Бран! молча смотрел на него. Гарнет трясло.
   Она снова порадовалась, что густая вуаль скрывает ее страх.
   Разозленный молчанием Бранта, в разговор вступил второй:
   — Вы что, сэр, глухой?
   — Нет. Но вы, должно быть, слепой. Наша цель достаточно очевидна, не так ли? Тот сплюнул на колесо:
   — Не возражаете, если мы взглянем на тело? Мистер Дюк резко ответил:
   — Нет, если вы предварительно объяснитесь. Назовите имя умершего, сами представьтесь и докажите, что действительно являетесь его друзьями. Тогда мы откроем гроб.
   — Мы не можем сделать этого, старик.
   — Что же вы тогда хотите?
   — Ну, может, денег и драгоценностей.
   — У нас нет ни того, ни другого, — решительно заявил Брант. — Идите грабить дилижансы или караваны.
   — Черт! В этой части Техаса нет караванов и дьявольски мало дилижансов! Кроме того, мы — мирные парни. Из Ларедо. Услышали о большой премии, предложенной хозяином салуна. Нам хотелось бы ее получить.
   — Кроме вас, наберется еще сотня желающих, — хмыкнул Брант. — Но всем известно, что женщина эта давно уже улизнула из штата. Если не верите, можете узнать у Салли Фосса и Роскоу Хэмлина в Лонгорн Джанкшин. — Он указал пальцем в прямо противоположном направлении. — Это там.
   — Да? А мне кажется, что вы пытаетесь убрать нас со своего пути. Почему тело охраняют шесть вооруженных мексиканцев? Оно принадлежит губернатору?
   — Он был большим человеком в своей семье. Те люди — его родственники. Сопровождать умерших в почетном карауле — это их обычай.
   — Точно, что ли? Мы, пожалуй, тоже выразим свое сочувствие, не так ли, братец Джон? Меня зовут Линус. Что-то не вижу протянутых рук.
   — Куда попало мы их не протягиваем.
   — Ладно. Не возражаете, если мы поедем с вами и посмотрим на погребение?
   — Если только не будете беспокоить нас, — предостерег Брант. — А иначе… — Он указал на вакерос, враждебно посматривавших на бродяг.
   — Нет, мы только понаблюдаем, и все, — сказал Джон.
   — А фамилий у вас нет? — поинтересовался Брант.
   — Нет.
   — Это показательно.
   — Вы оскорбляете нас, мистер? Мы не какие-нибудь незаконнорожденные. У нас был свой папа, факт. Обычно он ездил вместе с нами, но в прошлом году его тяпнул гремучник. Мне вы кажетесь очень подозрительным. Мы поедем с вами.
   Его брат кивнул. Незнакомцы пропустили кортеж и пристроились позади.
   Гарнет мрачно прошептала:
   — Они вам не верят.
   — Поверят, — успокоил ее Брант. — После погребения.
   — О Боже мой!
   Услышав возглас, Линус тут же подскакал к ним.
   — Что это с ней?
   — Она — вдова, идиот! — рявкнул на него Брант. — Отправляйся-ка лучше на свое место, пока я тебя не пристрелил!
   — Хорошо, сэр. Извините, мадам. Мы не знали.
   Он прикоснулся к своей помятой шляпе и вернулся в хвост процессии.
   Гарнет рассвирепела, но ей пришлось понизить голос до шепота:
   — Зачем вы им это сказали? — спросила она.
   — Они что-то подозревают. Кроме тою, это выглядит логичным. Вы одеты как раз подходящим образом.
   — Но теперь мне тоже придется делать соответствующий вид, — прошептала Гарнет. — Черт вас побери, Брант Стил! Черт вас побери, черт вас побери, черт вас побери!
   — Тихо, мадам. Голоса разносятся по ветру, а проклятия выглядят неуместными в устах скорбящей хрупкой леди. К тому же у вас нет испанского акцента. Я бы посоветовал вам вообще не разговаривать в их присутствии.
   — А внешне я разве похожа на мексиканку? У меня светлые волосы, голубые глаза и совершенно белая кожа!
   — Такая же внешность у многих испанок, особенно из числа недавних выходцев из самой Испании. Ну все, пожалуйста, молчите. Если хотите, можете плакать.
   — Помните, я сказала, что встретила вас на свое несчастье? Ну так вот, я скажу больше: это был самый черный день в моей жизни.
   — Си, мадама.
   — Перестаньте называть меня так!
   — Вы предпочитаете сеньора Хулио-Медведь7 — Я предпочла бы избавиться от вас, сеньор, навсегда.
   Брант невозмутимо протянул руку и успокаивающе похлопал ее по вздрагивающему плечику, успешно воспользовавшись благоприятной ситуацией. Гарнет оставалось лишь безмолвно трястись от злости. Она обещала себе, что когда-нибудь, а этот день обязательно наступит, ей удастся сполна рассчитаться с ним за все.

Глава 27

   Похоронная процессия достигла миссии Сан-Хуан перед самым полуднем. Отец Анжелино встретил ее с колокольни погребальным звоном, облаченный в специальное одеяние. Двое могильщиков распахнули ворота, чтобы пропустить катафалк. Пробормотав приветствие, монах повел приехавших к готовой могиле.
   — Двое чужих присоединились к нам по дороге, — шепнул Брант отцу Анжелино, который в ответ понимающе кивнул.
   — Дети мои, — объявил он, простирая руки, — погребение мы произведем до начала мессы.
   Подозрения бродяг еще больше усилилось.
   — Чего это вдруг, падре? — спросил Линус, выходя вперед. — Я думал, вы, паписты, сначала читаете целую кучу молитв на латыни и брызгаете святой водой, прежде чем зарывать.
   — Хоронить, — поправил его святой отец. — Совершенно верно. Но так бывает в обычных случаях. Этот же бедный малый не слишком благоухает, — пояснил он, выразительно раздувая ноздри, — и я думаю, он, видимо, умер от оспы.
   — Оспы?! О Иисус! Почему же никто из вас не сказал нам об этом ни слова? — взорвался Линус. — Опускайте его поскорее в яму и засыпайте! Вас всех надо в карантин! Вы разнесете заразу по всей округе! Вы что, сами-то не боитесь заразиться, а? — орал он, пятясь от них.
   Линус снова взглянул на женщин и, увидев на них густые вуали, решил, что под ними скрыты следы уже перенесенной болезни.
   — Видимо, у большинства из вас есть иммунитет, — буркнул он.
   Но тут совсем молоденькая служанка, ужасно страдавшая от подростковых угрей, на мгновение приподняла «ребозо» — бродяги просто остолбенели.
   Наконец, Джон в ужасе воскликнул:
   — Да вас всех надо посадить в чумной барак Линус, мотаем отсюда!
   — Не так быстро, — остановил его мистер Дюк, вынимая из кобуры револьвер. — Вы хотели присутствовать на службе, так вот вы уедете не раньше, чем она кончится!
   Смысл подобного шага не дошел до Гарнет, в замешательстве наблюдавшей за развертывающимся фарсом. Наверное, Дюк хочет предотвратить возможность вскрытия мошны в дальнейшем, подумала она.
   Отец Анжелино указал, куда нести гроб. Могильщики на веревках опустили «покойника» в землю, тогда как остальные молча стояли вокруг Вспоминая, какое количество цветов возлагается на свежую могилу в Авалоне, Гарнет подумала, насколько унылы и бесцветны похороны в зимнем Техасе. Но даже такие похороны все же лучше, чем то погребение, которое досталось ее дорогому Дени. Она зарыдала от всего сердца и, наверное, упала бы в обморок, если бы не поддержка Бранта. Ее попытки оттолкнуть его оказались тщетными. Брант был настойчив.
   Притворные причитания других женщин, дополнившие всхлипывание Гарнет, убедили незваных гостей в том, что их подозрения напрасны: они оказались на настоящих похоронах.
   Отец Анжелино бросил на гроб первую горсть сухой, рассыпающейся земли. Твердые комочки застучали о крышку гроба, как слезы. Завершив церемонию, монах по-латыни благословил, а затем перекрестил присутствующих, после чего все проследовали в церковь. Присмиревшие бродяги, не зная католического обычая, нагнулись, чтобы напиться из купели со святой водой при входе в часовню.
   — Зачем здесь бьет этот дурацкий фонтанчик? — удивился Линус. — Что за нелепый обычай!
   — Да ладно тебе. Пойдем, пристроимся на задних скамьях.
   Мистер Дюк, довольный, что молодчики поверили увиденному и порядком напуганы, прошел к жене в боковой придел.
   — Ты веришь, что в ящике действительно умерший от оспы? — украдкой шепнул брату Линус.
   — Ну уж совершенно точно — не живая шлюха, за голову которой назначена премия, братишка!
   — Ты прав, что терять время! Нам нужно поскорее рвануть в Лонгорн Джанкшин и посмотреть, нельзя ли там что-нибудь разнюхать.
   Двое вакерос, прислуживавших у алтаря, зажигали свечи, готовясь к мессе. Язычки пламени плясали в темно-красных стеклянных чашах перед резными изображениями святых, которые были столь искусно выполнены, что в полумраке казались живыми.
   — Знаешь, что-то мне в этом месте не по себе. Здесь жутковато. Да еще эти идолы, изо всех углов уставившиеся на нас. Замечаешь, их глаза как будто следят за нами? Давай, смоемся побыстрее, пока монах не начал бормотать свою абракадабру.
   Это было именно то, что мистер Дюк от них ожидал. Все наконец смогли несколько расслабиться. Демонам всегда приходится плохо во владениях Господа.
 
   Лэси затаила дыхание, услышав, что гравий заскрипел под чьими-то шагами возле импровизированного катафалка. Боже милостивый, как же затекло и болело все ее тело! Пролежать много часов в одном и том же положении — это была сущая мука. Сколько раз зажимала она носовым платком рот, чтобы удержаться от стона! Девушка ужасно замерзла, несмотря на все одеяла и тепло прижавшейся к ней спящей обезьянки. Теперь она жалела, что не выпила этого удивительного сонного настоя.
   Терпению ее подошел конец, еще немного и она либо закричит, либо сойдет с ума. Шаги приблизились, и дорогой голос Бранта прошептал:
   — Лэси, ты среди живых или уже нет?
   — Я держусь из последних сил, — хрипло откликнулась она. — Пожалуйста, выпусти меня отсюда.
   — Потерпи еще чуть-чуть, пока эти парни не скроются из виду.
   Когда наконец дверца открылась, Лэси уже не могла двигаться, и Бранту пришлось вынимать ее из убежища. Он держал Лэси на руках, голова ее покоилась у него на груди, когда Гарнет и остальные вышли из часовни.
   От жгучей ревности у нее перехватило дыхание, словно дьявольская лапа вдруг сдавила горло, и, обращаясь к Дженни, она злобно прошипела:
   — Я была права, тетя. Он всех нас подвергал опасности только ради нее!
   — Он сделал бы то же самое для любого находящегося в опасности человека, Гарнет. Что для мужчины, что для женщины.
   — Нет! Дени-то он убил! Ты ошибаешься в отношении его. И всегда ошибалась.
   Дженни вздохнула, посмотрев на Бранта:
   — Это же была война, Гарнет. Когда наконец ты это поймешь?
   Бросив еще один испепеляющий взгляд на парочку, Гарнет, трясясь от ярости, обратилась к Сету:
   — Мы уже можем уехать, дядя?
   — Не торопись, деточка. Нам с Брантом и падре еще надо перемолвиться о том, что делать дальше. Лэси пока еще не в безопасности.
   — Да она просто жернов на нашей шее, — заявила Гарнет и, подойдя к Бранту, саркастически спросила:
   — Ну, мистер заговорщик? Какие у вас теперь планы?
   — Прежде всего достать похороненного, — ответил он. — Или вы уже забыли о главном герое драмы?
   На только что засыпанной могиле вновь зазвенели лопаты, и вскоре могильщики сняли крышку гроба. Завернутого в саван «покойника», все еще находившегося в трансе, перенесли в часовню. Гроб снова заколотили и завалили землей.
   Но на этом дело не кончилось.
   Пока мексиканцы наблюдали за пробуждением Хулио-Медведя, Брант и Сет уединились с отцом Анжелино. Миссия не могла быть постоянным пристанищем для актрисы и ее необычного партнера. Надо было предусмотреть дальнейшие действия, в тайну которых будут посвящены только эти три человека.
   Миссис Дюк со служанками отправилась домой, а три оставшиеся женщины прошли в маленькую комнату, где находились самые необходимые для скромного существования вещи: ведро с питьевой водой и тыквенный черпак, каравай белого хлеба и несколько плоских кукурузных лепешек, мексиканские одеяла и теплое пончо. Лэси принесли спящего Лоллипопа. Она ахнула, решив, что он мертв. Но вакерос успокоил ее:
   — Не бойтесь, сеньорита, он не умер. Это просто долгая сиеста. Скоро зверек проснется, но какое-то время не будет прыгать и играть.
   Лэси улыбнулась:
   — Спасибо, Томас. И другим от меня спасибо передай. Хорошо?
   — Си, сеньорита. Я пошел. Дженни указала на одеяла, расстеленные на полу:
   — Присядем, подруга?
   — Какой тут аскетизм! — заметила Гарнет, вспоминая, что такая же обстановка здесь была и во время ее первого визита в миссию. — Монах не только работает, постится и молится. Каждый день он приносит себя в жертву. Интересно, почему мы не можем послушать, о чем говорят мужчины?
   — Чем меньше мы знаем, тем лучше для нас, — заключила Дженни. — Так мы не сможем невольно выдать тайну.
   Лэси была настроена весьма патетически:
   — Я хочу еще раз от всей души поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. Особенно вас, мисс Темпл, за то, что предоставили мне это платье и нижнюю юбку, ведь без них я была бы совсем нагой, а это недопустимо в Божьем доме!
   — Жаль, что Он так мало заботится о Своем жилище, — стуча зубами, произнесла Гарнет, дрожавшая под порывами холодного ветра, который задувал в маленькие окошки без стекол. Когда миссия Сан-Хуан использовалась в качестве форта, эти окна служили бойницами. — Как забавно вы держите Лоллипопа. Сейчас вы похожи на мадонну с обезьянкой на руках!
   Гарнет огорчало, что и она, и Лэси попали в миссию при схожих обстоятельствах — спасаясь — и получили помощь от одного и того же человека. От Брант а Стила — галантного рыцаря-южанина, защитника находящихся в беде женщин, не обращающего внимание на их моральные качества и смертоубийственные деяния! Впрочем, она понимала, что Салли Фосс никогда не простит Лэси, как Брант простил Гарнет. К тому же Лэси угрожала гораздо большая опасность со стороны ее жертвы, чем Гарнет — со стороны Бранта.
   — Вы все время молчите, Гарнет, — обеспокоенно сказала Лэси. — Надеюсь, я не обидела вас как-нибудь?
   Гарнет поплотнее завернулась в разноцветное пончо, мечтая оказаться где угодно, только не здесь.
   — Мне просто холодно, Лэси. В этом склепе вода превратилась в лед! Во время моего первого визита сюда летом тут было гораздо приятнее. Толстые стены отражали солнечные лучи.
   — И за вашу голову не была установлена цена, — печально добавила Лэси. — Но вы можете сами установить ее на свое сердце… если захотите.
   Гарнет зябко куталась в пончо, задумчиво перебирая бахрому.
   — Ни мое сердце, ни другая какая-нибудь часть моего тела не продаются, мисс Ли.
   — Извините, дорогая. Я не собиралась вас обидеть. Вы даже представить себе не можете, как я восхищаясь такими леди, как вы. И завидую вам тоже.
   — Простите, — смягчилась Гарнет. — Я просто так болтаю, Лэси. Это моя дурная привычка. В любом случае я вернусь в Коннектикут, как только кончится зима.
   — Счастливица. А вот у меня полная неизвестность, куда податься.
   — Может быть, тоже на север? — предложила Гарнет.
   — Почему?
   — Отгон скота. Вас вывезли бы из Техаса в фургоне с едой, а может быть, и в том самом фургоне, в котором вы прибыли сюда. Ковбои были бы вашей охраной.
   — Какая блестящая идея! — воскликнула Дженни. — Держу пари, Брант уже обдумывал ее. Наверняка он собирается прятать вас здесь до завершения клеймения скотэ.
   Надежда вспыхнула в глазах Лэси столь же ярко, как и любовь!
   — Вы в самом деле так думаете? Я бы с радостью пошла за ним куда угодно, как угодно и когда угодно! — Она сложила руки, как для молитвы. — Пожалуйста, Боже, сделай так.
   Недовольная Гарнет пожалела о своем предложении:
   — Это случится не раньше марта, а отец Анжелино не сможет рисковать своей репутацией, оставив одинокую женщину в миссии на такой долгий срок! Нет, уверена, они припасли для вас другой план.
   Неожиданное появление в дверях Хулио-Медведя заставило всех троих вздрогнуть. Лицо и руки его были покрыты характерными пятнами, но сам он широко и радостно улыбался, показывая белые, крепкие зубы.
   — Буэнос диас, амигас![14].
   Лэси осторожно положила Лоллипопа на одеяло, подошла к Хулио и от всей души обняла его:
   — Вы восстали из мертвых, сеньор.
   — Нет, сеньорита, только из могилы. Гарнет смотрела на него с неподдельным ужасом:
   — Но ведь у вас на самом деле оспа! И мы уже, наверное, заразились!
   Он энергично затряс головой.
   — Нет, нет, мадама! Это мы сделали с сеньором Брантом прошлой ночью. Если какой-нибудь любопытный заглянул бы в ящик, он увидел бы эти пятна. — Он снова засмеялся. — Я слышал, два бродяги повели себя как трусливые койоты, когда падре открыл им причину моей смерти. — Он отодрал одно из поддельных пятен, под которым была совершенно здоровая красно-коричневая кожа. — Видите, глина и охра?
   Гарнет с облегчением вздохнула. Сколько потрясений еще предстоит пережить, пока весь этот кошмар кончится?
   Хулио-Медведь опустился на колени возле обезьянки и проверил ее рефлексы. Еще недавно совсем неподвижный, Лоллипоп теперь уже слабо реагировал.
   — Еще несколько часов он будет просыпаться, — объяснил Хулио обеспокоенной Лэси. — Потом еще день или два он будет немного сонным, сеньорита, а затем — в полном порядке. Пока не кормите его. Просто давайте воду. Он захочет пить, когда проснется. Компрендо?[15].
   Лэси кивнула:
   — Мучас грасиас, Хулио. Вы спасли мне жизнь.
   Предвидя расспросы Гарнет, Хулио-Медведь энергично затряс головой:
   — Ничего не спрашивайте, сеньора Лейн. Ваш дядя скоро отвезет вас с тетей в пуэбло.
   — Пуэбло? — удивленно повторила она.
   — Город, — поправился он. — Сеньор Брант с сеньором Дюком направятся на ранчо. Большинство уже уехало. Сеньорита Ли останется. А теперь я говорю: до свидания. — Он помахал рукой и вышел.
   Так! Думаю, мы свободны, тетя Джен. — Гарнет была обижена столь неожиданной концовкой интриги. Разве не они с самого начала приютили беглянку, рискуя своими головами? Почему же теперь им больше не доверяют секретов?
   Дженни встала и пожала руку Лэси:
   — Вы сыграли свою роль блестяще, моя дорогая, и надеюсь, продолжите в том же духе. Думаю, в театральной карьере вас ожидает большое будущее. Вам случалось слышать легенду об Елене Троянской?
   — Греческая мифология? Ну что ты, тетя! — насмешливо фыркнула Гарнет. Но Лэси ее удивила:
   — Вы имеете в виду Гомера? Я, правда, никогда не читала «Илиаду» или «Одиссею», но Брант рассказал эту историю перед тем, как спрятал меня под двойным дном. Он назвал катафалк Троянским конем и добавил, что этот фокус удастся так же хорошо, как и у греческих воинов. Вы эту легенду имели в виду, Дженни?
   — Именно.
   — Брант — образованный человек. Какие замечательные книги были у него в домашней библиотеке в Грей Оукс! Да вы и сами знаете. Он мучался от мысли, что должен продать их людям, не знающим цены этому сокровищу. Брант с радостью подарил их вашей семье, Гарнет. Вы вовремя упомянули, что ваш папа собирает редкие книги и манускрипты.
   — Папа — эрудит, — гордо произнесла Гарнет. — Он читает каждую свободную минуту. — После напряженной паузы она добавила:
   — Брант не говорил вам: Троянская война началась из-за того, что Елена сбежала в Трою со своим любовником, и продолжалась десять лет, пока грекам не удался трюк с деревянным конем?
   — Мы с Брантом никуда не бежим, Гарнет. Но я думаю, война между Салли Фоссом и мною будет продолжаться вечно. Он, возможно, станет охотиться за мной до конца дней своих.
   — Разумеется, — подтвердила Гарнет. — На вашем месте я при первой же возможности купила бы билет за границу.
   Она протянула Лэси руку без перчатки, и та, пожав ее, почувствовала, что эта рука холодна, как лед, то ли из-за низкой температуры в комнате, то ли из-за испытываемых Гарнет в тот момент чувств.
   — Желаю удачи, Лэси. Бог в помощь!
   — Спасибо, милая.
   Некоторое время спустя, ожидая Сета, Дженни заметила:
   — Твои слова, Гарнет, были жестокими. И безосновательными. Лэси Ли не помеха твоим чувствам к Бранту Стилу.
   — Каким еще чувствам? Ты всегда спешишь с выводами, тетя Дженни.
   — Ой ли?
   — Абсолютно! Эльвира Шварц мне не соперница! Эта женщина раздражает и бесконечно испытывает мое терпение. — Она воинственно вскинула голову. — Ты думаешь, Брант действительно может взять ее с собой в Миссури?
   Дженни пожала плечами:
   — Миссури или Марс — почему тебя заботит, куда они направятся? Твое место назначения определено гораздо более точно, Гарнет. Авалон — вот куда мы поедем, готова ты к этому или нет!
   — Почему ты говоришь так? Подумаешь, тоже мне печаль! Я вообще ношу траур по погибшему мужу. И все тут.
   — Дорогая, мне кажется, ты переигрываешь со своим трауром. Одной актрисы в жизни Бранта, по-моему, достаточно.
   — Уф-ф! — Гарнет закатила глаза. — Пожалуйста, забудь Бранта Стила!
   — Конечно, девочка. Только после тебя.
   — Я уже забыла.
   — А луна сделана из зеленого сыра, — покачала головой Дженни, наконец увидев приближающегося Сета.

Глава 28

   Гарнет раскладывала разноцветные конфеты по большим стеклянным банкам.
   В лавку поступила большая партия сладостей, которых здесь не видели с начала войны Война разрушила производство сахара и лишила на пять долгих лет детей и взрослых лакомств Маленький мальчик-мексиканец, не спуская огромных блестящих глаз с Гарнет, глотал слюни у прилавка, рассматривая все эго великолепие Гарнет предложила ему пару конфет на выбор. Он поблагодарил ее по-испански, радостный выбежал из лавки и вприпрыжку помчался вниз по улице к лачуге, где жила его семья — Ты не возражаешь, дядя?
   — Нет, милая Я поступил бы так же. Глядя на детские личики, когда малыши рассматривают конфеты, я чувствую, что у меня тает сердце К тому же семья Фернандо очень бедна. Дети давно бы умерли с голоду, если бы не те жалкие песо, которые их мать зарабатывает в отеле мытьем полов и стиркой В Техасе сейчас не гак уж много богатых людей, но, думаю, мексиканцы — самые бедные из всех.
   — Фургоны с товарами продолжают прибывать отовсюду — с Севера, Востока и Юга. Почему кругом такая бедность? Я этого не понимаю.
   — Это понимают лишь сами пионеры, — сказал Сет. — Они живут будущим.
   Гарнет открыла еще одну коробку со сладостями. Работая, она напевала веселую песенку приграничных жителей. Такого хорошего настроения у нее уже не было много месяцев. Начало марта выдалось теплым, предвещая скорый отъезд домой.
   — Ты утром выходил на улицу, дядюшка? — спросила она между куплетами. — Настоящая весна!
   — Это только кажущееся тепло, детка.
   — Кажущееся? Не может быть! Когда миссис Хендерсон вчера покупала новые ткани, она сказала, что вся прерия уже в цвету.
   — И она права, — раздался знакомый голос. На пороге стоял Брант Стил. — Приглашаю вас самой убедиться в этом, мадам!
   — Я занята, — холодно ответила Гарнет. — Кроме того, мой дядя говорит, что все эти весенние признаки только кажущиеся.
   Сет засмеялся:
   — Я имел в виду, дорогая, только то, что зима-старушка еще напомнит о себе. Пока не раскрылись почки на кустах и деревьях, еще нет настоящего тепла. Деревья лучше знают, когда холодам конец. Вот почему они редко страдают от последних заморозков. Цветы же в прерии более неприхотливы и нетерпеливы.
   Гарнет поставила в кувшин принесенный Брантом букет.
   — И не только цветы здесь бывают нетерпеливы, дядя.
   — Наденьте шляпку и шаль, — посоветовал Брант.
   — Не командуйте мною, сэр! Пока что вы меня не наняли.
   — Пожалуйста.
   — Вот так-то лучше.
   Она улыбнулась и отправилась в жилую часть дома, откуда вернулась уже одетой для прогулки.
   Шляпку и шаль — то и другое черного цвета — Гарнет позаимствовала у тети, поскольку свою шляпку из голубой тафты она безнадежно испортила, пытаясь покрасить соком боярышника, как, собственно, погубила гуталином и шаль.
   Брант ненавидел этот унылый цвет не только потому, что он напоминал ему о его вине, но и потому, что черное скрадывало красоту и юность девушки. Упорство, с каким Гарнет продолжала одеваться в этот цвет, огорчало его не меньше, чем всю ее семью.
   — Вы, похоже, оделись не по сезону, — посетовал он.
   — Для вдовьего облачения нет сезонов, — твердо произнесла Гарнет.
   Брант последовал за ней на улицу. Гарнет и виду не подала, что с первого взгляда узнала экипаж: лошадь и бричка были теми же самыми, на которых Брант возил ее кататься во время праздника, когда она в порыве негодования выстрелила в него из револьвера.
   Они не спеша поехали в западном направлении, Брант почти ничего не говорил. Колеса прогремели по деревянному мосту через небольшой ручеек.
   — У нас дома мосты, как правило, покрывают настилом, — заметила Гарнет.
   — Чтобы дождь не попадал в реку? — пошутил он.
   Девушка улыбнулась:
   — Не смешно. Чтобы лошади не видели бегущей воды, которая часто пугает их.
   — Ну уж только не на Западе. Здесь они запросто переплывают через бурные реки, да еще с грузом на спине. Может быть, вашим пугливым животным с Востока проще надевать шоры?
   — А мне нравятся покрытые настилом мосты, — упрямо возразила она. — Я считаю, они выглядят очень живописно.
   — Как и вся родная, старая Новая Англия, — протянул Брант.
   — Так и знала, что опять поссоримся Мы, как два кремня, которые не могут соприкоснуться, чтобы не посыпались искры. Зря я поехала с вами. Остановитесь и позвольте мне сойти. Я иду домой.