Страница:
Местные жители стояли в нескольких метрах от корабля: женщины в длинных платьях и тяжелых фартуках и мужчины, одетые в основном в рабочие комбинезоны. У двоих в руках были примитивные орудия, предназначенные не то для рубки, не то для копания.
Вперед выступил улыбающийся молодой мужчина, одетый немного лучше остальных. Сапоги у него были грубоватые, но с красивой отделкой, а на поясе висел короткий меч в изукрашенных кожаных ножнах.
– Добро пожаловать. – Мужчина говорил на всеобщем языке. Непривычный для земного уха акцент затруднял понимание, но разобрать, что к чему, было можно. – Я вспомнил – вы мистер Шонберг.
– Да, это я. – Шонберг, улыбнувшись, сошел по трапу и пожал руку мужчины. – А вы – Кестанд, не так ли? Младший брат Микенаса, так?
– Совершенно верно. В прошлый охотничий сезон, когда вы приезжали сюда, я еще был совсем мальчишкой. Удивительно, что вы меня узнали.
– Чепуха. Как там Микенас?
– Отлично. Он сейчас ходит за скотом.
Разговор перешел на положение дел на ферме, или в поместье, или как там называлось то, чем не то владел, не то управлял отсутствующий Микенас. Суоми и другие пассажиры – все девушки были сейчас одеты исключительно благопристойно – покинули кают-компанию, но, повинуясь жесту Шонберга, остались внутри корабля, у люка, наслаждаясь свежим воздухом чужой планеты. Работники фермы тем временем так и продолжали стоять группкой в стороне. Они выглядели бодрыми и более-менее здоровыми, но вполне могли оказаться глухими и немыми. Вероятно, прошло полтора десятилетия с тех пор, как сюда поступали хоть какие-нибудь новости от великой межзвездной цивилизации, раскинувшейся в небе над ними. Они улыбались гостям, но говорил один лишь Кестанд, и даже он не выказывал ни малейшего намерения расспросить, как идут дела там, среди звезд.
Похоже, никакой церемонии представления не намечалось. Обстановка была какой-то таинственной, словно при встрече контрабандистов. На мгновение Суоми призадумался, но потом эта идея показалась ему смехотворной. Человек с таким богатством, как у Шонберга, не станет заниматься контрабандой лично, даже если и захочет нажиться на ней.
– Вы уже охотились? – спросил Кестанд.
– Нет. Я хотел сперва побывать здесь и выяснить, что изменилось в мире со времени моего последнего визита.
– Ну что ж… – Кестанд, не самый блестящий из слышанных Суоми ораторов, принялся развивать и углублять доклад о состоянии урожая, погоды и охоты. – Как вы понимаете, никакой настоящей северной охоты не было, и я до этого сезона не мог никуда выбираться. Возможно, как раз сейчас я и находился бы в пути, но Микенас оставил меня своим заместителем.
Шонберг терпеливо слушал. Суоми по отрывкам фраз понял, что Микенас и Шонберг во время прошлого охотничьего сезона летали на космическом корабле на север и знатно там поохотились. Внимание Суоми снова привлек меч Кестанда. Ножны подвешенного к поясу меча были кожаными, а рукоять напоминала пластиковую, но, вероятнее всего, была сделана из дерева или кости. Суоми пожалел, что так мало знает о примитивных материалах. Покопавшись в собственных воспоминаниях – не простиравшихся более чем на тридцать лет, – Суоми решил, что ни разу прежде не видел человека, носящего оружие не с символическими целями. Конечно, меч Кестанда мог быть всего лишь знаком власти. Но на вид он был не менее пригоден для дела, чем мотыга в руках одного из работников.
Разговор двух собеседников теперь свернул на правительственные и религиозные перемены со времени последнего северного сезона охоты. Суоми все это казалось темным лесом, но Шонберг, похоже, понимал, о чем идет речь.
– Значит, власть теперь перешла к горе Богов… – задумчиво произнес Шонберг и кивнул с таким видом, словно его подозрения подтвердились. – А будут ли они, как намеревались, проводить в этом сезоне турнир?
– Да, – Кестанд взглянул на солнце. – Он должен будет начаться через два-три дня. От нас туда отправился Бирам из Долгих Мостов, наш лучший боец.
– Ваш? – удивленно взглянул Шонберг. – А разве отсюда до Долгих Мостов не будет добрых две сотни километров?
– Понимаете, это же всемирный турнир. Каждый из шестидесяти четырех районов, от которых выставляется по бойцу, достаточно велик. – Кестанд с сожалением покачал головой. – Хотелось бы мне там побывать!
– Могу поспорить, что ты все равно туда пошел бы и даже предпочел бы турнир охоте, если бы Микенас не оставил тебя здесь присматривать за порядком в его отсутствие.
– Не-ет, туда просто так не попадешь. Турниром заправляют боги и жрецы. Даже граф не смог получить приглашение – а ведь Бирам его телохранитель. Микенас же и не пытался туда попасть.
Шонберг слегка нахмурился, но не стал дальше развивать тему о турнире. Суоми тем временем попытался представить себе рыцарский турнир – такой, как в старинных земных историях: мужчины в тяжелых доспехах пытаются проткнуть друг друга копьями. Но здесь турнир должен выглядеть как-то иначе; Суоми вспомнил – в распечатке говорилось, что на этой планете нет верховых животных.
Поговорив еще немного, Шонберг вежливо поблагодарил своего собеседника и попросил тех, кто оставался на корабле, подать ему сумку из шкафчика, что рядом с люком.
– И еще в шкафчике должны лежать два слитка; будьте добры, джентльмены, прихватите и их тоже.
Суоми и де ла Торре принесли требуемые предметы. Положив сумку к ногам Кестанда, Шонберг объявил:
– Здесь то, что я обещал Микенасу: элементы питания для ламп и кое-какие медикаменты. Передайте ему, что я очень сожалею, что не застал его. Если все будет в порядке, я снова загляну сюда в следующий сезон. – Шонберг поднял слитки и вручил их парню: – А это для тебя. Хороший металл для наконечников или для клинков. Чтобы его обработать, нужен умелый кузнец. Скажи ему, чтобы закалял оружие в ледяной воде. Полагаю, на такой высоте с этим у вас проблем не бывает.
– Спасибо вам большое!
Судя по лицу, Кестанд действительно был очень рад подарку.
После того как трап был забран внутрь, а люк задраен, Шонберг чуть-чуть выждал и поднял «Орион» в воздух. Он по-прежнему вел корабль вручную, по очень крутой дуге, направляясь на северо-запад.
На этот раз пассажиры прошли вместе с Шонбергом в рубку управления, кто-то сел, а остальные остались стоять, по возможности заглядывая ему через плечо. Когда «Орион» перешел в горизонтальный полет, де ла Торре спросил:
– Ну и куда теперь, о бесстрашный вождь? Отправимся ли мы смотреть, как люди разбивают друг другу головы?
– Давай сперва поохотимся, Гус, – проворчал Шонберг. – Парень же сказал, что до начала турнира еще два-три дня. А мне хочется немного поохотиться. – На этот раз у него хватило вежливости спросить у своих спутников: – Как вам эта идея?
Под ними проплывала планета, двигаясь на юго-восток. Солнце, на этой высоте снова ставшее иссиня-белым, изменило свой привычный ежедневный путь, соответствующий этому времени года, и также заскользило быстрее на восток из-за скорости их полета. По стрелке индикатора, застывшей на самой границе опасной зоны, было ясно, с какими нагрузками приходится работать двигателю, чтобы корабль мог развить высокую скорость так близко от масс-центра планеты. Шонбергу действительно не терпелось. Суоми заметил, что Шонберг поставил на корпус корабля силовые щиты, ослабляющие звуковую ударную волну, и что они шли слишком высоко, чтобы их можно было заметить с земли невооруженным глазом. Никто на этой планете не был способен засечь их маршрут.
Челеста и Барбара вскоре ушли, чтобы переодеться в межзвездные одежды. В ближайшие несколько дней компания охотников скорее всего не будет встречаться с местными жителями, которых могли бы чрезмерно возбудить или шокировать моды большого мира.
Афина, уцепившись за стойку за креслом Шонберга, заметила:
– Интересно, а есть ли сейчас на этой планете другие группы охотников? В смысле – пришедших из внешнего мира, как и мы.
Шонберг лишь пожал плечами. Суоми сказал:
– Полагаю, три-четыре группы могут быть. Людей, которые в состоянии позволить себе частное космическое путешествие и при этом увлекаются охотой, не так уж много.
– Поскольку все мы, как мне кажется, увлекаемся охотой, нам чертовски повезло, что мы встретились с Оскаром, – подал голос де ла Торре.
Шонберг никак не отреагировал на это замечание.
Суоми спросил у де ла Торре:
– Кстати, ты что, работаешь на него? Ты мне никогда об этом не говорил.
– Я, как принято говорить, располагаю независимым капиталом. Мы познакомились с Оскаром примерно год назад, на одной деловой встрече.
Шонберг поднял корабль еще чуть выше, чтобы ослабить нагрузку на двигатель. На этой высоте уже казалось, что мир, именуемый Охотником, вот-вот начнет удаляться от корабля. На нескольких настенных экранах виден был терминатор, граница между ночью и днем, идущий вдоль облаков вниз, к экватору. На южном полюсе – его сейчас не было видно из-за кривизны планеты – миновало уже больше половины периода непрерывного дня, длящегося около семи стандартных лет. Стандартный год назад солнце прошло через зенит и теперь медленно кружило по небу, спускаясь все ниже и ниже, на один оборот за каждый местный день, или за двадцать стандартных часов.
Пройдет еще пара стандартных лет, и солнце покинет южный полюс, уступив место полярной ночи, и взойдет над горизонтом на северном полюсе. В настоящий же момент северная арктическая зона, проходящая через вторую половину полярной ночи, должна была выглядеть такой же безжизненной, как поверхность Плутона, похороненная под толстым слоем замерзшей воды – большей части воды планеты. Сразу после прохождения линии равноденствия можно будет считать, что охотничий сезон подошел к концу; сейчас же в середине северных широт он был в самом разгаре. Солнце здесь только-только показалось из-за горизонта и каждый день, проходя с востока на запад, поднималось чуть выше, чем в небе южного полушария, и несло с собой оттепель. В эти-то места и направлялся Шонберг.
Они спустились в мир холодных сумерек, среди склонов голых скал и причудливых ледников, вздымающихся над долинами, заполненными стремительными потоками и бурно расцветающей зеленью.
Шонберг отыскал для посадки на скале более-менее ровный и достаточно прочный участок, способный выдержать вес «Ориона». На этот раз, прежде чем открыть люк, Шонберг прихватил ружье, стоявшее в небольшой стойке рядом с выходом, и держал его наготове. Как только люк приоткрылся, в него сразу же ворвался неумолчный многоголосый шум бегущей воды. Как и при первой посадке, остальные пассажиры корабля стояли у Шонберга за спиной. Челеста и Барбара, надевшие не подходящие для холодной погоды наряды, тут же задрожали и отступили внутрь. В воздухе пахло влагой и холодом, оттепелью и чужой жизнью. Раскинувшееся вокруг пространство было слишком обширным, чтобы его можно было окинуть одним взглядом. Тень от гор, окаймлявших долину с юга, доходила до северной гряды.
Все решили выйти наружу прямо сейчас; у них оставалось еще несколько стандартных часов дневного времени. Шонберг провел проверку оружия и прочего снаряжения и воззвал к добровольцам.
Афина сразу же объявила, что готова. Де ла Торре сказал, что он бы с удовольствием прошелся. Суоми поддержал его. На самом деле Карлос не собирался убивать ни одно живое существо, если только оно на него не набросится. Он испытывал настоятельную потребность на некоторое время покинуть корабль. Хотя благодаря ухищрениям психологии, использованным во внутреннем дизайне «Ориона», и удавалось несколько смягчить условия, в определенном смысле приближенные к тюремному заключению, все же никакие старания не могли уничтожить тот факт, что шесть человек были вынуждены в течение нескольких недель сосуществовать в тесном замкнутом пространстве. Поскольку Суоми был в курсе этих трюков с дизайном, ему они, похоже, помогали меньше, чем всем прочим. Барбара и Челеста предпочли сегодня обойтись без охоты, после того как Шонберг дал понять, что его больше бы устроил именно такой оборот событий. Он пообещал, что на следующее утро устроит им мирный пикник на природе.
– В таком случае разобьемся на пары, – заявил Шонберг, после того как все было улажено. – Гус, ты уже охотился раньше, хоть и не на этой планете. Я бы предложил вам с Афиной прогуляться вон по той долине.
Эта самая долина, на которую они смотрели с трапа, начиналась в тридцати-сорока метрах от плоской скалы, места посадки «Ориона», и уходила в глубину на добрых полтора километра. Поначалу ее склоны были отлогими и зелеными, а потом долина превращалась в загроможденный льдом каньон. В середине этого каньона образовался новый поток, который как раз пробивал себе дорогу.
– Отсюда и до начала каньона растительность уже вымахала на высоту человеческого роста. Здесь должно водиться двенадцать-тринадцать разновидностей крупных травоядных.
– На таком маленьком пространстве? – не выдержав, перебил его де ла Торре.
– Да, на таком маленьком пространстве. – Сейчас, в преддверии охоты, голос Шонберга был таким расслабленным и счастливым, как никогда за все время путешествия. – С приходом весны жизнь здесь не просто оттаивает – она буквально взрывается. В этой долине находятся также и крупные хищники – или я вовсе уж ничего не соображаю. Если не хотите натолкнуться на хищника, когда он будет уже на расстоянии вытянутой руки от вас, лучше огибайте заросли, что повыше. А мы с Карлосом пройдемся по верхней тропе.
Вышеупомянутая тропа вилась по скалистому склону, расположенному с другой стороны от корабля. Суоми еще во время спуска приметил, что в том направлении расположен высокогорный луг.
– Там мы можем найти действительно какую-нибудь голодную зверюгу, только что выбравшуюся из глубокой пещеры и направляющуюся в долину, чтобы перекусить впервые за последние пару лет.
Ботинки, теплая одежда, оружие, средства связи, кой-какие предметы первой необходимости – в общем, все в порядке. Суоми наконец-то спустился по трапу, и почва Охотника скрипнула под подошвами его новых ботинок. Едва он сошел с трапа, как тот сложился и втянулся обратно. Если до возвращения мужчин девицы будут сидеть в корабле, не открывая люка, то они будут в полной безопасности.
Афина и Гус помахали руками на прощание и двинулись вниз. Усики похожей на траву растительности хлестали по голенищам их ботинок.
– Ну что, ты идешь первым, – сказал Шонберг, обращаясь к Суоми, и махнул рукой в сторону верхнего склона. – Я уверен, что твои нервы в полном порядке, но это просто дело принципа. Я не люблю, когда сзади меня идет новичок с заряженным ружьем, а впереди может выскочить какая-нибудь тварь, в которую понадобится стрелять.
Хотя слова Шонберга были не слишком приятны, голос его был полон обаяния. К тому же Шонберг сопроводил свою реплику радостным и дружелюбным взглядом. Очевидно, в настоящий момент с Шонбергом все было в порядке; он рвался в путь.
На самом деле, конечно же, никакой удобной для подъема тропы там не было, но Суоми все же стал подниматься в том направлении, куда указал Шонберг.
Взбираясь по склону, Суоми не переставал восхищаться местностью, в которую попал. Повсюду, где только стаял лед и обнажилось хоть несколько квадратных сантиметров почвы, буйно тянулась к свету зелень. Вокруг не было заметно растений размером с дерево, и вообще, похоже, всей здешней растительности было несколько дней от роду, – ну, самое большее, несколько недель. Большая часть зелени, смахивающей то на траву, то на лианы, была человеку не выше пояса, но зато эта трава росла настолько плотно, что укрывала землю сплошным ковром. Растения яростно и безжалостно боролись между собой за воду, тепло и солнечный свет и рвались к небу, пытаясь успеть это сделать за влажный сезон, до наступления летней засухи.
Добравшись до гребня, Суоми застыл. Его взору открылся горный луг, по которому бродили существа, напоминающие гигантских слизняков – только вот слизняки эти были размером с человека. Существа жадно паслись. Их сероватые безволосые тела были покрыты заметными даже издали складками.
– Инеистые черви, – сказал подошедший сзади Шонберг. Он удостоил животных лишь мимолетного взгляда, после чего перестал обращать на них внимание. – А теперь будь настороже. Рядом с червями могут бродить и другие звери.
– А могут ли какие-нибудь более крупные животные перенести полярную ночь, погрузившись в спячку?
– Биологи, с которыми я разговаривал, утверждают, что это невозможно. Но, думаю, наверняка этого не знает никто.
Теперь, когда они остановились, Шонберг принялся рассматривать окрестности в бинокль. Сейчас корабль был скрыт за каменистой верхушкой холма, и вокруг не было ничего, созданного руками человека, – не считая, конечно, вещей, которые охотники принесли с собой. Следы, оставленные ими на талом снегу или на грязи, были единственным признаком человеческой жизнедеятельности. Вокруг лежал девственно-чистый мир, прошедший через смерть и возрождение.
Суоми тоже рассматривал окружающую местность, но без бинокля, и не думал об охоте. Желтоватое солнце скользило над самым краем гористого горизонта, и казалось, что оно вот-вот закатится; на самом же деле до захода солнца еще оставалось около часа. На другой стороне широкой долины тяжело вздохнул ледник, уронил огромный, на несколько тонн, пласт льда и разразился новым, кристально чистым водопадом. В отдалении по-прежнему раздавался неумолчный гул старых водопадов, напоминающий гудение органа. По мере того как Суоми начал воспринимать все окружающее целиком, а приподнятое настроение, в котором он непрерывно пребывал с момента выхода из корабля, чуть приутихло, Карлос понял, что никогда прежде не видел столь прекрасной и внушающей благоговейный страх картины, и вообще ничего, что хоть близко могло бы с нею сравниться. Даже чудеса и страхи космоса – они, если их вообще оказывалось возможным воспринять, находились за пределами человеческой шкалы оценок. А этот ошеломляющий мир гор и долин, наполненных бушующей жизнью, был вполне доступен человеческому восприятию.
Шонберг же остался недоволен увиденным. Видимо, не обнаружил следов присутствия хищников.
– Давай-ка немного пройдемся, – коротко обронил он, убирая бинокль.
Суоми снова двинулся первым. Когда они прошли еще несколько сотен метров, Шонберг снова приказал остановиться – на этот раз у подножия крутого склона.
Наскоро осмотрев окрестности в бинокль, Шонберг указал на холм и произнес:
– Я поднимусь туда и посмотрю по сторонам. Я пойду один – хочу осмотреться тихо и незаметно. Ты стой здесь, никуда не отходи и будь начеку. По нашему следу уже вполне может кто-нибудь идти. Тебе может подвернуться возможность сделать неплохой выстрел, даже не сходя с места.
Суоми пробрала легкая дрожь от ощущения опасности. Он обернулся. Позади не было заметно ни малейшего движения, не считая инеистых червей.
– Ладно.
Суоми сел и принялся наблюдать, как Шонберг поднимается по склону. Потом тот скрылся из виду. Тогда Суоми устроился поудобнее на своем каменистом сиденье, наслаждаясь отсутствием людей. Это было великолепно – оказаться в одиночестве впервые за… такое ощущение, что впервые за всю жизнь. Конечно, на корабле можно было уединиться, но другие тела и другие сознания все равно продолжали постоянно присутствовать. Хотя бы одно из них да находилось на расстоянии нескольких метров. Суоми прикоснулся к висящему на поясе коммуникатору. Каналы для связи с другими охотниками и с кораблем были в полной готовности, но сейчас ими никто не пользовался. Все наслаждались физическим и психическим уединением.
Время шло. Шонберг отсутствовал уже куда дольше, чем ожидал Суоми. На окрестности легла легкая тень – солнце скрылось за отдаленным ледяным пиком. И тут безо всякого предупреждения перед Суоми появилась величественная ледяная тварь. Она была примерно в двухстах пятидесяти метрах, на каменистой осыпи, образовавшейся у подножия того самого склона, где сидел Суоми. Животное находилось совсем не там, откуда, по мнению Шонберга, должны появляться хищники, и на Суоми оно не смотрело. Зверь смотрел вниз, медленно поводя головой из стороны в сторону. Суоми поднял бинокль и постарался припомнить, что было написано в распечатке. Прекрасный экземпляр, самец, возможно, живет уже второй сезон, только что вышел из второй за свою жизнь спячки, находится в расцвете сил и свирепости. Несмотря на густой оранжево-желтый мех, ясно было видно, что бока зверя запали. Хищник был даже крупнее земного тигра.
Суоми, не вставая, недрогнувшей рукой поднял ружье и прицелился. Он всего лишь играл. Суоми снова опустил оружие.
– Да, для начинающего слишком большое расстояние, – снова послышался сзади голос Шонберга – тот стоял чуть выше по склону. Рев водопада наверняка должен был поглотить голос охотника задолго до того, как он донесся бы до хищника, точно так же, как и помешал Суоми услышать шаги Шонберга по камням. – Но видимость отличная. Если ты не станешь пробовать свои силы, я выстрелю.
Суоми, даже не поворачиваясь, знал, что Шонберг уже поднимает ружье, чтобы прицелиться. По-прежнему не оглядываясь по сторонам, Суоми снова вскинул ружье (раздался хлопок, чуть громче, чем в тире, но при работе на полной мощности отдача оказалась неслабой) и преднамеренно выстрелил просто куда-то в сторону животного, чтобы напугать его и обратить в бегство. Брызнули крошки льда. Кошкообразное существо согнулось, затем развернулось в сторону землян. Прочесть по морде его намерения оказалось совершенно невозможно. Люди, жившие на Охотнике, по происхождению были землянами, хоть и перебрались сюда довольно давно; потому легко забывалось, насколько непривычными и чуждыми должны быть все здешние формы жизни.
Потом ледяная тварь бросилась бежать, грациозно, словно кошка, двигаясь по склону огромными прыжками. Но только бежала она не от людей, как следовало бы ожидать (и как легкомысленно предположил Суоми). Животное не имело ни малейшего представления, с какой силой столкнулось, и потому чистосердечно вознамерилось убить их и съесть. Его гнал вперед безумный голод. Из-под мелькающих когтистых лап летели камни и снежная пыль.
«Стреляй!» – Суоми не знал, кто произнес это слово – то ли Шонберг, то ли он, то ли оно само по себе повисло в морозном воздухе, словно отражение его мыслей. Единственное, что Суоми знал, – это что к нему приближается смерть, видимая и реальная. Его руки годились лишь для того, чтобы распределять эмблемы, обращаться с письменными принадлежностями, кисточками, электронными стилосами, переводя впечатления от мира во вторую или третью степень отдаления. Сейчас же Суоми словно парализовало, и он вот-вот должен был умереть. Его ввергла в оцепенение уверенность, увиденная в глазах животного. Уверенность в том, что он, Карлос Суоми, – мясо.
Над ухом Суоми негромко хлопнуло ружье Шонберга – раз, потом другой. Невидимый удар поразил атакующее животное. Прекрасная энергия броска столкнулась с более мощной и более грубой силой. Полетели клочья оранжево-желтого меха. Удар энергии исказил форму скрытых под мехом мышц и костей. Огромное тело утратило свою грацию и стремительность. Но казалось, хищник все еще пытается добраться до людей. Потом тело зверя словно разорвалось по линии проникающих ранений и рухнуло. Теперь хищник напоминал испачканную чем-то красным игрушку. Суоми прекрасно видел обмякшую лапу с коготками размером с приличный нож. Когти, дугой выгибающиеся над подушечкой лапы, вонзились в груду талого снега в каких-нибудь десяти метрах от ботинок Суоми.
Когда животное замерло, Шонберг из соображений предосторожности выстрелил в затылок хищнику, потом отбросил ружье и схватил голограмм-камеру. Затем, засняв в различных ракурсах окровавленное, изломанное тело, Шонберг покачал головой и убрал камеру. Он произнес что-то успокаивающее, ободряя Суоми. Казалось, поведение Карлоса нисколько не удивило и не расстроило бывалого охотника. Когда Суоми наконец-то ухитрился выдавить из себя несвязные слова благодарности, Шонберг лишь отмахнулся с изящной небрежностью. Это означало проявление наивысшего презрения.
Глава 4
Вперед выступил улыбающийся молодой мужчина, одетый немного лучше остальных. Сапоги у него были грубоватые, но с красивой отделкой, а на поясе висел короткий меч в изукрашенных кожаных ножнах.
– Добро пожаловать. – Мужчина говорил на всеобщем языке. Непривычный для земного уха акцент затруднял понимание, но разобрать, что к чему, было можно. – Я вспомнил – вы мистер Шонберг.
– Да, это я. – Шонберг, улыбнувшись, сошел по трапу и пожал руку мужчины. – А вы – Кестанд, не так ли? Младший брат Микенаса, так?
– Совершенно верно. В прошлый охотничий сезон, когда вы приезжали сюда, я еще был совсем мальчишкой. Удивительно, что вы меня узнали.
– Чепуха. Как там Микенас?
– Отлично. Он сейчас ходит за скотом.
Разговор перешел на положение дел на ферме, или в поместье, или как там называлось то, чем не то владел, не то управлял отсутствующий Микенас. Суоми и другие пассажиры – все девушки были сейчас одеты исключительно благопристойно – покинули кают-компанию, но, повинуясь жесту Шонберга, остались внутри корабля, у люка, наслаждаясь свежим воздухом чужой планеты. Работники фермы тем временем так и продолжали стоять группкой в стороне. Они выглядели бодрыми и более-менее здоровыми, но вполне могли оказаться глухими и немыми. Вероятно, прошло полтора десятилетия с тех пор, как сюда поступали хоть какие-нибудь новости от великой межзвездной цивилизации, раскинувшейся в небе над ними. Они улыбались гостям, но говорил один лишь Кестанд, и даже он не выказывал ни малейшего намерения расспросить, как идут дела там, среди звезд.
Похоже, никакой церемонии представления не намечалось. Обстановка была какой-то таинственной, словно при встрече контрабандистов. На мгновение Суоми призадумался, но потом эта идея показалась ему смехотворной. Человек с таким богатством, как у Шонберга, не станет заниматься контрабандой лично, даже если и захочет нажиться на ней.
– Вы уже охотились? – спросил Кестанд.
– Нет. Я хотел сперва побывать здесь и выяснить, что изменилось в мире со времени моего последнего визита.
– Ну что ж… – Кестанд, не самый блестящий из слышанных Суоми ораторов, принялся развивать и углублять доклад о состоянии урожая, погоды и охоты. – Как вы понимаете, никакой настоящей северной охоты не было, и я до этого сезона не мог никуда выбираться. Возможно, как раз сейчас я и находился бы в пути, но Микенас оставил меня своим заместителем.
Шонберг терпеливо слушал. Суоми по отрывкам фраз понял, что Микенас и Шонберг во время прошлого охотничьего сезона летали на космическом корабле на север и знатно там поохотились. Внимание Суоми снова привлек меч Кестанда. Ножны подвешенного к поясу меча были кожаными, а рукоять напоминала пластиковую, но, вероятнее всего, была сделана из дерева или кости. Суоми пожалел, что так мало знает о примитивных материалах. Покопавшись в собственных воспоминаниях – не простиравшихся более чем на тридцать лет, – Суоми решил, что ни разу прежде не видел человека, носящего оружие не с символическими целями. Конечно, меч Кестанда мог быть всего лишь знаком власти. Но на вид он был не менее пригоден для дела, чем мотыга в руках одного из работников.
Разговор двух собеседников теперь свернул на правительственные и религиозные перемены со времени последнего северного сезона охоты. Суоми все это казалось темным лесом, но Шонберг, похоже, понимал, о чем идет речь.
– Значит, власть теперь перешла к горе Богов… – задумчиво произнес Шонберг и кивнул с таким видом, словно его подозрения подтвердились. – А будут ли они, как намеревались, проводить в этом сезоне турнир?
– Да, – Кестанд взглянул на солнце. – Он должен будет начаться через два-три дня. От нас туда отправился Бирам из Долгих Мостов, наш лучший боец.
– Ваш? – удивленно взглянул Шонберг. – А разве отсюда до Долгих Мостов не будет добрых две сотни километров?
– Понимаете, это же всемирный турнир. Каждый из шестидесяти четырех районов, от которых выставляется по бойцу, достаточно велик. – Кестанд с сожалением покачал головой. – Хотелось бы мне там побывать!
– Могу поспорить, что ты все равно туда пошел бы и даже предпочел бы турнир охоте, если бы Микенас не оставил тебя здесь присматривать за порядком в его отсутствие.
– Не-ет, туда просто так не попадешь. Турниром заправляют боги и жрецы. Даже граф не смог получить приглашение – а ведь Бирам его телохранитель. Микенас же и не пытался туда попасть.
Шонберг слегка нахмурился, но не стал дальше развивать тему о турнире. Суоми тем временем попытался представить себе рыцарский турнир – такой, как в старинных земных историях: мужчины в тяжелых доспехах пытаются проткнуть друг друга копьями. Но здесь турнир должен выглядеть как-то иначе; Суоми вспомнил – в распечатке говорилось, что на этой планете нет верховых животных.
Поговорив еще немного, Шонберг вежливо поблагодарил своего собеседника и попросил тех, кто оставался на корабле, подать ему сумку из шкафчика, что рядом с люком.
– И еще в шкафчике должны лежать два слитка; будьте добры, джентльмены, прихватите и их тоже.
Суоми и де ла Торре принесли требуемые предметы. Положив сумку к ногам Кестанда, Шонберг объявил:
– Здесь то, что я обещал Микенасу: элементы питания для ламп и кое-какие медикаменты. Передайте ему, что я очень сожалею, что не застал его. Если все будет в порядке, я снова загляну сюда в следующий сезон. – Шонберг поднял слитки и вручил их парню: – А это для тебя. Хороший металл для наконечников или для клинков. Чтобы его обработать, нужен умелый кузнец. Скажи ему, чтобы закалял оружие в ледяной воде. Полагаю, на такой высоте с этим у вас проблем не бывает.
– Спасибо вам большое!
Судя по лицу, Кестанд действительно был очень рад подарку.
После того как трап был забран внутрь, а люк задраен, Шонберг чуть-чуть выждал и поднял «Орион» в воздух. Он по-прежнему вел корабль вручную, по очень крутой дуге, направляясь на северо-запад.
На этот раз пассажиры прошли вместе с Шонбергом в рубку управления, кто-то сел, а остальные остались стоять, по возможности заглядывая ему через плечо. Когда «Орион» перешел в горизонтальный полет, де ла Торре спросил:
– Ну и куда теперь, о бесстрашный вождь? Отправимся ли мы смотреть, как люди разбивают друг другу головы?
– Давай сперва поохотимся, Гус, – проворчал Шонберг. – Парень же сказал, что до начала турнира еще два-три дня. А мне хочется немного поохотиться. – На этот раз у него хватило вежливости спросить у своих спутников: – Как вам эта идея?
Под ними проплывала планета, двигаясь на юго-восток. Солнце, на этой высоте снова ставшее иссиня-белым, изменило свой привычный ежедневный путь, соответствующий этому времени года, и также заскользило быстрее на восток из-за скорости их полета. По стрелке индикатора, застывшей на самой границе опасной зоны, было ясно, с какими нагрузками приходится работать двигателю, чтобы корабль мог развить высокую скорость так близко от масс-центра планеты. Шонбергу действительно не терпелось. Суоми заметил, что Шонберг поставил на корпус корабля силовые щиты, ослабляющие звуковую ударную волну, и что они шли слишком высоко, чтобы их можно было заметить с земли невооруженным глазом. Никто на этой планете не был способен засечь их маршрут.
Челеста и Барбара вскоре ушли, чтобы переодеться в межзвездные одежды. В ближайшие несколько дней компания охотников скорее всего не будет встречаться с местными жителями, которых могли бы чрезмерно возбудить или шокировать моды большого мира.
Афина, уцепившись за стойку за креслом Шонберга, заметила:
– Интересно, а есть ли сейчас на этой планете другие группы охотников? В смысле – пришедших из внешнего мира, как и мы.
Шонберг лишь пожал плечами. Суоми сказал:
– Полагаю, три-четыре группы могут быть. Людей, которые в состоянии позволить себе частное космическое путешествие и при этом увлекаются охотой, не так уж много.
– Поскольку все мы, как мне кажется, увлекаемся охотой, нам чертовски повезло, что мы встретились с Оскаром, – подал голос де ла Торре.
Шонберг никак не отреагировал на это замечание.
Суоми спросил у де ла Торре:
– Кстати, ты что, работаешь на него? Ты мне никогда об этом не говорил.
– Я, как принято говорить, располагаю независимым капиталом. Мы познакомились с Оскаром примерно год назад, на одной деловой встрече.
Шонберг поднял корабль еще чуть выше, чтобы ослабить нагрузку на двигатель. На этой высоте уже казалось, что мир, именуемый Охотником, вот-вот начнет удаляться от корабля. На нескольких настенных экранах виден был терминатор, граница между ночью и днем, идущий вдоль облаков вниз, к экватору. На южном полюсе – его сейчас не было видно из-за кривизны планеты – миновало уже больше половины периода непрерывного дня, длящегося около семи стандартных лет. Стандартный год назад солнце прошло через зенит и теперь медленно кружило по небу, спускаясь все ниже и ниже, на один оборот за каждый местный день, или за двадцать стандартных часов.
Пройдет еще пара стандартных лет, и солнце покинет южный полюс, уступив место полярной ночи, и взойдет над горизонтом на северном полюсе. В настоящий же момент северная арктическая зона, проходящая через вторую половину полярной ночи, должна была выглядеть такой же безжизненной, как поверхность Плутона, похороненная под толстым слоем замерзшей воды – большей части воды планеты. Сразу после прохождения линии равноденствия можно будет считать, что охотничий сезон подошел к концу; сейчас же в середине северных широт он был в самом разгаре. Солнце здесь только-только показалось из-за горизонта и каждый день, проходя с востока на запад, поднималось чуть выше, чем в небе южного полушария, и несло с собой оттепель. В эти-то места и направлялся Шонберг.
Они спустились в мир холодных сумерек, среди склонов голых скал и причудливых ледников, вздымающихся над долинами, заполненными стремительными потоками и бурно расцветающей зеленью.
Шонберг отыскал для посадки на скале более-менее ровный и достаточно прочный участок, способный выдержать вес «Ориона». На этот раз, прежде чем открыть люк, Шонберг прихватил ружье, стоявшее в небольшой стойке рядом с выходом, и держал его наготове. Как только люк приоткрылся, в него сразу же ворвался неумолчный многоголосый шум бегущей воды. Как и при первой посадке, остальные пассажиры корабля стояли у Шонберга за спиной. Челеста и Барбара, надевшие не подходящие для холодной погоды наряды, тут же задрожали и отступили внутрь. В воздухе пахло влагой и холодом, оттепелью и чужой жизнью. Раскинувшееся вокруг пространство было слишком обширным, чтобы его можно было окинуть одним взглядом. Тень от гор, окаймлявших долину с юга, доходила до северной гряды.
Все решили выйти наружу прямо сейчас; у них оставалось еще несколько стандартных часов дневного времени. Шонберг провел проверку оружия и прочего снаряжения и воззвал к добровольцам.
Афина сразу же объявила, что готова. Де ла Торре сказал, что он бы с удовольствием прошелся. Суоми поддержал его. На самом деле Карлос не собирался убивать ни одно живое существо, если только оно на него не набросится. Он испытывал настоятельную потребность на некоторое время покинуть корабль. Хотя благодаря ухищрениям психологии, использованным во внутреннем дизайне «Ориона», и удавалось несколько смягчить условия, в определенном смысле приближенные к тюремному заключению, все же никакие старания не могли уничтожить тот факт, что шесть человек были вынуждены в течение нескольких недель сосуществовать в тесном замкнутом пространстве. Поскольку Суоми был в курсе этих трюков с дизайном, ему они, похоже, помогали меньше, чем всем прочим. Барбара и Челеста предпочли сегодня обойтись без охоты, после того как Шонберг дал понять, что его больше бы устроил именно такой оборот событий. Он пообещал, что на следующее утро устроит им мирный пикник на природе.
– В таком случае разобьемся на пары, – заявил Шонберг, после того как все было улажено. – Гус, ты уже охотился раньше, хоть и не на этой планете. Я бы предложил вам с Афиной прогуляться вон по той долине.
Эта самая долина, на которую они смотрели с трапа, начиналась в тридцати-сорока метрах от плоской скалы, места посадки «Ориона», и уходила в глубину на добрых полтора километра. Поначалу ее склоны были отлогими и зелеными, а потом долина превращалась в загроможденный льдом каньон. В середине этого каньона образовался новый поток, который как раз пробивал себе дорогу.
– Отсюда и до начала каньона растительность уже вымахала на высоту человеческого роста. Здесь должно водиться двенадцать-тринадцать разновидностей крупных травоядных.
– На таком маленьком пространстве? – не выдержав, перебил его де ла Торре.
– Да, на таком маленьком пространстве. – Сейчас, в преддверии охоты, голос Шонберга был таким расслабленным и счастливым, как никогда за все время путешествия. – С приходом весны жизнь здесь не просто оттаивает – она буквально взрывается. В этой долине находятся также и крупные хищники – или я вовсе уж ничего не соображаю. Если не хотите натолкнуться на хищника, когда он будет уже на расстоянии вытянутой руки от вас, лучше огибайте заросли, что повыше. А мы с Карлосом пройдемся по верхней тропе.
Вышеупомянутая тропа вилась по скалистому склону, расположенному с другой стороны от корабля. Суоми еще во время спуска приметил, что в том направлении расположен высокогорный луг.
– Там мы можем найти действительно какую-нибудь голодную зверюгу, только что выбравшуюся из глубокой пещеры и направляющуюся в долину, чтобы перекусить впервые за последние пару лет.
Ботинки, теплая одежда, оружие, средства связи, кой-какие предметы первой необходимости – в общем, все в порядке. Суоми наконец-то спустился по трапу, и почва Охотника скрипнула под подошвами его новых ботинок. Едва он сошел с трапа, как тот сложился и втянулся обратно. Если до возвращения мужчин девицы будут сидеть в корабле, не открывая люка, то они будут в полной безопасности.
Афина и Гус помахали руками на прощание и двинулись вниз. Усики похожей на траву растительности хлестали по голенищам их ботинок.
– Ну что, ты идешь первым, – сказал Шонберг, обращаясь к Суоми, и махнул рукой в сторону верхнего склона. – Я уверен, что твои нервы в полном порядке, но это просто дело принципа. Я не люблю, когда сзади меня идет новичок с заряженным ружьем, а впереди может выскочить какая-нибудь тварь, в которую понадобится стрелять.
Хотя слова Шонберга были не слишком приятны, голос его был полон обаяния. К тому же Шонберг сопроводил свою реплику радостным и дружелюбным взглядом. Очевидно, в настоящий момент с Шонбергом все было в порядке; он рвался в путь.
На самом деле, конечно же, никакой удобной для подъема тропы там не было, но Суоми все же стал подниматься в том направлении, куда указал Шонберг.
Взбираясь по склону, Суоми не переставал восхищаться местностью, в которую попал. Повсюду, где только стаял лед и обнажилось хоть несколько квадратных сантиметров почвы, буйно тянулась к свету зелень. Вокруг не было заметно растений размером с дерево, и вообще, похоже, всей здешней растительности было несколько дней от роду, – ну, самое большее, несколько недель. Большая часть зелени, смахивающей то на траву, то на лианы, была человеку не выше пояса, но зато эта трава росла настолько плотно, что укрывала землю сплошным ковром. Растения яростно и безжалостно боролись между собой за воду, тепло и солнечный свет и рвались к небу, пытаясь успеть это сделать за влажный сезон, до наступления летней засухи.
Добравшись до гребня, Суоми застыл. Его взору открылся горный луг, по которому бродили существа, напоминающие гигантских слизняков – только вот слизняки эти были размером с человека. Существа жадно паслись. Их сероватые безволосые тела были покрыты заметными даже издали складками.
– Инеистые черви, – сказал подошедший сзади Шонберг. Он удостоил животных лишь мимолетного взгляда, после чего перестал обращать на них внимание. – А теперь будь настороже. Рядом с червями могут бродить и другие звери.
– А могут ли какие-нибудь более крупные животные перенести полярную ночь, погрузившись в спячку?
– Биологи, с которыми я разговаривал, утверждают, что это невозможно. Но, думаю, наверняка этого не знает никто.
Теперь, когда они остановились, Шонберг принялся рассматривать окрестности в бинокль. Сейчас корабль был скрыт за каменистой верхушкой холма, и вокруг не было ничего, созданного руками человека, – не считая, конечно, вещей, которые охотники принесли с собой. Следы, оставленные ими на талом снегу или на грязи, были единственным признаком человеческой жизнедеятельности. Вокруг лежал девственно-чистый мир, прошедший через смерть и возрождение.
Суоми тоже рассматривал окружающую местность, но без бинокля, и не думал об охоте. Желтоватое солнце скользило над самым краем гористого горизонта, и казалось, что оно вот-вот закатится; на самом же деле до захода солнца еще оставалось около часа. На другой стороне широкой долины тяжело вздохнул ледник, уронил огромный, на несколько тонн, пласт льда и разразился новым, кристально чистым водопадом. В отдалении по-прежнему раздавался неумолчный гул старых водопадов, напоминающий гудение органа. По мере того как Суоми начал воспринимать все окружающее целиком, а приподнятое настроение, в котором он непрерывно пребывал с момента выхода из корабля, чуть приутихло, Карлос понял, что никогда прежде не видел столь прекрасной и внушающей благоговейный страх картины, и вообще ничего, что хоть близко могло бы с нею сравниться. Даже чудеса и страхи космоса – они, если их вообще оказывалось возможным воспринять, находились за пределами человеческой шкалы оценок. А этот ошеломляющий мир гор и долин, наполненных бушующей жизнью, был вполне доступен человеческому восприятию.
Шонберг же остался недоволен увиденным. Видимо, не обнаружил следов присутствия хищников.
– Давай-ка немного пройдемся, – коротко обронил он, убирая бинокль.
Суоми снова двинулся первым. Когда они прошли еще несколько сотен метров, Шонберг снова приказал остановиться – на этот раз у подножия крутого склона.
Наскоро осмотрев окрестности в бинокль, Шонберг указал на холм и произнес:
– Я поднимусь туда и посмотрю по сторонам. Я пойду один – хочу осмотреться тихо и незаметно. Ты стой здесь, никуда не отходи и будь начеку. По нашему следу уже вполне может кто-нибудь идти. Тебе может подвернуться возможность сделать неплохой выстрел, даже не сходя с места.
Суоми пробрала легкая дрожь от ощущения опасности. Он обернулся. Позади не было заметно ни малейшего движения, не считая инеистых червей.
– Ладно.
Суоми сел и принялся наблюдать, как Шонберг поднимается по склону. Потом тот скрылся из виду. Тогда Суоми устроился поудобнее на своем каменистом сиденье, наслаждаясь отсутствием людей. Это было великолепно – оказаться в одиночестве впервые за… такое ощущение, что впервые за всю жизнь. Конечно, на корабле можно было уединиться, но другие тела и другие сознания все равно продолжали постоянно присутствовать. Хотя бы одно из них да находилось на расстоянии нескольких метров. Суоми прикоснулся к висящему на поясе коммуникатору. Каналы для связи с другими охотниками и с кораблем были в полной готовности, но сейчас ими никто не пользовался. Все наслаждались физическим и психическим уединением.
Время шло. Шонберг отсутствовал уже куда дольше, чем ожидал Суоми. На окрестности легла легкая тень – солнце скрылось за отдаленным ледяным пиком. И тут безо всякого предупреждения перед Суоми появилась величественная ледяная тварь. Она была примерно в двухстах пятидесяти метрах, на каменистой осыпи, образовавшейся у подножия того самого склона, где сидел Суоми. Животное находилось совсем не там, откуда, по мнению Шонберга, должны появляться хищники, и на Суоми оно не смотрело. Зверь смотрел вниз, медленно поводя головой из стороны в сторону. Суоми поднял бинокль и постарался припомнить, что было написано в распечатке. Прекрасный экземпляр, самец, возможно, живет уже второй сезон, только что вышел из второй за свою жизнь спячки, находится в расцвете сил и свирепости. Несмотря на густой оранжево-желтый мех, ясно было видно, что бока зверя запали. Хищник был даже крупнее земного тигра.
Суоми, не вставая, недрогнувшей рукой поднял ружье и прицелился. Он всего лишь играл. Суоми снова опустил оружие.
– Да, для начинающего слишком большое расстояние, – снова послышался сзади голос Шонберга – тот стоял чуть выше по склону. Рев водопада наверняка должен был поглотить голос охотника задолго до того, как он донесся бы до хищника, точно так же, как и помешал Суоми услышать шаги Шонберга по камням. – Но видимость отличная. Если ты не станешь пробовать свои силы, я выстрелю.
Суоми, даже не поворачиваясь, знал, что Шонберг уже поднимает ружье, чтобы прицелиться. По-прежнему не оглядываясь по сторонам, Суоми снова вскинул ружье (раздался хлопок, чуть громче, чем в тире, но при работе на полной мощности отдача оказалась неслабой) и преднамеренно выстрелил просто куда-то в сторону животного, чтобы напугать его и обратить в бегство. Брызнули крошки льда. Кошкообразное существо согнулось, затем развернулось в сторону землян. Прочесть по морде его намерения оказалось совершенно невозможно. Люди, жившие на Охотнике, по происхождению были землянами, хоть и перебрались сюда довольно давно; потому легко забывалось, насколько непривычными и чуждыми должны быть все здешние формы жизни.
Потом ледяная тварь бросилась бежать, грациозно, словно кошка, двигаясь по склону огромными прыжками. Но только бежала она не от людей, как следовало бы ожидать (и как легкомысленно предположил Суоми). Животное не имело ни малейшего представления, с какой силой столкнулось, и потому чистосердечно вознамерилось убить их и съесть. Его гнал вперед безумный голод. Из-под мелькающих когтистых лап летели камни и снежная пыль.
«Стреляй!» – Суоми не знал, кто произнес это слово – то ли Шонберг, то ли он, то ли оно само по себе повисло в морозном воздухе, словно отражение его мыслей. Единственное, что Суоми знал, – это что к нему приближается смерть, видимая и реальная. Его руки годились лишь для того, чтобы распределять эмблемы, обращаться с письменными принадлежностями, кисточками, электронными стилосами, переводя впечатления от мира во вторую или третью степень отдаления. Сейчас же Суоми словно парализовало, и он вот-вот должен был умереть. Его ввергла в оцепенение уверенность, увиденная в глазах животного. Уверенность в том, что он, Карлос Суоми, – мясо.
Над ухом Суоми негромко хлопнуло ружье Шонберга – раз, потом другой. Невидимый удар поразил атакующее животное. Прекрасная энергия броска столкнулась с более мощной и более грубой силой. Полетели клочья оранжево-желтого меха. Удар энергии исказил форму скрытых под мехом мышц и костей. Огромное тело утратило свою грацию и стремительность. Но казалось, хищник все еще пытается добраться до людей. Потом тело зверя словно разорвалось по линии проникающих ранений и рухнуло. Теперь хищник напоминал испачканную чем-то красным игрушку. Суоми прекрасно видел обмякшую лапу с коготками размером с приличный нож. Когти, дугой выгибающиеся над подушечкой лапы, вонзились в груду талого снега в каких-нибудь десяти метрах от ботинок Суоми.
Когда животное замерло, Шонберг из соображений предосторожности выстрелил в затылок хищнику, потом отбросил ружье и схватил голограмм-камеру. Затем, засняв в различных ракурсах окровавленное, изломанное тело, Шонберг покачал головой и убрал камеру. Он произнес что-то успокаивающее, ободряя Суоми. Казалось, поведение Карлоса нисколько не удивило и не расстроило бывалого охотника. Когда Суоми наконец-то ухитрился выдавить из себя несвязные слова благодарности, Шонберг лишь отмахнулся с изящной небрежностью. Это означало проявление наивысшего презрения.
Глава 4
Рано утром второго дня турнира Лерос, жрец-распорядитель, неспешным шагом отвел тридцать два выживших участника на пять километров вперед вдоль речного берега, где проходил первый тур, на горный луг, раскинувшийся у подножия горы Богов. На новом месте уже трудилась ранее вышедшая группа жрецов и работников. Они готовили новый ринг на расчищенном участке плотно утоптанной земли и сооружали новый походный алтарь для изваяния Торуна. Изваяние привезли на телеге, двигавшейся во главе колонны участников турнира. Рабы уже покрылись потом, зарабатывая свой сегодняшний паек. Число рабов значительно уменьшилось – их разослали на другие объекты. Сейчас, конечно же, требовалось прислуживать лишь половине от первоначального числа воинов, а в городе-цитадели, расположенном на горе, и на лежащих внизу полях всегда было множество работы.
Согласно плану проведения турнира, врученному Леросу верховным жрецом Андреасом и Внутренним Кругом его советников, требовалось, чтобы каждый следующий тур проводился ближе к вершине горы, чем предыдущий. Цель такого перемещения, как это объяснял Андреас, была символической. Но теперь Лерос заметил, что план имел и немалые практические преимущества. Отбросы каждого лагеря – отхожие места, объедки, остатки погребального костра – сразу же оставались внизу.
Согласно плану проведения турнира, врученному Леросу верховным жрецом Андреасом и Внутренним Кругом его советников, требовалось, чтобы каждый следующий тур проводился ближе к вершине горы, чем предыдущий. Цель такого перемещения, как это объяснял Андреас, была символической. Но теперь Лерос заметил, что план имел и немалые практические преимущества. Отбросы каждого лагеря – отхожие места, объедки, остатки погребального костра – сразу же оставались внизу.