Страница:
Он облизнул губы и смог заговорить только со второй попытки.
— Как ты смогла войти в круг?
— Он был предназначен, чтобы держать зло внутри или не пропускать его снаружи. Я — не зло.
— Ты поднимаешь мертвых.
— Я некромант. Раньше я сомневалась, по какую сторону добра и зла меня это ставит, но, очевидно, Бог ничего против не имеет.
— И ты шагнула в круг, не зная, что с тобой будет? — Он наморщил лоб, искренне недоумевая.
— Я не могла сидеть и смотреть, как гибнет Шарлотта.
— Ты готова была пожертвовать собой ради нее?
Я задумалась на секунду.
— Такие мысли не приходили мне в голову, но я не могла допустить ее смерти, если в моих силах ее спасти.
Он вздрогнул, закрыл глаза, снова посмотрел на меня.
— Чего бы это тебе лично ни стоило?
— Наверное, да.
Он глядел мимо, его зрение теряло четкость.
— Экстраординарно. Экстраординарно.
Он резко выдохнул и умер. Медики налетели на него как грифы, но его уже не было. Больше его не смогли заставить дышать.
Вдруг возле меня оказался Джейсон:
— Анита, Натэниел умирает.
— Что ты такое говоришь?
— Он получил две пули в грудь, когда началась стрельба по демону. Федералы стреляли серебряными пулями — они знали, кто такой Лайнус.
— О Боже! — Я схватила Джейсона за руку. — Веди меня к нему.
По обе стороны Натэниела стояли медики из СМП. Он тоже был под капельницей, и кто-то поставил лампу. В свете этой лампы кожа у Натэниела казалась бледной и восковой. Пот покрывал его росой. Когда я подошла к нему и попыталась протиснуться между ребятами из «скорой», светлые глаза его меня не видели.
Я не сопротивлялась, когда медики отодвинули меня с дороги. Просто сидела среди бурьяна и слушала, как пытается Натэниел дышать с двумя дырами в груди.
Его не плохие парни подстрелили — он попал под шальные пули хороших. Дурацкий несчастный случай. Теперь он умрет, потому что оказался не в том месте и не в то время. Нет, я не отдам его этой глупой случайности. Не потеряю его из-за неудачного расписания.
Я посмотрела на Джейсона:
— Марианна здесь?
— Сейчас посмотрю. — И он нырнул в хаос.
Туловище Натэниела выгнулось вверх. Дыхание вырывалось с хрипом. Потом он опустился на землю страшно неподвижный. Один из фельдшеров покачал головой и встал. Я посмотрела на его напарницу-женщину с хвостом светлых волос.
— Я могу что-нибудь сделать?
Она посмотрела на меня:
— Это ваш друг?
Я кивнула.
— Близкий?
Я кивнула.
— Мне очень жаль, — сказала она.
Я тряхнула головой:
— Нет, я не дам ему умереть.
Я не была злом. При всем, что я сделала, вера моя была все еще чиста. Когда я говорила эти слова, они были для меня так же реальны, как в те годы, когда я их запомнила, в рождественские празднества. И эти слова все еще меня волновали. Я никогда не сомневалась в Боге. Я сомневалась в себе. Но может, Бог куда более великодушный Бог, чем я думала.
Вернулся Джейсон с Марианной.
Я схватила ее за руку:
— Помоги мне вызвать мунина.
Она не стала спорить, просто села рядом со мной.
— Вспомни ощущение его тела. Вспомни его улыбку. Запах его волос и кожи.
Я кивнула:
— Он пахнет ванилью и мехом.
Я склонилась к Натэниелу, касаясь его кожи, но она уже холодела. Он умирал. Ни малейшего намека на секс не было в моем ощущении, были только страх и печаль. Я склонила голову и стала молиться — молиться, чтобы я открылась Райне. Молилась, чтобы открыть глаза и ощутить вожделение при виде Натэниела. Жутко было молиться о таком, но стоило попытаться. Я ощутила то спокойствие, которое иногда снисходило, на меня во время молитвы. Это не значит, что тебе дадут то, о чем ты просишь, но это значит, что тебя слушают.
Медленно я открыла глаза и посмотрела на Натэниела. В длинных распущенных волосах застряли сухие листья. Я их выбрала. Ощущая в руках его волосы, я ткнулась в них лицом. Они все еще пахли ванилью. Я потерлась о них щекой, ткнувшись ему за ухо, прямо в шелк волос. Он чуть застонал от боли при моем прикосновении. Не знаю, то ли дело было в стоне, то ли в привычном запахе его тела, то ли в молитве, но Райна потекла по моему телу, как расходится огонь. Мунин оседлал меня, и я открылась ему без борьбы. Я приняла его, и смех Райны вылетел из моих губ. Я приподнялась, встала на колени и стала смотреть на Натэниела.
Я уже не боялась. Райна думала, что отлично было бы с ним потрахаться, пока он будет умирать. Я приложила губы к его губам, и они были холодны и сухи. Я прижалась к нему ртом и ощутила, как огонь из моего рта перетекает в него.
Пальцы нашли раны у него на груди и стали их гладить, влезая внутрь. Медичка попыталась оттащить меня, и Джейсон с кем-то еще оттянули ее прочь. Я вкапывалась в рану, пока глаза Натэниела не открылись и он не застонал от боли. Глаза у него дрожали, бледные, бледно-бледно-сиреневые в этом искусственном свете. Он смотрел, но не видел меня. Вообще ничего не видел.
Я стала покрывать его лицо нежными поцелуями, и каждое прикосновение обжигало. Я вернулась к его губам и стала дышать в рот. Когда я отодвинулась, его глаза стали осмысленными. Он выдохнул едва слышно:
— Анита.
Я оседлала его тело и положила руки на обнаженную грудь. Ладони легли на его раны, но изнутри я касалась его груди не руками, чем-то еще. Я ощущала все повреждения. Я могла покатать его пробитое сердце в жару, исходившем из моих рук, проникавшем ему в кожу, заполнявшем его плоть.
Я горела заживо. Я должна была вложить этот жар в него. Поделиться этой энергией. Мои руки бросили рану на груди Натэниела и стали сдирать с меня блузку. Она слетела с плеч и исчезла в траве, но топ застрял под ремнями кобуры. Чьи-то руки помогли мне стащить ремни с плеч, и кобура неуклюже и тяжело захлопала по бедру. Я расстегнула ремень — кажется, это Марианна помогла мне вытащить его из петель. И точно Марианна не дала мне снять штаны. Райна у меня в голове зарычала.
Чьи-то руки гладили мне спину, и я знала, что это Ричард. Он встал на колени рядом со мной, поставив ноги над ногами Натэниела, но не опираясь на него. Ричард прижал меня к себе. Вдруг я осознала, что мы — центр стаи. Стая окружила нас стеной тел и лиц.
Руки Ричарда сняли с моей спины лезвие в ножнах. Они нашли застежку моего лифчика и расстегнули. Я попыталась возразить, удержать его, и он стал целовать мне плечи, губами сдвигая бретельки прочь.
— Голая кожа для этого лучше, — шепнул он.
Щекочущий порыв энергии заполнил глядящих ликои, заполнил и залил меня. Энергия мунина питалась их силой и росла, пока мне не показалось, что у меня сейчас кожа лопнет.
Ричард направил мое тело к телу Натэниела. Голые груди коснулись его кожи, мазок бархата по разорванной плоти. Я задрожала, и от моей голой кожи пошел жар. Сначала было будто моя обнаженная плоть плыла над его кожей в озере пота, потом она поддалась. Тело мое упало на тело Натэниела со вздохом, и будто наши тела стали пластичными, жидкими. Они слились в одну плоть, одно тело, и я тонула в его груди. Я ощутила касание наших сердец, их совместное биение. Я вылечила его сердце, закрыла его плоть своей.
Губы Натэниела нашли мои, и сила потекла между нами как дыхание, пока не покрыла мурашками всю мою кожу, и не осталось ничего, только его руки вокруг меня, мои руки на его теле, его губы на моих, и как дальний якорь был Ричард, а за ним — вся стая. Я чувствовала, как они отдают мне свою силу, свою энергию, и приняла ее. А за всем этим, как далекий сон, ощущался Жан-Клод. Его холодная сила соединилась с нашей и укрепила ее, жизнь из смерти. Я взяла ее всю и вдвинула в Натэниела, пока он не оторвался от меня и не вскрикнул. Его тело поддалось под моим, и его радость хлынула по моей коже, и я бросила ее в ждущую стаю. Я взяла у них энергию и отдала им наслаждение.
Мунин покинул меня в порыве удивленных голосов. Райна никогда не умела брать силу у других. Это было мое достижение. Так что даже западная сука никогда не могла доставить удовольствие стольким сразу.
Я села, все еще верхом на Натэниеле. Он поглядел на меня своими сиреневыми глазами и улыбнулся. Я провела руками по его груди, и раны исчезли, остался только заживающий рубец. Вид у Натэниела был по-прежнему бледный и ужасный, но смерть ему не грозила.
Ричард протянул мне сброшенную блузку. Я надела ее и застегнула. Что случилось с остальной одеждой, я не знала, но кобура и нож были у Джейсона. Это самое важное.
Попытавшись встать, я споткнулась, и только руки Ричарда не дали мне упасть. Он провел меня через толпу. Все пытались коснуться меня на ходу, погладить руками. Я не возражала — или мне было все равно. Обняв Ричарда за талию, я на сегодня все это приняла. Завтра буду думать, что все это было. Или послезавтра.
Из толпы выступил Верн:
— Черт побери, девонька, ты и даешь!
Рядом с ним стояла Роксана:
— У меня все зажило. Как ты это сделала?
Я улыбнулась и ответила на ходу:
— Поговори с Марианной.
Вперед пробивались медики со «скорой». Я услышала, как женщина произнесла:
— Черт побери, это же чудо!
Может, она и была права.
Ричард сказал:
— Я не буду искать другую лупу.
Я обняла его:
— Собеседования прекратятся?
— Ты моя лупа, Анита. Мы вместе можем быть такой сильной парой, каких я и не видел никогда.
— Мы сильны не вдвоем, Ричард. Тут еще и Жан-Клод.
Он поцеловал меня в лоб:
— Я ощутил его, когда ты вызывала силу. Я чувствовал, как он нам ее дает.
Мы остановились, и я повернулась к нему лицом при луне.
— Мы триедины, Ричард, нравится нам это или нет.
— Menage a trois, — сказал он.
Я приподняла брови:
— Это только если ты с Жан-Клодом не ограничивался разговорами.
Он засмеялся и обнял меня:
— Он меня еще не настолько развратил.
— Рада слышать.
Мы пошли вниз, обнявшись. Шарлотта лежала у подножия холма на носилках.
Она подняла к нам руки. Одна из них была перевязана бинтом. Шарлотта улыбнулась:
— Почему ты мне не сказал, Ричард?
— Я боялся, что ты не примешь меня такого. Боялся, что ты не будешь больше меня любить.
— Дубина, — сказала Шарлотта.
— Именно так я его и назвала, — сообщила я.
Шарлотта тихо заплакала, прижимая к груди руку Ричарда. Я только улыбалась и держала ее за руку. Жизнь — не совершенство, но сейчас, когда я стояла и смотрела на Ричарда с матерью, держала их за руки, она была к этому близка.
Глава 46
— Как ты смогла войти в круг?
— Он был предназначен, чтобы держать зло внутри или не пропускать его снаружи. Я — не зло.
— Ты поднимаешь мертвых.
— Я некромант. Раньше я сомневалась, по какую сторону добра и зла меня это ставит, но, очевидно, Бог ничего против не имеет.
— И ты шагнула в круг, не зная, что с тобой будет? — Он наморщил лоб, искренне недоумевая.
— Я не могла сидеть и смотреть, как гибнет Шарлотта.
— Ты готова была пожертвовать собой ради нее?
Я задумалась на секунду.
— Такие мысли не приходили мне в голову, но я не могла допустить ее смерти, если в моих силах ее спасти.
Он вздрогнул, закрыл глаза, снова посмотрел на меня.
— Чего бы это тебе лично ни стоило?
— Наверное, да.
Он глядел мимо, его зрение теряло четкость.
— Экстраординарно. Экстраординарно.
Он резко выдохнул и умер. Медики налетели на него как грифы, но его уже не было. Больше его не смогли заставить дышать.
Вдруг возле меня оказался Джейсон:
— Анита, Натэниел умирает.
— Что ты такое говоришь?
— Он получил две пули в грудь, когда началась стрельба по демону. Федералы стреляли серебряными пулями — они знали, кто такой Лайнус.
— О Боже! — Я схватила Джейсона за руку. — Веди меня к нему.
По обе стороны Натэниела стояли медики из СМП. Он тоже был под капельницей, и кто-то поставил лампу. В свете этой лампы кожа у Натэниела казалась бледной и восковой. Пот покрывал его росой. Когда я подошла к нему и попыталась протиснуться между ребятами из «скорой», светлые глаза его меня не видели.
Я не сопротивлялась, когда медики отодвинули меня с дороги. Просто сидела среди бурьяна и слушала, как пытается Натэниел дышать с двумя дырами в груди.
Его не плохие парни подстрелили — он попал под шальные пули хороших. Дурацкий несчастный случай. Теперь он умрет, потому что оказался не в том месте и не в то время. Нет, я не отдам его этой глупой случайности. Не потеряю его из-за неудачного расписания.
Я посмотрела на Джейсона:
— Марианна здесь?
— Сейчас посмотрю. — И он нырнул в хаос.
Туловище Натэниела выгнулось вверх. Дыхание вырывалось с хрипом. Потом он опустился на землю страшно неподвижный. Один из фельдшеров покачал головой и встал. Я посмотрела на его напарницу-женщину с хвостом светлых волос.
— Я могу что-нибудь сделать?
Она посмотрела на меня:
— Это ваш друг?
Я кивнула.
— Близкий?
Я кивнула.
— Мне очень жаль, — сказала она.
Я тряхнула головой:
— Нет, я не дам ему умереть.
Я не была злом. При всем, что я сделала, вера моя была все еще чиста. Когда я говорила эти слова, они были для меня так же реальны, как в те годы, когда я их запомнила, в рождественские празднества. И эти слова все еще меня волновали. Я никогда не сомневалась в Боге. Я сомневалась в себе. Но может, Бог куда более великодушный Бог, чем я думала.
Вернулся Джейсон с Марианной.
Я схватила ее за руку:
— Помоги мне вызвать мунина.
Она не стала спорить, просто села рядом со мной.
— Вспомни ощущение его тела. Вспомни его улыбку. Запах его волос и кожи.
Я кивнула:
— Он пахнет ванилью и мехом.
Я склонилась к Натэниелу, касаясь его кожи, но она уже холодела. Он умирал. Ни малейшего намека на секс не было в моем ощущении, были только страх и печаль. Я склонила голову и стала молиться — молиться, чтобы я открылась Райне. Молилась, чтобы открыть глаза и ощутить вожделение при виде Натэниела. Жутко было молиться о таком, но стоило попытаться. Я ощутила то спокойствие, которое иногда снисходило, на меня во время молитвы. Это не значит, что тебе дадут то, о чем ты просишь, но это значит, что тебя слушают.
Медленно я открыла глаза и посмотрела на Натэниела. В длинных распущенных волосах застряли сухие листья. Я их выбрала. Ощущая в руках его волосы, я ткнулась в них лицом. Они все еще пахли ванилью. Я потерлась о них щекой, ткнувшись ему за ухо, прямо в шелк волос. Он чуть застонал от боли при моем прикосновении. Не знаю, то ли дело было в стоне, то ли в привычном запахе его тела, то ли в молитве, но Райна потекла по моему телу, как расходится огонь. Мунин оседлал меня, и я открылась ему без борьбы. Я приняла его, и смех Райны вылетел из моих губ. Я приподнялась, встала на колени и стала смотреть на Натэниела.
Я уже не боялась. Райна думала, что отлично было бы с ним потрахаться, пока он будет умирать. Я приложила губы к его губам, и они были холодны и сухи. Я прижалась к нему ртом и ощутила, как огонь из моего рта перетекает в него.
Пальцы нашли раны у него на груди и стали их гладить, влезая внутрь. Медичка попыталась оттащить меня, и Джейсон с кем-то еще оттянули ее прочь. Я вкапывалась в рану, пока глаза Натэниела не открылись и он не застонал от боли. Глаза у него дрожали, бледные, бледно-бледно-сиреневые в этом искусственном свете. Он смотрел, но не видел меня. Вообще ничего не видел.
Я стала покрывать его лицо нежными поцелуями, и каждое прикосновение обжигало. Я вернулась к его губам и стала дышать в рот. Когда я отодвинулась, его глаза стали осмысленными. Он выдохнул едва слышно:
— Анита.
Я оседлала его тело и положила руки на обнаженную грудь. Ладони легли на его раны, но изнутри я касалась его груди не руками, чем-то еще. Я ощущала все повреждения. Я могла покатать его пробитое сердце в жару, исходившем из моих рук, проникавшем ему в кожу, заполнявшем его плоть.
Я горела заживо. Я должна была вложить этот жар в него. Поделиться этой энергией. Мои руки бросили рану на груди Натэниела и стали сдирать с меня блузку. Она слетела с плеч и исчезла в траве, но топ застрял под ремнями кобуры. Чьи-то руки помогли мне стащить ремни с плеч, и кобура неуклюже и тяжело захлопала по бедру. Я расстегнула ремень — кажется, это Марианна помогла мне вытащить его из петель. И точно Марианна не дала мне снять штаны. Райна у меня в голове зарычала.
Чьи-то руки гладили мне спину, и я знала, что это Ричард. Он встал на колени рядом со мной, поставив ноги над ногами Натэниела, но не опираясь на него. Ричард прижал меня к себе. Вдруг я осознала, что мы — центр стаи. Стая окружила нас стеной тел и лиц.
Руки Ричарда сняли с моей спины лезвие в ножнах. Они нашли застежку моего лифчика и расстегнули. Я попыталась возразить, удержать его, и он стал целовать мне плечи, губами сдвигая бретельки прочь.
— Голая кожа для этого лучше, — шепнул он.
Щекочущий порыв энергии заполнил глядящих ликои, заполнил и залил меня. Энергия мунина питалась их силой и росла, пока мне не показалось, что у меня сейчас кожа лопнет.
Ричард направил мое тело к телу Натэниела. Голые груди коснулись его кожи, мазок бархата по разорванной плоти. Я задрожала, и от моей голой кожи пошел жар. Сначала было будто моя обнаженная плоть плыла над его кожей в озере пота, потом она поддалась. Тело мое упало на тело Натэниела со вздохом, и будто наши тела стали пластичными, жидкими. Они слились в одну плоть, одно тело, и я тонула в его груди. Я ощутила касание наших сердец, их совместное биение. Я вылечила его сердце, закрыла его плоть своей.
Губы Натэниела нашли мои, и сила потекла между нами как дыхание, пока не покрыла мурашками всю мою кожу, и не осталось ничего, только его руки вокруг меня, мои руки на его теле, его губы на моих, и как дальний якорь был Ричард, а за ним — вся стая. Я чувствовала, как они отдают мне свою силу, свою энергию, и приняла ее. А за всем этим, как далекий сон, ощущался Жан-Клод. Его холодная сила соединилась с нашей и укрепила ее, жизнь из смерти. Я взяла ее всю и вдвинула в Натэниела, пока он не оторвался от меня и не вскрикнул. Его тело поддалось под моим, и его радость хлынула по моей коже, и я бросила ее в ждущую стаю. Я взяла у них энергию и отдала им наслаждение.
Мунин покинул меня в порыве удивленных голосов. Райна никогда не умела брать силу у других. Это было мое достижение. Так что даже западная сука никогда не могла доставить удовольствие стольким сразу.
Я села, все еще верхом на Натэниеле. Он поглядел на меня своими сиреневыми глазами и улыбнулся. Я провела руками по его груди, и раны исчезли, остался только заживающий рубец. Вид у Натэниела был по-прежнему бледный и ужасный, но смерть ему не грозила.
Ричард протянул мне сброшенную блузку. Я надела ее и застегнула. Что случилось с остальной одеждой, я не знала, но кобура и нож были у Джейсона. Это самое важное.
Попытавшись встать, я споткнулась, и только руки Ричарда не дали мне упасть. Он провел меня через толпу. Все пытались коснуться меня на ходу, погладить руками. Я не возражала — или мне было все равно. Обняв Ричарда за талию, я на сегодня все это приняла. Завтра буду думать, что все это было. Или послезавтра.
Из толпы выступил Верн:
— Черт побери, девонька, ты и даешь!
Рядом с ним стояла Роксана:
— У меня все зажило. Как ты это сделала?
Я улыбнулась и ответила на ходу:
— Поговори с Марианной.
Вперед пробивались медики со «скорой». Я услышала, как женщина произнесла:
— Черт побери, это же чудо!
Может, она и была права.
Ричард сказал:
— Я не буду искать другую лупу.
Я обняла его:
— Собеседования прекратятся?
— Ты моя лупа, Анита. Мы вместе можем быть такой сильной парой, каких я и не видел никогда.
— Мы сильны не вдвоем, Ричард. Тут еще и Жан-Клод.
Он поцеловал меня в лоб:
— Я ощутил его, когда ты вызывала силу. Я чувствовал, как он нам ее дает.
Мы остановились, и я повернулась к нему лицом при луне.
— Мы триедины, Ричард, нравится нам это или нет.
— Menage a trois, — сказал он.
Я приподняла брови:
— Это только если ты с Жан-Клодом не ограничивался разговорами.
Он засмеялся и обнял меня:
— Он меня еще не настолько развратил.
— Рада слышать.
Мы пошли вниз, обнявшись. Шарлотта лежала у подножия холма на носилках.
Она подняла к нам руки. Одна из них была перевязана бинтом. Шарлотта улыбнулась:
— Почему ты мне не сказал, Ричард?
— Я боялся, что ты не примешь меня такого. Боялся, что ты не будешь больше меня любить.
— Дубина, — сказала Шарлотта.
— Именно так я его и назвала, — сообщила я.
Шарлотта тихо заплакала, прижимая к груди руку Ричарда. Я только улыбалась и держала ее за руку. Жизнь — не совершенство, но сейчас, когда я стояла и смотрела на Ричарда с матерью, держала их за руки, она была к этому близка.
Глава 46
У Дэниела был серьезно сломан нос. Безупречный профиль теперь уже не так безупречен. Дэниел говорит, что теперь его любят женщины за мужественный вид. О том, что случилось, он никогда со мной не говорил. Шарлотта тоже, но на первом воскресном обеде после их выхода из больницы она вдруг расплакалась и убежала на кухню. Я вошла туда первой. Она мне позволила держать ее, пока она плачет, сказала, что чувствует себя очень глупо и что все в порядке. Зачем ей плакать?
Если бы я по-настоящему умела воскрешать мертвых, я бы вернула к жизни Найли и всех его прихвостней и убила бы их гораздо медленнее.
Семья Ричарда считает, что я полный идеал, и свои планы не очень скрывает. Свадьба — мы должны пожениться. Неплохая мысль была бы в другой ситуации, но мы не пара. Мы — трио. Это трудно объяснить родственникам Ричарда. И ему самому — тоже.
Говард Грант, экстрасенс, сидит в тюрьме за мошенничество. Он сознался в некоторых своих прошлых делах. Я ему сказала, что если он не сядет в тюрьму, я его убью. Все это началось с его жадности. Он не трогал ни Шарлотту, ни Дэниела, он был в ужасе от Найли и от того, что случилось, но все началось с его вранья. И это не должно сойти ему с рук. Я ему только предложила выбирать наказание.
Полиция считает, что помощник шерифа Томпсон скрылся из штата. Его до сих пор ищут, а из нас никто ничего не сказал. Не знаю, что сделала с телом стая Верна. Может, оно висит на дереве, ожидая Рождества летом. Может, они его съели. Не знаю и не хочу знать.
Совет Вампиров никого не прислал нас убивать. Очевидно, Колин переступил положенные границы, и мы имели право убить его и всю его свору. Он не пережил смерти своей слуги. Нового Принца города пока нет, и Верн с его стаей не торопятся подыскивать замену.
Я просыпаюсь от снов, которые не мои. Мысли, чувства тоже не мои. Влюбленность — достаточно поглощающее чувство в наплыве первого жара страсти, а тут еще метки засасывают меня в каждого из них. Они меня проглатывают, и каждый сексуальный акт усиливает этот эффект. И потому — с сексом пока покончено. Сперва мне надо научиться контролировать метки.
Пока я спала с ними обоими, Ричард тоже шлялся по девкам. Сейчас, когда я впала в целомудрие, он последовал моему примеру. Жан-Клод, как я понимаю, знает, что я ищу повода сказать: «Ага, значит, ты меня не любишь по-настоящему». А потому тоже ведет себя как ангел — правда, темный.
Я взяла месяц отпуска и поехала в Теннеси учиться у Марианны. Я обучаюсь владеть мунином, и это способствует освоению власти над метками. Иметь своим единственным учителем Жан-Клода — не очень разумно. Он слишком много в меня вложил. И я учусь ставить барьеры, такие высокие, широкие, твердые, чтобы защититься от них обоих. Отсидеться за моими стенами.
Но секс эти барьеры крушит — будто тонешь. Думаю, если я это позволю и они позволят, мы станем единым организмом из трех частей.
Ричард, кажется, не видит опасности. Он все так же наивен или я его просто не понимаю. Я его люблю, но даже когда я думаю его мыслями и чувствую его эмоциями, он для меня загадка.
Жан-Клод эту опасность осознает. Он говорит, что может ее предотвратить, но я ему не верю. Я его люблю — в каком-то смысле, но не верю ему. Я не раз чувствовала его сдавленный смех радости, когда вырастала мощь нашего триумвирата.
Он мне сказал когда-то, что любит меня со всей силой, на которую способен. Может быть, так оно и есть. Но силу и власть он любит больше.
Значит, снова воздержание, черт бы его побрал. Как можно сохранить целомудрие, когда в твоем распоряжении по первому вызову могут оказаться два сверхъестественных жеребца? Способ один: умотать из города.
Я стала браться за любую аниматорскую работу за пределами города. Я проводила уик-энды с Марианной. Во мне самой есть большая сила — не сила меток, а моя собственная. Я все уклонялась от того, чтобы посмотреть этой силе в лицо, но Жан-Клод меня заставил. Мне надо научиться управлять этой магией.
Глупо звучит, что человек, зарабатывающий на жизнь подъемом мертвых, старается не замечать внутри себя магию, но так это со мной и было. Я находила самый минимум, которым можно обойтись. С этим покончено.
Марианна говорит мне, что у меня есть средства уцелеть в нашем триумвирате. Пока я с этими средствами не освоюсь, я избегаю прикосновений любого из них. Три месяца — и ни одного прикосновения. Три месяца никого в моей постели. Три месяца я не лупа. Чтобы расстаться с Ричардом, мне пришлось расстаться со стаей. Да, но леопардов я бросить не могу. У них никого нет, кроме меня. Так что я по-прежнему Нимир-ра. Марианна даже учит меня, как объединить леопардов в здоровое общество. И Верн тоже.
Я бросила все противоестественное, насколько это было возможно. Мне надо разобраться в себе, понять, что осталось от той девушки, которой я себя считала.
Я встретила демона лицом к лицу и одолела его верой и молитвой. Значит ли это, что Бог мне простил мои грехи? Не знаю. Но если Он простил мне, то Он великодушнее меня.
Если бы я по-настоящему умела воскрешать мертвых, я бы вернула к жизни Найли и всех его прихвостней и убила бы их гораздо медленнее.
Семья Ричарда считает, что я полный идеал, и свои планы не очень скрывает. Свадьба — мы должны пожениться. Неплохая мысль была бы в другой ситуации, но мы не пара. Мы — трио. Это трудно объяснить родственникам Ричарда. И ему самому — тоже.
Говард Грант, экстрасенс, сидит в тюрьме за мошенничество. Он сознался в некоторых своих прошлых делах. Я ему сказала, что если он не сядет в тюрьму, я его убью. Все это началось с его жадности. Он не трогал ни Шарлотту, ни Дэниела, он был в ужасе от Найли и от того, что случилось, но все началось с его вранья. И это не должно сойти ему с рук. Я ему только предложила выбирать наказание.
Полиция считает, что помощник шерифа Томпсон скрылся из штата. Его до сих пор ищут, а из нас никто ничего не сказал. Не знаю, что сделала с телом стая Верна. Может, оно висит на дереве, ожидая Рождества летом. Может, они его съели. Не знаю и не хочу знать.
Совет Вампиров никого не прислал нас убивать. Очевидно, Колин переступил положенные границы, и мы имели право убить его и всю его свору. Он не пережил смерти своей слуги. Нового Принца города пока нет, и Верн с его стаей не торопятся подыскивать замену.
Я просыпаюсь от снов, которые не мои. Мысли, чувства тоже не мои. Влюбленность — достаточно поглощающее чувство в наплыве первого жара страсти, а тут еще метки засасывают меня в каждого из них. Они меня проглатывают, и каждый сексуальный акт усиливает этот эффект. И потому — с сексом пока покончено. Сперва мне надо научиться контролировать метки.
Пока я спала с ними обоими, Ричард тоже шлялся по девкам. Сейчас, когда я впала в целомудрие, он последовал моему примеру. Жан-Клод, как я понимаю, знает, что я ищу повода сказать: «Ага, значит, ты меня не любишь по-настоящему». А потому тоже ведет себя как ангел — правда, темный.
Я взяла месяц отпуска и поехала в Теннеси учиться у Марианны. Я обучаюсь владеть мунином, и это способствует освоению власти над метками. Иметь своим единственным учителем Жан-Клода — не очень разумно. Он слишком много в меня вложил. И я учусь ставить барьеры, такие высокие, широкие, твердые, чтобы защититься от них обоих. Отсидеться за моими стенами.
Но секс эти барьеры крушит — будто тонешь. Думаю, если я это позволю и они позволят, мы станем единым организмом из трех частей.
Ричард, кажется, не видит опасности. Он все так же наивен или я его просто не понимаю. Я его люблю, но даже когда я думаю его мыслями и чувствую его эмоциями, он для меня загадка.
Жан-Клод эту опасность осознает. Он говорит, что может ее предотвратить, но я ему не верю. Я его люблю — в каком-то смысле, но не верю ему. Я не раз чувствовала его сдавленный смех радости, когда вырастала мощь нашего триумвирата.
Он мне сказал когда-то, что любит меня со всей силой, на которую способен. Может быть, так оно и есть. Но силу и власть он любит больше.
Значит, снова воздержание, черт бы его побрал. Как можно сохранить целомудрие, когда в твоем распоряжении по первому вызову могут оказаться два сверхъестественных жеребца? Способ один: умотать из города.
Я стала браться за любую аниматорскую работу за пределами города. Я проводила уик-энды с Марианной. Во мне самой есть большая сила — не сила меток, а моя собственная. Я все уклонялась от того, чтобы посмотреть этой силе в лицо, но Жан-Клод меня заставил. Мне надо научиться управлять этой магией.
Глупо звучит, что человек, зарабатывающий на жизнь подъемом мертвых, старается не замечать внутри себя магию, но так это со мной и было. Я находила самый минимум, которым можно обойтись. С этим покончено.
Марианна говорит мне, что у меня есть средства уцелеть в нашем триумвирате. Пока я с этими средствами не освоюсь, я избегаю прикосновений любого из них. Три месяца — и ни одного прикосновения. Три месяца никого в моей постели. Три месяца я не лупа. Чтобы расстаться с Ричардом, мне пришлось расстаться со стаей. Да, но леопардов я бросить не могу. У них никого нет, кроме меня. Так что я по-прежнему Нимир-ра. Марианна даже учит меня, как объединить леопардов в здоровое общество. И Верн тоже.
Я бросила все противоестественное, насколько это было возможно. Мне надо разобраться в себе, понять, что осталось от той девушки, которой я себя считала.
Я встретила демона лицом к лицу и одолела его верой и молитвой. Значит ли это, что Бог мне простил мои грехи? Не знаю. Но если Он простил мне, то Он великодушнее меня.