Страница:
Глава 5
Сердце еще колотится, словно я взбежал на гору, а пальцы дрожат после смертельного поединка в жестоких дебатах. Даже руки трясутся, но я кое-как подобрал перевязь с мечом и с достоинством перекинул через плечо, проверил, в мешке ли арбалет, и уже пристраивал за плечом, когда пол под ногами дернулся, из глубин донесся приглушенный треск.
Дыхание пошло чаще, меня тряхнуло еще и изнутри, теперь понимаю тараканов, что нутром чуют землетрясение и убегают в панике. Треск повторился, пол дернулся еще пару раз, от стен начали отрываться стеллажи, артефакты покатились по полу, некоторые блещут драгоценными камнями.
Гул стал тише, но не умолк, я чувствовал, что земля, как великан, лишь медленно набирает в грудь воздуха для еще более мощного рева.
Из дальней щели, откуда явился я сам, показалась бегущая в мою сторону женская фигурка в голубом платье.
– Сэр Ричард! – прокричала она издали. – Сэр Ричард!.. Что у вас? Я едва сумела снова отворить там проход!
– Восторгаюсь, – сказал я. – Вами.
Она так торопилась, что на последнем шаге споткнулась. Я едва успел подхватить, ее легкое тело с разбега ударилось в меня, как в стену. Я держал крепко, не давая упасть. Она подняла голову, лицо раскраснелось, в глазах смятение, а ее сердце колотится в мою грудь часто-часто, словно просится туда к моему.
– Чем? – прошептала она.
– Отвагой, – сказал я. – Умением. Настойчивостью. Стойкостью… и вообще, леди Элинор, даже не знаю, что вы со мной делаете.
Она с великой неохотой, борясь с собой, просунула ладони между нами, уперлась в мою грудь и с усилием отстранилась. Лицо полыхает, как жар, в глазах смущение и непонятный страх.
– Где Дженнифер? – спросила она тихо.
– По моим подсчетам, – сообщил я, – ее сейчас передают нашим рыцарям. Вместе с ее кавалерами, кстати. Убитых вроде бы нет, судя по непроверенным, но заслуживающим доверия данным, а раненых уже подлечили.
– Вы… уверены? – спросила она задыхающимся голосом.
– Согласно договоренности, – пояснил я.
– Какой?
– С местным магом.
– Разве вы его не убили?
Я укоризненно покачал головой:
– Ах, леди Элинор… Я теперь такой мирный, такой мирный… За последние годы столько снес голов, рассек артерий, распорол животов, из которых кишки выползают, шипя, как змеи, потому что выпускают воздух, такие склизкие, мокрые, гадкие, но их хватило бы устелить дорогу от Брабанта до Геннегау раз двадцать туды-сюды…
Она уже взяла себя в крепкие женские руки, бросила на меня надменный взгляд:
– Хватит-хватит! Я не представляю, как можно ходить по такой дороге и не поскальзываться. А на коне так и вовсе можно убиться! Маг испугался и принял ваше требование вернуть пленников?
– Ну, – ответил я уклончиво, – можно толковать и так. У нас же либо ты, либо тебя, третьего не дано? А если и есть, то все равно вроде бы нет?
Она повернулась в сторону заставленного артефактами помещения. На лице появилось знакомое выражение азарта, но неприятный гул в глубинах стал громче, я сказал твердо:
– Леди Элинор, уходим! Даже убегаем. И ничего не берем. Ни-че-го.
Она прошептала:
– Но здесь столько может отыскаться необычного… А если кто-то отыщет другой?
– Вы не слышите толчки? – спросил я. – Трещина как открылась, так и закроется. Плиты под нами сдвигаются. Мы и так рискуем, как двое безумцев! Надо выбираться.
Она тяжело вздохнула.
– Хорошо.
Я не успел рта открыть, как она произнесла жутким голосом заклинание, помертвела, глаза стали черными, из вытянутых рук ударило гудящее пламя.
Деревянные панели вспыхнули, огонь побежал по дощечкам вверх, но одновременно перекинулся и на сундуки. Элинор смотрела с застывшим лицом, в глазах мука, пламя разгорается стремительно, жар опалил лицо.
– Леди Элинор! – крикнул я. – Зачем?
– Чтоб тогда никому…
– Но ваш огонь отрезал нам дорогу!
Она медленно повернула ко мне голову, лицо смертельно бледное, в глазах пустота.
– Что?.. Я сожалею…
Я прокричал требовательно:
– Погасите этот чертов пожар своим колдовством!
Она послушалась и начала бормотать заклятия, но огонь разгорался все сильнее. Когда она вскинула руки, я ждал, что пламя исчезнет, однако красные языки взметнулись выше.
Я прокричал зло:
– Тогда погасите чем-нибудь, как человек!
Она ухватила со стола большой кувшин и выплеснула в огонь. В ответ пламя с радостным ревом взметнулось под самый свод, там затрещало, моментально охватило всю стену и перебросилось на соседние.
Я заорал, отступая перед жаром:
– Леди Элинор! Вы пламя гасите маслом?
Она крикнула виновато:
– Кто-то налил не то, что на кувшине написано…
– А что написано?
– Не успела прочесть… Уходим!
– Не уходим, а бежим! – крикнул я. – Как хорошо, вы все-таки женщина!
Она крикнула в недоумении:
– Что это значит?
– А то! – ответил я злорадно.
Она еще пятилась, но я ухватил ее на руки, наклонил голову и закрыл глаза, а затем, задержав дыхание, ринулся через огонь. На третьем шаге одежда на обоих вспыхнула, но я вслепую пробежал через ревущий ад, ударился о стену лбом с такой силой, что камень треснул, а я ощутил некоторое неудобство.
Одежда разом погасла, леди Элинор не потеряла голову, только в ноздри лезет неприятный запах горящей ткани.
Ее тонкие руки все еще обнимали меня за шею, а сама она спрятала лицо на моей груди и прижималась всем телом. Я нехотя наклонился и поставил ее на землю, но ее руки все еще оставались на моей шее, а сама она не находила сил отлепиться от надежного мужского тела, мы же призваны бдеть и защищать, а теперь надо снова начинать защищать себя самой.
Наконец она отстранилась и посмотрела на меня смущенно и вместе с тем уже внимательно. На щеках еще полыхает румянец, как у ребенка, но взгляд обретает прежнюю властность.
– На вас, – произнесла она задумчивым голосом, – нет ожогов, сэр Ричард…
– Ваше колдовство! – ответил я любезно.
– Нет, – возразила она негромко, – это ваше…
– Не колдовство, – поправил я, – святость.
Она посмотрела с сомнением:
– Святость? У вас?
– Выбираемся побыстрее, – сказал я. – Скоро обед, а они пожрут все без нас. А потом уедут с песнями.
Руки ноют от усталости, вверх тяжелее, к тому же на веревке еще и леди Элинор, что уже несколько раз срывалась и повисала в воздухе, грозя сдернуть вниз и меня.
Внизу грохочет громче, наконец раздался страшный рев, догнала волна сухого жара. Я скосил глаза вниз, там на фоне ярко-желтого огня отважно карабкается, хватаясь за веревку, леди Элинор.
Глаза слезятся, камни начали накаляться, я дышал, как загнанный конь, стена начала трястись, я ощутил, как ее сдвинуло и продолжает сдвигать…
Едва живой, я карабкался, чувствуя, как стены вот-вот сомкнутся, руки покрылись кровавыми ссадинами, но сверху подуло свежим воздухом, Бобик прыгнул, когда моя голова еще не сровнялась с краем трещины, а этот гад ликующе топтался на мне и все пытался облизать лицо.
Сильные руки ухватили за плечи, я перевалился через край и упал на плоское и ровное, тяжело дыша и глядя тупо в страшное закатное небо с громоздящимися там горами пылающих облаков. Рыцари торопливо вскрикивали, суетливо тащили на себя веревку. Стены ущелья двигаются навстречу медленно и неудержимо, как два материка, снизу несется страшный треск перемалываемых скал.
Когда между ними оставалось не больше метра, показалась голова леди Элинор. Рыцари выдернули ее с такой силой, что хозяйка Брабанта взлетела в воздух, и тут же стены ударились одна в другую, пошли сминаться, с тяжелым грохотом топорща вал из камней.
– Бегом! – прокричал я. – Быстрее!
За нами был жуткий треск, грохот, а когда я устрашенно оглянулся на бегу, на месте ущелья вырастает на фоне закатного неба чудовищный каменный вал, похожий на вздутый шрам на ране, земля лечит себя так же, как и человек.
Оруженосцы с трудом удерживали испуганных коней. Рыцари там уже вскакивали на коней, ко мне навстречу ринулась Дженнифер, трепещущая, большеглазая, с вытянутыми руками.
– Нет! – крикнул я. – Быстрее на коня!
Не слушая, она набежала на меня, я подхватил, не сбавляя бег. Зайчик с готовностью подставил бок, я усадил Дженнифер, вскочил в седло и быстро огляделся.
За нами грохочет, земля трясется, а огромный вал все растет, землю выдавливает наверх, тектонические плиты еще двигаются по инерции, сминая передний край, камни катятся с вершины гребня огромные, как скалы, от них пышет адским жаром.
– Уходим! – прокричал я. – Все уходим!
Кони сразу пошли галопом, спеша уйти от опасного места. Дженнифер затихла у моей груди, как испуганная птичка, я одной рукой прижимал ее к себе, Бобик по моей молчаливой команде догнал рыцарей, я прокричал:
– Мной было велено ждать за границей ржавчины! Почему нарушили приказ?
Они переглядывались, наконец один ответил нехотя:
– Сэр Фарлонг.
Я поравнялся с сэром Фарлонгом. Уже немолодой и сурового вида рыцарь тоже держится позади, как пастух, подгоняющий овец, чтоб ни одна не пропала, конь его скачет быстро, но не в полную мощь, чтобы не обгонять скачущую массу.
– Сэр Фарлонг! – потребовал я. – Чем руководствовались, когда велели выдвинуться к расщелине в нарушение моего приказа?
Он пригибался на скаку к гриве, спасаясь от встречного ветра, но для ответа сюзерену выпрямился и проговорил со сдержанным достоинством:
– Я взял с собой только троих. Тумана пока не было… а к тому времени, когда появится, вы уже разделаетесь с колдуном. Надеюсь, смерть его была ужасной.
Я изумился:
– Почему вы решили, что обязательно разделаюсь?
– О вас так говорят, – сообщил он. – Вы убиваете всех. У вас твердая рука и каменное сердце. Вы всегда побеждаете.
Я осекся, ничего себе репутация, подумал, сказал нехотя:
– Благодарю за правильное решение, сэр Фарлонг. Счастлив тот сюзерен, вассалы которого не страшатся нарушать его приказы, если у них есть варианты лучше.
Он посмотрел на меня с недоверием, улыбнулся, кивнул. Дженнифер чуть завозилась, устраиваясь поудобнее, тихонько вздохнула. Я поцеловал ее в макушку, сердце взволнованно стучит, словно и оно чувствует тепло моей сестренки, нежный запах и девичью чистоту.
Кавалеров, что были с нею, легко отличить по пышным нарядам, сейчас изорванным и перепачканным, мои же все в полных рыцарских доспехах, оружие не охотничье, а боевое.
Облака в небе погасли, на землю окончательно пала ночь, однако серебряный свет луны озаряет мир, а потом вдали показались огни на башнях Брабанта.
За всю дорогу обратно леди Элинор подъехала к нам только один раз, величественная, недоступная, настоящая хозяйка Брабанта, посмотрела надменно, но губы раздвинула в приветливой улыбке.
– Леди Дженифер?
– Леди Элинор, – ответила Дженнифер.
Леди Элинор кивнула и придержала коня, вокруг нее сразу же прибавилось рыцарей, как ее брабантцев, так и моих северян, гады, предатели, летят на женский запах, как одуревшие мотыльки на сладкое.
Я обнял Дженнифер так, что она счастливо вспискнула, вскинула на меня лучистые глаза.
– Я тебя не спущу с седла, – объявил я. – Прощайся с друзьями, и… нас ждет Геннегау!
Дыхание пошло чаще, меня тряхнуло еще и изнутри, теперь понимаю тараканов, что нутром чуют землетрясение и убегают в панике. Треск повторился, пол дернулся еще пару раз, от стен начали отрываться стеллажи, артефакты покатились по полу, некоторые блещут драгоценными камнями.
Гул стал тише, но не умолк, я чувствовал, что земля, как великан, лишь медленно набирает в грудь воздуха для еще более мощного рева.
Из дальней щели, откуда явился я сам, показалась бегущая в мою сторону женская фигурка в голубом платье.
– Сэр Ричард! – прокричала она издали. – Сэр Ричард!.. Что у вас? Я едва сумела снова отворить там проход!
– Восторгаюсь, – сказал я. – Вами.
Она так торопилась, что на последнем шаге споткнулась. Я едва успел подхватить, ее легкое тело с разбега ударилось в меня, как в стену. Я держал крепко, не давая упасть. Она подняла голову, лицо раскраснелось, в глазах смятение, а ее сердце колотится в мою грудь часто-часто, словно просится туда к моему.
– Чем? – прошептала она.
– Отвагой, – сказал я. – Умением. Настойчивостью. Стойкостью… и вообще, леди Элинор, даже не знаю, что вы со мной делаете.
Она с великой неохотой, борясь с собой, просунула ладони между нами, уперлась в мою грудь и с усилием отстранилась. Лицо полыхает, как жар, в глазах смущение и непонятный страх.
– Где Дженнифер? – спросила она тихо.
– По моим подсчетам, – сообщил я, – ее сейчас передают нашим рыцарям. Вместе с ее кавалерами, кстати. Убитых вроде бы нет, судя по непроверенным, но заслуживающим доверия данным, а раненых уже подлечили.
– Вы… уверены? – спросила она задыхающимся голосом.
– Согласно договоренности, – пояснил я.
– Какой?
– С местным магом.
– Разве вы его не убили?
Я укоризненно покачал головой:
– Ах, леди Элинор… Я теперь такой мирный, такой мирный… За последние годы столько снес голов, рассек артерий, распорол животов, из которых кишки выползают, шипя, как змеи, потому что выпускают воздух, такие склизкие, мокрые, гадкие, но их хватило бы устелить дорогу от Брабанта до Геннегау раз двадцать туды-сюды…
Она уже взяла себя в крепкие женские руки, бросила на меня надменный взгляд:
– Хватит-хватит! Я не представляю, как можно ходить по такой дороге и не поскальзываться. А на коне так и вовсе можно убиться! Маг испугался и принял ваше требование вернуть пленников?
– Ну, – ответил я уклончиво, – можно толковать и так. У нас же либо ты, либо тебя, третьего не дано? А если и есть, то все равно вроде бы нет?
Она повернулась в сторону заставленного артефактами помещения. На лице появилось знакомое выражение азарта, но неприятный гул в глубинах стал громче, я сказал твердо:
– Леди Элинор, уходим! Даже убегаем. И ничего не берем. Ни-че-го.
Она прошептала:
– Но здесь столько может отыскаться необычного… А если кто-то отыщет другой?
– Вы не слышите толчки? – спросил я. – Трещина как открылась, так и закроется. Плиты под нами сдвигаются. Мы и так рискуем, как двое безумцев! Надо выбираться.
Она тяжело вздохнула.
– Хорошо.
Я не успел рта открыть, как она произнесла жутким голосом заклинание, помертвела, глаза стали черными, из вытянутых рук ударило гудящее пламя.
Деревянные панели вспыхнули, огонь побежал по дощечкам вверх, но одновременно перекинулся и на сундуки. Элинор смотрела с застывшим лицом, в глазах мука, пламя разгорается стремительно, жар опалил лицо.
– Леди Элинор! – крикнул я. – Зачем?
– Чтоб тогда никому…
– Но ваш огонь отрезал нам дорогу!
Она медленно повернула ко мне голову, лицо смертельно бледное, в глазах пустота.
– Что?.. Я сожалею…
Я прокричал требовательно:
– Погасите этот чертов пожар своим колдовством!
Она послушалась и начала бормотать заклятия, но огонь разгорался все сильнее. Когда она вскинула руки, я ждал, что пламя исчезнет, однако красные языки взметнулись выше.
Я прокричал зло:
– Тогда погасите чем-нибудь, как человек!
Она ухватила со стола большой кувшин и выплеснула в огонь. В ответ пламя с радостным ревом взметнулось под самый свод, там затрещало, моментально охватило всю стену и перебросилось на соседние.
Я заорал, отступая перед жаром:
– Леди Элинор! Вы пламя гасите маслом?
Она крикнула виновато:
– Кто-то налил не то, что на кувшине написано…
– А что написано?
– Не успела прочесть… Уходим!
– Не уходим, а бежим! – крикнул я. – Как хорошо, вы все-таки женщина!
Она крикнула в недоумении:
– Что это значит?
– А то! – ответил я злорадно.
Она еще пятилась, но я ухватил ее на руки, наклонил голову и закрыл глаза, а затем, задержав дыхание, ринулся через огонь. На третьем шаге одежда на обоих вспыхнула, но я вслепую пробежал через ревущий ад, ударился о стену лбом с такой силой, что камень треснул, а я ощутил некоторое неудобство.
Одежда разом погасла, леди Элинор не потеряла голову, только в ноздри лезет неприятный запах горящей ткани.
Ее тонкие руки все еще обнимали меня за шею, а сама она спрятала лицо на моей груди и прижималась всем телом. Я нехотя наклонился и поставил ее на землю, но ее руки все еще оставались на моей шее, а сама она не находила сил отлепиться от надежного мужского тела, мы же призваны бдеть и защищать, а теперь надо снова начинать защищать себя самой.
Наконец она отстранилась и посмотрела на меня смущенно и вместе с тем уже внимательно. На щеках еще полыхает румянец, как у ребенка, но взгляд обретает прежнюю властность.
– На вас, – произнесла она задумчивым голосом, – нет ожогов, сэр Ричард…
– Ваше колдовство! – ответил я любезно.
– Нет, – возразила она негромко, – это ваше…
– Не колдовство, – поправил я, – святость.
Она посмотрела с сомнением:
– Святость? У вас?
– Выбираемся побыстрее, – сказал я. – Скоро обед, а они пожрут все без нас. А потом уедут с песнями.
Руки ноют от усталости, вверх тяжелее, к тому же на веревке еще и леди Элинор, что уже несколько раз срывалась и повисала в воздухе, грозя сдернуть вниз и меня.
Внизу грохочет громче, наконец раздался страшный рев, догнала волна сухого жара. Я скосил глаза вниз, там на фоне ярко-желтого огня отважно карабкается, хватаясь за веревку, леди Элинор.
Глаза слезятся, камни начали накаляться, я дышал, как загнанный конь, стена начала трястись, я ощутил, как ее сдвинуло и продолжает сдвигать…
Едва живой, я карабкался, чувствуя, как стены вот-вот сомкнутся, руки покрылись кровавыми ссадинами, но сверху подуло свежим воздухом, Бобик прыгнул, когда моя голова еще не сровнялась с краем трещины, а этот гад ликующе топтался на мне и все пытался облизать лицо.
Сильные руки ухватили за плечи, я перевалился через край и упал на плоское и ровное, тяжело дыша и глядя тупо в страшное закатное небо с громоздящимися там горами пылающих облаков. Рыцари торопливо вскрикивали, суетливо тащили на себя веревку. Стены ущелья двигаются навстречу медленно и неудержимо, как два материка, снизу несется страшный треск перемалываемых скал.
Когда между ними оставалось не больше метра, показалась голова леди Элинор. Рыцари выдернули ее с такой силой, что хозяйка Брабанта взлетела в воздух, и тут же стены ударились одна в другую, пошли сминаться, с тяжелым грохотом топорща вал из камней.
– Бегом! – прокричал я. – Быстрее!
За нами был жуткий треск, грохот, а когда я устрашенно оглянулся на бегу, на месте ущелья вырастает на фоне закатного неба чудовищный каменный вал, похожий на вздутый шрам на ране, земля лечит себя так же, как и человек.
Оруженосцы с трудом удерживали испуганных коней. Рыцари там уже вскакивали на коней, ко мне навстречу ринулась Дженнифер, трепещущая, большеглазая, с вытянутыми руками.
– Нет! – крикнул я. – Быстрее на коня!
Не слушая, она набежала на меня, я подхватил, не сбавляя бег. Зайчик с готовностью подставил бок, я усадил Дженнифер, вскочил в седло и быстро огляделся.
За нами грохочет, земля трясется, а огромный вал все растет, землю выдавливает наверх, тектонические плиты еще двигаются по инерции, сминая передний край, камни катятся с вершины гребня огромные, как скалы, от них пышет адским жаром.
– Уходим! – прокричал я. – Все уходим!
Кони сразу пошли галопом, спеша уйти от опасного места. Дженнифер затихла у моей груди, как испуганная птичка, я одной рукой прижимал ее к себе, Бобик по моей молчаливой команде догнал рыцарей, я прокричал:
– Мной было велено ждать за границей ржавчины! Почему нарушили приказ?
Они переглядывались, наконец один ответил нехотя:
– Сэр Фарлонг.
Я поравнялся с сэром Фарлонгом. Уже немолодой и сурового вида рыцарь тоже держится позади, как пастух, подгоняющий овец, чтоб ни одна не пропала, конь его скачет быстро, но не в полную мощь, чтобы не обгонять скачущую массу.
– Сэр Фарлонг! – потребовал я. – Чем руководствовались, когда велели выдвинуться к расщелине в нарушение моего приказа?
Он пригибался на скаку к гриве, спасаясь от встречного ветра, но для ответа сюзерену выпрямился и проговорил со сдержанным достоинством:
– Я взял с собой только троих. Тумана пока не было… а к тому времени, когда появится, вы уже разделаетесь с колдуном. Надеюсь, смерть его была ужасной.
Я изумился:
– Почему вы решили, что обязательно разделаюсь?
– О вас так говорят, – сообщил он. – Вы убиваете всех. У вас твердая рука и каменное сердце. Вы всегда побеждаете.
Я осекся, ничего себе репутация, подумал, сказал нехотя:
– Благодарю за правильное решение, сэр Фарлонг. Счастлив тот сюзерен, вассалы которого не страшатся нарушать его приказы, если у них есть варианты лучше.
Он посмотрел на меня с недоверием, улыбнулся, кивнул. Дженнифер чуть завозилась, устраиваясь поудобнее, тихонько вздохнула. Я поцеловал ее в макушку, сердце взволнованно стучит, словно и оно чувствует тепло моей сестренки, нежный запах и девичью чистоту.
Кавалеров, что были с нею, легко отличить по пышным нарядам, сейчас изорванным и перепачканным, мои же все в полных рыцарских доспехах, оружие не охотничье, а боевое.
Облака в небе погасли, на землю окончательно пала ночь, однако серебряный свет луны озаряет мир, а потом вдали показались огни на башнях Брабанта.
За всю дорогу обратно леди Элинор подъехала к нам только один раз, величественная, недоступная, настоящая хозяйка Брабанта, посмотрела надменно, но губы раздвинула в приветливой улыбке.
– Леди Дженифер?
– Леди Элинор, – ответила Дженнифер.
Леди Элинор кивнула и придержала коня, вокруг нее сразу же прибавилось рыцарей, как ее брабантцев, так и моих северян, гады, предатели, летят на женский запах, как одуревшие мотыльки на сладкое.
Я обнял Дженнифер так, что она счастливо вспискнула, вскинула на меня лучистые глаза.
– Я тебя не спущу с седла, – объявил я. – Прощайся с друзьями, и… нас ждет Геннегау!
Глава 6
Дженнифер молчала, лишь прижималась ко мне всем телом, и я молил Зайчика, чтобы он помедленнее, помедленнее, чуткий арбогастр все понимает, но в то же время нельзя отставать от простых коней, я же не просто его хозяин, но и сюзерен этих земель и всех людей, что поверили в меня и принесли клятву верности.
Ворота распахнули сразу, как только увидели нас в ночи. Отряд галопом ворвался во двор крепости, здесь горят все светильники, а народ ждет с факелами в руках.
Я спрыгнул на землю и бережно снял Дженнифер. На земле она совсем маленькая и хрупкая, подняла голову, в ясных чистых глазах такая любовь и светлая нежность, что теплая волна окатила мою мохнатую зачерствевшую душу и разом сняла с нее толстую кожуру, уже превратившуюся в панцирь.
– Рич… ты прости…
– Прощаю, – сказал я весело, – за все, что натворила, творишь и будешь творить! Собирайся, Дженни. Я заехал из Гандерсгейма по дороге в Геннегау только за тобой. Сейчас тебя ждет самая удивительная поездка в жизни. Зайчик у нас особенный…
Она сказала тихо:
– Ты сам особенный, и все у тебя тоже особенное: конь, пес, меч, твои умения… Только, Рич, я не могу с тобой сейчас поехать. Может быть, потом…
Я охнул, отшатнулся, всматриваясь в ее смущенное лицо:
– Дженни! Что стряслось?
– Да так… не особенно как бы, но изменилось…
– Дженни, что?
Она улыбнулась несколько неловко, вид удивленный, словно сама еще не верит себе и своим словам.
– Когда ты уехал, леди Элинор пригласила меня в свою… комнату, где хранит колдовские вещи. И долго говорила о них, чего никогда не делала. Я не могла понять, зачем рассказывает такое. Наверное, пыталась загладить вину? Не знаю, Рич. Я сперва даже не слушала. Но она старалась общаться, стала непривычно ласковой, а я, чтобы как-то ответить, сделала вид, что и мне интересно, чем она занимается. Я не думала, Рич, что это в самом деле так замечательно интересно!
Я пробормотал, не веря своим ушам:
– Ты?.. Ты увлеклась магией?
Она кивнула, вид смущенный, но глаза радостно сияют.
– Очень!
– А что леди Элинор?
– Рич, ты будешь смеяться, но мы подружились… Ну вот, уже смеешься! Перестань, это правда. Ни она, ни я – не притворяемся. Сейчас помогаю разбирать ее коллекции, там масса удивительных вещей. Я просто не понимала, как это может быть интересно, но теперь меня за уши не оттащишь. И, Рич, я не могу все это бросить!
Я крутил головой, ошарашенный и обалделый, Дженнифер уже перестала смущаться и говорит с напором, убежденностью, какой давно от нее не слыхал.
– Хорошо-хорошо, – сказал я. – Хотя, честно говоря, я просто сбит с толку… Уж не околдовала ли она тебя? Впрочем, тогда постаралась бы заставить уехать… со мной, например. Или нет? Ничего не понимаю, а еще майордомить берусь, гроссграф набитый… Дженни, тебя будет недоставать в Геннегау… Надеюсь, найдешь время хотя бы навестить меня там? А то что-то тревожно у меня в том месте, где душа…
– Рич, – воскликнула она с упреком, – ну конечно же, я буду приезжать! И, надеюсь, часто.
– А я там попробую тебя соблазнить так же, как сумела леди Элинор.
Вокруг нас шумела и гремела железом толпа, везде смех и победные вопли, мелькнуло платье леди Элинор, народ сбегается со всех сторон и с ликованием слушает победные речи, ибо успехи господ – их успехи.
К нам осторожно приблизился Мартин. В полных рыцарских доспехах, что делает редко, ограничиваясь панцирем, почтительно поклонился леди Дженнифер, посмотрел на меня строго и одновременно с восторгом.
– Сэр Ричард, – произнес он с чувством, – поздравляю.
Я отмахнулся:
– Пустяки. Даже драться не пришлось. Так, поговорили, пообщались.
Он широко распахнул глаза:
– Вы его… не убили?
– Ну, Мартин, – сказал я с упреком, – что вы все… Мне уже сказали, что у меня рука не дрогнет, и все такое… А вместо сердца так и вовсе булыжник необтесанный!.. Нехорошо. Я вообще-то гуманист по натуре, хоть и очень глубоко. Но жизнь такая, что не успеешь сказать «мама», как тебя самого загуманистят… Словом, я взял его к себе на службу.
Дженнифер дернулась в моих объятиях и посмотрела с недоумением, а Мартин вообще распахнул рот:
– Что-о?
– Пришлось пообещать кое-что, – сказал я с неохотой, – но специалисты вообще стоят дорого. Это расплата за пренебрежение выращиванием своих! Предыдущая власть только пела, а сейчас пляшет в Ундерлендах, а все шишки на мне!.. Хорошо, сырьевые ресурсы есть, пока расплачиваюсь, а если бы не было?.. Эх… Ладно, Мартин. У меня зуд в крови, все тело чешется, так за работу хочется взяться, просто подташнивает! Потому с тобой прощаюсь прямо сейчас, отведу сестренку в ее покои и… меня заждался Геннегау.
Мартин сказал с недоумением:
– Так вы вроде бы недавно оттуда…
– Эх, Мартин, – сказал я с достоинством, – я за это время успел горы сдвинуть!.. Потом, правда, понял, что лучше бы этого не делал. Но нам ведь не результат важен, правда? Рыцари мы или какие-то жалкие торговцы, которым обязательно нужен результат?
Обнимая Дженнифер за плечи, я повел ее в донжон. Перед нами расступались и кланялись, многие преклонили колено, хотя этого и не требуется, я улыбался и поводил над головой ладонью с плотно прижатыми четырьмя пальцами и слегка оттопыренным большим, а то если раскрою всю пятерню, это будет сигналом к бегству, сложные у людей ритуалы, обезьянами нам было проще.
В ее покоях я запустил руку в свой мешок, Дженнифер заинтересованно прислушивалась к знакомому перестуку, а когда я вытащил горсть крупных драгоценных камней, восторженно ахнула:
– Где ты столько набрал таких… красивых?
– Не скажу, – заявил я.
– Почему?
– А то побежишь туда и все выгребешь, по глазам вижу. Нет, шучу, я сам все выгреб. Я такой, выгребистый! Остальное, непонятное даже мне, заберу с собой в Геннегау. Я как сорока, все складываю и складываю в гнездо, а потом оказывается, что и само гнездо приходится оставлять со всем нажитым непосильным трудом…
– Обидно, – сказала она серьезно.
Я вздохнул:
– А мне как горько! Но – надо. Держа по синице в руках, не могу цапнуть журавля, даже если этот длинноногий гад нагло расхаживает прямо перед моей светлостью и провокационно топорщит перья.
Она сказала непонимающе:
– Рич… какая синица, какой журавль? О чем ты?
Я крепко поцеловал ее в обе щеки:
– Все, Дженни, отбываю. Раз ты остаешься, то больше меня здесь ничто не удерживает. Жди отца, он вот-вот прибудет.
Она ахнула:
– Рич, уже полночь! Даже за полночь!
– Выеду раньше, – ответил я, – приеду раньше.
– Рич…
На ее лице было такое удивление и даже проступающая обида, что я сказал поспешно:
– Дженни, ты не представляешь, как я соскучился по своим боевым друзьям и по работе!
– Да ты всегда в работе…
– Мелочь, – сказал я с презрением. – А сейчас вот наконец-то займусь… ого-го!.. большими делами.
Зайчик ничуть не удивился, как и Бобик, что поедем ночью, а Мартин так и вовсе кивнул одобрительно. Сам вообще неизвестно когда спит, ему что ночь, что день, заверил на прощание:
– Казармы готовы, в комнатах для лордов только убрать да пыль вытереть, а для пешего войска уже выбрали место для лагеря. Не извольте беспокоиться, сэр Ричард!
Я обнял его и вскочил на Зайчика. Дженнифер подбежала, я поднял ее к себе в седло, поцеловал и отпустил. Леди Элинор протянула руку, Дженнифер подошла, и они обнялись, наблюдая за мной.
– Я вернусь, – пообещал я твердым голосом.
Зайчик красиво пошел к воротам, Бобик уже крутится там, подпрыгивает, а когда их распахнули, довольно замахал хвостом: люди поняли его и послушались, наконец-то…
Я вскинул руку в прощальном жесте, Зайчик пошел галопом, а когда мы скрылись из виду, начал набирать скорость, соревнуясь с Адским Псом.
Оба несутся, не придерживаясь протоптанной дороги, дважды мы на такой скорости проскакивали через реки, что я даже не понял, мелководье там или же пронеслись по воде, как та знаменитая бегающая на задних лапах ящерица, что бегает со скоростью, позволяющей не погружаться глубже, чем по лодыжку.
Бобик показал себя не хуже ящерицы и даже арбогастра, но у него нет на спине груза, так что хвастаться нечем, я погрозил пальцем и сказал строго, чтобы не бахвалился перед Зайчиком. Ночное небо даже не пытается прогреть воздух, а наша скорость не такова, чтобы я нагрелся от трения, напротив – продрог на встречном ветру, начал зарываться в гриву.
Слева выросли горы, от них пала густая опасная тень, но быстро осталась позади, копыта простучали по каменной насыпи, а затем мы влетели в настоящую пустыню, сейчас с корочкой льда между барханами. В пустынях с их континентальным климатом это обычное дело. Даже птицы здесь свои: и такого же цвета ястребы, и желтые юркие ящерицы, и песчаные змеи.
Мы пронеслись мимо группы старых неопрятных верблюдов с грязно-рыжей косматой шерстью, тоже путешествуют ночью, но эти потому, что ночью не так жарко, затем сразу же, словно влетели в другой мир, где небо такое же черно-звездное, лунный свет дробится в густой сочной траве, справа и слева виноградники, поля мирно спят под тучными хлебами…
Нужна и карта Сен-Мари, напомнил я себе угрюмо. Мало ли что здесь ко всему привыкли. А я должен знать, где резко обрывается плодородная земля и вдруг начинается жаркая пустыня, а потом ни с того ни с сего так же внезапно заканчивается, словно ее перенесли из другого пояса и насильно всобачили в середку обустроенного мира.
На длинном спуске Бобик снова обогнал, но гусей не ловит, на оленей внимания не обращает: догнать нас не просто. Через необъятную долину Беудеш, на которую пешее войско затрачивает сутки, мы пронеслись во мгновение ока, темные горы на горизонте, похожие на тяжелую тучу, сдвигаются и уходят за наши спины так быстро, словно их тащат на канате.
Дорога пошла с холма на холм, и хотя мы летим без нее, но то и дело пересекаем, она так же точно то взбирается наверх, то мчится стремглав вниз, а там под копытами злорадно грохочет сухая глинистая почва с выступающими наружу гигантскими костями допотопных существ…
Месяц, как и Бобик, несется с нами наперегонки, азартно ныряет в тучи, как этот толстозадый в темные кусты, но всякий раз выскакивает, продолжая бег и не желая сдаваться. Слабый свет для меня совсем не слабый, только все в черно-белом, но из меня все равно эстет неважный, так что ладно, пригнулся к луке седла и выдерживаю напор встречного ветра, что ревет и грозится выдернуть из седла, унести, завязать узлом…
Звезды редкие, да и не до них, долина сузилась до каменистой трещины, там вроде бы бывает неспокойно, и хотя за последнее поколение никто не пострадал, народ старается ее обходить…
Стук копыт остается позади, мы несемся в этой мертвой стране, сами как призраки, что никак не решатся покинуть землю с ее греховными прелестями.
В какой-то момент Зайчик ржанул, я ответил с готовностью:
– Согласен. Как видишь, прислушиваюсь к мнению сотрудников. Только сбавь малость… А лучше не малость. Иначе лоб расшибем о Геннегау…
Он неохотно перешел на галоп, Бобик насмешливо оскалил зубы и пошел носиться кругами.
В лунном свете заблестели, как лед под зимним солнцем, крыши далекого Геннегау. Я крикнул строго:
– Бобик! Рядом!.. Вперед не забегать!..
Адский Пес послушно пошел рядом у стремени, понимает по интонации, что в этом случае слушаться обязательно. Я привстал на стременах, все тихо, по обе стороны запертых ворот полыхают костры, багровый свет рывками выхватывает из тьмы блестящий металл доспехов. Двое воинов, мирно положив рядом с собой мечи в ножнах, лениво помешивают угли прутьями. Один что-то жарит, второму явно нравится смотреть, как вспыхивает и перебегает с угля на уголь оранжевое пламя.
Я пустил Зайчика шагом, пусть и меня рассмотрят издали, заранее вскинул руку в дружелюбном приветствии:
– Спокойно, ребята! Я не враг, хоть и пришел, аки тать, ночью.
Бобик держится рядом с Зайчиком с той стороны, его не видят, умница, не пугает, а воины остались на местах, ни один даже не протянул руку к оружию.
Я сказал укоризненно:
– Беспечно живете! Все-таки в покоренной стране… Кругом враги.
Один хмыкнул, второй сказал насмешливо:
– Для кого кругом враги, а для кого и нет…
Вроде бы сказал обычным, хоть и насмешливым тоном, но я еду из таких мест, где подозревают всех, и здесь моментально перешел на тепловое, уже привычно переждал сильнейший приступ тошноты и головокружения.
За трепещущим кругом багрового света пугающе близко светятся багровым два силуэта. Один с дротиком в руке, уже в замахе, другой в характерной позе арбалетчика с прижатым к плечу прикладом.
– Сдаюсь, – сказал я пораженно, – вы молодцы. Особенно этот с арбалетом. Значит, вы двое вроде приманки?
– Проверки, – уточнил один, – но ты что-то слишком быстро все понял и увидел… А ну-ка ближе к костру!. И учти, кроме того, с арбалетом, ты на прицеле еще у двух скрытых…
Я осторожно приблизился, да не дрогнет ни у кого палец на спусковой скобе. Часовой всмотрелся в мое лицо, поспешно вскочил на ноги и так же быстро преклонил передо мной колено.
– Сэр Ричард!.. Ваша светлость!
Я сказал благодушным державным голосом Гарун аль-Рашида, который возвращался после ночных походов по Багдаду:
– Молодцы, хорошо бдите. Как за эти дни? Ничего особенного?
Он подхватился, отчеканил:
– В Геннегау все спокойно!
– Хорошо, – сказал я, – ладно, бдите, бдите.
– Послать во дворец гонца? – спросил он с надеждой.
Из темноты вступил в круг света воин в сюрко, на шлем наброшена темная ткань. Такие в своей жаркой стране носили воины Саладдина, а северное крестоносное войско после первой же недели марша по жгучим пескам тут же собезьянничало.
Опустив арбалет со взведенной тетивой, он преклонил колено, но не голову, продолжая смотреть снизу вверх мне в лицо с такой неистовой верой в чистых честных глазах, что мне стало неловко, будто украл у ребенка конфетку.
Я жестом воздел его на ноги.
– Молодец, – сказал я державно, – хвалю. Ты держался так тихо, я не учуял.
Ворота распахнули сразу, как только увидели нас в ночи. Отряд галопом ворвался во двор крепости, здесь горят все светильники, а народ ждет с факелами в руках.
Я спрыгнул на землю и бережно снял Дженнифер. На земле она совсем маленькая и хрупкая, подняла голову, в ясных чистых глазах такая любовь и светлая нежность, что теплая волна окатила мою мохнатую зачерствевшую душу и разом сняла с нее толстую кожуру, уже превратившуюся в панцирь.
– Рич… ты прости…
– Прощаю, – сказал я весело, – за все, что натворила, творишь и будешь творить! Собирайся, Дженни. Я заехал из Гандерсгейма по дороге в Геннегау только за тобой. Сейчас тебя ждет самая удивительная поездка в жизни. Зайчик у нас особенный…
Она сказала тихо:
– Ты сам особенный, и все у тебя тоже особенное: конь, пес, меч, твои умения… Только, Рич, я не могу с тобой сейчас поехать. Может быть, потом…
Я охнул, отшатнулся, всматриваясь в ее смущенное лицо:
– Дженни! Что стряслось?
– Да так… не особенно как бы, но изменилось…
– Дженни, что?
Она улыбнулась несколько неловко, вид удивленный, словно сама еще не верит себе и своим словам.
– Когда ты уехал, леди Элинор пригласила меня в свою… комнату, где хранит колдовские вещи. И долго говорила о них, чего никогда не делала. Я не могла понять, зачем рассказывает такое. Наверное, пыталась загладить вину? Не знаю, Рич. Я сперва даже не слушала. Но она старалась общаться, стала непривычно ласковой, а я, чтобы как-то ответить, сделала вид, что и мне интересно, чем она занимается. Я не думала, Рич, что это в самом деле так замечательно интересно!
Я пробормотал, не веря своим ушам:
– Ты?.. Ты увлеклась магией?
Она кивнула, вид смущенный, но глаза радостно сияют.
– Очень!
– А что леди Элинор?
– Рич, ты будешь смеяться, но мы подружились… Ну вот, уже смеешься! Перестань, это правда. Ни она, ни я – не притворяемся. Сейчас помогаю разбирать ее коллекции, там масса удивительных вещей. Я просто не понимала, как это может быть интересно, но теперь меня за уши не оттащишь. И, Рич, я не могу все это бросить!
Я крутил головой, ошарашенный и обалделый, Дженнифер уже перестала смущаться и говорит с напором, убежденностью, какой давно от нее не слыхал.
– Хорошо-хорошо, – сказал я. – Хотя, честно говоря, я просто сбит с толку… Уж не околдовала ли она тебя? Впрочем, тогда постаралась бы заставить уехать… со мной, например. Или нет? Ничего не понимаю, а еще майордомить берусь, гроссграф набитый… Дженни, тебя будет недоставать в Геннегау… Надеюсь, найдешь время хотя бы навестить меня там? А то что-то тревожно у меня в том месте, где душа…
– Рич, – воскликнула она с упреком, – ну конечно же, я буду приезжать! И, надеюсь, часто.
– А я там попробую тебя соблазнить так же, как сумела леди Элинор.
Вокруг нас шумела и гремела железом толпа, везде смех и победные вопли, мелькнуло платье леди Элинор, народ сбегается со всех сторон и с ликованием слушает победные речи, ибо успехи господ – их успехи.
К нам осторожно приблизился Мартин. В полных рыцарских доспехах, что делает редко, ограничиваясь панцирем, почтительно поклонился леди Дженнифер, посмотрел на меня строго и одновременно с восторгом.
– Сэр Ричард, – произнес он с чувством, – поздравляю.
Я отмахнулся:
– Пустяки. Даже драться не пришлось. Так, поговорили, пообщались.
Он широко распахнул глаза:
– Вы его… не убили?
– Ну, Мартин, – сказал я с упреком, – что вы все… Мне уже сказали, что у меня рука не дрогнет, и все такое… А вместо сердца так и вовсе булыжник необтесанный!.. Нехорошо. Я вообще-то гуманист по натуре, хоть и очень глубоко. Но жизнь такая, что не успеешь сказать «мама», как тебя самого загуманистят… Словом, я взял его к себе на службу.
Дженнифер дернулась в моих объятиях и посмотрела с недоумением, а Мартин вообще распахнул рот:
– Что-о?
– Пришлось пообещать кое-что, – сказал я с неохотой, – но специалисты вообще стоят дорого. Это расплата за пренебрежение выращиванием своих! Предыдущая власть только пела, а сейчас пляшет в Ундерлендах, а все шишки на мне!.. Хорошо, сырьевые ресурсы есть, пока расплачиваюсь, а если бы не было?.. Эх… Ладно, Мартин. У меня зуд в крови, все тело чешется, так за работу хочется взяться, просто подташнивает! Потому с тобой прощаюсь прямо сейчас, отведу сестренку в ее покои и… меня заждался Геннегау.
Мартин сказал с недоумением:
– Так вы вроде бы недавно оттуда…
– Эх, Мартин, – сказал я с достоинством, – я за это время успел горы сдвинуть!.. Потом, правда, понял, что лучше бы этого не делал. Но нам ведь не результат важен, правда? Рыцари мы или какие-то жалкие торговцы, которым обязательно нужен результат?
Обнимая Дженнифер за плечи, я повел ее в донжон. Перед нами расступались и кланялись, многие преклонили колено, хотя этого и не требуется, я улыбался и поводил над головой ладонью с плотно прижатыми четырьмя пальцами и слегка оттопыренным большим, а то если раскрою всю пятерню, это будет сигналом к бегству, сложные у людей ритуалы, обезьянами нам было проще.
В ее покоях я запустил руку в свой мешок, Дженнифер заинтересованно прислушивалась к знакомому перестуку, а когда я вытащил горсть крупных драгоценных камней, восторженно ахнула:
– Где ты столько набрал таких… красивых?
– Не скажу, – заявил я.
– Почему?
– А то побежишь туда и все выгребешь, по глазам вижу. Нет, шучу, я сам все выгреб. Я такой, выгребистый! Остальное, непонятное даже мне, заберу с собой в Геннегау. Я как сорока, все складываю и складываю в гнездо, а потом оказывается, что и само гнездо приходится оставлять со всем нажитым непосильным трудом…
– Обидно, – сказала она серьезно.
Я вздохнул:
– А мне как горько! Но – надо. Держа по синице в руках, не могу цапнуть журавля, даже если этот длинноногий гад нагло расхаживает прямо перед моей светлостью и провокационно топорщит перья.
Она сказала непонимающе:
– Рич… какая синица, какой журавль? О чем ты?
Я крепко поцеловал ее в обе щеки:
– Все, Дженни, отбываю. Раз ты остаешься, то больше меня здесь ничто не удерживает. Жди отца, он вот-вот прибудет.
Она ахнула:
– Рич, уже полночь! Даже за полночь!
– Выеду раньше, – ответил я, – приеду раньше.
– Рич…
На ее лице было такое удивление и даже проступающая обида, что я сказал поспешно:
– Дженни, ты не представляешь, как я соскучился по своим боевым друзьям и по работе!
– Да ты всегда в работе…
– Мелочь, – сказал я с презрением. – А сейчас вот наконец-то займусь… ого-го!.. большими делами.
Зайчик ничуть не удивился, как и Бобик, что поедем ночью, а Мартин так и вовсе кивнул одобрительно. Сам вообще неизвестно когда спит, ему что ночь, что день, заверил на прощание:
– Казармы готовы, в комнатах для лордов только убрать да пыль вытереть, а для пешего войска уже выбрали место для лагеря. Не извольте беспокоиться, сэр Ричард!
Я обнял его и вскочил на Зайчика. Дженнифер подбежала, я поднял ее к себе в седло, поцеловал и отпустил. Леди Элинор протянула руку, Дженнифер подошла, и они обнялись, наблюдая за мной.
– Я вернусь, – пообещал я твердым голосом.
Зайчик красиво пошел к воротам, Бобик уже крутится там, подпрыгивает, а когда их распахнули, довольно замахал хвостом: люди поняли его и послушались, наконец-то…
Я вскинул руку в прощальном жесте, Зайчик пошел галопом, а когда мы скрылись из виду, начал набирать скорость, соревнуясь с Адским Псом.
Оба несутся, не придерживаясь протоптанной дороги, дважды мы на такой скорости проскакивали через реки, что я даже не понял, мелководье там или же пронеслись по воде, как та знаменитая бегающая на задних лапах ящерица, что бегает со скоростью, позволяющей не погружаться глубже, чем по лодыжку.
Бобик показал себя не хуже ящерицы и даже арбогастра, но у него нет на спине груза, так что хвастаться нечем, я погрозил пальцем и сказал строго, чтобы не бахвалился перед Зайчиком. Ночное небо даже не пытается прогреть воздух, а наша скорость не такова, чтобы я нагрелся от трения, напротив – продрог на встречном ветру, начал зарываться в гриву.
Слева выросли горы, от них пала густая опасная тень, но быстро осталась позади, копыта простучали по каменной насыпи, а затем мы влетели в настоящую пустыню, сейчас с корочкой льда между барханами. В пустынях с их континентальным климатом это обычное дело. Даже птицы здесь свои: и такого же цвета ястребы, и желтые юркие ящерицы, и песчаные змеи.
Мы пронеслись мимо группы старых неопрятных верблюдов с грязно-рыжей косматой шерстью, тоже путешествуют ночью, но эти потому, что ночью не так жарко, затем сразу же, словно влетели в другой мир, где небо такое же черно-звездное, лунный свет дробится в густой сочной траве, справа и слева виноградники, поля мирно спят под тучными хлебами…
Нужна и карта Сен-Мари, напомнил я себе угрюмо. Мало ли что здесь ко всему привыкли. А я должен знать, где резко обрывается плодородная земля и вдруг начинается жаркая пустыня, а потом ни с того ни с сего так же внезапно заканчивается, словно ее перенесли из другого пояса и насильно всобачили в середку обустроенного мира.
На длинном спуске Бобик снова обогнал, но гусей не ловит, на оленей внимания не обращает: догнать нас не просто. Через необъятную долину Беудеш, на которую пешее войско затрачивает сутки, мы пронеслись во мгновение ока, темные горы на горизонте, похожие на тяжелую тучу, сдвигаются и уходят за наши спины так быстро, словно их тащат на канате.
Дорога пошла с холма на холм, и хотя мы летим без нее, но то и дело пересекаем, она так же точно то взбирается наверх, то мчится стремглав вниз, а там под копытами злорадно грохочет сухая глинистая почва с выступающими наружу гигантскими костями допотопных существ…
Месяц, как и Бобик, несется с нами наперегонки, азартно ныряет в тучи, как этот толстозадый в темные кусты, но всякий раз выскакивает, продолжая бег и не желая сдаваться. Слабый свет для меня совсем не слабый, только все в черно-белом, но из меня все равно эстет неважный, так что ладно, пригнулся к луке седла и выдерживаю напор встречного ветра, что ревет и грозится выдернуть из седла, унести, завязать узлом…
Звезды редкие, да и не до них, долина сузилась до каменистой трещины, там вроде бы бывает неспокойно, и хотя за последнее поколение никто не пострадал, народ старается ее обходить…
Стук копыт остается позади, мы несемся в этой мертвой стране, сами как призраки, что никак не решатся покинуть землю с ее греховными прелестями.
В какой-то момент Зайчик ржанул, я ответил с готовностью:
– Согласен. Как видишь, прислушиваюсь к мнению сотрудников. Только сбавь малость… А лучше не малость. Иначе лоб расшибем о Геннегау…
Он неохотно перешел на галоп, Бобик насмешливо оскалил зубы и пошел носиться кругами.
В лунном свете заблестели, как лед под зимним солнцем, крыши далекого Геннегау. Я крикнул строго:
– Бобик! Рядом!.. Вперед не забегать!..
Адский Пес послушно пошел рядом у стремени, понимает по интонации, что в этом случае слушаться обязательно. Я привстал на стременах, все тихо, по обе стороны запертых ворот полыхают костры, багровый свет рывками выхватывает из тьмы блестящий металл доспехов. Двое воинов, мирно положив рядом с собой мечи в ножнах, лениво помешивают угли прутьями. Один что-то жарит, второму явно нравится смотреть, как вспыхивает и перебегает с угля на уголь оранжевое пламя.
Я пустил Зайчика шагом, пусть и меня рассмотрят издали, заранее вскинул руку в дружелюбном приветствии:
– Спокойно, ребята! Я не враг, хоть и пришел, аки тать, ночью.
Бобик держится рядом с Зайчиком с той стороны, его не видят, умница, не пугает, а воины остались на местах, ни один даже не протянул руку к оружию.
Я сказал укоризненно:
– Беспечно живете! Все-таки в покоренной стране… Кругом враги.
Один хмыкнул, второй сказал насмешливо:
– Для кого кругом враги, а для кого и нет…
Вроде бы сказал обычным, хоть и насмешливым тоном, но я еду из таких мест, где подозревают всех, и здесь моментально перешел на тепловое, уже привычно переждал сильнейший приступ тошноты и головокружения.
За трепещущим кругом багрового света пугающе близко светятся багровым два силуэта. Один с дротиком в руке, уже в замахе, другой в характерной позе арбалетчика с прижатым к плечу прикладом.
– Сдаюсь, – сказал я пораженно, – вы молодцы. Особенно этот с арбалетом. Значит, вы двое вроде приманки?
– Проверки, – уточнил один, – но ты что-то слишком быстро все понял и увидел… А ну-ка ближе к костру!. И учти, кроме того, с арбалетом, ты на прицеле еще у двух скрытых…
Я осторожно приблизился, да не дрогнет ни у кого палец на спусковой скобе. Часовой всмотрелся в мое лицо, поспешно вскочил на ноги и так же быстро преклонил передо мной колено.
– Сэр Ричард!.. Ваша светлость!
Я сказал благодушным державным голосом Гарун аль-Рашида, который возвращался после ночных походов по Багдаду:
– Молодцы, хорошо бдите. Как за эти дни? Ничего особенного?
Он подхватился, отчеканил:
– В Геннегау все спокойно!
– Хорошо, – сказал я, – ладно, бдите, бдите.
– Послать во дворец гонца? – спросил он с надеждой.
Из темноты вступил в круг света воин в сюрко, на шлем наброшена темная ткань. Такие в своей жаркой стране носили воины Саладдина, а северное крестоносное войско после первой же недели марша по жгучим пескам тут же собезьянничало.
Опустив арбалет со взведенной тетивой, он преклонил колено, но не голову, продолжая смотреть снизу вверх мне в лицо с такой неистовой верой в чистых честных глазах, что мне стало неловко, будто украл у ребенка конфетку.
Я жестом воздел его на ноги.
– Молодец, – сказал я державно, – хвалю. Ты держался так тихо, я не учуял.