Страница:
- Теперь все позади. У вас, слава Богу, серьезных повреждений нет, еще
два дня, и будете как огурчик.
И действительно, через два дня Бонд вернулся в тихий мирок "природного
метода". И сразу же холодно и энергично принялся наводить справки о графе
Липпе - как сделал бы во время войны, выслеживая вражеского агента в
Стокгольме или Лиссабоне. Он стал разговорчив и любопытен. Болтал с
Патрицией: "А этот Липпе что, серьезно болен? Ах, он худеет! Наверное,
принимает специальные ванны? Говорите, в турецкой бане... Нет, я там еще не
был, обязательно схожу". С массажистом: "Что-то этот силач давно не
показывается, граф - как его, Риппе, Хиппе? Да-да, Липпе. В полдень,
говорите? А что, пожалуй, это удобно... Я от вас еще в турецкую баню зайду,
погреюсь". Так он невинно беседовал и постепенно выстраивал план, по
которому они с Липпе останутся с глазу на глаз в звуконепроницаемой
процедурной.
Одновременно, по скудным сведениям, Бонд пытался представить, что это
за человек. Хотел ли он только припугнуть Бонда на "дыбе" или - ведь Липпе
не знал, чем закончится пытка - убить? Но зачем? Что за тайну он бережет?
Ясно одно - тайна есть, и нешуточная...
Сообщать о происшествии в Штаб Бонд не собирался. Покушение в санатории
"Лесной"! Глупо, смешно. Он, умелый солдат, выставляется дурачком. Туза
Управления разведки и контрразведки поят теплым соком да овощным супчиком,
потом привязывают к какой-то "дыбе", чуть-чуть сдвигают рычажок - и герой
сотен сражений вопит от боли и просит пощады! Нет, он отомстит Липпе сам.
К четырнадцатому, последнему дню у Бонда все было продумано: где, когда
и как.
В десять утра, после прощального обследования у мистера Джошуа Вейна
(диагноз: давление в норме, лишний вес сброшен, позвоночник подлечен), Бонд
спустился на последнюю процедуру.
Он лежал на столе массажиста лицом вниз и поджидал жертву. Наконец,
мимо прошлепали босыми ногами и сказали громко, уверенно:
- Доброе утро, Бересфорд. Баня готова? Сделай сегодня погорячей.
- Слушаюсь, сэр. - Слышен печатный шаг Бересфорда, старшего массажиста,
и прежнее шлепанье; идут по коридору к дальней комнате, электрической
турецкой бане. Хлопнула дверь. Через несколько минут хлопнула еще раз -
Бересфорд проводил графа Липпе, возвращается. Прошло двадцать минут.
Двадцать пять. Бонд слез со стола.
- Довольно, Сэм, спасибо, - сказал он. - Я еще душ приму. А ты иди
обедай. Не волнуйся, я сам справлюсь.
Бонд обмотался вокруг пояса полотенцем и вышел в коридор. Массажисты
закончили работу и заторопились в столовую. По-унтерски командует Бересфорд:
"Билл, закрой окна! Лен, после обеда принесешь из прачечной полотенца. Тед!
Ушел уже? Тогда ты, Сэм, - присмотри за графом Липпе, он в турецкой бане".
Целую неделю Бонд слушал эти команды и примечал, кто уходит на обед
пораньше, а кто работает добросовестно, до конца. Теперь он ответил из
душевой басом Сэма:
- Присмотрю, сэр.
Печатный шаг по линолеуму, короткая пауза - Бересфорд в самом конце
коридора, его не слышно - и, наконец, далекий скрип двери. Тихо, только
гудят вентиляторы. Теперь в процедурных никого. Джеймс Бонд и граф Липпе
одни. Бонд выждал минуту, затем вышел из душевой, тихонько открыл дверь в
турецкую баню. Он заходил сюда дважды - осмотреться, и с тех пор ничего не
изменилось.
Стены выкрашены белым, посредине ванна - огромный короб из металла и
светлого пластика. Боковая грань открывается наподобие дверцы, пациент
забирается внутрь, садится, голову высовывает в отделанную поролоном дыру в
верхней грани. Внутри короба тело греют несколько рядов электрических
лампочек; на задней грани - температурная шкала.
Липпе сидел спиной к двери. Заслышав шаги, он проворчал:
- Черт возьми, Бересфорд... Семь потов уже сошло.
- Сами просили погорячей, сэр, - подражая голосу Бересфорда,
откликнулся Бонд.
- Не пререкайся, черт тебя возьми! Выпусти сейчас же.
- Мне кажется, сэр, вы недооцениваете благотворное влияние жара на
организм...
- Не болтай. Выпусти, говорят тебе.
Бонд посмотрел на шкалу: стрелка показывает 120. На сколько же
поставить? Максимальная отметка - двести градусов. Так он, пожалуй,
изжарится заживо. А нужно лишь наказать, не больше. Наверное, 180 будет в
самый раз. Он повернул переключатель.
- С полчасика вам будет по-настоящему жарко, сэр. А загоришься -
подавай в суд, - добавил он своим настоящим голосом и двинулся к двери.
- Тысяча фунтов, и квиты, - тихо, с ноткой отчаяния предложил граф.
Скрипнула дверь. - Десять тысяч. Ладно, пятьдесят!
Бонд плотно прикрыл за собой дверь и быстро зашагал по коридору. Сзади
приглушенно позвали на помощь. Ничего, помучается недельку в больнице -
вылечат. Но вот что не ясно: пятьдесят тысяч предлагает либо миллионер, либо
тот, кого ждет неотложное, важное дело. Чтобы просто избавиться от боли,
столько не отдашь.
Джеймс Бонд был прав. Они с Липпе схватились, как глупые дети, - и
выверенный до последней секунды заговор против западных держав сбился с
ритма.
Бульвар Османа - улица длинная и скучная, но, пожалуй, самая
благопристойная в Париже. Здесь много жилых домов - и репутация обитателей
безупречна - две церкви, небольшой музейчик, и, что вполне уместно, конторы
разнообразных благотворительных организаций. Под номером 136-бис, например,
располагается, как написано на скромно поблескивающей медной табличке.
Международная Ассоциация Сопротивления (МАС). Если вы заинтересуетесь
Ассоциацией (вы, скажем, неисправимый идеалист или, наоборот, торговец
конторской мебелью), нажмите звонок, и вам откроет самый обычный французский
консьерж. Если дело у вас серьезное, вас впустят в довольно пыльный
вестибюль, поднимут в причудливом, с виду ненадежном лифте-клетке и подведут
к высоким двойным дверям. За ними окажется большая обшарпанная комната с
грязноватыми светлыми стенами: с десяток дешевых столов, за которыми пишут
или печатают, папки для "входящего- исходящего", старинные телефоны, каких
много в этой части Парижа, картотеки с выдвинутыми ящичками - обстановка
самая типичная. Наблюдательный человек, однако, отметит, что все служащие
ровесники - всем лет тридцать-сорок - и нет среди них ни одной женщины, хотя
в любой конторе, как правило, имеются секретарши.
Встретят вас слегка настороженно, ведь в такие конторы нередко
захаживают сумасшедшие и бездельники, но быстро сообразят, что вы - человек
серьезный, и станут любезны, услужливы. Цели нашей Ассоциации? Наша цель,
мсье, сохранить идеалы борцов военного Сопротивления. Нет-нет, мы вне
политики. На какие средства существуем? На посильные взносы членов
Ассоциации и других сочувствующих лиц. Ах, ваш родственник входил в группу
Сопротивления? Конечно, поищем, мсье. Как его имя? Эй, Жюль! Другой
служащий, Жюль, подойдет к картотеке и через несколько минут сообщит:
такой-то погиб 21 октября 1943 года во время бомбежки Центрального штаба.
Весьма сожалеем, мсье. Чем еще можем быть полезны? Тогда возьмите буклеты -
здесь сведения о нашей организации. Простите, что не могу побеседовать с
вами подробнее, сегодня так много работы. До свидания, мсье. Что вы, не за
что...
Внеочередная встреча членов правления МАСа была назначена на семь часов
вечера. Часов с пяти в дом номер 136-бис начали съезжаться делового вида
мужчины (а в правлении были только мужчины) - входили и через парадную
дверь, и со двора, кто по одному, кто вдвоем. На такие встречи они
собирались со всех концов света, но каждый знал, и когда именно обязан
прибыть, и с какого хода войти. Консьержи теперь стояли у обеих дверей. Были
приняты и менее заметные меры предосторожности: работали системы
предупреждения, оба входа просматривались с телеэкранов. Кроме того, на
первом этаже всегда хранились тома поддельных протоколов МАСа, подробно
отражающих текущие дела Ассоциации. Возникни необходимость, и встреча
"членов правления" мгновенно превратится из тайной в открытую, встанет в
один ряд с прочими деловыми встречами на бульваре Османа.
Ровно в семь часов в строгий зал заседаний на четвертом этаже зашли -
кто уверенно, а кто робко - двадцать человек, оплот сообщества. Председатель
был уже на месте. Никто не поздоровался. Председатель считал, что в их
сообществе искренне здоровья не пожелаешь, да и время дороже любых
пожеланий. За столом расселись по номерам, от первого до двадцать первого.
Номер был единственным именем, да и тот, секретности ради, каждый месяц в
полночь первого числа изменялся на две единицы по кругу. Никто не закурил -
ни курящих, ни пьющих тут не было - и не взглянул на лежащую на столе
поддельную МАСовскую повестку. Напряженно, почтительно, но не подобострастно
- для этого они и сами были людьми слишком высокого полета - собравшиеся
вглядывались в Председателя.
Ко Второму (так в этом месяце звался Председатель) все, и давно его
знавшие, и впервые встретившие, относились в известной степени одинаково. Он
подчинял себе. Таких людей встречаешь в жизни редко, один-два раза. Их три
главных качества: необычная внешность, спокойная самоуверенность и мощнейшее
обаяние. Таковы были и многие исторические личности: Чингиз-хан, Александр
Македонский, Наполеон... Толпа же всегда чует хозяина. Не потому ли и
Гитлер, личность вообще-то ничтожная, так безгранично властвовал над
талантливейшим восьмидесятимиллионным европейским народом; чем иным
объяснить эту власть? Таким человеком был и Второй, его отличил бы любой - и
уж конечно, отличали двадцать избранных. С другими они были черствы и
циничны, но его, пусть даже против своей собственной воли, почитали
хозяином, почти богом.
Звали его Эрнст Ставро Блофельд. Родился он в Гданьске, отец его был
поляк, мать - гречанка. Двадцати пяти лет поступил младшим служащим в
Министерство почты и телеграфа. Странный выбор для столь одаренного юноши,
но Блофельд уже к тому времени понял: хочешь властвовать - знай недоступное
прочим. Такова была теория, и пока он лишь присматривался к проходящим через
его руки телеграммам и радиограммам. А потом в Польше началась мобилизация,
хлынул поток военных заказов, дипломатической переписки. Будущий противник
заплатил бы за эти документы любые деньги. Сперва неумело, потом ловчее он
стал снимать копии с телеграмм; постепенно составил списки мелких служащих,
адресатов секретной переписки - их он выдаст за своих агентов. Младший
шифровальщик в английском посольстве, переводчик, работающий с французами,
секретарша крупной компании... Он назвал выдуманную агентуру "Ястреб" и
передал немецкому атташе несколько документов на пробу. За Блофельда
ухватились, положили хорошие деньги (ведь приходится оплачивать стольких
агентов, объяснил он), и скоро он уже подумывал, не расширить ли рынок. Стал
информировать американцев и шведов, и тут уж деньги полились рекой. Потом он
сообразил, что рано или поздно благоденствие кончится: он ведет двойную
игру, да еще получает деньги за несуществующих агентов - где- нибудь да
сорвется. Двести тысяч долларов он заработал, пора выходить из игры.
Он сделал это мастерски. Информировать стал раз от раза скуднее;
перевел капитал в Цюрих; съездил в родной город, побывал у архивариуса и в
церкви, где вырезал из книг страничку со своим именем и датой рождения;
затем сообщил связным, что раскрыт, купил паспорт на имя канадского моряка и
уплыл в Швецию. Пожил немного в Стокгольме, прикинул, чем закончится война,
и улетел, по настоящему польскому паспорту, в Турцию. Туда же перевел
деньги. Потом Польша, как он и рассчитал, пала, и он попросил убежища.
Кое-кому заплатил - и стал турецким подданным. Мастерство его пригодилось и
тут - учел недостатки "Ястреба" и создал новую агентуру. К концу войны он
был знаменит и богат: в швейцарском банке лежало полмиллиона долларов. По
шведскому паспорту он уехал в Южную Америку - отдохнуть, поправить здоровье
и подумать о будущем...
Сейчас, в тихом доме на бульваре Османа, Эрнст Блофельд неторопливо
оглядывал свою двадцатку: не прячет ли кто глаза. Двадцать человек смотрели
на Блофельда и ждали его слова. Они были разных национальностей, но во
многом походили друг на друга: всем от тридцати до сорока, все крепкие,
ловкие, и почти все смотрят живо, жестоко, хищно - так выглядывает добычу
волк или ястреб... По-другому смотрели лишь двое ученых - физик Котце (пять
лет назад приехал из Восточной Германии и за скромную пенсию и жительство в
Швейцарии выдал несколько секретных проектов) и поляк электронщик
Кандинский. Остальные восемнадцать делились по странам и одновременно
крупнейшим преступным и подрывным организациям на шесть троек. Три сицилийца
- из главных в "Сицилианском Союзе", мафии; три корсиканца из "Корсиканского
Союза", сходного с мафией секретного сообщества, в чьих руках почти вся
организованная преступность во Франции; три бывших офицера СМЕРШа, советской
организации для уничтожения шпионов и врагов народа; три уцелевших высших
чина гестапо; три югослава, раньше служивших в секретной полиции у маршала
Тито, и три турка из прежних агентов Блофельда. Все восемнадцать владеют
тончайшими приемами конспирации, секретной связи и действия и, кроме того,
умеют молчать. И каждый безупречно прикрыт - действительный паспорт с визами
в ведущие страны, чистое досье в Интерполе и своей национальной полиции. Уже
за одно это - крупный преступник, и чист - можно принимать в "Спектр",
Специальный Комитет по Терроризму и Разведке.
Учредил и теперь направлял это частное предприятие, нацеленное на
частное обогащение, Эрнст Ставро Блофельд.
Блофельд, наконец, оглядел всех: опустил глаза только один. Блофельд
знал, что опустит именно этот - донесение дважды перепроверено, - но своим
глазам и чутью он доверял больше. Не торопясь, он убрал руки со стола. Одну
положил на колени, а другой вытащил из кармана плоскую золотую коробочку.
Отколупнул ногтем крышку, выловил зернышко с фиалковым ароматом и сунул а
рот. Говорить предстоит о неприятном, и пусть, как всегда в таких случаях,
от него пахнет фиалкой.
Блофельд затолкнул зернышко под язык и произнес спокойно, звучно,
выверенно:
- Сегодня я буду говорить о важнейшем деле - об операции "Омега". - Он
не сказал: "Господа!" или "друзья", "коллеги"; к чему словесные побрякушки!
- Комитет согласится, что наши первые три года прошли успешно. Все тройки
действовали удачно, на нашем счету полтора миллиона фунтов. Удастся операция
"Омега" - будет гораздо больше; мы сможем тогда распустить Комитет, и
каждый, с весьма крупными деньгами на руках, займется, чем пожелает.
Вопросы?
На сей раз глаз не опустил никто, все молча смотрели на него. Лица
непроницаемы, каждый себе на уме. Комитет и правда работает неплохо, но что
об этом толковать, это известно и без Председателя. А они ждали новостей.
Блофельд бросил в рот второе зернышко и продолжил:
- Несколько слов о предыдущей операции. - Он остановил взгляд на
сидящем в дальнем углу стола. - Седьмой, встаньте.
Мариус Доминго, член "Корсиканского Союза", медленно поднялся. Он стоял
неподвижно, держа руки по швам, и смотрел прямо в глаза Председателю.
- Операция, как вы помните, заключалась в следующем, - сказал Блофельд.
- Мы выкрали семнадцатилетнюю дочь Магнуса Бломберга, владельца гостиницы в
Лас- Вегасе, и морем переправили на Корсику. Выполнено корсиканской тройкой.
Выкуп назначили в один миллион долларов. Бломберг согласился и, как
потребовал "Спектр", в сумерках от итальянского берега оттолкнули надувной
плотик с деньгами. Ближе к ночи плотик подобрало наше судно. Находившаяся на
борту сицилийская тройка своевременно обнаружила в плотике транзисторный
передатчик, по которому полиция могла бы выследить судно. Мы получили выкуп
и вернули девушку - на первый взгляд, целую и невредимую - родителям. Но
только на первый взгляд... Недавно я узнал от нашего человека в полиции, что
на Корсике девушку изнасиловали. Так утверждают родители. Возможно, девушка
вступила в половое сношение и по собственной воле - это неважно. Комитет
обещал вернуть ее целой и невредимой; насильно или нет, но ее, я бы сказал
целостность, нарушена. Мне не нужна ваша нравственность, но мне нужна
дисциплина. Организация боеспособна, пока надежен каждый, оступись один -
погибли все. Вам известно, как я поступаю в подобных случаях. С семьей я уже
рассчитался: отослал назад половину выкупа и извинился. Остается виновный. Я
нашел его. И избрал наказание.
Блофельд разглядывал Седьмого. Мариус Доминго тоже не спускал с
Председателя глаз. Он знал, что виновный - другой. Непонятно, зачем
подставили его, Доминго, но Председатель так решил, и Председатель всегда
прав.
Блофельд видел, что Седьмой не трусит, и знал почему. Он видел также,
что одиноко сидящий в торце стола Двенадцатый сильно вспотел. Отлично! Лучше
законтачит...
Правой рукой он повернул под столом переключатель.
Двенадцатый выгнулся в кресле, точно его ударило в спину; его, и
вправду, ударило - тысячевольтовым кулачищем. Черные жесткие волосы
вздыбились, лицо скрутило гримасой - пугало со щеткой на голове. Глаза
вспыхнули и тотчас погасли, в оскал рта высунулся обуглившийся язык. От рук,
лежащих на подлокотниках, от спины и ляжек тонкой струйкой потянулся
дымок... Электроды были спрятаны в кресле, законтачило хорошо. Блофельд
выключил ток. Свет в комнате вспыхнул ярче; в минуту казни он горел
вполнакала - тускло, желто, зловеще. Запахло паленым. С громким стуком
Двенадцатый упал лицом на стол.
Блофельд посмотрел на Седьмого. Стоит все так же неподвижно,
невозмутимо. "Надежный человек, - подумал Блофельд, - крепкие нервы."
- Садитесь, Седьмой, я вами доволен. - Это высшая блофельдовская
похвала. - Двенадцатого нужно было отвлечь, он знал, что его подозревают.
Кое-кто согласно кивнул. Блофельд, как всегда, прав. Казнью здесь
никого особенно не расстроишь, даже не удивишь. Хозяин и раньше вершил суд у
всех на глазах. Осуждены уже двое, тоже за нарушение дисциплины. Они
заслужили смерть, как заслужил ее и этот, третий. Забыв о трупе, мужчины
устроились в креслах удобнее - пора к делу.
Блофельд захлопнул золотую коробочку, убрал ее в карман.
- После операции "Омега" корсиканцы подыщут Двенадцатому замену, -
сказал он. - Теперь о самой операции. Нанятый немецкой тройкой агент Н.
допустил крупный промах, и операцию придется начать позже. Агенту было
приказано обосноваться в одном из южных санаториев и оттуда держать
постоянную связь с летчиком Петаччи, чья эскадрилья бомбардировщиков
расквартирована неподалеку. Н. должен был сообщить, как летчик себя
чувствует, как настроен, и в час "Д" отправить "Письмо". К сожалению, этот
глупец ввязался в санатории в ссору - подробности я опускаю - и теперь лежит
в Брайтонской центральной больнице с ожогами второй степени. Таким образом,
"Письмо" он отправит, в лучшем случае, через неделю... Сам замысел, к
счастью, не пострадал, всем даны новые указания. Летчику переправили пузырек
с вирусом гриппа: эту неделю он будет болен, и испытывать самолет будут пока
без него. Члены Комитета соответственно позже вылетят в район "Зет". Что же
до агента Н., - и Блофельд посмотрел на бывших гестаповцев, - то он
ненадежен. Пусть отправит "Письмо", а лотом, в течение двадцати четырех
часов, немецкая тройка уберет его. Ясно?
- Да, сэр, - кивнули трое.
- В остальном же, - продолжил Блофельд, - все идет по плану. Первый с
хорошим прикрытием обосновался в районе "Зет". В легенду о поисках сокровищ
там верят. Экипаж яхты тщательно подобран и прекрасно выполняет
конспиративные требования. Выбрана и наземная база, участок отдаленный,
безлюдный. Ваше прибытие в район "Зет" расписано по минутам. Летите вы из
разных мест - одежду прикрытия получите в районах "ф" и "Д". Одеты будете
точно по легенде: вы - пайщики, решили посмотреть, как идут дела, и сами
поучаствовать в поисках. Не миллионеры, но люди вполне состоятельные,
предприимчивые, расчетливые, вас вокруг пальца не обведешь. Вложили деньги,
решили искать сокровища - значит, нужно проследить, чтобы ни один золотой в
чужой карман не попал. Каждый свою роль знает, и, надеюсь, знает хорошо. -
За столом сдержанно кивнули. - Кроме того, все тройки учатся плавать с
аквалангом. Как идут дела? - Блофельд взглянул на сидящую по левую руку
югославскую тройку.
- Удовлетворительно, - ответили югославы.
- Удовлетворительно, удовлетворительно... - эхом повторили тройки.
- Далее. Как готовится передача золота? Сицилийская тройка, доложите.
- Мы тщательно изучили выбранный район, - начал один из сицилийцев, - и
остались довольны. Председатель и члены Комитета получат план местности и
подробнейший расчет времени, поэтому я буду краток. Район "Т" расположен на
северо-запад- ном склоне Этны, над полосой растительности, на высоте две-три
тысячи метров. Район примыкает к кратеру вулкана и необитаем, земля покрыта
лавой, не обрабатывается; ниже по склону - селение Бронте. Поисковая группа
отметит факелами участок примерно в две тысячи квадратных километров, в
центре поставит сигнальное устройство наведения. Думаю, слитки золота лучше
сбрасывать с пяти грузовых самолетов "Марк IV", с высоты десять тысяч футов
при скорости триста миль в час. Каждый слиток нужно тщательно обернуть
поролоном и сбрасывать на нескольких парашютах. Упаковку и парашюты
выкрасить фосфоресцирующей краской, легче будет найти.
- Подробнее о поисковой группе, - приказал Блофельд.
- Глава местной мафии - мой дядя. У него восемь внуков, и он их любит.
Я сказал, что нам известно, где они живут, и он понял намек. Одновременно,
как мне и было приказано, я предложил миллион фунтов за поиск и доставку
груза в порт Катания. Для мафии деньги немалые, и он согласился. Я сказал,
что мы грабим банк, да он, впрочем, и не расспрашивал. Отсрочка операции нам
не помешает, луна все еще будет полная.
Блофельд долго молчал. Потом кивнул:
- Хорошо, я доволен. Далее золотом займется агент 201, человек
проверенный. Теплоход "Меркуриал" загрузится в Катании и через Суэцкий канал
направится в Гоа, в португальскую Индию.
По пути, в Аравийском море, он встретится с судном крупнейшей
бомбейской компании по торговле золотом. Она купит слитки по обычной цене и
расплатится в самой надежной валюте. Эту весьма крупную сумму поделят так,
как мы делим всегда, самолетом развезут по швейцарским банкам и положат в
именные сейфы. Ключи от сейфов члены получат в конце сегодняшней встречи.
Деньгами все распоряжаются по собственному усмотрению, но, конечно,
благоразумно и осторожно, - Блофельд медленно оглядел всех. - Таков план.
Есть ли сомнения?
Заговорил Восемнадцатый - поляк электронщик Кандинский.
- Я, конечно, в этом не разбираюсь... Но, по-моему, корабли
заинтересованных держав могут напасть на "Меркуриал" и захватить золото.
Державы понимают, что из Сицилии слитки должны быть вывезены и будут
сторожить и с моря, и с воздуха.
- Вы забываете, - терпеливо объяснил Блофельд, - что мы обезвредим
первую и - если дойдет и до нее - вторую бомбу только после того, как
положим деньги в банк. Так что державы не нападут, их бояться нечего. В
принципе, могли бы напасть какие-нибудь вольные охотники за золотом, но я
полагаю, что правительства будут держать дело в полнейшей тайне, так как
любые слухи вызовут панику. Еще вопросы?
- Вы говорили, что в районе "Зет" непосредственно командует Первый.
Предоставляете ли вы ему всю полноту власти - назначаете ли его, так
сказать, главнокомандующим? - спросил кто-то из немцев.
"Типично немецкий вопрос, - подумал Блофельд. - Всегда выполнят приказ,
но должны точно знать, кто командует."
- Я уже разъяснял Специальному Комитету и повторяю: Первый займет мое
место в случае моей смерти или болезни. Комитет сам проголосовал за это
единогласно. По операции же "Омега" Первый - мой заместитель и одновременно,
так как я остаюсь в Штабе и слежу за воздействием "Письма", -
главнокомандующий "Спектра" в районе "Зет". Подчиняться ему, как мне.
Надеюсь, теперь все ясно?
- Ясно, - подтвердили за столом.
- В таком случае, - сказал Блофельд, - встреча окончена. Останками
Двенадцатого займется похоронная команда. Восемнадцатый, соедините меня с
Первым на частоте двадцать мегагерц. С восьми часов почтовая служба Франции
этой частотой пользоваться не будет...
Джеймс Бонд допил йогурт. Десять дней назад он вернулся из "Лесного" и
чувствовал себя превосходно. Уж на что ненавидел писанину, а теперь и она в
радость; строчит, как пулемет, завалил все отделы толковыми, четкими
служебными записками. Сотрудники сначала дивились такому рвению, а потом
заворчали: надоел этот Отдел 00. Просыпался Бонд рано, являлся свеженький,
как огурчик, на службу и засиживался допоздна. Тут уж заворчала и
секретарша, тишайшая Лоэлия Понсонбай: никакой у нее личной жизни! Она
решилась даже посоветоваться со своей лучшей подругой по службе мисс
Пеннишиллинг, секретаршей М. Та, подавив ревность, успокоила Лоэлию:
- Не волнуйся, Лил. С моим стариком после этого проклятого санатория
было то же самое. Две недели работал, как автомат. А потом подвернулось
два дня, и будете как огурчик.
И действительно, через два дня Бонд вернулся в тихий мирок "природного
метода". И сразу же холодно и энергично принялся наводить справки о графе
Липпе - как сделал бы во время войны, выслеживая вражеского агента в
Стокгольме или Лиссабоне. Он стал разговорчив и любопытен. Болтал с
Патрицией: "А этот Липпе что, серьезно болен? Ах, он худеет! Наверное,
принимает специальные ванны? Говорите, в турецкой бане... Нет, я там еще не
был, обязательно схожу". С массажистом: "Что-то этот силач давно не
показывается, граф - как его, Риппе, Хиппе? Да-да, Липпе. В полдень,
говорите? А что, пожалуй, это удобно... Я от вас еще в турецкую баню зайду,
погреюсь". Так он невинно беседовал и постепенно выстраивал план, по
которому они с Липпе останутся с глазу на глаз в звуконепроницаемой
процедурной.
Одновременно, по скудным сведениям, Бонд пытался представить, что это
за человек. Хотел ли он только припугнуть Бонда на "дыбе" или - ведь Липпе
не знал, чем закончится пытка - убить? Но зачем? Что за тайну он бережет?
Ясно одно - тайна есть, и нешуточная...
Сообщать о происшествии в Штаб Бонд не собирался. Покушение в санатории
"Лесной"! Глупо, смешно. Он, умелый солдат, выставляется дурачком. Туза
Управления разведки и контрразведки поят теплым соком да овощным супчиком,
потом привязывают к какой-то "дыбе", чуть-чуть сдвигают рычажок - и герой
сотен сражений вопит от боли и просит пощады! Нет, он отомстит Липпе сам.
К четырнадцатому, последнему дню у Бонда все было продумано: где, когда
и как.
В десять утра, после прощального обследования у мистера Джошуа Вейна
(диагноз: давление в норме, лишний вес сброшен, позвоночник подлечен), Бонд
спустился на последнюю процедуру.
Он лежал на столе массажиста лицом вниз и поджидал жертву. Наконец,
мимо прошлепали босыми ногами и сказали громко, уверенно:
- Доброе утро, Бересфорд. Баня готова? Сделай сегодня погорячей.
- Слушаюсь, сэр. - Слышен печатный шаг Бересфорда, старшего массажиста,
и прежнее шлепанье; идут по коридору к дальней комнате, электрической
турецкой бане. Хлопнула дверь. Через несколько минут хлопнула еще раз -
Бересфорд проводил графа Липпе, возвращается. Прошло двадцать минут.
Двадцать пять. Бонд слез со стола.
- Довольно, Сэм, спасибо, - сказал он. - Я еще душ приму. А ты иди
обедай. Не волнуйся, я сам справлюсь.
Бонд обмотался вокруг пояса полотенцем и вышел в коридор. Массажисты
закончили работу и заторопились в столовую. По-унтерски командует Бересфорд:
"Билл, закрой окна! Лен, после обеда принесешь из прачечной полотенца. Тед!
Ушел уже? Тогда ты, Сэм, - присмотри за графом Липпе, он в турецкой бане".
Целую неделю Бонд слушал эти команды и примечал, кто уходит на обед
пораньше, а кто работает добросовестно, до конца. Теперь он ответил из
душевой басом Сэма:
- Присмотрю, сэр.
Печатный шаг по линолеуму, короткая пауза - Бересфорд в самом конце
коридора, его не слышно - и, наконец, далекий скрип двери. Тихо, только
гудят вентиляторы. Теперь в процедурных никого. Джеймс Бонд и граф Липпе
одни. Бонд выждал минуту, затем вышел из душевой, тихонько открыл дверь в
турецкую баню. Он заходил сюда дважды - осмотреться, и с тех пор ничего не
изменилось.
Стены выкрашены белым, посредине ванна - огромный короб из металла и
светлого пластика. Боковая грань открывается наподобие дверцы, пациент
забирается внутрь, садится, голову высовывает в отделанную поролоном дыру в
верхней грани. Внутри короба тело греют несколько рядов электрических
лампочек; на задней грани - температурная шкала.
Липпе сидел спиной к двери. Заслышав шаги, он проворчал:
- Черт возьми, Бересфорд... Семь потов уже сошло.
- Сами просили погорячей, сэр, - подражая голосу Бересфорда,
откликнулся Бонд.
- Не пререкайся, черт тебя возьми! Выпусти сейчас же.
- Мне кажется, сэр, вы недооцениваете благотворное влияние жара на
организм...
- Не болтай. Выпусти, говорят тебе.
Бонд посмотрел на шкалу: стрелка показывает 120. На сколько же
поставить? Максимальная отметка - двести градусов. Так он, пожалуй,
изжарится заживо. А нужно лишь наказать, не больше. Наверное, 180 будет в
самый раз. Он повернул переключатель.
- С полчасика вам будет по-настоящему жарко, сэр. А загоришься -
подавай в суд, - добавил он своим настоящим голосом и двинулся к двери.
- Тысяча фунтов, и квиты, - тихо, с ноткой отчаяния предложил граф.
Скрипнула дверь. - Десять тысяч. Ладно, пятьдесят!
Бонд плотно прикрыл за собой дверь и быстро зашагал по коридору. Сзади
приглушенно позвали на помощь. Ничего, помучается недельку в больнице -
вылечат. Но вот что не ясно: пятьдесят тысяч предлагает либо миллионер, либо
тот, кого ждет неотложное, важное дело. Чтобы просто избавиться от боли,
столько не отдашь.
Джеймс Бонд был прав. Они с Липпе схватились, как глупые дети, - и
выверенный до последней секунды заговор против западных держав сбился с
ритма.
Бульвар Османа - улица длинная и скучная, но, пожалуй, самая
благопристойная в Париже. Здесь много жилых домов - и репутация обитателей
безупречна - две церкви, небольшой музейчик, и, что вполне уместно, конторы
разнообразных благотворительных организаций. Под номером 136-бис, например,
располагается, как написано на скромно поблескивающей медной табличке.
Международная Ассоциация Сопротивления (МАС). Если вы заинтересуетесь
Ассоциацией (вы, скажем, неисправимый идеалист или, наоборот, торговец
конторской мебелью), нажмите звонок, и вам откроет самый обычный французский
консьерж. Если дело у вас серьезное, вас впустят в довольно пыльный
вестибюль, поднимут в причудливом, с виду ненадежном лифте-клетке и подведут
к высоким двойным дверям. За ними окажется большая обшарпанная комната с
грязноватыми светлыми стенами: с десяток дешевых столов, за которыми пишут
или печатают, папки для "входящего- исходящего", старинные телефоны, каких
много в этой части Парижа, картотеки с выдвинутыми ящичками - обстановка
самая типичная. Наблюдательный человек, однако, отметит, что все служащие
ровесники - всем лет тридцать-сорок - и нет среди них ни одной женщины, хотя
в любой конторе, как правило, имеются секретарши.
Встретят вас слегка настороженно, ведь в такие конторы нередко
захаживают сумасшедшие и бездельники, но быстро сообразят, что вы - человек
серьезный, и станут любезны, услужливы. Цели нашей Ассоциации? Наша цель,
мсье, сохранить идеалы борцов военного Сопротивления. Нет-нет, мы вне
политики. На какие средства существуем? На посильные взносы членов
Ассоциации и других сочувствующих лиц. Ах, ваш родственник входил в группу
Сопротивления? Конечно, поищем, мсье. Как его имя? Эй, Жюль! Другой
служащий, Жюль, подойдет к картотеке и через несколько минут сообщит:
такой-то погиб 21 октября 1943 года во время бомбежки Центрального штаба.
Весьма сожалеем, мсье. Чем еще можем быть полезны? Тогда возьмите буклеты -
здесь сведения о нашей организации. Простите, что не могу побеседовать с
вами подробнее, сегодня так много работы. До свидания, мсье. Что вы, не за
что...
Внеочередная встреча членов правления МАСа была назначена на семь часов
вечера. Часов с пяти в дом номер 136-бис начали съезжаться делового вида
мужчины (а в правлении были только мужчины) - входили и через парадную
дверь, и со двора, кто по одному, кто вдвоем. На такие встречи они
собирались со всех концов света, но каждый знал, и когда именно обязан
прибыть, и с какого хода войти. Консьержи теперь стояли у обеих дверей. Были
приняты и менее заметные меры предосторожности: работали системы
предупреждения, оба входа просматривались с телеэкранов. Кроме того, на
первом этаже всегда хранились тома поддельных протоколов МАСа, подробно
отражающих текущие дела Ассоциации. Возникни необходимость, и встреча
"членов правления" мгновенно превратится из тайной в открытую, встанет в
один ряд с прочими деловыми встречами на бульваре Османа.
Ровно в семь часов в строгий зал заседаний на четвертом этаже зашли -
кто уверенно, а кто робко - двадцать человек, оплот сообщества. Председатель
был уже на месте. Никто не поздоровался. Председатель считал, что в их
сообществе искренне здоровья не пожелаешь, да и время дороже любых
пожеланий. За столом расселись по номерам, от первого до двадцать первого.
Номер был единственным именем, да и тот, секретности ради, каждый месяц в
полночь первого числа изменялся на две единицы по кругу. Никто не закурил -
ни курящих, ни пьющих тут не было - и не взглянул на лежащую на столе
поддельную МАСовскую повестку. Напряженно, почтительно, но не подобострастно
- для этого они и сами были людьми слишком высокого полета - собравшиеся
вглядывались в Председателя.
Ко Второму (так в этом месяце звался Председатель) все, и давно его
знавшие, и впервые встретившие, относились в известной степени одинаково. Он
подчинял себе. Таких людей встречаешь в жизни редко, один-два раза. Их три
главных качества: необычная внешность, спокойная самоуверенность и мощнейшее
обаяние. Таковы были и многие исторические личности: Чингиз-хан, Александр
Македонский, Наполеон... Толпа же всегда чует хозяина. Не потому ли и
Гитлер, личность вообще-то ничтожная, так безгранично властвовал над
талантливейшим восьмидесятимиллионным европейским народом; чем иным
объяснить эту власть? Таким человеком был и Второй, его отличил бы любой - и
уж конечно, отличали двадцать избранных. С другими они были черствы и
циничны, но его, пусть даже против своей собственной воли, почитали
хозяином, почти богом.
Звали его Эрнст Ставро Блофельд. Родился он в Гданьске, отец его был
поляк, мать - гречанка. Двадцати пяти лет поступил младшим служащим в
Министерство почты и телеграфа. Странный выбор для столь одаренного юноши,
но Блофельд уже к тому времени понял: хочешь властвовать - знай недоступное
прочим. Такова была теория, и пока он лишь присматривался к проходящим через
его руки телеграммам и радиограммам. А потом в Польше началась мобилизация,
хлынул поток военных заказов, дипломатической переписки. Будущий противник
заплатил бы за эти документы любые деньги. Сперва неумело, потом ловчее он
стал снимать копии с телеграмм; постепенно составил списки мелких служащих,
адресатов секретной переписки - их он выдаст за своих агентов. Младший
шифровальщик в английском посольстве, переводчик, работающий с французами,
секретарша крупной компании... Он назвал выдуманную агентуру "Ястреб" и
передал немецкому атташе несколько документов на пробу. За Блофельда
ухватились, положили хорошие деньги (ведь приходится оплачивать стольких
агентов, объяснил он), и скоро он уже подумывал, не расширить ли рынок. Стал
информировать американцев и шведов, и тут уж деньги полились рекой. Потом он
сообразил, что рано или поздно благоденствие кончится: он ведет двойную
игру, да еще получает деньги за несуществующих агентов - где- нибудь да
сорвется. Двести тысяч долларов он заработал, пора выходить из игры.
Он сделал это мастерски. Информировать стал раз от раза скуднее;
перевел капитал в Цюрих; съездил в родной город, побывал у архивариуса и в
церкви, где вырезал из книг страничку со своим именем и датой рождения;
затем сообщил связным, что раскрыт, купил паспорт на имя канадского моряка и
уплыл в Швецию. Пожил немного в Стокгольме, прикинул, чем закончится война,
и улетел, по настоящему польскому паспорту, в Турцию. Туда же перевел
деньги. Потом Польша, как он и рассчитал, пала, и он попросил убежища.
Кое-кому заплатил - и стал турецким подданным. Мастерство его пригодилось и
тут - учел недостатки "Ястреба" и создал новую агентуру. К концу войны он
был знаменит и богат: в швейцарском банке лежало полмиллиона долларов. По
шведскому паспорту он уехал в Южную Америку - отдохнуть, поправить здоровье
и подумать о будущем...
Сейчас, в тихом доме на бульваре Османа, Эрнст Блофельд неторопливо
оглядывал свою двадцатку: не прячет ли кто глаза. Двадцать человек смотрели
на Блофельда и ждали его слова. Они были разных национальностей, но во
многом походили друг на друга: всем от тридцати до сорока, все крепкие,
ловкие, и почти все смотрят живо, жестоко, хищно - так выглядывает добычу
волк или ястреб... По-другому смотрели лишь двое ученых - физик Котце (пять
лет назад приехал из Восточной Германии и за скромную пенсию и жительство в
Швейцарии выдал несколько секретных проектов) и поляк электронщик
Кандинский. Остальные восемнадцать делились по странам и одновременно
крупнейшим преступным и подрывным организациям на шесть троек. Три сицилийца
- из главных в "Сицилианском Союзе", мафии; три корсиканца из "Корсиканского
Союза", сходного с мафией секретного сообщества, в чьих руках почти вся
организованная преступность во Франции; три бывших офицера СМЕРШа, советской
организации для уничтожения шпионов и врагов народа; три уцелевших высших
чина гестапо; три югослава, раньше служивших в секретной полиции у маршала
Тито, и три турка из прежних агентов Блофельда. Все восемнадцать владеют
тончайшими приемами конспирации, секретной связи и действия и, кроме того,
умеют молчать. И каждый безупречно прикрыт - действительный паспорт с визами
в ведущие страны, чистое досье в Интерполе и своей национальной полиции. Уже
за одно это - крупный преступник, и чист - можно принимать в "Спектр",
Специальный Комитет по Терроризму и Разведке.
Учредил и теперь направлял это частное предприятие, нацеленное на
частное обогащение, Эрнст Ставро Блофельд.
Блофельд, наконец, оглядел всех: опустил глаза только один. Блофельд
знал, что опустит именно этот - донесение дважды перепроверено, - но своим
глазам и чутью он доверял больше. Не торопясь, он убрал руки со стола. Одну
положил на колени, а другой вытащил из кармана плоскую золотую коробочку.
Отколупнул ногтем крышку, выловил зернышко с фиалковым ароматом и сунул а
рот. Говорить предстоит о неприятном, и пусть, как всегда в таких случаях,
от него пахнет фиалкой.
Блофельд затолкнул зернышко под язык и произнес спокойно, звучно,
выверенно:
- Сегодня я буду говорить о важнейшем деле - об операции "Омега". - Он
не сказал: "Господа!" или "друзья", "коллеги"; к чему словесные побрякушки!
- Комитет согласится, что наши первые три года прошли успешно. Все тройки
действовали удачно, на нашем счету полтора миллиона фунтов. Удастся операция
"Омега" - будет гораздо больше; мы сможем тогда распустить Комитет, и
каждый, с весьма крупными деньгами на руках, займется, чем пожелает.
Вопросы?
На сей раз глаз не опустил никто, все молча смотрели на него. Лица
непроницаемы, каждый себе на уме. Комитет и правда работает неплохо, но что
об этом толковать, это известно и без Председателя. А они ждали новостей.
Блофельд бросил в рот второе зернышко и продолжил:
- Несколько слов о предыдущей операции. - Он остановил взгляд на
сидящем в дальнем углу стола. - Седьмой, встаньте.
Мариус Доминго, член "Корсиканского Союза", медленно поднялся. Он стоял
неподвижно, держа руки по швам, и смотрел прямо в глаза Председателю.
- Операция, как вы помните, заключалась в следующем, - сказал Блофельд.
- Мы выкрали семнадцатилетнюю дочь Магнуса Бломберга, владельца гостиницы в
Лас- Вегасе, и морем переправили на Корсику. Выполнено корсиканской тройкой.
Выкуп назначили в один миллион долларов. Бломберг согласился и, как
потребовал "Спектр", в сумерках от итальянского берега оттолкнули надувной
плотик с деньгами. Ближе к ночи плотик подобрало наше судно. Находившаяся на
борту сицилийская тройка своевременно обнаружила в плотике транзисторный
передатчик, по которому полиция могла бы выследить судно. Мы получили выкуп
и вернули девушку - на первый взгляд, целую и невредимую - родителям. Но
только на первый взгляд... Недавно я узнал от нашего человека в полиции, что
на Корсике девушку изнасиловали. Так утверждают родители. Возможно, девушка
вступила в половое сношение и по собственной воле - это неважно. Комитет
обещал вернуть ее целой и невредимой; насильно или нет, но ее, я бы сказал
целостность, нарушена. Мне не нужна ваша нравственность, но мне нужна
дисциплина. Организация боеспособна, пока надежен каждый, оступись один -
погибли все. Вам известно, как я поступаю в подобных случаях. С семьей я уже
рассчитался: отослал назад половину выкупа и извинился. Остается виновный. Я
нашел его. И избрал наказание.
Блофельд разглядывал Седьмого. Мариус Доминго тоже не спускал с
Председателя глаз. Он знал, что виновный - другой. Непонятно, зачем
подставили его, Доминго, но Председатель так решил, и Председатель всегда
прав.
Блофельд видел, что Седьмой не трусит, и знал почему. Он видел также,
что одиноко сидящий в торце стола Двенадцатый сильно вспотел. Отлично! Лучше
законтачит...
Правой рукой он повернул под столом переключатель.
Двенадцатый выгнулся в кресле, точно его ударило в спину; его, и
вправду, ударило - тысячевольтовым кулачищем. Черные жесткие волосы
вздыбились, лицо скрутило гримасой - пугало со щеткой на голове. Глаза
вспыхнули и тотчас погасли, в оскал рта высунулся обуглившийся язык. От рук,
лежащих на подлокотниках, от спины и ляжек тонкой струйкой потянулся
дымок... Электроды были спрятаны в кресле, законтачило хорошо. Блофельд
выключил ток. Свет в комнате вспыхнул ярче; в минуту казни он горел
вполнакала - тускло, желто, зловеще. Запахло паленым. С громким стуком
Двенадцатый упал лицом на стол.
Блофельд посмотрел на Седьмого. Стоит все так же неподвижно,
невозмутимо. "Надежный человек, - подумал Блофельд, - крепкие нервы."
- Садитесь, Седьмой, я вами доволен. - Это высшая блофельдовская
похвала. - Двенадцатого нужно было отвлечь, он знал, что его подозревают.
Кое-кто согласно кивнул. Блофельд, как всегда, прав. Казнью здесь
никого особенно не расстроишь, даже не удивишь. Хозяин и раньше вершил суд у
всех на глазах. Осуждены уже двое, тоже за нарушение дисциплины. Они
заслужили смерть, как заслужил ее и этот, третий. Забыв о трупе, мужчины
устроились в креслах удобнее - пора к делу.
Блофельд захлопнул золотую коробочку, убрал ее в карман.
- После операции "Омега" корсиканцы подыщут Двенадцатому замену, -
сказал он. - Теперь о самой операции. Нанятый немецкой тройкой агент Н.
допустил крупный промах, и операцию придется начать позже. Агенту было
приказано обосноваться в одном из южных санаториев и оттуда держать
постоянную связь с летчиком Петаччи, чья эскадрилья бомбардировщиков
расквартирована неподалеку. Н. должен был сообщить, как летчик себя
чувствует, как настроен, и в час "Д" отправить "Письмо". К сожалению, этот
глупец ввязался в санатории в ссору - подробности я опускаю - и теперь лежит
в Брайтонской центральной больнице с ожогами второй степени. Таким образом,
"Письмо" он отправит, в лучшем случае, через неделю... Сам замысел, к
счастью, не пострадал, всем даны новые указания. Летчику переправили пузырек
с вирусом гриппа: эту неделю он будет болен, и испытывать самолет будут пока
без него. Члены Комитета соответственно позже вылетят в район "Зет". Что же
до агента Н., - и Блофельд посмотрел на бывших гестаповцев, - то он
ненадежен. Пусть отправит "Письмо", а лотом, в течение двадцати четырех
часов, немецкая тройка уберет его. Ясно?
- Да, сэр, - кивнули трое.
- В остальном же, - продолжил Блофельд, - все идет по плану. Первый с
хорошим прикрытием обосновался в районе "Зет". В легенду о поисках сокровищ
там верят. Экипаж яхты тщательно подобран и прекрасно выполняет
конспиративные требования. Выбрана и наземная база, участок отдаленный,
безлюдный. Ваше прибытие в район "Зет" расписано по минутам. Летите вы из
разных мест - одежду прикрытия получите в районах "ф" и "Д". Одеты будете
точно по легенде: вы - пайщики, решили посмотреть, как идут дела, и сами
поучаствовать в поисках. Не миллионеры, но люди вполне состоятельные,
предприимчивые, расчетливые, вас вокруг пальца не обведешь. Вложили деньги,
решили искать сокровища - значит, нужно проследить, чтобы ни один золотой в
чужой карман не попал. Каждый свою роль знает, и, надеюсь, знает хорошо. -
За столом сдержанно кивнули. - Кроме того, все тройки учатся плавать с
аквалангом. Как идут дела? - Блофельд взглянул на сидящую по левую руку
югославскую тройку.
- Удовлетворительно, - ответили югославы.
- Удовлетворительно, удовлетворительно... - эхом повторили тройки.
- Далее. Как готовится передача золота? Сицилийская тройка, доложите.
- Мы тщательно изучили выбранный район, - начал один из сицилийцев, - и
остались довольны. Председатель и члены Комитета получат план местности и
подробнейший расчет времени, поэтому я буду краток. Район "Т" расположен на
северо-запад- ном склоне Этны, над полосой растительности, на высоте две-три
тысячи метров. Район примыкает к кратеру вулкана и необитаем, земля покрыта
лавой, не обрабатывается; ниже по склону - селение Бронте. Поисковая группа
отметит факелами участок примерно в две тысячи квадратных километров, в
центре поставит сигнальное устройство наведения. Думаю, слитки золота лучше
сбрасывать с пяти грузовых самолетов "Марк IV", с высоты десять тысяч футов
при скорости триста миль в час. Каждый слиток нужно тщательно обернуть
поролоном и сбрасывать на нескольких парашютах. Упаковку и парашюты
выкрасить фосфоресцирующей краской, легче будет найти.
- Подробнее о поисковой группе, - приказал Блофельд.
- Глава местной мафии - мой дядя. У него восемь внуков, и он их любит.
Я сказал, что нам известно, где они живут, и он понял намек. Одновременно,
как мне и было приказано, я предложил миллион фунтов за поиск и доставку
груза в порт Катания. Для мафии деньги немалые, и он согласился. Я сказал,
что мы грабим банк, да он, впрочем, и не расспрашивал. Отсрочка операции нам
не помешает, луна все еще будет полная.
Блофельд долго молчал. Потом кивнул:
- Хорошо, я доволен. Далее золотом займется агент 201, человек
проверенный. Теплоход "Меркуриал" загрузится в Катании и через Суэцкий канал
направится в Гоа, в португальскую Индию.
По пути, в Аравийском море, он встретится с судном крупнейшей
бомбейской компании по торговле золотом. Она купит слитки по обычной цене и
расплатится в самой надежной валюте. Эту весьма крупную сумму поделят так,
как мы делим всегда, самолетом развезут по швейцарским банкам и положат в
именные сейфы. Ключи от сейфов члены получат в конце сегодняшней встречи.
Деньгами все распоряжаются по собственному усмотрению, но, конечно,
благоразумно и осторожно, - Блофельд медленно оглядел всех. - Таков план.
Есть ли сомнения?
Заговорил Восемнадцатый - поляк электронщик Кандинский.
- Я, конечно, в этом не разбираюсь... Но, по-моему, корабли
заинтересованных держав могут напасть на "Меркуриал" и захватить золото.
Державы понимают, что из Сицилии слитки должны быть вывезены и будут
сторожить и с моря, и с воздуха.
- Вы забываете, - терпеливо объяснил Блофельд, - что мы обезвредим
первую и - если дойдет и до нее - вторую бомбу только после того, как
положим деньги в банк. Так что державы не нападут, их бояться нечего. В
принципе, могли бы напасть какие-нибудь вольные охотники за золотом, но я
полагаю, что правительства будут держать дело в полнейшей тайне, так как
любые слухи вызовут панику. Еще вопросы?
- Вы говорили, что в районе "Зет" непосредственно командует Первый.
Предоставляете ли вы ему всю полноту власти - назначаете ли его, так
сказать, главнокомандующим? - спросил кто-то из немцев.
"Типично немецкий вопрос, - подумал Блофельд. - Всегда выполнят приказ,
но должны точно знать, кто командует."
- Я уже разъяснял Специальному Комитету и повторяю: Первый займет мое
место в случае моей смерти или болезни. Комитет сам проголосовал за это
единогласно. По операции же "Омега" Первый - мой заместитель и одновременно,
так как я остаюсь в Штабе и слежу за воздействием "Письма", -
главнокомандующий "Спектра" в районе "Зет". Подчиняться ему, как мне.
Надеюсь, теперь все ясно?
- Ясно, - подтвердили за столом.
- В таком случае, - сказал Блофельд, - встреча окончена. Останками
Двенадцатого займется похоронная команда. Восемнадцатый, соедините меня с
Первым на частоте двадцать мегагерц. С восьми часов почтовая служба Франции
этой частотой пользоваться не будет...
Джеймс Бонд допил йогурт. Десять дней назад он вернулся из "Лесного" и
чувствовал себя превосходно. Уж на что ненавидел писанину, а теперь и она в
радость; строчит, как пулемет, завалил все отделы толковыми, четкими
служебными записками. Сотрудники сначала дивились такому рвению, а потом
заворчали: надоел этот Отдел 00. Просыпался Бонд рано, являлся свеженький,
как огурчик, на службу и засиживался допоздна. Тут уж заворчала и
секретарша, тишайшая Лоэлия Понсонбай: никакой у нее личной жизни! Она
решилась даже посоветоваться со своей лучшей подругой по службе мисс
Пеннишиллинг, секретаршей М. Та, подавив ревность, успокоила Лоэлию:
- Не волнуйся, Лил. С моим стариком после этого проклятого санатория
было то же самое. Две недели работал, как автомат. А потом подвернулось