Страница:
Кузнец встал, подошёл к столу, наполнил мутный стакан водой из пластиковой бутыли, глотнул. Не так давно их покормили, тщательно перевязали, рассадили по камерам и забыли. До поры.
В то время как наверху… Пенилось опрокидываемое в рога пиво, дымились жареные бараны, немногочисленные прислужники трэли торопливо расставляли по столам чистую посуду и затаскивали в дом бочки. Падали на скамьи тёплые шкуры, и мечи занимали почётные места на гвоздях…
Хоть пытай, он не знал, как приходит это знание. Наваливалось, топя в волне света, и приносило то мысль, словно жил с ней с малых лет, то образ, будто издавна знакомый. Миха не понимал, откуда приходят картинки, не знал, верить ли им, или считать последствиями ранения, плодом воспалённого воображения. Может, посидеть ему, подземнику, поразмыслить пару деньков в тиши, так повезёт и придёт мысль какая… Плечо, к слову сказать, продолжало гореть и пульсировать, словно гарпун был все ещё в нем.
А видения приходили яркие и насыщенные, словно видеоизображение, и они не собирались отступать. Очередной бред?
Вот Рёрик прошёл в зал, поклонившись на пороге, затем радостно осмотрел дом, покинутый две недели назад. Улыбнулся, приветствуя сидевших за столами, ответил объятиями на объятия стоящего у дверей воина, прошёл дальше, где в незамкнутом прямоугольнике трех длинных столов на полу, выложенном камнями, ровно горел огонь в открытом очаге. Ярл остановился, глядя на возвышение.
Торбранд-конунг сидел за коротким столом во главе очага, у дальней, торцевой стены длинного дома. Свечи на столбах, подпирающих массивный стул правителя, горели неестественно ярко, наброшенный на плечи плащ серебрился меховой оторочкой. Конунг кивнул Рёрику и, приветствуя, поднёс к губам кубок. Пригубил, улыбаясь и рассматривая родные лица.
Следом за Рёриком в комнату вошли остальные прибывшие из похода воины, и зал тут же наполнился шумными приветствиями. Северяне вскакивали с мест, бросались к прибывшим и обнимали, словно не виделись несколько лет. Не одну минуту шум и смех царили под высокими сводами, а от дружеских похлопываний трещали кости. Затем все понемногу расселись, строго соблюдая свои места. Рёрик, опустившийся за короткий стол справа от конунга, поднял руку, призывая к тишине.
Миха словно парил, совершенно не чувствуя собственного израненного тела. Видение было очень похоже на сон, когда витаешь в воздухе, незаметный другим людям, но стоит моргнуть, как сквозь картинку длинного бревенчатого зала проступают каменные стены камеры и тусклый свет лампы.
Подземник снова расслабил взгляд, возвращаясь в видение. Перевернувшись в воздухе, пользуясь неожиданной свободой передвижения, что так щедро дарует сон, кузнец полетел над столами, осматриваясь.
Прямоугольник залы был метров пять на пятнадцать, вход в которую располагался в противоположном возвышению торце; невысокие стены без окон, почти сразу же переходящие в крышу, были сложены из брёвен, и кузнец удивился, прикидывая: где это за пределами борга в таком срубе могли собраться викинги?
Видение… Крутая двускатная крыша, покрытая то ли мхом, то ли дёрном, подпираемая не менее чем десятком массивных резных столбов, сходилась в семи метрах над полом, а над длинным очагом в ней находилось дымовое отверстие. Массивная дверь, круглые напольные лампы дневного света, в беспорядке наставленные по всему дому.
Вдоль стен через равные промежутки установлены деревянные перегородки, образуя за спиной каждого сидящего как бы индивидуальную клеть. В них находились лавки-лежаки, покрытые шкурами зверей, а также какие-то полки, ящики. Дальше к центру зала стояли широкие лавки, на которые в случае необходимости можно и Улечься. А далее узкие столы — два длинных, друг напротив друга через очаг, и короткий стол конунга на небольшом возвышении, за которым уже не на скамьях, а на креслах сидели он и его ярлы. Сейчас, кроме Рёрика, там Находились сам конунг, по левую руку от него — Атли, а Дальше невероятных размеров детина в ярко-красной рубахе, лицом очень похожий на дебила. За их спинами, отгороженные занавесью, располагались отдельные спальные места.
Хотя в зале за столами Миха насчитал не меньше двадцати человек, как минимум штук шесть мест и клетей определённо пустовали. Женщин за столами не было, хотя среди неприметных серых теней, разносящих еду и напитки, кузнец углядел несколько наложниц. Разнесли, разлили и мигом спрятались, затаившись в посыпанном соломой углу подле двери.
Стоп!… Взглядом возвращаясь к столу, Миха неожиданно различил среди сидящих по правую руку от конунга женское лицо. Точно, так и есть — женщина. Хоть и одетая во все мужское, но определённо женщина. Зим тридцати отроду, симпатичная, хотя и не совсем во вкусе подземника. Нет, под мужика не косит, скорее наоборот, с удовольствием сменила бы простую и грубую одежду на нормальное платье… Длинные тёмные волосы заплетены в косу, браслеты на руках потоньше да поизящнее, чем у мужчин, колечки на пальцах. Воительница сидела между мрачным на вид Сигурдом и широкоплечим бородатым силачом, о чем-то споря с последним и заразительно смеясь.
Кузнец взглянул на стены и подумал, что, если бы бесплотные видения могли падать в обморок, он бы рухнул. Прямо на стол конунга.
Стены были увешаны оружием. Не только стены, но и столбы, подпирающие крышу, и даже перегородки клетей — все в оружии. Тут были мечи, которые каждый садящийся на лавку вешал над своим местом, были топоры — настоящие боевые секиры, длинные ножи-скрамасаксы в изукрашенных жестью ножнах, прислонённые к стенам копья-рогатины, с которыми и по сей день деревенский люд по дичь ходит. Были щиты, причём не бутафорские, а боевые, порубленные, посечённые, тоже укреплённые над каждым сидящим. Короткий широкий меч и небольшой щит висели также и над местом девы-воина. Кольчуги и набранные из пластин доспехи были любовно развешаны по стенам, чаще всего красуясь поверх волчьих шкур, которых в доме было преизрядно. На полатях лежали тяжёлые шлемы.
Рядом с доспехами на стенах висели бронежилеты, во многих местах усиленные стальными пластинами и сплошь расчерченные охранными знаками. Рядом с мечами на деревянных гвоздях — автоматические винтовки, возле железных шлемов и кевларовых касок — пояса с запасными магазинами. Над Ормом, Хлёдвигом и ещё одним усатым воином — снайперские винтовки. Над невероятно толстым бородачом в очках — пулемёт. А подле детины, сидящего по левую руку от Атли, неброско отсвечивал раструбом короткий гранатомёт.
Миха видел за столом Харальда и молчаливого Сигурда, тут находились Хальвдан и Хельги. Воины были в одних рубахах, только конунг в плаще, с непокрытыми головами, многие не подпоясаны. Сидели, накладывая дымящееся мясо в плоские тарелки, готовясь орудовать руками и ножом, который был у каждого.
Но вот Рёрик поднял руку, и все замерли.
— Рад вам, ближники, — его раскатистый голос был слышен по всему залу, — рад возвращению, рад дом снова увидеть, рад, что уцелели все и не придётся сегодня плакать жёнам. Клянусь Тюром, славный был поход, а уж что привезли и кого привезли, мой конунг, так не было такого давно! Много добычи, еды взяли, торговали славно, бились самую малость. — При этих словах люди Рёрика, что были с ним в походе, начали улыбаться, зашевелившись на своих местах. — Новых работников привезли. На юг ходили, почти до самого Города дошли. — Рёрик вышел из-за своего места и поднял в правой руке длинный рог, до краёв наполненный густым тёмным пивом, спустился с возвышения, подошёл к очагу. — Славься, очаг! — По часовой стрелке он провёл над ним рогом, немного выплёскивая его содержимое в огонь. — Славься, Раумсдаль! Славься, конунг Торбранд! Скъёль!
— Скъёль! — вразнобой повторили за ярлом все сидящие за столами и сделали несколько глотков.
Рёрик вернулся на своё место, когда все уже начали трапезу, оживлённо общаясь между собой. Сел, придвигая тарелку.
Начали есть, обмениваясь короткими репликами, жадно глотали пиво, раз за разом наполняя рога. Зал наполнился смехом и шорохом ног под столами, громкими фразами и стуком посуды. Изредка помогая себе ножами, северяне прямо руками ели дымящуюся баранину, заедая её зеленью с овощами и запивая пивом из рогов, кружек и железных кубков.
Прибывшие с Рёриком викинги мгновенно оказались в центре внимания, на разных концах стола рассказывая об одном и том же, размахивая руками и что-то ожесточённо показывая на пальцах. Периодически то здесь, то там раздавались приступы хохота.
— … И вот мы стоим втроём: я, Рёрик и Хельги. — Орм, как всегда в своей манере, говорил спокойно и даже меланхолично, словно намеренно не замечая соседей, валящихся от смеха на лавки. Он расчистил место перед собой на столешнице, кончиком ножа чертя картинку прямо на досках: — Перегородили тропу, заняли холмик, значит, ждём…
Утолив первый голод и проглотив пару рогов с пивом, Рёрик отодвинул тарелку. Обернулся к конунгу, который, казалось, вообще не ел, только и ожидая ярла, лениво вслушиваясь в царящие над столами разговоры.
— Ну вот, значит, — Рёрик откинулся на спинку стула и хлопнул ладонями по животу, — теперь добро!
Заметив, как конунг достаёт из поясного кошеля трубочку, он потянулся за своей.
— До Новосибирска не дошли километров пятьдесят, не больше. Встали на лагере кочевников, попали в ярмарку. Поторговали, довольно дёшево взяли тушёнку и рыбу, потом землёй дошли на запад до Колывани, там совсем немного говядины, что и до октября может не хватить.
Патроны тоже не наладились. Цыгане заломили космическую цену, чтоб их тролли утащили, скотов мелочных, а оружейники из Города на ярмарку не попали, так что привёз мало. Уже во время возвращения около Ташара видели четырех альвов, но взять не успели. Знаешь, Торбранд, — ярл смочил горло пивом, — по мнению людей, это значительно ближе к Раумсдалю, чем по весне.
— Они были вооружены? — Конунг облокотился на резной подлокотник кресла, задумчиво разглядывая снежную шапку пены в своём кубке.
— Скорее походили на бродяг, — ответил Рёрик. — Исчезли сразу и быстро…
— … Я с винтовочкой позади, эти вот убийцы выдвинулись, такие все из себя грозные, — невозмутимо продолжал Орм, — а кочевники ещё дальше позади нас жмутся да только и причитают: «Ой, вы нас прикройте-спасите, мы в долгу не останемся, ой, да у нас каждый патрон на счёту». А замковая пара наша, герои-метеоры, Хлёдвиг с Хальвданом, справа по кустам обходят вот через эту низину. Встали там, взяли бродяжников на прицел и затаились, а те тоже вперёд по тропе ломиться желанием не горят. Тут, значит, Рёрик спокойно их пересчитывает, понимает, что нас пятеро на одиннадцать, и задумывает сложный тактический манёвр. — В этом месте сидящий слева от Орма Хельги буквально в истерике захлопал полупустой кружкой по столу, хватаясь за живот и расплёскивая пиво на хохочущих соседей. — Он выходит немного вперёд, ловит непонимание на лицах бродяжников и громко так, чтоб всем слышно было, перехватывает инициативу. Руки рупором сложил и орёт в кусты, где замковые притаились: «Хальвдан, — кричит, — вы обходите справа, а младшему хирду Ингвара скажи, чтоб выходили на тропу за их спинами!»
Сидящий через несколько человек направо Хальвдан заподозрил неладное и замолчал, прервав разговор с соседом, оборачиваясь к Орму. Понимающие, о чем сейчас пойдёт речь, уже просто валились от смеха под столы.
— … И тут, на глазах у ошарашенных нашим утаённым количеством бродяжников, из кустов в низине поднимается Хальвдан и, недоумевающе так оглядываясь, кричит в ответ: «А где это, ярл, ты у нас нашёл младший хирд?!»
Хохот, потрясший дом, перекрыл разговоры всех сидящих за столами, а багровый, но улыбающийся Хальвдан в наступившем гвалте попробовал что-то сказать в оправдание. Его слова утонули в ещё большем хохоте.
Торбранд, краем уха тоже прислушивающийся к истории Орма, ещё ниже наклонился к Рёрику: слов ярла просто стало не слышно.
— Под самым Зелёным Мысом, чуть севернее, вышли ненадолго на берег откопать родник, как слышим выстрелы, — продолжал рассказывать ярл, — мы корабль на середину реки, волчьим шагом через три минуты на месте и видим отдыхающих в брошенной деревушке контрабандистов. Труп, шмотки какие-то переворачивают вверх дном, вооружены вроде. Тут, думаю, мы себе запасы человеческие и пополним. Окружили, вышли, одного присмирить сразу пришлось. С ними ещё дверг был, про которого тебе Харальд рассказывал, кузнец из «Убежища-45». И вроде сначала мирно встали, поговорили, а потом один из них возьми да кинься… В Орма попал, ранил вон в плечо. Ну, мы одного ещё положили, а двое присмирели сразу, в ошейники сами полезли…
— Чьи люди?
— Ничьи, конунг, — Рёрик щёлкнул пальцами, — да таких сотня с гаком на все восточное побережье. Этот вот Юрик, например, похож на человека Бахтияра. Так ведь они разве сознаются? Возят безделушки с юга на восток, наркотой приторговывают… Юрика, кстати, мы и взяли.
— А за вергельдом не придут?
— Обижаешь… — Рёрик пожал плечами. — Выплатим выкуп свинцом по полной программе, сволотам. — Торбранд легко усмехнулся, косясь на горячего ярла, и пригубил пива. — Патронов взяли, хлама какого-то, оружия немного. Кстати, карбюратор с их машины сняли, что на поливальную машину нужен был. Ну и ноутбук, конечно. Оба помолчали, глотая терпкий напиток и размышляя над чёрным пластиковым сокровищем, терпеливо дожидающимся вскрытия в святилище.
— Они его с трупа сняли? — Конунг затянулся ароматным табаком, выпуская изо рта клубы чистого белого дыма.
— Видимо, да, — Рёрик кивнул, вспоминая деревню, и тоже попыхтел трубкой. — Знаешь, дверг этот, кузнец, клянётся, что не с ними был. Вот я и думаю, что навалились они просто на странников, одного положили да трофей добрый ненароком взяли. Или везли куда, а эти просто подвернулись… Хотя дверг утверждает, что компьютер его. Кстати, коротышка в любом случае пригодится: кузнец он.
— Откуда ящик?
— Говорит, с юга.
— Шахты? — Торбранд медленно опустил трубку и кубок, обернувшись к ярлу.
Тот кивнул.
— Сам с ним поговоришь завтра, там все равно ещё один вопрос был… — И ярл невольно спрятал взгляд.
Торбранд молчал. Он знал: Орм сам все рассказал, как только «Скидбладнир» прибыл в Ульвборг [Ульвборг — Волчья Нора]. Конунг вздохнул, кивая головой, и укутал лицо клубами дыма.
— Сильно пробило?
— Навылет. — Рёрик ещё раз щёлкнул зажигалкой, раскуривая потухшую трубку. — Он вроде как на Змеёныша навалился, отталкивая, но тут-то их и накрыло. Навылет…
— Последствия?
— Не знаем пока, Торбранд. Сам посуди, сутки прошли, рана у дверга запеклась, но болит сильно. Как и должна, в общем… А ещё Хлёдвиг утверждает, что тот сознание терял пару раз и бредил…
— Говорил в бреду? — Он кивнул поднявшему на другом конце зала кубок Сигурду, в приветствии поднял свой и отпил.
— Говорил… — И Рёрик снова невольно смутился.
— Значит, все-таки не убереглись? — Голос конунга был тих, но ярл знал, что сейчас в правителе закипает буря, способная сломать не один хребет.
— Не сердись, Торбранд, — Рёрик тяжело вздохнул, — впервые в Раумсдале подобное происходит. Не могли знать, что так выйдет, да и сам бы ты по-другому не сделал. А у дверга этого, видать, Норнами так выткано…
Торбранд не ответил. Ярл, конечно, по большому счёту был прав, такого ещё не бывало и винить хирдманов в случившемся было бы просто выплеском злобы на бессилие. Но как теперь быть с подземником?… О, воля Норн!
— А где у нас главный трофей, конунг? — под одобрительные возгласы неожиданно встал со своего места Хальвдан, и тяжёлые мысли Торбранда мигом унеслись прочь.
Конунг поднял глаза и улыбнулся, прекрасно понимая, что тот имеет в виду далеко не ноутбук, отнятый у контрабандистов. Небрежно сделав знак стоящему у дверей зала трэлю, он выпрямился на своём кресле.
— Ну, так порожните рога, хирдманы! — звонко крикнул Торбранд и ещё шире улыбнулся, когда посланный за двери прислужник шустро внёс в избу трофейную бутыль, а под крышу рванулся единый радостный вопль. Под прозрачную струю самогона тут же потянулись кружки и рога. Сидящий рядом Рёрик расхохотался, и конунг окончательно выбросил из головы неприятную тему, протягивая свой кубок рабу. Все завтра…
Наполнив поистине великанский рог, слева от Атли из-за стола поднялся широкоплечий детина.
— Сказать хочу, — рявкнул он, и за столами мгновенно притихли, пряча улыбки в бородах. Гигант повернул к конунгу раскрасневшееся от выпитого пива лицо. Голос его, совершенно не вязавшийся с чудовищными мышцами воина, когда тот не кричал, был высок и даже немного гнусав: — Поднимаю этот рог за нашего славного конунга Торбранда, сына Хаскульда, что на землях раумов достойнейший из правителей, победителя турсов и хримтурсов, альвов и свартальвов! Славься, конунг! Кто славит — пьёт до дна! Скъёль!
— Скъёль! — многоголосо грянуло в ответ. Великан опрокинул рог, а по избе пронеслась волна, когда из-за столов начали подниматься дружинники, вскидывая руки в приветствии. Конунг тоже встал, поднимая кубок над головой, и цепким взглядом пробежался по лицам, не упустив ни одного.
— Славьтесь, ближники! — И жадно опустошил кубок.
Крепкий напиток ударил по лежавшему на дне пиву, и понеслась гульба… В Раумсдале по-другому не умели.
После этого Михаил неожиданно, словно сам залпом выпил стакан самогона, осел на кровать и погрузился в ледяное небытие.
7
В то время как наверху… Пенилось опрокидываемое в рога пиво, дымились жареные бараны, немногочисленные прислужники трэли торопливо расставляли по столам чистую посуду и затаскивали в дом бочки. Падали на скамьи тёплые шкуры, и мечи занимали почётные места на гвоздях…
Хоть пытай, он не знал, как приходит это знание. Наваливалось, топя в волне света, и приносило то мысль, словно жил с ней с малых лет, то образ, будто издавна знакомый. Миха не понимал, откуда приходят картинки, не знал, верить ли им, или считать последствиями ранения, плодом воспалённого воображения. Может, посидеть ему, подземнику, поразмыслить пару деньков в тиши, так повезёт и придёт мысль какая… Плечо, к слову сказать, продолжало гореть и пульсировать, словно гарпун был все ещё в нем.
А видения приходили яркие и насыщенные, словно видеоизображение, и они не собирались отступать. Очередной бред?
Вот Рёрик прошёл в зал, поклонившись на пороге, затем радостно осмотрел дом, покинутый две недели назад. Улыбнулся, приветствуя сидевших за столами, ответил объятиями на объятия стоящего у дверей воина, прошёл дальше, где в незамкнутом прямоугольнике трех длинных столов на полу, выложенном камнями, ровно горел огонь в открытом очаге. Ярл остановился, глядя на возвышение.
Торбранд-конунг сидел за коротким столом во главе очага, у дальней, торцевой стены длинного дома. Свечи на столбах, подпирающих массивный стул правителя, горели неестественно ярко, наброшенный на плечи плащ серебрился меховой оторочкой. Конунг кивнул Рёрику и, приветствуя, поднёс к губам кубок. Пригубил, улыбаясь и рассматривая родные лица.
Следом за Рёриком в комнату вошли остальные прибывшие из похода воины, и зал тут же наполнился шумными приветствиями. Северяне вскакивали с мест, бросались к прибывшим и обнимали, словно не виделись несколько лет. Не одну минуту шум и смех царили под высокими сводами, а от дружеских похлопываний трещали кости. Затем все понемногу расселись, строго соблюдая свои места. Рёрик, опустившийся за короткий стол справа от конунга, поднял руку, призывая к тишине.
Миха словно парил, совершенно не чувствуя собственного израненного тела. Видение было очень похоже на сон, когда витаешь в воздухе, незаметный другим людям, но стоит моргнуть, как сквозь картинку длинного бревенчатого зала проступают каменные стены камеры и тусклый свет лампы.
Подземник снова расслабил взгляд, возвращаясь в видение. Перевернувшись в воздухе, пользуясь неожиданной свободой передвижения, что так щедро дарует сон, кузнец полетел над столами, осматриваясь.
Прямоугольник залы был метров пять на пятнадцать, вход в которую располагался в противоположном возвышению торце; невысокие стены без окон, почти сразу же переходящие в крышу, были сложены из брёвен, и кузнец удивился, прикидывая: где это за пределами борга в таком срубе могли собраться викинги?
Видение… Крутая двускатная крыша, покрытая то ли мхом, то ли дёрном, подпираемая не менее чем десятком массивных резных столбов, сходилась в семи метрах над полом, а над длинным очагом в ней находилось дымовое отверстие. Массивная дверь, круглые напольные лампы дневного света, в беспорядке наставленные по всему дому.
Вдоль стен через равные промежутки установлены деревянные перегородки, образуя за спиной каждого сидящего как бы индивидуальную клеть. В них находились лавки-лежаки, покрытые шкурами зверей, а также какие-то полки, ящики. Дальше к центру зала стояли широкие лавки, на которые в случае необходимости можно и Улечься. А далее узкие столы — два длинных, друг напротив друга через очаг, и короткий стол конунга на небольшом возвышении, за которым уже не на скамьях, а на креслах сидели он и его ярлы. Сейчас, кроме Рёрика, там Находились сам конунг, по левую руку от него — Атли, а Дальше невероятных размеров детина в ярко-красной рубахе, лицом очень похожий на дебила. За их спинами, отгороженные занавесью, располагались отдельные спальные места.
Хотя в зале за столами Миха насчитал не меньше двадцати человек, как минимум штук шесть мест и клетей определённо пустовали. Женщин за столами не было, хотя среди неприметных серых теней, разносящих еду и напитки, кузнец углядел несколько наложниц. Разнесли, разлили и мигом спрятались, затаившись в посыпанном соломой углу подле двери.
Стоп!… Взглядом возвращаясь к столу, Миха неожиданно различил среди сидящих по правую руку от конунга женское лицо. Точно, так и есть — женщина. Хоть и одетая во все мужское, но определённо женщина. Зим тридцати отроду, симпатичная, хотя и не совсем во вкусе подземника. Нет, под мужика не косит, скорее наоборот, с удовольствием сменила бы простую и грубую одежду на нормальное платье… Длинные тёмные волосы заплетены в косу, браслеты на руках потоньше да поизящнее, чем у мужчин, колечки на пальцах. Воительница сидела между мрачным на вид Сигурдом и широкоплечим бородатым силачом, о чем-то споря с последним и заразительно смеясь.
Кузнец взглянул на стены и подумал, что, если бы бесплотные видения могли падать в обморок, он бы рухнул. Прямо на стол конунга.
Стены были увешаны оружием. Не только стены, но и столбы, подпирающие крышу, и даже перегородки клетей — все в оружии. Тут были мечи, которые каждый садящийся на лавку вешал над своим местом, были топоры — настоящие боевые секиры, длинные ножи-скрамасаксы в изукрашенных жестью ножнах, прислонённые к стенам копья-рогатины, с которыми и по сей день деревенский люд по дичь ходит. Были щиты, причём не бутафорские, а боевые, порубленные, посечённые, тоже укреплённые над каждым сидящим. Короткий широкий меч и небольшой щит висели также и над местом девы-воина. Кольчуги и набранные из пластин доспехи были любовно развешаны по стенам, чаще всего красуясь поверх волчьих шкур, которых в доме было преизрядно. На полатях лежали тяжёлые шлемы.
Рядом с доспехами на стенах висели бронежилеты, во многих местах усиленные стальными пластинами и сплошь расчерченные охранными знаками. Рядом с мечами на деревянных гвоздях — автоматические винтовки, возле железных шлемов и кевларовых касок — пояса с запасными магазинами. Над Ормом, Хлёдвигом и ещё одним усатым воином — снайперские винтовки. Над невероятно толстым бородачом в очках — пулемёт. А подле детины, сидящего по левую руку от Атли, неброско отсвечивал раструбом короткий гранатомёт.
Миха видел за столом Харальда и молчаливого Сигурда, тут находились Хальвдан и Хельги. Воины были в одних рубахах, только конунг в плаще, с непокрытыми головами, многие не подпоясаны. Сидели, накладывая дымящееся мясо в плоские тарелки, готовясь орудовать руками и ножом, который был у каждого.
Но вот Рёрик поднял руку, и все замерли.
— Рад вам, ближники, — его раскатистый голос был слышен по всему залу, — рад возвращению, рад дом снова увидеть, рад, что уцелели все и не придётся сегодня плакать жёнам. Клянусь Тюром, славный был поход, а уж что привезли и кого привезли, мой конунг, так не было такого давно! Много добычи, еды взяли, торговали славно, бились самую малость. — При этих словах люди Рёрика, что были с ним в походе, начали улыбаться, зашевелившись на своих местах. — Новых работников привезли. На юг ходили, почти до самого Города дошли. — Рёрик вышел из-за своего места и поднял в правой руке длинный рог, до краёв наполненный густым тёмным пивом, спустился с возвышения, подошёл к очагу. — Славься, очаг! — По часовой стрелке он провёл над ним рогом, немного выплёскивая его содержимое в огонь. — Славься, Раумсдаль! Славься, конунг Торбранд! Скъёль!
— Скъёль! — вразнобой повторили за ярлом все сидящие за столами и сделали несколько глотков.
Рёрик вернулся на своё место, когда все уже начали трапезу, оживлённо общаясь между собой. Сел, придвигая тарелку.
Начали есть, обмениваясь короткими репликами, жадно глотали пиво, раз за разом наполняя рога. Зал наполнился смехом и шорохом ног под столами, громкими фразами и стуком посуды. Изредка помогая себе ножами, северяне прямо руками ели дымящуюся баранину, заедая её зеленью с овощами и запивая пивом из рогов, кружек и железных кубков.
Прибывшие с Рёриком викинги мгновенно оказались в центре внимания, на разных концах стола рассказывая об одном и том же, размахивая руками и что-то ожесточённо показывая на пальцах. Периодически то здесь, то там раздавались приступы хохота.
— … И вот мы стоим втроём: я, Рёрик и Хельги. — Орм, как всегда в своей манере, говорил спокойно и даже меланхолично, словно намеренно не замечая соседей, валящихся от смеха на лавки. Он расчистил место перед собой на столешнице, кончиком ножа чертя картинку прямо на досках: — Перегородили тропу, заняли холмик, значит, ждём…
Утолив первый голод и проглотив пару рогов с пивом, Рёрик отодвинул тарелку. Обернулся к конунгу, который, казалось, вообще не ел, только и ожидая ярла, лениво вслушиваясь в царящие над столами разговоры.
— Ну вот, значит, — Рёрик откинулся на спинку стула и хлопнул ладонями по животу, — теперь добро!
Заметив, как конунг достаёт из поясного кошеля трубочку, он потянулся за своей.
— До Новосибирска не дошли километров пятьдесят, не больше. Встали на лагере кочевников, попали в ярмарку. Поторговали, довольно дёшево взяли тушёнку и рыбу, потом землёй дошли на запад до Колывани, там совсем немного говядины, что и до октября может не хватить.
Патроны тоже не наладились. Цыгане заломили космическую цену, чтоб их тролли утащили, скотов мелочных, а оружейники из Города на ярмарку не попали, так что привёз мало. Уже во время возвращения около Ташара видели четырех альвов, но взять не успели. Знаешь, Торбранд, — ярл смочил горло пивом, — по мнению людей, это значительно ближе к Раумсдалю, чем по весне.
— Они были вооружены? — Конунг облокотился на резной подлокотник кресла, задумчиво разглядывая снежную шапку пены в своём кубке.
— Скорее походили на бродяг, — ответил Рёрик. — Исчезли сразу и быстро…
— … Я с винтовочкой позади, эти вот убийцы выдвинулись, такие все из себя грозные, — невозмутимо продолжал Орм, — а кочевники ещё дальше позади нас жмутся да только и причитают: «Ой, вы нас прикройте-спасите, мы в долгу не останемся, ой, да у нас каждый патрон на счёту». А замковая пара наша, герои-метеоры, Хлёдвиг с Хальвданом, справа по кустам обходят вот через эту низину. Встали там, взяли бродяжников на прицел и затаились, а те тоже вперёд по тропе ломиться желанием не горят. Тут, значит, Рёрик спокойно их пересчитывает, понимает, что нас пятеро на одиннадцать, и задумывает сложный тактический манёвр. — В этом месте сидящий слева от Орма Хельги буквально в истерике захлопал полупустой кружкой по столу, хватаясь за живот и расплёскивая пиво на хохочущих соседей. — Он выходит немного вперёд, ловит непонимание на лицах бродяжников и громко так, чтоб всем слышно было, перехватывает инициативу. Руки рупором сложил и орёт в кусты, где замковые притаились: «Хальвдан, — кричит, — вы обходите справа, а младшему хирду Ингвара скажи, чтоб выходили на тропу за их спинами!»
Сидящий через несколько человек направо Хальвдан заподозрил неладное и замолчал, прервав разговор с соседом, оборачиваясь к Орму. Понимающие, о чем сейчас пойдёт речь, уже просто валились от смеха под столы.
— … И тут, на глазах у ошарашенных нашим утаённым количеством бродяжников, из кустов в низине поднимается Хальвдан и, недоумевающе так оглядываясь, кричит в ответ: «А где это, ярл, ты у нас нашёл младший хирд?!»
Хохот, потрясший дом, перекрыл разговоры всех сидящих за столами, а багровый, но улыбающийся Хальвдан в наступившем гвалте попробовал что-то сказать в оправдание. Его слова утонули в ещё большем хохоте.
Торбранд, краем уха тоже прислушивающийся к истории Орма, ещё ниже наклонился к Рёрику: слов ярла просто стало не слышно.
— Под самым Зелёным Мысом, чуть севернее, вышли ненадолго на берег откопать родник, как слышим выстрелы, — продолжал рассказывать ярл, — мы корабль на середину реки, волчьим шагом через три минуты на месте и видим отдыхающих в брошенной деревушке контрабандистов. Труп, шмотки какие-то переворачивают вверх дном, вооружены вроде. Тут, думаю, мы себе запасы человеческие и пополним. Окружили, вышли, одного присмирить сразу пришлось. С ними ещё дверг был, про которого тебе Харальд рассказывал, кузнец из «Убежища-45». И вроде сначала мирно встали, поговорили, а потом один из них возьми да кинься… В Орма попал, ранил вон в плечо. Ну, мы одного ещё положили, а двое присмирели сразу, в ошейники сами полезли…
— Чьи люди?
— Ничьи, конунг, — Рёрик щёлкнул пальцами, — да таких сотня с гаком на все восточное побережье. Этот вот Юрик, например, похож на человека Бахтияра. Так ведь они разве сознаются? Возят безделушки с юга на восток, наркотой приторговывают… Юрика, кстати, мы и взяли.
— А за вергельдом не придут?
— Обижаешь… — Рёрик пожал плечами. — Выплатим выкуп свинцом по полной программе, сволотам. — Торбранд легко усмехнулся, косясь на горячего ярла, и пригубил пива. — Патронов взяли, хлама какого-то, оружия немного. Кстати, карбюратор с их машины сняли, что на поливальную машину нужен был. Ну и ноутбук, конечно. Оба помолчали, глотая терпкий напиток и размышляя над чёрным пластиковым сокровищем, терпеливо дожидающимся вскрытия в святилище.
— Они его с трупа сняли? — Конунг затянулся ароматным табаком, выпуская изо рта клубы чистого белого дыма.
— Видимо, да, — Рёрик кивнул, вспоминая деревню, и тоже попыхтел трубкой. — Знаешь, дверг этот, кузнец, клянётся, что не с ними был. Вот я и думаю, что навалились они просто на странников, одного положили да трофей добрый ненароком взяли. Или везли куда, а эти просто подвернулись… Хотя дверг утверждает, что компьютер его. Кстати, коротышка в любом случае пригодится: кузнец он.
— Откуда ящик?
— Говорит, с юга.
— Шахты? — Торбранд медленно опустил трубку и кубок, обернувшись к ярлу.
Тот кивнул.
— Сам с ним поговоришь завтра, там все равно ещё один вопрос был… — И ярл невольно спрятал взгляд.
Торбранд молчал. Он знал: Орм сам все рассказал, как только «Скидбладнир» прибыл в Ульвборг [Ульвборг — Волчья Нора]. Конунг вздохнул, кивая головой, и укутал лицо клубами дыма.
— Сильно пробило?
— Навылет. — Рёрик ещё раз щёлкнул зажигалкой, раскуривая потухшую трубку. — Он вроде как на Змеёныша навалился, отталкивая, но тут-то их и накрыло. Навылет…
— Последствия?
— Не знаем пока, Торбранд. Сам посуди, сутки прошли, рана у дверга запеклась, но болит сильно. Как и должна, в общем… А ещё Хлёдвиг утверждает, что тот сознание терял пару раз и бредил…
— Говорил в бреду? — Он кивнул поднявшему на другом конце зала кубок Сигурду, в приветствии поднял свой и отпил.
— Говорил… — И Рёрик снова невольно смутился.
— Значит, все-таки не убереглись? — Голос конунга был тих, но ярл знал, что сейчас в правителе закипает буря, способная сломать не один хребет.
— Не сердись, Торбранд, — Рёрик тяжело вздохнул, — впервые в Раумсдале подобное происходит. Не могли знать, что так выйдет, да и сам бы ты по-другому не сделал. А у дверга этого, видать, Норнами так выткано…
Торбранд не ответил. Ярл, конечно, по большому счёту был прав, такого ещё не бывало и винить хирдманов в случившемся было бы просто выплеском злобы на бессилие. Но как теперь быть с подземником?… О, воля Норн!
— А где у нас главный трофей, конунг? — под одобрительные возгласы неожиданно встал со своего места Хальвдан, и тяжёлые мысли Торбранда мигом унеслись прочь.
Конунг поднял глаза и улыбнулся, прекрасно понимая, что тот имеет в виду далеко не ноутбук, отнятый у контрабандистов. Небрежно сделав знак стоящему у дверей зала трэлю, он выпрямился на своём кресле.
— Ну, так порожните рога, хирдманы! — звонко крикнул Торбранд и ещё шире улыбнулся, когда посланный за двери прислужник шустро внёс в избу трофейную бутыль, а под крышу рванулся единый радостный вопль. Под прозрачную струю самогона тут же потянулись кружки и рога. Сидящий рядом Рёрик расхохотался, и конунг окончательно выбросил из головы неприятную тему, протягивая свой кубок рабу. Все завтра…
Наполнив поистине великанский рог, слева от Атли из-за стола поднялся широкоплечий детина.
— Сказать хочу, — рявкнул он, и за столами мгновенно притихли, пряча улыбки в бородах. Гигант повернул к конунгу раскрасневшееся от выпитого пива лицо. Голос его, совершенно не вязавшийся с чудовищными мышцами воина, когда тот не кричал, был высок и даже немного гнусав: — Поднимаю этот рог за нашего славного конунга Торбранда, сына Хаскульда, что на землях раумов достойнейший из правителей, победителя турсов и хримтурсов, альвов и свартальвов! Славься, конунг! Кто славит — пьёт до дна! Скъёль!
— Скъёль! — многоголосо грянуло в ответ. Великан опрокинул рог, а по избе пронеслась волна, когда из-за столов начали подниматься дружинники, вскидывая руки в приветствии. Конунг тоже встал, поднимая кубок над головой, и цепким взглядом пробежался по лицам, не упустив ни одного.
— Славьтесь, ближники! — И жадно опустошил кубок.
Крепкий напиток ударил по лежавшему на дне пиву, и понеслась гульба… В Раумсдале по-другому не умели.
После этого Михаил неожиданно, словно сам залпом выпил стакан самогона, осел на кровать и погрузился в ледяное небытие.
7
Сколько прошло времени, Михаил мог определить весьма приблизительно, да и то казалось, что оно замедлилось, словно кто-то руками держал на часах стрелки. После того как прошли видения и кончился неожиданный морок, он просто сидел на кровати, ожидая, пока навалится сон. Но время текло карамелью, рана продолжала пульсировать, а дремота все не приходила.
Где— то в канализации шуршали крысы, за стеной стонали или негромко переговаривались такие же, как и он, пленники.
Миха лёг, ворочаясь на жёстком тюфяке, и принялся считать овец. Не помогло. Не помогли также выключенная лампа, погружение в медитативное состояние и ритмичное успокаивающее дыхание. Кузнец ворочался, мерил шагами камеру, досконально изучил механизм дверных петель, устройство кровати, схему сборки стула и стола, систему электропроводки, но усталость не приходила.
Тогда он начал усиленно думать, пытаясь до упора загрузить и утомить работой мозг. Думал о странных людях, в дом к которым так неожиданно попал рабом. Вроде русские, но ведут себя как чужаки. Говорят чисто, на Миссионеров даже черты похожей нет, но словно из другого мира. Были, конечно, в лесах сибирских язычники и староверцы, которых после войны как развернуло в мистико-военное русло, так там по сей день и держало, но чтоб подобное… Взявшие его в плен люди были просты, предельно открыты и до безобразия честны со всеми в этом мире силы и жестокости, в который Россия превратилась в двадцать втором веке. Сильные и серьёзные, умеющие легко пустить кровь любому, они, в отличие от тех же рейнджеров или сталкеров, одновременно были похожи на хулиганящих детей, случайно наделённых властью. Подобное соседство некой наивности восприятия окружающего с бесчеловечностью ко всему, что лежало за стенами их борга, приводило подземника в замешательство.
Викинги были совершенно не похожи ни на одно из многочисленных формирований сибирских или даже российских земель, будь то хоть анклавы Светящихся, берлоги отродьев, передвижные лагеря бродяжников, вольницу или систему Убежищ. И это не говоря уже про колхозы или уцелевшие Города, вроде Новосибирска. Может, только на военизированные братства Миссионеров, но только там все более по-армейски, что ли…
Было очевидно одно — сформировалось северное поселение много лет назад и, пожалуй, возможно, ещё даже до Четвёртой войны. Здесь издавна всему было определено своё место и отлажено в гармоничный механизм. Одного взгляда на хирд конунга хватало, чтобы понять, что существует определённая и жёсткая система, подчиняться которой обязан каждый из них. Иерархия, почтение и скрытая основа. Если в зале с правителем пировало двадцать убийц, то сколько ещё должно быть оставлено на стенах и дозорах? Свод собственных законов, направление единой мысли всех этих северян, словно стремление к некой объединяющей цели. Шутки, остроты и насмешки, которыми они, опять же, подобно детям, тешились друг над другом, — даже все это имело свои незримые и неизвестные постороннему взгляду границы, переступать которые не собирался никто. В то же время животная жестокость и способность без раздумий поступить согласно своим, подчас пугающим правилам и законам, попадая в чужой мир за стенами, напоминала… зверей.
Лязгнул замок смотрового окошечка, и Миха вздрогнул, вскидывая голову на дверь. Задремал все-таки? В узком окне появилось лицо Хлёдвига, отёкшее и помятое.
— Спишь? — хрипло поинтересовался он.
Михаил вытянул ноги, разминая затёкшие мышцы, и пожал плечами.
— Да нет ещё. — А внутри заворочалась подозрительная мысль: «Чего это надо викингу от подземника в самый разгар пира?»
Хлёдвиг нахмурился:
— Пошли, дверг, тебя хочет видеть конунг.
Громыхнул засов, и дверь со скрипом открылась. Северянин стоял на пороге, рукой лохматя и без того помятую тёмную шевелюру. В одной неопоясанной рубахе. «Смело, — подумал Миха, учитывая, что такого подземник руками бы скрутил. — А дальше что?»
Дверг спрыгнул с топчана, допил воду из стакана и вышел из камеры.
Прошли в основной коридор, повернули направо к лифтам, в просторной светлой кабине неторопливо поднялись на несколько этажей. Хлёдвиг отчаянно зевал, постанывал, прикасаясь руками к голове, но недовольным не выглядел. От викинга крепко несло перегаром. Новый коридор, недлинный, ярко освещённый, мимо пультов на стенах и точек внутренней связи, пожарных щитов и ничем не украшенных стен, дальше по мостку, под которым подземник разглядел просторный зал машинного цеха, к тусклым металлическим дверям в металлической же стене. Насколько кузнец мог ориентироваться, сейчас они находились в центральной башне борга.
— Открывай, — давя в голосе зевоту, бросил Хлёдвиг.
Миха толкнул створку. Понимание, как это было ни странно для его неторопливого мышления, на этот раз пришло сразу.
В очень высоком полутёмном зале, потолок которого представлял собой свод купола, словно звёздами усеянного вентиляционными отводами, на массивном каменном возвышении посреди металлического пола стоял длинный дом. Больше в помещении не было ничего — голые железные стены, блестящий пол, двери за спиной и настоящий дом: бревенчатый сруб с покрытой дёрном крышей и пара более мелких пристроек по бокам. Из отверстия в крыше лениво поднимался убегающий к куполу дымок. Ещё один, более насыщенный столб дыма с запахом пищи шёл из пристройки справа.
Хлёдвиг, выждав отведённые на шок пленника несколько секунд, подтолкнул подземника к двери дома, расположенной в торце. Михаил ещё раз обвёл глазами постройку, пробивающийся через дёрн крыши ковёр зеленой травы, резные драконьи морды на коньках и потянул тяжёлую створку, шагая на порог. К его счастью, усталость все же дала о себе знать, притупив чувство удивления и необычности, спасая дверга от интенсивности потока чудес.
Вошёл, как-то не особенно изумившись, насколько точно и ярко, в подробностях являлся ему дом конунга в недавних видениях. Осмотрелся и нерешительно остановился, отступив от дверей, неожиданно почувствовав, что по его мироощущению опять засадили кузнечным молотом. Те же лавки и столы, заставленные едой, буквально прогибающиеся от оружия стены и резные столбы, прямоугольный очаг с дотлевающим в нем длинным смолистым бревном. Миха чувствовал под ногами засыпанные соломой доски пола, жадно втягивал запах смолы и жареного мяса, прозябшим в подземелье телом ловил тепло живого огня, но в себя прийти не мог. Сейчас наверное, стоит лишь открыть глаза — и сквозь задымлённую очагом картину проступят каменные своды камеры.
Хотя видения были настолько достоверными, что, казалось, просто не могли лгать, за столами больше не сидели пирующие викинги — сейчас они вповалку лежали на лавках и на полу у тлеющих поленьев, завернувшись в шкуры и шерстяные плащи. Только немногие из них, среди которых Михаил никого не знал, понуро сидели на своих местах, жадно глотая ледяную воду или завтракая остатками пиршества. Лица северян были мрачны, глаза смотрели даже без намёка на дружбу или улыбку; а раздающиеся над спящими редкие стоны живо напоминали о головной боли. Только бородатый толстяк-пулемётчик, сидящий перед дымящейся кружкой чая, был свеж и не помят. Склонившись над столом и надвинув массивные очки на самый нос, он, казалось, что-то вырезал из палочки или кусочка кости. Миха осмотрелся и обернулся к Хлёдвигу. Как бы смешно это ни звучало, но у всех присутствующих в доме головорезов было самое настоящее похмелье.
Хлёдвиг нахмурился, подталкивая дверга к столам, и негромко бросил:
— Когда будешь говорить с конунгом, не забывай своё место, коротышка, — и пошёл на лавку, предоставив Михаила самому себе.
Кузнец неуверенно последовал за ним, поднимая взгляд на возвышение. Конунг был из числа тех, кто уже не спал. Сидел, тяжело навалившись на подлокотник и один из столбов за спиной, плотно запахнувшись в алый плащ, словно в доме было холодно. Подходя к самому очагу и останавливаясь в ожидании, кузнец вдруг понял, что из всех подробностей видения единственным размытым пятном было именно лицо Торбранда-конунга, которого он до сей минуты так и не видел.
Где— то в канализации шуршали крысы, за стеной стонали или негромко переговаривались такие же, как и он, пленники.
Миха лёг, ворочаясь на жёстком тюфяке, и принялся считать овец. Не помогло. Не помогли также выключенная лампа, погружение в медитативное состояние и ритмичное успокаивающее дыхание. Кузнец ворочался, мерил шагами камеру, досконально изучил механизм дверных петель, устройство кровати, схему сборки стула и стола, систему электропроводки, но усталость не приходила.
Тогда он начал усиленно думать, пытаясь до упора загрузить и утомить работой мозг. Думал о странных людях, в дом к которым так неожиданно попал рабом. Вроде русские, но ведут себя как чужаки. Говорят чисто, на Миссионеров даже черты похожей нет, но словно из другого мира. Были, конечно, в лесах сибирских язычники и староверцы, которых после войны как развернуло в мистико-военное русло, так там по сей день и держало, но чтоб подобное… Взявшие его в плен люди были просты, предельно открыты и до безобразия честны со всеми в этом мире силы и жестокости, в который Россия превратилась в двадцать втором веке. Сильные и серьёзные, умеющие легко пустить кровь любому, они, в отличие от тех же рейнджеров или сталкеров, одновременно были похожи на хулиганящих детей, случайно наделённых властью. Подобное соседство некой наивности восприятия окружающего с бесчеловечностью ко всему, что лежало за стенами их борга, приводило подземника в замешательство.
Викинги были совершенно не похожи ни на одно из многочисленных формирований сибирских или даже российских земель, будь то хоть анклавы Светящихся, берлоги отродьев, передвижные лагеря бродяжников, вольницу или систему Убежищ. И это не говоря уже про колхозы или уцелевшие Города, вроде Новосибирска. Может, только на военизированные братства Миссионеров, но только там все более по-армейски, что ли…
Было очевидно одно — сформировалось северное поселение много лет назад и, пожалуй, возможно, ещё даже до Четвёртой войны. Здесь издавна всему было определено своё место и отлажено в гармоничный механизм. Одного взгляда на хирд конунга хватало, чтобы понять, что существует определённая и жёсткая система, подчиняться которой обязан каждый из них. Иерархия, почтение и скрытая основа. Если в зале с правителем пировало двадцать убийц, то сколько ещё должно быть оставлено на стенах и дозорах? Свод собственных законов, направление единой мысли всех этих северян, словно стремление к некой объединяющей цели. Шутки, остроты и насмешки, которыми они, опять же, подобно детям, тешились друг над другом, — даже все это имело свои незримые и неизвестные постороннему взгляду границы, переступать которые не собирался никто. В то же время животная жестокость и способность без раздумий поступить согласно своим, подчас пугающим правилам и законам, попадая в чужой мир за стенами, напоминала… зверей.
Лязгнул замок смотрового окошечка, и Миха вздрогнул, вскидывая голову на дверь. Задремал все-таки? В узком окне появилось лицо Хлёдвига, отёкшее и помятое.
— Спишь? — хрипло поинтересовался он.
Михаил вытянул ноги, разминая затёкшие мышцы, и пожал плечами.
— Да нет ещё. — А внутри заворочалась подозрительная мысль: «Чего это надо викингу от подземника в самый разгар пира?»
Хлёдвиг нахмурился:
— Пошли, дверг, тебя хочет видеть конунг.
Громыхнул засов, и дверь со скрипом открылась. Северянин стоял на пороге, рукой лохматя и без того помятую тёмную шевелюру. В одной неопоясанной рубахе. «Смело, — подумал Миха, учитывая, что такого подземник руками бы скрутил. — А дальше что?»
Дверг спрыгнул с топчана, допил воду из стакана и вышел из камеры.
Прошли в основной коридор, повернули направо к лифтам, в просторной светлой кабине неторопливо поднялись на несколько этажей. Хлёдвиг отчаянно зевал, постанывал, прикасаясь руками к голове, но недовольным не выглядел. От викинга крепко несло перегаром. Новый коридор, недлинный, ярко освещённый, мимо пультов на стенах и точек внутренней связи, пожарных щитов и ничем не украшенных стен, дальше по мостку, под которым подземник разглядел просторный зал машинного цеха, к тусклым металлическим дверям в металлической же стене. Насколько кузнец мог ориентироваться, сейчас они находились в центральной башне борга.
— Открывай, — давя в голосе зевоту, бросил Хлёдвиг.
Миха толкнул створку. Понимание, как это было ни странно для его неторопливого мышления, на этот раз пришло сразу.
В очень высоком полутёмном зале, потолок которого представлял собой свод купола, словно звёздами усеянного вентиляционными отводами, на массивном каменном возвышении посреди металлического пола стоял длинный дом. Больше в помещении не было ничего — голые железные стены, блестящий пол, двери за спиной и настоящий дом: бревенчатый сруб с покрытой дёрном крышей и пара более мелких пристроек по бокам. Из отверстия в крыше лениво поднимался убегающий к куполу дымок. Ещё один, более насыщенный столб дыма с запахом пищи шёл из пристройки справа.
Хлёдвиг, выждав отведённые на шок пленника несколько секунд, подтолкнул подземника к двери дома, расположенной в торце. Михаил ещё раз обвёл глазами постройку, пробивающийся через дёрн крыши ковёр зеленой травы, резные драконьи морды на коньках и потянул тяжёлую створку, шагая на порог. К его счастью, усталость все же дала о себе знать, притупив чувство удивления и необычности, спасая дверга от интенсивности потока чудес.
Вошёл, как-то не особенно изумившись, насколько точно и ярко, в подробностях являлся ему дом конунга в недавних видениях. Осмотрелся и нерешительно остановился, отступив от дверей, неожиданно почувствовав, что по его мироощущению опять засадили кузнечным молотом. Те же лавки и столы, заставленные едой, буквально прогибающиеся от оружия стены и резные столбы, прямоугольный очаг с дотлевающим в нем длинным смолистым бревном. Миха чувствовал под ногами засыпанные соломой доски пола, жадно втягивал запах смолы и жареного мяса, прозябшим в подземелье телом ловил тепло живого огня, но в себя прийти не мог. Сейчас наверное, стоит лишь открыть глаза — и сквозь задымлённую очагом картину проступят каменные своды камеры.
Хотя видения были настолько достоверными, что, казалось, просто не могли лгать, за столами больше не сидели пирующие викинги — сейчас они вповалку лежали на лавках и на полу у тлеющих поленьев, завернувшись в шкуры и шерстяные плащи. Только немногие из них, среди которых Михаил никого не знал, понуро сидели на своих местах, жадно глотая ледяную воду или завтракая остатками пиршества. Лица северян были мрачны, глаза смотрели даже без намёка на дружбу или улыбку; а раздающиеся над спящими редкие стоны живо напоминали о головной боли. Только бородатый толстяк-пулемётчик, сидящий перед дымящейся кружкой чая, был свеж и не помят. Склонившись над столом и надвинув массивные очки на самый нос, он, казалось, что-то вырезал из палочки или кусочка кости. Миха осмотрелся и обернулся к Хлёдвигу. Как бы смешно это ни звучало, но у всех присутствующих в доме головорезов было самое настоящее похмелье.
Хлёдвиг нахмурился, подталкивая дверга к столам, и негромко бросил:
— Когда будешь говорить с конунгом, не забывай своё место, коротышка, — и пошёл на лавку, предоставив Михаила самому себе.
Кузнец неуверенно последовал за ним, поднимая взгляд на возвышение. Конунг был из числа тех, кто уже не спал. Сидел, тяжело навалившись на подлокотник и один из столбов за спиной, плотно запахнувшись в алый плащ, словно в доме было холодно. Подходя к самому очагу и останавливаясь в ожидании, кузнец вдруг понял, что из всех подробностей видения единственным размытым пятном было именно лицо Торбранда-конунга, которого он до сей минуты так и не видел.