Страница:
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ничего, ничего, мать. Неля права. Она попроще, подоступнее Алены.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ты видел, как по-хозяйски он держал ее за плечи?
НАТАША. За плечи же…
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Отец, дай ей как следует.
НАТАША. А за что? Я видела, как ты разглядывала его руки у нее на плечах. Но тебя же не удивляет, что Нелька телевизор смотрит только с Женькиных колен?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Наталья! Замолчи! Это не для тебя разговоры.
ЕВГЕНИЙ. Акселерация, тещенька. Наташка, хочешь замуж?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Перестань, Женя!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Она ремня хочет.
НАТАША. Конечно, хочу.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. О Господи!
ВИЛЕН (кричит, видимо, уже из кухни). Сколько тут вкусноты! Где вы, родичи? У нас уже чистые руки!
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Иду, иду! (Быстро уходит. Всем.) Идемте, идемте.
ЕВГЕНИЙ (сворачивает калачиком руки. Нинели и Наташе). Дамы и девушки! Прошу вас в кухню-столовую! (Ивану Федоровичу.) Тесть! Что мы сегодня пьем?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Все!
ЕВГЕНИЙ. Это прекрасно! (Уходит с Нинелью и Наташей.)
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (один). Как это сказать Зине, понятия не имею.
Занавес.
Картина четвертая
Картина пятая
Картина шестая
Действие второе
Картина первая
Картина вторая
Картина третья
Картина четвертая
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ты видел, как по-хозяйски он держал ее за плечи?
НАТАША. За плечи же…
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Отец, дай ей как следует.
НАТАША. А за что? Я видела, как ты разглядывала его руки у нее на плечах. Но тебя же не удивляет, что Нелька телевизор смотрит только с Женькиных колен?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Наталья! Замолчи! Это не для тебя разговоры.
ЕВГЕНИЙ. Акселерация, тещенька. Наташка, хочешь замуж?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Перестань, Женя!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Она ремня хочет.
НАТАША. Конечно, хочу.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. О Господи!
ВИЛЕН (кричит, видимо, уже из кухни). Сколько тут вкусноты! Где вы, родичи? У нас уже чистые руки!
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Иду, иду! (Быстро уходит. Всем.) Идемте, идемте.
ЕВГЕНИЙ (сворачивает калачиком руки. Нинели и Наташе). Дамы и девушки! Прошу вас в кухню-столовую! (Ивану Федоровичу.) Тесть! Что мы сегодня пьем?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Все!
ЕВГЕНИЙ. Это прекрасно! (Уходит с Нинелью и Наташей.)
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (один). Как это сказать Зине, понятия не имею.
Занавес.
Картина четвертая
Та же обстановка. Вечер. Освещен только холл-прихожая. В креслах Иван Федорович и Вилен. Евгений курит возле своей комнаты. Нинель сидит на низенькой табуреточке.
ВИЛЕН (Нинели). Ленивая старшая сестра! Ты бы помогла женщинам на кухне.
НИНЕЛЬ. Вот так? Да? Свою боярышню ты отправил прогуляться, подышать свежим воздухом, а мы мой посуду?!
ВИЛЕН. Положим, не «мы мой», а «они мой». Ты-то сидишь…
ЕВГЕНИЙ. Киса, иди и ты что-нибудь подыши.
НИНЕЛЬ. Я что-то не улавливаю. Меня вытуривают? Но сейчас мама кончит мыть и придет. Она уже звенит ножами и вилками. Это последний этап. Ну, хорошо, я пойду. Мне ее задержать, что ли?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ладно, иди, иди! Что за народ пошел. По любому пустяку обмен мнениями, как в парламенте, а когда дело серьезное (ждет, когда Нинель уйдет, Вилену), и сказать нечего.
ВИЛЕН. Я тебе, отец, все сказал.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Что ты мне сказал? Что вы поженились. Так, между прочим, сообщил, когда я с таксистом расплачивался. А мне, может, подробней любопытно.
ЕВГЕНИЙ (при слове «поженились» он присвистнул). Цирк зажигает огни.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Это что, любовь с первого взгляда? Кто она? Откуда? Сколько ты ее знаешь?
ВИЛЕН. Пап, не надо! Сейчас уже поздно обо всем этом говорить. А значит, и бесполезно. Клава – моя жена. И я ее буду беречь и охранять от всего и от всех. Если надо, и от вас.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А кто на нее нападает, на твою Клаву?
ВИЛЕН (тихо и грустно). Это все будет, потому что будет еще и вторая новость.
ЕВГЕНИЙ. Вилька! Я еще с утра знал, что это для тебя натягивают проволоку, чтобы ты по ней ходил…
ВИЛЕН. Жень, ты пьян?
ЕВГЕНИЙ. Как всегда на роскошных тещиных блинах…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (растерянно). Опять дебаты… Какая там у тебя еще новость… (Будто предупреждая возможный ответ, торопливо.) Ты ж ее раньше не знал, а только послезавтра будет полтора месяца, как ты из дома.
ВИЛЕН (с иронией). Вот даже ты, папа, все до дня высчитал, а когда за дело возьмется мама…
ЕВГЕНИЙ (хохочет). Вилька девушке заложил ребеночка. Это даже не цирк. Это балаган. Это бородатая женщина. Это король кандалов и цепей.
ВИЛЕН (жестко). Перестань! У Клавы будет ребенок. И скоро. Считать не надо. Это не мой ребенок. Отца нет. Он погиб. Сорвался на машине с обрыва. Он был шофер… Они должны были расписаться… Клава только приехала… Она из детдома… У нее никого… В общем, девчонке хана… Ну, она и пошла на обрыв… Мы там как раз были… Нашему шоферу показывали место, чтоб был осторожнее… Вот и все.
Входит Нинель.
НИНЕЛЬ. Идет мама. Посуда вымыта. Бабушка легла. Наташка с Клавой сидят во дворе на лавочке. В окно видно. Наташка треплется, не умолкая. Представляю, что она там наговорит.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (входит). Виля! Мы тут долго все решали, как вас расположить. Ты, сынок, задал нам задачу. Ничего не хочу сказать, но надо было посоветоваться, прежде чем приглашать девушку в нашу тесноту. Так вот, ты ляжешь в нашей комнате, а Наташка с Клавой в детской. Тем более они, кажется, нашли общий язык. Я надеюсь, что Клава у нас погостит недолго?
ВИЛЕН. Долго, мама.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Я тебя не понимаю.
ЕВГЕНИЙ (по-прежнему пьяным голосом). Я к вам пришел навеки поселиться. Вы теперь, Зиночка Николаевна, не только тещенька, вы теперь, тещенька, и свекровушка.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Господи! Вилька! Ты сошел с ума! Объясни мне, ради Бога! Иван! Что ты знаешь?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Женя говорит правду. Только все это Вилену надо было бы матери сказать.
ВИЛЕН. Я хотел. Я хочу. Мама, Клава моя жена. Ничего мне не говори. Сейчас она придет, и, что бы вы ни думали, я хочу, чтоб у вас были приветливые лица. (Умоляюще.) Я прошу вас. Очень прошу об этом.
Длинный, непрерывающийся звонок. Нинель идет открывать.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Все остальное когда матери скажешь?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (истерически). Что остальное?
ВИЛЕН. Тихо, прошу вас, тихо. (Матери.) Я все тебе объясню. Но не сейчас. Пойми меня.
ГОЛОС НАТАШИ. Мы бы еще сидели. Но до смерти пить захотелось. В холодильнике есть минералка?
Зинаида Николаевна подходит к Евгению. Он вынес из своей комнаты вращающийся стул для пианино и крутится на нем. Зинаида Николаевна останавливает его.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ты мне все скажешь. Скажешь сейчас же…
ВИЛЕН. Мама! Женьке пора спать. Он закружился на стульчике.
ЕВГЕНИЙ. Как вас теперь называть, мамуля? В воздухе зреет очередная перемена названия…
ВИЛЕН. Замолчи.
Входят Клава, Наташа.
КЛАВА. Ночь, а тишины нет.
НИНЕЛЬ. Что ты, у нас тихий район.
НАТАША. На улицу она побоялась выйти. Только до арки дошла. Но я тобой, Клавдия, займусь.
ЕВГЕНИЙ (по-прежнему крутясь). Клаудия Кардинале вам не родственница?
КЛАВА (растерянно). Кто это такая?
ВИЛЕН. Это актриса, Клава. Женька у нас обожает итальянских актрис. Он на Нельке женился потому, что в темноте она ему показалась похожей на Лючию Бозе.
КЛАВА (тихо). Я эту тоже не знаю.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Вам, Клава, когда исполнилось 18?
КЛАВА (молчит, потом смотрит на Вилена. Сдавленно. В ужасе). 5 августа.
ВИЛЕН (вскакивает, берет ее за плечи). Все, граждане. Мы идем отдыхать. А вас пусть повеселит Женька. Значит, как я понял, дорогая младшая сестра уступает нам комнату и переходит к родителям. Спокойной ночи, люди. Пошли, моя Клаудия Кардинале.
Уходят в комнату направо.
НАТАША (восхищенно). Ай да Вилька! Очень эффектно. Мамуля! Теперь уж я точно лягу тут. Я буду беречь их любовь.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (устало). Идем и мы, Иван.
Уходят в комнату налево.
ЕВГЕНИЙ (раскручивается все сильнее, потом резко останавливается. Нинели). Пусть Наташка спит с нами. Отцу с матерью поговорить нужно.
НИНЕЛЬ. Пусть. (Наташе.) Забери у родителей раскладушку.
НАТАША (упрямо). Я лягу здесь.
НИНЕЛЬ. Слушай, малышка, сегодня всем и без тебя тошно. Марш за раскладушкой.
Наташа идет в комнату родителей.
ЕВГЕНИЙ. Все смешалось в доме Облонских.
НИНЕЛЬ. Ты тошнотворен.
ЕВГЕНИЙ. Нет, ты не Лючия Бозе. Ты старая дева. Старая дева по призванию. Женясь на тебе, я сознавал, что делаю ошибку, но не знал какую. Теперь я знаю. Я нарушал природу…
НИНЕЛЬ. Весь день у ковра комик Евгений Бирюков.
ЕВГЕНИЙ. А, между прочим, такой есть на самом деле.
НИНЕЛЬ. Мне ли этого не знать!
Входит Наташа с раскладушкой, подушкой и простынями.
НАТАША. Идемте, что ли…
Занавес.
ВИЛЕН (Нинели). Ленивая старшая сестра! Ты бы помогла женщинам на кухне.
НИНЕЛЬ. Вот так? Да? Свою боярышню ты отправил прогуляться, подышать свежим воздухом, а мы мой посуду?!
ВИЛЕН. Положим, не «мы мой», а «они мой». Ты-то сидишь…
ЕВГЕНИЙ. Киса, иди и ты что-нибудь подыши.
НИНЕЛЬ. Я что-то не улавливаю. Меня вытуривают? Но сейчас мама кончит мыть и придет. Она уже звенит ножами и вилками. Это последний этап. Ну, хорошо, я пойду. Мне ее задержать, что ли?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ладно, иди, иди! Что за народ пошел. По любому пустяку обмен мнениями, как в парламенте, а когда дело серьезное (ждет, когда Нинель уйдет, Вилену), и сказать нечего.
ВИЛЕН. Я тебе, отец, все сказал.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Что ты мне сказал? Что вы поженились. Так, между прочим, сообщил, когда я с таксистом расплачивался. А мне, может, подробней любопытно.
ЕВГЕНИЙ (при слове «поженились» он присвистнул). Цирк зажигает огни.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Это что, любовь с первого взгляда? Кто она? Откуда? Сколько ты ее знаешь?
ВИЛЕН. Пап, не надо! Сейчас уже поздно обо всем этом говорить. А значит, и бесполезно. Клава – моя жена. И я ее буду беречь и охранять от всего и от всех. Если надо, и от вас.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А кто на нее нападает, на твою Клаву?
ВИЛЕН (тихо и грустно). Это все будет, потому что будет еще и вторая новость.
ЕВГЕНИЙ. Вилька! Я еще с утра знал, что это для тебя натягивают проволоку, чтобы ты по ней ходил…
ВИЛЕН. Жень, ты пьян?
ЕВГЕНИЙ. Как всегда на роскошных тещиных блинах…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (растерянно). Опять дебаты… Какая там у тебя еще новость… (Будто предупреждая возможный ответ, торопливо.) Ты ж ее раньше не знал, а только послезавтра будет полтора месяца, как ты из дома.
ВИЛЕН (с иронией). Вот даже ты, папа, все до дня высчитал, а когда за дело возьмется мама…
ЕВГЕНИЙ (хохочет). Вилька девушке заложил ребеночка. Это даже не цирк. Это балаган. Это бородатая женщина. Это король кандалов и цепей.
ВИЛЕН (жестко). Перестань! У Клавы будет ребенок. И скоро. Считать не надо. Это не мой ребенок. Отца нет. Он погиб. Сорвался на машине с обрыва. Он был шофер… Они должны были расписаться… Клава только приехала… Она из детдома… У нее никого… В общем, девчонке хана… Ну, она и пошла на обрыв… Мы там как раз были… Нашему шоферу показывали место, чтоб был осторожнее… Вот и все.
Входит Нинель.
НИНЕЛЬ. Идет мама. Посуда вымыта. Бабушка легла. Наташка с Клавой сидят во дворе на лавочке. В окно видно. Наташка треплется, не умолкая. Представляю, что она там наговорит.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (входит). Виля! Мы тут долго все решали, как вас расположить. Ты, сынок, задал нам задачу. Ничего не хочу сказать, но надо было посоветоваться, прежде чем приглашать девушку в нашу тесноту. Так вот, ты ляжешь в нашей комнате, а Наташка с Клавой в детской. Тем более они, кажется, нашли общий язык. Я надеюсь, что Клава у нас погостит недолго?
ВИЛЕН. Долго, мама.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Я тебя не понимаю.
ЕВГЕНИЙ (по-прежнему пьяным голосом). Я к вам пришел навеки поселиться. Вы теперь, Зиночка Николаевна, не только тещенька, вы теперь, тещенька, и свекровушка.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Господи! Вилька! Ты сошел с ума! Объясни мне, ради Бога! Иван! Что ты знаешь?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Женя говорит правду. Только все это Вилену надо было бы матери сказать.
ВИЛЕН. Я хотел. Я хочу. Мама, Клава моя жена. Ничего мне не говори. Сейчас она придет, и, что бы вы ни думали, я хочу, чтоб у вас были приветливые лица. (Умоляюще.) Я прошу вас. Очень прошу об этом.
Длинный, непрерывающийся звонок. Нинель идет открывать.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Все остальное когда матери скажешь?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (истерически). Что остальное?
ВИЛЕН. Тихо, прошу вас, тихо. (Матери.) Я все тебе объясню. Но не сейчас. Пойми меня.
ГОЛОС НАТАШИ. Мы бы еще сидели. Но до смерти пить захотелось. В холодильнике есть минералка?
Зинаида Николаевна подходит к Евгению. Он вынес из своей комнаты вращающийся стул для пианино и крутится на нем. Зинаида Николаевна останавливает его.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ты мне все скажешь. Скажешь сейчас же…
ВИЛЕН. Мама! Женьке пора спать. Он закружился на стульчике.
ЕВГЕНИЙ. Как вас теперь называть, мамуля? В воздухе зреет очередная перемена названия…
ВИЛЕН. Замолчи.
Входят Клава, Наташа.
КЛАВА. Ночь, а тишины нет.
НИНЕЛЬ. Что ты, у нас тихий район.
НАТАША. На улицу она побоялась выйти. Только до арки дошла. Но я тобой, Клавдия, займусь.
ЕВГЕНИЙ (по-прежнему крутясь). Клаудия Кардинале вам не родственница?
КЛАВА (растерянно). Кто это такая?
ВИЛЕН. Это актриса, Клава. Женька у нас обожает итальянских актрис. Он на Нельке женился потому, что в темноте она ему показалась похожей на Лючию Бозе.
КЛАВА (тихо). Я эту тоже не знаю.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Вам, Клава, когда исполнилось 18?
КЛАВА (молчит, потом смотрит на Вилена. Сдавленно. В ужасе). 5 августа.
ВИЛЕН (вскакивает, берет ее за плечи). Все, граждане. Мы идем отдыхать. А вас пусть повеселит Женька. Значит, как я понял, дорогая младшая сестра уступает нам комнату и переходит к родителям. Спокойной ночи, люди. Пошли, моя Клаудия Кардинале.
Уходят в комнату направо.
НАТАША (восхищенно). Ай да Вилька! Очень эффектно. Мамуля! Теперь уж я точно лягу тут. Я буду беречь их любовь.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (устало). Идем и мы, Иван.
Уходят в комнату налево.
ЕВГЕНИЙ (раскручивается все сильнее, потом резко останавливается. Нинели). Пусть Наташка спит с нами. Отцу с матерью поговорить нужно.
НИНЕЛЬ. Пусть. (Наташе.) Забери у родителей раскладушку.
НАТАША (упрямо). Я лягу здесь.
НИНЕЛЬ. Слушай, малышка, сегодня всем и без тебя тошно. Марш за раскладушкой.
Наташа идет в комнату родителей.
ЕВГЕНИЙ. Все смешалось в доме Облонских.
НИНЕЛЬ. Ты тошнотворен.
ЕВГЕНИЙ. Нет, ты не Лючия Бозе. Ты старая дева. Старая дева по призванию. Женясь на тебе, я сознавал, что делаю ошибку, но не знал какую. Теперь я знаю. Я нарушал природу…
НИНЕЛЬ. Весь день у ковра комик Евгений Бирюков.
ЕВГЕНИЙ. А, между прочим, такой есть на самом деле.
НИНЕЛЬ. Мне ли этого не знать!
Входит Наташа с раскладушкой, подушкой и простынями.
НАТАША. Идемте, что ли…
Занавес.
Картина пятая
Освещена комната справа. На разных кроватях друг против друга сидят Вилен и Клава.
ВИЛЕН (горячо, убеждая). Человек вправе изменить в своей жизни все. Даже день рождения. У тебя будет другой. Пусть он будет в апреле, когда расцветут абрикосы. Пусть 31 декабря, 1 мая. В любой день – выбери сама. А 5 августа не будет никогда. После четвертого будет сразу шестое. Ты мне веришь?
КЛАВА (деревянно прямая, застывшая, безжизненная). Так в жизни не бывает. То, что было, изменить нельзя. (Робко.) Я хочу пить. Только простой воды. Наташа все меня поила минеральной. Я никогда ее не пила. Такая гадость.
ВИЛЕН (с готовностью). Сейчас принесу. (Уходит.)
Клава одна. Сидит так же прямо. Потом тянется рукой к выключателю бра. Щелкает и вздрагивает от света. Прямо возле лампы чей-то портрет, в темноте его не было видно. Она тяжело встает, внимательно разглядывает фотографию. Возвращается Вилен. Он несет воду в громадной керамической пивной кружке.
ВИЛЕН. Эта кружка будет твоя. Мне две подарили на день рождения. (Достает из тумбочки вторую.) Одна была бесхозная. Стояла на серванте для интерьера, ну, в общем, для красоты. А теперь нас двое.
КЛАВА (показывает на фотографию). Кто это?
ВИЛЕН. Это Алена. Мы вместе учимся. Я в нее влюблен был. Хорошая девчонка.
КЛАВА. А когда был влюблен?
ВИЛЕН. Очень давно. До нашей эры.
КЛАВА. Я ведь серьезно.
ВИЛЕН. И я серьезно. До нашей с тобой эры.
КЛАВА. Почему ты ее разлюбил?
ВИЛЕН. Потому что не любил… Ты не думай о ней. У нас ничего не было.
КЛАВА. Родители твои переживают. И все равно приняли хорошо. Не выгнали.
ВИЛЕН (возмущенно). Ты что? Как это можно выгнать?
КЛАВА. Так и можно. (Просительно.) А когда мы пойдем ту комнату смотреть, о которой ты говорил?
ВИЛЕН (поспешно). Не волнуйся. Пойдем. Я завтра позвоню Борису.
КЛАВА. Позвони.
ВИЛЕН. Ты ложись. Спи. Все будет нормально. Ложись и верь, что завтра будет лучше, чем сегодня.
КЛАВА. Хорошие у тебя родители. Твоя мама меня даже поцеловала. Сестренка твоя столько мне разного наболтала. Хорошая девочка. (Удивленно.) Я ведь думала, что выгонят…
Затемнение.
ВИЛЕН (горячо, убеждая). Человек вправе изменить в своей жизни все. Даже день рождения. У тебя будет другой. Пусть он будет в апреле, когда расцветут абрикосы. Пусть 31 декабря, 1 мая. В любой день – выбери сама. А 5 августа не будет никогда. После четвертого будет сразу шестое. Ты мне веришь?
КЛАВА (деревянно прямая, застывшая, безжизненная). Так в жизни не бывает. То, что было, изменить нельзя. (Робко.) Я хочу пить. Только простой воды. Наташа все меня поила минеральной. Я никогда ее не пила. Такая гадость.
ВИЛЕН (с готовностью). Сейчас принесу. (Уходит.)
Клава одна. Сидит так же прямо. Потом тянется рукой к выключателю бра. Щелкает и вздрагивает от света. Прямо возле лампы чей-то портрет, в темноте его не было видно. Она тяжело встает, внимательно разглядывает фотографию. Возвращается Вилен. Он несет воду в громадной керамической пивной кружке.
ВИЛЕН. Эта кружка будет твоя. Мне две подарили на день рождения. (Достает из тумбочки вторую.) Одна была бесхозная. Стояла на серванте для интерьера, ну, в общем, для красоты. А теперь нас двое.
КЛАВА (показывает на фотографию). Кто это?
ВИЛЕН. Это Алена. Мы вместе учимся. Я в нее влюблен был. Хорошая девчонка.
КЛАВА. А когда был влюблен?
ВИЛЕН. Очень давно. До нашей эры.
КЛАВА. Я ведь серьезно.
ВИЛЕН. И я серьезно. До нашей с тобой эры.
КЛАВА. Почему ты ее разлюбил?
ВИЛЕН. Потому что не любил… Ты не думай о ней. У нас ничего не было.
КЛАВА. Родители твои переживают. И все равно приняли хорошо. Не выгнали.
ВИЛЕН (возмущенно). Ты что? Как это можно выгнать?
КЛАВА. Так и можно. (Просительно.) А когда мы пойдем ту комнату смотреть, о которой ты говорил?
ВИЛЕН (поспешно). Не волнуйся. Пойдем. Я завтра позвоню Борису.
КЛАВА. Позвони.
ВИЛЕН. Ты ложись. Спи. Все будет нормально. Ложись и верь, что завтра будет лучше, чем сегодня.
КЛАВА. Хорошие у тебя родители. Твоя мама меня даже поцеловала. Сестренка твоя столько мне разного наболтала. Хорошая девочка. (Удивленно.) Я ведь думала, что выгонят…
Затемнение.
Картина шестая
Освещена комната Колпаковых-старших. Зинаида Николаевна некрасиво сидит на кровати. Иван Федорович ходит из угла в угол.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вот такая история, мать. Вилька сыграл в благородство.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. В идиота он сыграл.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Он все-таки комсомолец. Он, можно сказать, по уставу действовал.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (брезгливо, с отвращением). Перестань, дурак! При чем тут комсомолец? Сколько их там было? Я тебя уверяю, там и коммунисты были, но только наш кретин пошел впереди танцевать. (Распаляясь.) Нет, этой девке надо все объяснить! Я думала – любовь. Это б я поняла, уж мне поверь. Но спасать шлюх в 70-м году – это извини. В уставе такого не записано.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ты потише все-таки. Зачем ты про нее так?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Как – так? А ты отдели, дорогой, мух от котлет, как говорил один мой знакомый, и протри свои зенки. К какому-то шоферюге – знать его не знаю и знать не хочу, царство ему небесное – едет девка. Беременная к тому же. Ежели ты до десяти считать умеешь, так сообрази, чем она занималась в 10-м классе, да еще на экзаменах? Шофер, не будь дурак, бухается в какую-то прорубь, девица, естественно, в панике. И слушай меня, мой полковник, так ей и надо! Пусть бы помыкалась, потыкалась, может, потом бы поняла чего-то из жизни. Так нет же. Наш Виля вырос из-под земли, как в опере. Да его, негодяя, за это убить мало.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (перепуганно). Зина, ты что?!
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. То! Чтоб завтра ее ноги тут не было. А сына твоего, болвана, я поведу к психиатру. Я ему все расскажу, и он мне выдаст любую справку. Нормальные люди так не поступают.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Зина, ты охолонь. Грешно. Могут ведь и неприятности быть. У них ведь все по закону.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (насмешливо, с издевкой). А ты уже испугался, храбрец? Ничего, успокоишься. А насчет греха – прочтешь три бесплатные лекции в ЖЭКе и снимешь его с души. Мало трех – клумбу разбей на месте сорника. Очень очищает душу. А девицу из дома вон. Это я тебе говорю. Ты ведь меня знаешь, Федорович!
Занавес.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вот такая история, мать. Вилька сыграл в благородство.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. В идиота он сыграл.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Он все-таки комсомолец. Он, можно сказать, по уставу действовал.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (брезгливо, с отвращением). Перестань, дурак! При чем тут комсомолец? Сколько их там было? Я тебя уверяю, там и коммунисты были, но только наш кретин пошел впереди танцевать. (Распаляясь.) Нет, этой девке надо все объяснить! Я думала – любовь. Это б я поняла, уж мне поверь. Но спасать шлюх в 70-м году – это извини. В уставе такого не записано.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ты потише все-таки. Зачем ты про нее так?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Как – так? А ты отдели, дорогой, мух от котлет, как говорил один мой знакомый, и протри свои зенки. К какому-то шоферюге – знать его не знаю и знать не хочу, царство ему небесное – едет девка. Беременная к тому же. Ежели ты до десяти считать умеешь, так сообрази, чем она занималась в 10-м классе, да еще на экзаменах? Шофер, не будь дурак, бухается в какую-то прорубь, девица, естественно, в панике. И слушай меня, мой полковник, так ей и надо! Пусть бы помыкалась, потыкалась, может, потом бы поняла чего-то из жизни. Так нет же. Наш Виля вырос из-под земли, как в опере. Да его, негодяя, за это убить мало.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (перепуганно). Зина, ты что?!
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. То! Чтоб завтра ее ноги тут не было. А сына твоего, болвана, я поведу к психиатру. Я ему все расскажу, и он мне выдаст любую справку. Нормальные люди так не поступают.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Зина, ты охолонь. Грешно. Могут ведь и неприятности быть. У них ведь все по закону.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (насмешливо, с издевкой). А ты уже испугался, храбрец? Ничего, успокоишься. А насчет греха – прочтешь три бесплатные лекции в ЖЭКе и снимешь его с души. Мало трех – клумбу разбей на месте сорника. Очень очищает душу. А девицу из дома вон. Это я тебе говорю. Ты ведь меня знаешь, Федорович!
Занавес.
Действие второе
Картина первая
Утро. Но в доме еще спят. В холле ходит без дела бабушка. Подходит к каждой из дверей, прислушивается.
БАБУШКА. Тут никто не спит. Все по комнатам. А кто где – я, дура старая, не знаю. Чего-то меня наливка вчера сморила. Девка, конечно, неказистая. Пятно у нее на лбу, как у беременной. Это уж они поторопились. А может, мне показалось. Алена, конечно, виднее. А с другой стороны, если выбирать для жизни, так Клава вроде и лучше. Вот Вилька институт кончит, поедет по распределению. Что, Алена за ним тронется? Ни за что! Вцепится она с матерью в парня и тут где-нибудь пристроит. А он ведь не пробивной, он ведь не Женечка… А Клава поедет куда хочешь. Так что – что хуже, а что лучше, сам черт не знает. Господи! Прости мою душу грешную.
Из комнаты выходит Клава. Она в том же платье, только волосы по плечам распущены.
КЛАВА. Слышу, кто-то ходит, вот и вышла. Я давно не сплю. А выйти стеснялась.
БАБУШКА (выведывая). А Наташка, что ли, спит?
КЛАВА. Ну, наверное. Что же ей еще делать? Хорошая девочка.
БАБУШКА. Вы с Вилькой как все решили-то?
КЛАВА (не знает, что бабушка ее дипломатично выспрашивает, и отвечает ей по-своему, как сама сейчас думает). Виля будет звонить какому-то товарищу насчет комнаты. У него родители в долгой командировке. А потом, когда уже можно будет, я пойду на работу. В Москве ведь, я читала, рабочих рук не хватает.
БАБУШКА (растерянно). Что-то я не понимаю насчет комнаты. Вы вдвоем уходить, что ли, собираетесь?
КЛАВА (тоже растеряна, что бабушка ничего не знает). Вдвоем, а что?
БАБУШКА (торжествующе). Я ж говорила. И Матвеевна тоже, что молодожены к нам едут. Ай да Вилька!
КЛАВА (тихо, испуганно). А разве Виля не писал?
БАБУШКА (хитро). Он дипломат, твой сопливый супруг. Телеграмму дал ни то ни се, но мы его раскусили. Я и Матвеевна. (Смеется в сторону Колпаковых.) Говорила вам, милые мои. Бабку слушать надо.
КЛАВА (закрывает лицо руками и бежит в комнату Вилена). Господи, как же это так?
Из комнаты слева быстро выходит Зинаида Николаевна. Она торопится, на ходу подвязывает халат.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Она была здесь сейчас? Я слышала.
БАБУШКА. Убежала. (Смеется.) Ну, кто был прав?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (раздраженно). Это что – смешно?
БАБУШКА. Ну, плакать-то тоже нечего. Они, оказывается, уже все решили, даже насчет комнаты. И то правильно, кому охота со свекровью.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Какой комнаты?
БАБУШКА (рада, что знает сейчас больше Зинаиды Николаевны). Уходят они с Вилькой.
Торопливо застегивая рубашку, входит Иван Федорович. Он слышал последние слова бабушки.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Зина, вот видишь. Они уже все продумали. Так что ты не горячись. Сейчас дров наломать можно.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Не мешай мне.
Решительно направляется в комнату справа. Ей навстречу выходит Вилен. Он закрывает за собой дверь.
ВИЛЕН (матери). Мама! Я виноват, что не написал. Что не рассказал, не объяснил. Я готов это сделать сейчас.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (громко. Не ему, а Клаве, чтоб она услышала). Меня не устроит никакое объяснение. Этой женщине места в нашем доме нет.
Из комнаты справа выходит Клава. Она спокойна. Гораздо спокойнее, чем раньше.
КЛАВА (Зинаиде Николаевне). Я так и знала. И Виле говорила то же самое. Виля! Где моя сумка? Я пойду.
ВИЛЕН (истерически, не по-мужски). Куда?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (предупреждая ответ Клавы). Может, вам нужны деньги? Мы не звери. Можем выручить.
ВИЛЕН. Мама!
КЛАВА. Виля, не кричи. Где моя сумка?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Она там. Под вешалкой. Идемте, я покажу.
ВИЛЕН. Я ухожу с ней.
Вбегает в свою комнату. Зинаида Николаевна решительно берет маленькую скамеечку, которая стоит здесь, и просовывает ее в ручку двери.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (Клаве, с издевкой). Или он за вами прыгнет и с пятого этажа? Идемте, отдам вам вашу сумку.
Вилен стучит в дверь. Зинаида Николаевна уходит с Клавой.
ВИЛЕН (громко). Ведь вы же всегда были не сволочи!
БАБУШКА (Ивану Федоровичу). Жду, жду твоего слова, а ты стоишь, как истукан.
Открывает Вилена. Он выскакивает, бежит в переднюю.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А вы знаете, что мне надо сказать?
БАБУШКА. В общем-то ты прав – сказать тебе нечего.
Из передней раздается крик: «Я никуда тебя не пущу». Возня. Голос Зинаиды Николаевны: «Ваня, Ваня, скажи ему!» Хлопает входная дверь. С рыданием возвращается Зинаида Николаевна.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ушел. Куда?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Я же тебе говорил. Нельзя было так резко.
Из комнаты прямо выходит Наташа. В короткой пижамке.
НАТАША (напуганно). Мамуля, что с тобой?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ах, отстань ради бога!
НАТАША (успокаиваясь). Если человек плачет и грубит, значит, у него нет настоящего горя.
БАБУШКА. Яйца курицу учат.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Иди, дочка, поспи еще.
НАТАША (обращает внимание на открытую дверь в комнату направо, идет к ней, останавливается в дверях). Ага! Поняла. Выставили все-таки.
Садится на маленькую скамеечку. Подтягивает колени к подбородку. Холодно, внимательно разглядывает родителей. Мать сидит в кресле. Сморкается, а потом аккуратно складывает платочек. Все время качает головой. Отец все так же стоит. Стоит и бабушка.
НАТАША. И я уйду от вас. Потому что мне кажется, что я вас не люблю.
БАБУШКА. Ах ты, негодяйка такая. (С гневом идет на Наташу.) Тут и без тебя горе, а ты такое родителям.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. О, господи!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ты, Наташа, не все знаешь, и сплеча рубишь. Клава сама уйти захотела, и правильно захотела. (Смущенно.) Тебе ведь и не все рассказать можно.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Почему же? Она у нас взрослая. Пусть знает.
НАТАША. Что я должна знать?
БАБУШКА. Не надо, Зина. Не ее ума это дело.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Верно, мать. К чему ей все знать?
НАТАША. Ну и чудики вы! Сейчас я все равно все узнаю. (Кричит.) Женька, выйди!
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Наталия! Как тебе не стыдно!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (сокрушенно). Он сейчас объяснит!
БАБУШКА. Ну, Зинка, заварила ты кашу. Смотреть противно.
Уходит. Из комнаты прямо выходит Евгений. Насмешлив, ироничен.
ЕВГЕНИЙ. Будет вам всем от Нинели. Базарите с раннего утра. И бедная учительница не выспалась. Так что тебе нужно, Натали? Я знал, что кто-кто, а ты без меня не обойдешься.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Не говори ей ничего, Женя. Вилен с этой ушли.
ЕВГЕНИЙ. Я все слышал.
НАТАША (кричит). Чего я не знаю? До чего я не доросла?
ЕВГЕНИЙ. А собственно, почему она не доросла?
НАТАША. Умница!
ЕВГЕНИЙ. Нет, действительно? Вам ведь не только ей надо будет объяснять, почему они ушли. Опробуйте версию на собственной дочери.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (очень ему не по себе). Заварила ты кашу. Чувствую, будут неприятности…
Занавес.
БАБУШКА. Тут никто не спит. Все по комнатам. А кто где – я, дура старая, не знаю. Чего-то меня наливка вчера сморила. Девка, конечно, неказистая. Пятно у нее на лбу, как у беременной. Это уж они поторопились. А может, мне показалось. Алена, конечно, виднее. А с другой стороны, если выбирать для жизни, так Клава вроде и лучше. Вот Вилька институт кончит, поедет по распределению. Что, Алена за ним тронется? Ни за что! Вцепится она с матерью в парня и тут где-нибудь пристроит. А он ведь не пробивной, он ведь не Женечка… А Клава поедет куда хочешь. Так что – что хуже, а что лучше, сам черт не знает. Господи! Прости мою душу грешную.
Из комнаты выходит Клава. Она в том же платье, только волосы по плечам распущены.
КЛАВА. Слышу, кто-то ходит, вот и вышла. Я давно не сплю. А выйти стеснялась.
БАБУШКА (выведывая). А Наташка, что ли, спит?
КЛАВА. Ну, наверное. Что же ей еще делать? Хорошая девочка.
БАБУШКА. Вы с Вилькой как все решили-то?
КЛАВА (не знает, что бабушка ее дипломатично выспрашивает, и отвечает ей по-своему, как сама сейчас думает). Виля будет звонить какому-то товарищу насчет комнаты. У него родители в долгой командировке. А потом, когда уже можно будет, я пойду на работу. В Москве ведь, я читала, рабочих рук не хватает.
БАБУШКА (растерянно). Что-то я не понимаю насчет комнаты. Вы вдвоем уходить, что ли, собираетесь?
КЛАВА (тоже растеряна, что бабушка ничего не знает). Вдвоем, а что?
БАБУШКА (торжествующе). Я ж говорила. И Матвеевна тоже, что молодожены к нам едут. Ай да Вилька!
КЛАВА (тихо, испуганно). А разве Виля не писал?
БАБУШКА (хитро). Он дипломат, твой сопливый супруг. Телеграмму дал ни то ни се, но мы его раскусили. Я и Матвеевна. (Смеется в сторону Колпаковых.) Говорила вам, милые мои. Бабку слушать надо.
КЛАВА (закрывает лицо руками и бежит в комнату Вилена). Господи, как же это так?
Из комнаты слева быстро выходит Зинаида Николаевна. Она торопится, на ходу подвязывает халат.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Она была здесь сейчас? Я слышала.
БАБУШКА. Убежала. (Смеется.) Ну, кто был прав?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (раздраженно). Это что – смешно?
БАБУШКА. Ну, плакать-то тоже нечего. Они, оказывается, уже все решили, даже насчет комнаты. И то правильно, кому охота со свекровью.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Какой комнаты?
БАБУШКА (рада, что знает сейчас больше Зинаиды Николаевны). Уходят они с Вилькой.
Торопливо застегивая рубашку, входит Иван Федорович. Он слышал последние слова бабушки.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Зина, вот видишь. Они уже все продумали. Так что ты не горячись. Сейчас дров наломать можно.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Не мешай мне.
Решительно направляется в комнату справа. Ей навстречу выходит Вилен. Он закрывает за собой дверь.
ВИЛЕН (матери). Мама! Я виноват, что не написал. Что не рассказал, не объяснил. Я готов это сделать сейчас.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (громко. Не ему, а Клаве, чтоб она услышала). Меня не устроит никакое объяснение. Этой женщине места в нашем доме нет.
Из комнаты справа выходит Клава. Она спокойна. Гораздо спокойнее, чем раньше.
КЛАВА (Зинаиде Николаевне). Я так и знала. И Виле говорила то же самое. Виля! Где моя сумка? Я пойду.
ВИЛЕН (истерически, не по-мужски). Куда?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (предупреждая ответ Клавы). Может, вам нужны деньги? Мы не звери. Можем выручить.
ВИЛЕН. Мама!
КЛАВА. Виля, не кричи. Где моя сумка?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Она там. Под вешалкой. Идемте, я покажу.
ВИЛЕН. Я ухожу с ней.
Вбегает в свою комнату. Зинаида Николаевна решительно берет маленькую скамеечку, которая стоит здесь, и просовывает ее в ручку двери.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (Клаве, с издевкой). Или он за вами прыгнет и с пятого этажа? Идемте, отдам вам вашу сумку.
Вилен стучит в дверь. Зинаида Николаевна уходит с Клавой.
ВИЛЕН (громко). Ведь вы же всегда были не сволочи!
БАБУШКА (Ивану Федоровичу). Жду, жду твоего слова, а ты стоишь, как истукан.
Открывает Вилена. Он выскакивает, бежит в переднюю.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А вы знаете, что мне надо сказать?
БАБУШКА. В общем-то ты прав – сказать тебе нечего.
Из передней раздается крик: «Я никуда тебя не пущу». Возня. Голос Зинаиды Николаевны: «Ваня, Ваня, скажи ему!» Хлопает входная дверь. С рыданием возвращается Зинаида Николаевна.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ушел. Куда?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Я же тебе говорил. Нельзя было так резко.
Из комнаты прямо выходит Наташа. В короткой пижамке.
НАТАША (напуганно). Мамуля, что с тобой?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Ах, отстань ради бога!
НАТАША (успокаиваясь). Если человек плачет и грубит, значит, у него нет настоящего горя.
БАБУШКА. Яйца курицу учат.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Иди, дочка, поспи еще.
НАТАША (обращает внимание на открытую дверь в комнату направо, идет к ней, останавливается в дверях). Ага! Поняла. Выставили все-таки.
Садится на маленькую скамеечку. Подтягивает колени к подбородку. Холодно, внимательно разглядывает родителей. Мать сидит в кресле. Сморкается, а потом аккуратно складывает платочек. Все время качает головой. Отец все так же стоит. Стоит и бабушка.
НАТАША. И я уйду от вас. Потому что мне кажется, что я вас не люблю.
БАБУШКА. Ах ты, негодяйка такая. (С гневом идет на Наташу.) Тут и без тебя горе, а ты такое родителям.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. О, господи!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ты, Наташа, не все знаешь, и сплеча рубишь. Клава сама уйти захотела, и правильно захотела. (Смущенно.) Тебе ведь и не все рассказать можно.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Почему же? Она у нас взрослая. Пусть знает.
НАТАША. Что я должна знать?
БАБУШКА. Не надо, Зина. Не ее ума это дело.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Верно, мать. К чему ей все знать?
НАТАША. Ну и чудики вы! Сейчас я все равно все узнаю. (Кричит.) Женька, выйди!
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Наталия! Как тебе не стыдно!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (сокрушенно). Он сейчас объяснит!
БАБУШКА. Ну, Зинка, заварила ты кашу. Смотреть противно.
Уходит. Из комнаты прямо выходит Евгений. Насмешлив, ироничен.
ЕВГЕНИЙ. Будет вам всем от Нинели. Базарите с раннего утра. И бедная учительница не выспалась. Так что тебе нужно, Натали? Я знал, что кто-кто, а ты без меня не обойдешься.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Не говори ей ничего, Женя. Вилен с этой ушли.
ЕВГЕНИЙ. Я все слышал.
НАТАША (кричит). Чего я не знаю? До чего я не доросла?
ЕВГЕНИЙ. А собственно, почему она не доросла?
НАТАША. Умница!
ЕВГЕНИЙ. Нет, действительно? Вам ведь не только ей надо будет объяснять, почему они ушли. Опробуйте версию на собственной дочери.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (очень ему не по себе). Заварила ты кашу. Чувствую, будут неприятности…
Занавес.
Картина вторая
Лавочка в сквере. Видно, что ей тут не место. Это глухая часть сквера, в глубине кустов. И стоит лавочка косо, видно, что она сюда принесена. Вилен отряхивается. Клава сидит.
КЛАВА (все так же удивительно спокойна). Почему ты людей испугался?
ВИЛЕН. Нам надо как следует поговорить.
КЛАВА. Смешной ты, Вилька!
ВИЛЕН. Ты зря. Просто не касается ведь никого то, о чем мы будем говорить.
КЛАВА. Всех все касается. Я это всегда знала. Человек не вправе решать, как он хочет. Он должен учитывать и всех остальных.
ВИЛЕН. Не сбивай меня. Я ведь тоже так считаю…
КЛАВА. Ты только пойми. Я твоих родителей не сужу. Они правы. Зачем им я? Я и без ребенка вам не очень подходила, а такая… Меня бы тетка родная не приняла бы… Ей бы в деревне житья не было. В детдом я не могла вернуться. Там ведь как соблюдали нас. Какой бы я была пример? А ты хочешь, чтоб твои родители, культурные люди, меня признали.
ВИЛЕН. Это глупости все. В конце концов, я уже твой муж.
КЛАВА (невесело смеется). Вот сбил ты меня с толку. Все уводил от людей и уговаривал. Какой ты мне муж? Ты меня ни разу не поцеловал. Ты не обижайся. Мы, правда, так и договаривались. Но мне сейчас так это все глупо кажется. А ты тут еще лавочки таскаешь все от людей подальше. Чтоб никто тебе сказать не мог, какой ты дурак?
ВИЛЕН (с иронией, обиженно). Хорошо. Давай пойдем в ГУМ, к фонтану. И поговорим. Там на каждое наше слово придется минимум сто человек слушателей. Идем!
КЛАВА. У тебя все равно не получается, как у мужа твоей сестры. Никуда мы с тобой, Вилечка, не пойдем. Отвезешь меня на вокзал. А сам уйдешь. Правильно твоя мама сказала! Из собственных неприятностей нужно выбираться самостоятельно. Других не впутывать. Я ведь тебе всегда это говорила!
ВИЛЕН. Клава! Если ты уйдешь, у меня все рухнет к чертовой матери.
КЛАВА (тихо). Что рухнет?
ВИЛЕН (не знает, как сказать). Я не знаю, как тебе это объяснить… (Кричит.) Я же не навязываюсь тебе! Я сто раз повторю: я с тобой хочу быть, пока я тебе нужен. Ну, год. Ну, два. А потом я уйду…
КЛАВА (печально). Ты мне не нужен.
ВИЛЕН (убежденно). Нужен! Ты получишь прописку. Потом пойдешь на работу – через время, конечно, а Москва знаешь, как строится. Квартиру получишь. Ну, а дальше ты – свободный человек. И все начнешь сначала…
КЛАВА. А как ты думаешь, сколько раз человек может начать сначала?
ВИЛЕН (горячо). Сколько угодно! Пока не получит в жизни оптимальный вариант.
Входит с совком и метелкой уборщица.
УБОРЩИЦА. А лавку отнесите на место. Стыда совсем нет у людей. Среди бела дня в кусты тащатся. Вот позову милиционера. Пусть оштрафует бессовестных. Сейчас же несите обратно.
ВИЛЕН. Отнеси! Пристали…
УБОРЩИЦА. Да кому ты нужен, приставать к тебе. Только нельзя по своему усмотрению, по своему желанию все двигать. Не тобой поставлено – не трожь. Кровать свою дома двигай…
Уходит.
КЛАВА (тихо). Отнеси, Вилька. Чего ты прятаться хотел?
ВИЛЕН. Да не прятаться! Я объяснить тебе все хочу, и чтоб не мешали!
КЛАВА. Пойдем лучше на вокзал.
Занавес.
КЛАВА (все так же удивительно спокойна). Почему ты людей испугался?
ВИЛЕН. Нам надо как следует поговорить.
КЛАВА. Смешной ты, Вилька!
ВИЛЕН. Ты зря. Просто не касается ведь никого то, о чем мы будем говорить.
КЛАВА. Всех все касается. Я это всегда знала. Человек не вправе решать, как он хочет. Он должен учитывать и всех остальных.
ВИЛЕН. Не сбивай меня. Я ведь тоже так считаю…
КЛАВА. Ты только пойми. Я твоих родителей не сужу. Они правы. Зачем им я? Я и без ребенка вам не очень подходила, а такая… Меня бы тетка родная не приняла бы… Ей бы в деревне житья не было. В детдом я не могла вернуться. Там ведь как соблюдали нас. Какой бы я была пример? А ты хочешь, чтоб твои родители, культурные люди, меня признали.
ВИЛЕН. Это глупости все. В конце концов, я уже твой муж.
КЛАВА (невесело смеется). Вот сбил ты меня с толку. Все уводил от людей и уговаривал. Какой ты мне муж? Ты меня ни разу не поцеловал. Ты не обижайся. Мы, правда, так и договаривались. Но мне сейчас так это все глупо кажется. А ты тут еще лавочки таскаешь все от людей подальше. Чтоб никто тебе сказать не мог, какой ты дурак?
ВИЛЕН (с иронией, обиженно). Хорошо. Давай пойдем в ГУМ, к фонтану. И поговорим. Там на каждое наше слово придется минимум сто человек слушателей. Идем!
КЛАВА. У тебя все равно не получается, как у мужа твоей сестры. Никуда мы с тобой, Вилечка, не пойдем. Отвезешь меня на вокзал. А сам уйдешь. Правильно твоя мама сказала! Из собственных неприятностей нужно выбираться самостоятельно. Других не впутывать. Я ведь тебе всегда это говорила!
ВИЛЕН. Клава! Если ты уйдешь, у меня все рухнет к чертовой матери.
КЛАВА (тихо). Что рухнет?
ВИЛЕН (не знает, как сказать). Я не знаю, как тебе это объяснить… (Кричит.) Я же не навязываюсь тебе! Я сто раз повторю: я с тобой хочу быть, пока я тебе нужен. Ну, год. Ну, два. А потом я уйду…
КЛАВА (печально). Ты мне не нужен.
ВИЛЕН (убежденно). Нужен! Ты получишь прописку. Потом пойдешь на работу – через время, конечно, а Москва знаешь, как строится. Квартиру получишь. Ну, а дальше ты – свободный человек. И все начнешь сначала…
КЛАВА. А как ты думаешь, сколько раз человек может начать сначала?
ВИЛЕН (горячо). Сколько угодно! Пока не получит в жизни оптимальный вариант.
Входит с совком и метелкой уборщица.
УБОРЩИЦА. А лавку отнесите на место. Стыда совсем нет у людей. Среди бела дня в кусты тащатся. Вот позову милиционера. Пусть оштрафует бессовестных. Сейчас же несите обратно.
ВИЛЕН. Отнеси! Пристали…
УБОРЩИЦА. Да кому ты нужен, приставать к тебе. Только нельзя по своему усмотрению, по своему желанию все двигать. Не тобой поставлено – не трожь. Кровать свою дома двигай…
Уходит.
КЛАВА (тихо). Отнеси, Вилька. Чего ты прятаться хотел?
ВИЛЕН. Да не прятаться! Я объяснить тебе все хочу, и чтоб не мешали!
КЛАВА. Пойдем лучше на вокзал.
Занавес.
Картина третья
Холл. Вся семья здесь. Прошло, видимо, около часа, как ушли Вилен и Клава. Телефон отнесли в угол и прикрыли двумя подушками.
НИНЕЛЬ. Между прочим, если мы все так беспокоимся, где они, телефон надо бы открыть. Вилька может позвонить.
Идет и снимает подушки. И тут же раздается громкий звонок. Нинель снимает трубку.
Да, здравствуй, Борис! Да, приехал. Нет, позвать не могу, нет дома. Когда будет, не знаю.
Зинаида Николаевна решительно встает, подходит к трубке.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (ласковым голосом). Боренька! Здравствуй, это Зинаида Николаевна! Если Виля к тебе зайдет, пусть он позвонит домой. А ты что ему сказать хотел? Да, слышали… но я думаю, что не понадобится… Ну, будь здоров.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Он уже готов переехать к бабушке, а комнату отдать Вилену. Быстро они сговорились.
ЕВГЕНИЙ (задумчиво). И это для них покажется выходом.
НАТАША. Почему покажется?
НИНЕЛЬ. Действительно, почему?
ЕВГЕНИЙ (своим обычным голосом). Я знал, что я умнее вас всех, но что до такой степени…
Звенит звонок двери. Все кидаются в прихожую.
БАБУШКА (останавливая всех, спокойно, торжественно). Остановитесь, я открою.
Выходит.
Зинаида Николаевна трет виски. Наташа машет рукой и тоже уходит за бабушкой. В холл с букетом цветов входит Алена.
АЛЕНА. Доброе утро.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (бросается к Алене, обнимает и начинает рыдать). Милая Аленушка! Прелесть ты моя!
АЛЕНА (испуганно). Что у вас случилось? А где Вилька, а где его девушка?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (трагически). Господи, как я могу ей объяснить?
АЛЕНА. А мне ничего не надо объяснять. Я все знаю. Виля мне писал. Где они?
НАТАША (зло). Их нет. Их изгнали.
АЛЕНА. Бедный Вилька! Какой финал прекрасно задуманной патетической сюиты…
Занавес.
НИНЕЛЬ. Между прочим, если мы все так беспокоимся, где они, телефон надо бы открыть. Вилька может позвонить.
Идет и снимает подушки. И тут же раздается громкий звонок. Нинель снимает трубку.
Да, здравствуй, Борис! Да, приехал. Нет, позвать не могу, нет дома. Когда будет, не знаю.
Зинаида Николаевна решительно встает, подходит к трубке.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (ласковым голосом). Боренька! Здравствуй, это Зинаида Николаевна! Если Виля к тебе зайдет, пусть он позвонит домой. А ты что ему сказать хотел? Да, слышали… но я думаю, что не понадобится… Ну, будь здоров.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Он уже готов переехать к бабушке, а комнату отдать Вилену. Быстро они сговорились.
ЕВГЕНИЙ (задумчиво). И это для них покажется выходом.
НАТАША. Почему покажется?
НИНЕЛЬ. Действительно, почему?
ЕВГЕНИЙ (своим обычным голосом). Я знал, что я умнее вас всех, но что до такой степени…
Звенит звонок двери. Все кидаются в прихожую.
БАБУШКА (останавливая всех, спокойно, торжественно). Остановитесь, я открою.
Выходит.
Зинаида Николаевна трет виски. Наташа машет рукой и тоже уходит за бабушкой. В холл с букетом цветов входит Алена.
АЛЕНА. Доброе утро.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (бросается к Алене, обнимает и начинает рыдать). Милая Аленушка! Прелесть ты моя!
АЛЕНА (испуганно). Что у вас случилось? А где Вилька, а где его девушка?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (трагически). Господи, как я могу ей объяснить?
АЛЕНА. А мне ничего не надо объяснять. Я все знаю. Виля мне писал. Где они?
НАТАША (зло). Их нет. Их изгнали.
АЛЕНА. Бедный Вилька! Какой финал прекрасно задуманной патетической сюиты…
Занавес.
Картина четвертая
Арка ведет во двор, похожий на колодец. Гулкий, холодный и сырой. Клава и Вилен. Вилен несет сумку. Клава уставшая.
КЛАВА. Вилька! Не могу я больше. Ты водишь меня, водишь. У меня нет сил ни ходить, ни слушать тебя.
ВИЛЕН. Мы пришли. Здесь живет Борис. Он должен был мне сегодня позвонить насчет комнаты. Он перейдет к бабушке…
КЛАВА. Тысячу раз слышала.
ВИЛЕН. Сейчас мы пойдем к нему. Надо бы, конечно, позвонить, но, как назло, нет двух копеек.
Со двора выбегает Борис.
БОРИС. Вилька, привет! Я тебе звонил. Все о'кей!
Все время с интересом разглядывает Клаву, даже ухитряется обойти вокруг нее.
Насколько я в курсе.
Клава картинно кланяется.
Я – Вилькин квартиродатель. Селитесь. Живите, но ничего не двигайте. Бабуся моя счастлива, что я перебираюсь к ней. Вам остается кот и какие-то растения, которые надо поливать. Квартиру сдаю вам с телевизором, холодильником и стиралкой. Жировочки оплачивайте вовремя – до 5-го числа, – папаня приедет и проверит. Соседям по площадке я уже сказал. Будьте с ними вежливы. Чудо, что я вас встретил, а то после разговора с твоими я уже было решил, что у вас что-то изменилось.
КЛАВА. Вилька! Не могу я больше. Ты водишь меня, водишь. У меня нет сил ни ходить, ни слушать тебя.
ВИЛЕН. Мы пришли. Здесь живет Борис. Он должен был мне сегодня позвонить насчет комнаты. Он перейдет к бабушке…
КЛАВА. Тысячу раз слышала.
ВИЛЕН. Сейчас мы пойдем к нему. Надо бы, конечно, позвонить, но, как назло, нет двух копеек.
Со двора выбегает Борис.
БОРИС. Вилька, привет! Я тебе звонил. Все о'кей!
Все время с интересом разглядывает Клаву, даже ухитряется обойти вокруг нее.
Насколько я в курсе.
Клава картинно кланяется.
Я – Вилькин квартиродатель. Селитесь. Живите, но ничего не двигайте. Бабуся моя счастлива, что я перебираюсь к ней. Вам остается кот и какие-то растения, которые надо поливать. Квартиру сдаю вам с телевизором, холодильником и стиралкой. Жировочки оплачивайте вовремя – до 5-го числа, – папаня приедет и проверит. Соседям по площадке я уже сказал. Будьте с ними вежливы. Чудо, что я вас встретил, а то после разговора с твоими я уже было решил, что у вас что-то изменилось.