— Что и планировали. Выжидаем до зари и посылаем команды для эвакуации. Но, Господи Боже, как бы я хотел, чтобы комендантский час сработал. В остальных городках так и случилось.
   — Желания в нашем деле всегда оборачиваются сожалениями.
   Ральф задумчиво глянул на нес, но полковник уже сосредоточилась на голопроекции.
   — Полагаю, сейчас наша основная задача — удержать заражение в городской черте, — заметил он. — Когда рассветет, будем думать, как вывезти здоровых.
   — Совершенно верно, — Янне Палмер глянула оперативнику в глаза и сочувственно улыбнулась. — И к этому времени мне потребуется информация как можно более полная. От этого зависит уйма жизней. Спецназовцев в моей команде нет, подняли нас по тревоге. Но у меня есть вы и ваши ребята из спецназа. Я бы попросила вас оценить положение. Думаю, вы во всех отношениях лучшая кандидатура.
   — Вы, случаем, не знакомы с Янникс Дермот?
   — Лично — нет. Так вы пойдете? Приказывать вам я не могу: адмирал Фарквар вполне доступно объяснил, что вы здесь советник, а мое дело — принимать ваши советы.
   — Очень мило с его стороны, — Ральф не стал раздумывать, принимая решение. «Я все уже решил, когда вновь надел броню». — Ладно, пойду скажу своим, что мы опять в деле. Но я бы прихватил с собой отделение ваших морпехов. Нам может пригодиться огневая поддержка.
   — В четвертом транспорте вас уже ждет взвод.
 
   Финнуала О'Мира достигла той точки, когда простое разочарование переходит в бешенство, очень давно — с час назад. Она уже целую вечность просиживала койку в камере предварительного заключения. Что бы она ни делала — посылала датавизы на участковый процессор, кричала, барабанила в дверь, — все было тщетно. Никто не приходил — должно быть, по приказу этого хера моржового, Латама. Пусть, дескать, остынет пару часиков. Кретин.
   Но она его еще прижучит. В любой момент. И он это знает. Наверное, для того он и упрятал ее в камеру, покуда должен был разворачиваться ее репортаж, — чтобы не допустить ее окончательной победы. Если бы ее репортаж продолжался, к завтрашнему дню она смогла бы диктовать свои условия мэру.
   С улицы доносился шум протестующей толпы — не маленькой, насколько могла судить Финнуала. Потом зазвучали сирены несущихся по Мэйнгрин полицейских машин. Рявкнули мегафоны, угрожая, требуя, предупреждая. Донеслось странное монотонное буханье. Вопли, звон стекла.
   Просто ужасно. Ей следовало находиться на улице, упиваться этим зрелищем!
   После бунта — или что это там было — наступила странная тишина. Финнуала едва не задремала, когда дверь камеры наконец отворилась.
   — Давно пора, — буркнула она. Остальное застряло у нес в горле.
   В камеру с трудом протиснулась огромная мумия, обмотанная пыльными бурыми бинтами. С пальцев мумии стекал ядовито-зеленый гной, а на темени красовалась безупречная фуражка Невиля Латама.
   — Прошу прощения, — глухо извинилась мумия, — задержался.
 
   Полевые командиры полковника Палмер сообщили Ральфу о женщине, когда тот уже готов был войти в Экснолл. Каналы связи сузились до предела под влиянием уже знакомого подавляющего поля, оставляя место лишь для банальной речевой связи. Полного сенсвиза или хотя бы изображения передать не удалось — приходилось полагаться на описание.
   Если верить данным сенсоров СО, все население города попряталось по домам. Незадолго до этого под сенью харандрид наблюдались довольно оживленные перемещения расплывчатых инфракрасных пятен, блуждавших туда и сюда. Но с рассветом эти обманчивые следы пропали. Ничто в Экснолле не шевелилось, лишь ветви деревьев колыхались на утреннем ветерке. Очертания домов и целых улиц казались смазанными, точно по линзам орбитальных сенсоров молотил мелкий дождик. В видимом диапазоне город представлял собой мутное пятно, за исключением единственного круга диаметром пятнадцать метров перед придорожной закусочной на подъездной. В центре круга стояла женщина.
   — Просто стоит, — датавизировала Янне Палмер. — Может просматривать подъездную до самой магистрали и все, что приближается к городу.
   — Оружия не видно? — спросил Ральф.
   Сам он вместе с двадцатью морпехами из приданного ему взвода прятался в канаве у дороги, в ста метрах от первого городского дома, под прикрытием насыпи продвигаясь к Эксноллу.
   В голове звенело каким-то мысленным тиннитом — наверное, из-за стимуляторов. Проспав два часа из последних тридцати шести, он просто вынужден был подстегивать себя химией и стим-софтвером, чтобы держаться на плаву. Позволить себе расслабиться он не мог.
   — Никоим образом, — датавизировала Янне Палмер. — По крайней мере, хардвера крупного калибра. На ней жакет, а под ним можно спрятать лишь дамский пистолетик.
   — Если она одержимая, это ни о чем не говорит. Мы еще не видели, чтобы они пользовались оружием.
   — Именно.
   — Глупый вопрос: она вообще живая?
   — Да. Мы видим, как у нес поднимается грудь на вдохе, и инфракрасный след в пределах оптимума.
   — Она вроде наживки, не думаете? Я бы предположила — охрана, но они уже знают, что мы здесь. Покуда мы ставили периметр, было уже несколько стычек.
   — Черт! Хотите сказать, они шляются по лесу?
   — Боюсь, что так. А значит, я не могу быть уверена, что все одержимые попали в кольцо. Я запросила у адмирала Фарквара подкрепления, чтобы прочесать окрестности. Сейчас его рассматривает совет безопасности.
   Ральф выругался про себя. Рассеявшихся по окрестностям одержимых будет почти невозможно выследить в гористом кошмаре Мортонриджа. «Жаль, нет у нас сродственных гончих, — подумал Ральф. — Те, которых я видел у надсмотрщиков на Лалонде, прекрасно сошли бы. Представляю, какое будет лицо у Янникс Дермот, если я вылезу с этой идеей на суд совбеза, но… черт, это нам и нужно».
   — Ральф, погодите минутку, — датавизировала полковник Палмер. — Мы провели опознание нашей мадам часовой. Подтверждается — это Анжелина Галлахер.
   — Проклятье! Это все меняет.
   — О да. Есть мнение, что она хочет вступить в переговоры. Она не дура. Позволить себя засечь с ее стороны — эквивалент белого флага.
   — Подозреваю, что вы правы.
   Ральф приказал командиру взвода остановить наступление, покуда он на связи с советом безопасности. Морпехи заняли круговую оборону, сканируя окрестный лес и ближайшие здания самыми примитивными сенсорами. Ральф пристроился в самой гуще марлуповых зарослей, не выпуская автомата из рук. У него было жуткое предчувствие, что Галлахер, вернее, ее одержатель, не предложит условий скорой капитуляции. «Мира между нами быть не может», — осознал он с тоской.
   Тогда что она хочет сказать?
   — Мистер Хилтч, мы согласны с полковником Палмер, что эта женщина желает вести переговоры, — датавизировала княгиня Кирстен. — Я знаю, после всего, что вы пережили, мы просим о многом, но я бы хотела, чтобы эти переговоры вели вы.
   — Мы можем поддержать вас огнем с орбиты, — добавила Дебора Анвин. — Посадить вас в глаз бури. Любая попытка нападения, и мы выжигаем двухсотметровое кольцо с вами в центре. Мы уже установили, что мощности платформ СО им не по зубам.
   — Хорошо, — датавизировал Ральф своим невидимым слушателям. — Я пойду. В конце концов, это я ее сюда привез.
   Странно, но проходя по дороге последние полкилометра, Ральф вовсе не беспокоился. Он думал об одном — как лучше сделать свою работу. Путь, начавшийся в устье грандиозной реки на другой, очень далекой планете, завершался здесь, близ заштатного городка в самом медвежьем углу галактики. Если в этом и была какая-то вселенская ирония, Ральф ее не понял.
   Одержатель Анжелины Галлахер терпеливо поджидал агента у дверей дешевой одноэтажной закусочной.
   Большую часть пути его сопровождали Дин, Билл и Каталь, но в ста метрах от цели он приказал им остановиться и пошел один. В чопорно-элегантных домах по обе стороны подъездной не было заметно никакого движения, но в Ральфе крепло убеждение: враги не показываются потому, что не пришло время. Свою роль они сыграют позже.
   Такой уверенности он не испытывал никогда — это был какой-то аналог телепатии, и вместе с ним нарастало предчувствие беды.
   Чем ближе он подходил к женщине, тем меньше влияло на его импланты и процессоры брони подавляющее поле. Когда он приблизился к ней на пять метров, совет безопасности вновь получал полный сенсвиз.
   Ральф остановился. Расправил плечи. Снял шлем.
   Улыбка одержимой была настолько слабой, что казалась скорее жалкой, чем ехидной.
   — Похоже, мы прибыли как раз вовремя, — проговорила она.
   — Кто вы?
   — Аннета Эклунд. А ты — Ральф Хилтч, глава отдела королевского разведывательного агентства на Лалонде. Мне следовало догадаться, что за нашими головами пошлют тебя. Ты неплохо потрудился до сих пор.
   — Хватит болтовни. Чего ты хочешь?
   — С философской точки зрения — жить вечно. А с практической — чтобы ты отозвал полицейских и морпехов, которые окружают этот город и еще три, которые мы захватили. Немедленно.
   — Нет.
   — Смотрю, ты уже научился не угрожать зря. «Нет, а то…», «Нет, и ты об этом пожалеешь!» Это хорошо. В конце концов, чем ты можешь мне угрожать?
   — Ноль-тау.
   Аннета Эклунд задумалась, потом ответила:
   — Да. Возможно. Признаюсь, это может нас испугать. Но это уже не конец. Уже — нет. Если мы уйдем из захваченных тел, чтобы избежать ноль-тау, мы все равно в силах вернуться. По планетам Конфедерации уже идет несколько миллионов одержимых. Через неделю их будут сотни миллионов, еще через пару дней — миллиарды. Мне всегда будет открыт путь обратно. Покуда остается в живых хоть одно людское тело, мои товарищи могут воскресить меня. Теперь понимаешь?
   — Я понимаю, что угроза ноль-тау действует. Мы рассуем вас по камерам и будем засовывать, пока не упихнем последнего. Это ты понимаешь?
   — Извини, Ральф, но я уже говорила — не тебе угрожать нам. Ты еще не понял почему? Не догадался, почему победа будет на моей стороне? Потому что ты рано или поздно присоединишься к нам. Ты умрешь, Ральф. Сегодня. Завтра. Через год. Если повезет — через пятьдесят лет. Когда — неважно. Это энтропия, судьба, закон природы. Смерть, а не любовь, побеждает все. И когда ты умрешь, ты окажешься в бездне. Вот тогда мы станем братьями и сестрами и объединимся против живущих в страстном желании жизни!
   — Нет!
   — Не болтай о том, чего не изведал.
   — Я тебе не верю. Бог не настолько жесток. В смерти есть больше, чем пустота, которую нашли вы.
   — Дурак, — горько расхохоталась одержимая. — Безмозглый дурак.
   — Но я — живой дурак. И со мной тебе придется иметь дело здесь и сейчас.
   — Нет такой штуки, как Бог, Ральф. Только люди настолько глупы, чтобы верить. Не заметил? Никто из обнаруженных нами ксеноков не нуждается в том, чтобы прикрывать собственные страхи и слабости обещанием загробных блаженств, причитающихся каждому усопшему. О нет, Ральф, Бог — это слово, придуманное дикарями для описания квантовой космологии. Вселенная — сугубо естественное творение, крайне агрессивно настроенное к жизни. И сейчас мы получили шанс покинуть ее, шанс спасти. Тебе не остановить нас, Ральф.
   — Я смогу. И остановлю.
   — Прости, Ральф, но твоя нерушимая вера в человечество остается твоей основной слабостью, и ее ты разделяешь с большей частью верующего населения королевства. А мы намерены этим воспользоваться. То, что я сейчас скажу, покажется тебе бесчеловечным, но ты все равно не считаешь меня более человеческим существом. Как я говорила, мертвые не могут потерпеть поражения в этой войне — вам нечем подчинить нас. Нам бессмысленно угрожать, нас нельзя принудить или уговорить. Подобно смерти, мы — абсолютный враг.
   — Что ты хочешь сказать?
   — Я говорю с властями планеты, с княгиней Салдана?
   — Да, она в он-лайне.
   — Хорошо. Тогда я скажу вот что: этой ночью вы едва не истребили нас, и если так пойдет и дальше, погибнет огромное количество людей. Такой исход и нам не на руку. Поэтому я предлагаю перемирие. Мы оставим себе Мортонридж, и я клянусь, что никто из нас не покинет его. Если вы мне не верите — полагаю, доверие с вашей стороны отсутствует напрочь, — вы можете установить блокаду перешейка.
   — Нет, — датавизировала княгиня Кирстен.
   — Королевство не бросает своих подданных на растерзание, — ответил Ральф вслух. — Это вы могли бы уже усвоить.
   — Мы признаем мощь королевства, — ответила Аннета Эклунд. — Поэтому мы и предлагаем мир. Исход борьбы между нами и живущими решится не здесь. Слишком равны наши силы. Однако не все миры Конфедерации столь развиты и хорошо управляемы, как Омбей. — Она закрыла глаза и подняла голову, слепо взирая в небо. — Там, вдали, решаются сейчас наши судьбы, и не нами. Мы знаем, что победа будет за нами, — так же, как ваша обманчивая вера уверяет вас, что верх одержат живущие.
   — И вы предлагаете пересидеть войну по окопам?
   — Именно.
   — Мне даже не надо связываться с советом безопасности, чтобы узнать их мнение. Мы не дальний окоп, мы — линия фронта, здесь проходит основная схватка. Если мы покажем, что вас можно остановить, изгнать из захваченных тел, иные миры поверят в свои силы.
   — Понимаю, — грустно промолвила Аннета Эклунд. — Княгиня Салдана, я пыталась воззвать к вашему рассудку, теперь, боюсь, придется применить средство покрепче.
   — Ральф, наши спутниковые сенсоры снова заработали, — сообщила Дебора Анвин. — Внизу движение… Господи, они кишат в домах, Ральф, уноси ноги оттуда, скорей! Беги!
   Но агент не сдвинулся с места. Он понимал, что одержательница не угрожает ему лично. Это должна быть демонстрация силы — та, которую он предвидел и которой боялся.
   — Нанести лазерный удар? — датавизировал адмирал Фарквар.
   — Пока нет, сэр.
   Усиленные сетчатки видели, как вдоль всей улицы распахиваются двери домов, как выбегают на мостовые люди.
   По невидимому сигналу Эклунд одержимые начали выводить заложников. Иллюзорные тела, в которые они облеклись, были карнавально-красочными, и не без умысла. Полководцы древних эпох соседствовали с зачумленными монстрами и некромантическими полубогами — обретшие плоть вымыслы, призванные подчеркнуть неизмеримую бездну между одержимыми и их перепуганными пленниками.
   Рядом с каждым ожившим кошмаром брел один из выживших и не одержанных обитателей Экснолла. Как их пленитсли, они представляли собой пеструю компанию — молодые и старые, женщины и мужчины, в ночных сорочках, пижамах, наброшенных на плечи рубашках, вовсе нагие. Самые упорные сопротивлялись, но большинство давно было запугано до безъязычия. Непокорных одержимые сдерживали без труда — энергистические способности придавали им силу механоидов. Плакали от ужаса дети, попавшие в мертвую хватку твердокаменных рук и когтей. Морщились в потаенном гневе мужчины. По ушам Ральфа била симфония рыданий и беспомощных криков.
   — Какого черта вы творите?! — гаркнул он на Эклунд, обводя руками ужасающий парад. — Ради всего святого, они страдают!
   — Это не все, — бесстрастно промолвила Аннета Эклунд. — Скажи своим людям, чтобы глянули на берег озера Оцуо, в четырех километрах на юго-запад от города. Там находится домик на колесах одного из жителей Экснолла.
   — Погоди, Ральф, — датавизировала Дебора Анвин. — Сканируем: да, точно, брошенная машина. Зарегистрирована на имя Хэнли Новелла, работника завода удобрений в промышленном пригороде Экснолла.
   — Ладно, — проговорил Ральф, — машина там. А теперь прикажи своим отпустить заложников.
   — Нет, Ральф, — проговорила Аннета Эклунд. — Они их не отпустят. Я пытаюсь объяснить тебе, что мы уже вышли за пределы города. Я могла узнать, где находится машина, только если сама послала туда водителя. И она была не одна, и это не единственный город в нашей власти. Мы избежали цепкой хватки ваших солдат, Ральф. Я хорошо организовала четыре городка, которые проехал автобус; этой ночью, пока вы гонялись за одержимыми в Пасто, мы были очень заняты. Мои последователи рассеялись по всему полуострову — пешком, верхом, на велосипедах, на машинах с ручным управлением. Даже я не знаю, где находится каждый из них. Оцепление городов бесполезно. Теперь, если вы хотите остановить наше распространение, вам придется отсечь Мортонридж от континента.
   — Нет проблем.
   — Безусловно. Но этой земли вам у нас не отнять. Сейчас — нет. Вы и этот городок отнять не сможете, не пойдя на геноцид. Ты уже видел, на что способен, защищаясь, каждый из нас. А теперь представь себе эту разрушительную мощь, обращенную на разрушение. Взорванные районные термоядерные станции, испепеленные больницы, ясли, обрушивающиеся детям на головы. До сих пор мы никого не убили, но если захотим, если вы не оставите нам иного выбора — планета пострадает очень сильно.
   — Чудовище!
   — И я это сделаю, Ральф. Это будет мой второй приказ моим соратникам. А первым приказом будет убить каждого неодержанного в Экснолле. Их убьют у тебя на глазах, Ральф, на этой самой улице. Мы будем разбивать им черепа, ломать шеи, душить, вспарывать животы и бросать их, истекающих кровью.
   — Я тебе не верю.
   — Нет, Ральф, ты не хочешь верить. Большая разница, — голос ее звучал насмешливо-ласково. — Ну что нам терять? Все, кого ты видишь, так или иначе присоединятся к нам. Это я и пытаюсь тебе втолковать. Или их тела будут одержаны, или они умрут и станут одерживать других. Пожалуйста, Ральф. Не позволяй себе и другим страдать из-за твоих дурацких убеждений. Победа будет за нами.
   Ральфу хотелось убить се. Страх и омерзение вызывал у него ее голосок, беззаботно болтающий о массовой бойне, но он понимал, что она не блефует. Основной человеческий инстинкт — уничтожить, сокрушить противника одним ударом — готов был возобладать. Нейросети пришлось замедлить его пульс. Рука дернулась, готовая выхватить из кобуры пистолет.
   «Но я не могу. Не могу убить ее. Не могу покончить со всем этим единственным варварством, к которому мы так часто прибегали. Господи Боже мой, она уже мертва».
   Аннета Эклунд заметила его неосторожное движение. Усмехнувшись, она поманила пальцем одного из своих сородичей.
   Ральф молча наблюдал, как вперед выходит мумия в полицейской фуражке. Девчонке, которую тварь сжимала в объятьях, было не больше пятнадцати. На ней не было ничего, кроме длинной малиновой футболки. Босые ноги были исцарапаны и покрыты грязью. Видно было, что девочка долго плакала, но сейчас слезы иссякли, и она могла только беззвучно всхлипывать.
   — Симпатичная девочка, — проговорила Аннета Эклунд. — Славное тело, хотя и молодое. Но это можно изменить. Видишь ли, если ты решишь расстрелять тело Анжелины Галлахер, следующей я одержу эту девочку. Мой коллега переломает ей все кости, изнасилует, сдерет кожу с лица, причинит ей такую боль, что она с самим Люцифером пойдет на мировую, лишь бы избавиться от нее. Но Люцифер не ответит ей из ада. Только я. Я вернусь снова. А мы с тобой придем к тому же, с чего начали, только тело Галлахер будет мертво. Поблагодарит она тебя за это, как думаешь, Ральф?
   Только нейронный оверрайд не позволил Ральфу оторвать одержательнице голову.
   — Что ей сказать? — датавизировал он совету безопасности.
   — Не думаю, что у нас есть выбор, — ответила княгиня Кирстен. — Я не могу позволить, чтобы тысячи моих подданных убили у меня на глазах.
   — Если мы уйдем, их одержат, — предупредил Ральф. — Эклунд сделает все, о чем говорила, и с этой девочкой, и с остальными. Не только здесь — по всему Мортонриджу.
   — Знаю. Но мне приходится думать о большинстве. Если одержимые прошли через кордон, мы уже потеряли Мортонридж. Я не могу потерять и Ксингу.
   — На Мортонридже живут два миллиона человек!
   — Мне это известно. Но, одержанные, они будут все еще живы. Думаю, эта женщина, Эклунд, права. Проблема одержания решится не здесь. — Короткая пауза. — Надо сокращать потери, Ральф. Скажите ей, что она получит Мортонридж. Пока.
   — Есть, мэм, — прошептал он. Аннста Эклунд улыбнулась.
   — Она согласилась, да?
   — Вы можете оставить себе Мортонридж, — невозмутимо повторял Ральф вслед за княгиней, перечисляющей условия договора. — Мы немедленно начнем эвакуацию людей из районов, вами еще не затронутых. Любая попытка повредить транспортам повлечет за собой орбитальные удары по местам вашего скопления. Любой из вас, кто попытается прорваться через кордон, который мы установим между Мортонриджем и остальной территорией континента, будет помещен в ноль-тау. Любой из вас, кого обнаружат за пределами кордона, попадет в ноль-тау. Любая террористическая атака, направленная на любого жителя Омбея и на любое строение на планете, повлечет за собой карательную экспедицию, которая отправит несколько сотен из вас в ноль-тау. Любые попытки связаться с инопланетными силами одержимых будут наказаны.
   — Ну конечно, — насмешливо отозвалась Эклунд. — Я согласна.
   — И девочка пойдет со мной, — объявил Ральф.
   — Ну-ну, Ральф. Вряд ли власти не забыли и об этом.
   — А ты проверь, — посоветовал он. Эклунд бросила взгляд на хнычущую девочку, потом вновь обернулась к Ральфу.
   — Будь на ее месте морщинистая старушка, ты бы ее судьбой озаботился? — саркастически поинтересовалась она.
   — Но ты выбрала не морщинистую старушку, верно? Ты выбрала ее, зная, как отчаянно мы защищаем свою молодежь. Твоя ошибка.
   Эклунд промолчала, только раздраженно махнула рукой мумии. Она отпустила девочку. Та пошатнулась — ее так трясло, что она не в силах была сделать шага, — и Ральф подхватил се, прежде чем девочка упала. Вес пришелся на раненую ногу, и агент поморщился.
   — Буду ждать, когда ты присоединишься к нам, Ральф, — пообещала Эклунд. — Сколько бы времени это ни заняло. Ты будешь настоящим подарком. Приходи, когда твоя душа обретет новое тело, познакомимся поближе.
   — Поцелуй меня в задницу.
   Ральф подхватил девочку и побрел назад по дороге, не оглядываясь на сотни людей, смотрящих ему вслед, — бесстрастных одержимых и отчаявшихся, рыдающих жертв, которых он так страшно подвел. Он шел, не опуская глаз и уверенно шагая. Агент понимал: если сейчас он попытается осознать масштаб катастрофы, которую навлек на этот мир, то умрет от стыда.
   — Наслаждайся своей великой победой, — бросила ему вслед Аннета Эклунд.
   — Это только начало, — мрачно пообещал Ральф.

5

 
   Плотность поля тяготения в точке, на четыре световых года удаленной от центрального светила системы Мирчуско, внезапно возросла. Поначалу эта флуктуация была размером не больше кварка. Но установившись, червоточина начала стремительно расширяться. По краям ее завихрились тонкие струйки звездного света, стекая в гравитационную воронку по мере того, как тяготение нарастало.
   Через десять пикосекунд после возникновения червоточина изменила форму. Из сферы она разом превратилась в двухмерный диск диаметром уже более сотни метров. В центре одной его стороны гравитация возросла вновь, и окружающее пространство, не выдержав напряжения, лопнуло. Открылась, точно диафрагма, сферическая лакуна.
   Из червоточины хлестнул бледно-серый фонтан газа. Вода, насыщавшая его, мгновенно превратилась в ледяную пыль, рассеивавшуюся вокруг центральной струи, слабо поблескивая в звездном сиянии. Вдоль газового фонтана уносились в бездну под его давлением разнообразные предметы. Набор их был довольно странен: клубы песка, охапки береговой травы, шевелящей корешками, точно пауки ножками, обломанные веточки белых и голубых кораллов, сорванные ветви пальм, колышущиеся капли соленой воды, стайка опешивших рыбок, чьи многокрасочные тельца разрывала декомпрессия, несколько чаек, истекающих кровью через клюв и прямую кишку.
   Потом безумный поток иссяк, остановленный более крупным телом, протискивавшимся через канал. «Юдат» выскользнул в нормальное пространство — расплющенная слезинка ста тридцати метров длиной. Синий коралл корпуса покрывал сложный лиловый узор. Едва выйдя из канала, черноястреб изменил пути тока энергии через сложную губку растровых клеток, составлявших большую часть его тела. Искажающее гравитационное поле изменило конфигурацию, и провал червоточины начал стягиваться.
   Последним предметом, проскочившим в межпространственный ход, стала человеческая фигурка. Женская, хотя это разглядеть было бы трудно — черный скафандр С-2 скрывал ее тело. Конечности ее слабо шевелились, будто она пыталась уцепиться за саму ткань пространства-времени, чтобы догнать улетающего черноястреба. Движения ее постепенно замедлялись по мере того, как сенсорный воротник костюма открывал звезды и далекие туманности вместо угрожающе бесплотной псевдоматерии червоточины.
   Доктор Алкад Мзу обнаружила, что от облегчения ее неудержимо трясет. Она свободна от хватки ставших силой уравнений.
   «Я слишком хорошо понимаю природу реальности, — подумала она, — чтобы вынести прямое столкновение с нею». Слишком много пороков у червоточин, слишком много ловушек в них таится. Квазиконтинуум, где стрелу времени приходится искусственно направлять и подталкивать; судьба, которая может поджидать попавшего в подобное не-место, может заставить позавидовать мертвым.
   Сенсоры подсказали, что, отпустив веревочную лестницу, она начнет кувыркаться. Нейросеть автоматически подавила импульсы, подступающие от внутреннего уха, — иначе ее стошнило бы в скафандр. По нервам вдоль предплечий встали анальгетические блоки. Экран физиологической диагностики подсказал, какой урон понесли ее сухожилия и мышцы, когда она цеплялась за корпус, покуда «Юдат» рвался к свободе. К счастью, ничего катастрофического — медпакеты справятся, дайте только скафандр снять.