Галан Жюли. Герцогиня и султан

   Сделав такой глубокомысленный вывод, Жанна вдруг почувствовала, что сильно проголодалась.

Глава XVIII

   Если смотреть с какого-нибудь минарета на россыпь триполийских кварталов, дом нубийца представлял собой квадрат, две стороны которого были собственно домом, по третьей стороне шла глухая стена с воротами, а по четвертой располагались стойла и загоны для скота. Там же был и колодец.
   Угол, образованный домом и постройками, покрывала решетка. Виноградная лоза буйно заплела ее, образовав тенистую беседку. Чуть подальше беседки по направлению к стойлам располагалась кухня с ее нехитрыми приспособлениями.
   Дом углом выходил на пересечение улиц, а с двух других сторон его окружали соседние дома. На плоской крыше дома, как и у всех горожан, лежали камни, защита от ветров. На ней же невольница Абдуллы сушила бесконечные одежды и прочее тряпье.
   Враги, убившие шейха, упорно нащупывали слабое звено в цепи осады. И нашли его.
   Однажды днем воду принес другой водонос. И незамедлительно выяснилось, что пить эту воду без риска для здоровья никак нельзя. Это обнаружили караульные, томившиеся на жаре. Вода была отравлена.
   Дело кончилось бы очень печально, не вмешайся Жаккетта со своим неотразимым рвотным из куриного помета и не имейся в хозяйстве нубийца, помимо прочих нужных вещей, молочная коза. Ее молоком удалось отпоить отравленных, иначе количество осажденных уменьшилось бы еще на два человека.
   – Какой нечестный, плохой враг! – сплюнул Абдулла, выплескивая драгоценную влагу на улицу. – Блеска меча не любит, яд использует. Как женщина! Теперь будем пить воду из колодца.
   Остальные только уныло вздохнули. Вода в колодце по вкусу была не слаще неразбавленного яда.
   – А что, у вас мужчины ядом не пользуются? – тут же спросила Жаккетта. – А чем они тогда убивают? Если надо по-тихому?
   – Кинжал! – отрезал нубиец. – У тебя, Хабль аль-Лулу, странный интерес. Какая тебе разница, чем убивают Мужчины?
   – Так у вас только зазеваешься… – Жаккетта приняла от темнокожей невольницы Абдуллы еще одну чашку с молоком и принялась поить одного из отравленных караульных.
   – Тогда, чтобы твое знание жизни стало совсем полным, – сказал Абдулла, – ты запомни, что молодая невольница убивает старого хозяина подушкой, набитой пером, или кусочком беличьего меха.
   – Как? – удивилась Жаккетта. – Камней в нее наложить и треснуть его по голове?
   – Нет. Дождаться, когда хозяин уснет. Взять подушку и положить на лицо господина. И прижать. Тогда он задохнется. Теперь ты ученая дама в этом вопросе.
   – Хороший способ! – одобрила Жаккетта, принимая вторую чашку и переходя ко второму караульному. – Очень по-вашему.
   – Что ты прицепилась? – возмутился Абдулла. – Ваш, наш. Везде один закон.
   – Везде, да не везде! – буркнула Жаккетта. – У нас тоже и война шла, и в Бретани, пока не освоились, как в осаде сидели. Но столько крови и смерти я там не видела! Там бы господина не убили! Дома мы хорошо жили, тихо! А здесь все из огня да в полымя! Сколько же можно! Нехорошее место!
   – И дома так же было бы, если бы господин там занимался тем же делом, что и здесь! Не важно, в каком месте, важно, что делать. Сосед за стеной, – нубиец ткнул пальцем в направлении соседнего дома, – всю жизнь мирно живет, в лавке торгует, деток растит. Как и у вас!
   – Да-а! – всхлипнула Жаккетта. – И живой. А господин нет!
   – Это было дело господина, которое предначертал Аллах! Он не мог не делать!
   – Раз все предначертано, почему же мы дергаемся? Защититься пытаемся? Сели бы на лавочку и сидели бы. А Аллах твой сам бы все сделал.
   – Аллах не помогает глупцам и лентяям. Это глупый разговор, Хабль аль – Лулу!
   Абдулла оставил Жаккетту при отравленных и пошел в очередной раз осматривать караулы.
   Жаккетта проводила взглядом его прямую спину, отметила уверенную походку и который раз удивилась: ведь в Аквитании нубиец был совсем другим. Там он даже бороться за жизнь не хотел; приходилось его силой спасать. Такой же был жизнелюбивый, как куриная тушка. А здесь – прямо орел. Ну интересно!
   В очень скором времени ко всем проблемам осады прибавилась еще одна. Если пить воду из колодца по большой нужде Жанна и Жаккетта еще могли, то умываться ею не получалось никак. Не принимала кожа эту воду, начинала страшно зудеть, шелушиться, лицо отекало.
   Умывшись в первый раз, ничего не подозревающая Жанна вдруг почувствовала, что лицо ее начинает гореть, словно от кислоты. Она кинулась к зеркалу и ахнула. Лицо стремительно надувалось, превращаясь в подушку. Все оттенки красного, от малинового до вишневого, полыхали теперь на нем. Жанна закричала от ужаса и выронила зеркало.
   Несколько минут спустя ощутила жжение на лице и Жаккетта. У нее, наоборот, кожу стянуло, и впервые в жизни Жаккетта увидела в зеркале, как лицо пробороздили самые настоящие морщины.
   Жаккетта завопила еще громче Жанны:
   – Абдулла!!!
   Пришел удивленный нубиец и сказал:
   – Чего орать?
   С возмущением тыкая себя пальцем в щеку, Жаккетта крикнула:
   – Ты какую отраву в свой колодец налил?
   – Какая есть! – Абдулла не мог понять, из-за чего сыр-бор. – Зачем кричать?
   – Твоей водой умываться нельзя! Посмотри, у меня морщины появились!
   – Я не знал, что ты такая старая! – пригляделся к Жаккетте Абдулла. – Точно, есть морщины.
   Жаккетта от возмущения даже заикаться стала:
   – Это я-то с-старая? Это твоя вода м-мерзкая!
   – Значит, не мойся, раз плохо! – сделал вывод Абдулла и ушел.
   Легко сказать, не мойся! Хорошо бы еще по доброй воле, а то из-за отсутствия воды!
   Уже на второй день и Жанна, и Жаккетта почувствовали, как невыносимо мучительна образовавшаяся корка из пота пополам с вездесущей глиняной пылью. Они были не такие уж и грязные, но сознание того, что мыться нечем, заставляло все тело свербеть, зудеть и чесаться. Самым обидным было то, что вода действовала только на них, ни арабы, ни Абдулла с домочадцами абсолютно не страдали. Да и умывались они нечасто, предпочитая не тратить ставшую теперь бесценной воду.
   – Ты почему угрюмая? – заметил страдания Жаккетты Абдулла.
   – Мыться хочу! Зудит все! – взмолилась Жаккетта, словно Абдулла был джинном, который способен за одно мгновение соорудить бассейн с чистой прохладной водой.
   – Раз мыться нельзя, значит, не хоти, – посоветовал Абдулла.
   – Не могу! – скривилась от жгучего желания почесать спину Жаккетта.
   – Почему? – искренне удивился Абдулла. – Не надо делать беды из такой простой вещи. Есть вода – надо мыться. Нет воды – не надо мыться. Просто!
   – А я не могу!
   – Бедуины и берберы, которые живут совсем в пустыне, намоются вообще и чувствуют себя как у Аллаха за пазухой! – привел пример для подражания Абдулла.
   – У меня за пазухой даже Аллах не выдержит! Мыться хочу! – замотала головой Жаккетта.
   – Ты и твоя Полулысая Рыба всегда недовольны! – сказал Абдулла. – Когда моетесь, жалуетесь, что зудит, когда не моетесь, жалуетесь, что зудит. Вы сами не знаете, что вам надо.
   – Помыться! – плюнула на бессмысленный разговор Жаккетта и пошла в комнату, представляя, как будет сейчас расчесывать себя в кровь.
   – Ты погоди, не горюй, – неожиданно сказал ей в спину Абдулла. – Я сейчас пришлю к вам свою невольницу. Она поможет.
   Жаккетта не очень поняла, чем ей может помочь невольница, разве что спину почешет, но решила на всякий случай подождать ее.
   Темнокожая девушка принесла в комнату тазик, наполненный тестом, и пиалу с оливковым маслом.
   – Она что, – удивилась Жанна, – лепешки печь, собралась?
   Жаккетта недоуменно пожала плечами.
   – Я ничего не пойму, – призналась Жанна. – Что ей от нас надо?.
   Девушка потянула рукав платья Жаккетты, показывая, что надо раздеться.
   – А, хуже не будет! – решила Жаккетта и разделась. Что-то щебеча на своем языке, невольница принялась втирать в кожу Жаккетты кусочки теста.
   Жанна решила, что та сошла с ума.
   Но девушка втерла порцию теста на одном участке тела, потом костяным скребочком аккуратно сняла тесто вместе с налипшей на него грязью. Затем сделала то же самое на соседнем – и так обработала все тело.
   После теста вступило в действие масло. Невольница растерла им очищенную Жаккетту до блеска, и Жаккетта неожиданно почувствовала себя чистой, свежей и воздушно легкой.
   – Получается, госпожа Жанна! – в восторге крикнула она. – Я прямо как из бани.
   Теперь новый способ мыться захотела испытать и Жанна. В четыре руки невольница и Жаккетта быстро проделали всю процедуру. Жанне, как и Жаккетте, стало намного легче.
   – Слава Богу! – вздохнула она, глядя в зеркало. – Лучше уж тестом мыться, чем этой водой. И чего только люди не придумают!
   Жаккетта была с ней полностью согласна.
   Недруги, судя по всему, попались людям шейха на редкость настырные. После нескольких дней относительной передышки, когда воинам, охраняющим дом, просто не давали скучать по ночам, противники опять начали операции по уменьшению, количества осажденных.
   Это было в ночь новолуния. Темнота стояла – хоть глаз выколи. Люди на крыше и у ворот тоже были в темном. Даже Абдулла сменил свою излюбленную белоснежную хламиду на более неприметный наряд.
   Обстановка была спокойная, даже слишком. Верный признак – затевается пакость. Так оно и оказалось, не надо было быть пророком. На крышу и во двор дома одновременно закинули несколько тлеющих головней.
   Пока часовые раздумывали, что это и зачем и какая от них опасность, у них резко защипало в носу и зуд стал распространяться на лицо.
   Но Абдулла просто неприлично цеплялся за свою жизнь и жизнь своих людей. В Триполи, в отличие от окрестностей замка Монпеза, он не считал, что Аллах уготовил ему верную гибель именно в этом месте и в это время. И сопротивлялся всем попыткам отправить его поближе к гуриям.
   Повинуясь его четким командам, люди, стараясь не вдыхать воздух, засыпали испускающие ядовитые ароматы головни толстым слоем земли. Ядовитый дым заглох.
   А яд был качественный. Один караульный, слишком близко оказавшийся от источника дыма, умер к утру. Остальным посчастливилось отделаться сильной головной болью и изжогой. Два человека на несколько часов ослепли.
   Так что утро оказалось невеселым.
   – Враги наняли мастера по ядам! – подвел итог Абдулла, рассказывая о событиях ночи Жаккетте.
   У него уже вошло в привычку делиться с ней бедами. Жаккетте эта привычка нравилась. Боль от утраты шейха перестала быть острой, отодвинулась и затаилась.
   Не попади они в осаду, может быть, еще долго Жаккетта плакала бы во сне, но сейчас страстное желание выжить заслонило все остальное. Выжить назло упорным врагам, отправившим на тот свет господина и стремящимся отправить их.
   – И заставили этого мастера отрабатывать свои деньги в полную меру! – добавил нубиец.
   – С чего ты взял? – спросила Жаккетта.
   Они разговаривали в таком неромантичном месте, как загон козы. Хозяйство Абдуллы не было все-таки рассчитано на такое количество народу, и челядь нубийца, состоящая из темнокожей девушки и темнокожего старика, не справлялась с навалившимися хлопотами. Жаккетта как-то забыла, что она дорогая женщина, не предназначенная для работы, и принялась помогать им. Ведь больше было некому. Госпожа Жанна скорее бы яду выпила, чем до работы опустилась. Да и работница из нее как из осла верблюд. Вот и доила Нитка Жемчуга, дорогая невольница и почти шейхиня, самолично козу. А куда деваться?
   – Так с чего ты взял? – повторила она свой вопрос.
   – Ты знаешь, как сделать яд? – спросил в ответ Абдулла.
   – Знаю!.. – безмятежно сказала Жаккетта, направляя белые струйки молока из вымени козы в глиняный горшок.
   Таких знаний от нее Абдулла не ожидал.
   – А ты сможешь приготовить этот яд? – спросил он, наконец.
   – Смогу! – кивнула Жаккетта. – Только возни очень много, мух ловить, ящерицу доставать…
   – Вот-вот! – обрадовался нубиец, – И я знаю много рецептов, но никогда не готовил.
   – Откуда ты все знаешь? – подозрительно спросила Жаккетта. – По-французски говоришь, про яды соображаешь, про мамлюков и хафсидов всяких треплешься, не заткнешь! Ты же всю жизнь с шейхом на куче песка просидел?
   – С чего ты взяла? Господин много путешествовал. И я с ним! Господин многие науки изучал. И я с ним! Господин по-французски говорит так же хорошо, как и я! Это твоя Полулысая Рыба думает, что мы дикари, потому что живем в палатках и не сидим на стульях. Я знаю столько, сколько не знают десять ваших мудрецов! – по-детски обиделся Абдулла.
   – Ну, я же и говорю, умный ты, страсть! – подтвердила невозмутимая Жаккетта. – И ядов много знаешь, ну и что?
   – Я знаю, но я не буду готовить. Это большой-большой труд. Только сильно ученый мастер может. И яд стоит дороже золота. А на нас уже извели яду порядочное количество, простой человек на его стоимость может жить несколько лет. Наш враг богатый.
   – Нам от этого не легче! – буркнула Жаккетта, оглаживая забеспокоившуюся козу. – А вот ты знаешь, из чего может быть сделан яд, который они на головни насыпали?
   – Я знаю несколько ядов, которые делают воздух отравленным. Наверное, это один из таких ядов.
   – Ну и какой?
   – Очень опасный яд можно сделать, если смешать сок луковицы нарцисса и сок растения гашиш.
   – Неужели он такой простой? – удивилась Жаккетта.
   – Нет. Это основа. Там много надо делать.
   – А еще?
   – Вот хороший яд, – прищурился Абдулла. – Берешь крокодила, заставляешь его много писать.
   – Что делать? – не поняла Жаккетта.
   – Писать, – пояснил Абдулла, – Мо-читъ-ся. А потом топишь крокодила в этой моче, что он написал. Кладешь в сосуд из красной меди, закапываешь на дне колодца и ждешь, пока народившийся месяц станет полной луной. Потом наливаешь три части кунжутного масла на одну часть фиалкового масла. И варишь. Потом добавляешь смолу, деготь, жир от рыбы. Потом заставляешь верблюда много писать. И варишь крокодила со всей этой приправой в моче верблюда. Не яд – чистая смерть!
   – Да тут сам уписаешься, пока всех этих тварей писать заставишь! – возмутилась сложностью рецепта Жаккетта. – А крокодил еще покусает, чего доброго!
   – Вот почему яд делает мастер. И яд дорого стоит! – засмеялся Абдулла. – Будем питать надежду, что денег у врага не так много. Я видел, лепешки уже готовы. Мужчины идут кушать. Давай молоко!
   Жаккетта отдала ему молоко, а сама осталась при козе. Женщины ведь едят во вторую очередь…
   И где же сейчас бедолага Масрур, который пичкал ее сладостями с утра до ночи?! Эх, какая райская все-таки была жизнь! Золотая!
   После ядовитых атак противник некоторое время людей шейха не тревожил. Не то деньги на яд кончились, не то крокодил писать не хотел.
   Пользуясь затишьем, Жанна решила поучаствовать в хозяйственной деятельности и поруководить стиркой своего платья.
   Жаккётта безропотно договорилась с Абдуллой о том, что его невольница даст госпоже на время одежду, и что можно брать воду из колодца.
   Жанна с видом глубокого отвращения облачилась в шаровары и рубаху. И поняла, насколько приятнее в здешнем климате такая одежда. Сохраняя выражение страдания от необходимости носить одежды дикарей, она принялась прикидывать, как бы остаться в ней подольше и не отдавать обратно, когда золотистое платье высохнет.
   Несмотря на ее ценные указания, Жаккетте удалось вернуть платью первоначальную чистоту.
   В разгар великой стирки к осажденным прибыл парламентер от нападающих. Это был неприметный человек в европейской одежде. Вдобавок к этому он не говорил по-арабски. Или не хотел говорить. По-французски тоже. После длительных объяснений у ворот обнаружилось, что он говорит по-итальянски. Услышав знакомый язык, Жанна предложила нубийцу услуги толмача.
   У Абдуллы было сильное искушение послать и странного парламентера, и «французскую принцессу» в место, куда водят ишаков на случку. Но доводы разума взяли верх над чувствами.
   – Хорошо, я буду говорить с этим иноземцем! – сказал он. – Хотя я не. думаю, что человек, который послал его, имеет большой ум. Я все равно узнаю, кто он, даже если на переговоры придет одноногий великан из билад ас-Судан, который спит, накрываясь своим ухом. Что хочет его хозяин?
   – Люди, пославшие меня, – переводила слова человека Жанна, – хотят завершить это затянувшееся дело миром. Они не хотят больше крови. Разве не принесли посланцы Аллаха слово мира на эти земли?
   – Что Хочет его хозяин? – опять повторил Абдулла, тяжело глядя на посредника нападающих.
   – Они предлагают вам жизнь в обмен на деньги, которые находятся у вас. Если вы отдадите деньги, они уйдут с миром.
   – Я так не думаю! – спокойно уронил Абдулла.
   – Это будет хороший обмен для вас. Люди с Той стороны сделали главное дело, и ваши жизни им не нужны, – говорил устами Жанны парламентер. – Но деньги они получат в любом случае. Так стоят ли чужие сокровища таких усилий?
   – Ты иди с миром! – послал Абдулла парламентера. – И передай: нет. Если ты придешь еще раз, мои люди убьют тебя. Все.
   А когда посланец ушел, Абдулла сказал, выразительно глядя в сторону Жанны:
   – Пусть ни в чьей голове не родится мысль, что можно найти и отдать деньги. Это будет плохая идея. Вредная для жизни.
   Он угадал: Жанна уже подумывала, не договориться ли с осаждающими за счет пиратских денег? Ведь, когда воины отбивают очередной приступ, можно поискать сокровища, Абдулла не мог их далеко спрятать. У людей шейха свои счеты с его убийцами, Жанне с ними все равно не по пути. Хитрый нубиец пресек эту интересную задумку на корню. У-у, бестия темнокожая!
   А Абдулла размышлял, почему посланец говорил по-итальянски? Чьи же интересы пересеклись на караванных путях, от контроля которых отстранили племя шейха?

Глава XIX

   Чем дальше, тем жарче. Мудрая мысль, не правда ли? Главное, оригинальная. Но она соответствовала действительности. Это относилось к погоде.
   – Ну, где же твои пираты? – ныла Жаккетта в спину Абдулле.
   Ей так хотелось ощутить на лице дуновение ветерка вместо неподвижного изнуряющего зноя, стоявшего в их глиняном дворе-колодце. Даже на крышу, где хоть какое-то движение воздуха можно почувствовать, из-за запрета нубийца выбраться нельзя.
   – А может, они здесь и не появятся?
   – Почему ты так решила? – устало спросил Абдулла.
   – Но сколько же можно сидеть! Им, наверное, эти деньги больше не нужны, раз они их шейху отдали! Они думают: «Это ваши дела!» и к нам не собираются!
   – Не болтай глупые слова! Ты просто никогда не имела даже сотой доли таких денег и поэтому говоришь ерунду!
   – Не имела и неплохо жила! – огрызнулась Жаккетта.
   – Они обязательно придут! – твердо сказал Абдулла.
   – А может, гонец не добрался? Лошадь захромала? – придумала новую причину Жаккетта.
   – Это отличный берберский конь. Он стоит двадцать черных невольников! Почему он должен хромать? Не сочиняй, Хабль аль-Лулу.
   – Ну почему тогда никого нет?! – взвыла Жаккетта. – Ну почему?!
   Абдулла не отреагировал. – Жаккетта попыталась зайти с другой стороны:
   – Давай еще пошлем гонца!
   – Кого?
   – Ну-у… кого-нибудь. Да я пойду, если надо! – предложила она.
   – Ты решила закончить жизнь?
   – Я незаметно!
   – И куда ты пойдешь? – поинтересовался Абдулла.
   – Куда надо, туда и пойду! – разозлилась Жаккетта. – Хоть что-то сделаю. А то свихнусь.
   – Не свихнешься! – отмахнулся от нее Абдулла. – Чтобы свихнуться, надо иметь голову на плечах!
   – Ну и ладно! – надулась Жаккетта. – Я как лучше, а меня же и обижают!
   – Мы будем ждать. Сколько надо. Потерпи, Хабль аль-Лулу! – чуть смягчился Абдулла. – Я тоже хочу плюнуть на все, саблю обнажить и на врага накинуться. Надо терпеть.
   «Хорошо Абдулле говорить „надо терпеть“, а как терпеть; когда сил никаких нет?! Была бы возможность, не только бы одежду, кожу бы скинула, чтобы только прохладней было!»
   Жаккетта послонялась бесцельно по двору и наконец пристроилась в тени зеленого навеса. В дом идти совсем не хотелось. Там хоть и прохладнее, но зато душно, стены давят. И госпожа Жанна кислая сидит, смотреть на нее тоже радости мало. А здесь зелень.
   Невольница, а со слов Абдуллы Жаккетта знала, что ее зовут Нарцисс – точнее, по-арабски Нарджис, видя ее метания, принесла миску урюка.
   Во дворике было тихо. Воины (кроме караульных и нубийца) крепко спали, перейдя из-за осаждающих на ночной образ жизни. Старик-невольник хлопотал у коней. Им тоже было тяжко.
   Примостившись на лавочке, Жаккетта и Нарджис принялись уничтожать урюк. Это приятное занятие несколько скрасило страдания от жары. Наевшись и приободрившись, Жаккетта с помощью языка жестов, принялась выяснять у Нарджис, как та попала к нубийцу.
   После усиленного махания руками и тыканья пальцем во все стороны удалось выяснить, что и девушка, и старик из родственного Абдулле племени. Если не из того же, то, во всяком случае, из очень близкого.
   Жаккетта не удивилась. Конечно, нубиец все равно должен тосковать по своим землякам. И господин, как бы не уверял Абдулла, семьи все равно не заменит. Хоть такой.
   На побережье Средиземного моря нубийцы попали накатанным путем. Караван купцов, везущий на продажу черных рабов, пересек пустыню и добрался до Триполи. Здесь их и купил Абдулла. И поселил в этом домике, где сам бывал наездами, когда служба у господина позволяла.
   Показав руками свою историю, Нарджис отправилась делать бесконечные хозяйственные дела, а разморенная жарой Жаккетта принялась сонно ворочать мозгами.
   Ее волновало, не обиделась ли святая Бриджитта за то, что Жаккетта молится ей не так часто, как могла бы? А с другой стороны, что молиться-то лишний раз, святую беспокоить? Здесь Аллаховы земли, так что бедняжке Бриджитте со своим уставом (как в чужой монастырь) и соваться-то нечего. Да и пока вроде бы не надо. Сейчас речь о жизни и смерти идет, такие проблемы, как приставания мужчин, и не возникают. Люди шейха, слава Богу, в ее сторону и не смотрят. Для них она – любимица господина, и этим все сказано.
   И все-таки как тяжело ждать этих пиратов. И страшно. Мало ли какие дела Абдулла с ними имеет. У нее, Жаккетты, свой опыт общения с этими людьми. Ничем воспоминаний о нем не вытравить. Что впереди будет – непонятно совсем! Думает ли госпожа Жанна вернуться во Францию? Или всю жизнь собирается на чужбине провести? А что было бы, не согласись она, Жаккетта, бежать с госпожой? Нет, нельзя думать об этом!
   Интересно, как идут дела в Аквитанском отеле? Ришар и Аньес поженились и ребеночка, наверное, ждут… Большой Пьер всеми делами заправляет! Как надежно было с ними там, дома. Только скитаясь по чужим землям, начинаешь понимать, какое это счастье – свой дом, своя земля… Где думают, говорят, как ты. Живут по таким же обычаям. Где ты – свой, до последней косточки. Госпоже Жанне этого не понять, она везде своя, где ее сообразно титулу и внешности принимают. Это здесь, у шейха, она не прижилась. А посчитай шейх, как остальные господа по ту сторону моря, ее красавицей, она бы и с места не сдвинулась. Вертела бы шейхом, как покойным герцогом… Хотя нет, она на верблюде наверняка ездить не любит.
   Увидела бы Фатима сейчас свой цветочек, ахнула бы! Ведь вся та красота, ради которой она упорно откармливала «бедную девочку», потихоньку улетучивается.
   Для таких форм нужна безмятежная жизнь, полная сладостей и покоя, а совсем не сидение в осаде с бесконечной гороховой кашей в качестве еды. Пусть и с оливковым маслом.
   Пропали уроки Фатимы зазря. Не обогатилась Жаккетта золотыми браслетами и дорогими подарками. Может, просто не успела, а может, характер не тот… Фатима бы, наверное, без этой, как Абдулла говорит, га-ран-тии браслета и персиком бы не шевельнула. А какие сказки она рассказывала…
   Кстати, почему Абдулла сказки не рассказывает? Все равно времени у него невпроворот, ходит по двору и тоже мается. Ведь неизвестно, сколько еще сидеть здесь? Надо пойти обрадовать нубийца, что теперь ему скучать не придется!
   И окрыленная Жаккетта отправилась искать Абдуллу, еще сном-духом не ведающего, что для него нашли лекарство от скуки.
   Абдулла идею Жаккетты воспринял, естественно, без малейшего восторга и попытался отвертеться от навязываемой роли сказителя.
   – У меня сильно много дела! – отнекивался он. – Я не знаю никаких сказок. Хабль аль-Лулу, заклинаю тебя именем Аллаха великого, отстань от меня!
   – Надо же, Аллаха вспомнил! – возмутилась Жаккетта. – Как меня ругать, ты свободный oт дел, а как сказки рассказывать, так занятый по уши! Чем ты так загружен? Вечером они все равно плохо нападают, стараются в Мертвый час, к утру ближе! Вот время бы и коротали, их ожидая! Пиратов твоих дурацких все равно нет, гонца тоже! Госпожа Фатима мне так каждый вечер про Ала ад-Дина рассказывала, а она женщина была занятая не хуже тебя! Альмея! А все равно все дела бросала! Ни разочка не пропустила, хотя сказка длиннющая была, что змеиный хвост! А раз ты сказок не знаешь, чему же вы с господином на пару учились?! Не ври уж, пожалуйста! Чтобы ученый человек сказок не знал! Да у нас любой мудрец, которого ты в десять раз ученей, как говоришь, столько сказок знает! Только начнет рассказывать – не остановишь! И про фей, и про королей, и про чудеса – на все лады! А ты даже одной, самой завалящей, вспомнить не можешь!
   Сбитый с ног потоком слов, нубиец сдался.