или нет, что место, где они решили обосноваться, очень красиво, Хижина была
расположена невдалеке от гребня, на котором возвышались две вершины, видимые
из Столицы. Вокруг росли деревья, кусты, весело журчал ручей, прокладывая
себе путь в ложбине. Солнечныелучц играли среди вершин гор, в долинах между
ними; медленно плыли облака, легкий ветер едва шевелил ветви деревьев. Вид
на вершины был великолепен. Да, это было необитаемое место, но оно
располагало к раздумьям, к умиротворению, к полному внутреннему покою.
Через несколько дней совместного проживания и работы они оба поняли,
что перед ними встала общая проблема: они были слишком близки друг к другу,
как физически, что обусловлено теснотой хижины, где они спали, так и
эмоционально - их общей судьбой. Они оба ощущали тягу друг к другу. Однажды
вечером после ужина, когда они приготовились ко сну, они решили поговорить
об этом.
Разговор начал Хан, который заявил, что их близость сейчас действует на
него гораздо сильнее, чем тогда, когда они были на корабле. Лизендир только
рассмеялась:
- Ну так что? Ты жил несколько месяцев среди леров - женщин-леров. И
они ведь не попытались изнасиловать тебя во сне?
- Но ты же знаешь, что у нас с тобой совсем не так.
- Конечно. - После этого она погрузилась в долгое молчание, но Хан
хотел говорить серьезно. Он понимал, что Лизендир чем-то глубоко
встревожена, но она не могла - или не хотела - рассказать ему о своих
тревогах. Поэтому он попытался раскрыть ее, расспрашивая о ее народе, о ней
самой. Хан многое понял за время, когда жил среди леров, нр многого он еще
не понимал и не мог понять без ее помощи. И она раскрылась так, как никогда
раньше.
- Я всегда думал о лерах, как о совсем чужой расе, настолько чужой, что
с ними не смогли сродниться люди, - начал он. - И только это разделяет нас.
- Нет, совсем нет. Между нами гораздо более глубокие различия, чем ты
думаешь. И основа этих различий в том, что твой народ позабыл, как он
произошел, а мой народ - нет. И никогда не забудет. Люди не знают, как они
появились, и в этом их огромное преимущество - они просто следуют по пути
эволюции, и стараются заполнить ту .часть своей истории, о которой ни ничего
не знают, различными мифами, в которые, по существу, никто не верит. И тем
не менее, эти мифы существуют. Однако вы возникли из первобытного хаоса.
Мы не можем сказать то же самое. Мы сделаны искусственно. Обычный
продукт цивилизации. Ваши ученые, создавая нас, так же бездумно играли с
законами вселенной, как ребенок играет со спусковым крючком нейтронного
пистолета. Прагматизм! Эксперименты! И полное пренебрежение законами
развития живой материи. - Она была вне себя от ярости. - Хан, они хотели
узнать, смогут ли они вывести супермена искусственно. И они играли со
структурой ДНК, перестраивали ее. Они вырастили в своих лабораториях целое
поколение, не имеющее вековых традиций. Эволюция бесконечно разнообразна,
Хан, и никто не знает ее законов, ни люди, ни леры. Поэтому когда людям
удалось создать новую форму жизни, они были бесконечно удивлены. Да, это
оказалось чудом, магией. Они, сами по себе, смогли достичь следующей
резонансной частоты. Как в музыке. Следующего полутона. Хотя совершенно не
имели понятия о законе построения музыкальной гаммы в целом. Вернее -
следующего аккорда. Или, как в физике, следующего стабильного состояния
элемента. Магия, магия. Я содрогаюсь от страха, думая об их игре, опасной
игре при полном незнании того, к чему это может привести. Но они были
счастливы, когда им удалось сделать это. У людей была за спиной тысячелетняя
культура, мы же одним скачком из ничего оказались во втором веке атомной
эры. Из ничего.
Затем люди обнаружили, что не могут иметь от нас потомства. Это был
удар. Они смогли сделать супермена, но ничего хорошего извлечь из этого не
смогли. Суперирония! Он сделали невозможное, но никакой пользы для себя от
этого не получили. Они стали как бы родственниками леров, но находящимися в
далеком прошлом. Леры оказались не такими, как люди. Может быть, не лучше и
не хуже... просто не такими. Шесть тысяч леров с низким уровнем рождаемости,
таким низким, что нам пришлось разрабатывать систему браков и семейных
отношений, чтобы понемногу увеличивать свое число. Шесть тысяч на планете,
которую населяют пятнадцать миллиардов человек. Поэтому леры бежали с Земли.
Действительно, мы обладаем некоторыми способностями, которых не имеете
вы. Например, память. Мы тоже можем забывать неприятное, но если для вас это
только сдвиг в далекие области мозга, то для нас это полное стирание.
Поэтому нам приходится быть крайне осторожными - ведь при неосторожности
можно потерять и полезные сведения. Правда, это исключает саму возможность
пыток - ведь каждый может при необходимости забыть все, что пожелает. У нас
более широкий спектр видения - у нас существуют еще два цвета помимо семи.
Однако мы не можем видеть в темноте, и наш день кончается с
наступлением сумерек. И низкая рождаемость... Но утверждают, что это закон
эволюции - чем выше форма жизни, тем сложнее условия ее воспроизводства. Да
и еще много отличий, вплоть до внешнего вида. Вы очень завидуете тому, что
мы долго выглядим молодыми. Но зато мы меньше времени проводим в зрелости. И
секс в юности. Он дан нам вовсе не для удовольствия, а для того, чтобы в
зрелости, которая у нас длится сравнительно недолго, мы не отвлекались на
секс в ущерб полезной деятельности. Да, в юности мы испытываем двадцать лет
интенсивной телесной любви, но бесплодной, совершенно бесплодной. А потом
приходится связывать жизнь с тем, кого тебе назовет совет клана, а не с тем,
кого хочешь ты.
- А если любовь, Лизендир? Что тогда?
Она коротко рассмеялась, но в смехе этом не было веселья. Она чуть не
плакала.
-Тогда жизнь наша становится мукой. Ведь мы наделены памятью, и мы
помним все до мельчайших подробностей. Наша память - наше проклятье. Вот
почему я не хочу ничего иметь с тобой. Я просто хорошо помню остальных. Ты
видишь во мне просто секс. Развлечение. Безответственность. Но как мне
придется потом расплачиваться за это!.. Подумай - у тебя есть любимая, и ты
наслаждаешься с нею. Затем приходит зрелость, и вас разлучают, а когда вы
снова свободны друг для друга, вы уже стары, и вам остается только
вспоминать, как все было.
- А почему бы вам не соединяться просто по любви?
- Это невозможно. Весь вопрос в генах. Они могут быть нестабильными, а
нам нельзя рисковать - это может привести к появлению мутантов, субрас. Ведь
у искусственно выведенной расы большая вероятность мутаций, и следовательно,
нужно тщательно выбирать производителей потомства.
Она погрузилась в молчание. На улице стало совсем темно, и Хан видел
только бледное пятно ее лица. Сейчас Хан видел ее лучше, чем она его, хотя,
конечно, она могла с большой точностью определить его местонахождение по
звукам и запахам. Где-то вдали слышались крики незнакомых животных. Лизендир
вздохнула.
- А теперь поговорим о нас с тобой. У тебя ко мне не просто плотское
желание, а нечто более глубокое. Я тоже молода и жажду любви. Для меня ты
слишком примитивен, хотя и не лишен приятности. Я к тебе ощущаю более
глубокие чувства, чем когда-либо, и мне будет нелегко забыть тебя. Но между
нами не может быть ничего. У нас не будет будущего. Разве ты сам не видишь
этого?
Хан ответил не сразу. Он и сам ощущал нечто подобное. Он знал, что
теперь любовь для него перестала быть развлечением, игрой. Теперь это стало
для него очень серьезным делом. Но возможна ли любовь между ними?
Он спросил:
- Правда ли, что ваш любовный акт длится дольше, чем наш?
- Конечно. И дольше, и чаще. Так что любовь между нами будет мукой для
нас обоих. Что может получиться из нее кроме того, что ты сожжешь мое сердце
и измучишь себя?
Он и сам думал о том же. Ответа на поставленный ею вопрос он не знал. В
тесной хижине нарастало напряжение, и, чтобы разрядить его, он встал и начал
убирать посуду после ужина. Лизендир вышла из хижины, и вскоре Хан услышал,
как она плещется в ручье.
К тому времени, как он закончил уборку, пришла и Лизендир, одетая в
чистое платье. Старое она повесила сушиться. После нее пошел йыться Хан.
Ледяная вода не смогла погасить его пыл, не смогла залить огонь, который
бушевал в нем.
Ночь была необычно холодной. Хан взобрался на ближайший холм и
посмотрел на юг. Где-то вдали зародилась гроза, она уже приближалась к
Столице, заволакивая ее огни черными тучами. При слабом движении ветра в
атмосфере Чалседона гроза могла часами висеть на одном месте;
Изредка вспыхивали молний, но гроза была слишком далеко, раскаты грома
не доносились сюда. Хан вздохнули вернулся в хижину.
Его встретил возбуждающий запах женщины. Хан не стал подавлять свой
чувства.
- Лизендир?.. - Он подождал ответа, затем позвал снова: - Лизен... -
Имя это странно звучало в темноте хижины.
В углу что-то зашевелилось, и он разглядел светлое пятно ее обнаженного
тела.
- Я ждала, что ты позовешь меня, - мягко сказала она. В голосе ее было
столько нежности, сколько он никогда раньше не слышал от нее.
- Лизен, не будем отказываться от счастья, которое мы можем иметь.
Он коснулся ее гладкой белой кожи. Она была холодная, как ночной
воздух; но под ней бушевал огонь. Лизендир произнесла что-то еле слышно. Он
опустился возле нее на колени и коснулся ее бедра. Он понял, что она
сказала, хотя и не знал языка: это был зов, страстный и нежный.
Хан почувствовал, как желание овладело им и разорвало тиски реальности.
Лицо Лизендир светилось в темноте бледным пятном, притягивающим его. Почему
она всегда казалась ему неженственной? Нет, это была настоящая женщина. И
прежде, чем он совсем потерял голову, он задал один глупый, идиотский
вопрос:
- Ты целуешься?
Она ответила быстрым внезапным движением. Хан не мог уже больше сказать
ни слова. Все исчезло для него, кроме одного - темноты вокруг и огня внутри.
С этой ночи между ними возникли совсем другие отношения. В этих
отношениях они руководствовались только эмоциями, они стремились только
удовлетворить свою ненасытную жажду друг к другу. Время для них исчезло. Хан
видел, как поднимается и садится солнце Чалседона, но это для него ничего не
означало. Они ели. Они спали. Они занимались любовью. Лизендир была
ненасытна. Хан не мог сравниться с нею в этом. Он старался, как мог, но в
конце концов выдохся полностью.
Он не знал, сколько времени он проспал, но когда он проснулся, было уже
утро. Но, может быть, и вечер. Он не мог с уверенностью определить этого. Он
попытался вспомнить, в какой стороне встает солнце, ни не мог.
Прошло время, тени заметно удлинились. В своих руках Хан почувствовал
что-то теплое. Это была Лизендир, которая спала, глубоко дыша.
Ощутив его движение, она тоже проснулась. Глаза у нее были чистые, и
серые. Она потянулась, улыбнулась. Хан заметил движение ее мышц под кожей.
Они не говорили между собой. Разве можно высказать то, что произошло?
И так текло время, которому, казалось, не будет конца. Они мало
разговаривали, не рассказывали друг другу ничего, ничего не выясняли. Они
потеряли счет дням. Они не замечали их: для них существовало только
настоящее. Для них исчезло прошлое, для них не было будущего. Они остались
одни во всей вселенной...
Они испытывали высочайшее наслаждение, делая самые обыкновенные
маленькие дела - готовя пищу, убирая посуду и тому подобное. Погода была
хорошая, и Лизендир все время ходила полностью обнаженная. Хан восхищался ее
крепко сбитым, грациозным телом. Все ее движения были мягки, экономны,
пластичны. Она походила на женщин восточных рас, только лицо и волосы были
другими. Кожа у нее была цвета слоновой кости, слегка оттененная розовым.
Она не была требовательной. Ведь и Хан, и она сама знали, что Хан не
всилах удовлетворить ее, и Лизендир щадила его.
Вскоре им пришлось позаботиться о пище. Хан добыл немного золотого
песка и сходил в окрестности Столицы. Там он продал его и закупил провизию.
Однако ему не удалось выяснить ничего нового о Воинах.
Снова их жизнь потекла по прежнему руслу. Постепенно они снова стали
разговаривать. Сначала это были просто короткие смешные случаи из прошлого,
а потом уже серьезные обсуждения тех проблем, которые стояли сейчас перед
ними.
Был теплый вечер. Легкий туман, окутавший планету, позволил сохранить
дневное тепло дольше, чем обычно. Они сидели возле ручья, прижавшись друг к
другу, и разговаривали.
- Теперь мы с тобой любовники. Ты можешь называть меня ласкательно -
Лизен, или Изеди. Это доставляет мне удовольствие, Это было для меня самым
приятным в жизни. Однако скорее всего корабль не придет, и все кончится так,
как мы и предполагали.
- Я хочу забыть об этом, Изеди. - Хан старался пользоваться этим
именем, которое напоминало, что они тесно связаны друг с другом.
- Я тоже, милый. Но мое тело не может забыть. Я уже сейчас чувствую,
что изменения начались. Пока маленькие, но изменения. Сколько еще времени
осталось нам?
- Я ничего не знаю, кроме того, что мне хотелось бы жить с тобой вечно.
Она, поколебавшись, заговорила:
- Чем ближе будет мой период способности деторождения, тем меньше я
буду хотеть тебя. Ты не способен заполнить во мне пустоту, ты же сам это
знаешь. Но мы можем дать друг другу обещание, что после тоге, как я выполню
свое предназначение, я вернусь к тебе, и ты примешь меня. Что такое наша
жизнь, если не постоянное ожидание счастья? Только идиот может думать, что
жизнь - это выполнение долга. - Она глубоко вздохнула, посмотрела на Хана. -
Ты еще многое не знаешь, и я постепенно расскажу тебе все. Но пока еще рано.
Сейчас я скажу тебе, что для каждого из нас есть символ. Мой символ - огонь.
Он ассоциируется с волей. И я всегда поступаю так, как хочу сама.
Хан долго размышлял. Одно дело поклясться в любви сейчас, и совсем
другое - обещать любовь через сорок лет. Кто может знать, каково его
будущее? А сейчас перед глазами Хана была стройная обнаженная фигура
женщины, которую он любил.
- Хорошо. Для меня все это очень необычно, но я обещаю ждать тебя.
- Тогда я вернусь к тебе. Ты будешь летать среди звезд, торговать, но я
буду знать, что, когда придет время, ты будешь со мной.
Они замолчали, глядя на бурлящий ручей.
Немного погодя Хан поднялся и пошел на вершину холма, чтобы посмотреть
вокруг и подумать, что их ждет, когда они постареют. Взобравшись наверх, он
посмотрел на юг и почувствовал холодок на сердце. Над городом были огни,
медленно двигающиеся огни. Хан знал, что это может означать только одно.
Он долго стоял, глядя на корабль, истинных размеров которого он не мог
определить. Лизендир, заметив его долгое отсутствие, тоже поднялась на
вершину. Однако он даже не заметил ее, пока не ощутил теплое прикосновение
ее руки. Она не произнесла ни слова, и только смотрела на эти огни, как и
он.
Наконец, она горько произнесла:
- Это наш корабль.
- Ты думаешь, они прилетели за нами?
- Я знаю это так же точно, как и то, что нам не скрыться от них. И даже
если бы у меня были здоровые руки, и ты бы был вооружен до зубов, мы ничего
не смогли бы сделать - их слишком много.
Как бы в ответ на ее слова корабль начал медленно набирать высоту,
направляясь к северу, к ним. Хан заметил это и начал лихорадочно собираться.
Лизендир положила руку на его плечо.
- Не сейчас. Они не смогут заметить нас с корабля. Темная масса корабля
и огни двигались к северу среди облаков. Вскоре они исчезли в темном небе.
Лизендир повернулась к Хану:
- Идем в хижину. У нас с тобой есть еще одна ночь.
Хан думал, что ему уже не проснуться. Они оба знали, что это их
последняя ночь вместе, и взяли он нее все, что могли. Под конец он уже лежал
рядом с ней совсем без сил, ощущая тепло ее нежного тела. Наконец он встал,
вышел из хижины и пошел к ручью. И тут он почувствовал, что что-то не так.
Он взглянул. Хатингар. И еще много других. На склоне стоял "Палленбер",
сверкая металлической поверхностью в лучах солнца. Хан оглянулся на хижину.
Лизендир стояла на пороге, глядя на него. Первым нарушил тишину Хатингар:
- Браво, браво! Вы понимаете тщетность сопротивления. Вам не удастся ни
бежать, ни сражаться. У вас нет никаких шансов. Вы, наверное, хотели бы
знать, как я нашел вас здесь? Очень просто. Никакой магии, никакой техники.
Просто хорошие уши. Я слышал, как вы договаривались встретиться здесь. И вот
тоже пришел сюда. Я согласен с вами - мне тоже нравится это место.
- Что вы хотите от нас? - спросил Хан.
- О, бояться вам нечего. Конечно, мне хотелось бы отомстить за тот
урон, что она нанесла мне. И при других обстоятельствах я не преминул бы
сделать это. Однако она искусный воин, и в данном случае я готов забыть свои
личные счеты. Такие, как она, весьма ценное приобретение для Воинов
Рассвета.
- Я не собираюсь помогать вам, - ровным голосом сказала Лизендир. - Я
постараюсь забыть все, чему была обучена, и вы ничего не сможете со мной
сделать.
Это была действенная угроза, ведь она могла спокойно стереть все из
своей памяти. Тело останется, но Лизендир в нем не будет.
Хатингар заговорил:
- Я думаю, что ты ничего с собой не сделаешь. Ты же не захочешь, чтобы
мы обошлись с ним грубо? Сама ты можешь избежать мук, но он не может. Ведь
если дело дойдет до этого, ему никто не позавидует. Но давай не будем
опускаться до этого. Кроме того, я же не желаю ничего подобного. Ты,
Лизендир, будешь рожать и обучать Воинов. Все равно Войны скоро завоюют всю
вселенную.
- А как насчет меня, Хатингар? - спросил Хан.
- Ты не представляешь большой ценности. Может быть, ты сведущ в
технике, но меня это мало интересует. Я продам тебя на Рассвете. Но, может
быть, если вы будете хорошо себя вести, я продам тебя ей, - он показал на
Лизендир. - Если, конечно, ей подойдет моя цена. Ты, Хан, коммерсант. Я
тоже.
Хан краешком глаза заметил, что корабль Воинов возвращается с севера.
Корабль был громаден. Он намного превосходил размерами все известные ему
корабли. Огромный конус, вокруг которого вращались метеориты. Один из них
был диаметром в полмили.
- Вас поражает наш корабль и его окружение? - спросил Хатингар. - Это
хорошо. Это наше оружие. Для него не нужно взрывчатки, запалов и так далее.
Просто старое доброе железо, настоящее оружие воинов. Когда нам нужно, мы
исключаем метеорит из гравитационного поля корабля, и он вонзается в
планету, оставляя прекрасные кратеры, чистые, ровные, диаметром в несколько
сотен миль и глубиной в несколько миль. От такого оружия нельзя ни укрыться,
ни спрятаться, ни защититься.
Скоро мы совершим нападение на цивилизацию людей и леров. Нам нужны
корабли, хотя мы вполне могли бы обойтись и одним.
- Леры никогда не пойдут за вами, - спокойно сказала Лйзендир.
- Тогда мы уничтожим их. Мы не боимся вашего нового оружия, которым вы
можете взрывать звезды. Ведь вы не знаете, где мы живем.
От тела корабля Воинов отделился маленький корабль. Но он был маленьким
по сравнению с кораблем. На самом деле он был не меньше, чем "Палленбер",
корабль, который привез сюда Хана и Лизендир.
Без дальнейших разговоров Хатингар погнал их на этот корабль, как
только тот приземлился. В каюте, куда их загнали, не было окон, и они ничего
не могли видеть. Какое-то время они летели - они определили это только по
шуму двигателей, - затем шум двигателей стих. Хана повели по одному из
коридоров, Лизендир, тщательно охраняемую, - по другому.
Вскоре Хан очутился в маленькой каюте, скорее камере, но не лишенной
удобств. Дверь за ним закрылась, и тут же его бросило на пол сильнейшим
толчком, когда корабль начал набирать скорость. Затем все более или менее
установилось, и Хан понял, что корабль вышел на курс.
В течение долгого времени Хан находился в полном неведении. Пища, хотя
и невкусная, через определенные интервалы времени подавалась ему через
отверстие в стене. Никаких неприятных или болезненных ощущений у него не
было. Правда, ему показалось, что еды ему дают больше, чем требуется.
Вероятно, эта пища была предназначена для тех, у кого потребности в калориях
были выше, чем у людей. Может быть, для леров. Действительно, он уже
убедился, что Лизендир ест гораздо больше, чем он, и он вспомнил обжигающий
жар ее тела... Хан не мог съесть то, что ему давали, но он прятал остатки на
будущее. Кто знает, может, его перестанут кормить.
Шли дни. А может, недели. У Хана не было возможности отсчитывать время,
и ему казалось, что оно тянется невыносимо долго. Свет в его камере горел
все время. Он знал, что это опасно для его разума, но он был уверен, что
леры не хотят довести его до безумия. Время от времени на него приходили
смотреть Воины. Они обычно появлялись по трое, и, как у всех леров, пол их
был выражен очень нечетко. Однако Ефрем был несомненно прав в одном - они
действительно выглядели как варвары. И мужчины и женщины были в татуировке,
а их волосы были украшены перьями, лентами и прочей дребеденью. Никто из них
не говорил с Ханом.
Хан начал заниматься собой, чтобы не сойти с ума. Он старался
представить себе корабль по тем звукам, которые доносились до него. И тут к
нему внезапно пришла мысль, которая полностью захватила его: этот корабль,
огромная крепость, вокруг которой вращаются метеориты, к которая способна
уничтожить целую планету, на самом деле очень стара и непрерывно
разрушается. Только умелый уход за кораблем еще позволяет ему держаться.
Сколько же лет этому кораблю? Он не имел понятия. Сотни, а может, и тысячи.
Хан вспомнил рассказ Лйзендир о Санзирмиль. Да. Он прислушался.
Корабль стонал и сотрясался, изредка угрожающе поскрипывая. Хан пощупал
переборку. Кажется, его камера сделана совсем недавно. Впрочем, все корабли
время от времени подвергаются переделкам. Однако поверхность стен была
обработана очень грубо.
Скрип и треск не прекращались. Хан уже обратил внимание, что система
снабжения воздухом временами прекращает работать. Ему было трудно дышать, к
тому же в камере чем-то пахло. Все говорило, о том, что должно произойти
что-то плохое. Скрипы становились все громче. И вдруг - тишина.
Прошло немного времени, и, к удивлению Хана, на пороге его камеры
появилась Лизендир. За плечами у нее был мешок, набитый, видимо, пищевыми
концентратами, арбалет и колчан со стрелами. Она протянула арбалет Хану.
Арбалет? В космосе? Однако он принял его без возражений. Первое, что он
сделал - это приготовил его, вложив стрелу с грубым, но острым металлическим
наконечником. Лизендир выглядела как обычно. Вероятно, за это время с ней не
произошло ничего плохого.
- Идем. Молчи пока. Ты не поверишь, но мне кажется, что мы можем
сбежать отсюда. Мы на Рассвете.
В коридоре появился охранник. Увидев их, он замер от неожиданности. Хан
без колебаний выстрелил в него. Украшенный перьями Воин рухнул на пол, издав
лишь легкий стон. Лизендир взглянула на Хана, но он не смог понять, одобряет
ли она его действия. Однако ведь она сама дала ему оружие, и значит, имела в
виду, что им придется пользоваться.
Он перезарядил арбалет, пожалев, что тот однозарядный, и поспешил за
Лизендир. Они долго шли по длинным коридорам, и в конце концов очутились в
рубке корабля.
- Ты можешь полететь на нем? - спросила Лизендир.
- Не знаю. Черт возьми, здесь все написано на языке леров.
- Это старое письмо. Мы такое давно не используем. Но я смогу прочесть.
Посмотрим...
Она переводила надписи органов управления. Затем она нажала кнопку, и
перед ним открылся люк, ведущий наружу. Корабль - а это оказался маленький
спасательный корабль - медленно начал двигаться. Хан попытался управлять
кораблем. Это оказалось сложным делом: корабль слишком чутко отзывался на
его движения...
И вот они уже летят над долиной, плоской, как стол, в пронзительных
лучах света. Хан смотрел вниз. Ему показалось, что он видит деревья, хотя он
не мог сказать этого с уверенностью - расстояние было слишком велико. Свет
был очень яркий, голубой, какого он никогда не видел раньше. Ослепительное
солнце сияло на безоблачном ярко-фиолетовом небе. Все предметы отбрасывали
такие резкие и острые тени, что Хану показалось, что о них можно порезаться.
Невозможно было сказать, какое сейчас время суток - утро, день или вечер.
Далеко внизу виднелась громада корабля. Метеоры лежали вокруг него на земле.
- Он приземлился здесь для ремонта, - сказала Лизендир. - Корабль
совсем разваливался, и им даже не удалось дотянуть до своей страны, которая
находится за тысячи миль отсюда, на другой стороне планеты. Здесь на корабль
напали какие-то племена, вооруженные пушками и химическими ракетами. Они
нанесли лишь небольшие повреждения, но Воины пришли в ярость. Они бросились
в бой, как орда маньяков. Вероятно, они очень дорожат этим
кораблем-монстром. Смотри!
Хан взглянул вниз, на долину, где шла битва. Он не мог видеть
подробностей с такой высоты, но зрелище было впечатляющим. В битве
участвовали даже отряды всадников, хотя Хан не мог разглядеть, на каких
животных сидят воины.
Когда они удалились от поля битвы, Хан сказал:
- Значит, мы на Рассвете?
- Да. Я думаю, что на этой стороне планеты живут те, кто не хочет
подчиняться Воинам. Не знаю, может, Воины не могут подчинить эти земли, а
может, просто не считают это нужным. И вообще-то здесь живут люди, а не
леры. Это они напали на корабль. У воинов есть даже термин для них -"клеш",
расположена невдалеке от гребня, на котором возвышались две вершины, видимые
из Столицы. Вокруг росли деревья, кусты, весело журчал ручей, прокладывая
себе путь в ложбине. Солнечныелучц играли среди вершин гор, в долинах между
ними; медленно плыли облака, легкий ветер едва шевелил ветви деревьев. Вид
на вершины был великолепен. Да, это было необитаемое место, но оно
располагало к раздумьям, к умиротворению, к полному внутреннему покою.
Через несколько дней совместного проживания и работы они оба поняли,
что перед ними встала общая проблема: они были слишком близки друг к другу,
как физически, что обусловлено теснотой хижины, где они спали, так и
эмоционально - их общей судьбой. Они оба ощущали тягу друг к другу. Однажды
вечером после ужина, когда они приготовились ко сну, они решили поговорить
об этом.
Разговор начал Хан, который заявил, что их близость сейчас действует на
него гораздо сильнее, чем тогда, когда они были на корабле. Лизендир только
рассмеялась:
- Ну так что? Ты жил несколько месяцев среди леров - женщин-леров. И
они ведь не попытались изнасиловать тебя во сне?
- Но ты же знаешь, что у нас с тобой совсем не так.
- Конечно. - После этого она погрузилась в долгое молчание, но Хан
хотел говорить серьезно. Он понимал, что Лизендир чем-то глубоко
встревожена, но она не могла - или не хотела - рассказать ему о своих
тревогах. Поэтому он попытался раскрыть ее, расспрашивая о ее народе, о ней
самой. Хан многое понял за время, когда жил среди леров, нр многого он еще
не понимал и не мог понять без ее помощи. И она раскрылась так, как никогда
раньше.
- Я всегда думал о лерах, как о совсем чужой расе, настолько чужой, что
с ними не смогли сродниться люди, - начал он. - И только это разделяет нас.
- Нет, совсем нет. Между нами гораздо более глубокие различия, чем ты
думаешь. И основа этих различий в том, что твой народ позабыл, как он
произошел, а мой народ - нет. И никогда не забудет. Люди не знают, как они
появились, и в этом их огромное преимущество - они просто следуют по пути
эволюции, и стараются заполнить ту .часть своей истории, о которой ни ничего
не знают, различными мифами, в которые, по существу, никто не верит. И тем
не менее, эти мифы существуют. Однако вы возникли из первобытного хаоса.
Мы не можем сказать то же самое. Мы сделаны искусственно. Обычный
продукт цивилизации. Ваши ученые, создавая нас, так же бездумно играли с
законами вселенной, как ребенок играет со спусковым крючком нейтронного
пистолета. Прагматизм! Эксперименты! И полное пренебрежение законами
развития живой материи. - Она была вне себя от ярости. - Хан, они хотели
узнать, смогут ли они вывести супермена искусственно. И они играли со
структурой ДНК, перестраивали ее. Они вырастили в своих лабораториях целое
поколение, не имеющее вековых традиций. Эволюция бесконечно разнообразна,
Хан, и никто не знает ее законов, ни люди, ни леры. Поэтому когда людям
удалось создать новую форму жизни, они были бесконечно удивлены. Да, это
оказалось чудом, магией. Они, сами по себе, смогли достичь следующей
резонансной частоты. Как в музыке. Следующего полутона. Хотя совершенно не
имели понятия о законе построения музыкальной гаммы в целом. Вернее -
следующего аккорда. Или, как в физике, следующего стабильного состояния
элемента. Магия, магия. Я содрогаюсь от страха, думая об их игре, опасной
игре при полном незнании того, к чему это может привести. Но они были
счастливы, когда им удалось сделать это. У людей была за спиной тысячелетняя
культура, мы же одним скачком из ничего оказались во втором веке атомной
эры. Из ничего.
Затем люди обнаружили, что не могут иметь от нас потомства. Это был
удар. Они смогли сделать супермена, но ничего хорошего извлечь из этого не
смогли. Суперирония! Он сделали невозможное, но никакой пользы для себя от
этого не получили. Они стали как бы родственниками леров, но находящимися в
далеком прошлом. Леры оказались не такими, как люди. Может быть, не лучше и
не хуже... просто не такими. Шесть тысяч леров с низким уровнем рождаемости,
таким низким, что нам пришлось разрабатывать систему браков и семейных
отношений, чтобы понемногу увеличивать свое число. Шесть тысяч на планете,
которую населяют пятнадцать миллиардов человек. Поэтому леры бежали с Земли.
Действительно, мы обладаем некоторыми способностями, которых не имеете
вы. Например, память. Мы тоже можем забывать неприятное, но если для вас это
только сдвиг в далекие области мозга, то для нас это полное стирание.
Поэтому нам приходится быть крайне осторожными - ведь при неосторожности
можно потерять и полезные сведения. Правда, это исключает саму возможность
пыток - ведь каждый может при необходимости забыть все, что пожелает. У нас
более широкий спектр видения - у нас существуют еще два цвета помимо семи.
Однако мы не можем видеть в темноте, и наш день кончается с
наступлением сумерек. И низкая рождаемость... Но утверждают, что это закон
эволюции - чем выше форма жизни, тем сложнее условия ее воспроизводства. Да
и еще много отличий, вплоть до внешнего вида. Вы очень завидуете тому, что
мы долго выглядим молодыми. Но зато мы меньше времени проводим в зрелости. И
секс в юности. Он дан нам вовсе не для удовольствия, а для того, чтобы в
зрелости, которая у нас длится сравнительно недолго, мы не отвлекались на
секс в ущерб полезной деятельности. Да, в юности мы испытываем двадцать лет
интенсивной телесной любви, но бесплодной, совершенно бесплодной. А потом
приходится связывать жизнь с тем, кого тебе назовет совет клана, а не с тем,
кого хочешь ты.
- А если любовь, Лизендир? Что тогда?
Она коротко рассмеялась, но в смехе этом не было веселья. Она чуть не
плакала.
-Тогда жизнь наша становится мукой. Ведь мы наделены памятью, и мы
помним все до мельчайших подробностей. Наша память - наше проклятье. Вот
почему я не хочу ничего иметь с тобой. Я просто хорошо помню остальных. Ты
видишь во мне просто секс. Развлечение. Безответственность. Но как мне
придется потом расплачиваться за это!.. Подумай - у тебя есть любимая, и ты
наслаждаешься с нею. Затем приходит зрелость, и вас разлучают, а когда вы
снова свободны друг для друга, вы уже стары, и вам остается только
вспоминать, как все было.
- А почему бы вам не соединяться просто по любви?
- Это невозможно. Весь вопрос в генах. Они могут быть нестабильными, а
нам нельзя рисковать - это может привести к появлению мутантов, субрас. Ведь
у искусственно выведенной расы большая вероятность мутаций, и следовательно,
нужно тщательно выбирать производителей потомства.
Она погрузилась в молчание. На улице стало совсем темно, и Хан видел
только бледное пятно ее лица. Сейчас Хан видел ее лучше, чем она его, хотя,
конечно, она могла с большой точностью определить его местонахождение по
звукам и запахам. Где-то вдали слышались крики незнакомых животных. Лизендир
вздохнула.
- А теперь поговорим о нас с тобой. У тебя ко мне не просто плотское
желание, а нечто более глубокое. Я тоже молода и жажду любви. Для меня ты
слишком примитивен, хотя и не лишен приятности. Я к тебе ощущаю более
глубокие чувства, чем когда-либо, и мне будет нелегко забыть тебя. Но между
нами не может быть ничего. У нас не будет будущего. Разве ты сам не видишь
этого?
Хан ответил не сразу. Он и сам ощущал нечто подобное. Он знал, что
теперь любовь для него перестала быть развлечением, игрой. Теперь это стало
для него очень серьезным делом. Но возможна ли любовь между ними?
Он спросил:
- Правда ли, что ваш любовный акт длится дольше, чем наш?
- Конечно. И дольше, и чаще. Так что любовь между нами будет мукой для
нас обоих. Что может получиться из нее кроме того, что ты сожжешь мое сердце
и измучишь себя?
Он и сам думал о том же. Ответа на поставленный ею вопрос он не знал. В
тесной хижине нарастало напряжение, и, чтобы разрядить его, он встал и начал
убирать посуду после ужина. Лизендир вышла из хижины, и вскоре Хан услышал,
как она плещется в ручье.
К тому времени, как он закончил уборку, пришла и Лизендир, одетая в
чистое платье. Старое она повесила сушиться. После нее пошел йыться Хан.
Ледяная вода не смогла погасить его пыл, не смогла залить огонь, который
бушевал в нем.
Ночь была необычно холодной. Хан взобрался на ближайший холм и
посмотрел на юг. Где-то вдали зародилась гроза, она уже приближалась к
Столице, заволакивая ее огни черными тучами. При слабом движении ветра в
атмосфере Чалседона гроза могла часами висеть на одном месте;
Изредка вспыхивали молний, но гроза была слишком далеко, раскаты грома
не доносились сюда. Хан вздохнули вернулся в хижину.
Его встретил возбуждающий запах женщины. Хан не стал подавлять свой
чувства.
- Лизендир?.. - Он подождал ответа, затем позвал снова: - Лизен... -
Имя это странно звучало в темноте хижины.
В углу что-то зашевелилось, и он разглядел светлое пятно ее обнаженного
тела.
- Я ждала, что ты позовешь меня, - мягко сказала она. В голосе ее было
столько нежности, сколько он никогда раньше не слышал от нее.
- Лизен, не будем отказываться от счастья, которое мы можем иметь.
Он коснулся ее гладкой белой кожи. Она была холодная, как ночной
воздух; но под ней бушевал огонь. Лизендир произнесла что-то еле слышно. Он
опустился возле нее на колени и коснулся ее бедра. Он понял, что она
сказала, хотя и не знал языка: это был зов, страстный и нежный.
Хан почувствовал, как желание овладело им и разорвало тиски реальности.
Лицо Лизендир светилось в темноте бледным пятном, притягивающим его. Почему
она всегда казалась ему неженственной? Нет, это была настоящая женщина. И
прежде, чем он совсем потерял голову, он задал один глупый, идиотский
вопрос:
- Ты целуешься?
Она ответила быстрым внезапным движением. Хан не мог уже больше сказать
ни слова. Все исчезло для него, кроме одного - темноты вокруг и огня внутри.
С этой ночи между ними возникли совсем другие отношения. В этих
отношениях они руководствовались только эмоциями, они стремились только
удовлетворить свою ненасытную жажду друг к другу. Время для них исчезло. Хан
видел, как поднимается и садится солнце Чалседона, но это для него ничего не
означало. Они ели. Они спали. Они занимались любовью. Лизендир была
ненасытна. Хан не мог сравниться с нею в этом. Он старался, как мог, но в
конце концов выдохся полностью.
Он не знал, сколько времени он проспал, но когда он проснулся, было уже
утро. Но, может быть, и вечер. Он не мог с уверенностью определить этого. Он
попытался вспомнить, в какой стороне встает солнце, ни не мог.
Прошло время, тени заметно удлинились. В своих руках Хан почувствовал
что-то теплое. Это была Лизендир, которая спала, глубоко дыша.
Ощутив его движение, она тоже проснулась. Глаза у нее были чистые, и
серые. Она потянулась, улыбнулась. Хан заметил движение ее мышц под кожей.
Они не говорили между собой. Разве можно высказать то, что произошло?
И так текло время, которому, казалось, не будет конца. Они мало
разговаривали, не рассказывали друг другу ничего, ничего не выясняли. Они
потеряли счет дням. Они не замечали их: для них существовало только
настоящее. Для них исчезло прошлое, для них не было будущего. Они остались
одни во всей вселенной...
Они испытывали высочайшее наслаждение, делая самые обыкновенные
маленькие дела - готовя пищу, убирая посуду и тому подобное. Погода была
хорошая, и Лизендир все время ходила полностью обнаженная. Хан восхищался ее
крепко сбитым, грациозным телом. Все ее движения были мягки, экономны,
пластичны. Она походила на женщин восточных рас, только лицо и волосы были
другими. Кожа у нее была цвета слоновой кости, слегка оттененная розовым.
Она не была требовательной. Ведь и Хан, и она сама знали, что Хан не
всилах удовлетворить ее, и Лизендир щадила его.
Вскоре им пришлось позаботиться о пище. Хан добыл немного золотого
песка и сходил в окрестности Столицы. Там он продал его и закупил провизию.
Однако ему не удалось выяснить ничего нового о Воинах.
Снова их жизнь потекла по прежнему руслу. Постепенно они снова стали
разговаривать. Сначала это были просто короткие смешные случаи из прошлого,
а потом уже серьезные обсуждения тех проблем, которые стояли сейчас перед
ними.
Был теплый вечер. Легкий туман, окутавший планету, позволил сохранить
дневное тепло дольше, чем обычно. Они сидели возле ручья, прижавшись друг к
другу, и разговаривали.
- Теперь мы с тобой любовники. Ты можешь называть меня ласкательно -
Лизен, или Изеди. Это доставляет мне удовольствие, Это было для меня самым
приятным в жизни. Однако скорее всего корабль не придет, и все кончится так,
как мы и предполагали.
- Я хочу забыть об этом, Изеди. - Хан старался пользоваться этим
именем, которое напоминало, что они тесно связаны друг с другом.
- Я тоже, милый. Но мое тело не может забыть. Я уже сейчас чувствую,
что изменения начались. Пока маленькие, но изменения. Сколько еще времени
осталось нам?
- Я ничего не знаю, кроме того, что мне хотелось бы жить с тобой вечно.
Она, поколебавшись, заговорила:
- Чем ближе будет мой период способности деторождения, тем меньше я
буду хотеть тебя. Ты не способен заполнить во мне пустоту, ты же сам это
знаешь. Но мы можем дать друг другу обещание, что после тоге, как я выполню
свое предназначение, я вернусь к тебе, и ты примешь меня. Что такое наша
жизнь, если не постоянное ожидание счастья? Только идиот может думать, что
жизнь - это выполнение долга. - Она глубоко вздохнула, посмотрела на Хана. -
Ты еще многое не знаешь, и я постепенно расскажу тебе все. Но пока еще рано.
Сейчас я скажу тебе, что для каждого из нас есть символ. Мой символ - огонь.
Он ассоциируется с волей. И я всегда поступаю так, как хочу сама.
Хан долго размышлял. Одно дело поклясться в любви сейчас, и совсем
другое - обещать любовь через сорок лет. Кто может знать, каково его
будущее? А сейчас перед глазами Хана была стройная обнаженная фигура
женщины, которую он любил.
- Хорошо. Для меня все это очень необычно, но я обещаю ждать тебя.
- Тогда я вернусь к тебе. Ты будешь летать среди звезд, торговать, но я
буду знать, что, когда придет время, ты будешь со мной.
Они замолчали, глядя на бурлящий ручей.
Немного погодя Хан поднялся и пошел на вершину холма, чтобы посмотреть
вокруг и подумать, что их ждет, когда они постареют. Взобравшись наверх, он
посмотрел на юг и почувствовал холодок на сердце. Над городом были огни,
медленно двигающиеся огни. Хан знал, что это может означать только одно.
Он долго стоял, глядя на корабль, истинных размеров которого он не мог
определить. Лизендир, заметив его долгое отсутствие, тоже поднялась на
вершину. Однако он даже не заметил ее, пока не ощутил теплое прикосновение
ее руки. Она не произнесла ни слова, и только смотрела на эти огни, как и
он.
Наконец, она горько произнесла:
- Это наш корабль.
- Ты думаешь, они прилетели за нами?
- Я знаю это так же точно, как и то, что нам не скрыться от них. И даже
если бы у меня были здоровые руки, и ты бы был вооружен до зубов, мы ничего
не смогли бы сделать - их слишком много.
Как бы в ответ на ее слова корабль начал медленно набирать высоту,
направляясь к северу, к ним. Хан заметил это и начал лихорадочно собираться.
Лизендир положила руку на его плечо.
- Не сейчас. Они не смогут заметить нас с корабля. Темная масса корабля
и огни двигались к северу среди облаков. Вскоре они исчезли в темном небе.
Лизендир повернулась к Хану:
- Идем в хижину. У нас с тобой есть еще одна ночь.
Хан думал, что ему уже не проснуться. Они оба знали, что это их
последняя ночь вместе, и взяли он нее все, что могли. Под конец он уже лежал
рядом с ней совсем без сил, ощущая тепло ее нежного тела. Наконец он встал,
вышел из хижины и пошел к ручью. И тут он почувствовал, что что-то не так.
Он взглянул. Хатингар. И еще много других. На склоне стоял "Палленбер",
сверкая металлической поверхностью в лучах солнца. Хан оглянулся на хижину.
Лизендир стояла на пороге, глядя на него. Первым нарушил тишину Хатингар:
- Браво, браво! Вы понимаете тщетность сопротивления. Вам не удастся ни
бежать, ни сражаться. У вас нет никаких шансов. Вы, наверное, хотели бы
знать, как я нашел вас здесь? Очень просто. Никакой магии, никакой техники.
Просто хорошие уши. Я слышал, как вы договаривались встретиться здесь. И вот
тоже пришел сюда. Я согласен с вами - мне тоже нравится это место.
- Что вы хотите от нас? - спросил Хан.
- О, бояться вам нечего. Конечно, мне хотелось бы отомстить за тот
урон, что она нанесла мне. И при других обстоятельствах я не преминул бы
сделать это. Однако она искусный воин, и в данном случае я готов забыть свои
личные счеты. Такие, как она, весьма ценное приобретение для Воинов
Рассвета.
- Я не собираюсь помогать вам, - ровным голосом сказала Лизендир. - Я
постараюсь забыть все, чему была обучена, и вы ничего не сможете со мной
сделать.
Это была действенная угроза, ведь она могла спокойно стереть все из
своей памяти. Тело останется, но Лизендир в нем не будет.
Хатингар заговорил:
- Я думаю, что ты ничего с собой не сделаешь. Ты же не захочешь, чтобы
мы обошлись с ним грубо? Сама ты можешь избежать мук, но он не может. Ведь
если дело дойдет до этого, ему никто не позавидует. Но давай не будем
опускаться до этого. Кроме того, я же не желаю ничего подобного. Ты,
Лизендир, будешь рожать и обучать Воинов. Все равно Войны скоро завоюют всю
вселенную.
- А как насчет меня, Хатингар? - спросил Хан.
- Ты не представляешь большой ценности. Может быть, ты сведущ в
технике, но меня это мало интересует. Я продам тебя на Рассвете. Но, может
быть, если вы будете хорошо себя вести, я продам тебя ей, - он показал на
Лизендир. - Если, конечно, ей подойдет моя цена. Ты, Хан, коммерсант. Я
тоже.
Хан краешком глаза заметил, что корабль Воинов возвращается с севера.
Корабль был громаден. Он намного превосходил размерами все известные ему
корабли. Огромный конус, вокруг которого вращались метеориты. Один из них
был диаметром в полмили.
- Вас поражает наш корабль и его окружение? - спросил Хатингар. - Это
хорошо. Это наше оружие. Для него не нужно взрывчатки, запалов и так далее.
Просто старое доброе железо, настоящее оружие воинов. Когда нам нужно, мы
исключаем метеорит из гравитационного поля корабля, и он вонзается в
планету, оставляя прекрасные кратеры, чистые, ровные, диаметром в несколько
сотен миль и глубиной в несколько миль. От такого оружия нельзя ни укрыться,
ни спрятаться, ни защититься.
Скоро мы совершим нападение на цивилизацию людей и леров. Нам нужны
корабли, хотя мы вполне могли бы обойтись и одним.
- Леры никогда не пойдут за вами, - спокойно сказала Лйзендир.
- Тогда мы уничтожим их. Мы не боимся вашего нового оружия, которым вы
можете взрывать звезды. Ведь вы не знаете, где мы живем.
От тела корабля Воинов отделился маленький корабль. Но он был маленьким
по сравнению с кораблем. На самом деле он был не меньше, чем "Палленбер",
корабль, который привез сюда Хана и Лизендир.
Без дальнейших разговоров Хатингар погнал их на этот корабль, как
только тот приземлился. В каюте, куда их загнали, не было окон, и они ничего
не могли видеть. Какое-то время они летели - они определили это только по
шуму двигателей, - затем шум двигателей стих. Хана повели по одному из
коридоров, Лизендир, тщательно охраняемую, - по другому.
Вскоре Хан очутился в маленькой каюте, скорее камере, но не лишенной
удобств. Дверь за ним закрылась, и тут же его бросило на пол сильнейшим
толчком, когда корабль начал набирать скорость. Затем все более или менее
установилось, и Хан понял, что корабль вышел на курс.
В течение долгого времени Хан находился в полном неведении. Пища, хотя
и невкусная, через определенные интервалы времени подавалась ему через
отверстие в стене. Никаких неприятных или болезненных ощущений у него не
было. Правда, ему показалось, что еды ему дают больше, чем требуется.
Вероятно, эта пища была предназначена для тех, у кого потребности в калориях
были выше, чем у людей. Может быть, для леров. Действительно, он уже
убедился, что Лизендир ест гораздо больше, чем он, и он вспомнил обжигающий
жар ее тела... Хан не мог съесть то, что ему давали, но он прятал остатки на
будущее. Кто знает, может, его перестанут кормить.
Шли дни. А может, недели. У Хана не было возможности отсчитывать время,
и ему казалось, что оно тянется невыносимо долго. Свет в его камере горел
все время. Он знал, что это опасно для его разума, но он был уверен, что
леры не хотят довести его до безумия. Время от времени на него приходили
смотреть Воины. Они обычно появлялись по трое, и, как у всех леров, пол их
был выражен очень нечетко. Однако Ефрем был несомненно прав в одном - они
действительно выглядели как варвары. И мужчины и женщины были в татуировке,
а их волосы были украшены перьями, лентами и прочей дребеденью. Никто из них
не говорил с Ханом.
Хан начал заниматься собой, чтобы не сойти с ума. Он старался
представить себе корабль по тем звукам, которые доносились до него. И тут к
нему внезапно пришла мысль, которая полностью захватила его: этот корабль,
огромная крепость, вокруг которой вращаются метеориты, к которая способна
уничтожить целую планету, на самом деле очень стара и непрерывно
разрушается. Только умелый уход за кораблем еще позволяет ему держаться.
Сколько же лет этому кораблю? Он не имел понятия. Сотни, а может, и тысячи.
Хан вспомнил рассказ Лйзендир о Санзирмиль. Да. Он прислушался.
Корабль стонал и сотрясался, изредка угрожающе поскрипывая. Хан пощупал
переборку. Кажется, его камера сделана совсем недавно. Впрочем, все корабли
время от времени подвергаются переделкам. Однако поверхность стен была
обработана очень грубо.
Скрип и треск не прекращались. Хан уже обратил внимание, что система
снабжения воздухом временами прекращает работать. Ему было трудно дышать, к
тому же в камере чем-то пахло. Все говорило, о том, что должно произойти
что-то плохое. Скрипы становились все громче. И вдруг - тишина.
Прошло немного времени, и, к удивлению Хана, на пороге его камеры
появилась Лизендир. За плечами у нее был мешок, набитый, видимо, пищевыми
концентратами, арбалет и колчан со стрелами. Она протянула арбалет Хану.
Арбалет? В космосе? Однако он принял его без возражений. Первое, что он
сделал - это приготовил его, вложив стрелу с грубым, но острым металлическим
наконечником. Лизендир выглядела как обычно. Вероятно, за это время с ней не
произошло ничего плохого.
- Идем. Молчи пока. Ты не поверишь, но мне кажется, что мы можем
сбежать отсюда. Мы на Рассвете.
В коридоре появился охранник. Увидев их, он замер от неожиданности. Хан
без колебаний выстрелил в него. Украшенный перьями Воин рухнул на пол, издав
лишь легкий стон. Лизендир взглянула на Хана, но он не смог понять, одобряет
ли она его действия. Однако ведь она сама дала ему оружие, и значит, имела в
виду, что им придется пользоваться.
Он перезарядил арбалет, пожалев, что тот однозарядный, и поспешил за
Лизендир. Они долго шли по длинным коридорам, и в конце концов очутились в
рубке корабля.
- Ты можешь полететь на нем? - спросила Лизендир.
- Не знаю. Черт возьми, здесь все написано на языке леров.
- Это старое письмо. Мы такое давно не используем. Но я смогу прочесть.
Посмотрим...
Она переводила надписи органов управления. Затем она нажала кнопку, и
перед ним открылся люк, ведущий наружу. Корабль - а это оказался маленький
спасательный корабль - медленно начал двигаться. Хан попытался управлять
кораблем. Это оказалось сложным делом: корабль слишком чутко отзывался на
его движения...
И вот они уже летят над долиной, плоской, как стол, в пронзительных
лучах света. Хан смотрел вниз. Ему показалось, что он видит деревья, хотя он
не мог сказать этого с уверенностью - расстояние было слишком велико. Свет
был очень яркий, голубой, какого он никогда не видел раньше. Ослепительное
солнце сияло на безоблачном ярко-фиолетовом небе. Все предметы отбрасывали
такие резкие и острые тени, что Хану показалось, что о них можно порезаться.
Невозможно было сказать, какое сейчас время суток - утро, день или вечер.
Далеко внизу виднелась громада корабля. Метеоры лежали вокруг него на земле.
- Он приземлился здесь для ремонта, - сказала Лизендир. - Корабль
совсем разваливался, и им даже не удалось дотянуть до своей страны, которая
находится за тысячи миль отсюда, на другой стороне планеты. Здесь на корабль
напали какие-то племена, вооруженные пушками и химическими ракетами. Они
нанесли лишь небольшие повреждения, но Воины пришли в ярость. Они бросились
в бой, как орда маньяков. Вероятно, они очень дорожат этим
кораблем-монстром. Смотри!
Хан взглянул вниз, на долину, где шла битва. Он не мог видеть
подробностей с такой высоты, но зрелище было впечатляющим. В битве
участвовали даже отряды всадников, хотя Хан не мог разглядеть, на каких
животных сидят воины.
Когда они удалились от поля битвы, Хан сказал:
- Значит, мы на Рассвете?
- Да. Я думаю, что на этой стороне планеты живут те, кто не хочет
подчиняться Воинам. Не знаю, может, Воины не могут подчинить эти земли, а
может, просто не считают это нужным. И вообще-то здесь живут люди, а не
леры. Это они напали на корабль. У воинов есть даже термин для них -"клеш",