Он не удосужился высчитать, сколько актрисе лет, но ей должно быть где-то шестьдесят с небольшим. Однако слово «пожилая» не подходило к этой женщине с балетной спиной, составлявшей прямую линию с шеей, с легкой походкой, с ясным и живым взглядом немного выцветших глаз. Небольшие жемчужные серьги шли к ее седым волосам, уложенным явно рукой хорошего парикмахера, сдержанная косметика освежала ее лицо, все еще красивое, с тем отпечатком строгого благородства, который метит некоторые лица с возрастом. На ней были узкие темно-серые брюки и тонкий бледно-голубой свитер, обтягивающий стройную фигуру. В прорези отложного воротника светилась нитка некрупного жемчуга в ансамбль к серьгам. Она протянула руку без единого украшения: «Алла Владимировна. Проходите, Алексей Андреевич».
Он прошел в указанную комнату. Просторная, в два окна по торцам, почти пустая. Белый салонный рояль в углу у окна; диван и два кресла, обитые синим бархатом, составляли уголок, обращенный к роялю. В другом углу царила огромная напольная ваза из молочного стекла с живыми белыми лилиями, рядом стояло белое элегантное бюро, на котором неожиданно обнаружился портативный компьютер. Еще один небольшой столик у другой стены, письменный, со стопками бумаг. Несколько афиш и фотографий Аллы в ролях по светло-голубым стенам.
– Чаю?
– Да… Или лучше кофе, если можно.
– Разумеется. Ирочка, принесите нам две чашки кофе с бисквитами, будьте любезны, – сказала Алла в открытую дверь.
Кис почему-то ожидал, что женщина, укрывшаяся на годы от всего мира, будет держаться напряженно, неприветливо – как же, чужак в святой обители! Но нет, Алла была непринужденной, легкой, от нее исходила радостная доброжелательность, словно она и впрямь была рада гостю. Или просто отработанный механизм контакта с публикой– кажется, это так называется? – не заржавел за годы затворничества и функционирует по-прежнему исправно?
Алексей ждал. Он не заговаривал первым, это был один из его маленьких профессиональных приемов, выработанных за годы сыщицкой практики: клиент должен изложить свою проблему сам, ему не следует помогать. Первые же звуки его голоса поведают множество секретов детективу – об искренности или фальши, о сомнениях или уверенности своего владельца, – а секретам нужна тишина. И потому он молчал, ожидая, что Измайлова сама приступит к делу.
Она к нему приступила несколько неожиданно:
– Вам здесь нравится?
– Да, – не совсем искренне сказал Кис. Полупустая гостиная при всей своей элегантности смущала его некоторой разреженностью пространства, почти аскетичностью. Он привык видеть плотно заставленные мебелью стены – обитатели малогабаритных квартир экономно использовали каждый сантиметр жилой площади, и даже нувориши, обзаведясь гектарными квартирами, не могли расстаться с этой советской привычкой. Впрочем, ощущение аскетичности вызывалось даже не недостатком мебели – напротив, в комнате было много воздуха и света, но… Она была стерильна. Эта комната тихо нашептывала об одиночестве, в котором укрылась от мира ее хозяйка; одиночество освещало светло-голубые углы ровным светом, оно делало прохладным синий бархат дивана, оно примешивалось к запаху белых лилий в молочной вазе… И пугало своей окончательностью.
– Вы первый мужчина, который переступил порог этой комнаты за много долгих лет… – произнесла Алла.
Он не нашелся что ответить; она не стала продолжать. Они просидели в тишине еще несколько минут, пока Ирочка, оказавшаяся невзрачной маленькой женщиной лет пятидесяти, со светлыми подкрашенными волосами, затянутыми в какой-то инфантильный школьный хвостик на затылке, не принесла им кофе. Алла поблагодарила ее кивком, Ирочка исчезла.
Актриса взяла в руку изящную кофейную чашечку, Кис последовал ее примеру, но Измайлова не поднесла ее ко рту, а, приспустив занавес своих век, выдержала недолгую паузу, будто собираясь с духом, и произнесла:
– Кажется, меня пытались убить.
Сердце Алексея нетерпеливо сунулось куда-то в ребра, как щенок мордой в колени. Неужто удача? Неужто и Измайлова входит в «черный список» неуловимого «иглометателя»? Она была знакома со всеми жертвами, и ее тоже пытались убить! И теперь, коль скоро она осталась жива, она поведает детективу о загадках прошлого!
Разумеется, он не стал делиться с актрисой подобной радостью открытия и лишь, едва сдерживая возбуждение, уточнил:
– Кажется?..
– Можно было бы предположить, что этот человек хотел у меня что-то украсть. Но у меня такое чувство, что он собирался меня убить.
– А нельзя ли по порядку? – вежливо попросил Кис. – Что за человек, когда, где?
Измайлова улыбнулась легкой, мимолетной, чуть смущенной улыбкой, которую тоже помнило ее лицо со времен выхода на бис.
…Это случилось прошлой ночью. Было два с четвертью, когда ее разбудил вой сигнализации какой-то машины под окном. Если бы не машина, то не сидела бы Алла сейчас перед детективом: сон у нее в это время хороший, крепкий, только под утро становится более чутким, и бесшумные шаги человека в комнате никогда не разбудили бы ее…
– Эти модные штучки для машин, знаете, их, по-моему, выпускает артель «Напрасный труд», – улыбнулась Алла, – стоит на них кошке чихнуть, так они тут же начинают выть…
Проснувшись, она сначала посмотрела на часы и только потом заметила черный силуэт. Он буквально замер от неожиданности метрах в трех от ее кровати…
– Вам не доводилось играть в детстве в такую игру: «Море волнуется раз, море волнуется два»? И потом все должны были замереть по команде ведущего?
– Помню. В нее, правда, больше девчонки играли.
Алла едва заметно усмехнулась мальчишескому выражению, мелькнувшему на секунду в лице детектива.
– Вот примерно так это и выглядело: черный силуэт застыл «по команде» сигнализации там, где находился. Вот, извольте посмотреть на место, так сказать, происшествия.
Актриса легко поднялась и провела Алексея в комнату, соседствовавшую с гостиной. Спальня ее тоже показалась детективу спартанской. Собственно, она была нормально и даже красиво обставлена, но Кис почему-то ожидал увидеть нечто вроде будуара, роскошного и капризного, соответствующего расхожему представлению о звездах экрана. Он же находился в довольно сдержанно меблированной комнате, скорее практично, чем роскошно. Не слишком широкая кровать, стенной шкаф, туалетный столик и рядом с ним комод с ящиками. Безделушки, духи, какие-то косметические штучки, коробочки с украшениями – нормальная картина в женской спальне. У Александры такая же картина была в ванной (за отсутствием спальни в ее однокомнатной квартире). Никаких излишеств в мебели, никаких там цветов или кружев, подушечек или черт его знает чего, что может быть в будуаре звезды…
– Он вот здесь стоял, – отвлек его голос Измайловой. – Человек был одет во все черное, как, знаете, в современных фильмах, когда банк берут. Черный костюм, свободный, вроде лыжного, черная маска. Как вы понимаете, я мало что сумела разглядеть. Могу только сказать, что рост средний и по комплекции тоже средний.
– Почему вы решили, что он хотел вас убить? Он был вооружен? Пистолетом, ножом?
– Не видела. Но просто… Он так стоял: лицом ко мне. И смотрел на меня. Я видела его глаза в прорези маски. Впечатление было таким, будто, пока я спала, он старался тихо приблизиться к моей кровати, а в этот момент сигнализация меня разбудила – некстати для него.
– Можно ли исключить гипотезу, что человек намеревался вас ограбить? В вашей спальне, как я вижу, есть ценности.
– Я не могу ничего утверждать. Но вот каким-то шестым чувством… Верите ли вы, Алексей Андреевич, в такие странные ощущения, когда без всяких на то видимых причин вы вдруг отчетливо понимаете, что именно произошло и почему? Что, например, подумал ваш собеседник, что он почувствовал? И при этом вы абсолютно уверены, что не ошибаетесь? Знакомо ли вам это?
– Вполне.
– Тогда поверьте: этот человек шел ко мне. Не к столику, на котором валяются мои драгоценности, но ко мне, к моей кровати. Учитывая мой возраст, вряд ли можно предположить, что у него имелось намерение меня изнасиловать. Он хотел меня убить.
– Ваше ощущение не подсказало вам, это был мужчина, женщина?
– К сожалению, нет.
– Что произошло дальше?
– Я закричала. Человек бросился к двери. Я побоялась бежать за ним. Вой машины разбудил Ирочку, она выскочила из своей комнаты. Но было поздно, человек уже скрылся. Она не успела его увидеть.
– Вы полагаете, что это был кто-то посторонний? Вы доверяете Ирочке?
Измайлова посмотрела на него удивленно, затем лицо ее осветилось пониманием.
– Иными словами, человеком в черном могла быть Ирочка? Мне трудно в это поверить. Я ей доверяю, мы так давно знакомы…
Кис направился к входной двери, попросил фонарик, который был незамедлительно принесен Ирочкой, и, посветив в скважину замка, хмыкнул:
– Видимых следов взлома нет.
– Что из этого следует? – поинтересовалась Алла, когда они вернулись в гостиную.
– Что если эту дверь вообще открывали ночью, то либо хорошо подобранной отмычкой – замки у вас несложные, – либо… У вас ключи не пропадали, не терялись?
– Нет.
– Вы обращались в милицию?
– Зачем? Я обратилась к вам.
– У них есть возможность сделать экспертизу замка и определить, чем он был открыт: ключом или отмычкой. У меня такой возможности нет. Почему вы не обратились?
– Я, если вы расслышали, только что объяснила: предпочла обратиться к вам, – с капризной интонацией примы произнесла Измайлова.
Алексей мельком, но внимательно глянул на нее: она не дала ему ответ, она
Он прошел в указанную комнату. Просторная, в два окна по торцам, почти пустая. Белый салонный рояль в углу у окна; диван и два кресла, обитые синим бархатом, составляли уголок, обращенный к роялю. В другом углу царила огромная напольная ваза из молочного стекла с живыми белыми лилиями, рядом стояло белое элегантное бюро, на котором неожиданно обнаружился портативный компьютер. Еще один небольшой столик у другой стены, письменный, со стопками бумаг. Несколько афиш и фотографий Аллы в ролях по светло-голубым стенам.
– Чаю?
– Да… Или лучше кофе, если можно.
– Разумеется. Ирочка, принесите нам две чашки кофе с бисквитами, будьте любезны, – сказала Алла в открытую дверь.
Кис почему-то ожидал, что женщина, укрывшаяся на годы от всего мира, будет держаться напряженно, неприветливо – как же, чужак в святой обители! Но нет, Алла была непринужденной, легкой, от нее исходила радостная доброжелательность, словно она и впрямь была рада гостю. Или просто отработанный механизм контакта с публикой– кажется, это так называется? – не заржавел за годы затворничества и функционирует по-прежнему исправно?
Алексей ждал. Он не заговаривал первым, это был один из его маленьких профессиональных приемов, выработанных за годы сыщицкой практики: клиент должен изложить свою проблему сам, ему не следует помогать. Первые же звуки его голоса поведают множество секретов детективу – об искренности или фальши, о сомнениях или уверенности своего владельца, – а секретам нужна тишина. И потому он молчал, ожидая, что Измайлова сама приступит к делу.
Она к нему приступила несколько неожиданно:
– Вам здесь нравится?
– Да, – не совсем искренне сказал Кис. Полупустая гостиная при всей своей элегантности смущала его некоторой разреженностью пространства, почти аскетичностью. Он привык видеть плотно заставленные мебелью стены – обитатели малогабаритных квартир экономно использовали каждый сантиметр жилой площади, и даже нувориши, обзаведясь гектарными квартирами, не могли расстаться с этой советской привычкой. Впрочем, ощущение аскетичности вызывалось даже не недостатком мебели – напротив, в комнате было много воздуха и света, но… Она была стерильна. Эта комната тихо нашептывала об одиночестве, в котором укрылась от мира ее хозяйка; одиночество освещало светло-голубые углы ровным светом, оно делало прохладным синий бархат дивана, оно примешивалось к запаху белых лилий в молочной вазе… И пугало своей окончательностью.
– Вы первый мужчина, который переступил порог этой комнаты за много долгих лет… – произнесла Алла.
Он не нашелся что ответить; она не стала продолжать. Они просидели в тишине еще несколько минут, пока Ирочка, оказавшаяся невзрачной маленькой женщиной лет пятидесяти, со светлыми подкрашенными волосами, затянутыми в какой-то инфантильный школьный хвостик на затылке, не принесла им кофе. Алла поблагодарила ее кивком, Ирочка исчезла.
Актриса взяла в руку изящную кофейную чашечку, Кис последовал ее примеру, но Измайлова не поднесла ее ко рту, а, приспустив занавес своих век, выдержала недолгую паузу, будто собираясь с духом, и произнесла:
– Кажется, меня пытались убить.
Сердце Алексея нетерпеливо сунулось куда-то в ребра, как щенок мордой в колени. Неужто удача? Неужто и Измайлова входит в «черный список» неуловимого «иглометателя»? Она была знакома со всеми жертвами, и ее тоже пытались убить! И теперь, коль скоро она осталась жива, она поведает детективу о загадках прошлого!
Разумеется, он не стал делиться с актрисой подобной радостью открытия и лишь, едва сдерживая возбуждение, уточнил:
– Кажется?..
– Можно было бы предположить, что этот человек хотел у меня что-то украсть. Но у меня такое чувство, что он собирался меня убить.
– А нельзя ли по порядку? – вежливо попросил Кис. – Что за человек, когда, где?
Измайлова улыбнулась легкой, мимолетной, чуть смущенной улыбкой, которую тоже помнило ее лицо со времен выхода на бис.
…Это случилось прошлой ночью. Было два с четвертью, когда ее разбудил вой сигнализации какой-то машины под окном. Если бы не машина, то не сидела бы Алла сейчас перед детективом: сон у нее в это время хороший, крепкий, только под утро становится более чутким, и бесшумные шаги человека в комнате никогда не разбудили бы ее…
– Эти модные штучки для машин, знаете, их, по-моему, выпускает артель «Напрасный труд», – улыбнулась Алла, – стоит на них кошке чихнуть, так они тут же начинают выть…
Проснувшись, она сначала посмотрела на часы и только потом заметила черный силуэт. Он буквально замер от неожиданности метрах в трех от ее кровати…
– Вам не доводилось играть в детстве в такую игру: «Море волнуется раз, море волнуется два»? И потом все должны были замереть по команде ведущего?
– Помню. В нее, правда, больше девчонки играли.
Алла едва заметно усмехнулась мальчишескому выражению, мелькнувшему на секунду в лице детектива.
– Вот примерно так это и выглядело: черный силуэт застыл «по команде» сигнализации там, где находился. Вот, извольте посмотреть на место, так сказать, происшествия.
Актриса легко поднялась и провела Алексея в комнату, соседствовавшую с гостиной. Спальня ее тоже показалась детективу спартанской. Собственно, она была нормально и даже красиво обставлена, но Кис почему-то ожидал увидеть нечто вроде будуара, роскошного и капризного, соответствующего расхожему представлению о звездах экрана. Он же находился в довольно сдержанно меблированной комнате, скорее практично, чем роскошно. Не слишком широкая кровать, стенной шкаф, туалетный столик и рядом с ним комод с ящиками. Безделушки, духи, какие-то косметические штучки, коробочки с украшениями – нормальная картина в женской спальне. У Александры такая же картина была в ванной (за отсутствием спальни в ее однокомнатной квартире). Никаких излишеств в мебели, никаких там цветов или кружев, подушечек или черт его знает чего, что может быть в будуаре звезды…
– Он вот здесь стоял, – отвлек его голос Измайловой. – Человек был одет во все черное, как, знаете, в современных фильмах, когда банк берут. Черный костюм, свободный, вроде лыжного, черная маска. Как вы понимаете, я мало что сумела разглядеть. Могу только сказать, что рост средний и по комплекции тоже средний.
– Почему вы решили, что он хотел вас убить? Он был вооружен? Пистолетом, ножом?
– Не видела. Но просто… Он так стоял: лицом ко мне. И смотрел на меня. Я видела его глаза в прорези маски. Впечатление было таким, будто, пока я спала, он старался тихо приблизиться к моей кровати, а в этот момент сигнализация меня разбудила – некстати для него.
– Можно ли исключить гипотезу, что человек намеревался вас ограбить? В вашей спальне, как я вижу, есть ценности.
– Я не могу ничего утверждать. Но вот каким-то шестым чувством… Верите ли вы, Алексей Андреевич, в такие странные ощущения, когда без всяких на то видимых причин вы вдруг отчетливо понимаете, что именно произошло и почему? Что, например, подумал ваш собеседник, что он почувствовал? И при этом вы абсолютно уверены, что не ошибаетесь? Знакомо ли вам это?
– Вполне.
– Тогда поверьте: этот человек шел ко мне. Не к столику, на котором валяются мои драгоценности, но ко мне, к моей кровати. Учитывая мой возраст, вряд ли можно предположить, что у него имелось намерение меня изнасиловать. Он хотел меня убить.
– Ваше ощущение не подсказало вам, это был мужчина, женщина?
– К сожалению, нет.
– Что произошло дальше?
– Я закричала. Человек бросился к двери. Я побоялась бежать за ним. Вой машины разбудил Ирочку, она выскочила из своей комнаты. Но было поздно, человек уже скрылся. Она не успела его увидеть.
– Вы полагаете, что это был кто-то посторонний? Вы доверяете Ирочке?
Измайлова посмотрела на него удивленно, затем лицо ее осветилось пониманием.
– Иными словами, человеком в черном могла быть Ирочка? Мне трудно в это поверить. Я ей доверяю, мы так давно знакомы…
Кис направился к входной двери, попросил фонарик, который был незамедлительно принесен Ирочкой, и, посветив в скважину замка, хмыкнул:
– Видимых следов взлома нет.
– Что из этого следует? – поинтересовалась Алла, когда они вернулись в гостиную.
– Что если эту дверь вообще открывали ночью, то либо хорошо подобранной отмычкой – замки у вас несложные, – либо… У вас ключи не пропадали, не терялись?
– Нет.
– Вы обращались в милицию?
– Зачем? Я обратилась к вам.
– У них есть возможность сделать экспертизу замка и определить, чем он был открыт: ключом или отмычкой. У меня такой возможности нет. Почему вы не обратились?
– Я, если вы расслышали, только что объяснила: предпочла обратиться к вам, – с капризной интонацией примы произнесла Измайлова.
Алексей мельком, но внимательно глянул на нее: она не дала ему ответ, она
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента