Расчувствовавшись, Пилат трясущейся рукой достал шелковый платочек Смахнув слезинку из уголка глаза, он ненароком размазал косметику.
- О… -пропел он томным голосом. - Как редко в наши жестокие времена можно встретить настоящие, искренние чувства… я тронут, очень тронут…
Калашников положил голову Малинину на плечо и потерся о него - ласково, словно домашний котенок.
- Какая замечательная пара! -всплеснул руками Пилат, заулыбавшись. - Ну что ж, если публика в амфитеатре не против - я не возьму на себя грех разлучения любящих сердец.
Он показательно захлопал накрашенными сурьмой ресницами.
- По крайней мере, пока…
Солдаты заржали, как лошади. Отвернувшись в сторону, Калашников ожесточенно вытирал рот куском ткани - хрипя, плюясь и кашляя.
Вот только вякни хоть одно слово, - злобно сообщил он обалдевшему Малинину. - Из-за тебя, дурака, пришлось сам знаешь, кем притвориться.
А, так вы не серьезно, повелитель? -покраснел Малинин. - А я-то думал, у вас натурально ко мне чувства взыграли. Я же и вправду хорош - разве нет?
Ничего не объясняя, Калашников без лишних слов врезал Малинину в ухо - тот, бренча амуницией, с ужасным грохотом покатился вниз по лестнице.
Ревность, - скромно потупив глаза, объяснил Калашников Пилату. - Он на вас так пристально смотрел… а я ну просто до ужаса ревнив, domine.
Обожаю ревнивцев, - усмехнулся Пилат, созерцая малининское падение.
Он поднялся со своего места в ложе и поднял руку. Шум тут же утих.
- От имени пятикратно пресветлого цезаря, Сената и народа Рима! -отчеканил Пилат пронзительно тонким голосом, напомнив Калашникову певца Витаса. - Согласны ли вы, граждане, - эти двое бились, как львы?
Ответом ему был такой рев, что Алексей ощутил вибрацию ступеней.
- Заслуживают ли они награды? Пространство вновь задрожало от рева, словно
от землетрясения.
- Заслуживают ли они вашей похвалы?
У Калашникова заложило уши - так яростно взревела толпа, оглашая воплями окрестности. Пилат сделал перерыв, набирая воздуха в легкие.
- Заслуживают ли они -СВОБОДЫ? Прокуратор вознес в горячий пустынный воздух
большой палец правой руки. И сейчас же в пространстве над ареной замелькали сотни больших пальцев - ухоженных, грязных, загорелых и белых, с обгрызенными ногтями.
- Славьте великого цезаря, -улыбнулся Пилат. - Отныне вы свободны.
Толстяк в сальной тунике разомкнул ошейник на затылке Алексея.
Ave Caesar [20] ,- облегченно воскликнул Калашников, салютуя зрителям.
Ave Caesar, - вторил ему снизу растерянный и счастливый Малинин.
Дав центуриону Эмилиану ценное указание по размещению в казарме новых телохранителей, Пилат покинул ложу в обнимку с одним из солдат. Малинин разглядывал царапины, боясь поднять глаза на Калашникова.
Да уж, - забубнил он отвлеченно, пытаясь перевести тему. - Не ожидал я такого от Пилата. С арены крутым мужиком смотрится, а подходишь ближе - ну чистый Борис Моисеев. И зря вы, повелитель, мне врезали - я же пошутил, а на шутки не следует обижаться. Их сердцем понимать надо.
Это я знаю, - со сладострастной мстительностью ответил Калашников. - Именно поэтому хочу тебе сказать: в качестве шутки я забылвзять в Ерушалаим ту самую фляжку, которую ты до краев наполнил водкой.
Ответом ему был пронзительный стон, полный страдания и нечеловеческой боли, он рвал сердце, словно крик раненой волчицы. Напустив на себя безразличный вид, Калашников воздел над головой руки, кланяясь толпе.
…Почтенный старец Бен-Ами, горделиво восседавший в партере (билет обошелся ему в двенадцать ауреусов), уловил обрывки их разговора. Латынью (этим непонятным блеянием пришельцев), он владел слабо, но пару слов все же смог понять.
Его уши, подобные капустным листьям, задрожали, услышав из уст рыжего гладиатора зловещую фразу Borisus Moiseevus.
«Не иначе как нового наместника из Рима пришлют, - расстроился Бен-Ами. - Да-да, так и есть - предчувствия меня еще никогда не обманывали. А может, они вдвоем начнут управлять, как будто мало нам здесь одного Пилата. Не стоит ждать ничего хорошего - от одного имени просто в дрожь бросает».
Он сощурил глаза, подставляя испещренное морщинами лицо солнцу.
«Тут и дураку понятно… это не человек… А самый настоящий зверь»…
ФРАГМЕНТ № 3 - «СИЛУЭТНОЧНОГО ВСАДНИКА» (сумерки, безводная пустыня Негев к югу от Ерушалаима - недалеко от оазиса Tod)
…Как болит все тело. Как же болит. Я не могу даже скосить глаза в сторону - все вокруг вспыхивает, мозг сразу застилает красная пелена, словно его завернули в плотное одеяло. Ощущение, что с меня живьем содрали кожу. С той секунды, как я вошел в расщелину Двери, боль не прекращается. Она прошивает плоть насквозь - невидимые иглы без устали терзают живот и спину, вонзаются в глаза, разрывают колени. Сколько всего я шел? Даже не знаю. Километров десять, а то и все пятнадцать - сандалии превратились в грязные ошметки, а ступни сбились в кровь. Маленький оазис возник на горизонте так неожиданно, что вначале я отказался верить в его существование - думал, это обычный мираж, который видят перед потерей сознания. Еле-еле дополз до финиковых пальм на животе, руки судорожно тряслись: голова бессильно упала в прозрачную влагу. Урча, захлебываясь, фыркая, как тюлень, я пил, пил, пил… остановился только тогда, когда меня вырвало выпитой водой. Идти дальше не было сил - хотелось упасть здесь же и надолго забыться мертвым сном.
Но слава богам - они послали мне роскошный подарок. Подняв лицо от воды, я с удивлением заметил - совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, находится… лошадь. Гнедая, с белыми подпалинами, молодая кобыла - уже оседланная, мотающая гибкой шеей, на которой повисли остатки разорванной сбруи. Отфыркиваясь, она, совсем как я, не зная меры, жадно глотала прохладную воду. Откуда же эта лошадь взялась здесь, посреди безлюдной пустыни? Впрочем - а почему бы ей тут и не быть? Наверное, ее хозяина, зажиточного торговца, убили грабители, или он умер от жажды… как полчаса назад был готов умереть и я. Шатаясь, я подошел к ней. По-хозяйски опустил руку на ее гриву, поглаживал жесткие волосы, чувствуя божественную теплоту тела животного. Она не испугалась - это придало мне храбрости. Если бы лошадь успела одичать, то наша первая встреча обязательно стала бы последней. Сделав над собой страшное усилие и превозмогая боль, я рывком забросил тело в седло. Лошадь громко заржала. Сейчас сделает «свечку» - и мне конец: после падения наземь с такой высоты я уже не поднимусь никогда. Но животное еще не отвыкло от человека - кобыла не предприняла попыток выбросить меня из седла. Пригнувшись к ее гибкой шее, шепча слова ласки, я пустил лошадь рысью, придерживая поводья. Она охотно, без натуги двинулась вперед - так сноровисто, как будто соскучилась по тяжести всадника на спине.
…Я все еще не могу прийти в себя. Куда я попал? Где я нахожусь? Я не знаю… не знаю… оооо… нет, не знаю. Но то, что вокруг меня - точно не Ерушалаим. Одинокие, изрезанные извилистыми ложбинами низкие желтые горы, наполняющие потрескавшуюся сухую землю, давно не знавшую дождя. В воздухе тонким смерчем закручивается пыль, упрямо проникая в ноздри, без приглашения забиваясь в открытый рот. По спине бегут мурашки. Как же так? Я же все, все сказал в Инге-Тсе правильно - я полностью уверен в этом. Ошибка? Исключено. Ведь я столько лет подряд, не зная сна, повторял эти слова на санскрите - они въелись в меня как кислота. Ха-ха-ха, без сна… боги, а что это такое - сон? Я успел полностью отвыкнуть от него, но сейчас мне предстоит пережить, как бы это правильно выразиться… второе перерождение. Я отвратная гусеница, которая только сегодня стала красивой бабочкой, выдравшись на свет из недр липкого белого кокона. Добро пожаловать в реальный мир. Его лицо - собачье. Я заново познаю, что такое боль (да что там - я уже успел познать ее в полной мере), голод и жажда, холод и чертовская усталость… и сны. Наконец-то я увижу сны.
Но если я правильно произнес слова - тогда отчего меня перенесло куда-то не туда! Нет-нет, я зря паникую. Ерушалаим - не только конкретное поселение людей. В античные времена зачастую именем города называли целую местность, со всеми прилегающими землями. Но что, если я вообще очутился на другом континенте? Или еще хуже - в другой эпохе, из которой, как я знаю, мне уже не вернуться обратно? Не хочется и думать об этом…
…Лошадь доверчива и послушна. Постепенно привыкнув к седлу, я перевел ее на легкий галоп, намертво зажав в уставших руках обрывки поводьев. Не надо сразу представлять самое плохое. Попробую трезво вычислить. Сбруя на лошади - древнего узорчатого стиля, кружки и треугольники вырезаны бедуинским ножом, но, увы, это ничего не говорит - племена кочевников не меняют свои обычаи веками. Хорошо. Давайте допустим, что я все-таки приземлился там, где и собирался… Тогда эти ландшафты с пригнувшимися к земле, как бы лежащими на брюхе горами-лазутчиками напоминают Негев - слепую безводную пустыню к югу от Ерушалаима. Я запрокидываю голову вверх - на мое счастье, небо удивительно звездное - и за считанные секунды вычисляю северное направление. Я умею ориентироваться где угодно, даже в дремучем лесу - а тут уж тем более. Кобыла, убыстряя темп, несется вскачь, я чувствую себя как на электрическом стуле: невидимые иглы боли множатся, безжалостно терзая все, включая мочки ушей. Поводья натирают руки, разум нашептывает - отдохни. Но я не слушаю его. До того как взойдет солнце, я уже должен прибыть в Ерушалаим.
…Мои усилия вознаграждены: после долгой скачки лошадь вынесла меня на окраину большого города. Я увидел светлячки огней в окнах десятков домов, и мне сразу захотелось смеяться и плакать от радости. Одинокая женщина, закутанная по самые глаза в белое покрывало, спешит по своим делам, водрузив на плечо большой пузатый кувшин. Перегнувшись с седла, я хрипло спрашиваю у нее дорогу на местном языке (о, как же, ну как же колотится сердце в томительном страхе ожидания!). Благодарение богам - женщина отвечает мне на том же наречии - с акцентом, но все же правильно: «Да, путник, это Ерушалаим». Я тону в пряном бульоне эмоций, среди которых преобладает счастье, смешанное с сушеными крупицами торжества и посыпанное пряными кусочками солнечного удовольствия. Для полной уверенности, конечно, следует спросить у нее: а какой сейчас год? Но рискованно - сочтут за сумасшедшего, а то еще и стражу позовут. Да что мне надо? Античный город, люди в туниках и покрывалах, откликающиеся на фразы из давно умершего языка. Все точно. Очевидно, доктор не успел вычитать в летописях секты «Желтой шапки»: Дверь не доставляет по прямому адресу, а выбрасывает лишь в примерной зоне. Я протираю уставшие глаза руками, порыжевшими от дорожной ныли, и… постойте, что же со мной случилось? Я ничего, абсолютно ничего не помню после вспышки в тесной келье горы Инге-Тсе. Провалился в сплошную тьму, будто рухнул в крепчайший сон - проснуться заставила нестерпимая боль. Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на мертвой земле Негева. Столько времени ждать ЭТОГО момента, отчетливо представлять его почти сотню лет - и не запомнить ничего. Сознание покусывает обида. Я даже не знаю, как это произошло.
…Поставив кувшин на землю, добрая женщина подробно объясняет мне, какой дорогой лучше скакать к Масличной горе. Я благодарю ее, приложив руку к сердцу. Натягивая разорванные поводья, заставляю кобылу повернуть влево - по камням дороги раздается звонкий и дробный цокот копыт. Точный адрес мне неизвестен, но я знаю другое - примерное расположение жилища этого человека. А самое главное - его имя. В Ерушалаиме, насколько я выяснил в архивах, не существовало табличек с названиями улиц или номерами: тогда люди изъяснялись гораздо проще. Достаточно сказать: «А где здесь дом Корнелия - того, что живет в шестом переулке от базара?» - и тебе его покажет каждая собака. Я найду этот дом. Буду спрашивать всех прохожих подряд - кто-нибудь да ответит. Никакого риска. Меня запомнят? И ладно. Все, что отпечатается в памяти - силуэт всадника на лошади. Лицо незнакомца и масть кобылы не разглядеть в окутавшей город кромешной тьме.
…Оказаться у нужного дома получилось проще простого, первый же встречный прохожий ткнул в него пальцем. Если бы не он - я точно мог проскакать мимо. Просто не на что смотреть: маленькая, приземистая, неприглядная халупа. Я бы в такой собаку держать постеснялся. Напротив угнездился кособокий глинобитный сарай - хранилище для соломы, которой кормят скот. Спрыгнув с лошади, я отпускаю ее, сильно ударив по крупу - она мне больше не нужна. Кобыла, обиженно заржав, скачет от меня прочь. Вот и отлично. Черт возьми, да я настоящий счастливчик. Удача сама плывет - прямо ко мне в руки.
Я лезу в пришитый карман за пистолетом, кожа ладони чувствует теплую, ребристую рукоять. Прекрасно, оружие на месте. Однако в следующий момент меня потрясает глубокое разочарование. Я спешно, кусочек за кусочком, обшариваю всю одежду - отдельно изучаю каждую ниточку, нервно давлю на ткань подушечками пальцев. Тщетно. ОДНА ИЗ ОБОЙМ ИСЧЕЗЛА! Скорее всего, я обронил ее во время пешего пути по пустыне, или она вывалилась из кисета, пока я скакал на лошади. Не сдержавшись, я взрываюсь отборными ругательствами на родном языке, бессильно потрясая в воздухе кулаками. Но не проходит и минуты, как я умолкаю, ведь меня могут услышать. Пустые расстройства не помогут делу, надо исходить из существующей реальности. А реальность такова, что у меня осталась только одна обойма. Обстоятельство, безусловно, хреновое, но вовсе не безнадежное. Как мне следует поступать - я решу немного позже. Сейчас нужно отдохнуть после долгого пути, отлежаться в придорожных кустах. И заглянуть в гости к хозяину этого задрипанного домишки.
…Вот любопытно - как он отреагирует на мое появление?
Глава двенадцатая
(ближе к двенадцати часам вечера, окрестности Еруишлаима - неподалеку от Масличной горы)
ЕГО ЛИЦО… БОГИ ВЕЛИКИЕ, ЕГО ЛИЦО!
- О… -пропел он томным голосом. - Как редко в наши жестокие времена можно встретить настоящие, искренние чувства… я тронут, очень тронут…
Калашников положил голову Малинину на плечо и потерся о него - ласково, словно домашний котенок.
- Какая замечательная пара! -всплеснул руками Пилат, заулыбавшись. - Ну что ж, если публика в амфитеатре не против - я не возьму на себя грех разлучения любящих сердец.
Он показательно захлопал накрашенными сурьмой ресницами.
- По крайней мере, пока…
Солдаты заржали, как лошади. Отвернувшись в сторону, Калашников ожесточенно вытирал рот куском ткани - хрипя, плюясь и кашляя.
Вот только вякни хоть одно слово, - злобно сообщил он обалдевшему Малинину. - Из-за тебя, дурака, пришлось сам знаешь, кем притвориться.
А, так вы не серьезно, повелитель? -покраснел Малинин. - А я-то думал, у вас натурально ко мне чувства взыграли. Я же и вправду хорош - разве нет?
Ничего не объясняя, Калашников без лишних слов врезал Малинину в ухо - тот, бренча амуницией, с ужасным грохотом покатился вниз по лестнице.
Ревность, - скромно потупив глаза, объяснил Калашников Пилату. - Он на вас так пристально смотрел… а я ну просто до ужаса ревнив, domine.
Обожаю ревнивцев, - усмехнулся Пилат, созерцая малининское падение.
Он поднялся со своего места в ложе и поднял руку. Шум тут же утих.
- От имени пятикратно пресветлого цезаря, Сената и народа Рима! -отчеканил Пилат пронзительно тонким голосом, напомнив Калашникову певца Витаса. - Согласны ли вы, граждане, - эти двое бились, как львы?
Ответом ему был такой рев, что Алексей ощутил вибрацию ступеней.
- Заслуживают ли они награды? Пространство вновь задрожало от рева, словно
от землетрясения.
- Заслуживают ли они вашей похвалы?
У Калашникова заложило уши - так яростно взревела толпа, оглашая воплями окрестности. Пилат сделал перерыв, набирая воздуха в легкие.
- Заслуживают ли они -СВОБОДЫ? Прокуратор вознес в горячий пустынный воздух
большой палец правой руки. И сейчас же в пространстве над ареной замелькали сотни больших пальцев - ухоженных, грязных, загорелых и белых, с обгрызенными ногтями.
- Славьте великого цезаря, -улыбнулся Пилат. - Отныне вы свободны.
Толстяк в сальной тунике разомкнул ошейник на затылке Алексея.
Ave Caesar [20] ,- облегченно воскликнул Калашников, салютуя зрителям.
Ave Caesar, - вторил ему снизу растерянный и счастливый Малинин.
Дав центуриону Эмилиану ценное указание по размещению в казарме новых телохранителей, Пилат покинул ложу в обнимку с одним из солдат. Малинин разглядывал царапины, боясь поднять глаза на Калашникова.
Да уж, - забубнил он отвлеченно, пытаясь перевести тему. - Не ожидал я такого от Пилата. С арены крутым мужиком смотрится, а подходишь ближе - ну чистый Борис Моисеев. И зря вы, повелитель, мне врезали - я же пошутил, а на шутки не следует обижаться. Их сердцем понимать надо.
Это я знаю, - со сладострастной мстительностью ответил Калашников. - Именно поэтому хочу тебе сказать: в качестве шутки я забылвзять в Ерушалаим ту самую фляжку, которую ты до краев наполнил водкой.
Ответом ему был пронзительный стон, полный страдания и нечеловеческой боли, он рвал сердце, словно крик раненой волчицы. Напустив на себя безразличный вид, Калашников воздел над головой руки, кланяясь толпе.
…Почтенный старец Бен-Ами, горделиво восседавший в партере (билет обошелся ему в двенадцать ауреусов), уловил обрывки их разговора. Латынью (этим непонятным блеянием пришельцев), он владел слабо, но пару слов все же смог понять.
Его уши, подобные капустным листьям, задрожали, услышав из уст рыжего гладиатора зловещую фразу Borisus Moiseevus.
«Не иначе как нового наместника из Рима пришлют, - расстроился Бен-Ами. - Да-да, так и есть - предчувствия меня еще никогда не обманывали. А может, они вдвоем начнут управлять, как будто мало нам здесь одного Пилата. Не стоит ждать ничего хорошего - от одного имени просто в дрожь бросает».
Он сощурил глаза, подставляя испещренное морщинами лицо солнцу.
«Тут и дураку понятно… это не человек… А самый настоящий зверь»…
ФРАГМЕНТ № 3 - «СИЛУЭТНОЧНОГО ВСАДНИКА» (сумерки, безводная пустыня Негев к югу от Ерушалаима - недалеко от оазиса Tod)
…Как болит все тело. Как же болит. Я не могу даже скосить глаза в сторону - все вокруг вспыхивает, мозг сразу застилает красная пелена, словно его завернули в плотное одеяло. Ощущение, что с меня живьем содрали кожу. С той секунды, как я вошел в расщелину Двери, боль не прекращается. Она прошивает плоть насквозь - невидимые иглы без устали терзают живот и спину, вонзаются в глаза, разрывают колени. Сколько всего я шел? Даже не знаю. Километров десять, а то и все пятнадцать - сандалии превратились в грязные ошметки, а ступни сбились в кровь. Маленький оазис возник на горизонте так неожиданно, что вначале я отказался верить в его существование - думал, это обычный мираж, который видят перед потерей сознания. Еле-еле дополз до финиковых пальм на животе, руки судорожно тряслись: голова бессильно упала в прозрачную влагу. Урча, захлебываясь, фыркая, как тюлень, я пил, пил, пил… остановился только тогда, когда меня вырвало выпитой водой. Идти дальше не было сил - хотелось упасть здесь же и надолго забыться мертвым сном.
Но слава богам - они послали мне роскошный подарок. Подняв лицо от воды, я с удивлением заметил - совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, находится… лошадь. Гнедая, с белыми подпалинами, молодая кобыла - уже оседланная, мотающая гибкой шеей, на которой повисли остатки разорванной сбруи. Отфыркиваясь, она, совсем как я, не зная меры, жадно глотала прохладную воду. Откуда же эта лошадь взялась здесь, посреди безлюдной пустыни? Впрочем - а почему бы ей тут и не быть? Наверное, ее хозяина, зажиточного торговца, убили грабители, или он умер от жажды… как полчаса назад был готов умереть и я. Шатаясь, я подошел к ней. По-хозяйски опустил руку на ее гриву, поглаживал жесткие волосы, чувствуя божественную теплоту тела животного. Она не испугалась - это придало мне храбрости. Если бы лошадь успела одичать, то наша первая встреча обязательно стала бы последней. Сделав над собой страшное усилие и превозмогая боль, я рывком забросил тело в седло. Лошадь громко заржала. Сейчас сделает «свечку» - и мне конец: после падения наземь с такой высоты я уже не поднимусь никогда. Но животное еще не отвыкло от человека - кобыла не предприняла попыток выбросить меня из седла. Пригнувшись к ее гибкой шее, шепча слова ласки, я пустил лошадь рысью, придерживая поводья. Она охотно, без натуги двинулась вперед - так сноровисто, как будто соскучилась по тяжести всадника на спине.
…Я все еще не могу прийти в себя. Куда я попал? Где я нахожусь? Я не знаю… не знаю… оооо… нет, не знаю. Но то, что вокруг меня - точно не Ерушалаим. Одинокие, изрезанные извилистыми ложбинами низкие желтые горы, наполняющие потрескавшуюся сухую землю, давно не знавшую дождя. В воздухе тонким смерчем закручивается пыль, упрямо проникая в ноздри, без приглашения забиваясь в открытый рот. По спине бегут мурашки. Как же так? Я же все, все сказал в Инге-Тсе правильно - я полностью уверен в этом. Ошибка? Исключено. Ведь я столько лет подряд, не зная сна, повторял эти слова на санскрите - они въелись в меня как кислота. Ха-ха-ха, без сна… боги, а что это такое - сон? Я успел полностью отвыкнуть от него, но сейчас мне предстоит пережить, как бы это правильно выразиться… второе перерождение. Я отвратная гусеница, которая только сегодня стала красивой бабочкой, выдравшись на свет из недр липкого белого кокона. Добро пожаловать в реальный мир. Его лицо - собачье. Я заново познаю, что такое боль (да что там - я уже успел познать ее в полной мере), голод и жажда, холод и чертовская усталость… и сны. Наконец-то я увижу сны.
Но если я правильно произнес слова - тогда отчего меня перенесло куда-то не туда! Нет-нет, я зря паникую. Ерушалаим - не только конкретное поселение людей. В античные времена зачастую именем города называли целую местность, со всеми прилегающими землями. Но что, если я вообще очутился на другом континенте? Или еще хуже - в другой эпохе, из которой, как я знаю, мне уже не вернуться обратно? Не хочется и думать об этом…
…Лошадь доверчива и послушна. Постепенно привыкнув к седлу, я перевел ее на легкий галоп, намертво зажав в уставших руках обрывки поводьев. Не надо сразу представлять самое плохое. Попробую трезво вычислить. Сбруя на лошади - древнего узорчатого стиля, кружки и треугольники вырезаны бедуинским ножом, но, увы, это ничего не говорит - племена кочевников не меняют свои обычаи веками. Хорошо. Давайте допустим, что я все-таки приземлился там, где и собирался… Тогда эти ландшафты с пригнувшимися к земле, как бы лежащими на брюхе горами-лазутчиками напоминают Негев - слепую безводную пустыню к югу от Ерушалаима. Я запрокидываю голову вверх - на мое счастье, небо удивительно звездное - и за считанные секунды вычисляю северное направление. Я умею ориентироваться где угодно, даже в дремучем лесу - а тут уж тем более. Кобыла, убыстряя темп, несется вскачь, я чувствую себя как на электрическом стуле: невидимые иглы боли множатся, безжалостно терзая все, включая мочки ушей. Поводья натирают руки, разум нашептывает - отдохни. Но я не слушаю его. До того как взойдет солнце, я уже должен прибыть в Ерушалаим.
…Мои усилия вознаграждены: после долгой скачки лошадь вынесла меня на окраину большого города. Я увидел светлячки огней в окнах десятков домов, и мне сразу захотелось смеяться и плакать от радости. Одинокая женщина, закутанная по самые глаза в белое покрывало, спешит по своим делам, водрузив на плечо большой пузатый кувшин. Перегнувшись с седла, я хрипло спрашиваю у нее дорогу на местном языке (о, как же, ну как же колотится сердце в томительном страхе ожидания!). Благодарение богам - женщина отвечает мне на том же наречии - с акцентом, но все же правильно: «Да, путник, это Ерушалаим». Я тону в пряном бульоне эмоций, среди которых преобладает счастье, смешанное с сушеными крупицами торжества и посыпанное пряными кусочками солнечного удовольствия. Для полной уверенности, конечно, следует спросить у нее: а какой сейчас год? Но рискованно - сочтут за сумасшедшего, а то еще и стражу позовут. Да что мне надо? Античный город, люди в туниках и покрывалах, откликающиеся на фразы из давно умершего языка. Все точно. Очевидно, доктор не успел вычитать в летописях секты «Желтой шапки»: Дверь не доставляет по прямому адресу, а выбрасывает лишь в примерной зоне. Я протираю уставшие глаза руками, порыжевшими от дорожной ныли, и… постойте, что же со мной случилось? Я ничего, абсолютно ничего не помню после вспышки в тесной келье горы Инге-Тсе. Провалился в сплошную тьму, будто рухнул в крепчайший сон - проснуться заставила нестерпимая боль. Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на мертвой земле Негева. Столько времени ждать ЭТОГО момента, отчетливо представлять его почти сотню лет - и не запомнить ничего. Сознание покусывает обида. Я даже не знаю, как это произошло.
…Поставив кувшин на землю, добрая женщина подробно объясняет мне, какой дорогой лучше скакать к Масличной горе. Я благодарю ее, приложив руку к сердцу. Натягивая разорванные поводья, заставляю кобылу повернуть влево - по камням дороги раздается звонкий и дробный цокот копыт. Точный адрес мне неизвестен, но я знаю другое - примерное расположение жилища этого человека. А самое главное - его имя. В Ерушалаиме, насколько я выяснил в архивах, не существовало табличек с названиями улиц или номерами: тогда люди изъяснялись гораздо проще. Достаточно сказать: «А где здесь дом Корнелия - того, что живет в шестом переулке от базара?» - и тебе его покажет каждая собака. Я найду этот дом. Буду спрашивать всех прохожих подряд - кто-нибудь да ответит. Никакого риска. Меня запомнят? И ладно. Все, что отпечатается в памяти - силуэт всадника на лошади. Лицо незнакомца и масть кобылы не разглядеть в окутавшей город кромешной тьме.
…Оказаться у нужного дома получилось проще простого, первый же встречный прохожий ткнул в него пальцем. Если бы не он - я точно мог проскакать мимо. Просто не на что смотреть: маленькая, приземистая, неприглядная халупа. Я бы в такой собаку держать постеснялся. Напротив угнездился кособокий глинобитный сарай - хранилище для соломы, которой кормят скот. Спрыгнув с лошади, я отпускаю ее, сильно ударив по крупу - она мне больше не нужна. Кобыла, обиженно заржав, скачет от меня прочь. Вот и отлично. Черт возьми, да я настоящий счастливчик. Удача сама плывет - прямо ко мне в руки.
Я лезу в пришитый карман за пистолетом, кожа ладони чувствует теплую, ребристую рукоять. Прекрасно, оружие на месте. Однако в следующий момент меня потрясает глубокое разочарование. Я спешно, кусочек за кусочком, обшариваю всю одежду - отдельно изучаю каждую ниточку, нервно давлю на ткань подушечками пальцев. Тщетно. ОДНА ИЗ ОБОЙМ ИСЧЕЗЛА! Скорее всего, я обронил ее во время пешего пути по пустыне, или она вывалилась из кисета, пока я скакал на лошади. Не сдержавшись, я взрываюсь отборными ругательствами на родном языке, бессильно потрясая в воздухе кулаками. Но не проходит и минуты, как я умолкаю, ведь меня могут услышать. Пустые расстройства не помогут делу, надо исходить из существующей реальности. А реальность такова, что у меня осталась только одна обойма. Обстоятельство, безусловно, хреновое, но вовсе не безнадежное. Как мне следует поступать - я решу немного позже. Сейчас нужно отдохнуть после долгого пути, отлежаться в придорожных кустах. И заглянуть в гости к хозяину этого задрипанного домишки.
…Вот любопытно - как он отреагирует на мое появление?
Глава двенадцатая
ПОЛУНОЧНЫЙ ГОСТЬ
(ближе к двенадцати часам вечера, окрестности Еруишлаима - неподалеку от Масличной горы)
Как всегда в последнее время, он явился домой поздно - толкнув трухлявую дверь, усталой походкой зашел в убогую каморку. Дверь держалась на «честном слове». При желании ее можно было вышибить одним плевком. Но разве у него есть во владении что-то, ради чего требуется вешать замок? Самый пропащий вор - и тот не позарится на скудные пожитки. Потрескавшийся от древности стол, жесткая лавка для сна, неказистый кувшинчик с водой, кусок засохшего хлеба - вот и все его имущество. Мышей не видел уже с полгода, перевелись - сдохли от голода или прозорливо сбежали к более зажиточным соседям.
Размышляя, он подошел к столу, поспешно отломил кусок черствого хлеба, брызнувший крошками. Сухарь царапал небо, но он не обращал внимания - глотал твердые куски жадно, почти не жуя. Такое происходит каждый раз: возвращаясь из грота после задушевных бесед с Кудесником, он чувствует по-настоящему волчий голод. Времени пообедать нет: когда слушаешь его речи, все остальные чувства (включая и животную потребность в насыщении) мгновенно угасают. Каждый новый день, проведенный с ним, лучше, прекраснее и познавательнее предыдущего. Это ли не доказательство чудес, излучаемых его божественной сущностью? Вот и сегодня Кудесник не замедлил потрясти всех своих друзей - подумать только, он собрался воскресить мертвого! Впрочем, радость оказалась краткой - эта новость даже самых верных учеников привела в полнейшее смятение и раздрай.
…Действительно, стоит ли ему так рисковать? Сейчас сытые ерушалаимские чиновники считают Кудесника кем-то вроде работника заезжего цирка, но после опытов с мертвецами отношение может в корне поменяться. Первосвященник Иудеи Иосиф Каиафа, да и царь Ирод Антипа обязательно занервничают. Каждой власти свойственно опираться на подконтрольную религию. Наличие высших сил - розовая прелесть, способная оправдать множество неудобных вещей. Взять хотя бы причины бедности. Любой священник запросто объяснит: ты живешь плохо потому, что своим нахальным поведением прогневил богов, а вовсе не по причине очередного повышения налогов. Не возмущайся, а прилежно молись, жертвуй на постройку храмов, и тогда все образуется. Не помогает? Ну что ж, проблема решаема - молись еще сильнее, жертвуй еще больше!
Стоит Кудеснику воскресить мертвеца, от сна воспрянут все - и Синедрион, и Ирод Антипа, даже женственный Пилат, предпочитающий грозам политики грешное возлежание в саду с молодыми солдатами. Пока остальные ученики наивно упивались общим успехом (популярность Кудесника росла как на дрожжах), у Учителя понемногу начали появляться тайные враги. Иначе откуда на базаре появились пожелтевшие папирусы с фривольными картинками? Только представьте себе эту мерзость - Кудесник возлежит в объятиях полуголой Марии Магдалины. Толстые торговки, прыская в кулак, заворачивали в папирусы свежую рыбу, так что каждый покупатель имел возможность внимательно рассмотреть рисунок, придя к себе домой.
…Выяснить заказчика картинок не удалось. Подпись внизу объясняла немногое, мелкие кривые буквы гласили: «Прелюбодеяние срисовано со слов лучшего друга старого погонщика ослов Иегуды, а свидетельницей тому явилась слепая племянница его бывшей жены». Возможно, это дело рук мстительных торговцев вином, насмерть перепуганных недавними чудесами. Спешно доложили Кудеснику, однако тот лишь отмахнулся, исполненный удивительной беспечности. Мол, «люди сами разберутся, где правда, а где ложь». О да, они разберутся. Знатоки еще те. Недавно в Ерушалаим приезжал один напыщенный путешественник из Ливии: повсюду на площадях распинался, как, будучи проглочен китом, прожил у него в брюхе три дня, а потом выбрался наружу. Через неделю парень уже обзавелся парой помощников, продающих билеты на его выступления в амфитеатре. Народ валил валом, на лучшие места велась предварительная запись. А тут - привлекательная «клубничка» с голой женщиной да еще и ссылка на очевидца. Никто ж не задаст себе вопрос: а что, кроме своих эротических фантазий, могла увидеть эта слепая племянница? Он робко попытался объяснить Кудеснику минусы оживления мертвецов, но тот привычно улыбнулся в ответ: «Не беспокойся, все будет хорошо». Куда уж лучше. Даже если исключить проблемы с властями, возможны и бытовые сложности. Кандидатуру для такого важного дела, как воскрешение, следует подбирать с оглядкой. Он, например, не желал бы оживления своей бабушки: старая карга и без того коптила небо достаточно долго, вытягивая из него все жилы. Вообразите милейшую ситуацию: человек умер, родственники вовсю делят домишко и денежки. И тут вдруг является воскрешенный покойник. Славное будет зрелище, ничего не скажешь.
…В хлипкую дверь тихо постучали. Хозяин дома - молодой человек с льняными волосами и миловидным, как у девушки, лицом - оторвался от сумрачных дум. Послышалось - или правда был стук? Да, кажется. Кто это может быть в столь позднее время? Наверное, старик нищий, ночующий в соломенном сарае неподалеку. Бывает, он приходит по вечерам, чтобы выпросить остатки черствого хлеба. Надо же, какая досада… а он и сам не заметил, как съел все до крошки. Что ж, пусть войдет - если он не сможет предложить ему пропитание, то, по крайней мере, обеспечит ночлегом. Стук повторился, но уже слабее. Да-да, конечно. Сейчас он откроет. Поднявшись с лавки, хозяин сделал несколько шагов к выходу.
…Однако дверь сама распахнулась ему навстречу.
…Он собрался закричать, но крик свернулся в горле мертвой птицей. Широко раскрыв глаза, молодой человек вытянул вперед ладони. В страхе отступая назад, он инстинктивно пытался защититься от кошмарного чудовища, явившегося к нему посреди ночи. Изо рта вырвалось хриплое бульканье - неловко споткнувшись, он задел локтем стол. Стоявший с краю кувшинчик свалился на пол и со звоном разлетелся вдребезги, отчаянно хлюпнув остатками воды.
ДЕМОН… САМ ДЕМОН ПРИШЕЛ ЗА НИМ - ПРЯМО ИЗ АДА.
Он не мог отвести взгляда от лица ночного гостя. Ужас сдавил его грудь, разрывая сердце остриями кривых клыков. Тот, наслаждаясь произведенным эффектом, выпростал из одежды руки. Пальцы сомкнулись на его горле. Он не сопротивлялся, тело не повиновалось ему, наливаясь тяжелой мягкостью.
Размышляя, он подошел к столу, поспешно отломил кусок черствого хлеба, брызнувший крошками. Сухарь царапал небо, но он не обращал внимания - глотал твердые куски жадно, почти не жуя. Такое происходит каждый раз: возвращаясь из грота после задушевных бесед с Кудесником, он чувствует по-настоящему волчий голод. Времени пообедать нет: когда слушаешь его речи, все остальные чувства (включая и животную потребность в насыщении) мгновенно угасают. Каждый новый день, проведенный с ним, лучше, прекраснее и познавательнее предыдущего. Это ли не доказательство чудес, излучаемых его божественной сущностью? Вот и сегодня Кудесник не замедлил потрясти всех своих друзей - подумать только, он собрался воскресить мертвого! Впрочем, радость оказалась краткой - эта новость даже самых верных учеников привела в полнейшее смятение и раздрай.
…Действительно, стоит ли ему так рисковать? Сейчас сытые ерушалаимские чиновники считают Кудесника кем-то вроде работника заезжего цирка, но после опытов с мертвецами отношение может в корне поменяться. Первосвященник Иудеи Иосиф Каиафа, да и царь Ирод Антипа обязательно занервничают. Каждой власти свойственно опираться на подконтрольную религию. Наличие высших сил - розовая прелесть, способная оправдать множество неудобных вещей. Взять хотя бы причины бедности. Любой священник запросто объяснит: ты живешь плохо потому, что своим нахальным поведением прогневил богов, а вовсе не по причине очередного повышения налогов. Не возмущайся, а прилежно молись, жертвуй на постройку храмов, и тогда все образуется. Не помогает? Ну что ж, проблема решаема - молись еще сильнее, жертвуй еще больше!
Стоит Кудеснику воскресить мертвеца, от сна воспрянут все - и Синедрион, и Ирод Антипа, даже женственный Пилат, предпочитающий грозам политики грешное возлежание в саду с молодыми солдатами. Пока остальные ученики наивно упивались общим успехом (популярность Кудесника росла как на дрожжах), у Учителя понемногу начали появляться тайные враги. Иначе откуда на базаре появились пожелтевшие папирусы с фривольными картинками? Только представьте себе эту мерзость - Кудесник возлежит в объятиях полуголой Марии Магдалины. Толстые торговки, прыская в кулак, заворачивали в папирусы свежую рыбу, так что каждый покупатель имел возможность внимательно рассмотреть рисунок, придя к себе домой.
…Выяснить заказчика картинок не удалось. Подпись внизу объясняла немногое, мелкие кривые буквы гласили: «Прелюбодеяние срисовано со слов лучшего друга старого погонщика ослов Иегуды, а свидетельницей тому явилась слепая племянница его бывшей жены». Возможно, это дело рук мстительных торговцев вином, насмерть перепуганных недавними чудесами. Спешно доложили Кудеснику, однако тот лишь отмахнулся, исполненный удивительной беспечности. Мол, «люди сами разберутся, где правда, а где ложь». О да, они разберутся. Знатоки еще те. Недавно в Ерушалаим приезжал один напыщенный путешественник из Ливии: повсюду на площадях распинался, как, будучи проглочен китом, прожил у него в брюхе три дня, а потом выбрался наружу. Через неделю парень уже обзавелся парой помощников, продающих билеты на его выступления в амфитеатре. Народ валил валом, на лучшие места велась предварительная запись. А тут - привлекательная «клубничка» с голой женщиной да еще и ссылка на очевидца. Никто ж не задаст себе вопрос: а что, кроме своих эротических фантазий, могла увидеть эта слепая племянница? Он робко попытался объяснить Кудеснику минусы оживления мертвецов, но тот привычно улыбнулся в ответ: «Не беспокойся, все будет хорошо». Куда уж лучше. Даже если исключить проблемы с властями, возможны и бытовые сложности. Кандидатуру для такого важного дела, как воскрешение, следует подбирать с оглядкой. Он, например, не желал бы оживления своей бабушки: старая карга и без того коптила небо достаточно долго, вытягивая из него все жилы. Вообразите милейшую ситуацию: человек умер, родственники вовсю делят домишко и денежки. И тут вдруг является воскрешенный покойник. Славное будет зрелище, ничего не скажешь.
…В хлипкую дверь тихо постучали. Хозяин дома - молодой человек с льняными волосами и миловидным, как у девушки, лицом - оторвался от сумрачных дум. Послышалось - или правда был стук? Да, кажется. Кто это может быть в столь позднее время? Наверное, старик нищий, ночующий в соломенном сарае неподалеку. Бывает, он приходит по вечерам, чтобы выпросить остатки черствого хлеба. Надо же, какая досада… а он и сам не заметил, как съел все до крошки. Что ж, пусть войдет - если он не сможет предложить ему пропитание, то, по крайней мере, обеспечит ночлегом. Стук повторился, но уже слабее. Да-да, конечно. Сейчас он откроет. Поднявшись с лавки, хозяин сделал несколько шагов к выходу.
…Однако дверь сама распахнулась ему навстречу.
…Он собрался закричать, но крик свернулся в горле мертвой птицей. Широко раскрыв глаза, молодой человек вытянул вперед ладони. В страхе отступая назад, он инстинктивно пытался защититься от кошмарного чудовища, явившегося к нему посреди ночи. Изо рта вырвалось хриплое бульканье - неловко споткнувшись, он задел локтем стол. Стоявший с краю кувшинчик свалился на пол и со звоном разлетелся вдребезги, отчаянно хлюпнув остатками воды.
ДЕМОН… САМ ДЕМОН ПРИШЕЛ ЗА НИМ - ПРЯМО ИЗ АДА.
Он не мог отвести взгляда от лица ночного гостя. Ужас сдавил его грудь, разрывая сердце остриями кривых клыков. Тот, наслаждаясь произведенным эффектом, выпростал из одежды руки. Пальцы сомкнулись на его горле. Он не сопротивлялся, тело не повиновалось ему, наливаясь тяжелой мягкостью.
ЕГО ЛИЦО… БОГИ ВЕЛИКИЕ, ЕГО ЛИЦО!
- Кто ты? -прорезал ночную тишину хрипящий голос. - Ответь, кто ты?
Раздался сухой треск Юноша безвольно сполз вниз, его голова, стукнувшись об пол, улеглась среди глиняных черепков. Из мертвых губ сбежала вниз капелька крови… голубые глаза оставались открытыми.
- Ты все равно не поверишь, -сказал незнакомец, отворачиваясь от трупа.
…Он вытер запачканное в крови запястье о грязную, отвратительно пахнущую мешковину. Изнутри домишко выглядел еще хуже, чем снаружи: тесная комнатенка, продуваемая изо всех щелей, окно на задней стене размером с ладонь, щелявая крыша. Но зачем притворяться изнеженным аристократом? Еще вчера он ночевал под открытым небом, мок под дождем и снегом, терпя порывы ветра - и такое бытие длилось годами. Если сравнить эту каморку с Инге-Тсе, ее спартанские условия превратятся в номер-люкс.
…Ужасно хочется есть… вслед за режущей болью всей его сущностью без остатка овладело и второе изрядно подзабытое чувство - собачий голод.
В этой дощатой халупе - шаром покати, на старом столе - только жалкие, колючие хлебные крошки. Придется потерпеть до утра. Похоже, он потратил минимум полдня на то, чтобы добраться из пустыни в Ерушалаим. Хорошо еще, что чудом встретилась заблудившаяся кобыла. Впрочем, и повод для огорчения сам собой тоже никуда не исчез. Пропала вторая пистолетная обойма. Где ее искать, он понятия не имеет. Теперь в наличии всего-навсего восемь патронов, поэтому расходовать их придется очень экономно. Хотя первый же опыт в области экономии прошел удачно - без единого выстрела. «Целей» осталось двенадцать, патронов - значительно меньше. А на главную цель надо потратить три пули. Она того стоит.
…Сев на пол рядом с неподвижным телом, он внимательно осмотрел свои ноги. Пешая прогулка до оазиса не прошла даром. Левая стопа - в кровавых мозолях, с правой дела обстоят немногим лучше. От долгой езды верхом кожа на внутренней стороне бедер сбилась до черных синяков. Ничего странного - просидев долгие десятилетия на одном и том же «пятачке» в горах, он разучился путешествовать на дальние расстояния. Куцые ежедневные прогулки вокруг Двери не в счет. Боль притупилась, поначалу она грызла мозг крысой, ввинчиваясь в кости хребта. Теперь мышцы просто ноют, голова раскалывается, во всем теле - сильная ломота, как будто по нему проехал танк Ничего. Со временем это обязательно должно пройти.
…А пока надо быть осторожнее - как с прогулками, так и с едой. Лучше всего взять тайм-аут на пару Дней. Осмотреться, привыкнуть к людям, зданиям, кошкам - после одиночества все живое пугает и настораживает. На любой мелочи можно проколоться - это другая эпоха, другая жизнь, другие традиции. Не помешает проявить двойную осмотрительность. Удивление? Пожалуй, нет. Он уже видел, как время застыло возле горы Инге-Тсе, а потом вспышка неведомой энергии отправила его в Ерушалаим начала эры. Что после этого способно удивлять? Он давно был готов к тому, что рано или поздно появится в Ерушалаиме, более того - искренне верил в это. Именно вера не позволила ему сойти с ума от вечного, болезненного одиночества…У него есть задание.
…И можно не сомневаться - ОН ЕГО ВЫПОЛНИТ.
…Убийца вытер нос рукавом. Какая-то слизь. Кажется, простыл в пустыне, вот и насморк появился - да и горло дерет как наждаком. Он мертвецки устал. Позже ляжет на лавку и будет беспробудно спать целые сутки. А сейчас хорошо бы раздобыть немного воды, омыть кровоточащие ноги. Это не так уж сложно - у подножия Масличной горы бьет много ключей. Заодно избавится от мертвого тела, темнота сослужит отличную службу. Тут-то и пригодится глинобитный сарайчик через дорогу, там он спрячет труп, забросав его землей. После того как вволю отоспится - перенесет покойника в местечко подальше. Вокруг местных холмов просто тьма-тьмущая пещер - некоторые из них связаны подземными лабиринтами. Через пару ночей он выберет наиболее заброшенную пещеру, желательно поближе к тому самому гроту, достаточно большую, чтобы вместить и остальные трупы. Он взвалил на плечо безвольное тело и вскрикнул от ожидаемой боли - в спине что-то хрустнуло. Сцепив зубы, он выглянул за дверь. Темно. Уютненько, как в гробу. Перешагнув за порог, он черепашьим шагом направился к сараю.
…Оборванный старик-нищий расположился на своем «ложе» - большой охапке полусырой, гниющей соломы. Слабым пламенем загорелся припасенный с утра огарок сальной свечи. Дед не мог отказать себе в удовольствии поужинать при свете. Сокрушаясь о неудачном дне, нищий достал из мешочка десяток обглоданных куриных костей: все, что удалось собрать за сегодня. Люди, задавленные налогами пятикратно пресветлого цезаря, не способны испытывать милосердие. Он поднес кость с засохшим хрящом ко рту, когда из темноты раздались давящие шаги - так обычно ступает мул, отягощенный непосильной ношей. Тревожась, нищий отложил кость, поднимая огарок свечи на уровень глаз. Пламя выхватило из темноты знакомое лицо - перед ним стоял добрый человек из дома по соседству, часто делившийся последним куском хлеба с ничтожным бродягой. Нищий улыбнулся, приветствуя гостя. Однако тот не изобразил радушия при виде старого приятеля - лишь пронзил его взглядом голубых глаз. Он ли это? Несомненно, он. Те же длинные светлые волосы, с бледного лба капает пот. Через плечо переброшен толстый сверток - будто рулон ткани… а из него - торчат худые ноги в потрепанных сандалиях…
…Ночной гость первым уяснил, что следует делать дальше. Небрежно сбросив «груз» с плеча (прямо на остатки соломы), он начал деловито засучивать рукава. Нищий в растерянности отполз к стене сарая, упираясь в пол ногами - старик лихорадочно пытался понять причину происходящего. В чем же дело? Даже если сосед в ссоре убил неверную жену - то неужели он думает, что нищий способен заложить своего благодетеля римским властям?
…За пару мгновений до того, когда руки клещами сомкнулись на горле, нищий понял - это не тот человек. Та же голова, те же глаза, те же щеки - даже тот же рост. Но взгляд и выражение лица были ДРУГИМИ. Отстраненными, холодными, безразличными. Он душил его без злости: так убивал муху перед сном, чтобы не мешала нудным жужжанием.
…Как до него хозяин дома, нищий беспомощно открыл беззубый рот.
Но закричать он не успел.
[1]В древнем Риме иды - день в середине месяца. В апреле приходился на 13-е число. Ab Urbe condita (лат.) - «От основания города», принятое в Римской республике (а затем и империи) официальное летосчисление (здесь и далее - прим. автора).
[2]Мелкая римская медная монета.
[3]Парной зал в термах - античных банях времен Римской империи.
[4]Преторианская гвардия - личная охрана римских императоров.
[5]Жрицы храма богини Весты, сохранявшие девственность. Прямое оскорбление девственницы-весталки каралось смертной казнью.
[6]Господин (лат.).
[7]Римский император (30 г. до н. э. - 14 г. н. э.), после смерти причислен жрецами к богам и, соответственно, получил титул «божественный».
[8]Серебряная римская монета.
[9]Черный пиар (лат.).
[10]Одно из имен Будды.
[11]Ячменная мука, из которой пекут лепешки в Гималаях.
[12]Эти события происходили чуточку раньше - в книге «Элемент крови» и ее официальном продолжении - триллере «Минус ангел».
[13]Самый известный трактат по демонологии и распознаванию ведьм, написанный в I486 году германскими инквизиторами Генрихом Крамером и Якобом Шпренгером. Среди прочего содержал рецепты вызова Шефа.
[14]Доктор Фауст, как правило, путешествовал вместе с черной собакой, зачастую намекая любопытным, что это - заколдованный им человек
[15]«О да, там будет кровь.» (англ).
[16]Прямая цитата из Евангелия. Вообще же свидетельства по этому случаю разнятся. Например, апостолы в своих описаниях не пришли к единому выводу, сколько было в Гадаринской бесноватых - один или два. Точную цифру погибших свиней тоже приводит только один апостол.
[17]Для провинции Иудея римский наместник чеканил специальные монеты, на которых было запрещено изображать живое существо.
[18]Фейсконтроль (лат.).
[19]Православная церковь Эфиопии (так же, как и коптские христиане) действительно канонизировала Пилата и его жену Клавдию Прокулу.
[20]Слава цезарю (лат.)
Раздался сухой треск Юноша безвольно сполз вниз, его голова, стукнувшись об пол, улеглась среди глиняных черепков. Из мертвых губ сбежала вниз капелька крови… голубые глаза оставались открытыми.
- Ты все равно не поверишь, -сказал незнакомец, отворачиваясь от трупа.
…Он вытер запачканное в крови запястье о грязную, отвратительно пахнущую мешковину. Изнутри домишко выглядел еще хуже, чем снаружи: тесная комнатенка, продуваемая изо всех щелей, окно на задней стене размером с ладонь, щелявая крыша. Но зачем притворяться изнеженным аристократом? Еще вчера он ночевал под открытым небом, мок под дождем и снегом, терпя порывы ветра - и такое бытие длилось годами. Если сравнить эту каморку с Инге-Тсе, ее спартанские условия превратятся в номер-люкс.
…Ужасно хочется есть… вслед за режущей болью всей его сущностью без остатка овладело и второе изрядно подзабытое чувство - собачий голод.
В этой дощатой халупе - шаром покати, на старом столе - только жалкие, колючие хлебные крошки. Придется потерпеть до утра. Похоже, он потратил минимум полдня на то, чтобы добраться из пустыни в Ерушалаим. Хорошо еще, что чудом встретилась заблудившаяся кобыла. Впрочем, и повод для огорчения сам собой тоже никуда не исчез. Пропала вторая пистолетная обойма. Где ее искать, он понятия не имеет. Теперь в наличии всего-навсего восемь патронов, поэтому расходовать их придется очень экономно. Хотя первый же опыт в области экономии прошел удачно - без единого выстрела. «Целей» осталось двенадцать, патронов - значительно меньше. А на главную цель надо потратить три пули. Она того стоит.
…Сев на пол рядом с неподвижным телом, он внимательно осмотрел свои ноги. Пешая прогулка до оазиса не прошла даром. Левая стопа - в кровавых мозолях, с правой дела обстоят немногим лучше. От долгой езды верхом кожа на внутренней стороне бедер сбилась до черных синяков. Ничего странного - просидев долгие десятилетия на одном и том же «пятачке» в горах, он разучился путешествовать на дальние расстояния. Куцые ежедневные прогулки вокруг Двери не в счет. Боль притупилась, поначалу она грызла мозг крысой, ввинчиваясь в кости хребта. Теперь мышцы просто ноют, голова раскалывается, во всем теле - сильная ломота, как будто по нему проехал танк Ничего. Со временем это обязательно должно пройти.
…А пока надо быть осторожнее - как с прогулками, так и с едой. Лучше всего взять тайм-аут на пару Дней. Осмотреться, привыкнуть к людям, зданиям, кошкам - после одиночества все живое пугает и настораживает. На любой мелочи можно проколоться - это другая эпоха, другая жизнь, другие традиции. Не помешает проявить двойную осмотрительность. Удивление? Пожалуй, нет. Он уже видел, как время застыло возле горы Инге-Тсе, а потом вспышка неведомой энергии отправила его в Ерушалаим начала эры. Что после этого способно удивлять? Он давно был готов к тому, что рано или поздно появится в Ерушалаиме, более того - искренне верил в это. Именно вера не позволила ему сойти с ума от вечного, болезненного одиночества…У него есть задание.
…И можно не сомневаться - ОН ЕГО ВЫПОЛНИТ.
…Убийца вытер нос рукавом. Какая-то слизь. Кажется, простыл в пустыне, вот и насморк появился - да и горло дерет как наждаком. Он мертвецки устал. Позже ляжет на лавку и будет беспробудно спать целые сутки. А сейчас хорошо бы раздобыть немного воды, омыть кровоточащие ноги. Это не так уж сложно - у подножия Масличной горы бьет много ключей. Заодно избавится от мертвого тела, темнота сослужит отличную службу. Тут-то и пригодится глинобитный сарайчик через дорогу, там он спрячет труп, забросав его землей. После того как вволю отоспится - перенесет покойника в местечко подальше. Вокруг местных холмов просто тьма-тьмущая пещер - некоторые из них связаны подземными лабиринтами. Через пару ночей он выберет наиболее заброшенную пещеру, желательно поближе к тому самому гроту, достаточно большую, чтобы вместить и остальные трупы. Он взвалил на плечо безвольное тело и вскрикнул от ожидаемой боли - в спине что-то хрустнуло. Сцепив зубы, он выглянул за дверь. Темно. Уютненько, как в гробу. Перешагнув за порог, он черепашьим шагом направился к сараю.
…Оборванный старик-нищий расположился на своем «ложе» - большой охапке полусырой, гниющей соломы. Слабым пламенем загорелся припасенный с утра огарок сальной свечи. Дед не мог отказать себе в удовольствии поужинать при свете. Сокрушаясь о неудачном дне, нищий достал из мешочка десяток обглоданных куриных костей: все, что удалось собрать за сегодня. Люди, задавленные налогами пятикратно пресветлого цезаря, не способны испытывать милосердие. Он поднес кость с засохшим хрящом ко рту, когда из темноты раздались давящие шаги - так обычно ступает мул, отягощенный непосильной ношей. Тревожась, нищий отложил кость, поднимая огарок свечи на уровень глаз. Пламя выхватило из темноты знакомое лицо - перед ним стоял добрый человек из дома по соседству, часто делившийся последним куском хлеба с ничтожным бродягой. Нищий улыбнулся, приветствуя гостя. Однако тот не изобразил радушия при виде старого приятеля - лишь пронзил его взглядом голубых глаз. Он ли это? Несомненно, он. Те же длинные светлые волосы, с бледного лба капает пот. Через плечо переброшен толстый сверток - будто рулон ткани… а из него - торчат худые ноги в потрепанных сандалиях…
…Ночной гость первым уяснил, что следует делать дальше. Небрежно сбросив «груз» с плеча (прямо на остатки соломы), он начал деловито засучивать рукава. Нищий в растерянности отполз к стене сарая, упираясь в пол ногами - старик лихорадочно пытался понять причину происходящего. В чем же дело? Даже если сосед в ссоре убил неверную жену - то неужели он думает, что нищий способен заложить своего благодетеля римским властям?
…За пару мгновений до того, когда руки клещами сомкнулись на горле, нищий понял - это не тот человек. Та же голова, те же глаза, те же щеки - даже тот же рост. Но взгляд и выражение лица были ДРУГИМИ. Отстраненными, холодными, безразличными. Он душил его без злости: так убивал муху перед сном, чтобы не мешала нудным жужжанием.
…Как до него хозяин дома, нищий беспомощно открыл беззубый рот.
Но закричать он не успел.
[1]В древнем Риме иды - день в середине месяца. В апреле приходился на 13-е число. Ab Urbe condita (лат.) - «От основания города», принятое в Римской республике (а затем и империи) официальное летосчисление (здесь и далее - прим. автора).
[2]Мелкая римская медная монета.
[3]Парной зал в термах - античных банях времен Римской империи.
[4]Преторианская гвардия - личная охрана римских императоров.
[5]Жрицы храма богини Весты, сохранявшие девственность. Прямое оскорбление девственницы-весталки каралось смертной казнью.
[6]Господин (лат.).
[7]Римский император (30 г. до н. э. - 14 г. н. э.), после смерти причислен жрецами к богам и, соответственно, получил титул «божественный».
[8]Серебряная римская монета.
[9]Черный пиар (лат.).
[10]Одно из имен Будды.
[11]Ячменная мука, из которой пекут лепешки в Гималаях.
[12]Эти события происходили чуточку раньше - в книге «Элемент крови» и ее официальном продолжении - триллере «Минус ангел».
[13]Самый известный трактат по демонологии и распознаванию ведьм, написанный в I486 году германскими инквизиторами Генрихом Крамером и Якобом Шпренгером. Среди прочего содержал рецепты вызова Шефа.
[14]Доктор Фауст, как правило, путешествовал вместе с черной собакой, зачастую намекая любопытным, что это - заколдованный им человек
[15]«О да, там будет кровь.» (англ).
[16]Прямая цитата из Евангелия. Вообще же свидетельства по этому случаю разнятся. Например, апостолы в своих описаниях не пришли к единому выводу, сколько было в Гадаринской бесноватых - один или два. Точную цифру погибших свиней тоже приводит только один апостол.
[17]Для провинции Иудея римский наместник чеканил специальные монеты, на которых было запрещено изображать живое существо.
[18]Фейсконтроль (лат.).
[19]Православная церковь Эфиопии (так же, как и коптские христиане) действительно канонизировала Пилата и его жену Клавдию Прокулу.
[20]Слава цезарю (лат.)