Страница:
Дрожащими руками она поставила на поднос пару банок теплой диет-содовой, добавила последнюю бутылку холодного пива и понесла на крыльцо.
Кортни стояла рядом с Дином, обнимая его за талию. Длинная прядь волос зацепилась за рукав его серой рубашки поло. Девушка балансировала на таких высоких шпильках, что почти сравнялась ростом с Дином.
– Но, Бу, ты обязательно должен вернуться к вечеринке у Энди и Шерилин! Я обещала, что мы там будем.
«Он мой! – мысленно вскрикнула Блу. – Мой!»
Но разве это правда? Никто ей не принадлежит и не принадлежал никогда.
Она поднесла ему поднос. Их глаза встретились: эти знакомые голубовато-серые глаза, которые так часто смеялись в ответ на ее шутки...
Она хотела сказать, что приберегла для него последнюю бутылку холодного пива, но, прежде чем успела открыть рот, он отвернулся, словно она была невидимкой.
Гигантский ком стал разбухать в ее горле, мешая дышать. Она осторожно поставила поднос на стол, вошла в дом и, ничего не видя, ощупью добралась до столовой. С крыльца снова донесся смех.
Она схватила кисти, которые не успела помыть, окунула в скипидар, и принялась за чисто механическую работу: завинчивала крышки на банках, прятала инструменты, складывала подстилки, полная решимости убрать все, чтобы больше сюда не возвращаться. Пластик, висевший на двери, зашуршал, и в комнату заглянула Кортни. Странно, что человек, называющий себя преподавателем, не умеет читать таблички на дверях!
– У меня небольшая неприятность, – заявила она, даже не глядя на фрески. – Наши водители уехали на обед, а у меня огромный прыщ на лбу и нет матирующего карандаша. Не съездите в город за «Ирейс» или чем-то в этом роде? И заодно захватите
несколько бутылок минералки. Погодите, сейчас спрошу, не нужно ли еще чего-то.
Блу откатила тележку с красками и велела себе дать ему один шанс. Но вместо Дина вернулась Кортни, держа кончиками пальцев стодолларовую банкноту.
– Матирующий карандаш, минеральная вода и три пакета
«Читос». Сдачу оставьте себе, – бросила она, сунув деньги в руку Блу. – Спасибо.
Дюжина сценариев промелькнула в голове Блу. Она выбрала тот, что позволял сохранить достоинство.
Час спустя она вернулась в пустой дом и сгрузила матирующий карандаш, минеральную воду и «Читос» на рабочий стол в кухне. На сердце была такая тяжесть, словно кто-то навалил на него груду камней. Она закончила подметать столовую, расставила стулья, спрятала свои вещи в багажник машины Ниты и сорвала пластик с дверных проемов. Пожалуй, сейчас самый подходящий момент, чтобы обрубить то, чего вообще не следовало бы начинать.
Закончив работу, она бросила последний взгляд на фрески и впервые поняла, что они собой представляют.
Сентиментальное дерьмо.
Глава 22
Кортни стояла рядом с Дином, обнимая его за талию. Длинная прядь волос зацепилась за рукав его серой рубашки поло. Девушка балансировала на таких высоких шпильках, что почти сравнялась ростом с Дином.
– Но, Бу, ты обязательно должен вернуться к вечеринке у Энди и Шерилин! Я обещала, что мы там будем.
«Он мой! – мысленно вскрикнула Блу. – Мой!»
Но разве это правда? Никто ей не принадлежит и не принадлежал никогда.
Она поднесла ему поднос. Их глаза встретились: эти знакомые голубовато-серые глаза, которые так часто смеялись в ответ на ее шутки...
Она хотела сказать, что приберегла для него последнюю бутылку холодного пива, но, прежде чем успела открыть рот, он отвернулся, словно она была невидимкой.
Гигантский ком стал разбухать в ее горле, мешая дышать. Она осторожно поставила поднос на стол, вошла в дом и, ничего не видя, ощупью добралась до столовой. С крыльца снова донесся смех.
Она схватила кисти, которые не успела помыть, окунула в скипидар, и принялась за чисто механическую работу: завинчивала крышки на банках, прятала инструменты, складывала подстилки, полная решимости убрать все, чтобы больше сюда не возвращаться. Пластик, висевший на двери, зашуршал, и в комнату заглянула Кортни. Странно, что человек, называющий себя преподавателем, не умеет читать таблички на дверях!
– У меня небольшая неприятность, – заявила она, даже не глядя на фрески. – Наши водители уехали на обед, а у меня огромный прыщ на лбу и нет матирующего карандаша. Не съездите в город за «Ирейс» или чем-то в этом роде? И заодно захватите
несколько бутылок минералки. Погодите, сейчас спрошу, не нужно ли еще чего-то.
Блу откатила тележку с красками и велела себе дать ему один шанс. Но вместо Дина вернулась Кортни, держа кончиками пальцев стодолларовую банкноту.
– Матирующий карандаш, минеральная вода и три пакета
«Читос». Сдачу оставьте себе, – бросила она, сунув деньги в руку Блу. – Спасибо.
Дюжина сценариев промелькнула в голове Блу. Она выбрала тот, что позволял сохранить достоинство.
Час спустя она вернулась в пустой дом и сгрузила матирующий карандаш, минеральную воду и «Читос» на рабочий стол в кухне. На сердце была такая тяжесть, словно кто-то навалил на него груду камней. Она закончила подметать столовую, расставила стулья, спрятала свои вещи в багажник машины Ниты и сорвала пластик с дверных проемов. Пожалуй, сейчас самый подходящий момент, чтобы обрубить то, чего вообще не следовало бы начинать.
Закончив работу, она бросила последний взгляд на фрески и впервые поняла, что они собой представляют.
Сентиментальное дерьмо.
Глава 22
Дин замер в конце тропинки.
Они танцевали.
Все трое.
За коттеджем, под звездами, под музыку, несущуюся из плейера, лежавшего на ступеньках заднего крыльца. Наблюдая за Джеком, сразу можно было понять, откуда у самого Дина такая атлетическая фигура. Он видел, как танцует Джек. На видео и концертах, которые был вынужден посещать с однокурсниками по колледжу. Но сейчас все было по-другому.
Дин вспомнил, как какой-то тупоголовый критик сравнивал танцы Джека и Мика Джаггера, но в Джеке не было ни малейшей андрогенной расхлябанности и манерности. Он был воплощением силы.
Райли, которой давно следовало бы спать, вертелась вокруг Джека неуклюже, но со щенячьей энергией, которая непременно рассмешила бы его, не будь он так расстроен.
Эйприл танцевала босиком. Длинная прозрачная юбка струилась на бедрах. Грациозно изогнувшись, она подняла волосы, сложила губы в чувственную гримаску, и Дин снова увидел бесшабашную, склонную к саморазрушению мать его детства, порабощенную богами рок-н-ролла.
Задохнувшись, Райли плюхнулась в траву рядом с Паффи. Джек и Эйприл не отрывали друг от друга глаз. Он ответил на ее шимми неким подобием чарльстона. Они снова пустились в пляс, да так слаженно, словно выступали вместе много лет. Сейчас Эйприл гордо выступала, покачивая бедрами и выпятив губы. Джек ответил хищной улыбкой рокера.
Дин не пришел бы сюда вовсе, не прекрати Эйприл отвечать на его е-мейлы еще несколько дней назад, и вот теперь был вынужден смотреть на людей, когда-то его зачавших. Идеальный конец дерьмового дня! Кортни была настоящим липучим чирьем в заду, и он втайне обрадовался, когда женщины утащили ее в Нашвилл, носиться по магазинам. Парни оставались здесь, по мнению Дина, чересчур долго. Ему не терпелось вернуться к Блу, но, приехав к дому Ниты Гаррисон, он обнаружил, что ни в одном окне нет света. Дин все равно забрался на балкон, но двери были заперты, а сквозь стекло виднелась пустая кровать. Он ощутил режущую боль в том месте, где, кажется, находилось сердце, прежде чем вновь обрел рассудок. Она не уедет до вечеринки Ниты, назначенной на субботу. Завтра он все исправит, вернее, все сделает как надо.
Все изменилось с их поездки в горы четвертого июля. Что-то пошло не так в этой дурацкой сексуальной игре, которую он затеял. Сначала он забавлялся комическими попытками Блу изобразить запуганную женщину. Но в конце, когда они льнули друг к другу, волна нежности захлестнула его, и что-то изменилось. Произошло нечто такое, к чему он не хотел присматриваться чересчур пристально.
Райли успела обрести второе дыхание и снова присоединилась к танцующим. Дин стоял вне круга света. Отдельно от них. Именно там, где хотел быть.
Джек шагнул к Райли, и она принялась всячески выделываться перед ним, демонстрируя весь репертуар неуклюжих, но энергичных движений. Эйприл улыбнулась и упорхнула в вихре тонкого шелка. Склонила голову. Покружилась.
И неожиданно заметила Дина.
Не сбившись с ритма, мать протянула ему руку.
Дин стоял неподвижно. Она подлетела ближе и махнула рукой, маня его в их круг.
Но он стоял как вкопанный, побежденный дурнотой, пленник собственной ДНК. Музыка и танцы затягивали его туда, где ему не хотелось оказаться. Эти двойные спирали генетического вещества, внедренные в кровь, были наследием, которое он вложил в спорт. Но теперь эти ступенчатые структуры пытались вернуть его обратно. К источнику. К танцу.
Его отец перешел на джайв.
Мать продолжала манить сына.
Он отвернулся от обоих и направился к дому.
Увидев, что Эйприл внезапно остановилась, Джек рассмеялся.
– Смотри, Райли, ей до нас далеко.
Джек не заметил Дина. Эйприл заставила себя улыбнуться. Джек и Райли постепенно привыкали друг к другу, и она не испортит их веселья своими неприятностями.
– Просто пить захотела, – задорно откликнулась она. – Сейчас принесу что-нибудь похолоднее.
Войдя на кухню, она закрыла глаза и прислонилась к стене. Сегодня она увидела на лице Дина не пренебрежение, а боль. Он хотел присоединиться к ним – она это чувствовала, – но так и не смог сделать первый шаг.
Эйприл стала наливать апельсиновый сок себе и Райли. Она не может управлять чувствами Дина. Только своими собственными.
«Дай себе волю и положись на Бога».
Она вынула из холодильника чай для Джека. Он, конечно, потребует пива. Но сегодня ему не повезло.
Она не ожидала, что сегодня он покажется в коттедже. Они с Райли сидели на заднем дворе, сплетничали о мальчиках и слушали старый альбом Принса, но тут появился Джек, и не успела она оглянуться, как все трое кружились в танце.
О, в этом но крайней мере они и Джек были идеальной парой: одинаковый стиль. Неистощимая энергия. Отдавшись чарам музыки, она могла не думать о собственной глупости, глупости пятидесятидвухлетней женщины, до сих пор вздыхающей по Джеку Пэтриоту.
Быстрая мелодия сменилась балладой.
Она вынесла стаканы во двор и остановилась на ступеньках, наблюдая, как Джек пытается увлечь Райли в медленном танце.
– Но я так не умею, – протестовала она.
– Становись мне на ноги.
– Не могу. Я слишком толста. Отдавлю тебе пальцы.
– Тощий цыпленок вроде тебя? Ничего с моими пальцами не сделается. Давай прыгай!
Он привлек ее к себе, и она осторожно ступила босыми ногами на его кроссовки. Сейчас девочка казалась такой маленькой... и такой милой, с ее курчавыми волосами, блестящими глазами и золотистой кожей. Эйприл просто в нее влюбилась!
Она уселась на ступеньки и задумалась. Как-то в детстве она видела свою ровесницу, тоже танцующую вот так с отцом. Отец же Эйприл обращался с дочерью, как с ненужной помехой, и она еще помнила, как часто запиралась в ванной, чтобы никто не видел, как она плачет. Именно поэтому она и требовала от бесчисленных парней той любви, которую отец не желал ей дать. Одним из них был Джек Пэтриот.
У Райли было прекрасное чувство ритма, и, осмелев, она стала изобретать собственные па. Джек топтался на месте, но в конце закружил дочь и сказал, что она танцует, как богиня. Райли покраснела от гордости и удовольствия. Эйприл раздала напитки. Осушив стакан, Джек объявил, что Райли давно пора спать, и повел ее в большой дом.
Но Эйприл было не до сна, поэтому она вынесла во двор одеяло, легла и стала смотреть на звезды. Блу собиралась уехать через четыре дня, Дин – через полторы недели, а потом и ее очередь отправляться в Лос-Анджелес. Оказавшись дома, она с головой уйдет в работу и будет черпать силы из сознания того, что наконец-то научилась сохранять душу цельной и нетронутой.
– Дин в доме, с Райли, – объявил знакомый хрипловатый баритон. – Я не бросил ее одну.
К ней по траве шел Джек.
– Я думала, ты уже в постели.
– Не настолько я стар.
Он подошел к плейеру и стал перебирать лежавшие рядом диски. Люсинда Уильям запела «Подобно розе». Джек шагнул к одеялу и протянул ей руку.
– Потанцуй со мной.
– Неудачная идея, Джек.
– Знаешь, лучшие наши мгновения были следствием именно таких неудачных идей. Перестань притворяться старухой!
Удар был нанесен точно: Эйприл не понравилось упоминание о старухах!
– Если полезешь ко мне...
Его зубы сверкнули в пиратской ухмылке.
– Безумный Джек лезет только к тем, кому еще нет тридцати, – сообщил он, притянув ее к себе. – Хотя ночью все кошки...
– Заткнись и танцуй.
Раньше от него пахло сексом и сигаретами. Теперь – дубовым деревом, бергамотом и ночью. Его тело уже не было юношески худощавым: с тех пор он нарастил мускулы. Кроме того, он уже не выглядел таким изможденным, как при первой встрече, и впадины под скулами выровнялись.
Песня Люсинды окутала их. Они все сближались, пока их тела не разделила одна лишь тонкая ленточка воздуха. Но вскоре и она исчезла. Эйприл закинула руку ему за шею. Он обнял ее за талию. Она позволила себе прислониться к нему. Он хотел ее, но это ничего не значило. Он просто возбужден. Но ничего от нее не требует.
Эйприл забылась и плыла вместе с музыкой, хотя желание уже давало о себе знать. Наверное, она ступила на тонкий лед...
Он откинул волосы с ее шеи и припал губами к впадинке под ухом. Она повернула голову и позволила себя поцеловать глубоким, сладостным поцелуем, куда более возбуждающим, чем те, пьяные, много лет назад.
Когда они наконец отшатнулись друг от друга, вопрос в его словах развеял ее дремотное оцепенение.
Эйприл покачала головой.
– Почему? – прошептал он, гладя ее волосы.
– Я больше не признаю одноразового секса.
– Обещаю, что этот секс не будет одноразовым.
Он провел по ее виску большим пальцем.
– Ты наверняка гадаешь, как у нас сложится.
Да она только об этом и думает!
– Я часто гадаю о тех вещах, которые не доведут меня до добра.
– Ты уверена? Мы больше не дети.
Она отступила.
– Я больше не даю симпатичным рокерам.
– Эйприл...
Лежавший на нижней ступеньке сотовый пронзительно звякнул.
Слава тебе, Господи!
– Надеюсь, ты не собираешься брать трубку? – спросил он.
– Придется.
Подходя к крыльцу, она прижала ладонь к губам, то ли стирая его поцелуй, то ли стараясь сохранить.
– Алло?
– Эйприл, это Эд.
– Эд? Я ждала твоего звонка.
Она поспешно вошла в дом и вышла только через полчаса, чтобы занести оставшееся на траве одеяло. К ее удивлению, Джек все еще был здесь. Лежал и, как чуть раньше она, смотрел на звезды. Одна рука подложена под голову, ноги согнуты в коленях.
Она слишком обрадовалась, увидев его.
– Расскажи о нем, – попросил он, не глядя на нее.
Тон был непривычно сухим. Значит, старая ревность опять гложет его. Если бы она не прекратила играть в подобные игры, просто послала бы его ко всем чертям. Но Эйприл села на одеяло и прикрыла колени юбкой.
– О них, – поправила она.
– Сколько их?
– В этот момент? Трое.
Она мысленно сжалась, готовясь к атаке. Но Джек повернулся к ней лицом.
– Значит, они не любовники, – спокойно заключил он.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и все.
– Мужчины звонят мне в любое время суток.
– Почему?
В глазах ничего, кроме любопытства. Либо ему все равно, с кем она водит компанию, либо он начинает понимать, какой женщиной она стала.
Эйприл снова легла на одеяло.
– Я бывшая алкоголичка и наркоманка, которой удалось избавиться от зависимости. Много лет я состою в обществе анонимных алкоголиков. Сейчас на моем попечении трое мужчин и одна женщина. Все живут в Лос-Анджелесе. Им без меня тяжело, но они не хотят менять поручителя.
– Их можно понять. Уверен, что лучшего им не найти.
Джек приподнялся на локте и сейчас смотрел на нее сверху вниз.
– А я так и не смог забыть тебя. Но ты ведь знаешь это, верно?
Она просто обязана сказать, что думает об этом. Лучше, чтобы он не питал иллюзий. Но как хочется, чтобы это было правдой!
– Дело не во мне. Просто ты чувствуешь себя виноватым из-за Дина.
– Я прекрасно понимаю разницу, и ты единственная, кто всегда жил в моем сердце.
Наклонив голову, он снова поцеловал Эйприл, ощущая мягкость ее манящих губ. Но когда его рука скользнула между ее бедер, она вдруг вспомнила, что все чувства Джека к ней начинались и заканчивались в штанах. Проворно выбравшись из-под него, она встала.
– Я уже сказала, что больше этого не будет.
– Хочешь, чтобы я поверил в твой полный отказ от секса?
– От секса с рокерами.
Она шагнула к крыльцу и, выключив плейер, собрала вещи.
– С тех пор как я больше не пью, у меня были три долгие связи. С копом, телепродюсером и фотографом, который и привел меня в «Харт-гэлери». Все классные парни, но никто не умеет спеть и ноты. Даже под караоке.
В темноте она разглядела его насмешливую улыбку.
– Бедняжка Эйприл. Добровольно лишить себя горячей рокерской любви!
– Я стала уважать себя. Вероятно, гораздо больше, чем это удается тебе.
– Может, ты разочаруешься, Эйприл, но я тоже вышел из игры много лет назад. И давно привык к прочным связям, – парировал он, поднимаясь и складывая одеяло. – Кстати, насчет прочных связей: это единственное, чего мы так и не пробовали. Может, давно пора попытаться?
Потрясенная Эйприл молча уставилась на него. Он сунул одеяло ей в руки, коснулся губами щеки и ушел.
Когда он шел к задней двери, из птичьей ванночки Ниты вылетела голубка.
Он проскользнул в дверь, не потрудившись постучать. Нита сидела за кухонным столом в пышном платиновом парике и халате с аляповатым цветочным рисунком.
– Я вызываю полицию, – объявила она скорее раздраженно, чем злобно. – Пусть вас арестуют за взлом и вторжение на чужую территорию.
Дин наклонился и почесал коматозного Танго за ушами.
– Нельзя ли мне немного кофе?
– Еще только семь утра. Могли бы постучать.
– Что-то не хотелось. Вы же не стучите, вламываясь в мой дом!
– Лгун! Я всегда стучу. А Блу еще спит. Так что убирайтесь и не надоедайте мне.
Он наполнил две кружки крепчайшим черным кофе.
– Что она делает в постели так поздно?
– По-моему, это вас не касается!
Похоже, ее негодование наконец прорвалось на поверхность, потому что она бесцеремонно наставила на него указательный палец: алая пуля, летящая прямо ему в голову.
– Вы разбиваете ее сердце, и вам на это плевать!
– Блу не в себе, разумеется, но что касается разбитого сердца – это чистый бред, мэм, – отмахнулся он, обходя Танго. – Оставьте нас наедине.
Нита со скрипом отодвинула стул.
– Хотите совет, мистер Большая Шишка? На вашем месте я взглянула бы на то, что она хранит в ванной под раковиной.
Но Дин, проигнорировав ее, помчался наверх.
Блу не удивилась, услышав голос Дина, препиравшегося с Нитой, и продолжала одеваться. Солнце, лившееся сквозь двери балкона, било в лицо. Блу застегнула молнию джинсов и выпрямилась. Она знала, что ночью Дин попытается залезть на балкон, и, боясь спасовать перед ним, легла в спальне, рядом с комнатой Ниты. Сейчас он снова попытается подлизаться к ней, сделав вид, будто ничего такого не случилось. Что же, удачи ему!
Едва она уселась на край кровати и взялась за босоножки, в дверях появился Дин. Светлые волосы, потрясающая фигура... абсолютно неотразим. Она потянула за ремешок босоножки.
– У меня куча дел. Завтра вечеринка, а еще ничего не готово. Прости, но у меня нет времени на разговоры.
Он поставил кружку на прикроватную тумбочку.
– Ты на меня злишься.
О, злость – это только часть ее истинных чувств. Та, которая не лежит на поверхности.
– Позже, Дин. Настоящие мужчины избегают выяснения отношений.
– Не надоело молоть вздор?
Интонации полевого командира неизменно заставали ее врасплох.
– Вчерашняя история никак с тобой не связана. Во всяком случае, это не то, что ты думаешь.
– Да? А мне казалось иначе.
– Ты посчитала, что я стыжусь познакомить тебя со своими друзьями из-за отрепьев, которые в твоем представлении сходят за одежду, и дерьмового характера, но это далеко не так.
Блу порывисто вскочила.
– О, не трать зря слов! Я не та женщина, с которой, по мнению твоих приятелей, может спать Малибу Дин, а ты не хотел отвечать на их вопросы.
– Ты действительно считаешь меня таким узколобым?
– Нет. В основе своей ты джентльмен. И именно поэтому не хотел обнародовать тот факт, что я – всего лишь добрый приятель с постельными привилегиями.
– Ты больше чем приятель, Блу. Ты мой самый лучший друг.
– И это делает меня кем? Как насчет... приятеля?
Дин раздраженно запустил пальцы в волосы.
– Я не намеревался тебя обидеть. Просто хотел, чтобы наши отношения... остались между нами двумя.
– Как все остальные обстоятельства твоей жизни, которые ты не желаешь обнародовать. Не слишком ли много их становится?
– Ты понятия не имеешь, что значит быть публичной особой, – огрызнулся он. – Мне приходится быть очень осторожным.
Блу вцепилась в кружку с кофе и схватила с кровати сумочку.
– В переводе на общечеловеческий язык это означает, что я стала одним из твоих грязных маленьких секретов.
– А вот это уже мерзко!
Она больше не может продолжать разговор, постоянно помня о своем собственном секрете. Просто не выдержит.
– Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что сегодня пятница. Завтра вечеринка Ниты. В воскресенье мне нужно закончить кое-какие дела, но в понедельник утром я покидаю эти места и отбываю в неизвестном направлении.
Дин мрачно свел брови.
– Надеюсь, ты, как обычно, несешь вздор.
– Зря надеешься. И почему ты так разволновался? Потому что это я рву с тобой, а не наоборот?
Все эмоции, которые она с таким трудом скрывала от него: грусть, страх, боль, – грозили вырваться наружу, сорвать маску крутой девчонки, но она безжалостно загнала их внутрь.
– Жизнь прекрасна, Бу. Мне дали большую скидку на прокат машины, и я купила новехонький дорожный атлас. Мы с тобой неплохо развлеклись, но мне пора двигаться дальше.
Она объявила игру, которой Дин не ожидал, и кулаки его невольно сжались.
– Очевидно, тебе еще нужно повзрослеть, – бросил он таким
ледяным тоном, что она почти ожидала увидеть облако пара, вырвавшееся из его рта. – Мы все уладим на завтрашней вечеринке.
Может, к этому времени выяснится, что у тебя сохранились какие-то остатки здравого смысла, – прошипел он перед тем, как вылететь из комнаты.
Она с размаху плюхнулась на кровать, шмыгнув носом, как последняя дурочка, мечтающая о том, чтобы провинившийся любовник схватил ее в объятия и молил о прощении. Ну... или хотя бы сказал что-то насчет фресок, прежде чем сбежать. Он наверняка успел их увидеть. Вчера она нашла в почтовом ящике конверт с чеком, выписанным Эйприл. И все. Никакой записки. Ясно, что они посчитали фрески гнусной мазней. Так она и знала. Но в глубине души надеялась, что этого не произойдет.
Дин решительно шагал по устланному розовым ковровым покрытием коридору. Пока он с наслаждением представляет, как лучше свернуть Блу шею, не придется думать о том, какой сволочью он оказался. Противно сознавать, что он ни за что ни про что оскорбил Блу. Она искренне верила, что он постыдился представить ее друзьям, но это было не так. Если бы парни нашли время поговорить с ней вчера, вместо того чтобы третировать как служанку, наверняка бы влюбились все до одного. Но Дин не хотел, чтобы кто-то – особенно товарищи по команде – обсуждал столь глубоко личную тему, как связь с Блу, бывшую еще совсем хрупкой. Черт, да они знакомы меньше двух месяцев!
А теперь она собирается бросить его. Он с самого начала понимал, что не может на нее рассчитывать. Но после того, как обошелся с Блу вчера, не так-то легко свалить всю вину на нее.
Он уже стал спускаться, как неожиданно вспомнил слова Ниты. Старуха любила сталкивать людей лбами, но по-своему, хоть и несколько странным образом, заботилась о Блу. Поэтому Дин повернулся и пошел обратно. В ванной Блу были розовые стены, розовый кафель и розовая душевая занавеска, разрисованная бутылками шампанского. Влажное полотенце криво повисло на вешалке. Он встал на колени перед раковиной, открыл дверцу шкафчика и уставился на обернутую в целлофан коробочку, лежавшую прямо перед ним. Сзади послышался дробный перестук шагов.
– Что ты делаешь? – выдохнула она.
Осознав, что находится в коробочке, он побелел как полотно, схватил коробочку и медленно встал.
– Не смей это трогать! – крикнула она.
– Ты сказала, что принимаешь таблетки.
– Так оно и есть.
Они еще и резинками пользовались. Разве что раза два забывали...
Он уставился на нее. Она молча смотрела на него: сплошные огромные глаза и бледное маленькое личико. Он протянул ей тест на беременность.
– Полагаю, это не для Ниты.
Она попыталась сделать привычно упрямую гримасу, но ничего не вышло. Длинные ресницы веерами легли на щеки.
– Несколько недель назад, когда я отравилась креветками... меня вырвало, и таблетка, наверное, вылетела. Мне и в голову ничего такого не пришло.
Он стоит на рельсах и навстречу с ревом несется товарный поезд.
– Хочешь сказать, одного раза оказалось достаточно, чтобы ты забеременела?
– Наверное, такое возможно. Месячные должны были начаться на прошлой неделе. Сначала я не могла понять, почему такая длинная задержка, но потом вспомнила, что случилось с таблеткой.
Дин повертел в руках коробку. Товарняк грохотал в костях черепа.
– Ты ее не открывала.
– Завтра. Сейчас главное – вечеринка Ниты.
– Нет.
Он втащил ее в ванную и захлопнул дверь. Пальцы почему-то словно онемели.
– Сегодня. Прямо сейчас.
Он неряшливо разорвал коробку.
– Я только что ходила в туалет.
– Ничего, справишься.
Его руки, обычно такие ловкие и проворные, сейчас неуклюже разворачивали инструкцию.
– Отвернись, – потребовала она.
– Прекрати, Блу. Мы покончим с этим прямо сейчас.
Она молча взяла коробку. Он не шевелясь наблюдая за ней. Ждал.
Наконец она выдавила из себя несколько капель.
Инструкция требовала подождать три минуты. Он впился глазами в свой «Ролекс». На часах было три циферблата, один из них – тахометр, но он самозабвенно следил за второй стрелкой. Пока она неторопливо двигалась по кругу, миллион мыслей, в которых он не мог и не хотел разбираться, теснились в голове.
– Пора? – пробормотала она наконец. Дин, мокрый как мышь, кивнул.
– Посмотри, – шепотом попросила она.
Он влажными пальцами поднял полоску и долго изучал, прежде чем медленно поднять голову. Их глаза встретились.
– Ты не беременна.
Блу бесстрастно пожала плечами:
– Прекрасно. А теперь уходи.
Дин бесцельно колесил по округе, пока не оказался на проселочной дороге, ведущей к ферме. Остановил грузовик у обочины на искрошившемся асфальте и вышел. Еще не было десяти, а солнце уже палит вовсю. День будет невыносимо жарким.
Услышав журчание воды, он направился к лесу и нашел ручей. Ржавая металлическая бочка валялась в воде рядом со старыми шинами, кроватными пружинами, разбитым дорожным столбиком и другим мусором. Как только людям не совестно засорять ручей всяким дерьмом! Он вошел в воду и принялся вытаскивать все на берег. Вскоре его кроссовки набухли от воды, а сам он с головы до ног был покрыт грязью и жиром.
Они танцевали.
Все трое.
За коттеджем, под звездами, под музыку, несущуюся из плейера, лежавшего на ступеньках заднего крыльца. Наблюдая за Джеком, сразу можно было понять, откуда у самого Дина такая атлетическая фигура. Он видел, как танцует Джек. На видео и концертах, которые был вынужден посещать с однокурсниками по колледжу. Но сейчас все было по-другому.
Дин вспомнил, как какой-то тупоголовый критик сравнивал танцы Джека и Мика Джаггера, но в Джеке не было ни малейшей андрогенной расхлябанности и манерности. Он был воплощением силы.
Райли, которой давно следовало бы спать, вертелась вокруг Джека неуклюже, но со щенячьей энергией, которая непременно рассмешила бы его, не будь он так расстроен.
Эйприл танцевала босиком. Длинная прозрачная юбка струилась на бедрах. Грациозно изогнувшись, она подняла волосы, сложила губы в чувственную гримаску, и Дин снова увидел бесшабашную, склонную к саморазрушению мать его детства, порабощенную богами рок-н-ролла.
Задохнувшись, Райли плюхнулась в траву рядом с Паффи. Джек и Эйприл не отрывали друг от друга глаз. Он ответил на ее шимми неким подобием чарльстона. Они снова пустились в пляс, да так слаженно, словно выступали вместе много лет. Сейчас Эйприл гордо выступала, покачивая бедрами и выпятив губы. Джек ответил хищной улыбкой рокера.
Дин не пришел бы сюда вовсе, не прекрати Эйприл отвечать на его е-мейлы еще несколько дней назад, и вот теперь был вынужден смотреть на людей, когда-то его зачавших. Идеальный конец дерьмового дня! Кортни была настоящим липучим чирьем в заду, и он втайне обрадовался, когда женщины утащили ее в Нашвилл, носиться по магазинам. Парни оставались здесь, по мнению Дина, чересчур долго. Ему не терпелось вернуться к Блу, но, приехав к дому Ниты Гаррисон, он обнаружил, что ни в одном окне нет света. Дин все равно забрался на балкон, но двери были заперты, а сквозь стекло виднелась пустая кровать. Он ощутил режущую боль в том месте, где, кажется, находилось сердце, прежде чем вновь обрел рассудок. Она не уедет до вечеринки Ниты, назначенной на субботу. Завтра он все исправит, вернее, все сделает как надо.
Все изменилось с их поездки в горы четвертого июля. Что-то пошло не так в этой дурацкой сексуальной игре, которую он затеял. Сначала он забавлялся комическими попытками Блу изобразить запуганную женщину. Но в конце, когда они льнули друг к другу, волна нежности захлестнула его, и что-то изменилось. Произошло нечто такое, к чему он не хотел присматриваться чересчур пристально.
Райли успела обрести второе дыхание и снова присоединилась к танцующим. Дин стоял вне круга света. Отдельно от них. Именно там, где хотел быть.
Джек шагнул к Райли, и она принялась всячески выделываться перед ним, демонстрируя весь репертуар неуклюжих, но энергичных движений. Эйприл улыбнулась и упорхнула в вихре тонкого шелка. Склонила голову. Покружилась.
И неожиданно заметила Дина.
Не сбившись с ритма, мать протянула ему руку.
Дин стоял неподвижно. Она подлетела ближе и махнула рукой, маня его в их круг.
Но он стоял как вкопанный, побежденный дурнотой, пленник собственной ДНК. Музыка и танцы затягивали его туда, где ему не хотелось оказаться. Эти двойные спирали генетического вещества, внедренные в кровь, были наследием, которое он вложил в спорт. Но теперь эти ступенчатые структуры пытались вернуть его обратно. К источнику. К танцу.
Его отец перешел на джайв.
Мать продолжала манить сына.
Он отвернулся от обоих и направился к дому.
Увидев, что Эйприл внезапно остановилась, Джек рассмеялся.
– Смотри, Райли, ей до нас далеко.
Джек не заметил Дина. Эйприл заставила себя улыбнуться. Джек и Райли постепенно привыкали друг к другу, и она не испортит их веселья своими неприятностями.
– Просто пить захотела, – задорно откликнулась она. – Сейчас принесу что-нибудь похолоднее.
Войдя на кухню, она закрыла глаза и прислонилась к стене. Сегодня она увидела на лице Дина не пренебрежение, а боль. Он хотел присоединиться к ним – она это чувствовала, – но так и не смог сделать первый шаг.
Эйприл стала наливать апельсиновый сок себе и Райли. Она не может управлять чувствами Дина. Только своими собственными.
«Дай себе волю и положись на Бога».
Она вынула из холодильника чай для Джека. Он, конечно, потребует пива. Но сегодня ему не повезло.
Она не ожидала, что сегодня он покажется в коттедже. Они с Райли сидели на заднем дворе, сплетничали о мальчиках и слушали старый альбом Принса, но тут появился Джек, и не успела она оглянуться, как все трое кружились в танце.
О, в этом но крайней мере они и Джек были идеальной парой: одинаковый стиль. Неистощимая энергия. Отдавшись чарам музыки, она могла не думать о собственной глупости, глупости пятидесятидвухлетней женщины, до сих пор вздыхающей по Джеку Пэтриоту.
Быстрая мелодия сменилась балладой.
Она вынесла стаканы во двор и остановилась на ступеньках, наблюдая, как Джек пытается увлечь Райли в медленном танце.
– Но я так не умею, – протестовала она.
– Становись мне на ноги.
– Не могу. Я слишком толста. Отдавлю тебе пальцы.
– Тощий цыпленок вроде тебя? Ничего с моими пальцами не сделается. Давай прыгай!
Он привлек ее к себе, и она осторожно ступила босыми ногами на его кроссовки. Сейчас девочка казалась такой маленькой... и такой милой, с ее курчавыми волосами, блестящими глазами и золотистой кожей. Эйприл просто в нее влюбилась!
Она уселась на ступеньки и задумалась. Как-то в детстве она видела свою ровесницу, тоже танцующую вот так с отцом. Отец же Эйприл обращался с дочерью, как с ненужной помехой, и она еще помнила, как часто запиралась в ванной, чтобы никто не видел, как она плачет. Именно поэтому она и требовала от бесчисленных парней той любви, которую отец не желал ей дать. Одним из них был Джек Пэтриот.
У Райли было прекрасное чувство ритма, и, осмелев, она стала изобретать собственные па. Джек топтался на месте, но в конце закружил дочь и сказал, что она танцует, как богиня. Райли покраснела от гордости и удовольствия. Эйприл раздала напитки. Осушив стакан, Джек объявил, что Райли давно пора спать, и повел ее в большой дом.
Но Эйприл было не до сна, поэтому она вынесла во двор одеяло, легла и стала смотреть на звезды. Блу собиралась уехать через четыре дня, Дин – через полторы недели, а потом и ее очередь отправляться в Лос-Анджелес. Оказавшись дома, она с головой уйдет в работу и будет черпать силы из сознания того, что наконец-то научилась сохранять душу цельной и нетронутой.
– Дин в доме, с Райли, – объявил знакомый хрипловатый баритон. – Я не бросил ее одну.
К ней по траве шел Джек.
– Я думала, ты уже в постели.
– Не настолько я стар.
Он подошел к плейеру и стал перебирать лежавшие рядом диски. Люсинда Уильям запела «Подобно розе». Джек шагнул к одеялу и протянул ей руку.
– Потанцуй со мной.
– Неудачная идея, Джек.
– Знаешь, лучшие наши мгновения были следствием именно таких неудачных идей. Перестань притворяться старухой!
Удар был нанесен точно: Эйприл не понравилось упоминание о старухах!
– Если полезешь ко мне...
Его зубы сверкнули в пиратской ухмылке.
– Безумный Джек лезет только к тем, кому еще нет тридцати, – сообщил он, притянув ее к себе. – Хотя ночью все кошки...
– Заткнись и танцуй.
Раньше от него пахло сексом и сигаретами. Теперь – дубовым деревом, бергамотом и ночью. Его тело уже не было юношески худощавым: с тех пор он нарастил мускулы. Кроме того, он уже не выглядел таким изможденным, как при первой встрече, и впадины под скулами выровнялись.
Песня Люсинды окутала их. Они все сближались, пока их тела не разделила одна лишь тонкая ленточка воздуха. Но вскоре и она исчезла. Эйприл закинула руку ему за шею. Он обнял ее за талию. Она позволила себе прислониться к нему. Он хотел ее, но это ничего не значило. Он просто возбужден. Но ничего от нее не требует.
Эйприл забылась и плыла вместе с музыкой, хотя желание уже давало о себе знать. Наверное, она ступила на тонкий лед...
Он откинул волосы с ее шеи и припал губами к впадинке под ухом. Она повернула голову и позволила себя поцеловать глубоким, сладостным поцелуем, куда более возбуждающим, чем те, пьяные, много лет назад.
Когда они наконец отшатнулись друг от друга, вопрос в его словах развеял ее дремотное оцепенение.
Эйприл покачала головой.
– Почему? – прошептал он, гладя ее волосы.
– Я больше не признаю одноразового секса.
– Обещаю, что этот секс не будет одноразовым.
Он провел по ее виску большим пальцем.
– Ты наверняка гадаешь, как у нас сложится.
Да она только об этом и думает!
– Я часто гадаю о тех вещах, которые не доведут меня до добра.
– Ты уверена? Мы больше не дети.
Она отступила.
– Я больше не даю симпатичным рокерам.
– Эйприл...
Лежавший на нижней ступеньке сотовый пронзительно звякнул.
Слава тебе, Господи!
– Надеюсь, ты не собираешься брать трубку? – спросил он.
– Придется.
Подходя к крыльцу, она прижала ладонь к губам, то ли стирая его поцелуй, то ли стараясь сохранить.
– Алло?
– Эйприл, это Эд.
– Эд? Я ждала твоего звонка.
Она поспешно вошла в дом и вышла только через полчаса, чтобы занести оставшееся на траве одеяло. К ее удивлению, Джек все еще был здесь. Лежал и, как чуть раньше она, смотрел на звезды. Одна рука подложена под голову, ноги согнуты в коленях.
Она слишком обрадовалась, увидев его.
– Расскажи о нем, – попросил он, не глядя на нее.
Тон был непривычно сухим. Значит, старая ревность опять гложет его. Если бы она не прекратила играть в подобные игры, просто послала бы его ко всем чертям. Но Эйприл села на одеяло и прикрыла колени юбкой.
– О них, – поправила она.
– Сколько их?
– В этот момент? Трое.
Она мысленно сжалась, готовясь к атаке. Но Джек повернулся к ней лицом.
– Значит, они не любовники, – спокойно заключил он.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и все.
– Мужчины звонят мне в любое время суток.
– Почему?
В глазах ничего, кроме любопытства. Либо ему все равно, с кем она водит компанию, либо он начинает понимать, какой женщиной она стала.
Эйприл снова легла на одеяло.
– Я бывшая алкоголичка и наркоманка, которой удалось избавиться от зависимости. Много лет я состою в обществе анонимных алкоголиков. Сейчас на моем попечении трое мужчин и одна женщина. Все живут в Лос-Анджелесе. Им без меня тяжело, но они не хотят менять поручителя.
– Их можно понять. Уверен, что лучшего им не найти.
Джек приподнялся на локте и сейчас смотрел на нее сверху вниз.
– А я так и не смог забыть тебя. Но ты ведь знаешь это, верно?
Она просто обязана сказать, что думает об этом. Лучше, чтобы он не питал иллюзий. Но как хочется, чтобы это было правдой!
– Дело не во мне. Просто ты чувствуешь себя виноватым из-за Дина.
– Я прекрасно понимаю разницу, и ты единственная, кто всегда жил в моем сердце.
Наклонив голову, он снова поцеловал Эйприл, ощущая мягкость ее манящих губ. Но когда его рука скользнула между ее бедер, она вдруг вспомнила, что все чувства Джека к ней начинались и заканчивались в штанах. Проворно выбравшись из-под него, она встала.
– Я уже сказала, что больше этого не будет.
– Хочешь, чтобы я поверил в твой полный отказ от секса?
– От секса с рокерами.
Она шагнула к крыльцу и, выключив плейер, собрала вещи.
– С тех пор как я больше не пью, у меня были три долгие связи. С копом, телепродюсером и фотографом, который и привел меня в «Харт-гэлери». Все классные парни, но никто не умеет спеть и ноты. Даже под караоке.
В темноте она разглядела его насмешливую улыбку.
– Бедняжка Эйприл. Добровольно лишить себя горячей рокерской любви!
– Я стала уважать себя. Вероятно, гораздо больше, чем это удается тебе.
– Может, ты разочаруешься, Эйприл, но я тоже вышел из игры много лет назад. И давно привык к прочным связям, – парировал он, поднимаясь и складывая одеяло. – Кстати, насчет прочных связей: это единственное, чего мы так и не пробовали. Может, давно пора попытаться?
Потрясенная Эйприл молча уставилась на него. Он сунул одеяло ей в руки, коснулся губами щеки и ушел.
* * *
Назавтра ровно в семь утра Дин подъехал к дому Ниты. Он был ужасно зол на себя за то, что так обидел вчера Блу. Но сделал это по одной причине: не желал отвечать на вопросы приятелей. Да и как он мог объяснить им то, чего не мог растолковать самому себе?! Всю жизнь женщины делились для него на друзей и любовниц, Блу же каким-то невероятным образом стала и тем, и другим.Когда он шел к задней двери, из птичьей ванночки Ниты вылетела голубка.
Он проскользнул в дверь, не потрудившись постучать. Нита сидела за кухонным столом в пышном платиновом парике и халате с аляповатым цветочным рисунком.
– Я вызываю полицию, – объявила она скорее раздраженно, чем злобно. – Пусть вас арестуют за взлом и вторжение на чужую территорию.
Дин наклонился и почесал коматозного Танго за ушами.
– Нельзя ли мне немного кофе?
– Еще только семь утра. Могли бы постучать.
– Что-то не хотелось. Вы же не стучите, вламываясь в мой дом!
– Лгун! Я всегда стучу. А Блу еще спит. Так что убирайтесь и не надоедайте мне.
Он наполнил две кружки крепчайшим черным кофе.
– Что она делает в постели так поздно?
– По-моему, это вас не касается!
Похоже, ее негодование наконец прорвалось на поверхность, потому что она бесцеремонно наставила на него указательный палец: алая пуля, летящая прямо ему в голову.
– Вы разбиваете ее сердце, и вам на это плевать!
– Блу не в себе, разумеется, но что касается разбитого сердца – это чистый бред, мэм, – отмахнулся он, обходя Танго. – Оставьте нас наедине.
Нита со скрипом отодвинула стул.
– Хотите совет, мистер Большая Шишка? На вашем месте я взглянула бы на то, что она хранит в ванной под раковиной.
Но Дин, проигнорировав ее, помчался наверх.
Блу не удивилась, услышав голос Дина, препиравшегося с Нитой, и продолжала одеваться. Солнце, лившееся сквозь двери балкона, било в лицо. Блу застегнула молнию джинсов и выпрямилась. Она знала, что ночью Дин попытается залезть на балкон, и, боясь спасовать перед ним, легла в спальне, рядом с комнатой Ниты. Сейчас он снова попытается подлизаться к ней, сделав вид, будто ничего такого не случилось. Что же, удачи ему!
Едва она уселась на край кровати и взялась за босоножки, в дверях появился Дин. Светлые волосы, потрясающая фигура... абсолютно неотразим. Она потянула за ремешок босоножки.
– У меня куча дел. Завтра вечеринка, а еще ничего не готово. Прости, но у меня нет времени на разговоры.
Он поставил кружку на прикроватную тумбочку.
– Ты на меня злишься.
О, злость – это только часть ее истинных чувств. Та, которая не лежит на поверхности.
– Позже, Дин. Настоящие мужчины избегают выяснения отношений.
– Не надоело молоть вздор?
Интонации полевого командира неизменно заставали ее врасплох.
– Вчерашняя история никак с тобой не связана. Во всяком случае, это не то, что ты думаешь.
– Да? А мне казалось иначе.
– Ты посчитала, что я стыжусь познакомить тебя со своими друзьями из-за отрепьев, которые в твоем представлении сходят за одежду, и дерьмового характера, но это далеко не так.
Блу порывисто вскочила.
– О, не трать зря слов! Я не та женщина, с которой, по мнению твоих приятелей, может спать Малибу Дин, а ты не хотел отвечать на их вопросы.
– Ты действительно считаешь меня таким узколобым?
– Нет. В основе своей ты джентльмен. И именно поэтому не хотел обнародовать тот факт, что я – всего лишь добрый приятель с постельными привилегиями.
– Ты больше чем приятель, Блу. Ты мой самый лучший друг.
– И это делает меня кем? Как насчет... приятеля?
Дин раздраженно запустил пальцы в волосы.
– Я не намеревался тебя обидеть. Просто хотел, чтобы наши отношения... остались между нами двумя.
– Как все остальные обстоятельства твоей жизни, которые ты не желаешь обнародовать. Не слишком ли много их становится?
– Ты понятия не имеешь, что значит быть публичной особой, – огрызнулся он. – Мне приходится быть очень осторожным.
Блу вцепилась в кружку с кофе и схватила с кровати сумочку.
– В переводе на общечеловеческий язык это означает, что я стала одним из твоих грязных маленьких секретов.
– А вот это уже мерзко!
Она больше не может продолжать разговор, постоянно помня о своем собственном секрете. Просто не выдержит.
– Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что сегодня пятница. Завтра вечеринка Ниты. В воскресенье мне нужно закончить кое-какие дела, но в понедельник утром я покидаю эти места и отбываю в неизвестном направлении.
Дин мрачно свел брови.
– Надеюсь, ты, как обычно, несешь вздор.
– Зря надеешься. И почему ты так разволновался? Потому что это я рву с тобой, а не наоборот?
Все эмоции, которые она с таким трудом скрывала от него: грусть, страх, боль, – грозили вырваться наружу, сорвать маску крутой девчонки, но она безжалостно загнала их внутрь.
– Жизнь прекрасна, Бу. Мне дали большую скидку на прокат машины, и я купила новехонький дорожный атлас. Мы с тобой неплохо развлеклись, но мне пора двигаться дальше.
Она объявила игру, которой Дин не ожидал, и кулаки его невольно сжались.
– Очевидно, тебе еще нужно повзрослеть, – бросил он таким
ледяным тоном, что она почти ожидала увидеть облако пара, вырвавшееся из его рта. – Мы все уладим на завтрашней вечеринке.
Может, к этому времени выяснится, что у тебя сохранились какие-то остатки здравого смысла, – прошипел он перед тем, как вылететь из комнаты.
Она с размаху плюхнулась на кровать, шмыгнув носом, как последняя дурочка, мечтающая о том, чтобы провинившийся любовник схватил ее в объятия и молил о прощении. Ну... или хотя бы сказал что-то насчет фресок, прежде чем сбежать. Он наверняка успел их увидеть. Вчера она нашла в почтовом ящике конверт с чеком, выписанным Эйприл. И все. Никакой записки. Ясно, что они посчитали фрески гнусной мазней. Так она и знала. Но в глубине души надеялась, что этого не произойдет.
Дин решительно шагал по устланному розовым ковровым покрытием коридору. Пока он с наслаждением представляет, как лучше свернуть Блу шею, не придется думать о том, какой сволочью он оказался. Противно сознавать, что он ни за что ни про что оскорбил Блу. Она искренне верила, что он постыдился представить ее друзьям, но это было не так. Если бы парни нашли время поговорить с ней вчера, вместо того чтобы третировать как служанку, наверняка бы влюбились все до одного. Но Дин не хотел, чтобы кто-то – особенно товарищи по команде – обсуждал столь глубоко личную тему, как связь с Блу, бывшую еще совсем хрупкой. Черт, да они знакомы меньше двух месяцев!
А теперь она собирается бросить его. Он с самого начала понимал, что не может на нее рассчитывать. Но после того, как обошелся с Блу вчера, не так-то легко свалить всю вину на нее.
Он уже стал спускаться, как неожиданно вспомнил слова Ниты. Старуха любила сталкивать людей лбами, но по-своему, хоть и несколько странным образом, заботилась о Блу. Поэтому Дин повернулся и пошел обратно. В ванной Блу были розовые стены, розовый кафель и розовая душевая занавеска, разрисованная бутылками шампанского. Влажное полотенце криво повисло на вешалке. Он встал на колени перед раковиной, открыл дверцу шкафчика и уставился на обернутую в целлофан коробочку, лежавшую прямо перед ним. Сзади послышался дробный перестук шагов.
– Что ты делаешь? – выдохнула она.
Осознав, что находится в коробочке, он побелел как полотно, схватил коробочку и медленно встал.
– Не смей это трогать! – крикнула она.
– Ты сказала, что принимаешь таблетки.
– Так оно и есть.
Они еще и резинками пользовались. Разве что раза два забывали...
Он уставился на нее. Она молча смотрела на него: сплошные огромные глаза и бледное маленькое личико. Он протянул ей тест на беременность.
– Полагаю, это не для Ниты.
Она попыталась сделать привычно упрямую гримасу, но ничего не вышло. Длинные ресницы веерами легли на щеки.
– Несколько недель назад, когда я отравилась креветками... меня вырвало, и таблетка, наверное, вылетела. Мне и в голову ничего такого не пришло.
Он стоит на рельсах и навстречу с ревом несется товарный поезд.
– Хочешь сказать, одного раза оказалось достаточно, чтобы ты забеременела?
– Наверное, такое возможно. Месячные должны были начаться на прошлой неделе. Сначала я не могла понять, почему такая длинная задержка, но потом вспомнила, что случилось с таблеткой.
Дин повертел в руках коробку. Товарняк грохотал в костях черепа.
– Ты ее не открывала.
– Завтра. Сейчас главное – вечеринка Ниты.
– Нет.
Он втащил ее в ванную и захлопнул дверь. Пальцы почему-то словно онемели.
– Сегодня. Прямо сейчас.
Он неряшливо разорвал коробку.
– Я только что ходила в туалет.
– Ничего, справишься.
Его руки, обычно такие ловкие и проворные, сейчас неуклюже разворачивали инструкцию.
– Отвернись, – потребовала она.
– Прекрати, Блу. Мы покончим с этим прямо сейчас.
Она молча взяла коробку. Он не шевелясь наблюдая за ней. Ждал.
Наконец она выдавила из себя несколько капель.
Инструкция требовала подождать три минуты. Он впился глазами в свой «Ролекс». На часах было три циферблата, один из них – тахометр, но он самозабвенно следил за второй стрелкой. Пока она неторопливо двигалась по кругу, миллион мыслей, в которых он не мог и не хотел разбираться, теснились в голове.
– Пора? – пробормотала она наконец. Дин, мокрый как мышь, кивнул.
– Посмотри, – шепотом попросила она.
Он влажными пальцами поднял полоску и долго изучал, прежде чем медленно поднять голову. Их глаза встретились.
– Ты не беременна.
Блу бесстрастно пожала плечами:
– Прекрасно. А теперь уходи.
Дин бесцельно колесил по округе, пока не оказался на проселочной дороге, ведущей к ферме. Остановил грузовик у обочины на искрошившемся асфальте и вышел. Еще не было десяти, а солнце уже палит вовсю. День будет невыносимо жарким.
Услышав журчание воды, он направился к лесу и нашел ручей. Ржавая металлическая бочка валялась в воде рядом со старыми шинами, кроватными пружинами, разбитым дорожным столбиком и другим мусором. Как только людям не совестно засорять ручей всяким дерьмом! Он вошел в воду и принялся вытаскивать все на берег. Вскоре его кроссовки набухли от воды, а сам он с головы до ног был покрыт грязью и жиром.