Страница:
— Если ты что-нибудь узнаешь, свяжись со мной в лавке Мамаши Мастифф, — проинструктировал великана Флинкс. — Что бы там ни случилось, я дам тебе знать о своих планах.
Возвращаясь по концентрическим кругам рынка, он плотно закутался в плащ. Падали последние капли утреннего дождя. Из-за низких тяжелых от воды туч показались первые солнечные лучи.
Вокруг него не прекращалась деятельность. На этом коммерческом перекрестке Содружества бизнесом занимались круглые сутки.
Флинкс знал великое множество встреченных им обитателей этого мира. Некоторые были богатыми и великими, а некоторые — бедными и ничтожными. Некоторые были нелюди: одни — больше, другие — меньше, хотя все притязали на членство в одной и той же расе.
Проходя мимо прилавка торговца сладостями Кики, он решительно смотрел только вперед. Было еще слишком рано, а его желудок был слишком пуст для конфет. Кроме того, его внутренности все еще слегка пошаливали от постэффектов «безвредного» камешка Чаллиса. Поэтому он купил у Председателя Нильса небольшой ломоть отрубного хлеба, покрытого ореховым маслом.
Нильс был бродячим торговцем пищей лет сорока с небольшим и с авторитарной манерой поведения. Все называли его Председателем. Он правил своим углом рынка с видом диктатора, ничуть не подозревая, что он сохранял свою власть только потому, что торговцы и лоточники находили забавным подыгрывать его тихому помешательству. Однако в его выпечных изделиях никогда не бывало никаких иллюзий. Флинкс жадно откусил от треугольного ломтя, наслаждаясь хрустевшими иногда толчеными орехами, смешанными с коричневым маслом.
Небо все еще намекало на возможность появления солнца, редкое происшествие в обычно окутанном тучами Дралларе.
Заморив червячка, Флинкс начал пробираться через сектор, заполненный красивыми витринами постоянных лавок.
Этот сектор существенно отличался от района самодельных сараев и складов, где он вырос. Когда Флинкс впервые предложил переместить сюда древний прилавок из шумных глубин рынка, Мамаша Мастифф голосисто запротестовала.
— Я не буду знать как себя вести, — спорила она. — Что я понимаю в обращении с разодетыми клиентами и богатыми людьми?
— Поверь мне, мать, — хотя они оба знали, что она не была его настоящей матерью, но она выступала в этой роли для половины бездомных в Дралларе, — они точно такие же люди, как и твои старые клиенты, только теперь эти идиоты будут приходить с более толстыми бумажниками. Кроме того, что мне еще делать со всеми этими деньгами, которые мне всучил Малайка?
В конечном итоге он вынужден был купить лавку и таким образом поставить ее перед свершившимся фактом. Когда он сообщил ей об этом, она не один час поносила его — пока не увидела эту торговую точку. Хотя она продолжала бормотать страшные проклятия всему, что он ей показывал: товары высшего класса, шикарные жилые помещения наверху, приборы автоматической варки, — ее сопротивление рухнуло с удивительной скоростью.
Но имелись все же две вещи, которые она отказывалась сделать. Одной было сменить свой ручной, домашней выделки наряд, такой экзотический коллаж из бус, колокольчиков и ткани, какой только можно вообразить. Другой было пользоваться маленьким лифтом, сновавшим между помещением лавки и жилыми покоями наверху.
— День, когда я не смогу одолеть единственного лестничного пролета, — протестовала она, — будет днем, когда ты сможешь забальзамировать меня, набить ватой и выставить на витрине среди продающихся диковинок.
Чтобы продемонстрировать свою решимость, она сразу же приступила к восхождению по короткой лестнице на четвереньках.
Никто не знал, насколько стара Мамаша Мастифф, а она не говорила. И не соглашалась ни подвергнуться дорогой косметической хирургии, которую теперь мог позволить себе оплатить Флинкс, ни равно применять любые другие искусственно редуцирующие возраст устройства.
— Я потратила слишком много времени и усилий, готовясь к роли старой карги, и я не собираюсь теперь ее бросать, — заявила она ему. — Кроме того, чем более жалкой и дряхлой я выгляжу, тем больше вежливости и сочувствия бывает от сосунков-клиентов.
Неудивительно, что лавка процветала. Хотя бы потому, что многие из лучших ремесленников в Дралларе были равно низкого происхождения, и они очень любили продавать ей свою лучшую продукцию.
Когда Флинкс завернул за угол, то увидел, что она ждет его у заднего входа.
— Снова всю ночь шастал. Я полагаю, ты был отнюдь не в каком-нибудь приличном месте, вроде Розового Дворца или Грехвиля. Ты хочешь оказаться с перерезанным горлом прежде, чем тебе стукнет восемнадцать, — упрекнула она его, предупреждающе погрозив пальцем.
— Это маловероятно, мать. — Он прошмыгнул мимо нее, но не желая, чтобы от нее так легко отделались, она последовала за ним в маленькое хранилище позади лавки.
— И этот твой летучий вурдалак не будет, знаешь ли, каждый раз спасать тебя. Только не в подобном городе, где всякий пожимает тебе ладонь одной рукой и держит готовый вонзиться тебе в спину нож в другой. Продолжай так вот гулять глухой ночью, мой мальчик, и в один прекрасный день тебя принесут ко мне бледного и бескровного. И предупреждаю тебя, — продолжала она, повышая голос, — у тебя будут дешевые похороны, потому что я тружусь от зари до зари не для того, чтобы оплачивать шикарное погребение для дурака!
Тираду прервало резкое гудение.
— Так что я тебе в последний раз говорю, мой мальчик…
— Разве ты не слышала звонка, мать? — усмехнулся он. — Первый утренний посетитель.
Она посмотрела через дверной занавес из бус:
— Ха, туристы, судя по их виду. Видел бы ты танзанит в кольце у женщины.
Она заколебалась, раздираемая желанием удовлетворить одновременно и любовь, и скупость.
— Но что такое пара клиентов, когда…
Новое колебание.
— И все-таки, тут по меньшей мере двенадцать каратов в одном камне. И по одежде они к тому же походят на землян.
Наконец она в замешательстве и негодовании воздела руки к небесам:
— Это мое наказание. Ты возмездие за грехи моей молодости. Прочь с моих глаз, негодный мальчишка. Поднимись наверх и умойся, и не забудь про дезинфектант. От тебя пахнет трущобами. Не забудь хорошенько вытереться… Ты для меня не слишком большой и не слишком взрослый, чтобы я не могла оставить тебя с красной задницей.
Она ускользнула за занавеску — и произошла радикальная метаморфоза.
— Ах, сэр, мадам, — плавно заворковал елейный голос, голос любимой бабушки каждого, — вы оказываете честь моей маленькой лавочке. Я бы вышла раньше, но должна ухаживать за своим бедным внуком, он отчаянно болен и сильно нуждается в дорогостоящем лечении. Врачи опасаются, что если операция не будет произведена в скором времени, он потеряет зрение, и…
Ее плавная речь оборвалась, когда дверь лифта закрылась за Флинксом. В отличие от Мамаши Мастифф он не испытывал угрызений совести, пользуясь современными удобствами, и уж, конечно, не сейчас, когда он так устал от пережитого за ночь. Входя в верхние помещения, он гадал, сколько же таких в корне отличных друг от друга интонаций может исходить из одного и того же морщинистого горла.
Позже, за вечерней едой (приготовленной им, поскольку Мамаша Мастифф весь день была занята клиентами), он начал объяснять, что произошло. На сей раз она, для разнообразия, не читала ему нотаций и не наказывала его, а лишь вежливо слушала, пока он не закончил.
— Так, значит, ты теперь собираешься преследовать его, мой мальчик, — сказала наконец она.
— Я должен, мать.
— Почему?
Он отвел взгляд:
— Я предпочел бы не говорить.
— Ладно, — она вытерла куском хлеба остатки своей мясной подливки.
— Я многое слышала об этом Чаллисе, массу слухов о его вкусах в определенных делах, и ни одного — доброго. О его бизнесе известно меньше, хотя поговаривают, что «Чаллис Компани» стала процветать, с тех пор как он стал во главе фирмы. — Она шумно рыгнула и вытерла рот уголком своей многослойной юбки.
— Я думаю, что смогу управиться, мать.
— Пожалуй, пожалуй, — пренебрежительно ответила она, — хотя по всем правилам тебе следовало бы дюжину раз умереть до своего пятнадцатилетия, и я полагаю, что этот ухмыляющийся дьявол не мог быть всякий раз ответственным за твое спасение.
Она удостоила ядовитого взгляда маленькое искусственное дерево. Пип удобно обвился вокруг одной из его ветвей. Мини-дракончик не поднял головы. Отношения между ним и Мамашей Мастифф всегда носили характер беспокойного перемирия.
— Прежде чем ты отправишься, дай мне кое-кому позвонить, — закончила она.
Пока Флинкс приканчивал десерт и старался выковырять из коренных зубов остатки густого желатина, он прислушивался к ее шепоту в микрофон маленького коммуникатора в противоположном конце комнаты. Эта машина придавала Мамаше Мастифф мобильность, которой она не обладала уже целые десятилетия. Это было одним из немногих предоставляемых лавкой удобств, которыми она пользовалась. Это также делало ее кошмаром всех городских чиновников, каким-либо образом ответственных за повседневную деятельность рынка.
Вскоре она вернулась к столу:
— Твой друг Чаллис отбыл этим утром на грузовом лайнере «Аурига» со своей дочерью и целой стаей слуг.
Ее лицо скривилось в улыбке.
— Судя по тому, что мне сообщили, он отбыл в полной панике. Ты и этот здоровенный недоумок Симм, должно быть, нагнали на него немало страху, но, впрочем, и одного этого великана достаточно, чтобы спугнуть полировку с зеркала.
Флинкс не ответил на ее вопросительный взгляд. Вместо этого он поиграл с краем скатерти.
— Куда направлялась «Аурига»?
— На Ульдом, — сообщила она ему, — у «Чаллис компани» есть много предприятий на Средиземном Плато. Я считаю, что именно туда-то он и отправится, как только приземлится.
— Мне лучше приготовиться, — Флинкс поднялся и направился было в свою комнату.
Сильная морщинистая рука схватила его за запястье, и лицо, похожее на потрескавшуюся равнину, впилось в него ищущим взглядом. — Не делай этого, мой мальчик, — тихим голосом взмолилась она.
Он покачал головой: — Выбора нет, мать. Я не могу тебе сказать, что это за зов, но это зов. Я должен лететь.
Давление на его запястье не ослабло. — Я не знаю, что у тебя за дела с этим нехорошим человеком, но не могу поверить, что это серьезно.
Флинкс ничего не сказал, и она наконец отпустила его.
— Если зов улетать у тебя внутри, тогда лети. — Она отвела взгляд. — Я не знаю, как работает твоя голова, мой мальчик. Никогда не знала, никогда. Но я знаю, что когда у тебя что-то там застрянет, только ты и сможешь вытащить это. Лети же тогда и возьми с собой мое благословение. Даже, — натянуто заключила она, — если ты мне не скажешь, из-за чего все это.
Нагнувшись, он поцеловал узел седых волос на затылке старухи. — Будь благословенна и ты тоже, мать, — сказал он, когда она сильно заизвивалась от этого жеста.
Упаковка тех немногих вещей, которые он хотел взять с собой, не заняла много времени. Теперь они, казалось, мало что для него значили. Когда он начал покидать комнату, то увидел, что старуха все еще сидит одна за столом, ставшая вдруг крошечной и хрупкой. Как он мог сказать ей, что должен рисковать вынянченной ею жизнью в тщетных поисках людей, которые не сделали ему ничего, помимо того, что произвели его на свет?…
Когда он позже в тот же день прибыл в дралларский порт, то обнаружил, что устал он только физически. Ум его был острым и бдительным. С годами он постепенно открыл, что ему требовалось все меньше и меньше сна. В иные дни ему могло хватить такой малости, как полчаса. Его мозг отдыхал, когда его не эксплуатировали, что бывало часто.
Он больше не должен был беспокоиться о том, как же он станет путешествовать, потому что на его картометре было зарегистрировано достаточно средств, чтобы поддержать его еще некоторое время. Малайка был щедр. Не все решающие факторы, однако, были финансовыми. Один взгляд на тех, кто ждал погрузки в первый класс челночного судна, породил в нем острое чувство беспокойства, и потому он зарегистрировался на стандартную стоимость проезда.
Такое путешествие в любом случае будет более просвещающим, потому что это его первое плавание на коммерческом звездолете и второй отъезд с Мотылька. Когда он последовал за очередью в челнок, пройдя под умеренно аристократическим взглядом стюарда, то был потрясен, обнаружив, что готовая реализоваться мечта его детства о путешествии на другую планету на одном из огромных грузовых лайнеров с КК-двигателями не вызывала больше у него никакого волнения. Это беспокоило его, когда он пристегивался к креслу.
Мамаша Мастифф могла бы объяснить ему это, будь она тут. Это называлось повзрослением.
Путешествие челноком, хотя и терпимое, оказалось пожестче, чем его единственный предыдущий опыт общения с маленькими судами класса поверхность-орбита. Естественно, сказал он себе, более убогое коммерческое судно не могло и близко подступиться к такой роскоши, как челнок с яхты Малайки «Славная дырка». Этот же спроектировали с единственной целью: доставить с земли в невесомость максимально возможное количество существ и груза. Там можно было передать и пассажиров, и груз, иногда с одинаковым обращением, в громадную шаровидную тушу корабля для глубокого космоса.
Вслед за этой передачей Флинкс оказался в предоставленной ему маленькой, компактно спроектированной каюте. Ему едва ли потребовалось время, чтобы осмотреть ее, и ему было мало что распаковывать. Во время недельного плавания он проведет большую часть времени в нескольких гостиных корабля, встречаясь с собратьями-путешественниками и познавая мир.
Переход от субсветовой к КК-двигательной сверхсветовой скорости не стал сюрпризом. Это он уже несколько раз испытал на корабле Малайки.
Одну часть лайнера он особенно полюбил. Из гостиной носового наблюдения он мог смотреть вперед и видеть огромную длину связующих коридорных прутьев корабля, вытянувшихся наружу, словно сужающееся широкое шоссе, соединяющихся позади изогнутого блюдца проектора КК-поля. Оно закрывало находящиеся впереди звезды.
Где-то перед этим огромным блюдцем, знал он, двигатель проецировал гравитационный колодец, как у небольшого солнца. Тот ровно тянул корабль и, в свою очередь, двигатель-проектор, который затем проецировал поле настолько же дальше вперед, и так далее. Флинкс все еще гадал над объяснением этого процесса и решил, что все великие изобретения были, в сущности, просты.
На третий день он забавлялся сам с собой в корабельной игротеке, когда кушетку напротив занял транкс, аккуратно разрисованный в полные коричнево-желто-зеленые цвета коммерции. Меньше метра ростом в грудной клетке-б, он был маленьким для самца. Оба набора нераскрывавшихся крыльев все еще поблескивали у него на спине, указывая, что путешественник был пока не женат. Сверкающие фасетчатые глаза рассматривали Флинкса сквозь многочисленные похожие на бриллианты линзы. Через стол для игр донесся чудесный естественный запах, присущий его виду.
Существо посмотрело на светящуюся доску, а затем с любопытством чуть склонило свою сердцеобразную голову к возящемуся с игрой молодому человеку.
— Вы играете в «Охоту на хибуша»? Люди, по большей части, находят ее слишком сложной. Вы обычно предпочитаете двухмерные игры. — Симворечь насекомого была точной и неяркой, как в учебнике, вариант, на котором говорил любой хороший бизнесмен-транкс.
— Я немного слышал о ней и следил, как в нее играют, — скромно сказал своему собеседнику Флинкс, — сам я по-настоящему играть не умею.
Жвалы щелкнули в жесте интереса и понимания, поскольку негибкое лицо инсектоида не позволяло ничего похожего на улыбку. Легкий кивок головой было имитировать легче.
Вопрос-ответ сыграли роль вежливого приветствия, и транкс более твердо расположился на кушетке, согнув истноги под брюшком, сцепив стопоноги для поддержки грудной клетки и грудной клетки-б, а иструки задвигались с изящной точностью по доске, настраивая план игры.
— Меня зовут Бисонденбит, — представился он.
— А меня кличут Флинкс.
— Кличут? — Транкс выполнил инсектоидное пожатие плечами.
— Ну, Флинкс, если вы хотите научиться, то я обладаю некоторым искусством в этой игре. То есть, знаю правила. Я не очень сильный игрок, так что я, вероятно, буду вам хорошим первым противником. — Снова щелканье жвалами, сопровождаемое на этот раз свистящим звуком, транксийским смехом.
Флинкс улыбнулся в ответ: — Я очень сильно хотел бы научиться.
— Хорошо, хорошо… это неприветливая группа, и я чистил антенны, пока у меня не стали дергаться нервы, — голова вскинулась. — Ваша самая большая ошибка, — деловито начал Бисонденбит, — в том, что вы все еще пренебрегаете способностью своих фигур двигаться над и под полем, так же, как через существующие туннели. Вы должны держать свои антенны у доски и пытаться проникнуть в передвижения противника.
Транкс коснулся серебристой фигуры внутри трехмерной прозрачной доски: — А теперь оставайтесь настроенным. Вот это — истребитель Доан, и он может двигаться только вбок и вертикально, хотя и никогда не может появляться на поверхности. А вот эта делимая фигура…
За оставшееся время пути Флинкс довольно хорошо узнал Бисонденбита. Свой настоящий бизнес инсектоид продолжал вуалировать в туманные обиняки, но у Флинкса сложилось впечатление, что он занимался торговлей антиквариатом. Наверное, тут будет шанс подцепить какие-нибудь интересные курьезы для лавки Мамаши Мастифф.
Бисонденбит полностью продемонстрировал ту черту характера, которая помогала людям с симпатией относиться к его виду: способность внимательно слушать, каким бы скучным ни был рассказ собеседника. Он, казалось, находил благоразумно подредактированную историю жизни Флинкса завораживающей.
— Послушайте, — сказал он однажды Флинксу за совместным ужином в корабельной столовой, — вы никогда раньше не бывали на Ульдоме и твердо решили повидать этого человека, как там его зовут, Чаллис? По крайней мере, я могу помочь вам сориентироваться. Вы, несомненно, найдете его где-нибудь на Средиземном Плато. Именно там живет большинство человеческих поселенцев. — Инсектоид вздрогнул. — Хотя с какой стати кому-то захотелось бы обосноваться в подобной холодной тундре — выше моего понимания.
Флинкс невольно улыбнулся. Жестокая температура на Средиземном Плато, плоскогорье в нескольких тысячах метров над курящимися влажными болотистыми равнинами Ульдома была уютными 22 С. Транксы предпочитали где-то под сорок, с влажностью как можно ближе к ста процентам.
Слово «колонизация» никогда не употреблялось в связи с такими поселениями, на любой планете. На Ульдоме имелось несколько таких человеческих регионов, из которых Средиземное Плато, с населением почти в три миллиона, было пока что самым большим. Транксы приветствовали такую эксплуатацию всегда избегаемых ими негостеприимных регионов. Кроме того, на самой Земле имелось около четырех миллионов транксов, живущих в бассейне Амазонки, что, в своем роде, уравновешивало положение.
Большинство крупных концернов, в которых преобладали люди, объяснил Бисонденбит, устроили свои штаб-квартиры на южном крае Плато, неподалеку от большого челночного порта в Читтеранксе. Этот Чаллис тоже, несомненно, расположился там.
— Тамошний человеческий город носит транксийское название Азерик, — продолжал, тихо посвистывая, Бисонденбит, — по верхнетранксийски это значит «замерзшая пустошь», что в данном случае имеет двойное значение, в которое я не стану углубляться, скажу лишь одно — хорошо, что у вас, людей, есть чувство юмора, приближающееся к нашему собственному. После того как мы приземлимся, я буду счастлив лично проводить вас туда, хотя надолго там не останусь. У вас есть средства?
— Могу наскрести, — осторожно признал Флинкс. Вероятно, тут было виновато его врожденное недоверие к другим, хотя он вынужден был признать, что за последние несколько дней Бисонденбит был не только полезен, но и прямо-таки дружелюбен.
Они вместе погрузились в челнок. Флинкс сел поблизости от иллюминатора из стеклосплава, где у него будет хороший обзор главной планеты транксов, одной из двух столиц Содружества. Планета лениво вращалась под ним, когда челнок отделился от грузового лайнера и начал свой спуск. Над горизонтом светились белым две большие луны, одна была частично скрыта планетой. Где бы не прорывался облачный покров, Флинкс видел голубизну маленьких океанов Ульдома и богатую зелень его густых джунглей.
Вдруг он почувствовал, что сила гравитации прижимает его к креслу, когда челнок рухнул хвостом вперед сквозь облака…
Глава 3
Возвращаясь по концентрическим кругам рынка, он плотно закутался в плащ. Падали последние капли утреннего дождя. Из-за низких тяжелых от воды туч показались первые солнечные лучи.
Вокруг него не прекращалась деятельность. На этом коммерческом перекрестке Содружества бизнесом занимались круглые сутки.
Флинкс знал великое множество встреченных им обитателей этого мира. Некоторые были богатыми и великими, а некоторые — бедными и ничтожными. Некоторые были нелюди: одни — больше, другие — меньше, хотя все притязали на членство в одной и той же расе.
Проходя мимо прилавка торговца сладостями Кики, он решительно смотрел только вперед. Было еще слишком рано, а его желудок был слишком пуст для конфет. Кроме того, его внутренности все еще слегка пошаливали от постэффектов «безвредного» камешка Чаллиса. Поэтому он купил у Председателя Нильса небольшой ломоть отрубного хлеба, покрытого ореховым маслом.
Нильс был бродячим торговцем пищей лет сорока с небольшим и с авторитарной манерой поведения. Все называли его Председателем. Он правил своим углом рынка с видом диктатора, ничуть не подозревая, что он сохранял свою власть только потому, что торговцы и лоточники находили забавным подыгрывать его тихому помешательству. Однако в его выпечных изделиях никогда не бывало никаких иллюзий. Флинкс жадно откусил от треугольного ломтя, наслаждаясь хрустевшими иногда толчеными орехами, смешанными с коричневым маслом.
Небо все еще намекало на возможность появления солнца, редкое происшествие в обычно окутанном тучами Дралларе.
Заморив червячка, Флинкс начал пробираться через сектор, заполненный красивыми витринами постоянных лавок.
Этот сектор существенно отличался от района самодельных сараев и складов, где он вырос. Когда Флинкс впервые предложил переместить сюда древний прилавок из шумных глубин рынка, Мамаша Мастифф голосисто запротестовала.
— Я не буду знать как себя вести, — спорила она. — Что я понимаю в обращении с разодетыми клиентами и богатыми людьми?
— Поверь мне, мать, — хотя они оба знали, что она не была его настоящей матерью, но она выступала в этой роли для половины бездомных в Дралларе, — они точно такие же люди, как и твои старые клиенты, только теперь эти идиоты будут приходить с более толстыми бумажниками. Кроме того, что мне еще делать со всеми этими деньгами, которые мне всучил Малайка?
В конечном итоге он вынужден был купить лавку и таким образом поставить ее перед свершившимся фактом. Когда он сообщил ей об этом, она не один час поносила его — пока не увидела эту торговую точку. Хотя она продолжала бормотать страшные проклятия всему, что он ей показывал: товары высшего класса, шикарные жилые помещения наверху, приборы автоматической варки, — ее сопротивление рухнуло с удивительной скоростью.
Но имелись все же две вещи, которые она отказывалась сделать. Одной было сменить свой ручной, домашней выделки наряд, такой экзотический коллаж из бус, колокольчиков и ткани, какой только можно вообразить. Другой было пользоваться маленьким лифтом, сновавшим между помещением лавки и жилыми покоями наверху.
— День, когда я не смогу одолеть единственного лестничного пролета, — протестовала она, — будет днем, когда ты сможешь забальзамировать меня, набить ватой и выставить на витрине среди продающихся диковинок.
Чтобы продемонстрировать свою решимость, она сразу же приступила к восхождению по короткой лестнице на четвереньках.
Никто не знал, насколько стара Мамаша Мастифф, а она не говорила. И не соглашалась ни подвергнуться дорогой косметической хирургии, которую теперь мог позволить себе оплатить Флинкс, ни равно применять любые другие искусственно редуцирующие возраст устройства.
— Я потратила слишком много времени и усилий, готовясь к роли старой карги, и я не собираюсь теперь ее бросать, — заявила она ему. — Кроме того, чем более жалкой и дряхлой я выгляжу, тем больше вежливости и сочувствия бывает от сосунков-клиентов.
Неудивительно, что лавка процветала. Хотя бы потому, что многие из лучших ремесленников в Дралларе были равно низкого происхождения, и они очень любили продавать ей свою лучшую продукцию.
Когда Флинкс завернул за угол, то увидел, что она ждет его у заднего входа.
— Снова всю ночь шастал. Я полагаю, ты был отнюдь не в каком-нибудь приличном месте, вроде Розового Дворца или Грехвиля. Ты хочешь оказаться с перерезанным горлом прежде, чем тебе стукнет восемнадцать, — упрекнула она его, предупреждающе погрозив пальцем.
— Это маловероятно, мать. — Он прошмыгнул мимо нее, но не желая, чтобы от нее так легко отделались, она последовала за ним в маленькое хранилище позади лавки.
— И этот твой летучий вурдалак не будет, знаешь ли, каждый раз спасать тебя. Только не в подобном городе, где всякий пожимает тебе ладонь одной рукой и держит готовый вонзиться тебе в спину нож в другой. Продолжай так вот гулять глухой ночью, мой мальчик, и в один прекрасный день тебя принесут ко мне бледного и бескровного. И предупреждаю тебя, — продолжала она, повышая голос, — у тебя будут дешевые похороны, потому что я тружусь от зари до зари не для того, чтобы оплачивать шикарное погребение для дурака!
Тираду прервало резкое гудение.
— Так что я тебе в последний раз говорю, мой мальчик…
— Разве ты не слышала звонка, мать? — усмехнулся он. — Первый утренний посетитель.
Она посмотрела через дверной занавес из бус:
— Ха, туристы, судя по их виду. Видел бы ты танзанит в кольце у женщины.
Она заколебалась, раздираемая желанием удовлетворить одновременно и любовь, и скупость.
— Но что такое пара клиентов, когда…
Новое колебание.
— И все-таки, тут по меньшей мере двенадцать каратов в одном камне. И по одежде они к тому же походят на землян.
Наконец она в замешательстве и негодовании воздела руки к небесам:
— Это мое наказание. Ты возмездие за грехи моей молодости. Прочь с моих глаз, негодный мальчишка. Поднимись наверх и умойся, и не забудь про дезинфектант. От тебя пахнет трущобами. Не забудь хорошенько вытереться… Ты для меня не слишком большой и не слишком взрослый, чтобы я не могла оставить тебя с красной задницей.
Она ускользнула за занавеску — и произошла радикальная метаморфоза.
— Ах, сэр, мадам, — плавно заворковал елейный голос, голос любимой бабушки каждого, — вы оказываете честь моей маленькой лавочке. Я бы вышла раньше, но должна ухаживать за своим бедным внуком, он отчаянно болен и сильно нуждается в дорогостоящем лечении. Врачи опасаются, что если операция не будет произведена в скором времени, он потеряет зрение, и…
Ее плавная речь оборвалась, когда дверь лифта закрылась за Флинксом. В отличие от Мамаши Мастифф он не испытывал угрызений совести, пользуясь современными удобствами, и уж, конечно, не сейчас, когда он так устал от пережитого за ночь. Входя в верхние помещения, он гадал, сколько же таких в корне отличных друг от друга интонаций может исходить из одного и того же морщинистого горла.
Позже, за вечерней едой (приготовленной им, поскольку Мамаша Мастифф весь день была занята клиентами), он начал объяснять, что произошло. На сей раз она, для разнообразия, не читала ему нотаций и не наказывала его, а лишь вежливо слушала, пока он не закончил.
— Так, значит, ты теперь собираешься преследовать его, мой мальчик, — сказала наконец она.
— Я должен, мать.
— Почему?
Он отвел взгляд:
— Я предпочел бы не говорить.
— Ладно, — она вытерла куском хлеба остатки своей мясной подливки.
— Я многое слышала об этом Чаллисе, массу слухов о его вкусах в определенных делах, и ни одного — доброго. О его бизнесе известно меньше, хотя поговаривают, что «Чаллис Компани» стала процветать, с тех пор как он стал во главе фирмы. — Она шумно рыгнула и вытерла рот уголком своей многослойной юбки.
— Я думаю, что смогу управиться, мать.
— Пожалуй, пожалуй, — пренебрежительно ответила она, — хотя по всем правилам тебе следовало бы дюжину раз умереть до своего пятнадцатилетия, и я полагаю, что этот ухмыляющийся дьявол не мог быть всякий раз ответственным за твое спасение.
Она удостоила ядовитого взгляда маленькое искусственное дерево. Пип удобно обвился вокруг одной из его ветвей. Мини-дракончик не поднял головы. Отношения между ним и Мамашей Мастифф всегда носили характер беспокойного перемирия.
— Прежде чем ты отправишься, дай мне кое-кому позвонить, — закончила она.
Пока Флинкс приканчивал десерт и старался выковырять из коренных зубов остатки густого желатина, он прислушивался к ее шепоту в микрофон маленького коммуникатора в противоположном конце комнаты. Эта машина придавала Мамаше Мастифф мобильность, которой она не обладала уже целые десятилетия. Это было одним из немногих предоставляемых лавкой удобств, которыми она пользовалась. Это также делало ее кошмаром всех городских чиновников, каким-либо образом ответственных за повседневную деятельность рынка.
Вскоре она вернулась к столу:
— Твой друг Чаллис отбыл этим утром на грузовом лайнере «Аурига» со своей дочерью и целой стаей слуг.
Ее лицо скривилось в улыбке.
— Судя по тому, что мне сообщили, он отбыл в полной панике. Ты и этот здоровенный недоумок Симм, должно быть, нагнали на него немало страху, но, впрочем, и одного этого великана достаточно, чтобы спугнуть полировку с зеркала.
Флинкс не ответил на ее вопросительный взгляд. Вместо этого он поиграл с краем скатерти.
— Куда направлялась «Аурига»?
— На Ульдом, — сообщила она ему, — у «Чаллис компани» есть много предприятий на Средиземном Плато. Я считаю, что именно туда-то он и отправится, как только приземлится.
— Мне лучше приготовиться, — Флинкс поднялся и направился было в свою комнату.
Сильная морщинистая рука схватила его за запястье, и лицо, похожее на потрескавшуюся равнину, впилось в него ищущим взглядом. — Не делай этого, мой мальчик, — тихим голосом взмолилась она.
Он покачал головой: — Выбора нет, мать. Я не могу тебе сказать, что это за зов, но это зов. Я должен лететь.
Давление на его запястье не ослабло. — Я не знаю, что у тебя за дела с этим нехорошим человеком, но не могу поверить, что это серьезно.
Флинкс ничего не сказал, и она наконец отпустила его.
— Если зов улетать у тебя внутри, тогда лети. — Она отвела взгляд. — Я не знаю, как работает твоя голова, мой мальчик. Никогда не знала, никогда. Но я знаю, что когда у тебя что-то там застрянет, только ты и сможешь вытащить это. Лети же тогда и возьми с собой мое благословение. Даже, — натянуто заключила она, — если ты мне не скажешь, из-за чего все это.
Нагнувшись, он поцеловал узел седых волос на затылке старухи. — Будь благословенна и ты тоже, мать, — сказал он, когда она сильно заизвивалась от этого жеста.
Упаковка тех немногих вещей, которые он хотел взять с собой, не заняла много времени. Теперь они, казалось, мало что для него значили. Когда он начал покидать комнату, то увидел, что старуха все еще сидит одна за столом, ставшая вдруг крошечной и хрупкой. Как он мог сказать ей, что должен рисковать вынянченной ею жизнью в тщетных поисках людей, которые не сделали ему ничего, помимо того, что произвели его на свет?…
Когда он позже в тот же день прибыл в дралларский порт, то обнаружил, что устал он только физически. Ум его был острым и бдительным. С годами он постепенно открыл, что ему требовалось все меньше и меньше сна. В иные дни ему могло хватить такой малости, как полчаса. Его мозг отдыхал, когда его не эксплуатировали, что бывало часто.
Он больше не должен был беспокоиться о том, как же он станет путешествовать, потому что на его картометре было зарегистрировано достаточно средств, чтобы поддержать его еще некоторое время. Малайка был щедр. Не все решающие факторы, однако, были финансовыми. Один взгляд на тех, кто ждал погрузки в первый класс челночного судна, породил в нем острое чувство беспокойства, и потому он зарегистрировался на стандартную стоимость проезда.
Такое путешествие в любом случае будет более просвещающим, потому что это его первое плавание на коммерческом звездолете и второй отъезд с Мотылька. Когда он последовал за очередью в челнок, пройдя под умеренно аристократическим взглядом стюарда, то был потрясен, обнаружив, что готовая реализоваться мечта его детства о путешествии на другую планету на одном из огромных грузовых лайнеров с КК-двигателями не вызывала больше у него никакого волнения. Это беспокоило его, когда он пристегивался к креслу.
Мамаша Мастифф могла бы объяснить ему это, будь она тут. Это называлось повзрослением.
Путешествие челноком, хотя и терпимое, оказалось пожестче, чем его единственный предыдущий опыт общения с маленькими судами класса поверхность-орбита. Естественно, сказал он себе, более убогое коммерческое судно не могло и близко подступиться к такой роскоши, как челнок с яхты Малайки «Славная дырка». Этот же спроектировали с единственной целью: доставить с земли в невесомость максимально возможное количество существ и груза. Там можно было передать и пассажиров, и груз, иногда с одинаковым обращением, в громадную шаровидную тушу корабля для глубокого космоса.
Вслед за этой передачей Флинкс оказался в предоставленной ему маленькой, компактно спроектированной каюте. Ему едва ли потребовалось время, чтобы осмотреть ее, и ему было мало что распаковывать. Во время недельного плавания он проведет большую часть времени в нескольких гостиных корабля, встречаясь с собратьями-путешественниками и познавая мир.
Переход от субсветовой к КК-двигательной сверхсветовой скорости не стал сюрпризом. Это он уже несколько раз испытал на корабле Малайки.
Одну часть лайнера он особенно полюбил. Из гостиной носового наблюдения он мог смотреть вперед и видеть огромную длину связующих коридорных прутьев корабля, вытянувшихся наружу, словно сужающееся широкое шоссе, соединяющихся позади изогнутого блюдца проектора КК-поля. Оно закрывало находящиеся впереди звезды.
Где-то перед этим огромным блюдцем, знал он, двигатель проецировал гравитационный колодец, как у небольшого солнца. Тот ровно тянул корабль и, в свою очередь, двигатель-проектор, который затем проецировал поле настолько же дальше вперед, и так далее. Флинкс все еще гадал над объяснением этого процесса и решил, что все великие изобретения были, в сущности, просты.
На третий день он забавлялся сам с собой в корабельной игротеке, когда кушетку напротив занял транкс, аккуратно разрисованный в полные коричнево-желто-зеленые цвета коммерции. Меньше метра ростом в грудной клетке-б, он был маленьким для самца. Оба набора нераскрывавшихся крыльев все еще поблескивали у него на спине, указывая, что путешественник был пока не женат. Сверкающие фасетчатые глаза рассматривали Флинкса сквозь многочисленные похожие на бриллианты линзы. Через стол для игр донесся чудесный естественный запах, присущий его виду.
Существо посмотрело на светящуюся доску, а затем с любопытством чуть склонило свою сердцеобразную голову к возящемуся с игрой молодому человеку.
— Вы играете в «Охоту на хибуша»? Люди, по большей части, находят ее слишком сложной. Вы обычно предпочитаете двухмерные игры. — Симворечь насекомого была точной и неяркой, как в учебнике, вариант, на котором говорил любой хороший бизнесмен-транкс.
— Я немного слышал о ней и следил, как в нее играют, — скромно сказал своему собеседнику Флинкс, — сам я по-настоящему играть не умею.
Жвалы щелкнули в жесте интереса и понимания, поскольку негибкое лицо инсектоида не позволяло ничего похожего на улыбку. Легкий кивок головой было имитировать легче.
Вопрос-ответ сыграли роль вежливого приветствия, и транкс более твердо расположился на кушетке, согнув истноги под брюшком, сцепив стопоноги для поддержки грудной клетки и грудной клетки-б, а иструки задвигались с изящной точностью по доске, настраивая план игры.
— Меня зовут Бисонденбит, — представился он.
— А меня кличут Флинкс.
— Кличут? — Транкс выполнил инсектоидное пожатие плечами.
— Ну, Флинкс, если вы хотите научиться, то я обладаю некоторым искусством в этой игре. То есть, знаю правила. Я не очень сильный игрок, так что я, вероятно, буду вам хорошим первым противником. — Снова щелканье жвалами, сопровождаемое на этот раз свистящим звуком, транксийским смехом.
Флинкс улыбнулся в ответ: — Я очень сильно хотел бы научиться.
— Хорошо, хорошо… это неприветливая группа, и я чистил антенны, пока у меня не стали дергаться нервы, — голова вскинулась. — Ваша самая большая ошибка, — деловито начал Бисонденбит, — в том, что вы все еще пренебрегаете способностью своих фигур двигаться над и под полем, так же, как через существующие туннели. Вы должны держать свои антенны у доски и пытаться проникнуть в передвижения противника.
Транкс коснулся серебристой фигуры внутри трехмерной прозрачной доски: — А теперь оставайтесь настроенным. Вот это — истребитель Доан, и он может двигаться только вбок и вертикально, хотя и никогда не может появляться на поверхности. А вот эта делимая фигура…
За оставшееся время пути Флинкс довольно хорошо узнал Бисонденбита. Свой настоящий бизнес инсектоид продолжал вуалировать в туманные обиняки, но у Флинкса сложилось впечатление, что он занимался торговлей антиквариатом. Наверное, тут будет шанс подцепить какие-нибудь интересные курьезы для лавки Мамаши Мастифф.
Бисонденбит полностью продемонстрировал ту черту характера, которая помогала людям с симпатией относиться к его виду: способность внимательно слушать, каким бы скучным ни был рассказ собеседника. Он, казалось, находил благоразумно подредактированную историю жизни Флинкса завораживающей.
— Послушайте, — сказал он однажды Флинксу за совместным ужином в корабельной столовой, — вы никогда раньше не бывали на Ульдоме и твердо решили повидать этого человека, как там его зовут, Чаллис? По крайней мере, я могу помочь вам сориентироваться. Вы, несомненно, найдете его где-нибудь на Средиземном Плато. Именно там живет большинство человеческих поселенцев. — Инсектоид вздрогнул. — Хотя с какой стати кому-то захотелось бы обосноваться в подобной холодной тундре — выше моего понимания.
Флинкс невольно улыбнулся. Жестокая температура на Средиземном Плато, плоскогорье в нескольких тысячах метров над курящимися влажными болотистыми равнинами Ульдома была уютными 22 С. Транксы предпочитали где-то под сорок, с влажностью как можно ближе к ста процентам.
Слово «колонизация» никогда не употреблялось в связи с такими поселениями, на любой планете. На Ульдоме имелось несколько таких человеческих регионов, из которых Средиземное Плато, с населением почти в три миллиона, было пока что самым большим. Транксы приветствовали такую эксплуатацию всегда избегаемых ими негостеприимных регионов. Кроме того, на самой Земле имелось около четырех миллионов транксов, живущих в бассейне Амазонки, что, в своем роде, уравновешивало положение.
Большинство крупных концернов, в которых преобладали люди, объяснил Бисонденбит, устроили свои штаб-квартиры на южном крае Плато, неподалеку от большого челночного порта в Читтеранксе. Этот Чаллис тоже, несомненно, расположился там.
— Тамошний человеческий город носит транксийское название Азерик, — продолжал, тихо посвистывая, Бисонденбит, — по верхнетранксийски это значит «замерзшая пустошь», что в данном случае имеет двойное значение, в которое я не стану углубляться, скажу лишь одно — хорошо, что у вас, людей, есть чувство юмора, приближающееся к нашему собственному. После того как мы приземлимся, я буду счастлив лично проводить вас туда, хотя надолго там не останусь. У вас есть средства?
— Могу наскрести, — осторожно признал Флинкс. Вероятно, тут было виновато его врожденное недоверие к другим, хотя он вынужден был признать, что за последние несколько дней Бисонденбит был не только полезен, но и прямо-таки дружелюбен.
Они вместе погрузились в челнок. Флинкс сел поблизости от иллюминатора из стеклосплава, где у него будет хороший обзор главной планеты транксов, одной из двух столиц Содружества. Планета лениво вращалась под ним, когда челнок отделился от грузового лайнера и начал свой спуск. Над горизонтом светились белым две большие луны, одна была частично скрыта планетой. Где бы не прорывался облачный покров, Флинкс видел голубизну маленьких океанов Ульдома и богатую зелень его густых джунглей.
Вдруг он почувствовал, что сила гравитации прижимает его к креслу, когда челнок рухнул хвостом вперед сквозь облака…
Глава 3
Читтеранкс был впечатляющим городом. Хоть и небольшой для столь населенного и развитого мира, как Ульдом, местный порт казался огромным по сравнению с Дралларским.
— Город, конечно, по большей части находится под землей. Также как и все транксийские города, хотя поверхность и хорошо используется, — инсектоид озадаченно покачал бриллиантовой головой. — Почему вы, люди, всегда предпочитали строить вверх, вместо того чтобы строить вниз — мне никогда не уразуметь.
Внимание Флинкса больше занимало открывающееся сквозь прозрачный проходной коридор зрелище. Пышные джунгли практически обросли пластиковые стены. Снаружи шел дождь, или, скорее, парило. Жара на вокзале угнетала, несмотря на то что она была компромиссом между великолепной погодой снаружи — как назвал ее Бисонденбит — и арктическим воздухом на близлежащем плато.
Дождь. Флинкс вырос на Мотыльке, и здешняя влажность была чем-то новым и неприятным. Люди могли стерпеть парниковый климат, но без защиты — недолго, и никогда — с удобствами.
Бисонденбит, однако, мог только поворчать о холодке на вокзале, а когда Флинкс возразил, то сообщил ему:
— Это главный человеческий входной порт на Ульдом. Если бы мы приземлились неподалеку от экватора, в Дарете или Аб-Нубе, вы бы, Флинкс, завяли. — Он огляделся по сторонам, когда они вышли из вокзала в скопление надкрышных коммерческих зданий.
— Прежде чем я втиснусь в костюм с подогревом и препровожу вас на плато, позвольте мне немного насладиться разумным климатом. Как насчет того, чтобы пропустить по рюмочке?
— Я бы в самом деле хотел как можно быстрее начать искать Чаллиса.
— Челноки на плато летают каждые десять хронитов, — настаивал Бисонденбит. — Пойдемте. К тому же, вы все еще не сказали мне, что вы держите в этом чемодане? — Транкс показал на большой квадратный чемодан, который Флинкс нес в левой руке. — Там, должно быть, что-то экзотическое и ценное, судя по тому, как вы с ним обращаетесь.
— Я полагаю, оно экзотическое, — признался Флинкс, — но не особенно ценное.
Они нашли небольшую закусочную как раз внутри скопления зданий с регулируемым климатом. Присутствовало очень мало людей, а вот транксов было полно. Флинкс был порядком очарован транксийскими кушетками для отдыха, приглушенным освещением, заставлявшим даже полдень казаться сумеречным, и изукрашенными резьбой общественными питьевыми емкостями, свисающими с потолка над каждой кабинкой.
Бисонденбит выбрал изолированный столик в задней части помещения и дал полезные, хотя и ненужные рекомендации.
Флинкс безо всякого труда дешифровал меню, напечатанное на четырех языках: верхнетранксийском, нижнетранксийском, симворечи и земшарском.
Бисонденбит заказал, после того как Флинкс выбрал, один из нескольких тысяч напитков, составлять которые транксы были мастера.
— Когда вы хотите вернуться на вокзал забрать остальной свой багаж? — небрежно спросил инсектоид, после того как прибыли напитки. Он с одобрением заметил, что Флинкс отверг стакан в пользу одной из кружек с волнистым носиком, используемых самими транксами.
— Вот он, — сообщил ему Флинкс, показывая на свою маленькую заплечную сумку и единственный большой перфорированный чемодан. Бисонденбит и не пытался скрыть свое удивление.
— И это все, что вы взяли с собой в такую дальнюю дорогу, не зная, сколько вам потребуется времени, чтобы найти этого человека, Чаллиса?
— Я всегда путешествую налегке, — объяснил юноша. Напиток был типично сладким, с легким привкусом изюма. Он потек вниз тепло и гладко. Путешествие, решил он, начинает сказываться на нем. Он устал больше, чем ему полагалось бы в такую рань. Он явно был совсем не таким хорошим межзвездным путешественником, каким рисовался себе.
— Кроме того, найти Чаллиса не должно быть трудным. Он, конечно, остановится в местной штаб-квартире фирмы, — Флинкс дал еще одному глотку густой, похожей на мед жидкости проскользнуть в горло, а затем нахмурился. Несмотря на свой возраст, он считал, что хорошо разбирается в интоксикантах, но этот новый отвар был явно покрепче, чем указывало описание в меню. Он обнаружил, что в глазах у него слегка помутилось.
Бисонденбит озабоченно посмотрел на него:
— С вами все в порядке? Если вы никогда не пробовали сукчу, она может быть немного ошеломляющей. Пункт — чистая контузия?
— Пунш, — поправил заплетающимся языком Флинкс.
— Да, чистый пунш. Не беспокойтесь… это ощущение пройдет достаточно быстро.
— Город, конечно, по большей части находится под землей. Также как и все транксийские города, хотя поверхность и хорошо используется, — инсектоид озадаченно покачал бриллиантовой головой. — Почему вы, люди, всегда предпочитали строить вверх, вместо того чтобы строить вниз — мне никогда не уразуметь.
Внимание Флинкса больше занимало открывающееся сквозь прозрачный проходной коридор зрелище. Пышные джунгли практически обросли пластиковые стены. Снаружи шел дождь, или, скорее, парило. Жара на вокзале угнетала, несмотря на то что она была компромиссом между великолепной погодой снаружи — как назвал ее Бисонденбит — и арктическим воздухом на близлежащем плато.
Дождь. Флинкс вырос на Мотыльке, и здешняя влажность была чем-то новым и неприятным. Люди могли стерпеть парниковый климат, но без защиты — недолго, и никогда — с удобствами.
Бисонденбит, однако, мог только поворчать о холодке на вокзале, а когда Флинкс возразил, то сообщил ему:
— Это главный человеческий входной порт на Ульдом. Если бы мы приземлились неподалеку от экватора, в Дарете или Аб-Нубе, вы бы, Флинкс, завяли. — Он огляделся по сторонам, когда они вышли из вокзала в скопление надкрышных коммерческих зданий.
— Прежде чем я втиснусь в костюм с подогревом и препровожу вас на плато, позвольте мне немного насладиться разумным климатом. Как насчет того, чтобы пропустить по рюмочке?
— Я бы в самом деле хотел как можно быстрее начать искать Чаллиса.
— Челноки на плато летают каждые десять хронитов, — настаивал Бисонденбит. — Пойдемте. К тому же, вы все еще не сказали мне, что вы держите в этом чемодане? — Транкс показал на большой квадратный чемодан, который Флинкс нес в левой руке. — Там, должно быть, что-то экзотическое и ценное, судя по тому, как вы с ним обращаетесь.
— Я полагаю, оно экзотическое, — признался Флинкс, — но не особенно ценное.
Они нашли небольшую закусочную как раз внутри скопления зданий с регулируемым климатом. Присутствовало очень мало людей, а вот транксов было полно. Флинкс был порядком очарован транксийскими кушетками для отдыха, приглушенным освещением, заставлявшим даже полдень казаться сумеречным, и изукрашенными резьбой общественными питьевыми емкостями, свисающими с потолка над каждой кабинкой.
Бисонденбит выбрал изолированный столик в задней части помещения и дал полезные, хотя и ненужные рекомендации.
Флинкс безо всякого труда дешифровал меню, напечатанное на четырех языках: верхнетранксийском, нижнетранксийском, симворечи и земшарском.
Бисонденбит заказал, после того как Флинкс выбрал, один из нескольких тысяч напитков, составлять которые транксы были мастера.
— Когда вы хотите вернуться на вокзал забрать остальной свой багаж? — небрежно спросил инсектоид, после того как прибыли напитки. Он с одобрением заметил, что Флинкс отверг стакан в пользу одной из кружек с волнистым носиком, используемых самими транксами.
— Вот он, — сообщил ему Флинкс, показывая на свою маленькую заплечную сумку и единственный большой перфорированный чемодан. Бисонденбит и не пытался скрыть свое удивление.
— И это все, что вы взяли с собой в такую дальнюю дорогу, не зная, сколько вам потребуется времени, чтобы найти этого человека, Чаллиса?
— Я всегда путешествую налегке, — объяснил юноша. Напиток был типично сладким, с легким привкусом изюма. Он потек вниз тепло и гладко. Путешествие, решил он, начинает сказываться на нем. Он устал больше, чем ему полагалось бы в такую рань. Он явно был совсем не таким хорошим межзвездным путешественником, каким рисовался себе.
— Кроме того, найти Чаллиса не должно быть трудным. Он, конечно, остановится в местной штаб-квартире фирмы, — Флинкс дал еще одному глотку густой, похожей на мед жидкости проскользнуть в горло, а затем нахмурился. Несмотря на свой возраст, он считал, что хорошо разбирается в интоксикантах, но этот новый отвар был явно покрепче, чем указывало описание в меню. Он обнаружил, что в глазах у него слегка помутилось.
Бисонденбит озабоченно посмотрел на него:
— С вами все в порядке? Если вы никогда не пробовали сукчу, она может быть немного ошеломляющей. Пункт — чистая контузия?
— Пунш, — поправил заплетающимся языком Флинкс.
— Да, чистый пунш. Не беспокойтесь… это ощущение пройдет достаточно быстро.