас засунет мне в пасть какую-нибудь тряпку и переключит телевизор на работающую программу — значит, не договорились. Разговор окончен, и можно вспоминать отходные молитвы…
   Майор отчетливо представил себе, как пуля из ствола вороненого «люгера» почти беззвучно ввинчивается в оцепеневший от ужаса мозг. Может, заорать прямо сейчас, не дожидаясь развязки? Это вряд ли поможет остаться в живых, но появится шанс осложнить убийце отступление — вдруг, кто услышит из коридора!
   Однако, обошлось без эксцессов.
   — Наверное, потом буду жалеть, но… — совсем по-киношному покачал головой «господин Юргенс». — Считай, что я почти поверил!
   Одним болезненным рывком он ослабил и снял с запястьев Владимира Александровича хромированную цепочку — такие когда-то использовались в полиции ГДР вместо наручников. Надежно и очень практично…
   — Ну, ты с-сука… — первым делом Виноградов сел и принялся восстанавливать кровообращение в кистях рук. Потом дотронулся до подсыхающей корки на лице. — Бля-а!
   — Не, следов никаких не останется, — успокоил его человек напротив.
   — Обещаешь?
   — Обещаю! С таким рассчетом и делалось.
   — Ну, тогда и я свое слово сдержу. Лови… — майор без замаха, коротко, подцепил кулаком массивную челюсть «немца». Потом добавил с левой:
   — Х-хак!
   Голова противника мотнулась из стороны в сторону, тело обмякло и неторопливо сползло через поручень кресла. Подождав, пока седоватый затылок коснется коврового покрытия на полу, Владимир Александрович встал и с неприличным для потомственного российского интеллигента наслаждением ударил незваного гостя ногой в пах. И ещё пару раз — теперь уже только по печени и по почкам.
   После такой обработки господин Юргенс запросто сможет претендовать на оформление инвалидности в своем профессиональном союзе… Впрочем, сейчас он был без сознания и на грубость не отреагировал. Так же, как не отреагировал и на «личный досмотр», учиненный майором в лучших милицейских традициях.
   — Смотри-ка ты…
   Патрона в патроннике не было! Предохранитель не снят… Никаких документов — только бумажник с кредитками и мелочь: песеты, немецкие марки, доллары. Из нагрудного кармана вывалился только ключ от номера «господина Юргенса».
   Стараясь не причинять себе лишней боли, Виноградов занялся ревизией собственного организма: видимых повреждений не обнаружилось, но общее состояние было омерзительным. Ныли и подрагивали мышцы, мутило, до носа не дотронуться… То, что ему удалось в рукопашную сделать с «немцем», скорее следовало отнести на счет перелившихся через край эмоций.
   Владимир Александрович взял со столика ключи, открыл мини-бар и извлек оттуда холодную банку пива. Потом помешкал, вздохнул и заменил пиво «колой».
   За спиной почудилось шевеление… Нет, все в порядке — лежит себе тело и каши не просит.
   Однако, нужно поторопиться! Сковырнув алюминиевое кольцо, Виноградов в несколько глотков осушил половину шипящего содержимого банки. Затем набрал полный рот и шумно выпустил жидкость в лицо лежащему — так, как хозяйки спрыскивают белье перед глажкой.
   — Мы-ым-м…
   — С добрым утром, господин Юргенс!
   — О-о-о…ах!
   — Не придуривайся, — тихо и почти ласково попросил Виноградов. Мочки ушей, если на них воздействовать умеючи, способны вернуть к реальности даже постоянного клиента питерского вытрезвителя. Соответствующие навыки приходят с опытом — а уж этого-то у майора имелось в достатке:
   — Как, очухался?
   — Падла ментовская! За что?
   Владимир Александрович даже опешил:
   — Еще и спрашиваешь? Убью!
   — Ну и зря, — человек на полу сплюнул кровь, с удивлением посмотрел на свои ничем не связанные руки и попытался встать с ковра:
   — Теперь, пожалуй, верю, что не «подстава».
   Виноградов ногой придавил его обратно:
   — Да ты с самого начала не сомневался, кто я и что! Бил ведь так, чтобы следов утром не осталось — верно?
   — Верно! — кивнул собеседник.
   — А стрелять даже и не думал…
   — Всегда лучше перестраховаться. А лишняя проверочка в нашем деле не помешает!
   — Ну, ты сволочь! — Виноградова передернуло от одного воспоминания о пережитых только что волнах боли и унижения. — Проверочка? Я тебя, бля, сейчас…
   — Ладно! Ладно… Чего ты? — «немец» отшатнулся к противоположной стене, потом убрал руку от паха и потрогал челюсть:
   — Поквитался же! В расчете?
   Чужая наглость часто действовала на майора обезоруживающе. Почувствовав это, собеседник воспрял духом:
   — Я ведь не со зла, какие могут быть обиды?
   Владимир Александрович в ответ только выругался — грязно и нецензурно.
   — Да брось ты! Водки налей, а?
   — Может, ещё задницу подставить?
   Препираясь по инерции, Виноградов, однако, уже доставал из бара плоскую бутылку:
   — Виски есть, водки нету.
   — Давай! Что же делать…
   Выпили. Посидели, уставясь на неработающий телевизор.
   — Ладно. Утро скоро… Бумажник вернешь? И ключи!
   — Забирай.
   — Деньги пересчитать? А то помню я вас, ментов! — хмыкнул гость. — Так и норовили обчистить.
   — Давно из России? — решил не обижаться на шутку Виноградов. — На «постоянке» или «беженец»?
   — Я германский гражданин, понял? Уже второй год… И паспорт — чистый!
   — И даже имя настоящее?
   — Настоящее, какое папа с мамой дали! — непонятно зачем приосанился собеседник. — Мы из-под Саратова, город Энгельс — слышал? Республика немцев Поволжья…
   — У «хозяина»-то побывать успел?
   — Где? — гражданин Германии господин Юргенс сделал удивленное лицо:
   — А, на зоне! Нет, не сидел — как раз вовремя смылся. На историческую, бляха, родину…
   — Понял. — Виноградов разлил по стаканам остатки.
   — А почему интересуешься?
   — Да так… Больно уж ты какой-то блатной! Чересчур. — Владимир Александрович посмотрел прямо в глаза человеку напротив и добавил:
   — Скорее, даже — приблатненный.
   Ответ последовал без задержки:
   — Ну, и ты тоже на моего бывшего участкового Василия Тимофеича мало похож! Пистолет у тебя?
   — Допустим.
   — Отдай!
   — Вообще-то, есть разные волшебные слова. Например, «пожалуйста»! Не забыл?
   — Мне уйти? — посетитель сделал вид, что поднимается из кресла. — Разговора не будет?
   Но вскоре он уже рассовывал по карманам заботливо отделенные друг от друга майором — патроны россыпью, обойму и пистолет.
   — У себя соберешь! — Отдавать готовое к бою оружие не хотелось, поэтому Виноградов нехитрым способом опять уравнял шансы.
   — Теперь — порядок. Слушай внимательно! Повторять не буду…
   Разговор не затянулся — электронной будильник у кровати показывал начало шестого, когда Владимир Александрович прикрыл за ночным гостем дверь и направился в ванную.
   Принял душ, переоделся, привел лицо в относительный порядок.
   — Здравствуй, дорогой друг! — поприветствовал он собственное изображение в зеркале. — Ну и рожа у тебя, однако.
   Вид действительно показался на троечку с минусом.
   К тому же внезапно и нестерпимо заболела голова — лобные пазухи, виски, затылок… Насколько знал себя Виноградов, о том, чтобы заснуть в такой ситуации не могло быть и речи. Требовался привычный анальгин или двойная доза чего-нибудь новомодного.
   Все одно к одному! Аптечка, верная спутница в нскончаемых командировках, на этот раз по закону подлости осталась дома. Постанывая, Владимир Александрович влез в шорты, натянул футболку и отправился вниз, к спасительной стойке портье.
   Полутемный, сумрачный коридор встретил его тишиной: ничего удивительного, все нормальные люди спят… По идее, следовало поберечься. Но майор был настолько поглощен пульсирующей, разрывающей изнутри черепную коробку болью, что пренебрег даже элементарными мерами предосторожности.
   И ничего плохого не произошло! Очевидно, лимит всяких гадостей, выделенных провидением на его долю в этот день, исчерпался.
   — Сеньор? — девушка за стойкой, к искреннему удивлению Виноградова, вовсе и не думала спать на работе. Она даже не дремала, и в отличие от большинства тружеников российского гостиничного бизнеса никак не выразила своего неудовольствия внезапным появлением постояльца.
   Как мог, Владимир Александрович по-английски поведал ночной красавице о своей беде.
   — Пор фавор! — улыбнулась та. И достала — сначала блестящую упаковку таблеток, а затем минеральную воду в миниатюрной бутылочке…
   — Русский? — Створки лифта почти беззвучно разьехались в стороны, и в холл шагнул озабоченный чем-то пресс-секретарь:
   — Эста муй бьен… Хорошо! Вы можете мне помочь?
   — Разумеется, Хуан! — Владимир Александрович пребывал в эйфории от стремительно наступающего облегчения. — Чем?
   — Видите ли, дело очень деликатное. Никого не хочется специально будить… Вы ведь знали англичанина — того, с бородой и трубкой?
   Так вот и вышло, что рассвет Виноградов встречал уже на пути в Луарку.
   А потом были — опознание трупа в морге и протокол, составленный вежливым полицейским. Данные Владимира Александровича офицер переписал с его паспорта, не удосужившись даже глянуть дальше… Очевидно, визовыми проблемами занимался здесь другой департамент и иностранный гость, к тому же согласившийся потратить на формальности личное время, опасности для страны не представлял.
   Впрочем, у майора на случай излишней придирчивости представителей власти имелась, конечно, вполне пристойная версия — её предложил спутнику закаленный в боях с испанской бюрократией пресс-секретарь «Черной недели». Оставалось только поражаться, как легко умеют обходить и обходят разнообразные запреты внешне законопослушные европейцы.
   Помятый вид Владимира Александровича никого не удивил — каждый третий иностранец на фестивале мучался по утрам похмельем, а тут ещё разбудили ни свет, ни заря… А к моменту «случайной» встречи на набережной с девушками он уже почти не отличался от окружающих.
   Девицы-красавицы… Виноградову почему-то вспомнилась лиловая плеть осьминожьего щупальца, вывесившаяся за край блюда. Потом — сигарета в пальцах француженки и очерченная яркой помадой улыбка Габриэлы.
   — Хола, сеньор! Пуэрта дель Соль…
   Владимир Александрович с трудом разлепил веки:
   — Грациас! — видимо, он умудрился-таки заснуть перед самым прибытием.
   Симпатичный водитель подмигнул понимающе и прошел дальше по салону, заглядывая под сиденья и на багажные полки — то ли забытые вещи искал, то ли бомбу…
   Большинство пассажиров уже толпилось снаружи, выволакивая из автобусного чрева на асфальт многочисленные чемоданы и сумки. Остальные терпеливо ждали своей очереди на выход у передней двери.
   Виноградов окончательно пришел в себя. Встал, подхватил необременительный багаж последним шагнул наружу.
   Собственно, это был не автовокзал — скорее, просто конечная остановка нескольких городских маршрутов. Судя по схемам и указателям, отсюда можно было без труда добраться практически в любой конец Мадрида. Некоторое время Владимир Александрович пытался дисциплинированно, как учили, зафиксировать в памяти номера автобусов и названия хотя бы конечных станций — но вскоре понял, что голова его не способна сейчас даже на такую малость. Майор плюнул, в прямом смысле слова, себе под ноги — и пошел к ближайшему светофору…
   Площадь Пуэрта дель Соль, на которой он находился, с первого же взгляда производила впечатление величественной роскоши: разметавшиеся по сторонам переспективы улиц, памятник в центре, ярко освещенная громада комплекса фирменный магазинов «Корт Инглез».
   Виноградов даже не стал проверяться — вечер в испанской столице ещё только начался, и людская толчея на площади все равно надежно укрыла бы от непривычного к местным условиям глаза толково приделанный «хвост».
   Теперь надо вспомнить инструктаж. Значит, так: «Если встанешь лицом к универмагу, то…» Идти оказалось действительно недалеко. Буквально несколько шагов по оживленной Каррера де Сан Херонимо, потом направо — первый же дом на улице Виктория.
   Угловое кафе наполняло вечерний воздух потрясающим ароматом копченого мяса. Матово-черные винные бутылки традиционно пылились на витрине, а внутри, за стойкой, что-то жевали и пили немногочисленные посетители.
   Странно! В поле зрения не было ничего, даже отдаленно напоминающего гостиницу — ни гербов, ни ярких вывесок, ни услужливого швейцара. Может, спросить? Как назло, неприметная улочка без особых достопримечательностей у прохожих популярностью не пользовалась.
   Адрес соответствует… Слава Богу! Среди множества латунных и пластиковых табличек на входной двери майор разглядел, наконец, нужную: «Хостал Веракруц, 3 этаж». Значит, верно — именно здесь находятся те шикарные аппартаменты, в которых Владимиру Александровичу предстоит провести навалившуюся на город ночь.
   Утомленный путник нажал на кнопку звонка. Некоторое время его, очевидно, разглядывали через укрытый среди каменных завитушек обьектив, потом кто-то что-то прохрипел в переговорное устройство. Виноградов без труда произнес выгравированное на металлическом прямоугольнике название. Дверь зажужжала и тихо щелкнула дистанционным замком…
   Лифт, естественно, не работал. Но, хотя бы, имелся в наличии — а ведь для большинства разбросанных по миру заведений того же класса его посчитали бы неприличным излишеством.