Пока они мчались по шоссе, Эмма наконец получила возможность полюбоваться красотами штата, который знала раньше исключительно по историческим книгам. Рекламные щиты, небольшие магазинчики и рестораны быстрого питания не представляли особого интереса, но дух захватывало при виде открывавшихся перед ней далей. Эмма в жизни не представляла нечто столь разительно отличавшееся от Лоуэр-Тилби или обветренных зданий «Святой Гертруды» из красного кирпича, аккуратных газончиков и вековых деревьев.
   Что подумала леди Сара Торнтон, увидев эти безграничные просторы, бездонное небо и зеленую землю?
   Едва Кенни попытался припарковаться в очередном запрещенном для этой цели уголке, она схватила его за руку:
   — Ни в коем случае.
   — Я не собирался оставлять здесь машину, — заявил он с видом оскорбленной невинности. — Слоняться по магазинам с дамами — занятие не из приятных, по крайней мере для меня. Поэтому я всего лишь завезу вас, куда потребуете, а сам пойду побросаю для практики мячи. Заеду за вами через три часа.
   — Не выйдет. Я прекрасно знаю, чего ищу, и не собираюсь задерживаться так долго. — Эмма ловко выхватила ключи из замка зажигания. — Идемте со мной.
   Он отобрал ключи и, вздыхая и ворча, поплелся рядом.
   — Постарайтесь не торчать там больше получаса. Я не шучу, леди Эмма, иначе вы только меня и видели.
   — Угу.
   Эмма осмотрела витрины и почти моментально обнаружила то, что искала. Показав на овальную бетонную скамью, она сухо велела:
   — Ждите здесь. Я сейчас вернусь.
   — Чертова баба! Настоящий капрал в юбке! Командует мной, как новобранцами на плацу! Воображаете, что я могу рассиживаться в огромном торговом центре, не вызвав при этом переполоха?
   — О чем это вы толкуете?
   — Я достаточно известная личность. Или до вас еще не дошло, чем это может кончиться?
   И словно в доказательство его слов, к ним немедленно устремились две молодые особы с розовыми пластиковыми пакетами.
   — Кинни!
   — Ну, — накинулся он на Эмму, — теперь видите, что наделали?!
   — Я недолго, — пообещала она, перед тем как скрыться.
   Эмма сдержала слово, но, вернувшись, обнаружила небольшую толпу, скрывшую от нее Кенни. Тот, похоже, давал импровизированную лекцию по игре в гольф.
   — После того как замахнулись, опускайте руку плавно и медленно. Если хотите набрать скорость, пока проходите через…
   Взгляды их встретились, но, несмотря на все протесты, Кенни, похоже, безмерно наслаждался и собой, и своей известностью и вовсе не спешил поскорее избавиться от почитателей. Поэтому Эмма нырнула в отдел аксессуаров и добавила к своим покупкам кое-какую недорогую бижутерию. Как раз к этому времени Кенни наконец отвязался от поклонников и повел ее к машине.
   — Теперь татуировка, — объявила она, как только они вновь вырулили на дорогу.
   — Вы это в самом деле серьезно?
   — Абсолютно.
   Кенни ненадолго задумался.
   — Ладно, если так уж настаиваете, я вам помогу. Но потребуется немного времени, чтобы найти место, где можно быть уверенным, что они используют стерильные иглы.
   — Иглы?
   — А как, по-вашему, наносятся наколки?
   — Нет, я, конечно, понимаю… просто вы произнесли это слово с таким видом…
   — Будет больно, королева Элизабет. Так что, если боитесь боли, лучше откажитесь от этой идеи.
   — Ну не настолько же все ужасно. Кенни насмешливо фыркнул.
   — Вы просто стараетесь меня запугать…
   — Что ж, извините. Я просто старался проявить участие и сострадание.
   — Ха!
   — Ладно, уговорили. Я поищу это проклятое заведение, после того как отвезу вас в библиотеку.
   Первая здравая мысль, которая пришла ему в голову!
   — Превосходно!
   Они направились к Стейт-Фейр-парк, где во внушительном здании в форме буквы "Т", принадлежащем администрации штата, размещалось Далласское историческое общество. Эмма выскользнула из машины, предварительно уговорившись с Кенни встретиться на этом месте в три часа.
   Хотя она намеревалась сразу же отправиться в общество, но обнаружила, что слишком многое хотела бы сначала посмотреть, и потратила немало времени, изучая огромные фрески, тянувшиеся вдоль всего мемориального зала. На них была изображена история Техаса от 1528 года до наших дней. Когда Эмма наконец добралась до помещений общества, ее тепло приветствовали, и следующие несколько часов она провела за сверкой дневника леди Сары с другими источниками того же периода — и так увлеклась, что, поглощенная своим занятием, потеряла представление о времени и появилась перед Кенни только в три пятнадцать. «Кадиллак» оказался на месте, как и его взбешенный хозяин.
   — Вы опоздали! Ненавижу опоздания!
   — Но, Кенни, вы просто не имеете права жаловаться! Откуда мне было знать, что вы приедете вовремя, после того как вчера пришлось прождать вас целых сорок минут?
   — Это совсем другое дело.
   — Потому что опаздывали вы, а не я?
   — Что-то в этом роде.
   — Вы просто невозможны. Нашли тату-салон?
   — Даже кое-что получше. Отыскал даму, которая делает татуировки на дому.
   — Правда? И по-вашему, она надежна? Можно на нее положиться?
   — Столп общества. Надежнее быть не может. Единственная загвоздка в том, что у нее полно клиентов и раньше десяти часов вечера она принять вас не сможет, да и то пришлось ее буквально умолять.
   Эмма от души понадеялась, что детективы Хью будут рыскать неподалеку.
   — Прекрасно.
   В пустом желудке громко заурчало.
   — Пожалуй, я не прочь бы пообедать.
   — А я знаю чудесное местечко.
   Двадцать минут спустя они въехали в массивные ворота и оказались в загородном клубе, где каждый камешек кричал о роскоши и недоступности для простых смертных. Аллея, обсаженная вековыми деревьями, привела к зданию с колоннами в новогреческом стиле. Не успел Кенни отвести машину на стоянку, как Эмма выбралась из салона, и направилась к парадному входу. И снова не сразу сообразила, что он остался на месте, Эмма обернулась. Кенни, подбоченившись, наблюдал за ней.
   — Интересно, вы точно знаете, куда идете?
   Эмма растерянно огляделась.
   — Не совсем.
   — В таком случае почему рветесь вперед?
   — Сама не знаю. Привычка такая.
   — Отвыкайте. Мне это не нравится.
   И Джереми Фоксу тоже. Но что поделать, если она не привыкла быть ведомой? Большую часть жизни Эмма была совершенно самостоятельной, всегда сама решала свои проблемы и слишком рано осознала, что, если не станешь ведущей, не постоишь за себя, тебя затопчут.
   Кенни небрежно махнул в сторону соседнего особняка, чуть поменьше размерами:
   — Нам туда.
   — Простите.
   Чувствуя себя донельзя глупо, Эмма последовала за ним по дорожке, ведущей к двери с резными деревянными буквами. Она прочла, что это ресторан для профи. Завсегдатаи приветствовали Кенни, как члена королевский семьи, явившегося с неофициальным визитом.
   — Эй, Кинни! Ну, как дела?
   — Не видел тебя несколько дней!
   — Слышал, как Чарли вчера сделал игл на седьмой? Так разволновался бедняга, что слег с сердечным приступом и не сумел закончить раунд.
   Кенни едва успевал возвращать приветствия. Кивал, пожимал руки, сочувствовал Чарли и, наконец, повел Эмму в гриль-рум, отделенную от зала стеклянной перегородкой.
   — Надеюсь, вы не станете возражать против обеда в одиночестве, — пробормотал он и сделал знак официантке: — Позаботься о ней, ладно, Мэрией? Я немного побросаю мячи.
   — Не беспокойся, Кенни. Кстати, знаешь, что все наши служащие подписали обращение к антихристу с требованием вернуть тебя в игру?
   — Нет, но все равно огромное спасибо. Поверь, меня это тронуло. Поблагодари их за меня, ладно?
   Он исчез, а Мэрией усадила Эмму за столик у окна.
   — Отсюда вы все увидите, милочка. Ну разве он не душка! Какое потрясное зрелище! Никто не орудует длинными клабами с железными головками лучше, чем Кенни Тревелер.
   Эмма одарила ее приветливым, но сдержанным взглядом. Ей были совершенно безразличны все клабы с железными головками на свете.
   Были.
   Пока она не увидела его.
   Он по-прежнему был в шортах, но сменил грубые ботинки на туфли для гольфа, а выцветшую футболку — на темно-коричневую рубашку-гольф, с очередным логотипом, который Эмма не смогла разглядеть. Двигаясь с изысканной грацией большой кошки, он раз за разом взмахивал клюшкой. Мячи взмывали в воздух так высоко, что Эмма не видела, куда они приземляются. Ее не удивила ловкость Кенни, но такая неожиданная мощь, странная для столь ленивого на вид человека, отчего-то кружила голову.
   Он оставался для нее совершенной загадкой. У Эммы было такое ощущение, что в этом тихом омуте бурлят темные страсти. Но какие? И куда они могут завести ее? Она вспомнила о том, что Кенни сказал в машине, давая понять, как сильно хочет переспать с ней.
   Какая разница между профессиональным жиголо и профессиональным игроком в гольф? Все необходимые прибамбасы у меня с собой, и я с радостью позволю вам ими попользоваться.
   Но разница была. И огромная. Она сохранила бы уважение к себе, если бы купила услуги этого мужчины. Но о каком уважении может идти речь, если она присоединится к орде истеричных фанаток богатого прославленного спортсмена?
   Весь день она заставляла себя не вспоминать о вчерашнем, но сейчас, уныло жуя сандвич с жареным цыпленком и наблюдая за виртуозной игрой Кенни, изнывала от знакомого волнения. В конце концов Эмма выругала себя и заставила мыслить логически. Татуировка и полная смена имиджа не заставят Хью Холройда отступить — разве что он призадумается. Она с самого начала понимала: придется выкинуть нечто из ряда вон выходящее. В самом деле завести любовника? Идея довольно привлекательная. Но только не Кенни Тревелера. После того, что случилось прошлой ночью, такой поступок по меньшей мере аморален. Она не могла связно объяснять, почему так считает, просто знала, и все. Нужно найти кого-то другого.
   Эта мысль так расстроила Эмму, что она потеряла аппетит. Кенни Тревелеру, конечно, нельзя доверять, но он необычайно привлекателен и сексапилен, этого у него не отнимешь, и, несмотря на свою ненависть к подобного рода личностям, Эмма хотела быть с ним.
   Она мрачно уставилась на свой сандвич и попросила официантку принести чашку чая, хотя совершенно не страдала от жажды. Все что угодно, лишь бы отвлечься от созерцания стройной атлетической фигуры Кенни.
 
   Кенни завез Эмму в отель, прежде чем заехать к себе и переодеться в то, что он называл «тату-салонным обмундированием». Ровно в семь тридцать Эмма спустилась в вестибюль и немедленно осмотрелась, пытаясь определить, который из присутствующих следит за ней, но не обнаружила никого, кроме туристов и бизнесменов.
   Через вращающуюся дверь вошел Кенни в темно-синих слаксах и белой тенниске с очередной рекламной надписью. Интересно, что, у него других нет?
   При виде Эммы он вздрогнул и замер.
   — Что, во имя всего святого, вы с собой сотворили?!
   — Кто такой антихрист?
   — Это вас не касается. И вообще, сейчас мы говорим не об этом, а о весьма прискорбной метаморфозе. Как получилось, что я оставил в вестибюле Мэри Поппинс, а нашел Мадонну?
   Он брезгливо оглядел новый наряд Эммы, приобретенный в недорогом бутике торгового центра: облегающее черное платье без рукавов, короткое по самое некуда, с молнией на спине. Она была застегнута не до конца, спина оказалась оголена до такой степени, что в Лондоне наверняка пронюхают об этом.
   — В самом деле? Вы действительно считаете, что я похожа на Мадонну?
   — Совершенно ничего общего, — прорычал Кенни так тихо, что никто, кроме нее, не услышал. — Скорее уж на Мэри Поппинс с нимфоманиакальным уклоном. Еще утром в вашем костюме не было ничего вызывающего, и, я требую, чтобы вы немедленно переоделись.
   — Господи, Кенни, вы говорите совсем как разгневанный папаша!
   Физиономия Кенни стала поистине зловещей.
   — И вы в восторге от этого, не так ли? Готовы бродить по городу в тряпочке, не оставляющей простора воображению?
   — А мне идет, верно? Совсем неплохо.
   Возможно, она в самом деле зашла слишком далеко! Если даже такой распутник, как Кенни Тревелер, считает, что она перегнула палку, наверное, следует действовать тоньше.
   Эмма покорно подтянула язычок молнии до самого верха.
   — Ну вот.
   Кенни продолжал критически озирать ее.
   — На вас тонна косметики.
   — Я всегда крашусь.
   — Но не до такой же степени!
   — Наложено со вкусом, ничего чрезмерного, и не пытайтесь уверить меня в обратном.
   — Дело не в этом.
   — Тогда в чем же?
   Он открыл было рот, но тут же беспомощно Качнул головой.
   — Понятия не имею. Но точно знаю, что между случившимся прошлой ночью и вашей навязчивой идеей насчет татуировки, а теперь еще и этим… есть нечто общее… отчего мне не по себе. Одно дело — наслаждаться свободой на каникулах, и другое — сорваться с цепи. Может, все-таки честно объясните, что творится у вас в мозгах?
   — Я в полном порядке.
   Кенни поспешно потянул ее в сторону и, не повышая голоса, попросил:
   — Послушайте, Эмма, будем откровенны: у вас нестерпимый зуд в определенном месте. Это вполне понятно, но нельзя же позволять чесать себя первому встречному? Расхаживать в таком виде — все равно что выставить себя на аукцион и повесить табличку «продается».
   — Чепуха. Ведь вы будете со мной весь вечер, не так ли? Значит, я в полной безопасности.
   Она решительно направилась к дверям.
   — Я совершенно о другом, — процедил он. — Немедленно переоденьтесь, и я отвезу вас ужинать в шикарный мексиканский ресторан.
   — Боитесь, что испортите репутацию, показавшись на людях с женщиной вполне определенного типа?
   — Речь идет не обо мне, а о вас.
   — По-моему, я достаточно ясно дала понять, что не меняю решений.
   Она дружелюбно улыбнулась и зашагала к автостоянке, прикрепляя на ходу серебряные клипсы в виде маленьких тройных колец. Кенни поспешил догнать ее.
   — Я отказываюсь отвечать за последствия. Когда в следующий раз позвоните Франческе, постарайтесь объяснить ей, что я сделал все возможное, пытаясь вбить вам в голову толику здравого смысла.
   Она подождала, пока Кенни выведет машину из запрещенного для стоянки уголка.
   — Кто такой антихрист?
   — Человек, чье имя я не желаю произносить, — коротко бросил Кенни и постарался поскорее сменить тему: — Как прошел ваш визит в Историческое общество?
   — Получила новые подтверждения того, что леди Сара была поразительным наблюдателем. Ее описание праздника на железной дороге вполне соответствует другим источникам, но она приводит куда больше подробностей.
   Он стал оживленно расспрашивать Эмму о методике ее исследований, и она сама не заметила, как прощебетала всю дорогу до ресторана. И лишь когда машина остановилась, смущенно пробормотала:
   — Извините. Иногда я слишком увлекаюсь.
   — Не имею ничего против, — отозвался Кенни, подводя ее ко входу в ресторан. — Мне нравится история, и я люблю, когда люди увлечены своей работой. Слишком много несчастных недотеп всю жизнь занимаются тем, что в душе ненавидят. — Он вежливо придержал для нее дверь. — Готов побиться об заклад, что вы были хорошей учительницей, прежде чем эти торговцы живым товаром взялись за вас и превратили в Леди Директрису, живого монстра, внушающего страх и ужас несчастным детишкам.
   — Я с удовольствием вхожу в класс, — улыбнулась Эмма, — но должность директрисы имеет свои преимущества.
   — Ну да, груды мехов и бриллиантовые браслеты.
   — «Святая Гертруда» — чудесное старинное местечко. Правда, она требует модернизации. Обожаю выпутываться из любых положений.
   — Она?
   — Это трудно объяснить. Видите ли, школа для меня — живой организм, что-то вроде милой старой бабушки. Это нечто особенное.
   Кенни бросил на Эмму любопытный взгляд, но тут подошла хостесс[5], поздоровалась с Кенни и повела их к столику.

Глава 6

   Ресторан размещался в довольно дряхлом старом доме со скрипучими полами и небольшими кабинетами, выкрашенными в цвета глины. Жадно принюхиваясь к аппетитным запахам пряностей и жареного мяса, они проследовали в одно из помещений в самой глубине дома. Некоторые посетители здоровались с Кенни, другие вставали, чтобы получше разглядеть знаменитость. Эмма, уже бывшая свидетелем сцены в торговом центре, лишний раз убедилась, что судьба свела ее с очень важной персоной, и ей отчего-то стало не по себе. Какое ужасное преступление он сотворил, если вынужден уступить шантажу Франчески?!
   Хостесс остановилась в дальнем углу, у столика, покрытого темно-зеленой скатертью в оранжево-красную полоску. Грубо оштукатуренные коричневые стены были украшены мексиканскими рекламными плакатами начала века.
   Появился официант с корзинкой чипсов и бутылочками острого соуса. Кенни немедленно отослал его за более острой версией и заказал себе «Дос экис»[6], а ей — самую большую «Маргариту»[7].
   — Просто большой вполне достаточно.
   — Самую большую, — повторил Кенни официанту. Тот кивнул и испарился, очевидно, спеша угодить знатному посетителю.
   — Почему вы все время вмешиваетесь? Я не собираюсь много пить.
   — Вы все время забываете об этих проклятых иглах. Через пару часов вам придется подвергнуться крайне неприятной процедуре, раз уж гнете свою линию, и если верить тому, что я слышал, это чертовски больно. Я серьезно рекомендую вам влить в себя как можно больше спиртного. Сойдет вместо наркоза.
   Эмма определенно боялась пресловутых орудий пытки, поэтому решила последовать его совету. Она попробовала было изучать меню, но тут же отложила в сторону. Все равно он закажет за нее.
   Эмма оказалась права. Вскоре появился официант с коктейлями, и Кенни принялся перечислять блюда так долго и подробно, что она окончательно потеряла нить беседы и положилась на судьбу. Когда официант отошел, она снова повторила вопрос, от которого настойчиво уклонялся Кенни:
   — Ну скажете, наконец, кто такой антихрист?
   — Вы опять за свое?
   — Мужчина или женщина?
   Кенни вздохнул:
   — Мужчина.
   — Вы давно его знаете?
   — Вечность.
   — Он каким-то образом связан с вашей личной или деловой жизнью?
   — Можно сказать, и то и другое.
   Эмма решила было расспросить Кенни о внешности неизвестного, но передумала.
   — Так вы назовете его имя или нет?
   Кенни поколебался, но все же пожал плечами:
   — Муж вашей лучшей подруги.
   — Далли?!
   Кенни досадливо поморщился:
   — Не смейте произносить это имя! Я не вынесу.
   — Даже я знаю, что он знаменитый игрок в гольф…
   — Один из лучших в мире. В свое время становился победителем почти всех крупных и мелких турниров. В следующем году ему исполнится пятьдесят. Перейдет в старшую возрастную категорию и задаст всем жару.
   — Но Франческа, кажется, упоминала, что он — президент Профессиональной ассоциации гольфа или чего-то в этом роде.
   — Только временно. Недавно он перенес операцию на плече и согласился занять этот пост на весь восстановительный период. Члены совета хотели выбрать постоянного главу и совершили непоправимую ошибку, вообразив, что он один из тех немногих, кому они могут доверять. Правда, он не слишком рвался занять это кресло, но некоторые идиоты его убедили. — Кенни нахмурился.
   — И вы — один из этих некоторых?
   — Большей глупости я в жизни не совершал, учитывая тот печальный факт, что должность дает ему куда больше власти, чем южноамериканскому диктатору, и он использовал все мыслимые способы, чтобы раздавить меня.
   — Трудно поверить. Франческа поет Далли дифирамбы. В ее представлении он самый добрый, самый справедливый, самый беспристрастный человек на свете.
   — Кровожадный, хитрый, расчетливый, чванливый сукин сын — вот кто он такой. Ну а теперь — нельзя ли поговорить о чем-нибудь еще? У меня с самого завтрака крошки во рту не было, но кажется, из-за вас я потерял всякий аппетит.
   — Официантка в загородном клубе упомянула что-то насчет петиции. Означает ли это, что вы пока вне игры?
   — Дисквалифицирован на неопределенный срок, — сухо заметил он. Взгляд стал привычно жестким.
   — Это все Дал… муж Франчески?
   Кенни коротко кивнул.
   — Почему?!
   — Всякое бывает.
   Видя, что он не собирается вдаваться в объяснения, Эмма вопросительно приподняла брови:
   — Но как я оказалась причастна ко всему этому?
   Появление официанта с закусками дало Кенни предлог избежать ответа. Он сосредоточенно занялся фаршированными шампиньонами, пока она прихлебывала охлажденную «Маргариту». Несколько крупинок соли прилипло к ее нижней губе. Она поспешно слизнула их.
   — Все, что мне требуется, — просто позвонить Франческе.
   Кенни так и ел глазами ее нижнюю губу, Эмма даже слегка испугалась. Должно быть, что-то неладно.
   Она поспешно промокнула рот салфеткой. Кенни ошеломленно моргнул.
   — Франческа имеет большое влияние на мужа.
   — И?
   — Она обещала сделать все, чтобы вернуть меня в игру.
   — Понятно.
   Наконец все стало ясно.
   — Но только если согласитесь мне помочь?
   — Примерно в таком разрезе.
   Нет, все-таки что-то не так. Почему Франческе вдруг понадобилось навязывать Кенни Эмму? Странно.
   — О чем она только думала? Знала ведь, что свести нас — все равно что столкнуть огонь и воду.
   — Думаю, все эти ток-шоу каким-то садистским образом подействовали ей на мозг. Она находит особое удовольствие в том, чтобы сводить совершенно разных людей. И наблюдать, как они рвут друг друга на части, чтобы потом самой полакомиться останками.
   Совершенно не похоже на Франческу. Все равно, что-то тут не сходилось, но от Кенни она вряд ли узнает больше.
   Он недовольно поморщился.
   — Вы собираетесь есть или будете губы облизывать?
   — Губы?
   — Я не из тех, кто бросает камни в других, поскольку у меня куча недостатков и дурных привычек, но вам лучше бы оставить в покое свою нижнюю губу. Что за манера беспрерывно покусывать ее, лизать, выпячивать? Это ужасно отвлекает. Сбивает с мысли.
   — Знаете, Кенни, мне начинает надоедать ваша непрерывная критика.
   — Угу.
   Он сунул ей в рот намазанную соусом тортилью[8].
   Соус оказался огненным, и к тому времени, как Эмма отдышалась, принесли остальные блюда. Пока они ели, Кенни развлекал ее местными байками, и вскоре Эмма уже громко смеялась. Он, когда хотел, мог быть остроумным и занимательным спутником, или Эмма сама непонимала, по какой причине мир окрасился в радужные тона, а в голове стало легко: то ли из-за побасенок Кенни, то ли под влиянием огромного бокала с «Маргаритой», уже почти пустого.
   Извинившись, она проследовала в дамскую комнату, а по возвращении ее ждала еще одна «Маргарита», с иным привкусом, но такая же восхитительная. Воспоминание об иглах дало ей повод немного побаловать себя. На темных стенах вспыхнули многоцветные огни.
   Наконец Кенни отодвинул недоеденное мороженое с корицей и, подозвав официантку, расплатился, хотя Эмма настаивала, что сегодняшний ужин пойдет за ее счет.
   — Скоро десять, — заметил он. — Нам пора, если, конечно, не передумали.
   — Ни за что! — чересчур громко объявила она и, заметив, что почти кричит, попыталась понизить голос: — Немедленно в путь.
   Она встала, и комната медленно поплыла перед глазами.
   — Осторожно, — предупредил Кенни, взял ее за руку и повел к выходу, раскланиваясь налево и направо с бесчисленными фэнами.
   Эмма ожидала, что на воздухе ей станет легче, но, очевидно, ошиблась: окружающий мир завертелся с угрожающей скоростью, и ей пришлось принимать срочные меры.
   — Кенни, а за что вас отстранили? — пробормотала она, стараясь четче выговаривать слова. — Вы так и не сказали мне.
   — Вряд ли вам понравится ответ.
   Ей хотелось раскинуть руки, обнять его, обнять весь свет.
   — Сегодня я счастлива… мне нравится все… все…
   — Так и быть. Среди всего прочего я ударил женщину.
   Это было последнее, что запомнила Эмма.
 
   Она услышала шум воды и подумала, что второклассницы, должно быть, снова включили шланг под окнами ее коттеджа. Они страшно любили наливать воду в птичью ванночку, но не всегда помнили о необходимости вовремя завернуть кран. Эмма задумчиво свела брови и попыталась подобрать нужные слова, чтобы приструнить воспитанниц, но язык не хотел слушаться.
   Шум воды прекратился. Она блаженно вздохнула и устроилась поудобнее.
   — Эмма!
   Она чуть-чуть приоткрыла глаза, ровно настолько, чтобы видеть белый потолок. Слишком белый для ее милого коттеджа. А где трещина над кроватью, похожая на лепесток? И вообще, что здесь делает Кенни?
   Одно полотенце было обернуто вокруг его бедер, другое свисало с плеча. Волосы мокрые и взъерошенные.
   Коловращение мира внезапно прекратилось, и Эмма поняла, что находится в его доме и в его кровати.
   И тихо застонала.
   — Проснись и пой, королева Элизабет.
   — Что я здесь делаю? — прошептала она.
   — Внизу у меня полный кофейник кофе, который, думаю, вам не помешает. Вы, как видно, совершенно не умеете пить.
   — Пожалуйста… — выдавила она, с ужасом глядя на смятые простыни, — скажите, что я не должна вам тридцать долларов.
   — Радость моя, после того, что случилось прошлой ночью, это я у вас в долгу.