И все-таки ей было страшно трудно проникнуть в темную мглу этого дьявольского мозга, в его извилистые каналы, подобные крысиным ходам. Джина напрягалась изо всех сил, стараясь прорваться сквозь лабиринт разрозненных мыслей и страхов, сквозь преграды ненависти и злобы, окружавшие Гэвина. А он в это время тянул ее за собой.
   Все вниз и вниз, по темным, вонючим, сырым переходам… Джина не могла без отвращения ступать по этим неровным осклизлым камням, покрытым липкой грязью, среди зловонных отбросов и мышиного писка. Невольно она передернула плечами, и Гэвин тихо засмеялся, заметив это. По стенам метались тени чьих-то перепончатых крыльев; Джина задыхалась, почти теряя сознание… И когда ей показалось уже, что они завели ее в глубь земли, в самые бездны ада, сэр Клайд, шедший впереди, толчком распахнул какую-то дверь, свежий воздух, отдающий дубом и вином, пахнул им в лицо.
   Жадно хватая этот воздух широко открытым ртом, Джина остановилась на пороге. Здесь было чуть больше света, хотя все еще царил полумрак. Длинные ряды винных бочек вдоль стен, спиртовой запах с привкусом дуба, полукруглые арочные своды подвала… Винный погреб! Но как они попали сюда с крепостных стен? Должно быть, под центральной башней целый лабиринт подземных ходов…
   Гэвин толкнул ее вперед, и Джина ударилась головой о какую-то балку. Оглушенная, она теперь едва сознавала, что ее бесцеремонно тащат по неровным камням. Но зато, забыв свой собственный страх, она вдруг отчетливо ощутила страх сэра Клайда, идущего рядом.
   Он был почти осязаем, этот страх! Клубясь над ними, точно черный дым, он приобретал в его сознании черты Рональда. Джина поняла, что Клайд панически боится его. Это был не просто страх, а ужасное предчувствие того, что произойдет, когда Рон обнаружит, что его предали. Правда, мысль Клайда почти мгновенно перескочила на образ другого человека, который предал однажды Рона Гриффина. Конечно, Клайд боялся и Гэвина, но Рональда он страшился больше, и она успела это понять.
   Подняв голову, Джина обернулась к сэру Клайду.
   — А ты подумал, что сделает лорд Рональд, когда обнаружит твою измену, сэр Клайд? — вполголоса проговорила она, пристально посмотрев на него. — В таких случаях умирают мучительно и медленно…
   — Заткнись! — прорычал Гэвин, дернув ее за руку. — Открой эту дверь, сэр Клайд, — приказал он. — И поспеши! Если стража обнаружит, что я сбежал, поднимется страшный шум, начнется погоня.
   — Тут нужны по меньшей мере трое, чтобы открыть ее, — пробормотал Клайд, и голос его дрогнул от страха. — Даже Рональд не смог бы этого сделать в одиночку.
   Гэвин грубо выругался.
   — Ты говоришь о нем так, словно он может горы двигать. А он всего лишь человечек — как я и ты, как любой другой! И кровь у него проливается так же легко, как у других. Наляжем-ка все вместе на эти бочки, и они своим весом помогут нам открыть дверь.
   Толкнув Джину вперед, Гэвин, навалившись, прижал ее к выпуклому краю бочонка. Раздался слабый стонущий скрип дерева и визг ржавых дверных петель. Уже почти не сознавая себя, Джина сделала судорожный вдох и в это мгновение почувствовала, что какой-то новый голос проникает в ее сознание. Сначала слабый, этот голос становился все яснее и отчетливей, пока она не начала различать слова:
   Проклятая ведьма! Она предала Рона!.. Я всегда знал, что она заодно с Гэвином. Я говорил Рону, но он не слушал меня… Но я поймаю ее, и тогда он увидит, что я был прав…
   Брайен! Но откуда он здесь? Впрочем, неважно… Сейчас он так убежден в ее измене, так жаждет разоблачить ее, что сам идет прямо в западню! Она должна предупредить, спасти его! И в то же время только он может стать ее собственным спасителем… Но как же предупредить его, не давая Гэвину понять, что Брайен где-то рядом?
   Неожиданно извернувшись, Джина вырвалась и успела сделать шаг в сторону, прежде чем Гэвин схватил ее, грубо вцепившись в волосы и потянув изо всех сил назад. Она закричала, и этот пронзительный крик, отразившись от каменных стен и потолка, несколько раз отозвался стихающим эхом. Гэвин ударил ее рукой по щеке и швырнул на каменный пол.
   — Ах ты, ведьма! Думаешь убежать? Сэр Клайд, разбери-ка побыстрее эти бочонки. Нам нужно спешить.
   Упав на грязный холодный пол, Джина заплакала от боли. Но все это сейчас было уже неважно: она поняла, что Брайен услышал ее. Слава Богу, он предупрежден, он будет осторожен…
   Задыхаясь и пыхтя, грузный сэр Клайд разобрал оставшиеся бочонки и смог наконец открыть потайную дверь. Она зияла черной квадратной дырой, впуская порывы холодного воздуха, запах гнили и сырой земли. Гэвин поднял Джину и потащил к двери, но она упиралась, несмотря на удары и пинки. Ей хотелось выиграть время: если Брайен не подоспеет к моменту их выхода из тоннеля — она погибла.
   В сознании Джины путались страх сэра Клайда и опасливая настороженность находившегося где-то поблизости Брайена. А для нее сейчас было важно уловить мысли Гэвина. Когда же ей это наконец удалось, Джина содрогнулась. Его намерение было определенно и жестоко: Гэвин не собирался оставлять в живых ни ее, ни сэра Клайда. Только он один должен выйти к ожидающей у стен замка лошади, чтобы ускакать на ней к принцу Джону…
   Когда Гэвин потянул ее в тоннель, Джине удалось ухватиться за край каменной стены. Она бросила взгляд на Клайда, стоявшего прямо позади нее; лицо его было покрыто бледностью, заметной даже в этом полумраке.
   — Он убьет и тебя тоже! — хрипло сказала она. — Ты думаешь, он оставит тебе жизнь, понимая, как много ты знаешь?
   Гэвин повернулся и снова ударил ее по лицу, стараясь оторвать пальцы Джины от стены.
   — Не слушай эту ведьму! — крикнул он. — Пошли! Ты нужен мне, сэр Клайд, и ты это знаешь.
   Но сэр Клайд не двигался, нахмурившись, и это колебание стоило ему жизни. Не успела Джина вздохнуть, как сверкнул выхваченный Гэвином меч, и сэр Клайд, получив страшный удар в спину, по инерции шагнул вперед. Он еще успел обернуться, пытаясь, в свою очередь, вынуть из ножен меч, но кровь хлынула у него изо рта, и, покачнувшись, сэр Клайд упал, широко раскинув руки, рядом с открытой дверью в тоннель.
   И в ту же минуту появился Брайен, с глазами, горящими бешеным огнем, и обнаженным мечом в левой руке.
   — Гэвин?! О, я вижу, злые духи разгуливают на свободе в ночь на Иванов день!
   Гэвин тихо рассмеялся.
   — А ты все еще сосешь оленью титьку, ирландец, или мой кузен пожаловал тебе что-нибудь еще?
   Ловким и уверенным движением Брайен перекинул свой меч из левой руки в правую.
   — Лучше оленья титька, чем ничего, Гэвин, — язвительно ответил он. — У тебя, например, даже не будет времени раскаяться в своих грехах. — И поманил противника согнутым пальцем. — Ну, иди сюда, сейчас я прикончу тебя.
   Но Гэвин крепко вцепился в пунцовый камзол Джины и, как щит, выставил ее перед собой.
   — Сначала тебе придется убить эту женщину, — издевательски сказал он.
   Брайен мрачно пожал плечами.
   — Всем известно, что я никогда не любил ее, и если она умрет, не стану горевать. Я делал все, что мог, чтобы избавить моего лорда от этой ведьмы с того самого дня, как черт послал ее на нашу голову.
   Да, конечно, он не станет сожалеть о ней! «Но как ты объяснишь Рону, что меня убили, когда ты был рядом?» — мысленно спросила Джина, вперившись взглядом в Брайена, и тут же с изумлением поняла, что до его сознания дошел этот вопрос. Как бы то ни было, Брайен опустил меч, и на лице его отразилась растерянность.
   — Ну что ж ты, ирландец? Иди и попробуй убить меня! — подзадоривал его Гэвин.
   С этими словами он отступил назад, увлекая Джину за собой, волоча ее по острым камням туда, в узкую ветреную пасть тоннеля, в его густую чернильную темноту. Любой звук пугающим эхом отскакивал от неровных каменных стен тоннеля. Их шаги и хриплое дыхание сливались с лязгом мечей по камням, создавая какую-то причудливую какофонию. Джине казалось, что она пребывает в кошмарном сне.
   Брайен колебался недолго. Выругавшись сквозь стиснутые зубы, он ринулся за ними в темноту. Увлекаемая вперед железной рукой Гэвина, Джина ничего не видела, но прекрасно понимала, что если Брайен даже случайно промахнется в этой кромешной тьме и заденет ее своим страшным мечом, для него это не будет великой потерей. А Рону можно будет сказать, что это Гэвин ее убил…
   Но Джина не могла поверить, что Брайен был способен хладнокровно убить ее. Надо только постараться не попасть под его меч. Чувствуя, что Брайен уже достаточно близко, она уцепилась за какой-то выступ в стене, и ей наконец удалось вырваться из рук Гэвина. Это заставило его на мгновение потерять равновесие, но искать Джину в темноте у него уже не было времени. Гэвин выругался, слыша позади дыхание Брайена, и повернулся, подняв свой меч, чтобы встретить нависшую угрозу.
   Когда Брайен настиг их, Джина закричала, чтобы он знал, где она находится, и постарался обойти ее своим мечом. Но тоннель был очень узким; резкий звук стали, ударившейся о камень, прозвенел почти над ее головой. Искры посыпались в темноте, и Гэвин ударил по этим искрам, надеясь выбить меч из руки Брайена. Но Брайена уже не было там. Яростные крики вырывались из глоток сражающихся мужчин: их бешенство, слепое и безрассудное, искало выхода. Удары мечей сыпались почти наугад. Невидимые противники то сшибались, хрипя и выкрикивая ругательства, то отступали, чтобы в следующее мгновение броситься друг на друга вновь.
   Но внезапно Брайен захрипел, и Джина почувствовала, как его тяжелое тело рухнуло рядом с ней. С ужасом она услышала в темноте его хриплое слабеющее дыхание и ощутила липкую теплую влагу на своих руках, когда дотронулась до его груди.
   Джина склонилась над Брайеном всего на одно мгновение, но Гэвин успел дотянуться до нее и опять потянул за собой, волоча по каменному шершавому полу. Обессиленная, избитая, с расцарапанными до крови руками и ногами, Джина уже не могла сопротивляться и положилась на провидение.
   Но вдруг свежий воздух пахнул ей в лицо, холодный, благоухающий ветром и травами. Крошечный лучик лунного света слабо промелькнул впереди. Он исчез, потом появился вновь, и ей уже было видно Гэвина, который выделялся темной тенью над фоне расступающихся более светлых стен.
   Через мгновение они оказались снаружи. Здесь тоже было темно, хотя и не такой глубокой могильной тьмой, которая окутывала их в тоннеле. Лунный свет сквозил сквозь деревья, блестя на груде больших камней, сложенных в какую-то странную пирамиду.
   Некоторое время они оба приходили в себя.
   Тяжело дыша, опираясь на руки, Джина собиралась с силами, чтобы встать, когда неожиданно знакомое ржание донеслось до ее ушей. Не может быть! Байоша! Ее кобыла! Снова раздалось тихое ржание, и Джина поняла, что это уже другой конь. Гэвин тоже прислушался, но, очевидно, не различил, что лошадей было две. Зато Джине это придало силы: в планах Гэвина что-то разладилось, хотя она и не понимала, что именно.
   Прислонившись к камню, Гэвин хрипло дышал, ловя воздух ртом. Он, несомненно, тоже очень устал, и Джина решила воспользоваться этим. Она увидела себя сейчас его глазами: смоляные волосы, падающие на лицо, горящие ненавистью темные глаза — презрение и непокорность в каждой линии тела. И когда с жестокой ухмылкой на лице Гэвин приблизился к ней, в его глазах не было уверенности, хотя он ни за что не признался бы в этом.
   Протянув свой меч, Гэвин острием приподнял Джине подбородок, заставив ее отвести голову назад. Она вынуждена была поднять на него взгляд, но не съежилась и не испугалась. Вместо этого Джина рассмеялась ему в лицо.
   — Ничтожный, ты сам боишься смерти! — твердым голосом сказала она. — Ты больше меня страшишься иного мира. И правильно — ведь он уже ждет тебя. Я вижу это… Ты ведь знаешь, что у меня есть особый дар. И я вижу их, этих крылатых демонов, этих ползущих по праху скользких тварей, этих бесчисленных червей и крыс, которые уже ждут тебя…
   В глазах Гэвина горела ярость, и все-таки страх пробежал по спине, заставив его невольно содрогнуться. Руки его похолодели, он бросил вокруг боязливый взгляд, выдававший панику и смятение.
   — Зловредная ведьма! Да, конечно, ты должна знать о демонах и чертях, ведь ты сама принадлежишь к ним!
   Джина зловеще улыбнулась.
   — Очевидно, сэр Клайд говорил тебе об этом. И он был прав — я многое могу. Вот сейчас я читаю твои мысли и вижу все, что у тебя в душе. Хочешь, я скажу тебе, о чем ты думаешь сейчас?.. Ты спрашиваешь себя: правда ли это? Прав ли сэр Клайд и все другие, кто говорил тебе, что я ведьма. Ты спрашиваешь себя, правда ли, что я Королева эльфов и могу творить колдовские заклинания. Вот о чем ты спрашиваешь у себя!
   К сожалению, в мыслях Гэвина больше действительно ничего не было, и Джина не могла продемонстрировать свой дар во всем его устрашающем великолепии. Тогда она приподнялась на руках — какое-то дьявольское создание с растрепанными черными как смоль волосами, в причудливых лохмотьях, оставшихся от накидки, в грязном разорванном камзоле и трико — и диким взором уставилась на него… В этот момент опять заржала Байоша — это был высокий, тонкий, напевный звук. И тут же низким хриплым ржанием ей ответил другой конь. На этот раз ошибиться было нельзя, и внимание Гэвина переключилось на лошадей. Он явно начал догадываться, что его план дал осечку. Нужно было срочно спасать положение.
   Джина изобразила еще более пугающую улыбку, обнажив блестевшую полоску зубов.
   — Хочешь, я вызову силы тьмы прямо сейчас? Готов ли ты встретиться с ними, сэр Гэвин? Я могу вызвать ветер и дождь, гром и молнию, если захочу!
   Но было поздно: ей не удалось отвлечь его внимание этими зловещими словами. На счастье, Джина прочла намерение Гэвина раньше, чем он смог осуществить его, и, когда рука с зажатым в ней кинжалом метнулась в ее сторону, Джина успела отпрянуть. Все ее чувства были сейчас сосредоточены на этом человеке, от малейшего движения которого зависела ее жизнь или смерть. Ничто не мешало ему пустить в ход свой меч; она не могла позволить себе отвлечься ни на минуту, а потому не видела и не слышала ничего вокруг.
   И вдруг знакомый голос, тихий, но непреклонный, прорезал за ее спиной тьму.
   — Только тронь ее, и ты умрешь, Гэвин!
   Рон!.. Джина невольно обернулась, и Гэвин тут же воспользовался этим. Стремительным движением, похожим на бросок кобры, он схватил ее и прижал к себе.
   — Теперь я у тебя в долгу, кузен, — засмеялся он. — Эта дьяволица чуть было не ускользнула от меня — без твоей помощи мне бы ее не поймать. — И тут же поднял свой кинжал, когда Рон сделал шаг вперед. — Стоять! Если я умру, я прихвачу ее с собой.
   Очевидно, Гэвин решил, что одних слов недостаточно. Он слегка провел лезвием от уха Джины вниз к шее, и она ощутила холод кинжала и какую-то липкую влагу на коже. Ей почти не было больно, но никогда она не испытывала такого животного страха.
   — Пока всего несколько капель, — усмехнулся Гэвин, — но мы-то с тобой знаем, как много крови будет, если кинжал проникнет немного глубже. Рон сразу остановился. Облитый лунным светом, он стоял, весь натянутый, как струна, на фоне зияющей темноты тоннеля. Ярость сверкала в его глазах, и ярость кипела в голосе, когда он заговорил.
   — Отпусти ее, Гэвин! Она здесь ни при чем.
   — Как бы не так! Отпусти я ее, и ты тут же наколешь меня на конец своего меча, словно кабана. Я не такой дурак.
   Наступило молчание. Дыхание Гэвина, хриплое и тяжелое, отдавалось в ушах Джины, а его мысли лихорадочно метались в поисках выхода из безнадежной ситуации. И вдруг Джина почувствовала, как Гэвин радостно вздрогнул: спасительная мысль сверкнула в его мозгу; блеснула в сознании последним шансом, за который он и ухватился, как за соломинку.
   — Помнится, ты играл в шахматы, кузен, — хрипло проговорил он. — Да, я знаю, что играл! И был пешкой временами… — Гэвин рассмеялся коротким нервным смешком у нее за спиной. — Так вот, под боем твоя королева! Чем ты готов пожертвовать, чтобы ее спасти?
   Снова молчание, напряженное и мрачное. Прокричала ночная птица, ветер прошумел в ветвях деревьев над их головами, глухой раскат грома раздался где-то в отдалении. И наконец единственное слово прозвучало в ответ:
   — Всем.
   Гэвин был ошеломлен.
   — Всем?.. Ты готов отдать все? Замок?.. Твоего коня?.. Твои владения?.. Я не ослышался, кузен?
   — Все. Если потеряна королева — потеряно все! Любой игрок знает это. — Рон опустил свой меч, уперев его острием в землю. — Отпусти ее, и я отдам тебе все.
   Джина неотрывно смотрела на него, и жгучие слезы застилали глаза. В этот миг, в это короткое мгновение она прочла на его лице всю правду: он и в самом деле намеревался это сделать. Он готов пожертвовать всем ради нее!
   Недоверчиво, совершенно сбитый с толку, Гэ-вин переспросил:
   — Ты отдашь все ради женщины?
   — Не просто женщины. Ради этой женщины! Ради моей королевы. — Рон решительно вздернул подбородок. — Бери мой Гленлайон. Это всего лишь холодная груда камней. Я могу построить новый замок. Или завоевать себе другой. Но королева бывает только одна.
   — Поклянись! — хрипло пробормотал Гэвин. — Поклянись мне в этом рыцарским словом и своим мечом. Поклянись, Рональд Гриффин, что отдашь Гленлайон за жизнь этой женщины!
   Подняв свой меч, Рон встретил его взгляд прямым и решительным взором.
   — Клянусь своей рыцарской честью, что, если ты освободишь эту женщину, я отдам тебе Гленлайон.
   Еще на несколько мгновений повисло напряженное молчание.
   Гэвин неотрывно смотрел на своего кузена, явно не решаясь поверить в то, что услышал, хотя знал, что рыцарской клятве Рон не изменит. Неожиданно новая мысль пришла ему в голову, и он тихо рассмеялся.
   — Джон все равно отдаст мне Гленлайон!
   — Джон — не король.
   Гэвин спокойно пожал плечами.
   — Не король, но скоро будет им.
   — Даже если и будет, ты знаешь, что значит иметь дело с Джоном. Король или принц — он останется все тем же мерзавцем. Джон обманет тебя так же, как обманывает всех. — Рон сделал нетерпеливое движение в сторону Гэвина. — Отпусти ее, я сказал.
   — Ну да! Если я ее отпущу, я погиб.
   — Испытай меня. — В словах Рона была мрачная решимость. — Я дал тебе слово, и я не трону тебя.
   Гэвин судорожно вздохнул. Ему очень хотелось поверить — Джина чувствовала это, улавливая мысли, мятущиеся в его возбужденном мозгу, — но в глубине души Гэвин не доверял никому. Он судил о Рональде по себе, а сам он, не колеблясь, солгал бы в этой ситуации. Зато Гэвин прекрасно сознавал, что единственный козырь — это девушка в его руках. И пока она жива, ему ничто не грозит. Только это он и принимал сейчас в расчет.
   Отступив назад к лошадям, Гэвин покачал головой.
   — Пожалуй, я все-таки заберу ее с собой, кузен. Если ты намерен сдержать свое слово, ты не последуешь за мной. Как только я достигну Англии, я отпущу ее. Клянусь тебе в этом!
   — Нет! — Рон решительно шагнул вперед, взяв меч на изготовку. — Я не позволю тебе уехать с ней, Гэвин. Она останется.
   Покачав головой, Гэвин сделал еще шаг назад, увлекая Джину за собой. Его меч рукояткой больно врезался ей в ребра, а кинжал был по-прежнему у ее горла, холодной сталью обжигая его.
   — Я не такой идиот! — криво усмехнулся он. — Да и ты, кузен, не похож на идиота. Как только я отпущу ее, твои люди тут же прикончат меня.
   Положение снова стало критическим. Нужно было что-то предпринять, и Джина сосредоточила всю свою мысленную энергию на Байоше, которая грызла удила у Гэвина за спиной. Ее страх передался лошади. При приближении этого человека Байоша задрожала, ощутив пугающий запах его пота, его напряженные движения и шаги. А когда Гэвин подошел еще ближе, лошадь уловила запах крови на нем — угрожающий, напоминающий о жестоких ударах, о боли…
   Заржав, кобыла вдруг вскинулась на дыбы, натянув свой повод, и, взбрыкнув в воздухе ногами, копытом ударила Гэвина по плечу. Он пошатнулся и, чтобы устоять на ногах, на мгновение выпустил Джину. Этого оказалось достаточно, чтобы она тут же метнулась в сторону, и острие кинжала не достало до нее. В то же мгновение раздался крик Гэвина — хриплый вопль злости и досады.
   В стремительном львином прыжке Рон бросился на врага. Стоя на одном колене, Гэвин выхватил меч, чтобы парировать его удар, но сталь скользнула о сталь, и удары не достигли цели. И тут же оба вновь одновременно замахнулись…
   Лунный свет скользнул по гладкой поверхности лезвия всего в дюйме от груди Рона. Джина закричала. Она кинулась вперед, не рассуждая, зная только, что должна защитить его, остановить смертоносное жало! Но Рон на долю мгновения опередил своего противника и сильным ударом выбил меч из его руки. Гэвин взревел нечеловеческим голосом. Сжимая в левой руке кинжал, он сделал тщетную попытку замахнуться им, но Рон оказался проворней. Удар меча поразил Гэвина в шею, и Джина стремительно отвернулась, не в силах видеть его конец, не в силах вынести еще одну смерть… Слабый хрип, затихающий стон — и через мгновение все было кончено…
   Стоя на коленях, закрыв лицо руками, Джина рыдала в ночной тишине. Она слышала, как подошли Оуэн, сэр Боуэн и сэр Роберт, слышала их быстрый шепот в ночи, но ничего не могла с собой поделать, никак не могла остановиться. Подошли другие, и Джина поняла, что Гэвина уже унесли. Потом услышала, как Бьяджо спрашивает про нее, и чей-то тихий ответ. Но сама она не могла пошевелиться, не могла отнять рук от лица, не могла заставить себя посмотреть на людей. Не сейчас… Нет, не сейчас! Ей не хотелось видеть никого.
   Джина не знала, сколько времени простояла так — вжавшись коленями в сырую землю, с распущенными волосами, плотной занавесью закрывавшими лицо. Но вот дыхание ее постепенно выровнялось, и окружающий мир начал снова медленно проступать вокруг. Рядом с ней остался только Рон. Он сидел поблизости на камне — такой надежный и сильный — и молча ждал, когда она успокоится.
   Джина вытерла рукавом глаза, и Рон слегка улыбнулся. Его рука приподнялась, мягко отведя волосы с ее лица, нежные пальцы вытерли следы еще не просохших слез.
   — Тебе больно, цветочек? — тихо спросил он.
   Нет, ей не было больно. Она просто очень устала… Джина выдавила слабую улыбку и покачала головой. Черный локон упал ей на щеку, и Рон осторожно отвел его.
   — Слава Богу. — Он немного помолчал. — Благодари Бьяджо, что он сбегал за мной и сказал, что ты, очевидно, заблудилась. Я мог и не поспеть вовремя.
   — Ох… Рон… Ты не знаешь, а ведь Брайен…
   — Брайен спорит сейчас с Бьяджо, что полезнее для раненого — вино или мясной бульон. Он жив, и рана не опасна! Видно, один из этих амулетов все-таки защитил его. — Снова наступило молчание — какое-то легкое, успокаивающее. Потом Рон сказал задумчивым тоном, как человек, который узнал что-то новое о себе: — А ты знаешь, я ведь не сразу понял, что должен сделать это.
   Джина тут же догадалась, что он имеет в виду. Надежда, которая крошечным росточком теплилась в ее душе, теперь расцвела пышным цветом.
   — Должен?.. Ты должен был уступить Гленлайон ради меня?
   — Да. — Палец Рона прошелся по изгибу ее рта — осторожно и ласково. Сердце Джины было так полно, что она боялась: стоит ей заговорить, слезы тут же польются из глаз. Она могла только смотреть на Рона — на его освещенные лунным светом милые черты, на этот огонек в его глазах, едва видимых во мраке. А когда она положила ладонь на его руку, он улыбнулся. — Никогда не думал, что способен на такую вещь. Но я не мог допустить, чтобы он причинил тебе зло.
   — Ужасно, если бы тебе пришлось покинуть Гленлайон и Уэльс из-за меня!
   Рональд, прищурившись, поглядел на нее и слегка усмехнулся.
   — Ты меня плохо знаешь, цветочек. Я бы, конечно, уступил Гленлайон, поскольку дал свое слово, но только на время. Я никогда не отказался бы от замка насовсем! Как только ты оказалась бы в безопасности, я немедленно попытался бы отбить Гленлайон с честном бою! И это был бы уже мой трофей.
   — Но ты же сказал…
   — Я имел в виду именно это. Я действительно отдал бы ключи от замка Гэвину. Но я никогда не отказываюсь от своего навсегда. А потеряв, борюсь до конца.
   Джина слушала его в некоторой растерянности, не зная, сердиться ей или все-таки примириться с этим. В конце концов, ведь все кончилось хорошо! И не стоило сейчас переживать из-за частностей. Он мужчина, он рыцарь, и у него свои понятия о чести, с которыми ей, что ни говори, придется считаться.
   Джина подняла глаза и глубоко вздохнула. Ее взгляд упал на пунцовый шелк, видневшийся из-за кожаной перевязи, на которой висел его меч. Она протянула руку и слегка дотронулась до шарфа.
   — Ты все-таки носишь мои цвета?
   Рон улыбнулся.
   — Да. И надел их, кажется, как раз вовремя. Я ведь собирался сразиться за тебя в завтрашнем турнире. Но, похоже, мне пришлось принять участие в турнире более важном…
   Так, значит, он тоже хотел устроить ей сюрприз! Джина взглянула на него и прочла в его глазах такое глубокое волнение, какого прежде не видела никогда. О, если бы ее дар помог ей сейчас! Если бы позволил прочитать его сокровенные мысли, узнать его истинные чувства. Трепеща, она отвела глаза.
   — Я должна тебе рассказать кое-что, хотя ты, может быть, и не захочешь поверить…
   Легкая улыбка тронула его губы.
   — Я не уверен, что смогу выдержать так много откровений за одну ночь, цветочек.
   — Но это важно! Это имеет отношение… ко всему. Это касается и прошлого, и настоящего, и будущего. Ты слушаешь меня?
   Рон со вздохом кивнул.
   — Да, я слушаю, хотя боюсь, что могу пожалеть об этом.
   — Надеюсь, ты не будешь сожалеть. — Джина, в свою очередь, глубоко вздохнула, чтобы набраться храбрости, и выпалила: — У меня есть необычный дар. Я унаследовала его от матери, леди Эльфреды Мерсей. Это единственное наследство, которое досталось мне от нее, но оно не раз помогало мне в жизни.
   Рон удивленно поднял брови.
   — Но ты же говорила, что утратила свое наследство?
   — Я говорила о наследстве отца. А дар матери — совсем другое дело. Его нельзя подержать в руках; это скорее талант, способность. Мне рассказывали, что только женщины в нашем роду наследуют этот дар. И те, кто использует его, чтобы творить злые дела, обречены становиться… ведьмами. Но я никогда не поступала так, поверь мне!
   Рон уставился на нее сузившимися глазами.
   — Но ты все-таки занимаешься магией? Колдовством?
   Джина покачала головой, слабо и устало. От того, поверит ли он ей сейчас, зависело все. Ей нужно было знать, откажется он теперь от нее или навсегда оставит с собою.
   — Это не то, что ты думаешь. Просто я обладаю способностью читать мысли других людей. — Рон невольно отпрянул, и она добавила с отчаянием: — Но я не могу видеть ничего в твоем сознании, Рон! Ты единственный, кто остался тайной для меня. Даже не зная чужие языки, я все равно могу читать в душах, в сердцах людей. Но только не в твоей душе, Рон. Я пыталась, но встречала лишь глухую, сверкающую стену молчания. Ты непроницаем для меня. Так что этого ты можешь не бояться…
   Несколько долгих мгновений он молчал. Ночные совы ухали над ними на вершинах деревьев, лошади ржали, топча копытами мягкую лесную землю, из замка доносился отдаленный шум.
   Наконец Рон посмотрел на нее, качая головой.
   — Значит, Брайен был прав. Он ведь чувствовал, что ты не такая, как все.
   Сердце Джины упало. Рон поверил ей, но теперь он откажется от нее! Должно быть, он никогда ее не любил… Едва удерживая слезы, чувствуя, что мир рушится вокруг нее, Джина попыталась подняться на ноги, но слегка покачнулась. Рон тут же бережно подхватил ее.
   — Глупышка, ты думаешь, я буду любить тебя меньше оттого, что у тебя есть этот особый дар?
   Он положил руки ей на плечи и нежно прошептал:
   — Ты моя, цветочек, только моя!
   Джина улыбнулась дрожащей, полной надежды улыбкой.
   — Да, милорд. Только твоя.
   — Моя леди, моя дама сердца!
   — Твоя леди…
   — И моя любовь.
   Джина вздохнула, и слезы все-таки заструились у нее по щекам.
   — Если бы ты знал, как я счастлива слышать это! Я тоже люблю тебя, Рон…
   — А как же это проклятое предсказание? Ты откажешься от него ради меня?
   Ну надо же! Как и всякий мужчина, он начинал выдвигать новые требования именно тогда, когда женщина готова была отдать ему все…
   — Я не могу.
   Джина заметила, как в его глазах вспыхнуло неудовольствие, а губы упрямо сомкнулись. И тогда, боясь рассердить его, она торопливо добавила:
   — Ты не понял меня, Рон! Я не могу отказаться от этого пророчества — ведь оно связано с тобой… Я и сама очень долго ничего не понимала, но Элспет велела мне повторять его мысленно слово в слово, почаще думать о нем — и произошло чудо! Мне стало ясно, что предсказание сбылось! Я должна была обрести то, что потеряла. А потеряла я счастье, Рон. И мое счастье вернулось ко мне именно так, как говорилось в пророчестве: ведь грифон — это твой герб.
   Рон Гриффин рассмеялся и привлек ее к себе. Рука его мягко коснулась ее волос, и он медленно отвел голову Джины назад, чтобы заглянуть ей в глаза.
   — Ты станешь моей женой? Перед Богом и людьми?
   — Да, милорд, навсегда! Я буду твоей женой, и я никогда не предам тебя. — Она легонько дотронулась до шрама на его щеке, ласково отвела назад светлые волосы. — Ты знаешь, я долго не могла вспомнить своего настоящего имени. А теперь вспомнила. Меня зовут Фарах, что означает «счастье». Это имя арабское, меня так назвали при рождении.
   Рон удивленно поднял брови.
   — Фарах… Мне еще придется привыкнуть к этому имени. Но ты всегда будешь для меня «мой цветочек».
   Подняв Джину на руки, он подошел к оседланным лошадям и усадил ее на Байошу. Но не отнял руки, а продолжал обнимать ее за талию, словно боялся опять потерять свое сокровище. Лунный свет проникал сквозь кружево ветвей, отражаясь на лице Рона, серебря его светлые волосы. Джина наклонилась и поцеловала его. А когда выпрямилась, он шепнул ей:
   — Я люблю тебя, цветочек!
   — И я тоже люблю тебя.
   Ночная птица негромко прокричала в лесу, летучая мышь мелькнула над их головами. Был канун Иванова дня, ночь волшебства и магии. Время, когда лесные феи завлекают рыцарей туда, где нет тревог, где царят счастье и вечный покой, где праздник жизни длится бесконечно. Может, и было что-то в той сказке, рассказанной Брайеном? Ведь не все же в сказках неправда, в конце концов…