Гавальда Анна. Я ее любил / Я его любила

   - Вам жарко, госпожа графиня?
   Госпожа графиня не может шевельнуться, слишком уж много шляп надела.
   Мы сносим вниз старую колыбельку. Люси говорит, ее надо покрасить.
   - В розовый цвет? - спрашиваю я.
   - Как ты догадалась?
   - Я очень умная.
   Звонит телефон. Люси снимает трубку. Долго слушает, наконец, спрашивает: - Хочешь поговорить с мамой?
   Немного погодя вешает трубку. Но к нам не возвращается. Я помогаю Марион разобраться с колыбелькой.
   Спустившись на кухню, нахожу дочь за столом. Сажусь рядом. Мы смотрим друг на друга Вы с папой полюбите друг друга когда-нибудь снова? - Нет.
   - Ты уверена? - Да.
   - Я и так знала…
   Встав, она добавляет:
   - Знаешь, что я еще хотела тебе сказать?
   - Нет. Что?
   - А то… что птички, они все съели…
   - Правда? Ты точно знаешь?
   - Ну да. Пойди сама посмотри…
   Она обошла вокруг стола и взяла меня за руку. Мы стоим у окна. Я и маленькая белокурая девочка в старом пластроне от смокинга и съеденной молью юбке. Ее « You' re a Barbie girl»вдеты в ботиночки прабабушки. Моя материнская рука обнимает ее за плечи. Мы смотрим, как деревья в саду сгибаются под ветром, и думаем, скорее всего, об одном и том же… В ванной так холодно, что я боюсь высунуть плечи из воды. Люси намылила нам головы шампунем и придумывает потрясающие прически. «Смотри, мама! - взвизгивает она. - У тебя на голове рожки!»
   - Это я и без нее знаю.
   - Веселого тут мало, но я смеюсь.
   - Почему ты смеешься?
   - Потому что я глупая.
   - А почему ты глупая?
   Мы вытерлись, пританцовывая.
   Надели ночные рубашки, носки, тапки, свитера, халаты, а поверх - снова свитера.
   Потом мои пингвинята спустились вниз - поесть супу.
   Электричество вырубилось как раз в том момент, когда слоненок Бабар баловался с лифтом универмага под разгневанным взглядом портье. Марион расплакалась.
   - Подождите, сейчас я все исправлю.
   - Ой-ей-ей-ей-ей, а-у-у-у…
   - Прекрати, крошка Барби, ты расстроишь сестру.
   - Не называй меня крошкой Барби!
   - Тогда перестань.
   Дело было не в переключателе и не в пробках. Ставни хлопали, двери скрипели и стонали, весь дом был погружен в темноту.
   Сестры Бронте, молитесь за нас!
   Когда же наконец вернется Пьер?
   Я стащила матрас девочек вниз, на кухню, - без электрического радиатора наверху они спать не могли. Обе были ужасно возбуждены и прыгали как блохи. Мы отодвинули стол и бросили их «походную кровать» на пол перед камином.
   Я улеглась между ними.
   - Мам, а Бабар? Ты не дорассказала…
   - Тсс, Марион, тсс! Лучше смотри прямо перед собой. Смотри на огонь! Он поведает тебе много интересного…
   - Да, но…
   - Тссс…
   Они мгновенно заснули.
   Я прислушивалась к шорохам в доме. В носу у меня щипало, и я терла глаза, чтобы не плакать.
   Моя жизнь похожа на эту кровать, думала я. Хрупкая. Зыбкая. Подвешенная.
   Я все ждала, что дом вот-вот сорвется и улетит прочь.
   Я думала о том, что теперь я брошенная женщина.
   Забавно, как некоторые образные выражения оказываются не просто образными. Ведь нужно хоть однажды сильно испугаться, чтобы понять, что такое «холодный пот», или серьезно поволноваться, чтобы осознать, каково оно, когда «сосет под ложечкой». Разве не так?
   «Брошенная женщина» - то же самое. И кто только такое придумал?
   Бросить за борт.
   Оторвать и бросить.
   А самому сняться с якоря.
   Выйти в открытое море, расправить крылья и предаваться любви на других широтах.
   И, правда, лучше не придумаешь…
   Я становлюсь злобной, и это хороший признак. Еще несколько недель - и я подурнею.
   Тебе кажется, что ты бросил якорь, - но это ловушка. Ты принимаешь решения, берешь на себя обязательства, получаешь кредиты, ну и рискуешь, конечно. Покупаешь дома, селишь малышей в розовые детские, и каждую ночь спишь в объятиях супруга. И радуешься… Как это у нас говорилось?… Радуешься согласию. Да, именно так мы говорили, когда были счастливы. И даже когда уже не были…
   Ты считаешь, что имеешь право на счастье - и это тоже ловушка. Какие же все мы дураки! Надо же быть столь наивными, чтобы хоть на секунду поверить, будто мы держим под контролем свою жизнь.
   Она выходит из-под контроля, но это не страшно. И даже не очень интересно…
   В идеале все же было бы узнавать об этом пораньше.
   Насколько «пораньше»?
   Пораньше.
   До того, как начнешь перекрашивать комнаты в розовый цвет, например…
   Пьер прав - зачем проявлять слабость?
   Чтобы били больнее?
   Моя бабушка часто говорила: чтобы муженька при себе удержать, надо потчевать его всякими вкусностями. Это не про меня, бабуля, не про меня… Во-первых, я не умею готовить, а во-вторых, мне никогда никого не хотелось удерживать.
   Что ж, ты своего добилась, девочка моя!
   Я наливаю себе коньяку, чтобы отпраздновать.
   Поплакать - и баиньки.
   Следующий день показался мне очень длинным.
   Мы отправились гулять. Кормили лошадок хлебом в конно-спортивном центре и провели там уйму времени. Марион каталась на пони. Люси не захотела.
   Мне казалось, что я тащу на себе тяжелый рюкзак.
   Вечером был спектакль. Мне везет, у меня дома что ни день, то спектакль. На сей раз в программе значилось: Маленькая девочка, которая не хотела уходить.Они очень старались меня развлечь.
   Я плохо спала.
   На следующее утро сердце у меня ныло. На улице было слишком холодно.
   Девочки все время хныкали.
   Я попыталась развлечь их игрой в первобытных людей.
   - Вот смотрите, как первобытные люди готовили свой «Несквик»… Ставили кастрюльку с молоком на огонь, да, вот так… Тост? Нет ничего проще, кладем кусочек хлеба на решетку над огнем и - оп-ля-ля! Внимание! Тут не зевай, иначе обуглится. Кто хочет поиграть со мной в первобытных людей?
   Увы, моим девочкам было плевать на игру, есть они не хотели. А хотели смотреть треклятый телевизор.
   Я обожглась. Услышав, как я вскрикнула, Марион заплакала, а Люси разлила какао на диван.
   Я села, схватилась руками за голову. Мне хотелось ее отвинтить, положить перед собой на пол и отшвырнуть как можно дальше. Так далеко, чтобы ее больше никто никогда не нашел. Я и по мячу-то бить не умею. Наверняка промахнулась бы.
   В этот момент появился Пьер.
   Он был огорчен, что не мог со мной связаться, потому что на линии случился обрыв, и потряхивал пакетом с горячими круассанами перед носом девочек.
   Они смеялись. Марион пыталась схватить его за руку, а Люси предлагала выпить первобытного кофе. Первобытного кофе? Да с удовольствием, дорогая Малышка Хрустик! У меня от этой сцены на глаза навернулись слезы.
   Он положил мне руку на колено.
   - Хлоя… Все в порядке?
   Мне хотелось ответить - нет, совсем не в порядке, но я была так рада его видеть, что соврала.