Гай Юлий Орловский. Ричард Длинные Руки – конунг

   Я спросил ошалело:
   – Вы и там побывали?
   Она мило улыбнулась.
   – Женщины любопытны, милый Ричард.
   – Гм… в отношении платьев – понимаю. Но железная дорога…
   – Железная? Она железная?
   Я покрутил пальцем в воздухе.
   – Бывает же у человека железная воля? Или холодный взгляд?.. Техника – это так скучно и не по-женски… Расскажите, какие фижмочки в моде, какие оборочки, какие пуговицы…
   Она лукаво улыбнулась.
   – Милый Ричард, не увиливайте. Все равно такое в тайне не удержать, как ни старайтесь.
   – Да я и не стараюсь.
   – Вам удалось отыскать что-то из вещей Древних?
   Я ухмыльнулся.
   – Вы же знаете мое отношение к этим штукам.
   – Знаю, – согласилась она. – Но все же пользуетесь? Не увиливайте, сэр Ричард.
   – Лучше я, – ответил я, – чем другие.
   – Значит?
   – Не угадали, – сказал я, – все делаем сами. Насыпь, кюветы, шпалы, штопки, костыли, накладки… В монастырских мастерских вовсю клепают части для паровоза.
   – Паровоза?
   – Да, парового воза, – пояснил я. – Впереди век пара, милая леди!.. Паровых мельниц, паровых молотов, паровых колес, паровых… еще чего-нить. Даже детей будут зачинать с помощью пара и света.
   – Это… как?
   – Заходит в комнату пара, – объяснил я, – гасят свет… А дальше, как обычно.
   Она расхохоталась, лямки соскользнули с обоих плеч, приглашая к более вольной беседе, но взгляд все такой же острый, голосок звучит как убаюкивающий ручеек, скачущий по камешкам, но я не замечаю ни одного слова, бьющего мимо цели.
   – Ах, милый Ричард… Уверены, что ваша затея не провалится?
   – Пока не проваливались, – ответил я самоуверенно.
   Она покачала головой.
   – Вы просто о них забываете. Чем закончился поход к замку мятежного рыцаря Сулливана, а ныне барона с вашей легкой руки?.. Было совсем недавно, а вы уже и не помните! Счастливый человек. Другой бы себя загрыз… Согласна, баланс побед и поражений пока в вашу пользу. Но дорогу строите совсем уж нелепую…
   – На Юге таких нет? – спросил я с любопытством. – Ну да, там либо дикость, либо остатки очень высоких технологий, не отличимых от волшебства, уразуметь которые никто и не пытается. А здесь именно то, что можно понять, повторить, сделать самим, даже усовершенствовать. Леди Бабетта, вы так ничего и не рассказываете о Юге! Это не по-дружески.
   Она ответила с небрежностью:
   – А что вам интересно? Например, Юг просто безумно силен…
   – Не так уж и, – возразил я. – После Войны Магов в недрах уцелели кое-какие защитные механизмы. Потому Юг в защите силен, но слаб в нападении.
   – Вы так думаете?
   – Это бесспорно, – ответил я. – Иначе Юг уже покорил бы Север.
   Она мило улыбнулась.
   – А если Югу это неинтересно? Что можно взять у дикарей?
   Я покачал головой.
   – На Юге люди не такие уж и… цивилизованные. Они бы с удовольствием завоевали Север, если бы смогли.
   Она всматривалась в меня с интересом.
   – Вы говорите так уверенно…
   – У меня есть на то основания, – ответил я загадочно.
   Она широко распахнула глаза.
   – Как здорово!.. И даже в постели не проговоритесь про источник информации?
   – Попытайтесь, – предложил я скромно.
   Она подумала, сказала задумчиво:
   – Можно бы попытаться, однако… как бы это вы сами меня не раскололи в постели… Я такая слабая, податливая, незащищенная, наивная, уступчивая, доверчивая… Мне можно будет съездить посмотреть, как эта дорога выглядит?
   – Вы уже все посмотрели, – ответил я с небрежностью в голосе. – Но рабочие ничего не знают, а на монахов ваши чары не подействовали, верно?
   – Да я и не старалась, – ответила она и наморщила нос. – А вы лично поведете войска в Гандерсгейм?
   – Повинуясь приказу императора, – ответил я.
   Она дерзко улыбнулась.
   – А если бы это не совпадало с вашими замыслами?
   – А зачем мне Гандерсгейм?
   – Постоянная угроза, – напомнила она. – А вы не тот человек, который смирится с таким положением. Из тех, кто дает сдачи… заранее?
   – Я постарался бы договориться с гандерсгеймцами, – пояснил я. – Не люблю воевать.
   – Не любите? А кто…
   Я прервал:
   – Люблю побеждать, а это другое. Для победы не обязательно бить противника по голове, хотя, кто спорит, это помогает. В смысле, упрощает путь к победе. Хотя…
   – Что «хотя»?
   – Хотя делает ее не такой прочной.
   Она чарующе улыбнулась.
   – Милый Ричард, меня вы завоевали прочно.
   – А уж вы меня… – ответил я ей в тон.
   Мы с улыбками смотрели друг на друга и даже не чувствовали смущения, что брешем так бесстыже. Когда каждый из нас понимает, что брешет не только он, но и ему, это несколько затрудняет общение, но сильно облегчает совесть.
   – Леди Бабетта, – сказал я, – у меня куча дел. Но если хотите, продолжим нашу деловую беседу в постели. Вы, как я уже заметил, не брыкаетесь во сне и не стягиваете одеяло. Это самое главное для женщины, чтобы считаться очаровательной.
   – А храплю? – осведомилась она с беспокойством.
   – Не заметил, – признался я.
   – Слава богу, – сказала она с облегчением. – А то вы не упомянули в перечне моих несомненных и ярко выраженных достоинств.
   – Я только начал перечислять, – сказал я галантно. – Но могу и продолжить…
   – Не надо, – прервала она, – это продлится до утра, я же знаю, что замечательная. Мне бы тоже хотелось продолжить в таком уютном месте, но… тоже куча дел. И, не поверите, тоже интересных.
   Сэр Жерар, как будто все слышал, хотя почему нет, приоткрыл дверь и спросил торопливо:
   – Вас дожидаются лорды, вы их вызвали…
   Я вздохнул.
   – Вот видите, Бабетта, я тоже, как загнанная лошадь. Даже как загнанный конь.
   Она прервала:
   – Тогда я воспользуюсь вот этой вашей потайной дверью? Не делайте большие глазки! Или вы о ней не знали?
   Она исчезла, сэр Жерар выждал нужное время и сказал тихо:
   – Я решил, что…
   – Лордов опять придумали?
   Он кивнул.
   – Мне показалось…
   – Правильно показалось, – прервал я. – Похоже, мне в самом деле нужно отлучиться на денек-другой.
   Он спросил с заминкой:
   – Позволено ли мне узнать…
   – К Тоннелю, – прервал я. – Так и отвечайте. Ваш лорд держит его под неусыпным контролем, бдит и бдит. При малейшей попытке захватить… имею в виду серьезные попытки, предпочтет обрушить гору сверху, на этот раз перекрыв дорогу намертво! Так пусть и знают все, кто начал забывать.
   Он кивнул, лицо остается бесстрастным, ни одобрения, ни неудовольствия, настоящий дипломат, мне бы так.
   – Хорошо, ваша светлость. Вы правы, такое нельзя упускать из рук.
   – Еще бы!
   – Древние были сильны, – проговорил он со вздохом. – Я прошел по Тоннелю со всей нашей армией и дивился больше всего месту, где Тоннель…
   Я переспросил:
   – А что там особенного?
   – Никогда бы, – пояснил он, – не стал искать его там!.. Хребет где-то шире, где-то уже, и разумнее пробить в самом узком месте. Но Древним все равно, пробили вблизи того места, где у них уже имелась дорога. Это говорит о их не измеримой нашими мерками мощи.
   – Эта мощь в наших руках, – ответил я бодро, но вспомнил, что двери в складские помещения открываются только перед Бобиком, добавил: – И мы эту мощь не упустим.

Глава 5

   От разговора с леди Бабеттой впервые остался недобрый осадок. К Тоннелю отношусь ревниво, слишком разные формации по обе стороны, и если контроль над ним захватит кто-то другой…
   На рассвете, свистнув прихвостню на кухне, я на Зайчике выметнулся за ворота Геннегау.
   Воздух свежий и такой прозрачный, словно его нет вовсе, в город уже двигаются повозки и навьюченные животные, щелкают кнуты погонщиков скота, резкими голосами кричат овцы, мычат коровы, покачиваются корзины с сыром, кувшины с молоком – все это навьючено на лошадей и осликов.
   Я свернул в сторону от дороги, не стоит пугать народ и животных бешено скачущим всадником на огромном черном коне, которого сопровождает Адский Пес, мысли вернулись к моей особой дороге.
   Под надзором монахов ее строят спешными темпами от самого Геннегау. Хорошо бы начать еще и по ту сторону Хребта, но слишком рискованно. В Армландии как нигде сильны традиции удельных лордов, а мой авторитет не настолько велик, чтобы мог не считаться с правами феодалов, по чьим землям пройдет дорога, и не получить сдачи.
   То ли дело здесь, в покоренной стране, где сразу без всякой жалости истребил всякое сопротивление, а остальным показал, что и впредь буду вести себя как тиран, так как, знаете ли, сейчас военное положение. А вот когда перейдем на мирное, тогда и получите право голоса и некоторые послабления.
   Мы мчались параллельно дороге, но на почтительном расстоянии, чтобы не пугать рабочих. Последние миль пять на насыпи уже уложены шпалы, отесанные и обмазанные смолой, чтоб не гнили, а последнюю милю перед Тоннелем не просто уложены, но и возле каждой высятся аккуратные горки мелкого щебня или ракушек.
   Я остановил коня, Бобик благовоспитанно сел, даже не запыхался, зверюка. В нашу сторону рабочие повернули головы, к нам заспешил рослый монах.
   Бобик не сдвинулся, но монах на всякий случай зашел с другой стороны, смиренно поклонился.
   – Ваша светлость?
   – Бригада по укладке рельс собрана? – спросил я.
   Он ответил несколько смущенно:
   – Все сделано, как вы велели. И молотобойцев уже созвали из всех ближайших деревень…
   – А костыли изготовили?
   Он переспросил опасливо:
   – Это те странные гвозди… такие толстые и четырехгранные?
   – Да.
   – Все готово, ваша светлость… Только не знаю, как это все…
   – Узнаешь, – оборвал я. – Собери монахов, которым можно доверять. И с десяток дюжих мужиков. Не слишком пугливых, конечно.
   Он перекрестился, спросил тише:
   – Что нас ждет?
   – Скоро привезут длинные такие стальные полосы, – объяснил я, – мужики будут укладывать ровными рядами, а вы приговаривать, что во славу Господа. Я не хочу ни слухов, ни волнений.
   Он поднял голову и бесстрашно посмотрел мне в глаза.
   – А это в самом деле во славу Господа?
   – Я паладин, – напомнил я сурово. – Мы строим Царство Небесное, а не просто коптим небо!
   – Слушаюсь, ваша светлость.
   Я тронул коленом Зайчика, мы понеслись к Тоннелю, а монах торопливо крестился сам и крестил на всякий случай меня, во избежание, так сказать. Доброму христианину только на пользу, а нечисть сразу закричит дурным голосом и превратится в смрад и дым.
   Монастырь святого Квинтиллия, вспомнил я. Эти менее продвинуты, чем цистерианцы. Те хватают на «ура» все технические новинки, спешно и с наслаждением приспосабливают к работе и даже не приговаривают «Во имя Господа», это и так понятно, вся техника, облегчающая работу, только от Господа, а как иначе, это Он сам подсказывает светлые идеи.
   Справа по извилистой дороге в сторону темного зева Тоннеля тянутся тяжело нагруженные телеги, идут караваны обвешанных тюками коней, осликов, мулов и даже верблюдов. Все с недоумением посматривают на прямую насыпь, что идет от Тоннеля: вроде бы дорога, но обтесанные и перемазанные дегтем бревна зачем-то уложены поперек на расстоянии шага одно от другого.
   По бокам насыпи канавы, но это всем понятно, для отвода воды, а то размоет насыпь.
   Я все сбавлял скорость, а когда впереди показался и начал стремительно вырастать лагерь строителей, пустил Зайчика легкой рысью, а Бобику велел держаться смирно сзади.
   Возле шалашей и наскоро построенных бараков горят костры, в котлах на треногах варится похлебка, ветерок донес аромат мясного супа. На веревках сушится выстиранное белье, монах одиноко ходит, тяжело прихрамывая и опираясь на посох, все остальные суетятся на дороге.
   Мы двигались вдоль кювета, нас заметили, но работы не остановились, только монахи начали всматриваться с подозрением, а один, высокий и плечистый, решительно направился в нашу сторону.
   Улыбаясь, я вскинул руку.
   – Приветствую, отец Удодерий!.. Как продвигается работа?
   Он мгновение всматривался в меня, затем низко поклонился.
   – Ваша светлость, сэр Ричард!.. – произнес он звучным и неторопливым голосом. – Простите, мы вас не ждали… так быстро. А работа идет…
   – В сроки укладываетесь?
   – Даже опережаем, – заверил он, – хотя многие даже не понимают, что делают.
   – Скоро поймут, – пообещал я. – Когда увидят своими глазами. Отец Удодерий, вы и тут старший по части механики?
   Он с достоинством поклонился.
   – У нас весь монастырь ею занимается, – ответил он спокойно. – Это угодно Господу. Он сам был Первым Механиком и нам завещал сие богоугодное дело…
   – Прекрасно сказано, – восхитился я. – Не зря отец Дитрих доверил вам такое дело! Итак, подберите надежных монахов. Крепких и не болтливых.
   – Сколько человек?
   – Полдюжины должно хватить, – сказал я. – Но можно и дюжину. Больше не надо. Чем больше людей, тем скорее пойдет утеря секретной информации, а слухи так вообще. Направляйте в Тоннель. Если не встречу по крайней занятости лично, вас встретит вон эта Божья собачка.
   Он взглянул на Божье создание, содрогнулся, но ответил лишь чуть-чуть осевшим голосом:
   – Значит, пришло время?
   – Да, – ответил я. – Да узрят неверующие знаки внимания Господа нашего!
   Я повернул коня в сторону черного зева Тоннеля, отец Удодерий сказал вдогонку:
   – Ваша светлость!.. Я вообще-то как раз отправил группу монахов в Тоннель… Их повел отец Силеверстиус.
   – Вы просто чуете, – сказал я пораженно, – что и как надо!.. Мне бы таких министров. Ладно, я пойду догонять, а вы будьте наготове. Начинается главная работа.
   Он взмахом руки подозвал двух монахов, больше похожих на молотобойцев, бросил пару слов и почти бегом заторопился в сторону черного зева, куда нескончаемым потоком тянутся и тянутся нагруженные телеги и навьюченные животные.
   Я быстро оглядел лагерь строителей, все наспех, однако работа делается быстро и добротно, монахи хоть и не все своими руками, но ревностно следят, чтобы рабочие не халтурили.
   – Одобряю, – сказал я наконец. – Бобик, к Тоннелю! Далеко не убегать!
   Отец Удодерий вскарабкивался на мула, Зайчик весело ржанул и, обогнав его, пошел красивым галопом в стороне от основного пути, нам бездорожье не помеха, только у самого входа пришлось сбросить скорость.
   Нагруженные телеги двигаются непрерывным потоком в обе стороны. Купцы нередко идут рядом, лошадям и так тяжело, их обгоняют всадники на легких быстрых конях, эти больше похожи на приказчиков, которым велено спешно вызнать, что и почем в новых землях. Вообще купцы всегда были теми авантюристами, что открывают страны и народы…
   Перед нами поспешно расступались, прижимаясь к стенам, почтительно кланялись. Польстило, что во взглядах больше почтения к удачливому суперторговцу, сумевшему завладеть такой уникальной дорогой, теперь берет плату за ее топтание, чем к непонятной и далекой власти майордома.
   – Счастья вам, ваша светлость!
   – Здоровья, лорд!
   – Долгой жизни!
   Я улыбался и помахал рукой в воздухе. Думаю, пожелания счастья и долгой жизни искренние, все-таки я для них кое-какие перспективы открыл.
   Бобик все-таки унесся вперед далековато, там паника, крики, наконец все утихло, а когда мы добрались до нужного места, большая группа монахов сбилась в кучку, Бобик сидит неподвижно у стены, как изваяние, только красный язык высунут на локоть из жуткой пасти и постоянно дергается.
   – Слава Господу, – сказал я громогласно и соскочил с коня. – Собака – Божье создание, не зря же всех собак Господь берет в рай. Отец Силеверстиус?
   Один из монахов, крупный и чем-то похожий на отца Удодерия, поклонился смиренно, но и с чувством достоинства.
   – Ваша светлость…
   – Отец Силеверстиус, – сказал я. – Ведите братьев!.. Бобик, открывай дверь служителям Творца!
   Адский Пес пробежал вдоль стены, нюхая землю, монахи поспешно отпрыгивали и провожали его тревожными глазами. В сплошной стене с легким треском переломленного прутика возникла вертикальная трещина, тут же в стене образовался широкий проход, будто только что здесь была дверь…. и вдруг исчезла.
   Монахи крестились и бормотали молитвы. Бобик вскочил в образовавшийся проем, оглянулся.
   Я махнул рукой.
   – Господь доверяет тебе, – сказал я громко, – так что иди первым. Братья, пришел ваш час послужить великому делу строительства Царства Небесного на земле! За мной… а можете за этой милой собачкой.
   Отец Силеверстиус крякнул, как огромный селезень, перед ним расступились, он шагнул вперед, бросил на меня взгляд, я кивнул, и он первым вошел в проем.
   Я сказал громко:
   – Здесь много соблазнов, братья мои!.. Потому ничего не трогать, не щупать, стен не касаться. Особенно, где всякие знаки… Помните, мы еще далеки от идеала, каким замыслил нас Господь, потому он постоянно испытывает нас, грешных.
   Отец Силеверстиус перекрестился.
   – Кому доверяет, того испытывает строже.
   – Золотые слова, – одобрил я. – Вы избранные… Господом.
   – Не подведем, – пробормотал он. – Во всяком случае, постараемся с Божьей помощью.
   Один из монахов пробормотал:
   – Да уж… ваша светлость, вы только не забывайте говорить, что нам делать.
   – Пока только идти следом, – велел я. – Главное, ничего не трогать!
   Они медленно двигались по проходу, сбившись в тесную группу, как овцы, что прижимаются так тесно друг к другу, что уже и не стадо, а нечто вроде огромного животного с множеством ног.
   В конце этого служебного коридора еще дверь перед Бобиком распахнулась, монахи охнули и снова начали креститься и бормотать молитвы.
   Бобик влетел в помещение склада огромными прыжками, я сказал торопливо:
   – Бобик, ко мне!
   Пришлось подождать, пока все монахи войдут первыми, косятся удивленными глазами, но не объяснять же, что дверь открывается не передо мной, а перед этой собачкой. Авторитет Бобика взлетит, а вот мой…
   Первым вошел отец Силеверстиус, за ним остальные, вид ошалелый, но я все равно восхитился их выдержкой. Другие бы в панику, но эти понимают, что все созданное руками человека ничто перед созданным Господом, и осматриваются с великим изумлением, все-таки ангар чудовищно велик, это же сколько камня нужно выгрызти в толще горы и вывезти, но без страха.
   Кое-кто сжимает крестики, у многих шевелятся губы, но молитвы – это чисто инстинктивное, что дает уверенность в защите, а глаза уже жадно шарят по всем этим чудовищным механизмам, странным и необычным.
   Тусклый свет медленно охватывал все помещение, давая глазам привыкнуть, набрал силу, наконец стало светло, как в солнечный день. Впереди в идеальном порядке застыли на рельсах десятки платформ, на том же месте те два вагона, на которые я положил глаз еще в прошлый раз.
   – Братья, – сказал я торжественно, – Господь уничтожил погрязший в грехах народ, но сохранил для нас, грешных, это вот место. Мы хоть и грешные, но в сравнении с теми прошлыми – просто праведники. Потому он и доверил нам взять это и пользовать на благо церкви.
   Отец Силеверстиус проговорил осевшим голосом:
   – Но… как?
   Остальные не двигались, бледные и вздрагивающие, постоянно крестились, все сбились в кучку, никто ни на шаг в сторону, прекрасно, но нет панического страха, все в руках Господа.
   Я восхитился стойкостью, сам перекрестился демонстративно широко и даже пробормотал начальные строки молитвы, чем явно укрепил к себе доверие.
   – Вот эти длинные стальные полосы, – объяснил я, – называются рельсами. По ним и пойдет во славу Господа паровоз, который спешно делают ваши братья в монастыре святого Цистерия. А вам предстоит погрузить их вот на эту платформу.
   Отец Силеверстиус приблизился с крайне озабоченным лицом и тревожными глазами.
   – А затем?
   – Поздравляю, – сказал я.
   – За что?
   – Вы молча спросили меня, – объяснил я, – как доставим их к тем шпалам, что вы уложили… Грузите! Я все покажу.
   Монахи все так же молча, вот уж где дисциплина, брались за рельсы, краснели и багровели, к ним подключались собратья, и наконец опытным путем определили, сколько человек нужно, чтобы поднять один рельс и уложить на платформу.
   Отец Силеверстиус тоже хватался за блестящий металл, напрягал мускулы так, что на красном от напряжения лице вздувались вены.
   Бобик поднял морду и начал прислушиваться, затем ринулся к проходу обратно.
   – Продолжайте, – велел я монахам. – Отец Силеверстиус, следите за порядком.
   – А вы?
   – Сейчас вернусь.
   Бобик пронесся по тоннелю с ячеистым потолком, дверь раздвинулась в Большой Тоннель. Караваны все так же идут в обе стороны, мы увидели удаляющуюся фигуру отца Удодерия с отсапывающимся мулом в поводу и двух монахов могучего сложения.
   Я закричал, замахал руками. Они обернулись, на лице отца Удодерия отразилось изумление и облегчение.
   – Ваша светлость! А мы поспешили вослед вам и нашим братьям…
   Один из монахов пробасил:
   – И не могли понять, куда все делись…
   – Не тревожьтесь, – успокоил я. – Идите вот сюда.
   Проходящие мимо торговцы опасливо заглядывали в новый проход, мы поспешно пропустили отца Удодерия и монахов вперед, дверь за нами захлопнулась.
   Все трое громко ахнули, когда открылась исполинская пещера, но взгляды зацепились за фигуры работающих монахов под руководством отца Силеверстиуса.
   – Отец Удодерий, – сказал я торжественно, – вы старший, берите бразды в свои руки.
   – Что нужно делать?
   – Всего-то погрузить на вот ту телегу вон те штуки, – объяснил я. – Телегу называют платформой, а те длинные стальные полосы – рельсами. Братья уже грузят, все правильно, но все равно следите. Мы такие, что-то да напортим с наущения Врага рода людского.
   Монахи продолжали трудиться, я посматривал опасливо, а когда платформу погрузили до половины, вскинул руку.
   – Стоп!.. Для первого раза – хватит. Потом посмотрим. А сейчас давайте выкатим в Тоннель…
   Отец Удодерий распоряжался быстро и уверенно, он раньше других ухватил идею поворотного круга, и когда платформу выкатили в Тоннель, размахивал руками и кричал, чтобы толкали только одну сторону, еще, еще… стоп, совпало!
   Купеческий народ шарахался в испуге, лишь присутствие монахов удержало от паники. Торопливо прижимались к стенам, а когда монахи уперлись в платформу, а та стронулась с места, хоть и с великой неохотой, купцы закрывали глаза и шептали молитвы, отгоняющие нечистую силу.
   Платформа сперва шла тяжело, потом разогналась настолько легко, что одни на ходу крестились, другие бормотали молитвы, а один из молодых ухитрился запрыгнуть наверх на груду рельсов и широко улыбался, счастливый от собственной безумной отваги.
   Впереди несся Бобик, разгоняя народ. Платформа грохочет, монахи кричат, подбадривая друг друга, купцы едва успевают отпрыгивать, убирать коней, кого-то все-таки задели, сзади был крик и жалобное ржание, но впереди блеснул свет, начал приближаться и расширяться.
   Я закричал предостерегающе, отец Удодерий заорал еще громче, в платформу вцепились, как муравьи в крупного жука, убегающего со всех ног, кое-как остановили у самого выхода.
   Отец Силеверстиус покачал головой, перекрестился.
   – Я сперва не понял, – сказал он чистосердечно, – зачем надо было остановиться! Совсем дураком стал.
   Отец Удодерий пробормотал озабоченно:
   – Если бы эта повозка соскочила…
   – Ничего, – ответил я бодро, – вагами поставили бы на рельсы, не так уж и трудно, хотя попотели бы изрядно. И опыт сын ошибок трудных… Зато запомнили бы. Давайте прослежу, как будете укладывать. Расстояние между рельсами знаете, просто выдерживайте в точности, как лежат в Тоннеле. А вот костылями прикреплять я вас поучу…
   Отец Удодерий смотрел в великом изумлении.
   – Вы?
   – А что? – ответил я бодро. – У нас это работа для благородного сословия! За честь забивать костыли в шпалы идет борьба, отбор жесткий! Это доверяется только членам королевской фамилии, детям герцогов и графов, в редких случаях допускают баронов, а то и виконтов, если совсем уж на безбароньи, но это если уж очень надо срочно, а объем работы большой.
   Две рельсы уложили, между ними мерная доска, рабочие сгрудились, а я, взяв молот, лихо замахнулся. Отец Удодерий лично держит в клещах с длинными ручками железный костыль.
   Первым ударом я вогнал чуть-чуть, намечая место, затем тремя забил так, что тот коснулся шляпкой основания рельса, а последним прижал плотно.
   – Вот так, – объяснил я, – с обеих сторон каждой рельсы. Или каждого рельса, кто как хочет.
   – А как правильно? – спросил отец Силеверстиус.
   Я отмахнулся.
   – Как начнете говорить, так и войдет в норму. Отец Удодерий, я жду второй костыль…
   Укрепив рельсу на одной шпале, я передал кувалду рабочему, который внимательнее всех следил за моими движениями, и, оказалось, не ошибся. Тот сумел забить костыль, затратив на один удар меньше меня.
   Я похлопал его по плечу.
   – Еще не барон?
   Он покачал головой.
   – Нет, ваша светлость…
   – Будешь, – пообещал я. – Труд – это дело чести, дело славы, дело доблести и геройства. Так сказал дядя Джо, а он знал, что говорит, когда принял королевство с деревянной сохой, а оставил… Отец Удодерий, если рельсы здесь сгрузят, я смогу с вами еще разок смотаться за новой порцией!
   На второй раз платформу загрузили втрое больше, а чтобы столкнуть с места, пришлось воспользоваться рычагами, но потом снова все пошло настолько легко, что опять разогнали чересчур, а затем тормозили так, что из-под подошв повалил дым.