– Ну что ж, – чересчур бодрым голосом произнес Клей, – мне пора.
   Лили удивленно обернулась.
   – Куда вы собрались?
   – Да я пообещал Уайли, что мы с ним сегодня отпразднуем окончание нашей веселой жизни.
   – Но…
   – В Лоствизиле есть один погребок, где мы с моей командой провели немало счастливых часов.
   – Вам действительно необходимо уйти? – ошеломленно переспросила Лили.
   Клей бросил лукавый взгляд на Дэвона.
   – О, да, мы договорились уже несколько недель назад. Представляете, капитан и его помощник устраивают веселые поминки по добрым старым временам. – Он прошел на левый борт и ловким прыжком перебросил ноги через край, приземлившись точно на веревочный трап. – Доброй ночи вам обоим. Благодаря вам я провел чудесный вечер. Увидимся утром.
   Его голова исчезла за бортом. Минуту спустя они услыхали скрип весел в уключинах и плеск воды. Потом наступила тишина.
   Клей нарочно оставил их одних! Лили была потрясена. И Дэвон тоже знал все заранее. Она попятилась к борту, глядя, как он медленно подходит к ней.
   Он подошел так близко, что даже в бледном свете луны она смогла различить бирюзовый цвет его глаз.
   – Как вы думаете, он действительно сможет все это оставить? – стараясь оттянуть время, спросила Лили не совсем твердым голосом, и описала рукой широкую дугу, охватившую и “Паучка”, и реку, и небо.
   Но Дэвон не желал говорить о Клее.
   – Не знаю, – ответил он. – Почему ты не надела платье, Лили?
   Она заглянула ему в лицо, ища признаков гнева, но они окончательно исчезли.
   – А зачем вы мне его принесли? – задала она встречный вопрос.
   – Чтобы ты улыбнулась. Она улыбнулась.
   – Других соображений не было? Он прекрасно понял, что она имеет в виду, и ответил правдиво:
   – Я хочу заботиться о тебе.
   – Правда? А зачем? Несколько недель назад вы хотели от меня избавиться. Вы предложили мне денег. Вы больше не хотели меня видеть.
   Слова Лили ранили Дэвона до глубины души. Интересно, ей самой так же больно, как и ему? Но она не бросала ему обвинений, в ее голосе, звучавшем горестно и печально, не было ожесточенности. И опять он ответил честно:
   – Я не знаю, что изменилось.
   Но Лили ему не поверила. В разговоре с Клеем она сама назвала его новое отношение к себе “приятной смесью благодарности и вины”. Теперь, когда ей стала известна его история, недоверие Дэвона уже не казалось Лили таким убийственным, как раньше, но тем не менее оно заставляло ее страдать.
   – Вы предлагаете мне стать вашей любовницей? Ее прямота покоробила Дэвона, но ему все-таки стало легче.
   – Да.
   – Я отказываюсь. Я никогда не отдам вам свое тело в обмен на деньги, или красивое платье, или крышу над головой. – Стараясь унять дрожь, Лили взглянула ему прямо в глаза и для храбрости ухватилась рукой за рукав его куртки. Ее голос, так твердо звучавший вначале, перешел на шепот:
   – Я отдам его вам просто так. Даром.
   Она вовсе не это хотела сказать, мало того, еще минуту назад она даже не думала об этом. Но она любила его. Поняв, что любит. Лили почувствовала боль, потому что вместе с пониманием к ней пришла уверенность, что Дэвон заставит ее страдать. Однако сейчас это не имело значения. Она полюбила его уже давно и не сомневалась, что полюбила навсегда.
   Дэвон стоял молча. Она поднесла его руку к губам и поцеловала пальцы. Видно было, как он борется с собой, как пытается справиться с недоверием, и на мгновение Лили пронзила острая ненависть к женщине, которая сделала его таким.
   – Дэв, – прошептала она, обнимая его и целуя в губы, – любовь моя. Все так просто.
   Дэвон, отстранив ее от себя, заглянул ей в глаза. Взгляд этих ясных серых глаз, такой нежный и такой серьезный, сказал ему, что все ее слова – чистая правда.. Прядь ее волос, подхваченная ночным бризом, защекотала ему щеку, лаская и дразня. Желание вспыхнуло мучительно и неумолимо, но он поцеловал ее со всей нежностью, на какую был способен. Ее губы, подобные влажному шелку, смягчились и раскрылись перед ним. Когда его язык проник внутрь и коснулся ее языка, по телу Лили волной пробежала мучительная дрожь.
   – Тебе холодно, дорогая?
   Она улыбнулась с закрытыми глазами.
   – Нет, но я чувствую себя так… – и она выразила свое состояние тихим стоном, искренним и безыскусно-чувственным.
   Дэвон крепче сжал одной рукой се талию и обвел указательным пальцем контуры ее рта, очарованный нежной и бесстрашной улыбкой. Прижавшись лбом к ее лбу, он еле слышно прошептал:
   – Я так хочу тебя. Лили, что просто теряю голову. Дрожь возобновилась. Она ухватилась за его плечи и прижалась к нему, ощущая стук сердца – его или свой собственный, сказать было трудно. Подняв руки, она наконец обняла его за шею. Они снова поцеловались. У обоих одновременно перехватило дыхание, тела напряглись, обуревавшая их жажда была так велика, что губ уже не хватало для насыщения.
   – Может, спустимся в спальню, – прошептала она, задыхаясь.
   – В каюту, – поправил он хрипло. – Тут темно, не споткнись на лестнице.
   – На трапе, – в тон ему напомнила Лили. Они спустились, держась за руки. В каюте Клея стояла непроглядная тьма.
   – Стой тут, – велел Дэвон, оставив ее в дверях. Послышался глухой удар и шипящий от боли вздох, но ожидаемого проклятья не последовало, вместо него из темноты раздался смех, и звук этого смеха согрел ее. Потом раздался звон кремня об огниво: Дэвон зажег свечу. Поставив ее в подсвечник, вделанный в крышку стола, он от первой свечи зажег вторую и перенес ее на тумбочку рядом с постелью.
   Лили затрепетала, когда он подошел к ней. Дэвон взял ее за руки и поцеловал их по очереди, сперва тыльную часть, потом ладони. Большим пальцем он провел по ее ладони: ощущение оказалось таким волнующим, что у нее участилось дыхание.
   – Тебе понравилось платье? – спросил он шепотом, касаясь языком бьющейся жилки у нее на запястье.
   Лили взглянула через его плечо на платье, лежавшее на постели, там, где она его оставила, вновь аккуратно упаковав.
   – О, Дэв, оно такое красивое!
   – Последний трофей Клея. Я сказал ему, что хочу подобрать что-нибудь для тебя, и он послал Фолка в один из тайников, где они хранят свою добычу. Но знаешь.., зря я все это затеял…
   – Вовсе нет…
   – ..потому что оно тебе ни к чему. Совершенно неважно, что на тебе надето. В этом платье или в любом другом, ты все равно останешься прекраснейшей женщиной из всех, кого я когда-либо знал.
   Ей хотелось плакать. Она поднесла руки к его лицу и коснулась его. Ее пальцы скользнули ниже, к круто очерченной челюсти, к сильному подбородку, к могучей шее. Его лицо, горящее желанием, выглядело беззащитным, и это редкостное выражение наполнило сердце Лили невыразимой нежностью. Она почувствовала, как он вынимает шпильки из ее волос, и через минуту они упали ей на плечи. Она знала, что не станет его останавливать, что уступит ему во всем, и поэтому ощущала такую слабость, что руки и ноги перестали ее слушаться. Они вновь поцеловались, Лили прижалась к нему всем телом, просунув руки под полы его куртки, чтобы коснуться его спины и широких плеч. Дэвон целовал ее так, что колени у нее неудержимо задрожали, а разум растворился в сладком вине соблазна.
   – С другой стороны… – прошептал Дэвон и вновь принялся ее целовать.
   Лили, видимо, что-то упустила: что было с одной стороны, раз речь уже зашла о другой? Но спрашивать не хотелось.
   Последовало долгое молчание, затем Дэвон сделал вторую попытку.
   – С другой стороны, – выговорил он наконец, – как я имел возможность убедиться воочию, ты гораздо красивее вообще без платья.
   Лили вздохнула и отодвинулась от него. Напряженно улыбаясь, она замерла в полной неподвижности, пока он расшнуровывал на ней корсаж и снимал платье с плеч. За платьем последовала сорочка, и вскоре ее груди обнажились. Он окинул их взглядом, вполне стоившим самой страстной ласки: Лили почувствовала, как соски твердеют и набухают от одного его взгляда. Затем он коснулся их, и она вздрогнула, как от электрического разряда.
   – Ты тоже, – шепнула она, расстегивая на нем рубашку. – Как я могла убедиться раньше.
   В мгновение оба они разделись догола. Дэвон протянул руку, чтобы закрыть дверь. Лили улыбнулась, ибо тишина на борту “Паучка”, нарушаемая лишь их собственными вздохами и тихим шепотом, свидетельствовала о том, что, кроме них двоих, на шлюпе никого нет. Но когда он бережно взял ее за плечи и придвинул спиной к двери, она поняла, что его беспокоит вовсе не уединенность.
   Дэвон провел руками вверх и вниз по ее телу, погладил живот и, приподняв груди одну за другой, провел языком по шелковистой, молочно-бслой коже. Тихий нежный стон, исторгнутый из ее груди, стал ему наградой. Он наклонился ниже и прижался губами к тому месту под правой грудью, где все еще виднелся кровоподтек.
   – Тут еще немного больно, да, Лили?
   – Нет-нет! Почти не болит.
   Мысль о том, что из-за ее увечий они могут не закончить то, что начали, заставила се замереть.
   – Но немножко все-таки болит, – уточнил Дэвон, выпрямляясь. – Придется действовать очень осторожно.
   – О, да, – согласилась Лили, облегченно переводя дух и наполняясь радостным предвкушением, – будем действовать очень-очень осторожно.
   Она провела руками от его талии к обнаженному торсу, глядя, как в глубине его глаз разгорается темное пламя. Что-то горячее и твердое уперлось ей в живот. Ощутив жаркую и упругую пульсацию, Лили поняла, что для них обоих нет пути назад.
   – Раскрой себя. Лили, раскрой для меня, – прошептал он, прижимаясь губами к ее шее.
   Она повиновалась и ахнула, ощутив первое легкое прикосновение его пальцев. Свободной рукой он откинул ее голову назад и накрыл ее жаждущий поцелуя рот своими губами. Глубинная ласка его пальцев, проникших в ее лоно, заставила Лили жалобно застонать. Дэвон установил медленный чередующийся ритм проникновения, действуя одновременно пальцами и языком. Очень скоро она начала задыхаться, не в силах перевести дух. Стремительно поднимаясь все выше и выше, се наполняла яростная и неудержимая радость. Лили полностью отдалась этому чувству, потому что уверяла Дэвону, да и выбора у нес не было. Тихонько прошептав его имя, она сдалась.
   Он не мог насытиться ею. Ее влажный и чувственный рот был сладок, а се естество отзывалось на движение его пальцев сильным и страстным биением в самой горячей своей глубине. И вот – все произошло удивительно быстро – Лили вдруг подалась назад и откинула голову. Ее глаза, горящие страстью, завораживали Дэвона. Ее взор не отрывался от его лица даже в тот момент, когда эта страсть разрешилась последним безудержным взрывом сокровенного трепета. Он поцеловал се еще раз, растягивая наслаждение до немыслимого предела. Когда все кончилось, Лили тихонько вскрикнула и, содрогаясь, уронила голову ему на грудь.
   Долгое время они не двигались. Лили с закрытыми глазами слушала его мерное сердцебиение, отдававшееся ей в щеку, и чувствовала, как ее собственное сердце переполняется любовью. “Я люблю тебя”, – говорила она Дэвону всем своим существом, всем телом, но только не языком: последние остатки инстинкта самосохранения не позволяли ей произнести эти слова вслух. Где-то в отдаленном уголке ее сердца затаилась печаль. Но предаваться сожалениям было уже поздно, человек, которого она любила, держал ее в объятиях, и биение его сердца звучало у нее в ушах. Лили крепче обхватила его руками и прижалась губами к его груди.
   Какое-то время спустя она вновь почувствовала его руку. Лили замерла, не дыша. Дэвон безошибочно нашел ее потайное место, и один из его пальцев начал едва ощутимую, словно касание крыльев мотылька, невыносимо дразнящую игру. Возбудить ее оказалось для него делом необычайно легким.
   – О, Дэвон, – зачарованно прошептала Лили.
   Но для Дэвона не все было так просто, боль желания превратилась в невыносимую пытку. Даже ее кожа источала волшебство: к какому бы месту он ни прикоснулся, всюду оживала чарующая магия.
   – Откинься назад. Лили. Немного – только плечи. Держись за меня.
   Она сделала все, как он велел. Ее ягодицы были мягкими и в то же время упругими, а главное, в точности умещались у него в ладонях. Он притянул ее к себе и согнул колени. Плавно и гладко их тела слились воедино.
   Не двигаясь, стараясь дышать как можно тише, они взглянули друг на друга. Он сдавил в ладонях ее раскинутые в стороны руки, проникая в нее и вновь выскальзывая в медленном, упоительном ритме, желанном для обоих.
   Закрыв глаза, сама не зная, что говорит, Лили тихо лепетала: “Да, да, да…"
   Дэвон поцеловал ее, но поцелуй вышел коротким: ему не удавалось сосредоточиться.
   – Обними меня за шею, дорогая. Она сделала, как он ей велел, и он поднял ее, подхватив снизу и все еще прижимая к двери.
   – Обхвати меня ногами.
   Лили повиновалась. Тогда Дэвон повернулся кругом и подошел, держа ее на весу, к массивному письменному столу Клея, стоявшему в углу. Он пододвинул ногой гордость его брата, нелегально вывезенное из Франции, богато украшенное позолотой итальянское кресло.
   – Посмотрим, будет ли нам здесь хорошо, – пробормотал Дэвон и опустился в кресло.
   Он мог бы и не говорить ей, что надо отвести согнутые в коленях ноги назад и оседлать его; Лили догадалась об этом сама. Но ей нравилось слушать, как он командует. “Интересно, все мужчины такие разговорчивые?” – промелькнуло у нее в голове. Его говорливость придавала ей смелости. Она наклонилась и поцеловала его, чтобы скрыть лицо, а потом прошептала, не отрываясь от его губ:
   – Мне нравится ощущать тебя внутри. Все как будто тает.
   Он провел губами по ее шее, потом по груди.
   – Откинься назад.
   Его голос перешел в глухой гортанный шепот. Когда она повиновалась, он взял ее напряженный сосок в рот и стал с жадностью посасывать, как неутоленный младенец.
   И опять Лили ахнула, ухватившись за его плечи.
   – Я никогда этого не делала ни с кем до тебя! Ты мне веришь?
   – Да! – тотчас же откликнулся Дэвон. Могло ли это быть правдой? Ему было все равно. Он крепко обхватил бедра девушки и заставил ее подняться выше над собой, упиваясь ее абсолютной беспомощностью и полнотой своего обладания ею. Но вот ее пальцы вплелись ему в волосы, едва касаясь его губ, она наградила его нежнейшим, легчайшим поцелуем, и се влажное дыхание показалось ему божественным нектаром. Он весь отдался во власть этой пьянящей неги, он больше не принадлежал себе.
   Лили откинулась назад, и они опять зачарованно уставились в глаза друг другу, словно чего-то ожидая. Дэвон чуть сдвинулся в кресле, так что Лили почти лежала на нем. В таком положении она едва доставала ногами до пола. Она уперлась локтями ему в грудь и сама задала новый ритм их общей скачке. Никогда прежде ей не приходилось не то что испытывать, но даже воображать нечто подобное: безумную смесь обладания и покорности, могущества и самозабвения. Наконец потребность удовлетворения, острая, жгучая, нестерпимая, возобладала над нею.
   – Дэвон, я не могу.., не могу!…
   "Удержаться”, – хотела она сказать, но Дэвон подумал, что она имеет в виду нечто противоположное. Он сжал ее бедра и задвигался в бешеном яростном ритме, тяжело дыша и нанося раз за разом глубоко проникающие удары. Внезапно Лили что-то выкрикнула, громко и бессвязно, и содрогнулась. Дэвон чувствовал, как неудержимый, долго не стихающий трепет сотрясает се беспомощное тело, пока наконец она не обмякла и не упала без сил ему на грудь. Он сжимал ее крепко (слишком крепко, он это знал, но ничего не мог с собой поделать), больше не сдерживаясь и продолжая наносить удар за ударом. Казалось, этому не будет конца. Когда освобождение все-таки пришло, Дэвон тоже почувствовал себя совершенно обессиленным.
   – Лили, – позвал он негромко, – милая, все хорошо, да?
   Пряди ее волос прилипли к его влажной от пота щеке. Ему еле удалось поднять руку и дотронуться до ее плеча, для этого потребовалось неимоверное усилие. Лили все еще дрожала.
   – Я сделал тебе больно, скажи?
   Лили попыталась выпрямиться и заглянуть ему в лицо, но у нее не хватило сил. Ей удалось лишь повернуть голову, склоненную на его плечо, настолько, чтобы она могла произнести:
   – Я не знаю, я ничего не понимаю. По правде говоря, мне все равно.
   Из груди Дэвона, подобно далекому грому, вырвался глубокий вздох облегчения. Сквозь ее волосы, застилавшие ему глаза, он любовался соблазнительным зрелищем: ее раскинутыми ногами и округлыми, мягкими, словно светящимися матовым светом грудями. Чуть сдвинувшись в кресле, он попытался заставить ее сильнее сжать ноги. Она тотчас же поняла и крепко обхватила его бедрами. Но ощущение оказалось слишком волнующим: Дэвон издал хриплый крик, в котором смешались агония и экстаз, и Лили ослабила давление, тихонько смеясь. Оба глубоко вздохнули, гладя и лаская друг друга.
   – Надо лечь в постель, – едва слышно проговорил Дэвон.
   – Да, наверное. Но мне нравится это кресло. Мне его будет не хватать.
   – А мы будем его навещать.
   Лили с улыбкой посмотрела на Дэвона – Правда?
   – Угу. И часто.
   Лили осторожно повела плечами.
   – Как ты, Лили? – Дэвон бережно провел рукой по ее коже там, где на ребрах был синяк, и заглянул ей в лицо.
   Она ответила правдиво:
   – Никогда в жизни мне не было так хорошо. Мне нравится то, что мы делаем, Дэвон. С тобой я чувствую себя…
   – Как?
   – Я таких слов не знаю. Восхитительно.
   – Это ты восхитительна.
   – Бесподобно.
   – Это ты бесподобна. Лили счастливо рассмеялась.
   – Изумительно! Неописуемо! Прекрасно!
   – Все это относится к тебе.
   Она расцеловала его, не веря его комплиментам, но чувствуя себя бесконечно счастливой.
   Наконец они нашли в себе силы перебраться на постель и улеглись на ней, обнявшись и слушая плеск воды за бортом. Время шло незаметно, а может, и вовсе остановилось. Лили хотелось поговорить, описать свои новые ощущения, возникшие благодаря ему. Ей хотелось рассказать ему правду о себе, а больше всего – сказать, что она его любит. Однако только что обретенное доверие Дэвона было слишком хрупким, если она заговорит, оно может исчезнуть. Нет, этого ей не вынести. Лучше уж молчание. Даже обман – не слишком высокая плата за счастье. Власти над будущим у нее не было: за прошедшие несколько месяцев Лили хорошо усвоила этот урок. Сегодня, в эту ночь, в эту минуту она была счастлива. Остальное не имело значения.
   Поутру Лили очнулась с трудом, постепенно освобождаясь от сновидения, которого потом не смогла вспомнить, зная лишь, что оно было прекрасным. Она согнула колено, потом протянула руку к середине постели, ища Дэвона, и, даже не открывая глаз, поняла, что его нет, потому что место, где он заснул, было холодным. Последние остатки чудесного сна улетучились.
   Она села в постели и сразу увидела его. Дэвон стоял спиной к ней, глядя в иллюминатор. Высокий, прямой и неподвижный. Полностью одетый.
   Лили ощутила тошноту, волной подкатившую к горлу. При страшном воспоминании о другом угре, однажды заставшем их вместе, сердце у нее застучало молотом, а ладони стали липкими от испарины.
   – Дэв? – прошептала она.
   Он обернулся, и его лицо подтвердило ее худшие опасения. Больше Лили не могла произнести ни слова.
   Итак, она наконец проснулась. Дэвон сжал руки в кулаки в карманах куртки и прислонился к стене, удержавшись от порыва подойти поближе. Лучи солнца позолотили ее голые плечи и зажгли огнем спутанную гриву темно-рыжих волос. Не отрывая глаз, он следил, как она прикрывает скрещенными руками обнаженную грудь, а на ее бледных щеках проступают багровые пятна. Ее невыразимая прелесть проникала ему прямо в душу. Где взять сил, чтобы это вынести? Отвернувшись, Дэвон сказал:
   – Уже поздно. Одевайся. – Даже в собственных ушах его голос прозвучал слишком резко. – Клей скоро вернется, – добавил он помягче, но все еще не глядя на нее.
   Все причиняло ей страдание. Лили попыталась задержать дыхание, но ее сердце билось по-прежнему, разнося вместе с кровью глубоко проникающую, беспощадную боль, отравлявшую горьким ядом каждую частичку ее тела. Горло перехватило спазмом, но она все-таки сумела задать вопрос:
   – Что с тобой случилось?
   – Ничего. О чем ты говоришь? Уже поздно…
   – Не надо, прошу тебя.
   Тут ему пришлось взглянуть на нее. За пеленой непролитых слез Дэвон увидел бесконечное страдание в ее глазах и отшатнулся. Горечь прошла и по его венам, отравляя кровь и обжигая, как кислота. Презрение к самому себе, к собственной трусости заставило его мучительно покраснеть. Пришлось опять отвернуться от Лили.
   – Тебе было хорошо, Дэвон? Тебе хорошо со мной? Скажи мне, потому что я ничего не могу понять.
   Он не мог ответить. Ему оставалось только ждать приступа спасительного гнева. Зачем она его мучает? Он такой, какой есть, ей никогда его не изменить. Никогда.
   Лили смотрела на его застывшие, окаменевшие плечи, пока силы не оставили ее. Она уронила голову. Проще всего было бы заплакать, но вскоре она поняла, что ее любовь сильнее гордости.
   Дэвон услыхал шелест простыней, потом скрип канатов корабельной койки. Когда он обернулся и посмотрел на нее, вид ее обнаженной красоты вытеснил у него из головы все, что он собирался сказать.
   – Ох, Лили, – пробормотал он с невеселой улыбкой. – Это нечестно.
   Не обращая внимания на его слова, не слушая собственного внутреннего голоса, твердившего ей: “Ты дура”. Лили подошла к нему, заставила его вытащить из кармана руку, стиснутую в кулак, и сжала ее в своих ладонях.
   – Не делай этого, Дэв. Я знаю, чего ты боишься, но меня бояться не надо. Клянусь, я никогда, никогда не причиню тебе зла.
   Он грязно выругался.
   Крепче сжав его руку, она сказала то, что давно хотела сказать:
   – Я люблю тебя.
   Он слышал, но не захотел понять.
   – В таком случае мне тебя жаль. Ее губы задрожали, но она изо всех сил старалась не потерять самообладания.
   – Не говори так, – продолжал Дэвон уже мягче, чувствуя, как его обдаст горячей волной. – Я не хочу этого слышать.
   Лили дернула его за руку.
   – Ты не можешь мне приказать не любить тебя! И не смей больше оставлять меня одну, Дэвон, я этого не позволю.
   Он видел, как напряжен каждый ее мускул, как дрожит каждая жилочка. Даже ее кожа выглядела хрупкой, вот-вот готовой порваться, словно слишком туго натянутая тонкая ткань.
   – Дорогая моя, у меня и в мыслях не было заставлять тебя страдать. Но того, чего ты ждешь, я дать не в силах. Во мне нет этого. Если хочешь, мы могли бы договориться, прийти к соглашению, которое мы оба…
   – Замолчи! Я еще вчера сказала тебе, что не хочу никакого соглашения.
   – Но тогда…
   – Мы можем дать друг другу счастье, Дэв. Хотя бы ненадолго. Неужели ты этого не понимаешь? Не чувствуешь?
   Он обхватил ее лицо ладонями и сжал так сильно, что ей стало больно. Но Лили не шевельнулась и не отвела глаз.
   – Я люблю тебя. Ты для меня – все. В моем сердце никогда не будет места для другого. – Увидав в его глазах гнев, испуг и потрясение, она выдержала этот взгляд. – Я никогда сознательно не причиню тебе зла. Я – это я, Лили, а не кто-то другой. И я люблю тебя всей душой.
   – Но мне не нужна твоя любовь.
   – Нужна или нет, это не важно. Я отдаю ее тебе. И ничего не требую взамен.
   Дэвон хотел оттолкнуть ее, отказаться от ненужного дара, но никак не мог заставить себя разжать руки. Огонь жег его изнутри, и это причиняло ему мучительную боль потому, что внутри у него зияла незаживающая рана.
   – Ты не нужна мне, – повторил он шепотом, упрямо качая головой. – Ты не нужна мне, Лили.
   – Жаль, – выдохнула она и, покачав головой, сама удивилась тому, как спокойно звучит ее голос. Только без слез! Что бы ни случилось, она не должна плакать.
   – Ты просто дура.
   – Несомненно. Я же люблю тебя.
   Дэвон опять выругался, проклиная не ее, а все то, что случилось в его жизни, потом, отбросив всякие мысли, грубо и яростно привлек ее к себе.
   – Ты об этом пожалеешь, – пробормотал он, прижимаясь лицом к ее спутанным, сладко пахнущим волосам.
   О, да, Лили это знала. Но она так любила его, что не обиделась и даже восприняла с благодарностью такое предупреждение. Она затаила дыхание и замерла, потому что Дэвон сжимал ее слишком сильно, настолько сильно, что ей стало трудно дышать. Он это заметил и тотчас же ослабил свои объятия. Лили ощутила его губы у себя на виске и глубоко вздохнула.
   – Я должна рассказать тебе свою историю, – сказала она, – тихонько поглаживая его по спине медленными успокаивающими движениями. – Мне очень многое нужно тебе рассказать.