4. Тот же субъект сообщает еще одно сновидение, по технике своей напоминающее ребус. Его дядя целует его в автомобиле. Субъект сам дает толкование, которое мне никогда бы не пришло в голову: это значит автоэротизм.
   Сновидение при помощи самых отдаленных ассоциаций оперирует иногда даже с таким тяжеловесным материалом, как собственные имена. Мне снится однажды, что я по указанию моего учителя изготовляю какой-то препарат и мне приходится иметь дело с серебряной фольгой. (Подробнее об этом сновидении ниже.) Толкование показывает следующее: «Stanniol» (фольга) напоминает мне имя ученого Stannius'a, перу которого принадлежит известное исследование о нервной системе у рыб. Первой научной задачей, заданной мне учителем, было действительно описание нервной системы одного вида рыб.
   Я не могу отказаться от сообщения еще одного сновидения с довольно своеобразным содержанием, которое интересно как детское сновидение и которое чрезвычайно легко поддается анализу. Одна дама сообщает: я помню, что в детстве мне часто снилось, будто бы я ношу на голове заостренную шапку из бумаги. Такую шапку мне часто надевали за обедом, чтобы я не могла заглядывать в тарелки других детей, сколько они получили вкусного кушанья. Так как я слышала, что Бог всевидящ, то мое сновидение означает, что и я знаю все, несмотря на надетую на меня шапку из бумаги.
   В чем заключается деятельность сновидения и как обращается оно со своим материалом, мыслями, можно чрезвычайно наглядно видеть на цифрах и арифметических выкладках, нередко встречающихся в сновидениях.
   I. Из сновидения одной дамы незадолго до окончания лечения: Юна собирается за что-то заплатить; дочь вынимает у нее из кошелька 3 гульд. 65 кр., но она говорит: «что ты делаешь? Ведь это стоит всего 21 кр.» Этот отрывок сновидения стал мне понятен, благодаря знакомству с условиями ее жизни, без всякого разъяснения с ее стороны. Дама эта была приезжая; она поместила свою дочь в один из венских пансионов и могла лечиться у меня лишь до тех пор, пока дочь будет в Вене. Через три недели у дочери кончались занятия, а вместе с ними должно было закончиться и лечение. Накануне сновидения начальница пансиона уговаривала ее оставить девочку еще на год. Про себя она придала этому разговору тот смысл, что вместе с тем она сумеет продлить на год и лечение. Непосредственно сюда относится и сновидение, так как в году 365 дней, а в трех неделях, оставшихся до конца занятий и лечения, 21 день. Цифры, означавшие в мыслях время, относятся в сновидении к деньгам: не подлежит сомнению, что это превращение имеет свой глубокий смысл в связи с поговоркой «время – деньги», 365 крейцеров = 3 гульденам 65 крейцерам. Незначительность этих сумм представляет собою вполне очевидное осуществление желания; желание преуменьшило стоимость лечения и пребывания дочери в пансионе.
   II. Более сложную связь обнаруживают цифры в другом сновидении. Одна молодая дама, которая, однако, уже замужем, узнает, что ее знакомая, Элиза Л., ее ровесница, только что обручилась. Вслед за этим ей снится: «Она сидит с мужем в театре, одна сторона партера совершенно пустая. Муж рассказывает ей, что с ними вместе хотели пойти Элиза Л. и ее жених, но что они достали только плохие места, 3 по 1 гул. 50 кр.; таких мест они, конечно, брать не захотели. Она отвечает, что особой беды им бы от этого не было».
   Откуда эти 1 гул. 50 кр.? – Из довольно индифферентного впечатления предыдущего дня. Ее невестка получила от своего мужа в подарок 150 гул. и поторопилась поскорее их истратить, купив себе какое-то украшение. Заметим себе, что 150 гул. в 100 раз больше 1 гул. 50 кр. Откуда же цифра 3, три места? Ее можно сопоставить лишь с тем, что Элиза Л. моложе ее на три месяца. Толкованию сновидения помогает затем та его деталь, что одна сторона партера в театре пустая. Это точное воспроизведение незначительного эпизода, давшего ее мужу повод ее подразнить. Дело в том, что ей очень хотелось попасть на один спектакль, и она запаслась билетами за несколько дней, за что и заплатила за них несколько больше. Когда они затем явились в театр, то увидели, что добрая половина мест не занята. Ей вовсе не нужно было так торопиться.
   Постараюсь заменить теперь сновидение мыслями, скрывающимися за ним: «Как бессмысленно было выходить рано замуж. Мне нечего было так торопиться; на примере Элизы Л. я вижу, что я всегда нашла бы себе мужа, и, пожалуй, в сто раз лучше (мужа, украшение), если бы только подождала (в противоположность поспешности невестки). Трех таких мужей я бы купила за деньги (приданое)!» Мы видим, таким образом, что в этом сновидении числа в значительно большей степени сохранили свое значение и внутреннюю связь, чем в предыдущем. Между тем процессы превращения и искажения были здесь значительно сложнее, что объясняется тем, что мыслям до своего изображения пришлось преодолеть значительную долю внутрипсихического сопротивления. Не забудем и того, что в этом сновидении содержится абсурдный элемент: двое людей хотят купить себе 3 билета. Мы разъясним эту абсурдность, если заметим, что эта деталь содержания сновидения изображает наиболее рельефную мысль: «Как бессмысленно было так рано выходить замуж! «Число 3, характеризующее сравнение двух лиц (3 месяца разницы в возрасте), чрезвычайно искусно было использовано сновидением для создания необходимого ему абсурда. Уменьшение реальных 150 гул. до 1 гул. 50 кр. соответствует ничтожной доле уважения к мужу (или оценке купленного невесткой украшения) в подавленных мыслях грезившей.
   III. Следующее сновидение дает нам наглядный пример арифметических способностей сновидения. Одному господину снится: Он сидит у Б. (своих близких знакомых) и говорит: «Как бессмысленно, что вы не выдали за меня Малли». – Вслед за этим он спрашивает девушку: «Сколько вам лет?» – Она отвечает: «Я родилась в 1882 году». – «Ах, так вам 28 лет».
   Так как сновидение относится к 1898 году, то ясно, что счет неверен; математические способности грезящего оставляли бы желать большего, если бы ошибка его не разъяснилась совершенно иначе. Мой пациент из числа тех, кто не пропускает равнодушно ни одной женщины. Во время его визитов ко мне в течение нескольких месяцев его очередь была всегда за одной молодой дамой; он интересовался ею и спрашивал меня о ней. Ей-то он и давал на вид 28 лет. Таково вполне вероятное объяснение арифметической ошибки, допущенной им в сновидении. 1882 год – год его женитьбы.
   IV. Еще одно «математическое» сновидение, отличающееся чрезвычайно прозрачным детерминированием, сообщено мне вместе с его толкованием г. Б. Даттнером.
   «Моему хозяину, шутцману, снится, что он стоит на посту. К нему подходит инспектор, на воротнике мундира которого имеется цифра 2262 или 2226, во всяком случае, в этой цифре несколько двоек. Разложение числа 2262 при передаче сновидения указывает на то, что составные его части имеют каждая свое особое значение. Грезивший вспоминает, что вчера вместе с коллегами он беседовал о продолжительности их службы. Поводом к разговору послужил их бывший инспектор, вышедший на 62-м году в отставку с полной пенсией. Сам он служит 22 года и ему остается 2 года и 2 мес. до получения 90 % пенсии. Сновидение содержит осуществление его желания получить чин инспектора. Начальник с цифрой 2262 – он сам, он отслужил 2 года и 2 мес. и теперь, как его 62-летний инспектор, может выйти в отставку с полной пенсией».
   Сопоставив эти и аналогичные (см. ниже) примеры, мы имеем основание сказать: сновидение не занимается математическими выкладками, оно не считает – ни правильно, ни неправильно; оно располагает лишь в форме арифметических действий числа, которые имеются в мыслях, скрывающихся за ним, и могут служить намеками и указаниями на неподдающийся изображению материал. Оно пользуется при этом числами, как материалом для осуществления своих намерений точно таким же образом, как всеми другими представлениями, как собственными именами и даже диалогами.
   Сновидение не может создавать новых диалогов, поскольку последние встречаются в сновидениях, безразлично, осмысленных или абсурдных, анализ всякий раз показывает нам, что сновидение заимствует из мыслей, скрывающихся за ним, лишь отрывки действительно бывших или слышанных разговоров и поступает с ними по своему произволу. Оно не только вырывает их из общей связи, дробит на более мелкие части, берет одну часть и отстраняет другую, но и создает новые соединения их, так что на первый взгляд вполне связный диалог в сновидении распадается при анализе на три-четыре отрывка. При этом преобразовании сновидение часто отбрасывает смысл, который имели слова в мыслях, лежащих в его основе, и придает им совершенно другой; при более близком рассмотрении диалога в сновидении можно различить ясные, отчетливые отрывки, которые служат для связи, и, по всей вероятности, были заполнены, все равно как при чтении мы заполняем пропущенные слоги или буквы. Диалог в сновидении имеет структуру брекчии, в которой крупные обломки различного материала связуются окаменевшей промежуточной массой.
   Вполне справедливо это, впрочем, лишь по отношению к тем разговорам в сновидении, которые носят известный чувственный характер диалога и описываются именно как «разговоры». Другие же, с которыми не связано ощущение «сказанного» или «слышанного» (которые не сопровождаются акустическими или моторными ощущениями в сновидении), представляют собой попросту мысли, содержащиеся в нашем бодрствующем мышлении и переходящие в неизмененном виде во многие сновидения. Для индифферентного разговорного материала в сновидении обильным источником служит, по-видимому, также и чтение; проследить это, однако, довольно трудно. Все, однако, имеющее в сновидении вполне отчетливые формы речи, диалога, разговора, поддается сведению к реальной, произнесенной или слышанной речи.
 
   С примерами этого мы уже сталкивались при анализе сновидений, сообщенных нами по другим поводам. Так, в «невинном» сновидении о покупке на базаре, в котором фраза «Этого нет больше» служит для отождествления с мясником, между тем как отрывок другой фразы «Этого я не знаю и не возьму!» – выполняет задачу придания сновидению «невинного» характера. Грезившая накануне ответила кухарке, на какую-то дерзость с ее стороны: «этого я не знаю, – ведите себя прилично» – и перенесла из этой фразы в сновидение первую индифферентную часть, чтобы намекнуть ею на последующую, которая хотя и вполне соответствовала фантазии, лежавшей в основе сновидения, но тотчас же разоблачила бы ее.
 
   Вот еще один пример, вместо целого ряда, которые дали бы все равно тождественные результаты.
   «Большой двор, на котором сжигаются трупы. Он говорит: „Я уйду, я не могу на это смотреть“. (Эта фраза запомнилась неотчетливо). Вслед за этим он встречает двух мальчиков из мясной лавки и спрашивает: „Ну что, было вкусно?“ – Один отвечает: „Ну, не особенно. Как будто это было человеческое мясо“.
   Невинный повод к этому сновидению следующий. Накануне вечером после ужина он вместе с женой был в гостях у своих симпатичных, но очень нечистоплотных («неаппетитных») соседей. Гостеприимная хозяйка сидела как раз за ужином и стала настаивать, чтобы он тоже что-нибудь скушал. Он отказывался, он уже сыт. «Ах, идите, немножко вы можете съесть!» Он должен был попробовать блюдо и из вежливости похвалил его: «Ах, как вкусно!» Оставшись наедине с женой, он стал возмущаться навязчивостью соседки, а также и тем, что блюдо было очень невкусно. «Я не могу этого видеть» – фраза чрезвычайно смутная и в сновидении представляет собою попросту мысль, относящуюся к внешности надоедливой хозяйки.
 
   Более поучителен анализ другого сновидения, которое я сообщаю здесь ввиду чрезвычайно отчетливого разговора, образующего его центральный пункт, но которое я подвергну детальному толкованию лишь при выяснении роли аффектов в сновидении.
   Мне снится очень отчетливо:
   «Я отправляюсь ночью в лабораторию проф. Брюкке и в ответ на легкий стук открываю дверь (покойному) профессору Флейшлю, который входит с несколькими незнакомыми мне людьми и, сказав что-то, садится за свой стол».
   За этим сновидением непосредственно последовало другое:
   «Мой друг Ф. приехал случайно в июле в Вену; я встречаю его на улице вместе с моим (покойным) другом П. и иду с ними куда-то, где они садятся за маленький столик друг против друга; я же сижу посредине за узкой сторонкой столика. Ф. рассказывает о своей сестре и говорит: „Через три четверти часа ее не стало“. – и потом добавляет что-то вроде: „Вот предел“. Так как П. его понимает, то Ф. обращается ко мне и спрашивает, что именно рассказал о нем П. В ответ на это я, охваченный каким-то странным аффектом, хочу сказать Ф., что П. (не может знать ничего, потому что его вообще) нет в живых. Но говорю, сам замечая свою ошибку: „Non vixit“. Я смотрю при этом пристально на П.; он бледнеет, глаза становятся болезненно синими, наконец он исчезает. Я бесконечно рад этому и понимаю, что и Эрнст Флейшлъ был лишь видением; мне кажется вполне возможным, что такое лицо существует лишь до тех пор, пока этого хочешь; и что оно может быть устранено произвольным желанием другого».
   Это любопытное сновидение содержит в себе чрезвычайно загадочные черты: критику во время сновидения; то, что я сам замечаю свою ошибку, говоря вместо «non vivit» – «non vixit»;[102] непосредственное общение с умершими – я сам сознаю в сновидении, что их нет в живых; абсурдность конечного вывода и, наконец, чувство удовлетворения, которое вызывает во мне последний. Мне очень хотелось бы сообщить разгадку всех этих таинственных элементов. Я не могу, однако, этого сделать, хотя в сновидении и делаю это, и в жертву своему честолюбию принести память столь дорогих мне людей. Всякая маскировка показала бы, однако, действительный смысл этого сновидения. Поэтому я ограничусь сперва здесь, а потом и впоследствии истолкованием лишь отдельных элементов сновидения.
   Центром сновидения служит та сцена, когда я своим взглядом уничтожаю своего друга П. Его глаза отливают при этом какой-то странной, жуткой синевой; потом он исчезает. Эта сцена представляет собою весьма отчетливую копию пережитого мною в действительности. Я был демонстратором в физиологическом институте и должен был являться туда рано утром к началу занятий. Узнав, что я несколько раз опоздал в лабораторию, Брюкке явился туда пунктуально и подождал меня. Когда я явился, он холодно и строго прочел мне нотацию. Дело не в словах, а в том взгляде, с которым были обращены на меня его страшные синие глаза и пред которым я «стушевался» – исчез, как в сновидении П., с которым я поменялся ролями. Кто помнит изумительные глаза великого ученого, силу которых он сохранил до глубокой старости, и кто видел его когда-нибудь раздраженным, тот легко поймет чувство, охватившее меня, молодого человека.
   Мне долго не удавалось, однако, выяснить происхождение моей фразы «Non vixit», которою я в сновидении свершаю свое правосудие; наконец, я понял, что два эти слова были потому так отчетливы в сновидении, что я их в действительности не говорил и не слышал, а видел. Тут я тотчас же вспомнил, откуда они. На пьедестале памятника императору Иосифу в Гофбурге высечены прекрасные слова:
   «Saluti patriae vixit non diu sed totus».[103]
   Из этой надписи я взял то, что соответствовало враждебному элементу в мыслях, скрывавшихся за моим сновидением, и что должно было означать: ему нечего говорить, его нет в живых. Тут я вспомнил, что все это приснилось мне несколько дней спустя после открытия памятника Флейшлю в университетском парке; после открытия я осматривал там же памятник Брюкке и (бессознательно) пожалел, по всей вероятности, о том, что мой высокоодаренный и всей душой преданный науке друг П. благодаря своей преждевременной кончине утратил право на такой же памятник. Такой памятник я воздвиг ему в сновидении; моего друга П. звали Иосифом. Еще одна любопытная деталь: в ответ на упреки Брюкке я стал оправдываться, что мне очень далеко приходится ходить – с улицы императора Иосифа на Верингерштрассе.
   По правилам толкования сновидения я все еще не имею основания заменять нужное «nora uiuit» фразой «non vixit», сохранившейся в моем воспоминании о памятнике императору Иосифу. Эта замена была вызвана, очевидно, под влиянием другого элемента мыслей, скрывающихся за сновидением. Что-то заставляет меня обратить внимание на то, что в сновидении я питаю к своему другу П. одновременно и враждебное, и дружелюбное чувство; первое проходит в сновидении поверхностно, второе же в скрытом виде, но оба находят свое выражение в словах: non vixit. За то, что он оказал услуги науке, я воздвигаю ему памятник; но за то, что он возымел злое желание (выраженное в конце сновидения), я уничтожаю его. Я образовал тут своеобразно звучащую фразу; не подлежит никакому сомнению, что я руководствовался при этом каким-нибудь примером. Где же встречается, однако, аналогичная антитеза, аналогичное скрещивание двух противоположных чувств по отношению к одному и тому же лицу, чувств, которые оба претендуют на свою обоснованность и все же при этом не хотят мешать друг другу? В единственном месте, навсегда запечатлевающемся в памяти читателя: в оправдательной речи Брута в «Юлии Цезаре» Шекспира:
   «Цезарь любил меня, и я его оплакиваю; он был удачлив, и я радовался этому; за доблести я чтил его; но он был властолюбив, и я убил его»
(Пер. М. Зенкевича).
   Разве не видим мы тут антитезы, аналогичной той, которую мы раскрыли в мыслях, лежащих в основе моего сновидения? Таким образом, я играю в последнем роль Брута. Вот только если бы найти в содержании сновидения еще какой-либо доказательный след этого странного сопоставления! Мне кажется, я имею право высказать следующее предположение: мой друг Ф. приезжает в июле. Эта деталь не имеет никакого соответствия в действительности. Мой друг, насколько мне известно, никогда в июле в Вене не был. Но месяц июль назван по имени Юлия Цезаря и может служить поэтому с полным основанием связующим звеном с мыслью, что я играю роль Брута.
   Как это ни странно, но я действительно однажды играл роль Брута. Вместе с моим племянником, мальчиком всего на год моложе меня, я в возрасте 14 лет разыграл сцену между Брутом и Цезарем. Племянник этот приехал к нам в то время из Англии. Он воскресил в моей памяти игры нашего раннего детства. До трех лет мы были с ним неразлучны, любили друг друга, и эта дружба оказала свое несомненное влияние, как мне пришлось уже раз упоминать, на все мои позднейшие отношения к сверстникам. Мой племянник Джон претерпел с тех пор много перевоплощений, которые воскрешали то ту, то другую сторону его существа, неизгладимо запечатлевшегося в моей бессознательной памяти. По всей вероятности, он нередко злоупотреблял нашей дружбой, а я со своей стороны тоже отваживался восставать против своего тирана, так как мне часто потом рассказывали, что на вопрос отца – его деда: «Почему ты поколотил Джона?», – я ответил: «Я поколотил его, потому что он меня поколотил» (Ср. нем. пер.) («Ich habe ihn geachlagt, weil er mich geschlagt hat»); этот эпизод детства и объясняет замену non vivit фразой non vixit, так как на языке детей «schlagen» означает «wichsen»; сновидение очень охотно использует такие сопоставления. Враждебное чувство к другу П., столь мало обоснованное в действительности, несомненно допускает сведение к моим сложным детским отношениям к Джону.
   Как я заметил уже выше, мне придется еще раз вернуться к этому сновидению.
e) Абсурдные сновидения. Интеллектуальная деятельность в сновидении.
   При толковании сновидений мы так часто наталкивались на абсурдные элементы в их содержании, что я считаю нецелесообразным откладывать дольше обсуждение того, откуда проистекают эти элементы и что они означают. Предварительно я напомню лишь то, что абсурдность сновидений давала в руки противников толкования их главный аргумент в пользу того, что сновидение есть не что иное, как бессмысленный продукт пониженной и рассеянной душевной деятельности.
   Я привожу несколько примеров, в которых абсурдность содержания сновидений лишь мнимая: при более глубоком проникновении в смысл она тотчас же исчезает. Это несколько сновидений, трактующих, на первый взгляд случайно, об умершем отце.
 
   I. Сновидение пациента, шесть лет назад потерявшего отца.
   «С отцом случилось большое несчастье. Он ехал по железной дороге, поезд сошел с рельсов, сидения купе сдвинулись и сдавили ему голову. Он видит его затем в постели: над левой бровью у него вертикальная рана. Он удивляется, что с отцом случилось несчастье (ведь он уже умер, как добавляет он при рассказе). Глаза у него ясные».
   По господствующему воззрению это сновидение следовало бы истолковать следующим образом: рисуя несчастье, случившееся с отцом, грезящий позабыл, что отец уже несколько лет тому назад умер; в дальнейшем ходе сновидения это воспоминание, однако, пробуждается и способствует тому, что он сам удивляется своему сновидению. Анализ между тем показывает, что такое объяснение прежде всего излишне. Грезящий заказал недавно скульптору бюст отца. С бюстом и «произошло несчастье» (немецкое выражение «verungl?ckt» подходит и сюда): он ему не понравился. Скульптор никогда не видал его отца и работал по фотографии. Накануне сновидения почтительный сын послал в ателье старого слугу их семьи, чтобы и тот высказал свое мнение относительно бюста: сыну казалось, что последний слишком узок в поперечнике от виска к виску. Далее следуют воспоминания, которые способствовали конструированию сновидения. Отец имел привычку, будучи удручен заботами или семейными неприятностями, прижимать обе руки к вискам, словно желая сжать голову, которая, казалось ему, распухала. Будучи четырехлетним ребенком, пациент мой был свидетелем того, как выстрел из случайно заряженного пистолета омрачил глаза отца («глаза у него ясные»). На том месте, где в сновидении пациент видел рану, у отца появлялась глубокая морщина, когда он задумывался или грустил. То, что эта морщина заменена в сновидении раной, указывает на второй мотив сновидения. Пациент мой фотографировал свою маленькую девочку; проявив пластинку, он нечаянно уронил ее на пол, она разбилась, и трещина прошла как раз по лбу малютки. Он не мог отделаться при этом от суеверного страха, так как помнил, что накануне смерти матери он разбил фотографическую пластинку с ее изображением.
   Абсурдность этого сновидения является, таким образом, лишь результатом недостаточной точности нашей речи, не отличающей бюста от фотографии человека. Мы все привыкли говорить: разве отец не похож? Мнимая абсурдность сновидения была, правда, в данном случае легко устранима.
 
   II. Второй аналогичный пример из моих собственных сновидений (я потерял отца в 1896 году):
   «Отец после смерти играет видную роль в Венгрии, он способствует политическому объединению мадьяр, я смутно вижу следующую маленькую картину, много народу, как в парламенте; мой отец стоит на одном или на двух стульях, вокруг него толпа. Я припоминаю, что на смертном одре он был похож на Гарибальди, и радуюсь, что это предзнаменование сбылось».
   Это в достаточной мере абсурдно. Мне это приснилось в то время, когда благодаря парламентской обструкции в Венгрии вспыхнули серьезные беспорядки. Неважный, на первый взгляд, факт, что сцена, представшая предо мной в сновидении, состояла из мелких картин, имеет важное значение. Обычно сновидение, изображая наши мысли, оперирует зрительными образами, которые производят впечатление натуральной величины; мое сновидение представляет собою, однако, репродукцию одной из гравюр из иллюстрированной истории Австрии, изображающей Марию Терезию в парламенте в Пресбурге – знаменитую сцену: «Moriamur pro rege nostro».[104] Я не помню, у какого автора сообщается сновидение, кишащее невероятно мелкими фигурами: в качестве источника его указывается одна из гравюр Жана Калло, обратившая накануне внимание грезящего. Эта гравюра содержит тоже множество мелких фигур; часть их изображает ужасы 30-летней войны. Как там Мария Терезия, так в моем сновидении отец окружен толпой; он стоит, однако, на одном или двух стульях (как Stuhlrichter – член тайного суда). Он способствовал объединению мадьяр, здесь связующим звеном служит оборот речи: «Wir werden keinen Richter brauchen» – «нам не нужен судья». То, что он на смертном одре был похож на Гарибальди, нам действительно тогда бросилось в глаза.
   У него обнаружилось посмертное повышение температуры, щеки его покрылись румянцем.
   «Посмертное» повышение температуры соответствует словам «после смерти» в сновидении. Самым мучительным его недугом в последнее время был полный паралич кишок (обструкция). С последним связаны всякого рода «грязные» мысли. Один из моих сверстников, еще мальчиком потерявший отца (как раз по этому поводу мы с ним и сблизились), рассказывал мне однажды в ироническом тоне про горе одной своей родственницы: отец ее умер на улице, его принесли домой и когда труп раздели, то увидели, что в момент смерти или после нее произошло испражнение (по-нем. Stuhlentleerung). Дочь была так расстроена этим, что этот эпизод омрачил ее память об отце. Здесь мы подошли уже вплотную к желанию, воплощающемуся в моем сновидении. Остаться для детей после смерти чистым и великим – разве не каждый из нас этого хочет? К чему же сводится абсурдность сновидения?