Прекрасная речь, подумал Карденас. Она должна была успокаивать. Да только она была спокойно преподнесенной ложью. Едва они получат искомые сведения, как тут же убьют его. Не сделав ни малейшей попытки скрыть свои лица, они не могли оставить его в живых, ибо иначе он мог сообщить об их действиях и обличье. Его застрелят и оставят в переулке скавам, точно так же, как оставили Уэйна Бруммеля-Андерсона. Он определил все это по глазам парочки, по тому, как они держались и по самым тонким модуляциям в голосе мужчины.
   Будь у него хоть полминуты, он мог бы изгнать из своего спиннера доминирующую грамму и вызвать подмогу. Поскольку прибор знал о его местонахождении в любое время, помощь прибыла б за считанные минуты. Узкая «подсобная дорога» не давала ни малейшей возможности куда-либо спрятаться, а стены были слишком высокими и слишком гладкими для восхождения. Переулок представлял собой тупик в разных значениях этого слова.
   С руками на макушке он попытался тянуть время. Если б он смог как-то отвлечь их на достаточно долгий срок, чтобы коснуться спиннера или бросить пару слов в свой голком, — но женщина следила за его движениями столь же внимательно, как и ее спутник. Если он хоть дернется, они выстрелят ему в ту руку, которая шевельнется. Это не давало ему возможности доложить о своем положении, но не мешало говорить. Притворная потеря сознания, как ему думалось, их не одурачит. Они будут и дальше мучить его, пока он не откликнется на их требования.
   Пистолет снова переместился.
   — Говори. — Индеец быстро оглянулся в сторону главной улицы. — И не ври. Если мне покажется, будто ты врешь, я что-нибудь прострелю. Ничего существенного — сначала. Ты мне кажешься довольно здоровым федоко. И, как мне представляется, вполне выдержишь шесть-семь тщательно нацеленных выстрелов, прежде чем отключиться. Убить они тебя не убьют, но чувствовать ты себя будешь все неуютней.
   — Хотел бы я вам что-нибудь рассказать, но владелец лавки, о котором шла речь, мало что знал.
   На сей раз ответила женщина.
   — Выходит, тебе стало скучно, и ты решил наведаться в сексзону Поремас, просто желая расслабиться. Далеко ж тебя занесло. Да к тому же в рабочее время. — Выражение ее лица не изменилось. — Зачем ехать в такую даль и именно в эту сексзону? — Она указала на улицу у нее за спиной. — Чего такого особенного в этой зоне? Да и в любом случае ты с виду явно не из любителей «клубнички».
   — Больше никаких задержек. — Опустив дуло пистолета, ее спутник прицелился в левую ногу инспектора. — С хромотой хорошо вызывать сочувствие, но не жить до конца жизни. Говори, федоко. И на этот раз выдай мне настоящий вердад.
   Лишенный всяких вариантов выбора, Карденас слегка ткнул кончиком языка один из верхних зубов. И уже собирался настроить соседний, когда воздух наполнился глухим стуком. На лицо инзини наплыло выражение легкого удивления, когда он повалился ничком. Лицо его разбилось всмятку, ударившись о мостовую. На затылке у него, как с интересом заметил инспектор, образовалась такая вмятина, словно по нему врезали из пушки шаром для кегельбана. Кровь и спрессованные мозги разлетелись во все стороны. Карденас не без усилия придержал язык.
   Круто развернувшись, спутница покойного инзини подняла собственное оружие. Когда она вскинула пистолет, некая сила вдавила лицо ей в череп. Зрелище вышло достаточно ярким, чтобы заставить скривиться даже федерального инспектора с тридцатилетним опытом. Безликое тело качнулось назад и рухнуло на неподатливую мостовую переулка. Из кармана ее рубашки торчал пистолет Карденаса, недейственный до тех пор, пока снова не окажется в радиусе досягаемости ключа-биочипа, имплантированного под кожу правой руки. Анхель не сделал ни малейшей попытки вернуть себе оружие. Он вообще не сделал ни малейшего движения.
   Из теней начали выступать силуэты. Двое из них сжимали в руках пистолеты, в то время как оставшаяся пара держала длинные извилистые предметы, похожие на ветки деревьев. Когда четверо незнакомцев приблизились, Карденас увидел, что те предметы, в которых он сперва заподозрил какие-то деревянные изделия, изготовлены из имитирующего древесину пластика. Трубки были украшены цветными изображениями животных и растений. На незнакомцах были комбинезоны, каждый из которых отличался иным узором из ярких цветных пятнышек и кругов. Светящиеся точки вспыхивали достаточно смелыми пуантилистскими узорами, чтобы вызвать колебания даже у французского импрессиониста.
   Двое из новоприбывших были белыми и блондинами, в то время как кожа их спутников выглядела чернее, чем у любых других людей, с какими доводилось сталкиваться инспектору. Один из последних щеголял курчавой добела поседевшей бородой, которая придавала ему вид запыленной версии Древнего Морехода. Он держал одну из странных изукрашенных трубок, а куда более молодой белобрысый спутник — другую.
   Перешагнув через изуродованный труп инзинки, второй блондин сунул пистолет в кобуру. Перешагивая, он постарался не обратить внимания на то, что недавно было ее лицом. А Карденас не мог этого себе позволить, несмотря на угрозу, которую она представляла для него.
   — Мерзкое это дело. — Блондин ободряюще улыбнулся Карденасу. — Можешь опустить руки, приятель. — Когда Карденас так и сделал, новоприбывший кивнул на другого безжизненного инзини. — Эти идиоты больше тебя не потревожат.
   — Спасибо за помощь, — осторожно ответил Карденас. — Я оказался в скверном положении. — Его язык переместился на второй коренной зуб, но не нажал. Пока рано.
   — Струт[44]. — Блондин фальшиво рассмеялся. — Тебе повезло, что нам с ребятами случилось оказаться поблизости.
   — Интересное совпадение, — уклончиво заметил инспектор.
   — Куда как верно, приятель. Конечно, ты сейчас думаешь, что совпадение это было далеко не случайным.
   — Такая мысль приходила мне в голову, — не стал отрицать Карденас. И показал на искусно изукрашенную трубку в руках старшего из них. — Что это за штука? И кто вы?
   — Мы-то? — Блондин охватил своих спутников широким взмахом руки. — Да как кто, мы — озерники из страны Оз, приятель. Навестив ваш великий Севамериканский Юго-Запад, мы едва не могли уехать, не посмотрев на этот выдающийся двигатель мировой торговли, Полосу Монтесумы.
   — Вы следили за мной, — обвиняющее сказал Карденас.
   — Вовсе нет, приятель, вовсе нет. — Блондин показал на два трупа, лежащих без движения на мостовой переулка. — Динкам, мы следили за этими дронго. Больше нам не придется этим заниматься. — Он снова прошелся пытливым взглядом по лицу инспектора. — Надеюсь, ни за кем больше не придется долго следить. Нам охота вернуться домой. Но сперва мы подрядились найти одну шейлу с ее дочкой и потолковать с ней. Ты случайно не знаешь чего-нибудь насчет того, как бы нам к этому подойти, а?
   — Нет, не знаю. — Пытаясь соврать, ничего не потеряешь, решил Карденас.
   Это не сработало. Сделав жест одной рукой, блондин подозвал к ним своего младшего коллегу. Этот тощий иностранец крепко держал обеими руками разрисованную трубку.
   — Так вот, приятель, мы называем эту штуковину диджериду. Там, откуда я родом, это традиционный музыкальный инструмент аборигенов. Его никак не назовешь настоящим хайтех-комплексом, да уж. В один конец дудишь, а из другого выходит музыка. Однако вот эти две красавицы не простые, а усиленные. Когда они заряжены, то подудишь в один конец, и из другого выстреливает звуковым шаром. На самом-то деле это больше похоже на фигурную звуковую волну. — Он показал на заднюю стену ближайшего здания.
   — Парень, который умеет с ней обращаться, может продуть дырку сквозь бетон. Зависит лишь от того, какой уровень усиления установишь. Когда он достаточно поднят, механизм становится более, ну… диджерубным. — Взгляд упал на мертвого инзини. — Кость выдерживает такое не шибко хорошо.
   Он чуть кивнул, и спутник помоложе поднял трубку. Приставив меньший конец к губам, он нацелил другой в лоб инспектору.
   — Мы б хотели сыграть тебе эту традиционную ру-тону, полисмен. И уж только от тебя зависит, сыграем ли мы ее на мостовой — или на твоей голове. Ты что-то знаешь о том куда сбежали те шейлы Моккеркин, иначе эти двое йоббо не шлепали бы за тобой. Скажи нам, и мы распрощаемся. — Когда Карденас продолжил колебаться, блондин одарил его улыбкой, которую всякий другой счел бы искренней. — Брось, приятель. Мы не собираемся причинять вреда этим леди. Это просто бизнес. И в отличие от этих валяющихся здесь недоносков, мы действительно отпустим тебя. Нам без интересу распылять севамериканского фараона. Мы тебя никогда больше не увидим, а ты не увидишь нас. Как только мы поужинаем с шейлами, снова вернемся в свой Кенгуру-таун.
   Однако одурачить Карденаса не удалось и блондину. Тот был хорош, но все же не настолько, чтобы одурачить интуита. Инспектор знал, что, как только они получат от него искомые сведения, убьют его столь же быстро, как любые инзини.
   — Ладно, тогда скажу. — Он указал на типа помоложе. Вожак кивнул, и его спутник опустил зловеще зияющий раструб диджериду. Когда он это сделал, Карденас надавил языком на верхний коренной зуб. Подобно своему соседу, зуб в ответ слегка выгнулся наружу, к внутренней стороне щеки инспектора. Когда оба они внутренне отцентрировались, цепь замкнулась.
   В материал плаща Карденаса были вплетены сотни незаметных нитей из металла высокой проводимости, которые соединялись с батарейкой из схожего материала. Перемещение пары взаимодополняющих композитных зубов в верхней челюсти позволяло Карденасу высвободить заряд, запасенный в этой гибкой плетеной батарее.
   В результате произошла невидимая вспышка электромагнитного импульса, способного своей мощностью изжарить любую незащищенную электрическую цепь в радиусе десяти метров. Поскольку всякое современное оружие полагалось на электрический спуск, закодированный на биочип его владельца, имплантированный, либо носимый внешне, то эта бесшумная вспышка энергии сделала неэффективными не только пистолеты в руках противников Карденаса, но и их музыкальные инструменты. Кроме того, она разрушила любые имеющиеся у них средства связи, вплоть до наручных хронометров, музо-линз и даже простых часов. Вдобавок слабо освещавшие переулок лампы на зданиях живо разразились треском, заискрили и погасли. Волна электронного разрушения пощадила только пистолет и спиннер Карденаса, снабженные интегрированной полицейской защитой. Вставив в его спиннер иллюзионную грамму, ныне покойная инзинка сунула нейтрализованный прибор обратно во внутренний карман пиджака хозяина. К несчастью, его служебный пистолет остался за пределами досягаемости на ее трупе.
   Внезапное наступление темноты во всем переулке вкупе с вонью, пошедшей от их «спекшегося» оружия и других приборов, настолько отвлек и дезориентировал озерников, что Карденас успел рвануть мимо них. Для прорыва мимо последнего, стоявшего между ним и улицей, ему пришлось с силой пнуть его по коленной чашечке. Тот застонал и рухнул, вцепившись в поврежденное колено.
   — Догнать его! Догнать проклятого легаша! — Сыпля проклятиями, блондин бросился в погоню за убегающим инспектором.
   Быстро оглянувшись, Анхель увидел в руке иностранца что-то, отразившее свет. Это был очень большой складной нож. Несмотря на отчаянность минуты, Карденаса уловил иронию данной ситуации. Вот он, блюститель порядка, действующий в гуще современного окружения конца двадцать первого века, а за ним гонится человек с ножом. Хотя он еще точно не разглядел, инспектор подозревал, что в снаряжение спутников блондина тоже входит подобное первобытное приложение.
   Если он хоть на мгновение задержится, чтобы активировать спиннер, то рискует сократить расстояние между собой и преследователями. В чем он нуждался сейчас, так это в паре минут передышки. Иначе они, вероятно, догонят его и порежут на куски, пока он будет кричать в голком, вызывая подкрепление. Он должен хоть ненадолго оторваться от них.
   Вот теперь-то и начали окупаться все пробежки трусцой, которым он предавался в искусственном зеленом поясе, окружавшем его кодо комплекс. Несмотря на свой возраст, он находился в превосходной форме. Если он только сможет остаться вне досягаемости в этом спринта, существует вероятность, что на длинной дистанции ему удастся оторваться от погони. Будь они в каком-нибудь районе вроде Ольмека, прогуливающиеся чистяки могли бы вызвать ему помощь. Но это была зона наслаждений. Те граждане, которые видели погоню, переходили на другую сторону улицы и старательно избегали соваться не в свое дело.
   Хотя Карденас тяжело дышал, чувствовал он себя по-прежнему хорошо. Оглянувшись, он увидел, что расстояние между ним и преследующими озерниками медленно, но заметно возрастало. Еще три квартала, и впереди покажется индукционная станция. Если он сможет добраться до нее, одного крика должно хватить для подъема по тревоге транспортной охраны. Прибытия одного-двух вооруженных охранников могло и не хватить для охлаждения пыла преданных своему делу заграничных профессионалов, но оно должно заставить их призадуматься. По крайней мере, у Карденаса появятся союзники в форме. Понимание, что местные власти подняты на ноги, могло побудить отступить его преследователей.
   Осталось всего два квартала. Парочка в масках удивленно вскрикнула, когда он стремительно промчался между ними, а затем нырнула в дверной проем, стремясь избежать подбегавших сзади. Впереди показались неяркие желанные верхние огни станции. По счастливой случайности, одно такси выгружало пассажиров, ехавших до зоны наслаждений, и принимало на борт тех, кто уже пресытился удовольствиями. Если ему удастся добежать до автотакси, прежде чем оно закроет двери, он гарантированно уйдет от погони. Не понадобится даже подымать на ноги охрану. Общественный транспорт умчит его прочь от опасности задолго до того, как подоспеют озерники. А коль скоро машина загерметизируется, он сможет спокойно корчить рожи преследователям, когда она рванет по улице. С выведенным из строя оружием они не смогут до него добраться.
   Еще один квартал. А затем он падал, подскакивая, стукаясь о твердую мостовую, инстинктивно сгруппировавшись и покатившись по ней, чтобы уменьшить силу удара. Распрямившись и принимая сидячее положение, он увидел стоящего над ним младшего из аборигенов. Поднятый клинок в темной руке блеснул на свету, падавшем со станции, перед тем, как начать с размаху опускаться.

7

   Карденас вскинул руку, защищая грудь, но блокировала удар не она. Его остановила конечность более массивная и состоящая более чем из десятка элементов, ни один из которых не был плотью. В рассеянном свете, льющемся от флегматичных уличных фонарей и пламенеющих вывесок, тускло блеснули чешуйки сваренного металла. Пластик вспыхивал всеми оттенками радуги, фрагменты раскулаченных механизмов лязгали и барабанили, подкрепляемые керамическим позвякиванием, а кусочки металлизированного стекла сверкали, словно гроздья алмазов.
   Из расположенной поблизости ливневой канализации выкарабкалось нечто, похожее с виду на гигантского краба, сработанного из уличного хлама и промышленных отходов. Покуда одна рука блокировала потенциально смертельный удар озерника, вторая отбросила в сторону тяжелую пластиковую решетку дренажного люка. Карденас моргая откатился вправо на тротуар. Его пораженный противник нагнулся было подобрать выбитый у него из руки нож. Третья металлическая нога ударила его по затылку, заставив рухнуть наземь без чувств.
   Завидев этот появившийся из под земли фантастический механический призрак, трое смертоносных спутников павшего озерника резко притормозили. Лязгающее создание не обладало гладкой внешностью орудия блюстителей порядка, но они были в Севамерике чужаками и ни в чем не могли быть уверены. Они знали лишь одно — эта хрень вмешалась, намереваясь спасти заваленного федерала. И связываться с ней без настоящего оружия было равнозначно попытке вскрыть танк консервным ножом.
   Оставив потерявшего сознание товарища на произвол судьбы, они попятились, развернулись и удрали, швыряя назад только австралийские ругательства. Карденас глядел им вслед. Не сводя глаз с брошенного ими заваленного соотечественника, он медленно поднялся на ноги и принялся отряхиваться. Пока он занимался этим, механизм, гудя и лязгая, приблизился к нему.
   Хотя машина втрое превосходила его размерами, шесть складных ног позволяли ей спрятаться в проеме меньшего диаметра, чем ливневая канализация, из которой она возникла. В ее моторизованных глубинах мелькали LED-ы, а когда кое-как подогнанные друг к другу части шумно скреблись друг о друга, раздавались электрические скрежетания и стоны. В центре клубка механических конечностей висела корзинка из желпроводов, обвивавшихся несколько раз вокруг укрытой в ее ядре своеобразной фигуры. Этот полуголый мужчина с длинными лохматыми волосами, глубоко запавшими покрасневшими глазами, темной щетиной и покрытыми шрамами руками сильно смахивал на только что заметенного ночным патрулем алкаша. Вот только вел он себя отнюдь не как алкаш, и явно сам управлял охватывающей его машиной, а не наоборот.
   В ответ на подергивание правой руки красноглазого, мощная клешня поднялась на шипящих сервомеханизмах и ловко смахнула грязь с плаща инспектора.
   — Вы в порядке, офицер? — Карденас лишь миг спустя понял, что голос исходит от человека, а не из машины, на которой тот ездил — или которая его возила. Глядя на фантастическую массу всяких частей и членов, лома и утиля, определить это было трудновато.
   — Спасибо, у меня все отлично. А откуда вы знаете, что я из полиции?
   — Мы с друзьями прослышали, говори я. — Один глаз у длинноволосого страдал постоянным подергиванием — зрелище не для слабонервных. Но Карденас был способен выдержать такое лучше большинства иных людей. — Решил рвануть на подмогу, когда вы освободились.
   — А почему не раньше? — Карденас проверил свой спиннер. Тот все еще работал под мертвящим воздействием инсталлированной инзинкой пара-сайтной граммы. Но если та не врала, то эта грамма через — он сверился с хронометром у себя на браслете — минут примерно сорок должна издохнуть.
   — Не был заинтересован, заявляй я. — Этот отшельник в плаще из желпроводов проявлял чудное безразличие к возможной реакции инспектора. — Только после того, как вы вырвались на волю. Тогда решил помочь. Андаль, эй, мне аблают. Прикинул, что вы свою часть выполнили. Кроме того, четверо против одного — эт не по честному. — Он усмехнулся из-за и из-под проводов, выставляя напоказ желтые, почерневшие или вообще отсутствующие зубы. — Фералом Диком меня звать, а на налоги мне начхать. — Усмешка, к несчастью, расширилась. — Можешь называть меня Фералом, предлагай я.
   — Ты сказал, что прослышали вы с друзьями. — Карденас бросил многозначительный взгляд на пространство позади верхового краба. — Я больше никого не вижу.
   — Тэкс-тэкс — кто говорил о ком-то другом? Что в имени, кроме названия?
   Вот тут они и высыпали из открытой ливневой канализации. Десять, двадцать, тридцать — настоящее множество. Карденасу лишь однажды довелось видеть столько, и паника, вызванная ими среди захваченных врасплох футболистов и болельщиков, для которых и предназначалась, была достаточно реальной, пусть даже и неоправданной.
   Бопсы.
   Потомство того, что в конечном итоге за отсутствием лучшего определения и в агонии официального ошеломления, назвали беспроводными обслуживающими подземными системами. Бопсы были крошечными, изысканно сработанными, самовоспроизводящимися роботоидными формами жизни, чьи действия предполагали, пусть и без подтверждений, что они являлись компонентами общественной механизированной формы жизни, управляемой какой-то одиночной граммой искусственного интеллекта. Человечество, ожидавшее, что первый истинный ИИ возникнет из синтеза громадных научно-исследовательских проектов и углубленных университетских конференций, сильно поразилось при виде ИИ, когда тот наконец явил себя миру, приняв обличье механизмов величиной с кулак, а то и меньше. Первоначальные страх и паника при появлении бопсов вскоре сменились озабоченностью, затем неуверенностью и, наконец, досадой, когда тысячи крошечных устройств не выказали ничего похожего на стремление к какой-либо цели, не говоря уж о враждебности.
   Бопсы большей частью избегали людей, прячась в огромной циркуляционной системе Полосы: в системе воздушного кондиционирования, в трубах водопровода и канализации, транспортных туннелях, в проводах оптоволокна и индукционных трубах. Подобно каким-то механическим тараканам, они чурались дневного света. Но в отличие от своих членистоногих подобий, они были чистыми и не разносили болезней. И равным образом они не часто проникали в личные резиденции и не трогали человеческой еды. Они просто воспроизводились. Как признали наконец инженеры, несколько лет пытавшиеся изобрести способ истребить их, людям, пожалуй, лучше привыкнуть к ним. Бопсы обосновались здесь всерьез и надолго.
   Через некоторое время граждане таки привыкли к их присутствию, пусть оно и не стало для них вполне обыденным. Как выразился на начальном этапе «вторжения» один бопс, невзирая на чьи-либо желания бопсы существовали. Хотя ни один бопс не причинил никакого вреда ни одному человеку, люди постоянно разбивали, расплющивали, расчленяли и уничтожали другими способами элегантные маленькие автоматы. Но даже дети вскоре утратили свой страх перед ними. Нападения людей на бопсов не породили никакого возмездия, не спровоцировали никакого воздаяния. Параноики, убежденные в том, что бопсы вознамерились захватить власть над миром, быстро остались почти без последователей, особенно когда стало ясно, что бопсы — не более чем мелкое раздражение.
   Практически единственное обстоятельство, которое продолжало беспокоить людей, заключалось в том, что никто не мог понять, откуда же они взялись.
   Они, похоже, расцветали в присутствии Ферала Дика, заметил Карденас. Он не отступил ни на шаг, когда у его ног закопошилась и стала взбираться по ним пара десятков миниатюрных машин. Несколько минут они ощупывали и обшаривали его, действуя мягко и, пожалуй, уважительно по отношению к его неметаллической персоне. Сенсоры и провода ласкали и щекотали, делая замеры ради каких-то невообразимых для инспектора целей. Затем, словно в ответ на невидимый и неслышный сигнал, они все как один слезли обратно на тротуар и исчезли в открытом ливневом водостоке. Среди этих миниатюрных чудес не встретилось и двух одинаковых.
   Ферал Дик нежно глядел на провал в улице.
   — Я люблю бопсов, а бопсы любят меня.
   Карденас был искренне заинтригован.
   — Вот потому-то ты и решил вмешаться и спасти меня? Потому что бопсы хотели меня изучить?
   Ферал расхохотался из-под бесчерешковой мутовки желпроводов.
   — Забавный легаш, смеюся я! Я не знаю чего хотят бопсы. Никто не знает. Сколько биглов белый бопс будет балагурить? — Он захихикал, процитировав детский стишок. — Но им, похоже, нравится веть со мной, а мне вроде как по душе их компания. Когда живешь под улицей, а не над ней, то принимаешь любую компанию, какую только сможешь найти, мрачнюся я. По крайней мере они не ворчат. — Он сплюнул в сторону. Карденас слегка удивился тому, что выплюнутое не лязгнуло о мостовую.
   — Это все равно не объясняет, почему ты решил мне помочь.
   Механическое крабообразное шмыгнуло боком в сторону зияющего отверстия ливневого водостока.
   — Время от времени, замечай я, бывают случаи, когда фералу может понадобиться немного доброжелательности со стороны федерала. Верую в рассчитыванье на официальное дружелюбие, решай я. — Металло-пластико-стеклянная клешня поднялась, отдавая честь. — Вспомяните меня нежно в своих досье, офицер. — Желпровода не позволяли толком разглядеть эти запавшие, но не безумные глаза.
   А затем механический мастер-наездник исчез в зияющем провале ливневой канализации так же стремительно, как и появился. Подойдя к краю отверстия, Карденас расслышал едва доносящееся негромкое лязганье металлических ног сварганенной из разнородных частей машины, когда самодельный транспорт быстро удалялся под улицей. Настоящим антиобом Ферал Дик не был. Он по выбору стоял, или скорее шмыгал, за рамками обеих систем взглядов.
   Инспектор сверился со спиннером. Тот по-прежнему пребывал в коматозном состоянии, но не сдох. Еще плюс-минус несколько минут, и Анхель вернется на линию опто, с полным доступом к ящику СФП. Если только, напомнил он себе, убитая инзинка не лгала. Никаких настоящих причин для этого у нее не было, поскольку она и ее равно покойный напарник намеревались заставить владельца спиннера сдохнуть куда буквальнее, чем его аппаратура, еще до того, как та вернется в строй.
   Быстрый взгляд на улицу не обнаружил никого, кроме бредущих граждан. И никаких признаков наголову разбитых озерников из Оз. Он знал, что ему следовало бы воспользоваться общественным коммом и доложить о случившемся, по крайней мере, сообщить, что с ним произошло. Но без спиннера он не мог донести истинную картину нападения. А если он будет слишком долго ждать, то женщина, которую он искал, может уйти, закончив смену — или, того хуже, повстречать наведавшихся к ней инзини, озерников или каких-то гипотетических других, разделявших этот внезапный и неожиданно неудержимый интерес к местонахождению Сурци Моккеркин и ее дочери.