Страница:
Я нашел в чулане моток веревки, приподнял тело вместе с ковриком, на котором оно лежало, и обвязал его за плечи, закрепив морским узлом, тугим и в то же время дававшим возможность по мере надобности ослабить веревку или затянуть ее туже. Потом я подкатил кровать к окну, пропустил веревку через медную спинку, чтобы скомпенсировать тяжесть, поднял тело и осторожно опустил его во двор.
Подергав за веревку, я освободил от нее тело и втянул ее обратно. Через минуту в дверь требовательно постучали. Я открыл и увидел группу людей в полицейской форме. На мне был домашний халат и тапочки.
— Говорят, у вас слышали шум борьбы. В чем дело? — проговорил главный, лицо его было бледным и напряженным.
Чувствовалось, что он наслышан об Эде Дженкинсе и боится допустить промах. С ним были еще четверо, правда, вид у всех у них был довольно понурый. Я почувствовал себя более уверенно.
— О, значит, вам сказали про мой звонок? — спросил я.
— Ваш звонок? — удивился полицейский.Я рассеянно посмотрел на него:
— Конечно. А кто, по-вашему, вам звонил?
— Дежурный сержант доложил мне, что звонивший отказался назвать свое имя, сказал, что живет в этом доме и что сверху слышен какой-то подозрительный шум.
Я кивнул. Разговор принимал нежелательный оборот.
— Я не назвал своего имени, боялся, что полиция мне не поверит. Последнее время мне бывает трудно в чем-либо убедить ваших ребят. В квартире наверху был шум, и я точно слышал, как кто-то упал на пол. Потом — звук убегавших шагов и тишина. Ну я и позвонил дежурному сержанту.
Офицер поскреб затылок:
— Но звонивший утверждал, что в квартире наверху живет Эд Дженкинс, известный всем Неуловимый Мошенник.
Я рассмеялся:
— Ах, вот оно что. Тут произошла путаница. Сержант спросил меня, к кому им обратиться, если понадобится дополнительная информация, и я посоветовал ему направить своих людей в квартиру Эда Дженкинса. А он, наверное, все перепутал. Вы бы поднялись в квартиру выше этажом, офицер, да взглянули, что там делается.Вы же понимаете, что с моим прошлым мне никто не верит, хотя я давно «завязал». Если за милю от меня произойдет что-нибудь эдакое, то всегда найдутся «добрые люди», которые станут говорить, что это моих рук дело. Вот почему, что бы ни произошло, я всегда стараюсь поставить в известность полицию.
Он стоял, переминаясь с ноги на ногу и наморщив лоб, мучительно напрягая свои слабые полицейские мозги.
— Ладно, я туда поднимусь, изрек он наконец. — Только сначала осмотрю вашу квартиру. Прямо сейчас. — С этими словами он вошел, сунул руки в карманы и принялся шагать по квартире.
— Пожалуйста, проходите, господа, — пригласил я остальных. — Я сожалею, что по настоянию многочисленной группы избирателей не могу теперь предложить вам элементарного гостеприимства, но эта поправка к конституции касается, скорее, мошенников, нежели полицейских чинов или представителей законодательной власти. Пожалуйста, прошу вас.
Моя речь заставила их на мгновение задуматься, но, и поразмыслив немного, они вряд ли что поняли. Войдя с настороженным, даже несколько враждебным видом, они принялись бродить по моему жилищу.
— Вам, конечно, известно, что из полицейского участка каждые две-три недели присылают людей осматривать мою квартиру, — невозмутимо проговорил я. — Если вам потребуется моя помощь, дайте мне знать.
Они не отреагировали на мое замечание, а продолжали ходить по квартире, пока не убедились, что в ней нет ничего подозрительного. Тогда старший полицейский решил подняться этажом выше. Я «сделал ход конем» и принялся отговаривать его:
— А вдруг я ошибся и вы только напрасно потревожите жильцов? Если же мои предположения правильны и там действительно совершено преступление, у них было достаточно времени, чтобы замести следы. Наверное, не стоит туда ходить.
Полицейский задумчиво посмотрел на меня и повел своих подчиненных наверх. Там их встретил целый хор недовольных сонных голосов — жильцы дружно недоумевали, что полиция делает здесь в такое время суток, — послышались словесные угрозы, переросшие в шумную перепалку. Я понял, что для жильцов сверху я уже никогда не буду добрым соседом и лучше мне куда-нибудь переехать.
Сосед сверху явно переборщил, раздавая обещания разобраться со всеми присутствующими и описывая, как полетят их головы после того, как он все доложит их начальству, — за это они тщательно обыскали его квартиру. Я слышал, как их ноги тяжело топали по полу. В квартире обнаружили спиртное. Сколько его там нашли, точно не знаю, но, по-моему, достаточно, чтобы спасти свои головы от начальственного разноса. Забрав владельца конфискованного товара и прихватив несколько «вещественных доказательств», они спустились вниз. Я и понятия не имел, что сосед занимается подпольной продажей спиртных напитков, теперь же карты ложились в мою пользу. Однако полиция могла вернуться в любое время, чтобы еще раз расспросить меня и выслушать мои показания. Поэтому я не стал тратить времени даром: подождал, когда они уйдут, не без труда перетащил труп в машину, осторожно вывел ее из гаража и уже через несколько минут мчался по ночным улицам.
Еще раньше я предусмотрительно разузнал, где живет Огден Слай. Остановив машину в темном переулке в паре кварталов от его дома, я бесшумно проник в его гараж и угнал автомобиль, хотя мне и пришлось изрядно попотеть над замком. Открывая его, я постарался не оставлять отпечатков пальцев. Соединив контактные провода, я включил зажигание, вывел машину на улицу и поехал к тому месту, где оставил свой автомобиль.Переложив труп в машину Слая, я сел за руль и, вздохнув с облегчением, направился в сторону реки. Там я вынул нож из груди убитого и забросил его подальше в воду. Коврик же спрятал в кустах, собираясь позднее зарыть его. Посадив труп на сиденье, я нажал на газ, направил машину под откос и, выпрыгнув на ходу, принялся наблюдать, как дорогостоящий автомобиль кувыркается в воздухе. Дождавшись, когда раздался прощальный грохот, я повернулся и пошел обратно.
Все, у Огдена Слая больше нет дорогого автомобиля, и, кроме того, — если он собирался повесить на меня убийство, — теперь ему самому придется поерзать и дать кое-какие объяснения властям.
Было раннее утро, когда я поставил собственную машину в гараж и прилег на несколько часиков. Похоже, мой «отпуск» кончился и период законопослушания подошел к концу. Теперь мне снова придется играть в эти игры с переодеванием, снять три-четыре квартиры в разных частях города и оборудовать каждую на свой манер.В душе своей я крыл последними словами человека с красными глазами, птичьим ртом и щупальцами вместо рук. Я ничего не мог с собой поделать — он явно влиял на мое нынешнее самочувствие.
Главные события разыгрались после обеда. Полиция обнаружила и опознала разбитую машину еще до того, как Огден Слай заметил ее пропажу. После этого события начали развиваться стремительно. Убитым оказался Эндрю Карузерс, известный больше как Неистовый Энди. Он был из хорошей семьи и занимал высокое положение в обществе. В недавнем прошлом он подвергся серии вымогательств — шантажисты неотступно преследовали его.Двое-трое его наиболее близких друзей знали о том, что он платит кому-то, и даже не раз слышали, как он грозился прибегнуть к крайним мерам, если суммы не снизятся! Однако никто из них не знал имени вымогателя, знали только, что его требования становились все тяжелее.
В тот роковой вечер Неистовый Энди вышел из дому с каким-то неизвестным, никому не сказав ни слова. Единственное, что он сделал, — это позвонил в свой клуб управляющему и сказал, что, если с ним что-нибудь случится, пусть потребуют объяснений у человека с перевязанной рукой, сломанным носом, обвислым ухом и тремя золотыми зубами, живущего под именем Стронга в дешевом отеле на Первой улице в районе между Пайн и Хемлок.
С помощью этого описания полиция вышла на некоего Билла Пиви, имевшего не только криминальное прошлое, но и перевязанную руку. Он жил в упомянутом отеле под именем Берта Стронга, однако на момент совершения преступления имел железное алиби. И все же он был изрядно напуган. Очевидно, Неистовый Энди был не так уж молод и неопытен, как казался, и, судя по всему, ему удалось напасть на след того, кто был орудием в руках главного шантажиста.
Сопоставив факты, я пришел к выводу, что Билл Пиви работает на Огдена Слая. Именно он собирал с жертв деньги и тянул всю грязную работу. Но оказалось, что Карузерс знает больше, чем ему полагается: каким-то образом ему удалось выяснить, куда ведут ниточки и кто получает деньги; поняв, кто осуществляет поборы, он начал собственное расследование.
К этому времени Огден Слай счел, что обобрал Энди до нитки и что с него больше взять нечего. Из источника доходов он превратился в досадную помеху. Тогда было решено, что Пиви зайдет к Карузерсу, покается и предложит устроить встречу с главарем преступной шайки шантажистов, заманит жертву в мою квартиру, пообещав ему встать на его, Карузерса, сторону и вдвоем насесть на главаря, заставив того раскрыть карты. Предполагалось, что Пиви без труда откроет замок моей квартиры, спрячется там вместе с Карузерсом и будет ждать моего прихода. Так и случилось. Когда ключ повернулся в замке, Пиви, воспользовавшись темнотой, пырнул Карузерса ножом и бросился бежать, оставив меня с умирающим. Добравшись до ближайшего телефона, он позвонил в полицейский участок и, представившись владельцем одной из квартир, не пожелавшим назвать свое имя, «сообщил о случившемся».
Он думал, что меня схватят при попытке отделаться от тела человека, долгое время платившего дань вымогателю и уже впавшего в отчаяние. Все это было проделано достаточно ловко, хотя сама задумка показалась мне весьма посредственной и лишенной фантазии.
Тело обнаружили в разбитой машине Огдена Слая — тем самым я разрушил их планы и загнал их в тупик. Я допускал, что у Слая есть связи в полиции. Опытный шантажист, как и любой крупный мошенник, обычно имеет в полицейском управлении своих людей, которые всегда могут уладить дело, но только, конечно, не такое: убийство — дело серьезное.
Разумеется, у полиции возникли сомнения: странно, что перед тем, как найти свою смерть, Карузерс ехал, в машине Огдена Слая, в то время как сам Огден Слай утверждал, будто его машину угнали. Старый трюк. Любой мошенник, влипнув в историю с машиной, неизменно заявляет, что ее у него угнали.
Что же касалось Билла Пиви, называвшего себя Бертом Стронгом, то мне показалось, что я его когда-то видел. Учитывая его криминальное прошлое, я решил, что вся компания наверняка на время затаится и не станет предпринимать активных действий — ведь они никак не рассчитывали, что Энди Карузерс перед своей смертью даст описание человека, известного под именем Берта Стронга.
Как бы то ни было, я давно уже сидел за игорным столом, наблюдая за игрой и ничего не ставя на кон, — пора поставить несколько монеток и попробовать выиграть. Я подошел к телефону и набрал номер Ламбертов.Трубку сняла Луиз.
— Мне нужно поговорить с тобой. Когда тебе удобно?
— Как это мило, Эд, — промурлыкала она на другом конце провода. — Ты хочешь пригласить меня поужинать или просто покататься?
— Встретимся возле «Рандеву» в восемь, — выпалил я.
— Бог ты мой, Эд, до чего же у тебя грубые манеры!Когда джентльмен приглашает даму поужинать, имеется в виду, что он должен заехать за ней, чтобы быть уверенным, что таксист не завезет ее куда-нибудь по дороге.
Все это начинало мне надоедать — слишком уж долго мне морочили голову.
— Жду тебя там, где сказал, — коротко отрезал я.
— О, Эд, ты так добр ко мне! — запела она воркующим голоском, но я уже швырнул трубку на рычаг.
Эта девица опять взбесила меня, и все же я не мог сдержать улыбки. Перед тем как встретиться с нею, мне предстояло кое-что сделать. Существуют разные способы получения информации, в том числе не совсем официальные, неприемлемые для полиции. Но как раз такой способ позволит мне узнать, как обычно действовал некий Огден Слай; возможно, этот способ сможет пригодиться и в дальнейшем.
Впрочем, иногда можно получить информацию и совершенно неожиданно, не рассчитывая на это. Путь к месту, в которое я направлялся, пролегал мимо здания суда, и я заметил, что на ступеньках толпятся какие-то люди, среди них один чуть ли не взлетал к небесам, потрясая пачкой писем.
Я остановился, чтобы узнать, в чем дело, и вскоре догадался, что он продает письма, которые «могут содержать в себе либо все, либо ничего». Мою догадку подтвердил остановившийся рядом прохожий:
— Это управляющий по делам наследства. Когда умирает очередной бедолага, оставив после себя хоть какое-то имущество, он распродает его, устраивая нечто вроде аукциона. Оказывается, существует немалый спрос на старые письма, чеки, векселя, разные любовные послания, перевязанные розовой ленточкой, которые остаются после смерти одиноких людей. Есть, знаете ли, любители, для которых это стало хобби, а есть те, кто на этом зарабатывает. Они готовы заплатить управляющему кругленькую сумму, чтобы заполучить эти бумаги. Я давно работаю в здании суда и частенько вижу эти аукционы. Вот этот малый, например, сшивается здесь уже не один год.
Я посмотрел на человека, который, поднимаясь по ступенькам, протягивал руки к связке бумаг, предлагая свою цену. Это был не кто иной, как мой старый знакомый Огден Слай собственной персоной. Его жирное пузо, колыхаясь, выступало вперед, на оплывшем лице ни тени эмоций, а нервные руки жадно тянулись к пачке писем.
Я поспешил убраться из виду и задумался. Огден Слай, замешанный в таинственной смерти, должно быть, уже дал в окружной прокуратуре подписку о невыезде до окончания следствия и все же не допускал мысли, что можно пропустить хотя бы один аукцион, где продаются письма мертвецов.
Обойдя здание суда, я вошел в него с другой стороны и отыскал стенографистку управляющего по делам наследства. Я попросил ее порыться в картотеке имущества, оставленного бедняками, и узнать, не выставлялось ли на продажу что-нибудь из вещей некоего К.В. Кинсингтона после его смерти. Она окинула меня равнодушным взглядом, свойственным всем клеркам, живущим на зарплату государственного служащего, зевнула, вышла из комнаты и вскоре вернулась, неся толстую книгу с описью имущества умершего К.В. Кинсингтона. Среди оставшихся после него вещей числились: пистолет, патронная лента, наручные часы, кое-что из одежды, чемодан и пачка писем.Все это было продано с аукциона, а вырученная сумма аккуратно занесена в книгу.
Теперь я знал все, что хотел. Мне стало ясно, как удавалось Огдену Слаю безнаказанно шантажировать людей, сохраняя при этом собственную репутацию. Он заполучал письма, читал их, составляя представление о владельце, потом находил их авторов, — вот, собственно, и все.
Как правило, люди, чьи письма продавались с аукциона, были неудачниками, однако в хранившихся у них письмах прослеживались основные жизненные этапы этих людей. Для того, кто жил вымогательством, содержание этих писем представляло надежный источник дохода. Конечно, бывали случаи, когда шантажист вытягивал пустой билет или когда игра не стоила свеч — ему попадалась, например, какая-нибудь бедная вдова, готовая отдать последние гроши, лишь бы скрыть от соседей, что ее сын просто-напросто бездельник, а не преуспевающий, как они считают, делец. И все-таки среди всей этой мелочи могло встретиться и что-нибудь значительное, что-нибудь вроде писем К.В. Кинсингтона, — наживка, на которую можно выудить крупную рыбину типа Джона Стонтона Ламберта. Интересно, что Огден Слай посадил Ламберта на крючок так ловко, что продолжал считаться другом семейства и даже настоял на оглашении его помолвки с Луиз.
В конце концов у меня начали появляться кое-какие мысли. Весь вечер, что я пробыл с девушкой, они копошились в моей голове. Она же болтала такой легкомысленный вздор, что я не мог не смеяться. Весь ее вид говорил о том, что нет в мире ничего, что могло бы ее обеспокоить.
Я попытался перевести разговор на Огдена Слая и ее помолвку.
— Помолвка! — возмутилась Луиз. — Похоже, мой папочка, которому обычно все до лампочки, на этот раз переусердствовал. Противный, гадкий! В следующий раз я займусь любовью с тобой, Эд Дженкинс… Ну, пойдем потанцуем. Перед тем как покончить с этим «филе миньон», мне хочется еще раз повертеться.
Тогда я попробовал изменить курс.
— Я уезжаю из города недели на три-четыре, — как бы невзначай заметил я.
Она споткнулась и прильнула ко мне:
— Но… ты не сделаешь ничего плохого?
Я рассмеялся, заметив, как внезапно побледнели ее щеки:
— Разумеется. Не думаешь же ты, что я уезжаю из города, чтобы учинить какую-нибудь пакость?
Мы еще немного потанцевали, но уже молча.
— Пойдем, я устала. Хочу поесть и выпить глоток чая.Знаешь, Эд, ты безнадежно отстал от жизни, и у тебя поразительно скучные манеры. По-моему, ты можешь просидеть весь вечер над апельсиновым соком. Рассудительность уже давно вышла из моды.
Мы вернулись за стол, и Луиз, опустив глаза и внезапно ссутулившись, принялась уныло ковырять ножом и вилкой содержимое тарелки. Через несколько минут она, пространно извинившись, отпросилась на минуту, а когда вернулась, я заметил, — несмотря на свежий слой пудры, — что глаза ее покраснели. Ясно одно: я был слишком важной фигурой в игре, в которой она участвовала, или, по крайней мере, думала, что участвует.
Наконец, придя к какому-то решению, Луиз заметно взбодрилась, снова стала жизнерадостной и беззаботной, словно выпускница колледжа. Я огляделся по сторонам — не вызвана ли эта перемена каким-нибудь событием извне, — но в зале было полно народу, и я не знал, на кого думать.
Мы ели и снова танцевали, потом она попросила, чтобы я отвез ее домой, и было в ее тоне что-то такое, что вызвало у меня подозрение. Тем не менее я поехал с ней. Дело зашло уже довольно далеко, и, хотя мне казалось, что я знаю, как все обернется, мне все же хотелось разузнать побольше, прежде чем открывать свои карты.
Дорогой ласкам и нежностям не было конца. До сих пор я имел о них абстрактное представление и считал себя слишком зрелым, чтобы заниматься подобными вещами. Но ее трепетные поцелуи, жаркое дыхание, губы, страстно льнущие к моим, заставили меня поверить, что время пошло вспять и все вокруг перевернулось.
И все же мои мысли витали вдалеке от этого автомобиля и девушки, где-то в глубинах несгораемого сейфа Джона Ламберта. Думал я также об оплывшем теле Огдена Слая, об этих красноватых глазах и птичьем носе, и всякий раз мне казалось, что я вижу, как его беспокойные красные волосатые руки скользят по голому плечику девушки.
Я снова пытался перевести разговор на ее помолвку и узнать, каково ее истинное отношение к Огдену Слаю.Но стоило мне упомянуть его имя, как настроение ее резко переменилось. Она содрогнулась, словно холодный ночной воздух пронзил насквозь ее тело, поцелуи стали безжизненными, и она вдруг разразилась горькими рыданиями, сотрясающими все ее хрупкое тело.
Но буря эта прекратилась так же внезапно, как и началась.
— Я люблю тебя, Эд, — сказала она, прильнув губами к моим, мокрой щекой прижимаясь к моему лицу, глаза ее блестели от слез. — Я так люблю тебя! Хотя знаю, чем все это кончится…
Я удивленно посмотрел на нее.
— Знаешь, Эд, — внезапно сказала она, решив сразить меня наповал, — ты похож на хлопотливую мамашу, без устали пекущуюся о своих чадах и не замечающую, что они давно уже выросли. Как только она принимается учить их уму-разуму, они тут же просят ее отвалить. Ведь я для тебя такое чадо, да, Эд?
Я рассмеялся. Мне-то казалось, что с ней все предельно ясно, и только теперь я начал понимать, как умело малышка распоряжается имеющимися у нее козырями.
Я отвез ее к месту, где она оставила свою машину, и отправился домой. Мне предстояло поработать над письмом К.В. Кинсингтона к Огдену Слаю. Когда работа была закончена, это оказался настоящий шедевр.
Схема действий Огдена Слая была проста. Сначала он раздобыл письма, содержащие сведения об участии Джона Ламберта в одной не совсем честной сделке, а потом предъявил ему свои требования, исходившие якобы от Кинсингтона, человека, который к этому времени был уже давным-давно мертв. Мое письмо представляло собой подделку, но я не сомневался, что этот номер пройдет. В своем письме я сообщал шантажисту, что он сделал ошибку, думая, будто я мертв, — просто меня долго здесь не было и, воспользовавшись этим, мой друг присвоил мои имя, работу и имущество, потом этот друг умер, о чем я не был осведомлен, и все мои бумаги исчезли. После долгих и кропотливых трудов все-таки удалось напасть на след писем, и в результате поисков я обнаружил, что новый владелец принадлежавших мне некогда бумаг использует их с целью шантажа. Я писал, что все деньги, до последнего цента, добытые вымогательством, должны быть возвращены мне, в противном случае Огдена Слая ждет тюрьма, хотя мне не хотелось бы идти на крайние меры.
Я долго думал над тем, каким путем Слай должен вернуть эти деньги, и в конце концов потребовал от него, чтобы он перевел их в Национальный железнодорожный банк на счет К.В. Кинсингтона.
На случай, если трюк с письмом не удастся, у меня было в запасе и еще кое-что. Я постарался представить себе ход мыслей Огдена Слая. Конечно, он не на шутку встревожится, понимая, что его правая рука — Билл Пиви — запросто может подставить его, и тогда, без сомнения, полиция заподозрит его в профессиональном шантаже. Это было бы для него полным крахом.
У него теперь есть только один выход — по возможности дольше морочить мне голову, оттягивая время, и постараться добиться личной встречи, а там уж — кому повезет.
Я написал в Национальный железнодорожный банк письмо, в котором объяснял, что собираюсь на днях заехать к ним и открыть у них счет, а потому, если на мое имя поступит крупная сумма денег, прошу принять эти деньги и подержать до того времени, когда я смогу приехать и оформить счет надлежащим образом. В письме я указал номер почтового ящика, на который я получал почту, чтобы нельзя было выследить, что она попадает в руки Эда Дженкинса.
Закинув письма на почтамт, я отправился навестить Бобо. Пес почти поправился и уже мог ходить, но я решил пока не забирать его. Во-первых, я боялся, что рана может открыться, а во-вторых, мне еще предстояло кое-что сделать. Сочтя, что на сегодня хватит, я вернулся домой и завалился спать.
На следующее утро мне позвонила миссис Ламберт и пригласила поужинать; это будет всего лишь неофициальный ужин, сказала она, только Луиз с женихом, мистер Ламберт, она и я. Я был немало удивлен. Мне вспомнилось лицо этой женщины — спокойное, без всяких эмоций, с проницательными глазами, внимательно наблюдающими за каждым движением дочери. Я принял приглашение. До чего мне хотелось взглянуть на Огдена Слая сегодня вечером!
По моим подсчетам, Огден Слай должен был получить письмо с утренней почтой. Так же как и Национальный железнодорожный банк. То, что именно в этом банке Огден Слай имеет личный счет, я обнаружил, когда рылся в бумагах, хранившихся в сейфе Джона Ламберта. Я представил себе реакцию Огдена Слая, когда он получит это письмо. Первым делом он бросится в банк в поисках информации относительно счета некоего К.В. Кинсингтона и там без труда сможет ознакомиться с моим письмом, а уж из письма узнает и мой адрес, о чем мне очень скоро станет известно.
Однако я не слишком обольщался. К полудню в моем почтовом ящике оказалось письмо от Огдена Слая. Он изъявлял желание поговорить со мною относительно касающегося нас дела, но хотел быть уверенным, что беседа останется между нами. Он просил меня позвонить по такому-то номеру и считать все дело сугубо конфиденциальным.
Итак, Огден Слай занервничал. Разумеется, не настолько, чтобы сразу поддаться грубому нажиму и расстаться с приличной суммой, но все же достаточно, чтобы решить, что от меня лучше отделаться.
Изменив голос, я позвонил ему из телефонной будки.Вряд ли он знал Кинсингтона лучше, чем я, а вот голос, звучащий по телефону, ни в коем случае не должен напоминать голос доброго друга семейства Ламбертов Эда Дженкинса.
Во время этого разговора я почувствовал себя эдаким придурковатым филантропом, хотя, с другой стороны, знал, что поступаю так не только потому, что хочу восстановить справедливость, но еще и потому, что должен отплатить за своего пса, а потом, когда это все кончится, у меня окажется в надежном месте кругленькая сумма, и Бобо будет отомщен. Только не надо спешить. Что же касается Луиз… Да ну их к черту, этих девиц! Что-то она не вызывает у меня доверия.
Уже в начале разговора я понял, что Слай заглотнул приманку и основательно повис на крючке. Для убедительности я упомянул о делах Джона Ламберта. Слаю и в голову не могло прийти, что кто-то еще, кроме самого К.В. Кинсингтона, может быть посвящен в давно забытые подробности дела. Он предлагал мне вместе обсудить проблему, но я для начала потребовал выплаты всех денег, добытых вымогательством, чтобы вернуть их Ламберту. При этом я так и кипел гневом праведным.
Слай тянул время: просил встретиться с ним прежде, чем я совершу необдуманный поступок, уверял меня, что я ошибаюсь, что он никогда не получал ни от кого никаких денег и что он все объяснит мне за несколько минут при личной встрече — в общем, всячески старался заморочить мне голову.
Подергав за веревку, я освободил от нее тело и втянул ее обратно. Через минуту в дверь требовательно постучали. Я открыл и увидел группу людей в полицейской форме. На мне был домашний халат и тапочки.
— Говорят, у вас слышали шум борьбы. В чем дело? — проговорил главный, лицо его было бледным и напряженным.
Чувствовалось, что он наслышан об Эде Дженкинсе и боится допустить промах. С ним были еще четверо, правда, вид у всех у них был довольно понурый. Я почувствовал себя более уверенно.
— О, значит, вам сказали про мой звонок? — спросил я.
— Ваш звонок? — удивился полицейский.Я рассеянно посмотрел на него:
— Конечно. А кто, по-вашему, вам звонил?
— Дежурный сержант доложил мне, что звонивший отказался назвать свое имя, сказал, что живет в этом доме и что сверху слышен какой-то подозрительный шум.
Я кивнул. Разговор принимал нежелательный оборот.
— Я не назвал своего имени, боялся, что полиция мне не поверит. Последнее время мне бывает трудно в чем-либо убедить ваших ребят. В квартире наверху был шум, и я точно слышал, как кто-то упал на пол. Потом — звук убегавших шагов и тишина. Ну я и позвонил дежурному сержанту.
Офицер поскреб затылок:
— Но звонивший утверждал, что в квартире наверху живет Эд Дженкинс, известный всем Неуловимый Мошенник.
Я рассмеялся:
— Ах, вот оно что. Тут произошла путаница. Сержант спросил меня, к кому им обратиться, если понадобится дополнительная информация, и я посоветовал ему направить своих людей в квартиру Эда Дженкинса. А он, наверное, все перепутал. Вы бы поднялись в квартиру выше этажом, офицер, да взглянули, что там делается.Вы же понимаете, что с моим прошлым мне никто не верит, хотя я давно «завязал». Если за милю от меня произойдет что-нибудь эдакое, то всегда найдутся «добрые люди», которые станут говорить, что это моих рук дело. Вот почему, что бы ни произошло, я всегда стараюсь поставить в известность полицию.
Он стоял, переминаясь с ноги на ногу и наморщив лоб, мучительно напрягая свои слабые полицейские мозги.
— Ладно, я туда поднимусь, изрек он наконец. — Только сначала осмотрю вашу квартиру. Прямо сейчас. — С этими словами он вошел, сунул руки в карманы и принялся шагать по квартире.
— Пожалуйста, проходите, господа, — пригласил я остальных. — Я сожалею, что по настоянию многочисленной группы избирателей не могу теперь предложить вам элементарного гостеприимства, но эта поправка к конституции касается, скорее, мошенников, нежели полицейских чинов или представителей законодательной власти. Пожалуйста, прошу вас.
Моя речь заставила их на мгновение задуматься, но, и поразмыслив немного, они вряд ли что поняли. Войдя с настороженным, даже несколько враждебным видом, они принялись бродить по моему жилищу.
— Вам, конечно, известно, что из полицейского участка каждые две-три недели присылают людей осматривать мою квартиру, — невозмутимо проговорил я. — Если вам потребуется моя помощь, дайте мне знать.
Они не отреагировали на мое замечание, а продолжали ходить по квартире, пока не убедились, что в ней нет ничего подозрительного. Тогда старший полицейский решил подняться этажом выше. Я «сделал ход конем» и принялся отговаривать его:
— А вдруг я ошибся и вы только напрасно потревожите жильцов? Если же мои предположения правильны и там действительно совершено преступление, у них было достаточно времени, чтобы замести следы. Наверное, не стоит туда ходить.
Полицейский задумчиво посмотрел на меня и повел своих подчиненных наверх. Там их встретил целый хор недовольных сонных голосов — жильцы дружно недоумевали, что полиция делает здесь в такое время суток, — послышались словесные угрозы, переросшие в шумную перепалку. Я понял, что для жильцов сверху я уже никогда не буду добрым соседом и лучше мне куда-нибудь переехать.
Сосед сверху явно переборщил, раздавая обещания разобраться со всеми присутствующими и описывая, как полетят их головы после того, как он все доложит их начальству, — за это они тщательно обыскали его квартиру. Я слышал, как их ноги тяжело топали по полу. В квартире обнаружили спиртное. Сколько его там нашли, точно не знаю, но, по-моему, достаточно, чтобы спасти свои головы от начальственного разноса. Забрав владельца конфискованного товара и прихватив несколько «вещественных доказательств», они спустились вниз. Я и понятия не имел, что сосед занимается подпольной продажей спиртных напитков, теперь же карты ложились в мою пользу. Однако полиция могла вернуться в любое время, чтобы еще раз расспросить меня и выслушать мои показания. Поэтому я не стал тратить времени даром: подождал, когда они уйдут, не без труда перетащил труп в машину, осторожно вывел ее из гаража и уже через несколько минут мчался по ночным улицам.
Еще раньше я предусмотрительно разузнал, где живет Огден Слай. Остановив машину в темном переулке в паре кварталов от его дома, я бесшумно проник в его гараж и угнал автомобиль, хотя мне и пришлось изрядно попотеть над замком. Открывая его, я постарался не оставлять отпечатков пальцев. Соединив контактные провода, я включил зажигание, вывел машину на улицу и поехал к тому месту, где оставил свой автомобиль.Переложив труп в машину Слая, я сел за руль и, вздохнув с облегчением, направился в сторону реки. Там я вынул нож из груди убитого и забросил его подальше в воду. Коврик же спрятал в кустах, собираясь позднее зарыть его. Посадив труп на сиденье, я нажал на газ, направил машину под откос и, выпрыгнув на ходу, принялся наблюдать, как дорогостоящий автомобиль кувыркается в воздухе. Дождавшись, когда раздался прощальный грохот, я повернулся и пошел обратно.
Все, у Огдена Слая больше нет дорогого автомобиля, и, кроме того, — если он собирался повесить на меня убийство, — теперь ему самому придется поерзать и дать кое-какие объяснения властям.
Было раннее утро, когда я поставил собственную машину в гараж и прилег на несколько часиков. Похоже, мой «отпуск» кончился и период законопослушания подошел к концу. Теперь мне снова придется играть в эти игры с переодеванием, снять три-четыре квартиры в разных частях города и оборудовать каждую на свой манер.В душе своей я крыл последними словами человека с красными глазами, птичьим ртом и щупальцами вместо рук. Я ничего не мог с собой поделать — он явно влиял на мое нынешнее самочувствие.
Главные события разыгрались после обеда. Полиция обнаружила и опознала разбитую машину еще до того, как Огден Слай заметил ее пропажу. После этого события начали развиваться стремительно. Убитым оказался Эндрю Карузерс, известный больше как Неистовый Энди. Он был из хорошей семьи и занимал высокое положение в обществе. В недавнем прошлом он подвергся серии вымогательств — шантажисты неотступно преследовали его.Двое-трое его наиболее близких друзей знали о том, что он платит кому-то, и даже не раз слышали, как он грозился прибегнуть к крайним мерам, если суммы не снизятся! Однако никто из них не знал имени вымогателя, знали только, что его требования становились все тяжелее.
В тот роковой вечер Неистовый Энди вышел из дому с каким-то неизвестным, никому не сказав ни слова. Единственное, что он сделал, — это позвонил в свой клуб управляющему и сказал, что, если с ним что-нибудь случится, пусть потребуют объяснений у человека с перевязанной рукой, сломанным носом, обвислым ухом и тремя золотыми зубами, живущего под именем Стронга в дешевом отеле на Первой улице в районе между Пайн и Хемлок.
С помощью этого описания полиция вышла на некоего Билла Пиви, имевшего не только криминальное прошлое, но и перевязанную руку. Он жил в упомянутом отеле под именем Берта Стронга, однако на момент совершения преступления имел железное алиби. И все же он был изрядно напуган. Очевидно, Неистовый Энди был не так уж молод и неопытен, как казался, и, судя по всему, ему удалось напасть на след того, кто был орудием в руках главного шантажиста.
Сопоставив факты, я пришел к выводу, что Билл Пиви работает на Огдена Слая. Именно он собирал с жертв деньги и тянул всю грязную работу. Но оказалось, что Карузерс знает больше, чем ему полагается: каким-то образом ему удалось выяснить, куда ведут ниточки и кто получает деньги; поняв, кто осуществляет поборы, он начал собственное расследование.
К этому времени Огден Слай счел, что обобрал Энди до нитки и что с него больше взять нечего. Из источника доходов он превратился в досадную помеху. Тогда было решено, что Пиви зайдет к Карузерсу, покается и предложит устроить встречу с главарем преступной шайки шантажистов, заманит жертву в мою квартиру, пообещав ему встать на его, Карузерса, сторону и вдвоем насесть на главаря, заставив того раскрыть карты. Предполагалось, что Пиви без труда откроет замок моей квартиры, спрячется там вместе с Карузерсом и будет ждать моего прихода. Так и случилось. Когда ключ повернулся в замке, Пиви, воспользовавшись темнотой, пырнул Карузерса ножом и бросился бежать, оставив меня с умирающим. Добравшись до ближайшего телефона, он позвонил в полицейский участок и, представившись владельцем одной из квартир, не пожелавшим назвать свое имя, «сообщил о случившемся».
Он думал, что меня схватят при попытке отделаться от тела человека, долгое время платившего дань вымогателю и уже впавшего в отчаяние. Все это было проделано достаточно ловко, хотя сама задумка показалась мне весьма посредственной и лишенной фантазии.
Тело обнаружили в разбитой машине Огдена Слая — тем самым я разрушил их планы и загнал их в тупик. Я допускал, что у Слая есть связи в полиции. Опытный шантажист, как и любой крупный мошенник, обычно имеет в полицейском управлении своих людей, которые всегда могут уладить дело, но только, конечно, не такое: убийство — дело серьезное.
Разумеется, у полиции возникли сомнения: странно, что перед тем, как найти свою смерть, Карузерс ехал, в машине Огдена Слая, в то время как сам Огден Слай утверждал, будто его машину угнали. Старый трюк. Любой мошенник, влипнув в историю с машиной, неизменно заявляет, что ее у него угнали.
Что же касалось Билла Пиви, называвшего себя Бертом Стронгом, то мне показалось, что я его когда-то видел. Учитывая его криминальное прошлое, я решил, что вся компания наверняка на время затаится и не станет предпринимать активных действий — ведь они никак не рассчитывали, что Энди Карузерс перед своей смертью даст описание человека, известного под именем Берта Стронга.
Как бы то ни было, я давно уже сидел за игорным столом, наблюдая за игрой и ничего не ставя на кон, — пора поставить несколько монеток и попробовать выиграть. Я подошел к телефону и набрал номер Ламбертов.Трубку сняла Луиз.
— Мне нужно поговорить с тобой. Когда тебе удобно?
— Как это мило, Эд, — промурлыкала она на другом конце провода. — Ты хочешь пригласить меня поужинать или просто покататься?
— Встретимся возле «Рандеву» в восемь, — выпалил я.
— Бог ты мой, Эд, до чего же у тебя грубые манеры!Когда джентльмен приглашает даму поужинать, имеется в виду, что он должен заехать за ней, чтобы быть уверенным, что таксист не завезет ее куда-нибудь по дороге.
Все это начинало мне надоедать — слишком уж долго мне морочили голову.
— Жду тебя там, где сказал, — коротко отрезал я.
— О, Эд, ты так добр ко мне! — запела она воркующим голоском, но я уже швырнул трубку на рычаг.
Эта девица опять взбесила меня, и все же я не мог сдержать улыбки. Перед тем как встретиться с нею, мне предстояло кое-что сделать. Существуют разные способы получения информации, в том числе не совсем официальные, неприемлемые для полиции. Но как раз такой способ позволит мне узнать, как обычно действовал некий Огден Слай; возможно, этот способ сможет пригодиться и в дальнейшем.
Впрочем, иногда можно получить информацию и совершенно неожиданно, не рассчитывая на это. Путь к месту, в которое я направлялся, пролегал мимо здания суда, и я заметил, что на ступеньках толпятся какие-то люди, среди них один чуть ли не взлетал к небесам, потрясая пачкой писем.
Я остановился, чтобы узнать, в чем дело, и вскоре догадался, что он продает письма, которые «могут содержать в себе либо все, либо ничего». Мою догадку подтвердил остановившийся рядом прохожий:
— Это управляющий по делам наследства. Когда умирает очередной бедолага, оставив после себя хоть какое-то имущество, он распродает его, устраивая нечто вроде аукциона. Оказывается, существует немалый спрос на старые письма, чеки, векселя, разные любовные послания, перевязанные розовой ленточкой, которые остаются после смерти одиноких людей. Есть, знаете ли, любители, для которых это стало хобби, а есть те, кто на этом зарабатывает. Они готовы заплатить управляющему кругленькую сумму, чтобы заполучить эти бумаги. Я давно работаю в здании суда и частенько вижу эти аукционы. Вот этот малый, например, сшивается здесь уже не один год.
Я посмотрел на человека, который, поднимаясь по ступенькам, протягивал руки к связке бумаг, предлагая свою цену. Это был не кто иной, как мой старый знакомый Огден Слай собственной персоной. Его жирное пузо, колыхаясь, выступало вперед, на оплывшем лице ни тени эмоций, а нервные руки жадно тянулись к пачке писем.
Я поспешил убраться из виду и задумался. Огден Слай, замешанный в таинственной смерти, должно быть, уже дал в окружной прокуратуре подписку о невыезде до окончания следствия и все же не допускал мысли, что можно пропустить хотя бы один аукцион, где продаются письма мертвецов.
Обойдя здание суда, я вошел в него с другой стороны и отыскал стенографистку управляющего по делам наследства. Я попросил ее порыться в картотеке имущества, оставленного бедняками, и узнать, не выставлялось ли на продажу что-нибудь из вещей некоего К.В. Кинсингтона после его смерти. Она окинула меня равнодушным взглядом, свойственным всем клеркам, живущим на зарплату государственного служащего, зевнула, вышла из комнаты и вскоре вернулась, неся толстую книгу с описью имущества умершего К.В. Кинсингтона. Среди оставшихся после него вещей числились: пистолет, патронная лента, наручные часы, кое-что из одежды, чемодан и пачка писем.Все это было продано с аукциона, а вырученная сумма аккуратно занесена в книгу.
Теперь я знал все, что хотел. Мне стало ясно, как удавалось Огдену Слаю безнаказанно шантажировать людей, сохраняя при этом собственную репутацию. Он заполучал письма, читал их, составляя представление о владельце, потом находил их авторов, — вот, собственно, и все.
Как правило, люди, чьи письма продавались с аукциона, были неудачниками, однако в хранившихся у них письмах прослеживались основные жизненные этапы этих людей. Для того, кто жил вымогательством, содержание этих писем представляло надежный источник дохода. Конечно, бывали случаи, когда шантажист вытягивал пустой билет или когда игра не стоила свеч — ему попадалась, например, какая-нибудь бедная вдова, готовая отдать последние гроши, лишь бы скрыть от соседей, что ее сын просто-напросто бездельник, а не преуспевающий, как они считают, делец. И все-таки среди всей этой мелочи могло встретиться и что-нибудь значительное, что-нибудь вроде писем К.В. Кинсингтона, — наживка, на которую можно выудить крупную рыбину типа Джона Стонтона Ламберта. Интересно, что Огден Слай посадил Ламберта на крючок так ловко, что продолжал считаться другом семейства и даже настоял на оглашении его помолвки с Луиз.
В конце концов у меня начали появляться кое-какие мысли. Весь вечер, что я пробыл с девушкой, они копошились в моей голове. Она же болтала такой легкомысленный вздор, что я не мог не смеяться. Весь ее вид говорил о том, что нет в мире ничего, что могло бы ее обеспокоить.
Я попытался перевести разговор на Огдена Слая и ее помолвку.
— Помолвка! — возмутилась Луиз. — Похоже, мой папочка, которому обычно все до лампочки, на этот раз переусердствовал. Противный, гадкий! В следующий раз я займусь любовью с тобой, Эд Дженкинс… Ну, пойдем потанцуем. Перед тем как покончить с этим «филе миньон», мне хочется еще раз повертеться.
Тогда я попробовал изменить курс.
— Я уезжаю из города недели на три-четыре, — как бы невзначай заметил я.
Она споткнулась и прильнула ко мне:
— Но… ты не сделаешь ничего плохого?
Я рассмеялся, заметив, как внезапно побледнели ее щеки:
— Разумеется. Не думаешь же ты, что я уезжаю из города, чтобы учинить какую-нибудь пакость?
Мы еще немного потанцевали, но уже молча.
— Пойдем, я устала. Хочу поесть и выпить глоток чая.Знаешь, Эд, ты безнадежно отстал от жизни, и у тебя поразительно скучные манеры. По-моему, ты можешь просидеть весь вечер над апельсиновым соком. Рассудительность уже давно вышла из моды.
Мы вернулись за стол, и Луиз, опустив глаза и внезапно ссутулившись, принялась уныло ковырять ножом и вилкой содержимое тарелки. Через несколько минут она, пространно извинившись, отпросилась на минуту, а когда вернулась, я заметил, — несмотря на свежий слой пудры, — что глаза ее покраснели. Ясно одно: я был слишком важной фигурой в игре, в которой она участвовала, или, по крайней мере, думала, что участвует.
Наконец, придя к какому-то решению, Луиз заметно взбодрилась, снова стала жизнерадостной и беззаботной, словно выпускница колледжа. Я огляделся по сторонам — не вызвана ли эта перемена каким-нибудь событием извне, — но в зале было полно народу, и я не знал, на кого думать.
Мы ели и снова танцевали, потом она попросила, чтобы я отвез ее домой, и было в ее тоне что-то такое, что вызвало у меня подозрение. Тем не менее я поехал с ней. Дело зашло уже довольно далеко, и, хотя мне казалось, что я знаю, как все обернется, мне все же хотелось разузнать побольше, прежде чем открывать свои карты.
Дорогой ласкам и нежностям не было конца. До сих пор я имел о них абстрактное представление и считал себя слишком зрелым, чтобы заниматься подобными вещами. Но ее трепетные поцелуи, жаркое дыхание, губы, страстно льнущие к моим, заставили меня поверить, что время пошло вспять и все вокруг перевернулось.
И все же мои мысли витали вдалеке от этого автомобиля и девушки, где-то в глубинах несгораемого сейфа Джона Ламберта. Думал я также об оплывшем теле Огдена Слая, об этих красноватых глазах и птичьем носе, и всякий раз мне казалось, что я вижу, как его беспокойные красные волосатые руки скользят по голому плечику девушки.
Я снова пытался перевести разговор на ее помолвку и узнать, каково ее истинное отношение к Огдену Слаю.Но стоило мне упомянуть его имя, как настроение ее резко переменилось. Она содрогнулась, словно холодный ночной воздух пронзил насквозь ее тело, поцелуи стали безжизненными, и она вдруг разразилась горькими рыданиями, сотрясающими все ее хрупкое тело.
Но буря эта прекратилась так же внезапно, как и началась.
— Я люблю тебя, Эд, — сказала она, прильнув губами к моим, мокрой щекой прижимаясь к моему лицу, глаза ее блестели от слез. — Я так люблю тебя! Хотя знаю, чем все это кончится…
Я удивленно посмотрел на нее.
— Знаешь, Эд, — внезапно сказала она, решив сразить меня наповал, — ты похож на хлопотливую мамашу, без устали пекущуюся о своих чадах и не замечающую, что они давно уже выросли. Как только она принимается учить их уму-разуму, они тут же просят ее отвалить. Ведь я для тебя такое чадо, да, Эд?
Я рассмеялся. Мне-то казалось, что с ней все предельно ясно, и только теперь я начал понимать, как умело малышка распоряжается имеющимися у нее козырями.
Я отвез ее к месту, где она оставила свою машину, и отправился домой. Мне предстояло поработать над письмом К.В. Кинсингтона к Огдену Слаю. Когда работа была закончена, это оказался настоящий шедевр.
Схема действий Огдена Слая была проста. Сначала он раздобыл письма, содержащие сведения об участии Джона Ламберта в одной не совсем честной сделке, а потом предъявил ему свои требования, исходившие якобы от Кинсингтона, человека, который к этому времени был уже давным-давно мертв. Мое письмо представляло собой подделку, но я не сомневался, что этот номер пройдет. В своем письме я сообщал шантажисту, что он сделал ошибку, думая, будто я мертв, — просто меня долго здесь не было и, воспользовавшись этим, мой друг присвоил мои имя, работу и имущество, потом этот друг умер, о чем я не был осведомлен, и все мои бумаги исчезли. После долгих и кропотливых трудов все-таки удалось напасть на след писем, и в результате поисков я обнаружил, что новый владелец принадлежавших мне некогда бумаг использует их с целью шантажа. Я писал, что все деньги, до последнего цента, добытые вымогательством, должны быть возвращены мне, в противном случае Огдена Слая ждет тюрьма, хотя мне не хотелось бы идти на крайние меры.
Я долго думал над тем, каким путем Слай должен вернуть эти деньги, и в конце концов потребовал от него, чтобы он перевел их в Национальный железнодорожный банк на счет К.В. Кинсингтона.
На случай, если трюк с письмом не удастся, у меня было в запасе и еще кое-что. Я постарался представить себе ход мыслей Огдена Слая. Конечно, он не на шутку встревожится, понимая, что его правая рука — Билл Пиви — запросто может подставить его, и тогда, без сомнения, полиция заподозрит его в профессиональном шантаже. Это было бы для него полным крахом.
У него теперь есть только один выход — по возможности дольше морочить мне голову, оттягивая время, и постараться добиться личной встречи, а там уж — кому повезет.
Я написал в Национальный железнодорожный банк письмо, в котором объяснял, что собираюсь на днях заехать к ним и открыть у них счет, а потому, если на мое имя поступит крупная сумма денег, прошу принять эти деньги и подержать до того времени, когда я смогу приехать и оформить счет надлежащим образом. В письме я указал номер почтового ящика, на который я получал почту, чтобы нельзя было выследить, что она попадает в руки Эда Дженкинса.
Закинув письма на почтамт, я отправился навестить Бобо. Пес почти поправился и уже мог ходить, но я решил пока не забирать его. Во-первых, я боялся, что рана может открыться, а во-вторых, мне еще предстояло кое-что сделать. Сочтя, что на сегодня хватит, я вернулся домой и завалился спать.
На следующее утро мне позвонила миссис Ламберт и пригласила поужинать; это будет всего лишь неофициальный ужин, сказала она, только Луиз с женихом, мистер Ламберт, она и я. Я был немало удивлен. Мне вспомнилось лицо этой женщины — спокойное, без всяких эмоций, с проницательными глазами, внимательно наблюдающими за каждым движением дочери. Я принял приглашение. До чего мне хотелось взглянуть на Огдена Слая сегодня вечером!
По моим подсчетам, Огден Слай должен был получить письмо с утренней почтой. Так же как и Национальный железнодорожный банк. То, что именно в этом банке Огден Слай имеет личный счет, я обнаружил, когда рылся в бумагах, хранившихся в сейфе Джона Ламберта. Я представил себе реакцию Огдена Слая, когда он получит это письмо. Первым делом он бросится в банк в поисках информации относительно счета некоего К.В. Кинсингтона и там без труда сможет ознакомиться с моим письмом, а уж из письма узнает и мой адрес, о чем мне очень скоро станет известно.
Однако я не слишком обольщался. К полудню в моем почтовом ящике оказалось письмо от Огдена Слая. Он изъявлял желание поговорить со мною относительно касающегося нас дела, но хотел быть уверенным, что беседа останется между нами. Он просил меня позвонить по такому-то номеру и считать все дело сугубо конфиденциальным.
Итак, Огден Слай занервничал. Разумеется, не настолько, чтобы сразу поддаться грубому нажиму и расстаться с приличной суммой, но все же достаточно, чтобы решить, что от меня лучше отделаться.
Изменив голос, я позвонил ему из телефонной будки.Вряд ли он знал Кинсингтона лучше, чем я, а вот голос, звучащий по телефону, ни в коем случае не должен напоминать голос доброго друга семейства Ламбертов Эда Дженкинса.
Во время этого разговора я почувствовал себя эдаким придурковатым филантропом, хотя, с другой стороны, знал, что поступаю так не только потому, что хочу восстановить справедливость, но еще и потому, что должен отплатить за своего пса, а потом, когда это все кончится, у меня окажется в надежном месте кругленькая сумма, и Бобо будет отомщен. Только не надо спешить. Что же касается Луиз… Да ну их к черту, этих девиц! Что-то она не вызывает у меня доверия.
Уже в начале разговора я понял, что Слай заглотнул приманку и основательно повис на крючке. Для убедительности я упомянул о делах Джона Ламберта. Слаю и в голову не могло прийти, что кто-то еще, кроме самого К.В. Кинсингтона, может быть посвящен в давно забытые подробности дела. Он предлагал мне вместе обсудить проблему, но я для начала потребовал выплаты всех денег, добытых вымогательством, чтобы вернуть их Ламберту. При этом я так и кипел гневом праведным.
Слай тянул время: просил встретиться с ним прежде, чем я совершу необдуманный поступок, уверял меня, что я ошибаюсь, что он никогда не получал ни от кого никаких денег и что он все объяснит мне за несколько минут при личной встрече — в общем, всячески старался заморочить мне голову.