Страница:
Она опустила голову и тихо добавила:
— Прошу вас, не выдавайте меня. Муж не должен меня найти.
Ди Тасси на мгновение замолчал. Николай почувствовал небольшое облегчение. Вот почему она выкрасила волосы! Теперь он может умолчать о своем подозрении. Бедная девушка.
Ди Тасси пропустил это замечание мимо ушей и спросил:
— Что ты видела?
— Я подумала, что заблудилась и пропустила поворот на Ансбах. Когда я увидела всадника, то последовала за ним.
— Одного всадника, говоришь ты? Магдалена кивнула.
— А потом?
— Вскоре после этого появился второй. Но я еще не дошла до дороги.
— Они ехали вместе?
— Нет.
— Но они были знакомы и ехали в одно место?
— Этого я не знаю. Я увидела сначала одного, а потом второго, который ехал следом за ним.
— Смогла бы ты узнать их?
— Нет, они были очень далеко.
— Но могла ты различить их одежду?
— Нет, тоже нет. Я могла разглядеть только лошадей. Первая была вороная, а вторая — гнедая.
— Потом ты последовала за ними в этот непроходимый перелесок? Зачем?
— Я заблудилась и надеялась спросить у них дорогу.
Ди Тасси внимательно посмотрел на девушку, но лицо его не выдало никаких мыслей. Оно было таким, каким всегда казалось Николаю, — совершенно непроницаемым.
— Ты что-нибудь слышала, когда подошла ближе к поляне?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Ничего? Никаких криков? Никаких звуков схватки? Ты не заметила никаких признаков борьбы?
— Нет, ничего. Я видела поляну и лошадь, которая стояла на ее краю.
— Что это была за лошадь?
— Гнедая.
— Что было потом?
— Что-то лежало на земле… я подошла ближе и… потом я увидела всю эту кровь…
Ди Тасси ждал. После короткой паузы девушка продолжила:
— Это было ужасно…
Советник юстиции перебил ее:
— Тот человек был уже мертв, когда ты наткнулась на него?
Магдалена растерянно посмотрела на него.
— Надеюсь… — пробормотала она. — Каким образом… но не думаете же вы?..
— Ты видела его лицо?
Она не ответила. Ди Тасси продолжил:
— Оно еще было?
Девушка отрицательно покачала головой.
Ди Тасси на мгновение замолчал. Картина трагедии, разыгравшейся на той поляне, видимо, возникла перед его внутренним взором и заставила содрогнуться даже его.
— Была ли уже у него рана на шее? — тихо произнес он.
Магдалена кивнула. Она словно ушла в себя, с ней произошла какая-то метаморфоза, подумалось Николаю. Воспоминание сильно подействовало на нее.
— Что ты сделала потом?
— Я… сначала я не могла сдвинуться с места. Потом я медленно начала пятиться назад, так как мне было страшно повернуться к нему спиной, мне казалось, что он поднимется и… я не знаю… все было так тихо, так мирно — и вдруг такое…
— Что произошло потом?
— Сделав пару шагов, я повернулась и хотела бежать, но тут я натолкнулась на этого человека. Он был страшен. Он вдруг встал у меня на пути. Прямо передо мной.
—Кто?
— Какой-то мужчина.
— Как он выглядел?
— Не знаю. Он был… он был… голый.
Николай задержал дыхание. О чем говорит эта девушка? Ди Тасси наморщил лоб.
— Голый? — недоверчиво переспросил он. — Несмотря на холод?
— Он был совершенно голый, — настаивала на своем девушка. — Но самое ужасное было в том, что… его лицо, его грудь, все было… в крови. Даже волосы и руки, кровь была даже под мышками. Везде была кровь. И у него был… был нож.
Николай содрогнулся. Но одновременно он попытался свести все эти частности в цельную картину. Человек с ножом… могли это быть Циннлехнер? В это просто невозможно поверить. Нет, скорее это ужасное преступление совершил какой-то из его сообщников. Девушка застала его на месте кровавого злодеяния. Он заметил ее появление, спрятался и стал ждать, когда представится возможность напасть на нее. Но почему человек был голый?
— Что произошло потом? — спросил ди Тасси.
— Он пошел на меня. Я закричала. Нож… он хотел сделать со мной то же, что сделал с тем мертвецом на поляне. Он хотел вырезать у меня лицо… Я попыталась прыгнуть в сторону и убежать, но вдруг появились еще два человека. Они появились у меня за спиной. Я их вообще не заметила. Они подбежали сзади и крепко схватили меня. Потом подошел этот голый, окровавленный человек, поднес нож к моему л ицу… а потом наступила тьма.
— Мужчины, которые держали тебя, тоже были голыми? Она отрицательно покачала головой.
— Ты смогла бы опознать в лицо этого голого человека? — спросил ди Тасси.
Она снова покачала головой.
— Он был весь в крови. Он был весь вымазан ею.
— Но он схватил тебя?
— Он держал в руке нож. Я ничего не знаю, все произошло так быстро. Я кричала, пыталась вырваться, металась из стороны в сторону, молила обоих мужчин отпустить меня. Что было потом, я не знаю.
Магдалена тяжело перевела дыхание. Ди Тасси смотрел на нее со смешанным чувством уважения и удивления. Потом он посмотрел на Николая и сказал:
— Ну, лиценциат, что вы можете отсюда вывести?
Николай был сбит с толку картиной, нарисованной девушкой. Убийца был голый. Голый? Среди зимы. Но почему? Или это еще одно доказательство опасной и болезненной природы этой секты? Ее члены охотнее сносят себе черепа, чем сдаются. Когда же они убивают, то делают это в обличье дьявола — голые и залитые кровью!
Но прежде чем врач смог ответить, появился Хагельганц с едой. Пока он ставил на стол тарелки, ди Тасси поднялся и принялся расхаживать по комнате. Когда Хагельганц закончил, ди Тасси снова подошел к столу, налил вино до краев в стаканы, принесенные Хагельганцем, протянул один из них девушке и ободряюще кивнул ей. Однако она смотрела на советника без всякого выражения и не выказывала никакого желания брать стакан. Советник поставил стакан на стол, небрежным жестом предложил его Николаю и снова заговорил с девушкой:
— Ты сказала, что они ехали верхом друг за другом. Вороная лошадь впереди.
— Да, — подтвердила девушка.
— И ты не видела других лошадей?
— Нет, — сказала она.
— Но в том месте оказались еще как минимум два человека, не так ли?
Она кивнула.
— Выходит, что они заранее прятались в лесу, так?
Она пожала плечами.
— Этого я не знаю.
— А что думаете вы, Рёшлауб?
Николай ничего не ответил и украдкой посмотрел на девушку. Лицо ее было белым как мел. Ди Тасси сам ответил на свой вопрос:
— Зеллинг направлялся в лес, к определенному месту, о котором было известно Циннлехнеру, и он знал, что Зеллинг обязательно туда придет. И поэтому аптекарь направил туда своих сообщников. Это логично, правда?
Николай молча кивнул. Но думал он совсем противоположное. Логично? Что в этом деле вообще могло быть логичного?
— Зеллинг приходит на поляну, — продолжал тем временем советник. — Что он делает? Могу предположить, что он хотел взять часть денег, которые он украл у графа. Так?
Николай насторожился. Деньги! Об этом он даже не подумал. Калькбреннер утверждал, что отдавал все деньги Зеллингу, а тот, выходит, прятал их в лесу?
— И вы нашли один такой тайник? — спросил изумленный Николай.
— Нет, — ответил ди Тасси. — Не один. Мы нашли сотни таких тайников.
— Как это понять?
— Дупла. В этом перелеске бесчисленное множество дупел. Некоторые из них так хорошо скрыты, что их вообще почти невозможно обнаружить. То дупло было так хорошо скрыто от глаз, что мы ни за что не нашли бы его, если бы к нему не вели следы. Но дупло оказалось пустым.
Николай посмотрел на Магдалену, но она отвела взгляд.
— Значит, Циннлехнер знал и то, что деньги находятся где-то вблизи той поляны, но не знал точно где, — закончил Николай мысль ди Тасси.
— Именно так, — ответил тот. — Зеллинг выходит на поляну, идет к тайнику, думает, что его никто не видит, и берет деньги. В этот момент на него нападают сообщники Циннлехнера. Они вступают с ним в схватку и одолевают его. Появляется Циннлехнер и перерезает камердинеру горло. Но зачем он рубит его дальше столь варварским образом?
Вопрос был задан Магдалене. Да, она присутствовала при этом. Но как может она это объяснить?
— Я… этого я не знаю, — тихо ответила она.
— Но ты же видела их лица, не так ли? Лица сообщников.
Она кивнула.
Ди Тасси покачал головой.
— Я не могу этого понять. Они убивают Зеллинга, отрубают ему руки, срезают лицо, очевидно, для того, чтобы скрыть следы преступления, но оставляют в живых тебя. Как это непредусмотрительно и неосторожно.
— Почему вы с ней так разговариваете? — сердито спросил его Николай.
Лицо ди Тасси снова приобрело жесткое и отчужденное выражение.
— Я говорю то, что считаю нужным, — резко произнес он. Магдалена смотрела в пол. Николай видел, что лицо ее стало пепельно-серым.
— Разве вы не видите, как мучительны для нее эти переживания? Разве вы не помните, в каком состоянии мы нашли ее?
Советник юстиции снова сел за стол.
— Смотри мне в глаза, — приказал он.
Магдалена медленно подняла голову. На лбу ее выступил пот. Николай затаил дыхание. Зачем он ее так мучает? Что она сделала? Что за человек этот ди Тасси?
Советник юстиции долго смотрел на девушку. Потом черты его лица смягчились. Он поднялся, подвинул тарелку с нарезанными яблоками Магдалене и сказал:
— Ешь!
С этими словами он встал и вышел из библиотеки.
19
— Прошу вас, не выдавайте меня. Муж не должен меня найти.
Ди Тасси на мгновение замолчал. Николай почувствовал небольшое облегчение. Вот почему она выкрасила волосы! Теперь он может умолчать о своем подозрении. Бедная девушка.
Ди Тасси пропустил это замечание мимо ушей и спросил:
— Что ты видела?
— Я подумала, что заблудилась и пропустила поворот на Ансбах. Когда я увидела всадника, то последовала за ним.
— Одного всадника, говоришь ты? Магдалена кивнула.
— А потом?
— Вскоре после этого появился второй. Но я еще не дошла до дороги.
— Они ехали вместе?
— Нет.
— Но они были знакомы и ехали в одно место?
— Этого я не знаю. Я увидела сначала одного, а потом второго, который ехал следом за ним.
— Смогла бы ты узнать их?
— Нет, они были очень далеко.
— Но могла ты различить их одежду?
— Нет, тоже нет. Я могла разглядеть только лошадей. Первая была вороная, а вторая — гнедая.
— Потом ты последовала за ними в этот непроходимый перелесок? Зачем?
— Я заблудилась и надеялась спросить у них дорогу.
Ди Тасси внимательно посмотрел на девушку, но лицо его не выдало никаких мыслей. Оно было таким, каким всегда казалось Николаю, — совершенно непроницаемым.
— Ты что-нибудь слышала, когда подошла ближе к поляне?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Ничего? Никаких криков? Никаких звуков схватки? Ты не заметила никаких признаков борьбы?
— Нет, ничего. Я видела поляну и лошадь, которая стояла на ее краю.
— Что это была за лошадь?
— Гнедая.
— Что было потом?
— Что-то лежало на земле… я подошла ближе и… потом я увидела всю эту кровь…
Ди Тасси ждал. После короткой паузы девушка продолжила:
— Это было ужасно…
Советник юстиции перебил ее:
— Тот человек был уже мертв, когда ты наткнулась на него?
Магдалена растерянно посмотрела на него.
— Надеюсь… — пробормотала она. — Каким образом… но не думаете же вы?..
— Ты видела его лицо?
Она не ответила. Ди Тасси продолжил:
— Оно еще было?
Девушка отрицательно покачала головой.
Ди Тасси на мгновение замолчал. Картина трагедии, разыгравшейся на той поляне, видимо, возникла перед его внутренним взором и заставила содрогнуться даже его.
— Была ли уже у него рана на шее? — тихо произнес он.
Магдалена кивнула. Она словно ушла в себя, с ней произошла какая-то метаморфоза, подумалось Николаю. Воспоминание сильно подействовало на нее.
— Что ты сделала потом?
— Я… сначала я не могла сдвинуться с места. Потом я медленно начала пятиться назад, так как мне было страшно повернуться к нему спиной, мне казалось, что он поднимется и… я не знаю… все было так тихо, так мирно — и вдруг такое…
— Что произошло потом?
— Сделав пару шагов, я повернулась и хотела бежать, но тут я натолкнулась на этого человека. Он был страшен. Он вдруг встал у меня на пути. Прямо передо мной.
—Кто?
— Какой-то мужчина.
— Как он выглядел?
— Не знаю. Он был… он был… голый.
Николай задержал дыхание. О чем говорит эта девушка? Ди Тасси наморщил лоб.
— Голый? — недоверчиво переспросил он. — Несмотря на холод?
— Он был совершенно голый, — настаивала на своем девушка. — Но самое ужасное было в том, что… его лицо, его грудь, все было… в крови. Даже волосы и руки, кровь была даже под мышками. Везде была кровь. И у него был… был нож.
Николай содрогнулся. Но одновременно он попытался свести все эти частности в цельную картину. Человек с ножом… могли это быть Циннлехнер? В это просто невозможно поверить. Нет, скорее это ужасное преступление совершил какой-то из его сообщников. Девушка застала его на месте кровавого злодеяния. Он заметил ее появление, спрятался и стал ждать, когда представится возможность напасть на нее. Но почему человек был голый?
— Что произошло потом? — спросил ди Тасси.
— Он пошел на меня. Я закричала. Нож… он хотел сделать со мной то же, что сделал с тем мертвецом на поляне. Он хотел вырезать у меня лицо… Я попыталась прыгнуть в сторону и убежать, но вдруг появились еще два человека. Они появились у меня за спиной. Я их вообще не заметила. Они подбежали сзади и крепко схватили меня. Потом подошел этот голый, окровавленный человек, поднес нож к моему л ицу… а потом наступила тьма.
— Мужчины, которые держали тебя, тоже были голыми? Она отрицательно покачала головой.
— Ты смогла бы опознать в лицо этого голого человека? — спросил ди Тасси.
Она снова покачала головой.
— Он был весь в крови. Он был весь вымазан ею.
— Но он схватил тебя?
— Он держал в руке нож. Я ничего не знаю, все произошло так быстро. Я кричала, пыталась вырваться, металась из стороны в сторону, молила обоих мужчин отпустить меня. Что было потом, я не знаю.
Магдалена тяжело перевела дыхание. Ди Тасси смотрел на нее со смешанным чувством уважения и удивления. Потом он посмотрел на Николая и сказал:
— Ну, лиценциат, что вы можете отсюда вывести?
Николай был сбит с толку картиной, нарисованной девушкой. Убийца был голый. Голый? Среди зимы. Но почему? Или это еще одно доказательство опасной и болезненной природы этой секты? Ее члены охотнее сносят себе черепа, чем сдаются. Когда же они убивают, то делают это в обличье дьявола — голые и залитые кровью!
Но прежде чем врач смог ответить, появился Хагельганц с едой. Пока он ставил на стол тарелки, ди Тасси поднялся и принялся расхаживать по комнате. Когда Хагельганц закончил, ди Тасси снова подошел к столу, налил вино до краев в стаканы, принесенные Хагельганцем, протянул один из них девушке и ободряюще кивнул ей. Однако она смотрела на советника без всякого выражения и не выказывала никакого желания брать стакан. Советник поставил стакан на стол, небрежным жестом предложил его Николаю и снова заговорил с девушкой:
— Ты сказала, что они ехали верхом друг за другом. Вороная лошадь впереди.
— Да, — подтвердила девушка.
— И ты не видела других лошадей?
— Нет, — сказала она.
— Но в том месте оказались еще как минимум два человека, не так ли?
Она кивнула.
— Выходит, что они заранее прятались в лесу, так?
Она пожала плечами.
— Этого я не знаю.
— А что думаете вы, Рёшлауб?
Николай ничего не ответил и украдкой посмотрел на девушку. Лицо ее было белым как мел. Ди Тасси сам ответил на свой вопрос:
— Зеллинг направлялся в лес, к определенному месту, о котором было известно Циннлехнеру, и он знал, что Зеллинг обязательно туда придет. И поэтому аптекарь направил туда своих сообщников. Это логично, правда?
Николай молча кивнул. Но думал он совсем противоположное. Логично? Что в этом деле вообще могло быть логичного?
— Зеллинг приходит на поляну, — продолжал тем временем советник. — Что он делает? Могу предположить, что он хотел взять часть денег, которые он украл у графа. Так?
Николай насторожился. Деньги! Об этом он даже не подумал. Калькбреннер утверждал, что отдавал все деньги Зеллингу, а тот, выходит, прятал их в лесу?
— И вы нашли один такой тайник? — спросил изумленный Николай.
— Нет, — ответил ди Тасси. — Не один. Мы нашли сотни таких тайников.
— Как это понять?
— Дупла. В этом перелеске бесчисленное множество дупел. Некоторые из них так хорошо скрыты, что их вообще почти невозможно обнаружить. То дупло было так хорошо скрыто от глаз, что мы ни за что не нашли бы его, если бы к нему не вели следы. Но дупло оказалось пустым.
Николай посмотрел на Магдалену, но она отвела взгляд.
— Значит, Циннлехнер знал и то, что деньги находятся где-то вблизи той поляны, но не знал точно где, — закончил Николай мысль ди Тасси.
— Именно так, — ответил тот. — Зеллинг выходит на поляну, идет к тайнику, думает, что его никто не видит, и берет деньги. В этот момент на него нападают сообщники Циннлехнера. Они вступают с ним в схватку и одолевают его. Появляется Циннлехнер и перерезает камердинеру горло. Но зачем он рубит его дальше столь варварским образом?
Вопрос был задан Магдалене. Да, она присутствовала при этом. Но как может она это объяснить?
— Я… этого я не знаю, — тихо ответила она.
— Но ты же видела их лица, не так ли? Лица сообщников.
Она кивнула.
Ди Тасси покачал головой.
— Я не могу этого понять. Они убивают Зеллинга, отрубают ему руки, срезают лицо, очевидно, для того, чтобы скрыть следы преступления, но оставляют в живых тебя. Как это непредусмотрительно и неосторожно.
— Почему вы с ней так разговариваете? — сердито спросил его Николай.
Лицо ди Тасси снова приобрело жесткое и отчужденное выражение.
— Я говорю то, что считаю нужным, — резко произнес он. Магдалена смотрела в пол. Николай видел, что лицо ее стало пепельно-серым.
— Разве вы не видите, как мучительны для нее эти переживания? Разве вы не помните, в каком состоянии мы нашли ее?
Советник юстиции снова сел за стол.
— Смотри мне в глаза, — приказал он.
Магдалена медленно подняла голову. На лбу ее выступил пот. Николай затаил дыхание. Зачем он ее так мучает? Что она сделала? Что за человек этот ди Тасси?
Советник юстиции долго смотрел на девушку. Потом черты его лица смягчились. Он поднялся, подвинул тарелку с нарезанными яблоками Магдалене и сказал:
— Ешь!
С этими словами он встал и вышел из библиотеки.
19
Глядя в окно, Николай рассматривал видневшийся напротив фасад замка. Окна третьего этажа были ярко освещены. Графы Вартенштейг и Ашберг все еще вкушали ужин. Подумать только, они лично прибыли в Альдорф, чтобы проверить состояние дел и долги имения, ими унаследованного. Слуги, которых господа привезли с собой, ждали в передней. Для Николая это был взгляд на чуждый, далекий мир. Мир власти и богатства. Ди Тасси никогда не позволит себе пообедать в его, Николая, обществе, и это показывало, какая пропасть их разделяет. Мнимая близость была обманчива и вводила в заблуждение. С равным успехом можно созерцать луну на небе. Правда, луна уже закатилась за горизонт, отправившись на ночлег.
Магдалену увела с собой камеристка Вартеиштейга. Служанка могла бы производить и лучшее впечатление. Советнику юстиции не следовало бы так быстро привлекать к допросу несчастную девушку. Правда, она видела своими глазами двух заговорщиков, а это могло принести советнику большую пользу. Николай был склонен думать, что ди Тасси будет держать девушку при себе до тех пор, пока не продвинется в своем расследовании хотя бы еще на один шаг. Слишком ценен для него такой свидетель. Он возьмет ее с собой в следующую засаду. Было совершенно ясно, куда именно: в Байрейт.
Он нервничал, наблюдая блестящее общество в окнах напротив. Он должен принять решение. Но при этом он все более отчетливо понимал, что, по существу, выбора у него нет. У него не было опыта в сердечных муках. Думать сердцем — это совсем не то, что думать головой. Он привык решать противоречивые задачи ума, которые приводили к более высоким истинам, с высоты которых не были больше видны мелкие противоречия. Но противоречия, которые терзали теперь его сердце, не выводили к небесным истинам — они, напротив, погружали его в глубокую бездну. Эти противоречия не касались внешнего мира, они касались его самого. И это причиняло ему неприятное чувство и заставляло страдать.
Сверх того, допрос, при котором он присутствовал, очень сильно смутил его во многих отношениях. Манера поведения ди Тасси была отталкивающей. Он проявил холодность в чувствах и непредсказуемость в поступках. Что делать, к нему прилипла вся грязь княжеских дворов, пока он делал свою карьеру, это неизбежно, хотя это была заслуживавшая доверия, хорошо знакомая грязь. Запах этой грязи был отвратителен, но на нее можно было положиться, какую бы ненависть и отвращение она ни вызывала.
Напротив, Магдалена оставалась для него полнейшей загадкой. Более того, в ней было что-то зловещее. Совершенно очевидно, что она испытывала страх перед ди Тасси. Да и кто бы не испугался на ее месте? Но одновременно она, казалось, о чем-то напряженно раздумывала. Почему от нее исходит такая сила? Или он только вообразил себе это, так как она околдовала его?
В конце длинного коридора возникла какая-то тень, принявшая постепенно облик Фойсткинга. Слава Богу, что не Хагельганц, подумалось Николаю. Из всех сотрудников ди Тасси самым приятным ему казался именно Фойсткинг. Но прежде чем молодой человек приблизился, открылась дверь библиотеки. На пороге стоял Камецкий. Николай продолжал ждать, когда подойдет Фойсткинг.
— Лиценциат, — произнес Камецкий и коротко кивнул. Откуда в этих людях такая приверженность к титулам и званиям?
Ди Тасси, скрестив руки на груди, стоял перед камином и смотрел, как они входят в библиотеку. Хагельганц сидел за столом и приводил в порядок какие-то бумаги. Подойдя ближе, Николай увидел, что это в основном были карты. Рядом со столом стоял диковинный аппарат, который Николай уже один раз видел. Это был тот самый аппарат, с помощью которого ди Тасси расшифровал фрагменты сожженного письма Максимилиана. Как это ни странно, но Николай испытал какое-то странное волнение. Может быть, Альдорф принимал своих сообщников точно так же, как сейчас их принимает ди Тасси? Не стоял ли старый граф всего несколько недель назад на том же месте, где сейчас стоит советник юстиции, и не разрабатывал ли планы, которые теперь должен раскрыть и расстроить ди Тасси? Не сидели ли здесь, вокруг стола, внимательно слушая Альдорфа, Зеллинг, Циннлехнер и Калькбреннер? Или только один из них? Остерегались ли они друг друга, будучи тем не менее посвященными в одну и ту же тайну?
Ди Тасси заговорил, не дожидаясь, когда вошедшие сели на свои места:
— Господа, ситуация изменилась. Хагельганц, прошу вас. Хагельганц развернул одну из карт, лежавших на столе, и поднял ее. Николай увидел хитросплетение линий и точек. Это были схемы почтовых маршрутов южной Германии. Была видна добрая дюжина крестиков, нанесенных в разных местах карты. Очевидно, ди Тасси основательно изучил метод Николая и применил его для решения своих задач.
— Здесь обозначены места нападений, о которых мы знаем к настоящему моменту, — сказал ди Тасси. — Надо допустить, что и в других районах, где не было столь сильного, как здесь, снегопада, произошли подобные случаи. Пока мы точно этого не знаем, так как некоторые наши курьеры задерживаются из-за непогоды. Но в любом случае нам уже есть за что зацепиться, так как одна деталь сама бросается в глаза.
Ди Тасси поднял руку, и Хагельганц выбрал другую карту. Это была карта Германии. На ней также были нанесены места странных нападений.
— Рисунок преступления понятен, — сказал ди Тасси. — Все затронутые до сих пор маршруты находятся в южной Германии, почти исключительно в католических районах. Как бы то ни было, но к северу от Франкфурта или Кобурга подобных случаев до сих пор не было. Отсюда позволительно сделать вывод, что наше предположение верно. Речь идет о деятельности антикатолических сил. И сила эта имеет название — иллюминаты.
Он замолчал. Слово имело какой-то зловещий отзвук. Ди Тасси сознательно дал этому отзвуку повисеть в комнате как знак темной невидимой угрозы.
— Из перехваченных писем нам известно, что на протяжении нескольких лет в Германии действуют различные тайные общества. Их разрушительная работа рассчитана на десятилетия. Они действуют тайно, изредка наносят удары, потом прячутся и ждут, когда представится следующая возможность; они пробираются в самые священные учреждения и постепенно изнутри подтачивают мировой порядок. Нет никаких писем, указаний и планов, проливающих свет на действия этих обществ, нет ничего, что подтверждало бы этот принцип, этот способ действий. Речь идет только о том, чтобы устраивать и инсценировать таинственные события и необъяснимые случаи, которые бы приводили людей в беспокойство и смущали их покой, внушая неуверенность. Это должно посеять в народе страх, внушить ему, что наступает, и наступает неотвратимо, новый, лучший миропорядок, который никто и ничто не сможет остановить. Это новая, невиданная доселе форма переворота, неизвестный до сих пор способ подрыва государственного устройства.
Николай слушал с большим интересом. Тайные общества, которые хотят захватить Германскую империю? Вот в чем, оказывается, дело!
— Вы понимаете, о чем я говорю. В течение многих лет мы наблюдаем за развитием тайных обществ, которые проникли сюда из Англии и распространились по Германии с быстротой лесного пожара. Говорят, что большинство их безвредны. Речь идет о просветительских обществах, дискуссионных клубах и ложах вольных каменщиков, которые начертали на своих знаменах благородные лозунги. Но это лишь обманчивый фасад. Нет ничего более разрушительного для наших земель, чем чума этих тайных обществ. Это плесень и гниль в самых основах нашего государства.
Советник юстиции пододвинул к себе одну из бумаг и продолжил:
— Эти группы пользуются большим успехом, прежде всего — среди студентов. Эти группы используют общую неуверенность и растерянность, каковая возникла в умах и душах людей после почти сорокалетнего существования пагубных просветительских учений. Там, где раньше царила вера, ныне утвердилось сомнение. Там, где раньше были покорность и послушание, теперь гнездится дух противоречия. Но самое худшее заключается в том, что одному из этих тайных обществ удалось вовлечь в свои ряды гарантов естественного устройства мира. Теперь даже некоторые князья придерживаются разрушительных и вредоносных идей, какие исповедуют эти люди.
Ди Тасси снова сделал паузу, чтобы придать своим словам большую весомость. Потом он снова заговорил.
— Эти иллюминаты — и в том нет никакого сомнения — самая опасная из всех групп. Пока мы не знаем, как они сумели привлечь на свою сторону графа Альдорфа. Но он, и это совершенно очевидно, передал в их кассу огромные денежные суммы, которые помогут им вести разрушительную работу не только здесь, но и во всех землях империи.
Он взял со стола пачку писем и поднял ее над головой.
— Господа, опасность угрожает нам со всех сторон. Иллюминаты проникли во все дворы, ими могут оказаться все — от лакея до коммерции советника, от конюха до финансового чиновника, от придворного советника до служащих канцелярии. Так зараза поднимается снизу и исподволь и постепенно добирается до головы. Надо ли мне называть имена князей, которые прячутся в перехваченных нами письмах под вымышленными именами? Надо ли мне рассказывать вам, как часто они устраивают тайные встречи, проводят тайные ритуалы и празднества и даже пользуются тайным языком, чтобы у доверчивых людей, которые воображают себя их друзьями и союзниками, неприметно выпытывать важные сведения? Распадаются даже сословные традиции. В ложах встречаются ремесленник, благородный офицер и буржуазный бумагомаратель. В их круг вхожи уже женщины. Вы можете мне не верить. Я и сам раньше в это не верил. Враги среди нас. Все перевернулось с ног на голову. Наши властители предали нас тем стихиям, которые разложат и нас, и их самих. Теперь вы спросите меня, как такое стало возможным? Мы знаем, что незрелые народы ополчаются против своих властителей. Совсем недавно британский народ в колониях предал своего короля. Но как возможно противоположное? Как может князь, властитель, предать свой народ? Ответ прост. Раньше князья мирились с тем, чтобы их боялись, думая этим укрепить авторитет своей власти. Но как обстоит дело сегодня? Сегодня они хотят, чтобы их любили! Они хотят служить, а не повелевать. Какое заблуждение, скажете вы. Но это так. Но как может отец служить своим детям, Бог — людям, князь — своему народу, если он не повелевает, а рабски заискивает в стремлении обрести любовь тех людей, которых он должен направлять и воспитывать? Разве это не самое дьявольское из всех мыслимых предательств? По счастью, пока очень немногочисленны те, кто пал жертвой этих фатальных заблуждений. Но с каждым днем этих людей становится больше. Самые сокровенные основы нашего мира подвергаются разложению. И в этом месте тоже. — Он поднял руку и широким жестом обвел библиотеку. — В этом месте готовили яд, который должен был способствовать этому разложению, яд, вызывающий болезнь, делающую человека слабым и податливым.
Николай слушал ди Тасси как зачарованный. Снова яд? Что за сведения лежали теперь на столе ди Тасси? Сведения о князьях, поддавшихся слабости? О князьях, вошедших в тайные общества и скрытно готовивших революцию? Он взглянул на карту, где были видны обозначенные места известных нападений. Эта карта была так похожа на карту с его собственными эпидемиологическими изысканиями, что он не мог не смотреть на поджоги карет как на некую своеобразную эпизоотию. Но какая «болезнь» крылась за этим обозначением? Фактически все выглядело так, словно от Нюрнберга по стране распространялись миазмы какой-то страшной заразы, покрывшей сетью мелких точек карту, но не образовавшую никакого отчетливого рисунка, который можно было бы увязать с какой-то схемой. Обозначения имели, однако, все признаки начинающейся эпидемии. Образный язык ди Тасси еще больше укрепил в голове Николая эту связь\ «Разложение», «внутренний распад», «яд». Он и говорил почти как врач, описывающий картину разрушения больного организма. Но Николай не пошел дальше в своих рассуждениях. Ему нельзя позволить ослепить себя. Похож только метод. Но не явления. Кареты поджигают люди, а не болезнетворные невидимые существа. Он снова обратил внимание на советника, который между тем продолжал говорить.
— Мы выследим иллюминатов и обезвредим их. Это наша задача. Мы охотимся не только за деньгами, которые они украли, или за разбойниками, которых они оплачивают этими деньгами, чтобы положить конец их грязным деяниям. Мы должны добраться до головы. Но вы видели, с какими людьми нам приходится иметь дело. Однако нет! Вы не видели и не могли видеть самого главного. Организация этой шайки настолько таинственна, что ни одного, ни малейшего следа не должно оставаться на месте их преступлений, следа, по которому можно было бы опознать члена организации. Тот, кто вступил в их ряды, теряет всякое право на нормальную жизнь. Пути назад нет. Тот же, кто отважится покинуть организацию, будет беспощадно уничтожен. Секта убивает своих собственных членов и так ужасно уродует свои жертвы, что они становятся неузнаваемыми. Вы видели труп Зеллинга без лица, с отрубленными руками. Вспомните, как несколько дней назад, когда мы преследовали в лесу одного из этих безумцев, он при угрозе быть схваченным снес себе голову двойным зарядом, только лишь для того, чтобы никто не смог опознать его. Есть ли у этих людей семьи? Друзья? Братья и сестры? Этого мы не знаем. Они уничтожают себя бесследно. Это предостережение, нас предупреждают о том, с чем мы столкнемся, когда в другой раз схватим следующего из них. Но мы одержим победу, обещаю вам это.
Ди Тасси вызывающе огляделся, но никто не думал ему возражать. У Николая возникло множество вопросов, но он тоже промолчал. Он подождет. Очевидно, скоро они узнают что-то еще. Действительно, ди Тасси сделал знак Хагельганцу, и тот протянул ему какой-то предмет. Он выглядел как кожаный сверток размером с кулак. Это был… о Боже, желудок мертвеца.
— Хитрость и коварство этих людей не знает границ. Но это не остановит нас. Чем решительнее они будут нападать, тем с большей решимостью мы им ответим. Вы видите результат нашей решимости. Мы вырвали у гнусного иллюмината его тайну.
Он отложил в сторону отвратительный предмет и показал собравшимся остатки бумаги, которые были найдены в желудке. Как удалось ди Тасси это сделать? Должно быть, один из его сотрудников талантливый аптекарь или резчик. На клочках, которые советник один за другим брал со стола, трудно было что-либо рассмотреть, но отдельные буквы и обрывки фраз вполне поддавались расшифровке. Камецкий и Фойсткинг наклонились вперед, чтобы лучше видеть, и Николай тоже вознамерился приблизиться к находке, но ди Тасси отложил остатки проглоченных листков в сторону и вместо этого показал собравшимся другой документ, в котором были приведены результаты расшифровки. Хагельганц гордо обвел всех взглядом, покади Тасси вслух читал обрывки слов и фраз. Вероятно, Хагельганц был одаренным препаратором.
— Вы видите, опять все то же самое. Здесь мы видим список вымышленных имен. Аякс, Спартак, Ариан, Катон, Цельс. Кроме того, здесь названы некоторые населенные пункты. Вот здесь написано: Афины. Дальше есть еще один фрагмент …зерум. Из других перехваченных нами писем мы знаем, что речь идет об Эрзеруме. Но вот самая богатая находка, господа.
Выгоревшее полено в камине осело, и библиотека на несколько мгновений наполнилась треском и шипением. Это был случайный, но впечатляющий эффект, сыгравший на руку ди Тасси. Николай сгорал от нетерпения, ожидая, когда советник на его глазах раскроет еще одну тайну. Даже другие напряженно слушали ди Тасси, хотя большая часть того, о чем он говорил, была им хорошо известна, и все это делалось только ради обобщения и подведения итогов. Это была одна из тех конференций, которые ди Тасси проводил перед каждым значительным заданием. Оставалось только надеяться, что следующее предприятие окажется не таким кровавым.
Ди Тасси подчеркнул одно слово в листке. Sanspareil. Николай несколько раз прочел его. Но кроме немецкого соответствия, ничто не приходило ему на ум. Несравненный?
Магдалену увела с собой камеристка Вартеиштейга. Служанка могла бы производить и лучшее впечатление. Советнику юстиции не следовало бы так быстро привлекать к допросу несчастную девушку. Правда, она видела своими глазами двух заговорщиков, а это могло принести советнику большую пользу. Николай был склонен думать, что ди Тасси будет держать девушку при себе до тех пор, пока не продвинется в своем расследовании хотя бы еще на один шаг. Слишком ценен для него такой свидетель. Он возьмет ее с собой в следующую засаду. Было совершенно ясно, куда именно: в Байрейт.
Он нервничал, наблюдая блестящее общество в окнах напротив. Он должен принять решение. Но при этом он все более отчетливо понимал, что, по существу, выбора у него нет. У него не было опыта в сердечных муках. Думать сердцем — это совсем не то, что думать головой. Он привык решать противоречивые задачи ума, которые приводили к более высоким истинам, с высоты которых не были больше видны мелкие противоречия. Но противоречия, которые терзали теперь его сердце, не выводили к небесным истинам — они, напротив, погружали его в глубокую бездну. Эти противоречия не касались внешнего мира, они касались его самого. И это причиняло ему неприятное чувство и заставляло страдать.
Сверх того, допрос, при котором он присутствовал, очень сильно смутил его во многих отношениях. Манера поведения ди Тасси была отталкивающей. Он проявил холодность в чувствах и непредсказуемость в поступках. Что делать, к нему прилипла вся грязь княжеских дворов, пока он делал свою карьеру, это неизбежно, хотя это была заслуживавшая доверия, хорошо знакомая грязь. Запах этой грязи был отвратителен, но на нее можно было положиться, какую бы ненависть и отвращение она ни вызывала.
Напротив, Магдалена оставалась для него полнейшей загадкой. Более того, в ней было что-то зловещее. Совершенно очевидно, что она испытывала страх перед ди Тасси. Да и кто бы не испугался на ее месте? Но одновременно она, казалось, о чем-то напряженно раздумывала. Почему от нее исходит такая сила? Или он только вообразил себе это, так как она околдовала его?
В конце длинного коридора возникла какая-то тень, принявшая постепенно облик Фойсткинга. Слава Богу, что не Хагельганц, подумалось Николаю. Из всех сотрудников ди Тасси самым приятным ему казался именно Фойсткинг. Но прежде чем молодой человек приблизился, открылась дверь библиотеки. На пороге стоял Камецкий. Николай продолжал ждать, когда подойдет Фойсткинг.
— Лиценциат, — произнес Камецкий и коротко кивнул. Откуда в этих людях такая приверженность к титулам и званиям?
Ди Тасси, скрестив руки на груди, стоял перед камином и смотрел, как они входят в библиотеку. Хагельганц сидел за столом и приводил в порядок какие-то бумаги. Подойдя ближе, Николай увидел, что это в основном были карты. Рядом со столом стоял диковинный аппарат, который Николай уже один раз видел. Это был тот самый аппарат, с помощью которого ди Тасси расшифровал фрагменты сожженного письма Максимилиана. Как это ни странно, но Николай испытал какое-то странное волнение. Может быть, Альдорф принимал своих сообщников точно так же, как сейчас их принимает ди Тасси? Не стоял ли старый граф всего несколько недель назад на том же месте, где сейчас стоит советник юстиции, и не разрабатывал ли планы, которые теперь должен раскрыть и расстроить ди Тасси? Не сидели ли здесь, вокруг стола, внимательно слушая Альдорфа, Зеллинг, Циннлехнер и Калькбреннер? Или только один из них? Остерегались ли они друг друга, будучи тем не менее посвященными в одну и ту же тайну?
Ди Тасси заговорил, не дожидаясь, когда вошедшие сели на свои места:
— Господа, ситуация изменилась. Хагельганц, прошу вас. Хагельганц развернул одну из карт, лежавших на столе, и поднял ее. Николай увидел хитросплетение линий и точек. Это были схемы почтовых маршрутов южной Германии. Была видна добрая дюжина крестиков, нанесенных в разных местах карты. Очевидно, ди Тасси основательно изучил метод Николая и применил его для решения своих задач.
— Здесь обозначены места нападений, о которых мы знаем к настоящему моменту, — сказал ди Тасси. — Надо допустить, что и в других районах, где не было столь сильного, как здесь, снегопада, произошли подобные случаи. Пока мы точно этого не знаем, так как некоторые наши курьеры задерживаются из-за непогоды. Но в любом случае нам уже есть за что зацепиться, так как одна деталь сама бросается в глаза.
Ди Тасси поднял руку, и Хагельганц выбрал другую карту. Это была карта Германии. На ней также были нанесены места странных нападений.
— Рисунок преступления понятен, — сказал ди Тасси. — Все затронутые до сих пор маршруты находятся в южной Германии, почти исключительно в католических районах. Как бы то ни было, но к северу от Франкфурта или Кобурга подобных случаев до сих пор не было. Отсюда позволительно сделать вывод, что наше предположение верно. Речь идет о деятельности антикатолических сил. И сила эта имеет название — иллюминаты.
Он замолчал. Слово имело какой-то зловещий отзвук. Ди Тасси сознательно дал этому отзвуку повисеть в комнате как знак темной невидимой угрозы.
— Из перехваченных писем нам известно, что на протяжении нескольких лет в Германии действуют различные тайные общества. Их разрушительная работа рассчитана на десятилетия. Они действуют тайно, изредка наносят удары, потом прячутся и ждут, когда представится следующая возможность; они пробираются в самые священные учреждения и постепенно изнутри подтачивают мировой порядок. Нет никаких писем, указаний и планов, проливающих свет на действия этих обществ, нет ничего, что подтверждало бы этот принцип, этот способ действий. Речь идет только о том, чтобы устраивать и инсценировать таинственные события и необъяснимые случаи, которые бы приводили людей в беспокойство и смущали их покой, внушая неуверенность. Это должно посеять в народе страх, внушить ему, что наступает, и наступает неотвратимо, новый, лучший миропорядок, который никто и ничто не сможет остановить. Это новая, невиданная доселе форма переворота, неизвестный до сих пор способ подрыва государственного устройства.
Николай слушал с большим интересом. Тайные общества, которые хотят захватить Германскую империю? Вот в чем, оказывается, дело!
— Вы понимаете, о чем я говорю. В течение многих лет мы наблюдаем за развитием тайных обществ, которые проникли сюда из Англии и распространились по Германии с быстротой лесного пожара. Говорят, что большинство их безвредны. Речь идет о просветительских обществах, дискуссионных клубах и ложах вольных каменщиков, которые начертали на своих знаменах благородные лозунги. Но это лишь обманчивый фасад. Нет ничего более разрушительного для наших земель, чем чума этих тайных обществ. Это плесень и гниль в самых основах нашего государства.
Советник юстиции пододвинул к себе одну из бумаг и продолжил:
— Эти группы пользуются большим успехом, прежде всего — среди студентов. Эти группы используют общую неуверенность и растерянность, каковая возникла в умах и душах людей после почти сорокалетнего существования пагубных просветительских учений. Там, где раньше царила вера, ныне утвердилось сомнение. Там, где раньше были покорность и послушание, теперь гнездится дух противоречия. Но самое худшее заключается в том, что одному из этих тайных обществ удалось вовлечь в свои ряды гарантов естественного устройства мира. Теперь даже некоторые князья придерживаются разрушительных и вредоносных идей, какие исповедуют эти люди.
Ди Тасси снова сделал паузу, чтобы придать своим словам большую весомость. Потом он снова заговорил.
— Эти иллюминаты — и в том нет никакого сомнения — самая опасная из всех групп. Пока мы не знаем, как они сумели привлечь на свою сторону графа Альдорфа. Но он, и это совершенно очевидно, передал в их кассу огромные денежные суммы, которые помогут им вести разрушительную работу не только здесь, но и во всех землях империи.
Он взял со стола пачку писем и поднял ее над головой.
— Господа, опасность угрожает нам со всех сторон. Иллюминаты проникли во все дворы, ими могут оказаться все — от лакея до коммерции советника, от конюха до финансового чиновника, от придворного советника до служащих канцелярии. Так зараза поднимается снизу и исподволь и постепенно добирается до головы. Надо ли мне называть имена князей, которые прячутся в перехваченных нами письмах под вымышленными именами? Надо ли мне рассказывать вам, как часто они устраивают тайные встречи, проводят тайные ритуалы и празднества и даже пользуются тайным языком, чтобы у доверчивых людей, которые воображают себя их друзьями и союзниками, неприметно выпытывать важные сведения? Распадаются даже сословные традиции. В ложах встречаются ремесленник, благородный офицер и буржуазный бумагомаратель. В их круг вхожи уже женщины. Вы можете мне не верить. Я и сам раньше в это не верил. Враги среди нас. Все перевернулось с ног на голову. Наши властители предали нас тем стихиям, которые разложат и нас, и их самих. Теперь вы спросите меня, как такое стало возможным? Мы знаем, что незрелые народы ополчаются против своих властителей. Совсем недавно британский народ в колониях предал своего короля. Но как возможно противоположное? Как может князь, властитель, предать свой народ? Ответ прост. Раньше князья мирились с тем, чтобы их боялись, думая этим укрепить авторитет своей власти. Но как обстоит дело сегодня? Сегодня они хотят, чтобы их любили! Они хотят служить, а не повелевать. Какое заблуждение, скажете вы. Но это так. Но как может отец служить своим детям, Бог — людям, князь — своему народу, если он не повелевает, а рабски заискивает в стремлении обрести любовь тех людей, которых он должен направлять и воспитывать? Разве это не самое дьявольское из всех мыслимых предательств? По счастью, пока очень немногочисленны те, кто пал жертвой этих фатальных заблуждений. Но с каждым днем этих людей становится больше. Самые сокровенные основы нашего мира подвергаются разложению. И в этом месте тоже. — Он поднял руку и широким жестом обвел библиотеку. — В этом месте готовили яд, который должен был способствовать этому разложению, яд, вызывающий болезнь, делающую человека слабым и податливым.
Николай слушал ди Тасси как зачарованный. Снова яд? Что за сведения лежали теперь на столе ди Тасси? Сведения о князьях, поддавшихся слабости? О князьях, вошедших в тайные общества и скрытно готовивших революцию? Он взглянул на карту, где были видны обозначенные места известных нападений. Эта карта была так похожа на карту с его собственными эпидемиологическими изысканиями, что он не мог не смотреть на поджоги карет как на некую своеобразную эпизоотию. Но какая «болезнь» крылась за этим обозначением? Фактически все выглядело так, словно от Нюрнберга по стране распространялись миазмы какой-то страшной заразы, покрывшей сетью мелких точек карту, но не образовавшую никакого отчетливого рисунка, который можно было бы увязать с какой-то схемой. Обозначения имели, однако, все признаки начинающейся эпидемии. Образный язык ди Тасси еще больше укрепил в голове Николая эту связь\ «Разложение», «внутренний распад», «яд». Он и говорил почти как врач, описывающий картину разрушения больного организма. Но Николай не пошел дальше в своих рассуждениях. Ему нельзя позволить ослепить себя. Похож только метод. Но не явления. Кареты поджигают люди, а не болезнетворные невидимые существа. Он снова обратил внимание на советника, который между тем продолжал говорить.
— Мы выследим иллюминатов и обезвредим их. Это наша задача. Мы охотимся не только за деньгами, которые они украли, или за разбойниками, которых они оплачивают этими деньгами, чтобы положить конец их грязным деяниям. Мы должны добраться до головы. Но вы видели, с какими людьми нам приходится иметь дело. Однако нет! Вы не видели и не могли видеть самого главного. Организация этой шайки настолько таинственна, что ни одного, ни малейшего следа не должно оставаться на месте их преступлений, следа, по которому можно было бы опознать члена организации. Тот, кто вступил в их ряды, теряет всякое право на нормальную жизнь. Пути назад нет. Тот же, кто отважится покинуть организацию, будет беспощадно уничтожен. Секта убивает своих собственных членов и так ужасно уродует свои жертвы, что они становятся неузнаваемыми. Вы видели труп Зеллинга без лица, с отрубленными руками. Вспомните, как несколько дней назад, когда мы преследовали в лесу одного из этих безумцев, он при угрозе быть схваченным снес себе голову двойным зарядом, только лишь для того, чтобы никто не смог опознать его. Есть ли у этих людей семьи? Друзья? Братья и сестры? Этого мы не знаем. Они уничтожают себя бесследно. Это предостережение, нас предупреждают о том, с чем мы столкнемся, когда в другой раз схватим следующего из них. Но мы одержим победу, обещаю вам это.
Ди Тасси вызывающе огляделся, но никто не думал ему возражать. У Николая возникло множество вопросов, но он тоже промолчал. Он подождет. Очевидно, скоро они узнают что-то еще. Действительно, ди Тасси сделал знак Хагельганцу, и тот протянул ему какой-то предмет. Он выглядел как кожаный сверток размером с кулак. Это был… о Боже, желудок мертвеца.
— Хитрость и коварство этих людей не знает границ. Но это не остановит нас. Чем решительнее они будут нападать, тем с большей решимостью мы им ответим. Вы видите результат нашей решимости. Мы вырвали у гнусного иллюмината его тайну.
Он отложил в сторону отвратительный предмет и показал собравшимся остатки бумаги, которые были найдены в желудке. Как удалось ди Тасси это сделать? Должно быть, один из его сотрудников талантливый аптекарь или резчик. На клочках, которые советник один за другим брал со стола, трудно было что-либо рассмотреть, но отдельные буквы и обрывки фраз вполне поддавались расшифровке. Камецкий и Фойсткинг наклонились вперед, чтобы лучше видеть, и Николай тоже вознамерился приблизиться к находке, но ди Тасси отложил остатки проглоченных листков в сторону и вместо этого показал собравшимся другой документ, в котором были приведены результаты расшифровки. Хагельганц гордо обвел всех взглядом, покади Тасси вслух читал обрывки слов и фраз. Вероятно, Хагельганц был одаренным препаратором.
— Вы видите, опять все то же самое. Здесь мы видим список вымышленных имен. Аякс, Спартак, Ариан, Катон, Цельс. Кроме того, здесь названы некоторые населенные пункты. Вот здесь написано: Афины. Дальше есть еще один фрагмент …зерум. Из других перехваченных нами писем мы знаем, что речь идет об Эрзеруме. Но вот самая богатая находка, господа.
Выгоревшее полено в камине осело, и библиотека на несколько мгновений наполнилась треском и шипением. Это был случайный, но впечатляющий эффект, сыгравший на руку ди Тасси. Николай сгорал от нетерпения, ожидая, когда советник на его глазах раскроет еще одну тайну. Даже другие напряженно слушали ди Тасси, хотя большая часть того, о чем он говорил, была им хорошо известна, и все это делалось только ради обобщения и подведения итогов. Это была одна из тех конференций, которые ди Тасси проводил перед каждым значительным заданием. Оставалось только надеяться, что следующее предприятие окажется не таким кровавым.
Ди Тасси подчеркнул одно слово в листке. Sanspareil. Николай несколько раз прочел его. Но кроме немецкого соответствия, ничто не приходило ему на ум. Несравненный?