Он поднялся с кресла.
   – Погоди, Джеймс. Пока ты не ушел…
   Бэрк остановился, вежливо выжидая.
   – Строго между нами, разумеется, – с некоторой долей смущения добавил лорд Ротбери.
   – Разумеется.
   – Рената вбила себе в голову, что ты должен жениться на Оливии. Обе они жужжат об этом не умолкая, когда думают, что я не слышу. Надеюсь, нет необходимости тебе напоминать, что о подобном браке не может быть и речи.
   Если бы Бэрк не чувствовал себя таким усталым, он, наверное, рассмеялся бы вслух.
   – Нет, отец, – торжественно заверил он лорда Ротбери, – такой необходимости нет.
   – Прекрасно, – с облегчением кивнул его отец. – Но будь начеку, мой мальчик. Совместными усилиями эти женщины способны сотворить все что угодно.
   Он усмехнулся, встретив изумленный взгляд сына:
   – Я не шучу, поверь мне. Это просто черная магия.
   – Позвольте мне развеять ваши страхи, отец. С этой стороны нам никакая опасность не грозит.
   – Ну и слава Богу… – протянул лорд Ротбери и вдруг заговорил серьезно: – Я хочу, чтобы твой брак был удачным, Джеймс.
   – Я тоже этого хочу. В один прекрасный день…
   – Вот, к примеру, дочка лорда Уэстли. Она уже на выданье…
   – Боже милосердный! Это страшилище с лицом гиены? Да ей бы только ворон пугать. Забудьте об этом раз и навсегда, отец.
   – Ладно, ладно, – губы его светлости стали подергиваться от смеха. – Но только не говори мне, что собираешься жениться по любви, мальчик мой, это просто… недальновидно.
   – Хорошо, но я ни за что не женюсь на уродине. Если мужчина, взглянув поутру в лицо супруге, спрашивает себя, стоило ли просыпаться, значит, ему точно не следовало жениться.
   – Ты безусловно прав.
   Улыбаясь, лорд Ротбери поднялся и обогнул стол.
   – Тебе еще не надоело тянуть солдатскую лямку, Джеймс? – спросил он, небрежно положив руку на плечо сыну.
   Бэрка не обманула напускная шутливость, с которой был задан вопрос. Что его удивило, так это собственный ответ. По окончании Оксфорда он покинул родной дом и приобрел офицерский патент, потому что праздная, лишенная занятий жизнь богатого землевладельца его не привлекала. В то время ему хотелось повидать мир. Теперь он был сыт по горло чужими странами и приключениями. Он вдруг открыл для себя, что мог бы заняться политикой или вступить в деловое партнерство с отцом. Мысль об этом уже не казалась ему такой отталкивающей, как в день совершеннолетия.
   – Пожалуй, да, отец. Но давайте поговорим об этом позже, я на ногах не держусь.
   – Отлично, отлично, иди отдохни. – Сэр Невилл хлопнул сына по плечу, безуспешно пытаясь скрыть свою радость. – Увидимся за ужином, мальчик мой.
   – Скорее за завтраком.
   Зевая на ходу, Бэрк покинул кабинет и торопливо направился в свою спальню.
* * *
   Узддингстоун,
   Нортумберленд,
   15 декабря 1745 года
   Уважаемый полковник Денхольм! Извините, что не написал вам раньше, но я больше недели пролежал в лихорадке и только сейчас достаточно окреп, чтобы не выронить из рук перо.
   С сожалением вынужден известить вас о том, что больше нет нужды выяснять, была ли арестованная мисс Леннокс участницей якобитского заговора или нет. Она умерла, попав по неосмотрительности в перестрелку, затеянную ее любовником Юэном Рэмзи, тем самым, который, как вы помните, проиграл ее в карты. Рэмзи предпринял весьма неразумную попытку освободить свою любезную из-под стражи неподалеку от Ньюкаслтона, стоившую жизни и ему самому.
   Вы, несомненно, спросите, как мы оказались в окрестностях Ньюкаслтона и что мы там делали. Обстоятельства нашего появления в этом месте довольно запутанны и – надо честно признать – не делают мне чести в профессиональном отношении. Позволю себе ограничиться признанием того, что я сильно недооценил стремление мисс Леннокс избежать наказания за свои многочисленные прегрешения и обрести свободу. О неприглядных подробностях я поведаю вам при личной встрече.
 
   Как раз вскоре после прискорбного происшествия я серьезно заболел и был доставлен домой при смерти, однако мне удалось перехитрить своих эскулапов, и, несмотря на все их усилия, я рассчитываю вернуться в строй через две-три недели. Насколько мне известно, Красавчик принц Чарли отступает и намеревается тихо перезимовать в Шотландии, поэтому мне представляется, что в моем появлении на службе нет срочной нужды.
   Насколько я понял со слов мисс Леннокс, ее единственной близкой родственницей является мать, проживающая в Эдинбурге. Я возьму на себя труд разыскать ее и известить по почте о кончине ее дочери.
   Надеюсь, что это письмо застанет вас в добром здравии.
   Ваш покорный слуга
   майор Джеймс Бэрк, виконт Холистоун
* * *
   Рассеянно постукивая пером по губам, Бэрк уставился на розовеющую за окном полоску утренней зари. Сочиненная им история выглядела не слишком правдоподобно, но, с другой стороны, у Денхольма не было причин подвергать ее сомнению. Однако, если хоть часть неправды, рассказанной им в письме, выплывет наружу, он, несомненно, окажется за решеткой. Но что еще ему оставалось делать? Разве можно предать девушку, которая спасла ему жизнь, и собственноручно передать ее в руки палача? Это было бы черной неблагодарностью. Он так и не сумел узнать, участвовала ли Кэт в заговоре, и его это больше не интересовало. Бэрк решил, что, как только она поправится и окрепнет, он отпустит ее на все четыре стороны.
   Он поднялся из-за стола и подошел к окну. Прекрасный старый парк, которому вскоре предстояло стать «лужайкой», даже в зимнем коричнево-сером наряде выглядел строго и величественно. Где-то неподалеку черный дрозд затянул свою протяжную заунывную песню, и Бэрк вдруг поежился как от внезапного холода. При мысли о расставании с Кэт в груди у него возникло ощущение пустоты. Он знал, что расставание неизбежно, но его рассудок отказывался это осмыслить. Никогда в жизни ему не приходилось встречать женщину, похожую на нее, и, наверное, уже не придется. И все же он не мог придумать иного конца для истории своего знакомства с нею. Никакого.
* * *
   Бэрк тихо постучал в дверь комнаты Кэтрин и отворил ее. Диана, читавшая книгу при тусклом свете лампы у постели, приложила палец к губам и встала, сделав ему знак следовать за ней к дивану, стоявшему под окном на другом конце комнаты. Он молча прошел по блестящему паркету, лишь мельком взглянув на ходу на спящую Кэт.
   Они уселись рядышком на обитых бархатом подушках и оказались в почти полной темноте: свет лампы сюда не доставал.
   – Как наша больная? – вполголоса спросил Бэрк.
   – О, Джейми, ей г-г-гораздо лучше! Жара не было весь день и боли тоже. Она больше не хочет принимать настойку опия.
   – Она съела ужин?
   – Почти целиком. Она говорит, что завтра хотела бы принять ванну. Я сказала, что спрошу тебя.
   – Думаю, ей это не повредит, только убедись для начала, что комната хорошо протоплена. Ты не устала, Мышонок? Ты же просидела здесь весь вечер.
   – Мне вовсе не трудно. Она мне ужасно нравится, Джейми, а тебе? Она была так добра ко мне!
   Бэрк удивленно поднял брови.
   – Да разве можно тебя не любить? – спросил он с улыбкой.
   – Мы много разговариваем. Вернее… – Диана смущенно покраснела, – это я много болтаю. А она меня терпеливо выслушивает.
   Его охватила горячая волна нежности. Он погладил сестру по щеке, внезапно осознав, как одиноко ей живется.
   – Хотел бы я бывать с тобой почаще, Ди. Мне тебя очень не хватало.
   – Я т-т-тоже скучала без тебя, – тоненьким голоском призналась Диана, несколько озадаченная неожиданной откровенностью брата.
   – Оливия оказалась не слишком хорошей сестрой для тебя, верно?
   – Не слишком, – смущенно призналась она.
   Несколько минут они просидели в молчании. Наконец Диана встала, напомнив, что пора уходить, поскольку уже поздно.
   – Ты идешь?
   – Через минуту.
   Она кивнула в знак понимания.
   – Порой, когда она спит, я просто сижу и смотрю на нее. Наверное, это нехорошо. Но, Джейми, она такая красавица!
   Бэрк ничего не ответил.
   – Спокойной ночи, Джейми.
   – Спокойной ночи, Мышонок. Ах да, забыл сказать. Эдвин Бальфур завтра придет с визитом. Он прислал слугу с запиской.
   Лицо его сестры тотчас же загорелось восторгом. Она на мгновение зажмурила глаза, крепко обхватив себя руками.
   – О, Джейми, – проговорила Диана счастливым шепотом, – теперь у меня есть все для счастья!
   С этими словами она ушла.
   Бэрк сокрушенно покачал головой. На всей земле не было и быть не могло более верного и преданного сердца, чем у его младшей сестренки. Но сможет ли эта чистая душа выжить в жестоком мире? Он мысленно вознес молитву, чтобы Бог взял ее под свою защиту.
   Сунув руки в карманы, он медленно прошел обратно к постели. Ему почему-то было не по себе. Диана все верно подметила: нехорошо подглядывать за спящей, а он и так уже слишком долго позволял себе наблюдать за Кэт. При мысли о том, что она вскоре его покинет, ему почти расхотелось видеть ее сейчас. Почти, но не совсем. Бэрк пододвинул стул поближе к кровати и сел.
   Болезнь не лишила ее прелести, лишь изменила немного. Румянец стал не таким ярким, более нежным, черты лица смягчились и теперь казались необычайно хрупкими. Темные круги под глазами, которых густые сумрачные ресницы не могли скрыть, придавали ей усталый, даже измученный вид, однако желание Бэрка обладать ею, как он понял через минуту, осталось неизменным и даже возросло. Он осторожно накрыл ладонью бледную руку с длинными пальцами, такую женственную и такую сильную. Кэтрин повернула голову на подушке и тихонько вздохнула во сне. Боже, как она прекрасна! Со стеснением в груди он вспомнил, как легко она поддалась ему в тот вечер в полуразваленной лачуге, как страстно отвечала на его ласки, хотя и божилась, что они ей ненавистны. Впоследствии ему стало немного стыдно: никто не поставил бы ему высший балл за джентльменское поведение в тот вечер. И все же… какое это было наслаждение: прикасаться к ней, волновать ее, искусно доводить до открытой страсти, а потом смотреть на нее, пока она достигала вершины блаженства! Ощутив в паху почти непереносимую тяжесть, Бэрк понял, что хотел бы все повторить прямо сейчас. Да что же он за человек в конце концов? Ему стало неловко, и он выпустил ее руку. Ресницы Кэт затрепетали. Она проснулась. Стыдясь своих похотливых мыслей, Бэрк попытался отвернуться, но ясный взгляд ее бирюзовых глаз, на этот раз удивительно открытый и доверчивый, притягивал его словно магнитом. Она протянула руку, и он взял ее без колебаний. Она простодушно улыбнулась ему. Он твердил себе, что Кэт вовсе не невинная овечка, но в это трудно было поверить, когда взору представала ее чистая, бесхитростная прелесть.
   – Моя сестра говорит, что тебе лучше, – сказал Бэрк, с трудом проглотив ком в горле.
   – Мне лучше.
   Ее голос уже не напоминал воронье карканье, осталась лишь легкая хрипотца.
   – Мне кажется, завтра я могла бы подняться ненадолго. И еще, Бэрк, я просто умираю от желания принять ванну…
   – Да, Диана мне говорила. Только я кое-чего не понимаю: разве не ты когда-то меня уверяла, что терпеть не можешь ванн?
   Она пожала плечами, скрывая улыбку:
   – Все верно, но ты так часто заставлял меня их принимать, что я к ним уже привыкла.
   – Понятно. Что ж, думаю, это можно устроить, если ты справишься с помощью одной Дианы.
   – Конечно, справлюсь!
   – На всякий случай помни: я буду просто счастлив протянуть руку помощи.
   – Спасибо, но не стоит себя затруднять.
   – Меня это вовсе не затруднит!
   – Уверяю тебя, твоя помощь не понадобится.
   – Ну, если ты так твердо уверена…
   – Совершенно уверена.
   Они улыбнулись друг другу, наслаждаясь редкостной минутой покоя и согласия.
   – Мне нравится твоя сестра, Бэрк. Она так добра ко мне!
   Он взглянул на нее с легким удивлением, но кивнул в знак согласия.
   – Твоя сводная сестра тоже меня навестила сегодня утром.
   – Оливия?
   Теперь он был удивлен по-настоящему.
   – Чего она хотела?
   – Оказать мне гостеприимство… в каком-то смысле. Она выразила надежду на мое скорейшее выздоровление и пожелала мне встретить Рождество в кругу семьи. Так она сказала.
   – Так и сказала?
   Бэрк улыбался и хмурился одновременно.
   – Боюсь, тебе придется разочаровать ее в этом, Кэт. Вряд ли ты настолько окрепнешь к Рождеству, чтобы отправиться в путь.
   – Скорее всего нет, но мне не хотелось говорить ей об этом. Похоже, она так твердо рассчитывает на мой отъезд…
   Кэтрин на мгновение опустила взгляд и вновь подняла его:
   – Бэрк?
   – Да, любовь моя?
   Она вспыхнула. Слова любви так легко и свободно слетали у него с языка, что ей почему-то становилось не по себе.
   – Что будет дальше?
   Он взглянул на нее в недоумении.
   – Когда я поправлюсь. Что ты собираешься со мной делать?
   Бэрк долго смотрел на нее, не говоря ни слова, потом отодвинул свой стул и встал. Кэтрин поняла, что подтверждаются ее наихудшие опасения.
   – Ты собираешься отвезти меня в Ланкастер, верно? – спросила она с горечью. – Я так и знала.
   Бэрк отрицательно покачал головой, но она больше не смотрела на него.
   – А теперь, пожалуйста, уходи. Оставь меня одну. Я очень устала.
   – Не тревожься ни о чем, Кэт. Думай только о том, чтобы скорее поправиться.
   – Не тревожься ни о чем, Кэт. Думай только о том, чтобы скорее поправиться.
   – Зачем? Чтобы ты мог поскорее избавиться от меня? Прошу тебя, уходи.
   Бэрк нахмурился, глядя на нее сверху вниз и заложив руки за спину. Он и сам не смог бы объяснить, почему не сказал ей правды, но… если бы он признался ей прямо сейчас, что собирается ее отпустить, рискуя при этом своей карьерой и даже головой, она могла бы подумать (что было бы вполне логично), будто он питает к ней какие-то чувства. Она бы не поняла, что им движет исключительно и только благодарность, вернее даже чувство долга, что он лишь пользуется возможностью отплатить ей за жертву, которую она принесла ради него.
   Ничего не поделаешь, придется примириться с ее враждебностью, вздохнул Бэрк.
   – Ну что ж, спокойной ночи. Спи хорошо.
   Она закрыла лицо рукой и отвернулась.
   – Постарайся ни о чем не тревожиться, Кэт.
   «Ничего, – сказал он себе, – все равно она скоро узнает о моих намерениях».
   – Убирайся, – проговорила она сквозь зубы.
   – Я пришлю тебе горничную.
   Бэрк повернулся и тихо вышел из комнаты.
* * *
   Дни проходили быстро и – несмотря на все опасения Кэтрин по поводу того, что с нею будет после выздоровления – не без приятности. Она чувствовала, как к ней постепенно возвращаются силы, и с каждым днем все меньше нуждалась в посторонней помощи. После обеда она совершала ежедневные неторопливые прогулки по комнате, опираясь на руку Дианы. Моцион доставлял удовольствие обеим. Они быстро подружились, и эта дружба крепла с каждой новой встречей. Не желая обманывать подругу и выдумывать какую-то запутанную историю о себе, вроде той, что она вынуждена была рассказать Бэрку, Кэтрин с радостью взяла на себя роль внимательной слушательницы. Диана не мучила новую подругу расспросами о прошлом, приписав ее нежелание упоминать о нем естественной сдержанности. Зато, ободренная доброжелательным вниманием и неподдельным интересом Кэтрин, юная девушка отбросила свою обычную застенчивость и открыла ей собственное сердце, словно у нее вдруг появилась долгожданная, никогда прежде не существовавшая сестра.
   Природа наделила Диану проницательным умом, позволявшим ей угадывать людские слабости и пороки, и добрым сердцем, умевшим их прощать. Ее единственным недостатком была полнейшая неспособность оценить по достоинству саму себя. Она с рождения страдала легкой хромотой оттого, что одна нога у нее была чуть короче другой, а в минуты сильного волнения начинала слегка заикаться. Эти мелкие несовершенства стали для нее источником постоянного мучительного смущения и поселили в ее душе глубоко укоренившееся убеждение, что она никчемная дурнушка, причем мачеха и сводная сестра отнюдь не считали нужным выводить ее из заблуждения. Диана не сомневалась, что ей предстоит весь свой век оставаться в тени утонченной, блистательной и светской Оливии. К ее чести надо было добавить, что эта уверенность ни на миг не вызвала зависти в ее душе.
   Кэтрин пришлось выслушать подробное повествование об Эдвине Бальфуре, лишь усилившее ее любопытство. Он являлся ближайшим соседом, немного моложе Бэрка, но старше Дианы, знавшей его с раннего детства. Он носил баронский титул, а после смерти отца ему предстояло унаследовать графский. Слушая рассказы Дианы об Эдвине, видя, как оживляется ее личико при каждом упоминании о нем, Кэтрин решила, что этот человек если и не божество, то по крайней мере верховный жрец. Природа наделила его самым красивым лицом и самой великолепной фигурой, он обладал безупречными манерами, обо всем на свете знал больше, чем кто бы то ни было другой, ездил на лошади не хуже самого Бэрка и никогда не проигрывал в карты. Единственное, в чем его можно было упрекнуть, так это в том, что он слишком редко бывал дома, однако пошатнувшееся здоровье его отца исправило и этот недостаток, заставив Эдвина покинуть Лондон, где у него была репутация повесы, и вернуться на Рождество в родовое поместье Блайт-парк.
   Диана была влюблена в него всю свою сознательную жизнь. Эдвин никогда не подшучивал над ее хромотой и заиканием, а когда Бэрк, покинув родной дом, уехал служить в армию, заменил ей брата. Позже, когда сам Эдвин стал все реже бывать дома, ей ничего другого не осталось, как со сладкой грустью в сердце выслушивать рассказы о его похождениях. Со дня на день она ожидала известия о его помолвке с какой-нибудь ослепительной красавицей, прекрасно понимая, что после этого им никогда уже не быть хорошими друзьями, как прежде. Ее влюбленность не была секретом ни для кого из членов семьи, но никто не принимал ее всерьез. Все считали, что это детская любовь, нечто само собой разумеющееся. Точно так же, по всей видимости, думал и сам Эдвин Бальфур.
   Оливия ни разу больше не навестила Кэтрин. Бэрк появлялся нечасто и почти все время молчал, Кэтрин даже удивилась, зачем он вообще утруждает себя этими визитами. Как-то раз он сообщил ей, что повстанческая армия принца Чарли забралась на юг аж до самого Дерби,[25] но потом вновь отступила. Она притворилась, что ей это ни о чем не говорит и совершенно ее не интересует, даже сделала вид, будто не понимает, зачем он все это ей рассказывает, но после его ухода почувствовала себя подавленной и глубоко несчастной. Ей страстно хотелось узнать больше подробностей. Неужели революции конец?
   Однажды в ее комнате появился новый посетитель, и обстоятельства их встречи до того встревожили Кэтрин, что она несколько дней не могла успокоиться. В тот день она прилегла отдохнуть и задремала на синем с золотом диванчике под окном, устав следить за птицами, чертившими замысловатые кривые в зимнем небе, как вдруг что-то разбудило ее. Кэтрин испуганно села на диване, запахивая ворот капота, разошедшийся, пока она спала. Под капотом у нее была шелковая ночная сорочка, тонкая до прозрачности, но застегнутая до самого горла. Тем не менее у нее осталось ничем не объяснимое, но стойкое впечатление, будто кто-то сунул руку ей за пазуху прямо на грудь. Разумеется, это было невозможно, она ведь была одна в комнате…
   – Добрый день. Извините, что разбудил вас.
   Она едва не вскрикнула от неожиданности. Из полумрака у нее за спиной вышел мужчина и отвесил глубокий поклон.
   – Оказывается, я вас не только разбудил, но и напугал. Сможете ли вы меня простить?
   Кэтрин прижала руку к сердцу, чтобы унять его бешеный бег.
   – Кто вы такой?
   – Джулиан Лаундз.
   Он взял ее свободную руку и низко склонился над ней. Прикосновение его губ показалось Кэтрин холодным и как будто липким. Голос у него был гнусавый и тягучий, словно речь стоила ему непомерных усилий.
   – Пасынок, – пояснил он с кривоватой усмешкой, когда понял, что его имя само по себе ничего ей не говорит.
   – О, вы брат…
   – Оливии. Совершенно верно. Ну, а вы – бесстрашная миссис Пелл, прекрасная и загадочная вдова, о которой мы так много слышали и в то же время так мало знаем. Меня одолело любопытство, я просто должен был с вами познакомиться. То, что Диана рассказывала о вашей красоте, кажется мне чудовищным преуменьшением. Как долго вы вдовеете?
   – Простите?
   Со сна Кэтрин никак не могла угнаться за ним, разум отказывался ей служить. И ее по-прежнему тревожила смутная, навязчивая мысль о том, что он прикасался к ее груди, хотя теперь это представлялось просто невероятным. Он же дворянин, одет щегольски, как настоящий лондонский денди! Он сводный брат Бэрка, не мог же он…
   – Я спросил, давно ли незабвенный мистер Пелл покинул этот бренный мир? Ваш покойный супруг.
   – Я… Вы не могли бы зажечь свечу? Я вас почти не вижу.
   – Mais oui, madame.[26]
   Кэтрин пристально смотрела на него, пока он зажигал свечу от огня камина, а потом и установил ее в ветвистый подсвечник на столе рядом с нею. Среднего роста, тощий, с соломенными волосами и странными глазами цвета меда, Джулиан был годами значительно моложе Бэрка, но его костлявое лицо казалось изнуренным пороками, а свой безвольный и вялый рот он явно позаимствовал у какой-то старой жеманницы. Взяв щепотку табака из черепаховой табакерки, он осторожно втянул понемногу каждой ноздрей, а затем деликатно чихнул в благоухающий духами платочек.
   – Мой муж скончался недавно. Мне бы не хотелось об этом говорить.
   Она уже оправилась от потрясения и начала ощущать острую антипатию к Джулиану Лаундзу.
   – Да-да, я понимаю. Он был англичанином, насколько мне известно, однако сама вы родом из Шотландии, если, конечно, я правильно угадываю принадлежность этого прелестного легкого акцента.
   Кэтрин сдержанно кивнула.
   – А ваш супруг? Он откуда родом?
   Она принялась лихорадочно соображать.
   – Из Суррея. Извините, мистер Лаундз, я нездорова. Вы не могли бы…
   – Тысяча извинений, мадам! Я вас утомил своими глупыми расспросами. Позвольте проводить вас до постели, после чего я немедленно откланяюсь.
   – Благодарю, но в этом нет нужды. Я позвоню и вызову горничную.
   – Но я настаиваю. Это самое меньшее, что я мог бы для вас сделать, чтобы загладить свою неосмотрительность.
   – Прошу вас, не нужно.
   – Нет, это я вас прошу! Позвольте мне. Как доказательство того, что вы меня простили.
   Продолжать этот бессмысленный спор было бы просто нелепо. Кэтрин позволила ему взять себя под руку и помочь подняться с дивана. Он привел ее в замешательство, проворно обхватив другой рукой за талию и самым фамильярным образом положив ладонь ей на бедро. Она повернулась к нему и уже открыла рот, собираясь протестовать, но тут раздался легкий стук в дверь, и в комнату вошел Бэрк.
   Несколько секунд все хранили молчание. Больше всего Кэтрин поразило то, что Джулиан Лаундз не убрал руку тотчас же. Вместо этого он как ни в чем не бывало послал улыбку своему сводному брату, застывшему на пороге с таким видом, словно это его комната и он ждет, чтобы посторонние освободили ее от своего присутствия.
   – Ах это ты, Джеймс, – проговорил наконец Джулиан. – Я так и думал, что ты поднимешься за мной следом. Я как раз собирался уходить.
   – В самом деле?
   Вопрос Бэрка прозвучал сдержанно, почти безучастно, но он не сводил с них обоих настороженного взгляда.
   Терпение Кэтрин лопнуло. Она решительно высвободилась из полуобъятий Джулиана, пересекла комнату без чьей-либо помощи и яростно дернула за шнурок, вызывая горничную, после чего вновь повернулась к обоим мужчинам:
   – Всего хорошего, мистер Лаундз. Майор Бэрк, я немного устала от визитеров. Вы не возражаете?
   Она знала, о чем он подумал, и это привело ее в бешенство.
   – Ни в коей мере, – ответил Бэрк, выдавив из себя улыбку.
   – Вот и отлично, спустимся вместе, – согласился довольный Джулиан. – Мне все равно надо перекинуться с тобой словечком, Джеймс. Миссис Пелл, боюсь, что наше знакомство доставило удовольствие только мне одному. Умоляю простить меня, если я вас утомил. С нетерпением жду новой встречи.
   Кэтрин едва заметно наклонила голову.
   Бэрк придержал дверь, пропуская Джулиана вперед. Потом он обернулся и бросил на нее еще один взгляд, старательно сохраняя невозмутимость, но Кэтрин заметила, как брезгливо скривились его губы, и стремительно повернулась спиной, не давая ему отпустить какое-нибудь оскорбительное замечание. Через секунду она услышала, как щелкнул язычок дверного замка.
   Джулиан ждал своего сводного брата на площадке второго этажа. Первые же его слова заставили Бэрка скрипнуть зубами.
   – Ты, конечно, уже спал с ней. Ну и как она? Горяча, да? Ну давай, выкладывай, я сгораю от любопытства.
   Его странные желтоватые глаза, обычно безжизненные и тусклые, загорелись от возбуждения.
   – Не будь глупцом, Джулиан, я к ней пальцем не притронулся. Она же недавно овдовела!
   – Да брось, Джеймс, хватит ломаться. Я знаю, что ты с ней спал, я же видел, как она на тебя смотрит. Ей-Богу, я тоже хочу ее заполучить. Какая красотка! Если бы ты сейчас не вошел, разрази меня гром, я бы уже загнал шар в лузу. Она была не против.