Гагик Карапетян. Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах

   ГДР – СССР – 4:1 (2:0). 28 июня 1964 г. Дополнительный отборочный матч 2-го этапа в 3-й группе европейской зоны XVIII Олимпиады.
   Варшава. Стадион «Десятилетие». 25 000 зрителей.
   СССР: Лисицын, Мудрик, Шестернев, Хурцилава, Крутиков, Логофет, Корнеев, О.С. Сергеев, Серебряников (к), Севидов, Фадеев.
   Голы: Клеймингер (16), Урбанчик (39), Серебряников (55), Фогель (82), Фресдорф (87).

   В конце 1-го тайма серьезнейшую травму – повреждение голеностопного сустава – получил Корнеев. Замены, согласно регламенту, проводить не разрешали. В перерыве Соловьев чуть ли не приказал мне: «Делай что хочешь, но он должен выйти на поле!»
   – Легко сказать! А что делать?
   – Я тогда кое-как поднаторел. И хоть немногое, но умел. Но там другая сложность возникла. Варшавская арена гигантская. Чтобы попасть в раздевалку, пришлось пройти длиннющий коридор. Потом подняться на 2-й этаж. Когда игроки добирались туда, уже наступало время возвращаться обратно. А у меня игрок с такой травмой, что и шаг ступить – дикая боль.
   – И что вы предприняли?
   – Не стал волочить Алексея в раздевалку. Вводя обезболивающее средство, обкалывал ему голеностоп прямо на входе в подтрибунные помещения. Худо-бедно, но даже в полевых условиях парень на больную ногу встал. И отыграл весь 2-й тайм! Жаль только, что сборной подвиг Корнеева все равно не помог. Да и вместо неуверенного в себе Урушадзе в ворота поставили новоиспеченного спартаковца Владимира Лисицына. Из пропущенных мячей три точно «его» были. Вячеслав Дмитриевич за голову хватался. Но заменить-то, напомню, никого не мог.
   – Так, может, не стоило ставить в «рамку» пришельца из алма-атинского «Кайрата»?
   – Увы! Ошибся тут Соловьев. Да и я не подсказал. Молодой еще был! После поражения 2-й вратарь Анатолий Глухотко – он в «Торпедо» играл – так и сказал мне: «Ты, конечно, не психолог. Но все же доктор. Не видел, что ли, как у Лисицына руки дрожали перед игрой?» Эх, богаты мы поздним умом! Конечно, лучше было ставить Глухотко – из сибиряков, без комплексов, со здоровой нормальной психикой. А вот у Лисицына в этом смысле не все было в порядке – вероятно, сказались многочисленные травмы головы. Спустя несколько лет, выбросившись из окна, он в 33 года закончил жизнь самоубийством…
   – Что произошло в дальнейшем с олимпийцами Соловьева?
   – Да привычное дело – расформировали. Вернулись в Москву и разбежались. Ребята – по клубам. А я, сказав: «Все, хватит!» – вернулся к себе, под улюлюканье и гиканье моих любимцев-конькобежцев. Те долго потом подначивали: «Ну, что – не обеспечил путевку в Японию?» Так что продолжил работать с ними без совмещения с футболом. Правда, как случилось в дальнейшем, ненадолго.
   – Снова пришлось совмещать?
   – Ровно через год, в 1965-м. Опять весна – лето. Ребята коньки «повесили на гвоздь». У меня вновь пауза. Тем временем формировалась 2-я сборная. В нее кое-кто из бывшей олимпийской вошел, новички прибавились: Анатолий Банишевский (бакинский «Нефтяник»), Владимир Щербаков (столичное «Торпедо»)… Тренером назначили Гавриила Дмитриевича Качалина. А врача команда не имела.
   И снова, как год назад, сработала та же схема. Меня вызвал к себе начальник спорткомитетовского медицинского отдела Соколов. Не то, чтобы приказал, но и не попросил: «Слушай! У тебя уже есть опыт работы с футболистами. Спустись-ка этажом ниже! Там Качалин ждет. Его сборная на матч в Австрию собирается. Они хотят, чтобы ты с ними отправился».
   Во время знакомства новый наставник произвел неизгладимое впечатление. Интеллигентный, тактичный. Я впервые столкнулся с футбольным интеллектуалом. Его первые слова: «Как у вас дела? Я о вас немножечко слышал. Знаю, насколько успешно работаете с конькобежцами». Контакт возник с первых минут общения. Он очень кратко, но толково рассказал, что договорились провести матч вторыми составами в Вене, командировка на 3–4 дня. «С удовольствием поеду с вами!» – выпалил я. Команда сложилась хорошей. А австрийцев мы обыграли. Вот, собственно, и все. Я опять вернулся в коньки. Но наступает осень. И вновь повторяется знакомый сценарий.
   – Однако у конькобежцев разгар предсезонной подготовки…
   – В том-то и дело! Собираюсь с ними на сборы в Иркутск. А тут опять, как чертик из табакерки, возникает мой начальник Соколов со своим неизменным: «Слушай! Здесь тобой интересовался…» На этот раз – сам Гранаткин.
   – Ну, фигура в отечественном спорте известная, если не легендарная. К тому же тогда председатель Федерации футбола СССР.
   – Вот к нему-то мне Соколов и предложил, не мешкая, проследовать. Валентин Александрович произвел на меня благоприятное впечатление. Принял тепло. Держался просто, без начальственной спеси. И сразу «взял быка за рога», дав понять, что я для его родного футбола уже не чужой человек: «Знаешь, Савелий! Извини, но если не возражаешь – давай сразу на «ты»! Тут такое дело: интересуются тобой в 1-й сборной…» Понятно, думаю! Это, судя по всему, информация от Соловьева, Качалина, играющих в сборных игроков наверх дошла. Но, оказывается, не только туда. Потому что Гранаткин тут же конкретизировал: «Морозов, главный тренер сборной, за тебя хлопочет».
   – А вы не были с ним знакомы?
   – Да знать не знал! Нет, я, конечно, как болельщик «Торпедо», помнил очень хорошего полузащитника, капитана команды времен, когда за нее выступали братья Жарковы, Александр Семенович Пономарев, Севидов-старший, Владимир Мошкаркин, впоследствии работавший замом председателя Федерации футбола страны. Однако с тренером Николаем Морозовым знаком не был. И вплоть до беседы с Гранаткиным не подозревал, что судьба нас сведет. И вот после беседы в кабинете председателя Федерации встретились. Разговор много времени не отнял. Поздоровавшись, Морозов спросил: «Как тебя зовут?» – «Савелий!» – «Савелий, собирай вещи!»
   Вот так – без церемоний, даже не спросив – могу не могу: «Завтра отъезжаем на сборы!» На следующее утро приехали в «Озеры» – вблизи Внукова дом отдыха Управления делами ЦК КПСС.
   – Между прочим, Савелий Евсеевич, в 1930-х там располагалась служебная дача шефа НКВД Генриха Ягоды. В 1938-м этого одного из главных исполнителей массовых репрессий самого расстреляли. Перед этим обыск на даче в Озерах, который длился 9 дней (!), дал поразительный результат. Нарком оказался фантастически запаслив. В «закромах» обнаружили такой запас шуб, дамского белья, ковров и другого барахла, что реквизированное вывозили грузовиками…
   – Поразительно! Но мы там, кстати, узнали другое. В этом уютном домике одно время держали гитлеровского фельдмаршала Паулюса, плененного в 1943 году во время Сталинградской битвы. Много лет проработавшая в этом доме отдыха женщина даже рассказывала, что как-то ночью к нему приезжал Сталин, и они долго о чем-то беседовали…
   – Да! В любопытном местечке устроили сбор. И как же там ребята тренировались? Вряд ли пансионат ответственных партработников располагал футбольными полями и прочей необходимой для этого дела инфраструктурой?
   – Без проблем! Жилье, действительно, с тех пор осталось уютным. А на тренировку ездили в расположенную неподалеку и хорошо мне знакомую Баковку – «Локомотив» предоставил возможность национальной команде готовиться к будущим матчам у них.
   – Так какие, собственно, встречи ожидали сборную?
   – Самое парадоксальное – отправляясь на сбор, я этого не знал. Только когда приехал, меня поставили в известность: в ближайшее время отправляемся в Грецию, на отборочную встречу чемпионата мира-1966. Представляете?! Мечтать о поездке в Англию на столь потрясающее мероприятие, конечно, здорово. Но получалось, что история затягивалась. А как же родные конькобежцы? Попытался объясниться на месте. Сразу пошли конфликты. Тренеры ударились в амбицию:
   «Ты что, обалдел? Какие коньки, если тут футбол?» – «Ребята, я-то здесь при чем? Есть надо мною руководство – начальник конькобежного отдела в Спорткомитете Капитонов, главный тренер сборной Кудрявцев, наконец…» А они мне нервы помотали-помотали и вроде бы на попятный пошли: «Ну, ладно, хрен с тобой! В Грецию съездишь и мотай к своим скороходам!» Поездка вышла удачной.

   ГРЕЦИЯ – СССР – 1:4 (1:2). 3 октября 1965 г. Отборочный матч VIII чемпионата мира.
   Пирей. Стадион «Караискаки». 60 000 зрителей.
   СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Данилов, Воронин (к), Хурцилава, Метревели, Сабо, Банишевский, Б. Казаков, Хмельницкий.
   Голы: Метревели (14 – с пенальти), Банишевский (25, 59, 82), Папаиоанну (27).

   Никаких ЧП по «лекарской» части не случилось. Да и отношения с Морозовым установились хорошие. Дальше наши пути-дорожки вроде разошлись. Футбольная команда отправилась на сбор – ей предстояли отборочные игры в подгруппе со сборными Дании и Уэльса. А я вернулся к конькобежцам. Спустя примерно две недели оказался в Москве. Меня опять вызвали к руководству. И снова – «Иди к Морозову!» Пришлось уступить перед напором Гранаткина, его логикой: «Отработай предстоящие две встречи! И все! С твоими фанатами ледовых дорожек вопрос согласован. Они едут в Иркутск пока без тебя. А ты смотаешь с футболистами, вернешься и на самолете догонишь конькобежцев».

   ДАНИЯ – СССР – 1:3 (0:0). 17 октября 1965 г. Отборочный матч VIII чемпионата мира.
   Копенгаген. Стадион «Идретспарк». 50 000 зрителей.
   СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Данилов, Воронин (к), Хурцилава, Метревели, Сабо, Банишевский, Малофеев, Хмельницкий.
   Голы: Метревели (46), Малофеев (62), Сабо (69), Троелсен (79).

   Команда у нас сложилась сумасшедшая! После победы над футболистами Дании 1-е место в подгруппе уже лежало в «кармане». Так что, отправившись в Уэльс, могли даже проиграть, придержав в запасе Яшина.

   УЭЛЬС – СССР – 2:1 (1:1). 27 октября 1965 г. Отборочный матч VIII чемпионата мира.
   Кардифф. Стадион «Ниниан Парк». 34000 зрителей.
   СССР: Кавазашвили, Афонин, Шестернев, Данилов, Воронин (к), Хурцилава, Метревели, Малофеев, Банишевский, Хусаинов, Месхи.
   Голы: Банишевский (17), Вернон (20), Олчерч (77).

   Впрочем, неплохо показали себя там молодые Малофеев с Банишевским. Сразу по возвращении домой я тепло попрощался с Морозовым. И, как ранее планировалось, улетел в Иркутск. Только снова «недолго музыка играла»! В разгар сбора поступила правительственная телеграмма: «Срочно откомандировать доктора Мышалова в Москву для выезда со сборной СССР по футболу в Южную Америку». Подпись – председатель Спорткомитета Машин. В нашем тренерском штабе – немая сцена. Прямо, как в финале гоголевского «Ревизора».
   «Слушай! – сказал срочно меня вызвавший к себе Кудрявцев. – Как же ты надоел со своим футболом! Но что с тобой делать? Езжай!» И отправили самолетом в Москву. А оттуда я с командой улетел в дальние края. Знатное получилось турне. Чего стоит только первая историческая ничья!

   БРАЗИЛИЯ – СССР – 2:2 (0:0). 21 ноября 1965 г.
   Рио-де-Жанейро. Стадион «Маракана». 132 000 зрителей.
   СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Данилов, Воронин (к) (Хусаинов, 76), Афонин (Хурцилава, 73), Метревели, Сабо, Банишевский, Малофеев (Месхи, 46), Копаев.
   Голы: Герсон (51), Пеле (54), Банишевский (59), Метревели.
   АРГЕНТИНА – СССР – 1:1 (0:1). 1 декабря 1965 г.
   Буэнос-Айрес. Стадион «Ривер Плейт». 90 000 зрителей.
   СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Гетманов, Воронин (к), Афонин, Метревели (Малофеев, 65), Сабо, Банишевский, Копаев, Месхи (Хмельницкий, 65).
   Голы: Банишевский (9), Онега (48).
   УРУГВАЙ – СССР – 1:3 (1:2). 4 декабря 1965 г.
   Монтевидео. Стадион «Сентенарио». 45 000 зрителей.
   СССР: Кавазашвили, Гетманов, Хурцилава, Данилов, Хусаинов, Афонин, Метревели (к), Сабо, Банишевский (Осянин, 71), Копаев (Малофеев, 46), Хмельницкий.
   Голы: Хусаинов (25), Роча (32), Банишевский (35), Осянин (71).

   – Ну, а сами себя как в знаменитой сборной СССР чувствовали? Не смущались, общаясь со «звездами»?
   – Дело не в робости, а в знании предмета. Много ли я тогда в футболе понимал? Приходилось хватать на лету. Например, возникла характерная ситуация, когда готовились к матчу против команды Дании. В Москву из Ростова-на-Дону на трехдневный сбор приехал Валентин Афонин (позже за ЦСКА выступал). У него оказалась поврежденной связка коленного сустава. Поскольку к футболистам я пришел после скороходов, то мой уровень компетенции в травматологии приближался к нулю. Поэтому Афонина немедленно отправил в ЦИТО, где Зоя Сергеевна Миронова, осмотрев пациента, спросила: «Когда улетаете?» – «Через два дня». – «Я сейчас сделаю инъекцию, чтобы быстрее поднять тебя на ноги, а ваш врач то же самое повторит через трое суток».
   В Копенгагене, естественно, как и везде в гостиничных номерах, подобные процедуры не проводятся – необходима какая-никакая, но максимальная стерильность. Администратор отеля показал мне их очень приличный медпункт. А я потом всю ночь не спал, листая свою настольную книжку еще с 1960 года – учебник самой Мироновой по травматологии. Когда следующим вечером появился Афонин, я долго искал на его колене точечку от укола Мироновой – нащупал, вколол… Весь взмок от пота! На следующий день, когда спросил у Валентина: «Как дела?», он поднял большой палец. Без сомнений, обо всем этом знали ребята, понявшие: я не просто зашел с улицы Товарищеской, а что-то умею.
   – Разведка боем.
   – И этот случай, к счастью, повысил мой, так сказать, профессиональный рейтинг. Значит, и тут, как когда-то в коньках, быстро пришелся ко двору. Одно меня по-прежнему удручало: из головы не шла ситуация с оставшимися без моего присмотра ребятами из конькобежной сборной. Тем более что пока находился в зарубежном турне, меня начали оформлять на футбольное первенство мира в Англии.
   – Тем временем у конькобежцев разворачивалась подготовка к Олимпиаде-1968 в Гренобле. Как в столь ответственных условиях собирались совмещать работу с теми и другими?
   – Комитетские интриги избавили меня от необходимости что-либо выбирать. Когда вернулся из Южной Америки, вдруг велели явиться к Хоменкову, заму председателя Спорткомитета СССР. Я в полном недоумении ломал голову: «Что же случилось?» Ну, а когда пришел в назначенное время и со мной в кабинет зашел Капитонов, начальник отдела коньков, понял: «дело пахнет керосином». Так и случилось.
   Хоменков долго возиться не собирался. Сразу начал вразумлять: «В общем, так! Коньки тебя вырастили, воспитали. А ты в футбол намылился. Вот наши условия: или возвращаешься «в коньки», или вон из Спорткомитета!» Ультиматум, одним словом. «Леонид Сергеевич, это же не моя воля. Я что, сам напрашивался?» А тому мои пояснения «по барабану». Подумаешь, докторишка какой-то! «Все! Иди!» – закончил разговор Хоменков.
   Так разом мое «единство противоположностей» и разрешилось. Вышли мы с Капитоновым из начальственного кабинета. Он мне вручил билет на самолет. И я отправился в Пермь на соревнования с участием скороходов сборной СССР. Так вплоть до Игр в Гренобле и еще год после них я оказался на большом отдалении от мастеров кожаного мяча.
   – А Лондон «гуд бай»?
   – Не пустили меня туда. Кстати, позже интересная деталь выяснилась. Когда стало известно, что на футбольное первенство мира не лечу, меня спросили: «Кого вместо себя рекомендуешь?» – «Есть доктор Сигал». Мой коллега-приятель – мы в лужниковском диспансере работали. А когда, как мне рассказывали, список положили для утверждения на стол председателю Спорткомитета Машину, чуть конфуз не случился. Он меня неплохо знал по конькам. Не увидев в графе «врач команды» знакомую фамилию, спросил: «А где Мышалов?» Хоменков или кто-то из его приспешников ответил: «Да он отказался! Не хочет!»
   – Неужели «шило из мешка» так и не выпало?
   – Да нет. Оно, в соответствии с пословицей, рано или поздно вылезает. В моем случае это случилось по дороге на очередную зимнюю Спартакиаду народов СССР в Свердловске.
   – В 1967-м?
   – Точно! Из Москвы мы отправились поездом. Так получилось, что в том же вагоне находилось спорткомитетовское руководство. Наше с Кудрявцевым купе оказалось по соседству. Мы не могли не столкнуться с Машиным. Увидев меня, председатель Спорткомитета, словно вспомнив что-то, велел: «Ну-ка, зайди ко мне!» Зашел в купе. «Ты чего отказался-то, не поехал в Лондон?» – «Юрий Дмитриевич! Да не отказывался я вовсе…» И пересказал разговор с Хоменковым двухгодичной давности.
   – И как министр спорта отреагировал?
   – Да никак. Только слегка посетовал: «Что ж мне не сказали?» Словно всерьез ожидал, что я буду бегать по высоким кабинетам и правду искать… Впрочем, знание ее большим начальством свою роль, наверное, все же сыграло. Потому что в 1969-м, когда главным тренером футбольной сборной стал Качалин, врачом там работал Белаковский. Олег курировал и хоккеистов. Значит, разрывался на два фронта. Что Качалину не нравилось. В конце концов он поставил перед руководством Спорткомитета вопрос ребром: требуется доктор, который будет целиком отдавать себя футболу. Тогда его спросили: «А кто вам нужен?» – «Мышалов».
   В конце 1969 года меня в очередной раз вызвали к руководству и сказали: «Все! Хватит туда-сюда прыгать!» Но я уже ученый был:
   «Нет, давайте-ка оформляйте приказом. Чтобы Хоменков ко мне больше не имел претензий и не грозил вышвырнуть из спорта».
   – А тот еще оставался в особняке в Скатертном переулке?
   – Оставался. Но в апреле 1970-го вопрос решался на более высоком уровне. Гранаткин пошел со мной к новому руководителю Спорткомитета Сергею Павлову. Бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ – сильная личность и крепкий руководитель. Завел меня Валентин Александрович к нему и представил: «Вот Мышалов!» – «Да знаю я его. Ну и что?» Гранаткин зашуршал бумажками, объясняя, что вот-де, есть просьба Федерации футбола.
   Павлов недолго слушал. Вызвал секретаря: «Подготовьте приказ о переводе Мышалова в Федерацию футбола СССР».
   – Как на этот раз отреагировали конькобежцы сборной?
   – Ужасно! Я очень тяжело пережил наш разрыв…
   – На многолетних, человеческих отношениях, которые сложились у вас с тренерами и участниками конькобежной сборной, это отразилось?
   – Абсолютно нет! До сих пор со всеми скороходами великолепно общаюсь. Каждый год, когда ветераны собираются на традиционную встречу в ресторане, обязательно прихожу. Столь же теплыми остались мои связи с тренерами. Правда, Аниканов, к сожалению, рано ушел из жизни: трагически глупой оказалась его смерть – подавился котлетой. А Кудрявцев еще долго работал. Частенько звонил. И я ему всегда помогал. А когда заболел, навещал его дома. И с Капитоновым остались добрые отношения. Узнав о моем окончательном уходе в футбол, он воскликнул: «Ну, просто хочется выйти на улицу и кричать во весь голос – «Украли врача!»

Глава 9
На одной скамейке, но на разных местах

   – Итак, Савелий Евсеевич, с конца 1969 года началась ваша работа врача в главной футбольной команде страны не по совместительству, а на постоянной основе. И судя по тому, что в этом качестве закрепились аж на два десятилетия, оказались явно на своем месте. Ведь даже главные режиссеры игры сборной – ее тренеры – все время менялись, а вы оставались. Как с ними работалось? Какими они сами и их команды виделись?
   – Полагаю, правильно будет немного вернуться назад. И начать с тех, под началом которых довелось трудиться еще в период совместительства. То есть с Морозова и Соловьева. Так получилось, что сотрудничество и с тем, и с другим оказалось недолгим.
   Напомню: Николай Петрович Морозов пригласил меня в свою команду в сентябре 1965-го. И мне сразу – можно сказать, с места в карьер пришлось лететь с командой на отборочную игру с Грецией. А в ноябре мы выехали в турне по Южной Америке. По окончании которого наше сотрудничество закончилось.

   Морозов Н.П. Родился 7 сентября (по новому стилю) 1916 г. в г. Люберцы (Московская губерния). Играл полузащитником. Воспитанник футбольных команд г. Люберцы. Выступал в «Торпедо» (Москва) (1938–1940, 1945–1949), «Спартак» (Москва) (1940–1941), ВВС (1950–1951). В высшей лиге чемпионата СССР сыграл 194 матча (забил 7 мячей). Заслуженный мастер спорта (1946).
   Карьера тренера: «Торпедо» (Москва) (1953–1955, 1963, начальник команды 1967), «Локомотив» (Москва) (начальник команды 1957–1962, главный тренер 1960–1962), сборная СССР (1964–1966), «Черноморец» (Одесса) (1967, 1971), «Шахтер» (Донецк) (1971), с 1976 по 1981 год – начальник службы оздоровительно-спортивных баз и сооружений Московской железной дороги. Достижения в качестве тренера: 4-е место на чемпионате мира (1966), серебряный призер чемпионата СССР (1959), бронзовый призер чемпионата СССР (1953), заслуженный тренер СССР (1966). Умер 15 октября 1981 г. в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище.

   – В чем состояла «изюминка» Морозова-тренера?
   – Хотя он находился уже в возрасте, но, как говорится, из шкуры футболиста не совсем вышел. Поэтому в тренерской работе основывался на своем опыте бывшего игрока. Вот такое видение у него было! Да и отношения с ребятами складывались очень простыми.
   – Это хорошо или плохо?
   – Мне показалось – хорошо. Поскольку – может, не для печати – кличку ему дали «Блатной». Мат в общении был у него «дежурным» языком…
   – Да, уже в этом он сильно отличался от интеллигента Качалина. Ну а что насчет руководства сборной Морозовым? Считалось ли оно успешным?
   – Да, на 100 процентов. Все-таки – 4-е место на чемпионате мира-1966.
   – Оно могло быть и выше, если бы не досадная осечка в матче против команды ФРГ – удаление Численко и серьезная, еще в 1-м тайме травма Сабо (по тогдашним правилам заменить его было нельзя)!
   – Насчет осечки согласен. Оставшись дома – как помните, меня от поездки в Лондон «отцепили», – я, как и многие тогда, по поводу проигрыша немцам весьма переживал. Что касается последующего ухода Морозова с поста тренера, то его никто не снимал. Сам, по своей воле – так же, как, кстати, потом поступил и Качалин – ушел в отставку.
   – А вот то, что вы рассказывали о «простоте» Морозова в общении, не мешало его авторитету как тренера?
   – Знаете, думаю, если футболист несерьезно относится к наставнику или имеет к нему претензии, это сразу становится заметным по его, скажем так, пассивному поведению на поле. Я же видел, что ребята, выходя на игру, полностью отдавались борьбе. А матчи, которые сборная проводила под руководством Морозова, часто и убедительно выигрывались. Ведь как ни крути, а именно при нем команда добилась наивысшего успеха в финальных стадиях чемпионатов мира.
   – То есть, несмотря на сохранившееся мышление игрока – а полузащитник он, согласно распространенному мнению, был средний, – тренер из него получился?
   – Ну, во-первых, что значит «средний». Я хорошо его помню на поле. Выносливый, волевой, выполняющий большой объем черновой работы. Все же не надо забывать, что он был душой «Торпедо» – недаром носил капитанскую повязку.
   А, во-вторых, как тренер Николай Петрович состоялся еще тогда, когда по окончании карьеры футболиста обратил на себя внимание в столичном «Локомотиве», где сначала занимал пост начальника команды, а затем ее главного тренера. При нем железнодорожники несколько сезонов кряду демонстрировали отменную стабильность и не опускались в итоговой таблице ниже 5-й строчки.
   – Люди, работавшие с Морозовым, рассказывали: став тренером, он великого стратега из себя не корчил…
   – Поза для него не была характерна. В стратегию углубляться не стану. А вот что он замечательно умел прислушиваться к игрокам, засвидетельствовать могу. Ведь то, что под началом Морозова в сборной выступали такие «звезды», как Воронин, Яшин, Шестернев, не облегчало его тренерскую миссию. С ними надо было уметь поддерживать контакты. И Николай Петрович это продемонстрировал. Ведь он создал в команде тренерский совет, куда постоянно входила та же «великолепная троица».
   Морозов, как никто, много общался с ребятами. В том числе вне футбольного поля. Он, к месту будет сказать, оказался, безусловно, хорошим психологом. Сборы в те времена были продолжительными, настроение в ходе подготовки у футболистов менялось кардинально. Но Морозов умел такие изменения уловить и откорректировать в нужную ему сторону. Свой авторитет потерять от столь равного общения с игроками не боялся.
   – И с вами держался запросто?
   – Конечно! Он в принципе был простым человеком. Не простенький, подчеркну, а простой. И при всей внешней брутальности плюс склонности крепко изъясняться – очень доброжелательный. Когда меня пригласили в руководимую Морозовым сборную, он здорово отнесся. Не секрет, что ныне иные тренеры срываются в присутствии всех. И тому же врачу могут на людях «напихать полную пазуху». Тут, как умными людьми замечено, времена меняются, а культура-то все прежняя. Морозов же такого не позволял себе никогда! А ведь были у меня ошибки – может, не грубые, поскольку серьезных, требующих радикальных решений травм во время нашей совместной работы не случилось. Но при этом – ни слова упрека. Понимал, что я старался изо всех сил. Что опыт – дело наживное.
   – После ухода Морозова из сборной поддерживали с ним отношения?
   – Очень даже дружеские. В конце жизни он часто болел. И я приезжал к нему по первому звонку. Вот только в последний момент не успел оказаться рядом. Умер Николай Петрович трагически…