Один из бородатых мужиков кинулся к ним и начал что-то объяснять. По ходу он так увлекся, что начал лапать их одну за другой. Сначала вроде бы незаметно, а потом уже в полный рост. Девчонки хихикали, но терпели. Наверное, это был какой-нибудь танцевальный босс. А, может, им это нравилось. Так или иначе, он точно был опытный козел.
– Так, все приготовились! – закричал вдруг один из голубых. – Начинаем!
Откуда-то вынырнула старушка в мужском костюме. Погасив сигарету, она уселась перед роялем. Девчонки вспорхнули с места, и в этот момент я увидел Марину.
Она стояла как лапочка во втором ряду и, сморщив лоб, смотрела прямо на меня. Я улыбнулся, поднимая руку, но в этот момент заиграла музыка.
«Интересно, как это человек может быть до такой степени не похож на самого себя, – думал я, глядя как она танцует. – Вот, ведь всего-то – одень купальник, убери волосы – и совсем другая Марина! Такая новая, строгая и чужая. Откуда только что взялось? И, главное, как хорошо она танцует».
Я вдруг поймал себя на ощущении, что мне не нравится присутствие всей этой толпы зрителей. Переступив с ноги на ногу, я будто нечаянно толкнул стоявшего слева пацана с камерой.
– Осторожней! – зашипел он.
– Простите, пожалуйста. Я случайно.
– Я ведь снимаю!
– Конечно, конечно, – прошептал я и снова наступил ему на ногу.
Пока мы так перешептывались, старушка закончила играть. Все оживились. Бородатый опять бросился к девчонкам, а я воспользовался неразберихой и нашел себе местечко на скамейке возле стены. Едва я присел, решив подождать, пока все закончится, как из этой толкотни вынырнула Марина.
– А где Сергей? – спросила она, склоняясь ко мне и хмуря брови.
От нее повеяло таким теплом, что я задержал дыхание. На лбу у нее блестели капли пота.
– Где он?
– Он… заболел… – медленно сказал я, обалдевший от ее запаха.
– Заболел?
Она прикусила нижнюю губу и сморщила лоб.
– Не расстраивайся…– начал я, но она резко выпрямилась и исчезла в толпе.
– … на фига он нам вообще нужен? – договорил я в пустоту.
Правда, это был скорее риторический вопрос. Сережа явно нужен был нам обоим.
– Тебе хоть понравилось?
– Да я поздно приехал. Не видел почти ничего.
– А то, что видел?
– То, что видел, понравилось. Только голубых многовато.
– Они не все голубые. Некоторые просто так выглядят.
– Да? А зачем?
– Ну, не знаю. Сейчас модно.
– Педерасты?!
– Ну, да. У нас в институте некоторые мальчишки специально прикидываются.
– Чтобы выглядеть педерастами?
– Да. А чего ты удивляешься? Сейчас модно. Элтон Джон – голубой, Джордж Майкл – голубой, Киану Ривз – тоже. Рикки Мартин. У них там сейчас все голубые. Поэтому у нас тоже считается круто.
– Нет, уж спасибо, – сказал я, выворачивая руль до отказа.
На дорогах был такой гололед, что машину то и дело бросало в стороны. Хорошо хоть у меня все колеса были ведущие.
– А что с ним все-таки приключилось? – спросила она.
– С кем? – я как-то не сразу врубился.
– С Сергеем. Почему он не пришел?
– Он… – я понял, что она застала меня врасплох. – Он…плохо себя почувствовал… Сегодня утром… Я заехал, а он лежит.
– А где он живет?
– Где живет? Ну, как тебе сказать…
Мне даже пришлось сбавить скорость.
– А ты разве сама не знаешь?
– Нет! – она с вызовом посмотрела мне в лицо.
Хорошо, что мне надо было смотреть на дорогу.
– Он меня к себе ни разу не пригласил.
В ее голосе звучало явное возмущение.
– Да там ничего интересного нет, – пробормотал я, усиленно переключая скорости. – Так, снимает квартирку с мамой… Однокомнатную… Без ванны… и без туалета…
– И без воды? – зло добавила она.
– Да, кажется, воды тоже не бывает часто… Отключают…
– Ну, надо же, какой бедненький! А где ты с ним познакомился?
– Я-то?
– Ты-то!
– Мы с ним… ходили в один Дворец Пионеров… Клуб «Шуруп».
– Понятно. Значит, ты тоже из Калуги?
– Я?
– Конечно, ты! Кто же еще? Сергей-то ведь из Калуги. Не мог же он в Москву ездить во Дворец Пионеров!
– У меня… бабушка там живет. Меня родители каждое лето туда отправляли…
– На каникулы?
– Точно. Пить парное молоко.
– И ходить во Дворец Пионеров, – уточнила она.
– Сто пудов!
– А как он назывался, ты можешь мне сказать? – Она хитро прищурилась.
– Кто?
– Дворец Пионеров в Калуге.
– Это допрос?
– Еще не знаю. Смотря, что ты ответишь.
– Я не помню, как он назывался.
– А я знаю!
– Да? – моему удивлению не было границ. – И как?
– Имени Циолковского.
– Откуда ты можешь знать? Я, например, не помню.
– Балда! Он там жил. Циолковский всю жизнь прожил в Калуге!
Она засмеялась, откинув голову, а я не знал, что и подумать. Похоже было, что на этот раз пронесло. Я все-таки не облажался.
Она тем временем перестала смеяться, потерла пальцем стекло и вдруг очень серьёзно сказала:
– Ты ведь не врёшь мне, Миша?
Я чуть не потерял управление. Машину повело боком и мне пришлось газануть, чтобы не удариться о высокий бордюр.
– Конечно, я тебе не вру. С чего ты взяла?
Она ничего не ответила. Просто отвернулась к окну и смотрела на улицу. Минуты две ехали молча.
– А что такое клуб «Шуруп»? – наконец тихим голосом сказала она.
– Это такой кружок, – бодро начал я, – где собирают конструкторы. Нас еще называли «шурупистами»…
Впрочем, я видел, что она меня уже не слушает.
Тем более неожиданной оказалась в ней та перемена, которая случилась, пока я сидел, как дурак, в машине и не знал – то ли домой поехать, то ли еще подождать. Ее не было минут двадцать, но для нормального человека столько времени явно не хватит, чтобы настроение поменялось так сильно. Она ушла в таком подавленном состоянии, что мне казалось – она этого Сережу никогда не простит, но лишь только она выскочила из подъезда, я понял, что она уже все забыла. Словно и не было ничего. Наоборот, она даже напевала, когда подходила к машине. А возле самого джипа она остановилась, присела на корточки перед маленьким Мишкой, поправила ему шапочку, что-то шепнула и сама же рассмеялась во весь голос. Я слышал, что Мишка пытался ее перекричать, но смех у нее был слишком звонкий.
– Принимай хомяка, – еще задыхаясь от смеха, сказала она мне, открывая заднюю дверь.
– Привет, Михаил! – сказал я.
– Привет, – сердито буркнул тот, заползая в машину.
– Ты должен называть дядю Мишу на «вы», – сказала ему Марина.
– Сама называй, – огрызнулся малыш.
– Какой ты противный!
Она захлопнула дверь и пошла вокруг машины. В зеркало я видел маленького Мишку, который сердито скрестил на груди ручки и нахмурил лицо. У Марины в институте, я вспомнил, было точно такое же.
– Чего ты надулся, Михаил? – спросил я.
В этот момент Марина постучала пальцем в мою дверь.
– Открой-ка, пожалуйста.
Я открыл дверцу, а она отступила на шаг назад и распахнула куртку.
– Посмотри, у меня вот тут на свитере было пятно. Сильно заметно? Я так-то вроде бы отстирала.
Она поворачивалась передо мной из стороны в сторону в своем абсолютно белоснежном свитере, который так плотно обхватывал ее тело, что я едва удержался как бы не протянуть руку и не потрогать эту упругую белизну.
– Ну что? Что-нибудь видишь?
Она продолжала вертеться, все выше поднимая куртку и открывая обтянутый джинсами зад. Передо мной вращалась такой красоты попа, что я просто слова не мог сказать.
– Ну, что ты молчишь? Там есть что-нибудь? Мне ведь самой не видно.
Я вдруг подумал, что, может, она играет со мной. Если так, то это были опасные игры.
– Миша, проснись!
– Нет, – наконец сказал я. – Никакого пятна не видно.
– Отлично, – улыбнулась она. – Надо же как хорошо отстиралось.
Когда она села рядом со мной, я ощутил запах духов, которыми она раньше не пользовалась. Во всяком случае, при Сереже от нее всегда пахло иначе.
– Чего ты остановился? – спросила Марина, очнувшись от своих грез.
– Я здесь не заберусь. Дорога подмерзла. Сплошной лед. Есть тут какой-нибудь объезд?
– Да нет, кажется. Только прямо. Здесь вокруг одни деревья.
– Сам вижу. Ладно, попробуем.
Я сдал назад и, разогнавшись, заскочил до середины горы. Потом мы плавно соскользнули обратно.
– Как на коньках! – чертыхнулся я.
– Давай еще раз.
Я снова попробовал, но опять безрезультатно.
– Ну, что за блин! – воскликнула Марина.
– Придется возвращаться, – сказал я.
В это время проснулся маленький Мишка.
– Попробуй, скажи это ему, – усмехнулась она.
– В смысле?
– Он сейчас такой скандал устроит, что мы сами эту машину затолкаем наверх.
– Такой крутой?
– Ты даже не представляешь.
– Миша, – протянул я вкрадчивым голосом. – Хочешь в МакДональдс?
– Лучше не надо, – предупредила Марина. – Ты даже представить себе не можешь какой он бывает злой.
– А когда на лошадках пойдем кататься? – сонным голосом сказал малыш.
– Ты уверена? – спросил я.
– Сто процентов, – ответила она.
– Хорошо, тогда пойдем пешком. Сколько еще осталось?
– Да, вообще-то, далековато. Полчаса, может быть. Или больше.
– Но зато по лесу. Никогда не был так рано весной в лесу.
Она посмотрела на малыша и нерешительно пожала плечами.
– Ну, ладно, пошли. Только он устанет.
– Он же сам хотел кататься на лошадях. Правда, Михаил?
– Да! – закричал малыш и запрыгал на сидении.
– Если быстро пойдем, то согреемся.
– Мы быстро не сможем. Мишка медленно ходит.
– Если что, я его на руках понесу.
– Вот так, да? Любим носить чужих детей на руках?
Я даже немного растерялся от ее слов.
– Ну… не знаю… Я так просто сказал…
– Короче, пошли, – махнула она рукой. – А то мы тут совсем замерзнем.
Я, в самом деле, раньше не был весной в лесу. Только летом, на шашлыки с друзьями. Сейчас здесь все было как-то не так.
– Ты чувствуешь, какой воздух? – сказала Марина, взяв меня под руку и заглядывая мне в лицо.
– Но, – ответил я коротко.
Не мог же я сказать, что гораздо сильнее чувствую, как она ко мне прижимается.
– Смотри, вон там уже трава зеленеет.
– Ага, – сказал я, приноравливаясь к ее шагу.
Маленький Мишка тем временем убежал далеко вперед.
– Надо было надеть шапку, – сказала она, встряхнув головой. – Уши замерзли.
От ее волос исходил такой чудесный запах, что у меня то ли от него, то ли от свежего воздуха закружилась голова. А, может, давление упало.
Через полчаса мы действительно были на месте. Марина с ясным лицом и сияющими глазами подвела меня к какому-то одноэтажному бараку, наверное, в сто метров длиной. Мишка был уже там, и с хитрым выражением на лице выглядывал из окошка.
– Пойдем, я тебя с ними познакомлю.
Внутри оказалась небольшая комната, в которой за столом сидели две молодые женщины. Они приветливо поздоровались. Марина вынула из своей сумки большой пакет.
– Вот. То, что заказывали. Правда, маленьких уже не было. Пришлось взять две больших.
– Спасибо тебе. Садитесь вот сюда. Кофе только что сварили.
Это были волшебные слова. Ничего приятнее я в своей жизни не слышал. Так как ни перчаток, ни шарфа я уже недели две не носил, то после этой прогулки в морозном лесу отогреть меня мог только горячий кофе.
Над огромным кофейником посреди стола поднимался густой пар. Чашка, которую мне вручили, источала такой аромат, что голова моя опять закружилась.
«Заболею, на хрен, менингитом, – подумал я. – Какой тогда будет смысл во всех этих деньгах? Я ведь, в конце концов, на работе».
Марина с красными щеками держала свою чашку возле лица и посматривала на меня из-за ее края.
«Надо же, как ей идет вся эта ерунда, – продолжал я размышлять. – Свитерочки, мороз, джинсы в обтяжку. Щеки от холода горят. Просто взял бы да съел, как волк Красную Шапочку: бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие глазки? От удивления, внученька, от удивления. А зубки тогда тебе на фига такие?»
Сегодня она была особенно хороша. И, видимо, она это знала. Сидела, улыбаясь, хитренько на меня поглядывала.
– Ну, что, Михаил, – наконец обратилась она ко мне. – Поедем на конях кататься? Или ты не умеешь?
В ее голосе звучал явный вызов.
– Да, конечно, не умеет, – отозвалась одна из хозяек. – Откуда ему, городскому, уметь-то?
– Городские некоторые хорошо ездют, – подала голос вторая.
– Ну, почему, не умею… – начал я и тут же понял, что совершил роковую ошибку.
– Тогда седлайте ему Рыжика, – весело сказала Марина, поднимаясь из-за стола. – Я на белой поеду. А маленький пусть катается во дворе на своей тележке.
– Я с вами хочу! – закричал Мишка.
– Будешь орать, сразу – домой! Понял?
Я отметил, что она умела говорить решительным тоном.
Марина тем временем легко взлетела на симпатичную белую лошадку, сделала несколько кругов вокруг меня и весело крикнула:
– Смотри, как она красиво несет голову!
Я оторвался от созерцания своего коричневого чудовища.
Честно говоря, мне больше нравилась всадница. Впрочем, лошадь тоже была ничего. Насколько я в этом разбираюсь.
– Ну, что ты? Давай садись, – снова крикнула Марина. – Ему нельзя долго стоять на морозе. Он должен двигаться.
Из ее слов я заключил, что в нашем дуэте ключевым звеном был конь. Обо мне тут не беспокоились.
Я задрал левую ногу едва не выше своей головы, вставил ее в стремя и, ухватившись за седло, полез на эту громадину. Конь тревожно переступил с ноги на ногу и обернулся, наверное, чтобы посмотреть, что это такое по нему ползет. Поняв, что это всего лишь я, он сильно завернул голову и щелкнул зубами у самого моего колена. «Кусается, блядь, – тоскливо подумал я. – В собачьем питомнике вырос, что ли?».
– Сел? – сказала Марина, подъезжая ко мне. – Ну, тогда поехали. Здесь такие красивые места! У тебя просто дух захватит.
Я хотел сказать, что уже захватило, но она, развернув лошадь, быстро умчалась по дороге в лес. Я дернул поводья, и мой гигант не спеша тронулся следом за нею. Судя по его шагу, он хотел показать мне, что делает огромное одолжение. На мои манипуляции с поводьями он явно чихал с высокой башни. Просто он шел туда, куда убежала его лошадка. Фиг его знает, может, у них тут была любовь.
Я сидел на самом верху этого чудовища и озирался в поисках Марины. Даже стука копыт нигде не было слышно. «Вот ускакала! – подумал я. – Носится как угорелая».
Неожиданно этот Рыжик перешел на рысь. Меня начало трясти как мешок с картошкой и, чтобы не упасть, я ухватился за выступ седла. Через минуту этой трамбовки мне пришло в голову, что я теперь буду заикаться всю свою жизнь и подпрыгивать при ходьбе, а если к тому же свалюсь сейчас с такой высоты, то навсегда останусь хромым калекой. «Долбаный Сережа! – мелькнуло у меня в голове. – Сам бы приезжал сюда и подпрыгивал! Ой, блин, как жопу больно!»
Из-за того что увеличилась скорость, стало заметно холодней. Перчаток-то у меня не было. Откуда-то вдруг подул ветер, и через пять минут мои руки, которыми я цеплялся за седло, покраснели и скрючились, как паучьи лапки. «Хрен теперь отцеплюсь, – тоскливо подумал я. – Ну надо же было, в такую херню подписаться! Аристократ долбаный! Интересно, куда эта зверюга бежит?»
После того, как я проклял всех любителей верховой езды, из-за деревьев показалась Марина. Вихрем промчавшись нам навстречу, она развернулась у нас за спиной, и через секунду ее смеющийся рот вынырнул откуда-то сзади возле самого моего лица. Я лично поворачивать головой уже не мог. Конь этот мой сразу остановился. Только этого, наверное, и ждал, скотина.
– Ну, ты где? – закричала она. – Я уже вокруг озера обскакала!
От ее лошадки поднимался пар. Она сама говорила, задыхаясь. Волосы разлетелись. Лицо горело от счастья.
– Ты как? – спросила она, уловив очевидно что-то в моих глазах.
Ее лошади явно не стоялось на одном месте.
– Если хочешь, поедем обратно. Скоро уже стемнеет. Стоять!
Она укоротила поводья своей танцующей кобылки. Та крутнулась вокруг себя и встала на дыбы.
– Да нет, – сказал я. – Когда еще выпадет такая возможность?
– Тогда давай наперегонки!
– Наперегонки?!!
– Галопом!
– Галопом?!!
Я понял, что надо было соглашаться, когда она предлагала вернуться назад. Теперь было уже поздно. Впереди меня ждала трагическая смерть.
– Когда он перейдет на широкий шаг, – говорила она тем временем, – ты должен привстать на стременах и ни в коем случае не садиться.
– Не садиться, – повторил я.
– Иначе ты сломаешь ему спину.
– Ему, – мой голос звучал как эхо.
– Ты должен все время стоять на полусогнутых коленях, позволяя ему свободно двигаться у тебя между ног.
– Между ног.
– Ты будешь как будто висеть над ним. Но помни, что скорость очень большая.
– Какая?
Она на секунду задумалась.
– Километров сорок-пятьдесят.
«Будет больно», – мелькнуло у меня в голове.
– И как только он перейдет в галоп, – продолжала она, – начинай делать движения тазом.
– Какие? – поинтересовался я.
– Как какие? – она неожиданно смутилась. – Тазом. Я тебе говорю – движения тазом.
– Вот так? – я привстал и повилял задницей из стороны в сторону.
– Да нет! – разозлилась она и показала. – Вот так!
– Какие интересные движения, – протянул я.
Надо же, у меня еще оставался юмор в этой ситуации. Впрочем, движения, и в самом деле, были замечательные.
– Ты понял, или нет?!!
– Я все понял. А скажи… Я где-то читал, что женщинам нравится верховая езда потому что… ну, это… вроде как секс?
– Ну и что?
– Так это правда?
Она подъехала вплотную ко мне и улыбнулась.
– Правда.
– А скажи… – начал я.
– Догоняй!
Она рывком развернула лошадь и с места умчалась прочь.
– Подожди! А за что тут держаться?!!
Впрочем, я запоздал с этим вопросом. Подо мной вдруг ожил вулкан.
Огромными прыжками это чудовище бросилось за Мариной, а я начал взлетать в воздух, как воздушный шарик, размахивая руками и пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Мои инстинкты искали руль, но кроме небольшого выступа на передней части седла, они находили лишь пустоту. Я в полном смысле слова летел. Парил над землей как беркут. Скромный, испуганный до смерти беркут, который машет руками и беззвучно разевает рот.
Наконец я уцепился за гриву. Ощущение было такое, как будто схватил кого-то за волосы. Мне даже стало на мгновение неловко. Однако я тут же вспомнил как эта зверюга обошлась со мной, и впился ему в загривок как клещ. Ему это, видимо, не очень понравилось, поэтому он прибавил ход. Седло стало колотить мою задранную вверх задницу. «Вот, блин, собака! – подумал я. – Специально меня по жопе бьет!»
Впрочем, я не сдавался. Движения, которые показала Марина, в самом деле, оказались тут к месту. Очень скоро я почти приноровился и довольно сносно начал двигать задницей взад и вперед. На секс это точно не было похоже ни капельки. Проще было бы трахать работающий экскаватор, чем ерзать по этому зверю на таком ходу.
«Убьюсь! – думал я, пытаясь разобрать, куда мы несемся. – Точно, на хрен, убьюсь!»
О том, чтобы управлять этим монстром не могло быть и речи. Он мчался туда, куда считал нужным. Сегодня был его праздник.
Очевидно, поняв, что так легко от меня не избавиться, он вдруг прижался к линии леса, которая с бешеной скоростью улетала назад слева от нас. Неразделимая стена деревьев нависла над моей головой темной массой. Самые длинные ветки начали хлестать меня по лицу. «Вот сука!» – чертыхнулся я, выплевывая изо рта прошлогодние листья. Некоторое время мне еще удавалось уворачиваться от крупных веток, но конь оказался хитрее.
Я увидел этот огромный сук одновременно с ним. В принципе, если бы я мог рулить, все было бы нормально. Но главным тут был не я. Заметно прибавив ходу, он еще сильнее прижался к деревьям, и я понял, что сопротивление бесполезно. Единственное, что мне оставалось, – как можно сильнее изогнуться вправо и надеяться, что эта дубина не треснет меня по башке. Собирать после этого было бы уже нечего. Я представил свои мозги, развешенные по деревьям, и в тихом ужасе просто закрыл глаза. Конь догадался, что жить мне осталось совсем недолго, поэтому наддал еще сильнее.
Удар пришелся в левый бок. Меня как обухом саданули по ребрам, и я взмыл в воздух.
«Лечу! – молнией пронеслось у меня в голове. – Я лечу, мама!»
Это было ужасно долго. Мне казалось, я парил целую вечность.
«Все!» – запищало у меня где-то внутри, и я тяжело рухнул на землю.
– Так, все приготовились! – закричал вдруг один из голубых. – Начинаем!
Откуда-то вынырнула старушка в мужском костюме. Погасив сигарету, она уселась перед роялем. Девчонки вспорхнули с места, и в этот момент я увидел Марину.
Она стояла как лапочка во втором ряду и, сморщив лоб, смотрела прямо на меня. Я улыбнулся, поднимая руку, но в этот момент заиграла музыка.
«Интересно, как это человек может быть до такой степени не похож на самого себя, – думал я, глядя как она танцует. – Вот, ведь всего-то – одень купальник, убери волосы – и совсем другая Марина! Такая новая, строгая и чужая. Откуда только что взялось? И, главное, как хорошо она танцует».
Я вдруг поймал себя на ощущении, что мне не нравится присутствие всей этой толпы зрителей. Переступив с ноги на ногу, я будто нечаянно толкнул стоявшего слева пацана с камерой.
– Осторожней! – зашипел он.
– Простите, пожалуйста. Я случайно.
– Я ведь снимаю!
– Конечно, конечно, – прошептал я и снова наступил ему на ногу.
Пока мы так перешептывались, старушка закончила играть. Все оживились. Бородатый опять бросился к девчонкам, а я воспользовался неразберихой и нашел себе местечко на скамейке возле стены. Едва я присел, решив подождать, пока все закончится, как из этой толкотни вынырнула Марина.
– А где Сергей? – спросила она, склоняясь ко мне и хмуря брови.
От нее повеяло таким теплом, что я задержал дыхание. На лбу у нее блестели капли пота.
– Где он?
– Он… заболел… – медленно сказал я, обалдевший от ее запаха.
– Заболел?
Она прикусила нижнюю губу и сморщила лоб.
– Не расстраивайся…– начал я, но она резко выпрямилась и исчезла в толпе.
– … на фига он нам вообще нужен? – договорил я в пустоту.
Правда, это был скорее риторический вопрос. Сережа явно нужен был нам обоим.
* * *
В машине она еще некоторое время хмурилась, о чем-то думая и постукивая ботинками в пол. Наконец встряхнула головой и посмотрела на меня.– Тебе хоть понравилось?
– Да я поздно приехал. Не видел почти ничего.
– А то, что видел?
– То, что видел, понравилось. Только голубых многовато.
– Они не все голубые. Некоторые просто так выглядят.
– Да? А зачем?
– Ну, не знаю. Сейчас модно.
– Педерасты?!
– Ну, да. У нас в институте некоторые мальчишки специально прикидываются.
– Чтобы выглядеть педерастами?
– Да. А чего ты удивляешься? Сейчас модно. Элтон Джон – голубой, Джордж Майкл – голубой, Киану Ривз – тоже. Рикки Мартин. У них там сейчас все голубые. Поэтому у нас тоже считается круто.
– Нет, уж спасибо, – сказал я, выворачивая руль до отказа.
На дорогах был такой гололед, что машину то и дело бросало в стороны. Хорошо хоть у меня все колеса были ведущие.
– А что с ним все-таки приключилось? – спросила она.
– С кем? – я как-то не сразу врубился.
– С Сергеем. Почему он не пришел?
– Он… – я понял, что она застала меня врасплох. – Он…плохо себя почувствовал… Сегодня утром… Я заехал, а он лежит.
– А где он живет?
– Где живет? Ну, как тебе сказать…
Мне даже пришлось сбавить скорость.
– А ты разве сама не знаешь?
– Нет! – она с вызовом посмотрела мне в лицо.
Хорошо, что мне надо было смотреть на дорогу.
– Он меня к себе ни разу не пригласил.
В ее голосе звучало явное возмущение.
– Да там ничего интересного нет, – пробормотал я, усиленно переключая скорости. – Так, снимает квартирку с мамой… Однокомнатную… Без ванны… и без туалета…
– И без воды? – зло добавила она.
– Да, кажется, воды тоже не бывает часто… Отключают…
– Ну, надо же, какой бедненький! А где ты с ним познакомился?
– Я-то?
– Ты-то!
– Мы с ним… ходили в один Дворец Пионеров… Клуб «Шуруп».
– Понятно. Значит, ты тоже из Калуги?
– Я?
– Конечно, ты! Кто же еще? Сергей-то ведь из Калуги. Не мог же он в Москву ездить во Дворец Пионеров!
– У меня… бабушка там живет. Меня родители каждое лето туда отправляли…
– На каникулы?
– Точно. Пить парное молоко.
– И ходить во Дворец Пионеров, – уточнила она.
– Сто пудов!
– А как он назывался, ты можешь мне сказать? – Она хитро прищурилась.
– Кто?
– Дворец Пионеров в Калуге.
– Это допрос?
– Еще не знаю. Смотря, что ты ответишь.
– Я не помню, как он назывался.
– А я знаю!
– Да? – моему удивлению не было границ. – И как?
– Имени Циолковского.
– Откуда ты можешь знать? Я, например, не помню.
– Балда! Он там жил. Циолковский всю жизнь прожил в Калуге!
Она засмеялась, откинув голову, а я не знал, что и подумать. Похоже было, что на этот раз пронесло. Я все-таки не облажался.
Она тем временем перестала смеяться, потерла пальцем стекло и вдруг очень серьёзно сказала:
– Ты ведь не врёшь мне, Миша?
Я чуть не потерял управление. Машину повело боком и мне пришлось газануть, чтобы не удариться о высокий бордюр.
– Конечно, я тебе не вру. С чего ты взяла?
Она ничего не ответила. Просто отвернулась к окну и смотрела на улицу. Минуты две ехали молча.
– А что такое клуб «Шуруп»? – наконец тихим голосом сказала она.
– Это такой кружок, – бодро начал я, – где собирают конструкторы. Нас еще называли «шурупистами»…
Впрочем, я видел, что она меня уже не слушает.
* * *
Когда подъехали к ее дому, она вышла из машины, ничего не сказав. Даже не кивнула, как будто меня и на свете не было. Просто хлопнула дверцей и вошла в подъезд. Я даже засомневался – надо ли ее ждать. Может, она решила вообще никуда не ездить.Тем более неожиданной оказалась в ней та перемена, которая случилась, пока я сидел, как дурак, в машине и не знал – то ли домой поехать, то ли еще подождать. Ее не было минут двадцать, но для нормального человека столько времени явно не хватит, чтобы настроение поменялось так сильно. Она ушла в таком подавленном состоянии, что мне казалось – она этого Сережу никогда не простит, но лишь только она выскочила из подъезда, я понял, что она уже все забыла. Словно и не было ничего. Наоборот, она даже напевала, когда подходила к машине. А возле самого джипа она остановилась, присела на корточки перед маленьким Мишкой, поправила ему шапочку, что-то шепнула и сама же рассмеялась во весь голос. Я слышал, что Мишка пытался ее перекричать, но смех у нее был слишком звонкий.
– Принимай хомяка, – еще задыхаясь от смеха, сказала она мне, открывая заднюю дверь.
– Привет, Михаил! – сказал я.
– Привет, – сердито буркнул тот, заползая в машину.
– Ты должен называть дядю Мишу на «вы», – сказала ему Марина.
– Сама называй, – огрызнулся малыш.
– Какой ты противный!
Она захлопнула дверь и пошла вокруг машины. В зеркало я видел маленького Мишку, который сердито скрестил на груди ручки и нахмурил лицо. У Марины в институте, я вспомнил, было точно такое же.
– Чего ты надулся, Михаил? – спросил я.
В этот момент Марина постучала пальцем в мою дверь.
– Открой-ка, пожалуйста.
Я открыл дверцу, а она отступила на шаг назад и распахнула куртку.
– Посмотри, у меня вот тут на свитере было пятно. Сильно заметно? Я так-то вроде бы отстирала.
Она поворачивалась передо мной из стороны в сторону в своем абсолютно белоснежном свитере, который так плотно обхватывал ее тело, что я едва удержался как бы не протянуть руку и не потрогать эту упругую белизну.
– Ну что? Что-нибудь видишь?
Она продолжала вертеться, все выше поднимая куртку и открывая обтянутый джинсами зад. Передо мной вращалась такой красоты попа, что я просто слова не мог сказать.
– Ну, что ты молчишь? Там есть что-нибудь? Мне ведь самой не видно.
Я вдруг подумал, что, может, она играет со мной. Если так, то это были опасные игры.
– Миша, проснись!
– Нет, – наконец сказал я. – Никакого пятна не видно.
– Отлично, – улыбнулась она. – Надо же как хорошо отстиралось.
Когда она села рядом со мной, я ощутил запах духов, которыми она раньше не пользовалась. Во всяком случае, при Сереже от нее всегда пахло иначе.
* * *
Поплутав немного в окрестностях этого Лыткарино, мы наконец нашли нужную дорогу, и дело вроде бы пошло на лад. До лошадей, по словам Марины, оставалось минут десять-пятнадцать. Она почти всю дорогу молчала и время от времени чему-то загадочно улыбалась. Мишка на заднем сидении просто уснул. Завалился в угол к окну и теперь громко сопел. Вскоре мы подъехали к очень крутому подъему. Я притормозил.– Чего ты остановился? – спросила Марина, очнувшись от своих грез.
– Я здесь не заберусь. Дорога подмерзла. Сплошной лед. Есть тут какой-нибудь объезд?
– Да нет, кажется. Только прямо. Здесь вокруг одни деревья.
– Сам вижу. Ладно, попробуем.
Я сдал назад и, разогнавшись, заскочил до середины горы. Потом мы плавно соскользнули обратно.
– Как на коньках! – чертыхнулся я.
– Давай еще раз.
Я снова попробовал, но опять безрезультатно.
– Ну, что за блин! – воскликнула Марина.
– Придется возвращаться, – сказал я.
В это время проснулся маленький Мишка.
– Попробуй, скажи это ему, – усмехнулась она.
– В смысле?
– Он сейчас такой скандал устроит, что мы сами эту машину затолкаем наверх.
– Такой крутой?
– Ты даже не представляешь.
– Миша, – протянул я вкрадчивым голосом. – Хочешь в МакДональдс?
– Лучше не надо, – предупредила Марина. – Ты даже представить себе не можешь какой он бывает злой.
– А когда на лошадках пойдем кататься? – сонным голосом сказал малыш.
– Ты уверена? – спросил я.
– Сто процентов, – ответила она.
– Хорошо, тогда пойдем пешком. Сколько еще осталось?
– Да, вообще-то, далековато. Полчаса, может быть. Или больше.
– Но зато по лесу. Никогда не был так рано весной в лесу.
Она посмотрела на малыша и нерешительно пожала плечами.
– Ну, ладно, пошли. Только он устанет.
– Он же сам хотел кататься на лошадях. Правда, Михаил?
– Да! – закричал малыш и запрыгал на сидении.
* * *
– Надо же, как холодно, – сказала Марина, когда мы все выбрались из джипа.– Если быстро пойдем, то согреемся.
– Мы быстро не сможем. Мишка медленно ходит.
– Если что, я его на руках понесу.
– Вот так, да? Любим носить чужих детей на руках?
Я даже немного растерялся от ее слов.
– Ну… не знаю… Я так просто сказал…
– Короче, пошли, – махнула она рукой. – А то мы тут совсем замерзнем.
Я, в самом деле, раньше не был весной в лесу. Только летом, на шашлыки с друзьями. Сейчас здесь все было как-то не так.
– Ты чувствуешь, какой воздух? – сказала Марина, взяв меня под руку и заглядывая мне в лицо.
– Но, – ответил я коротко.
Не мог же я сказать, что гораздо сильнее чувствую, как она ко мне прижимается.
– Смотри, вон там уже трава зеленеет.
– Ага, – сказал я, приноравливаясь к ее шагу.
Маленький Мишка тем временем убежал далеко вперед.
– Надо было надеть шапку, – сказала она, встряхнув головой. – Уши замерзли.
От ее волос исходил такой чудесный запах, что у меня то ли от него, то ли от свежего воздуха закружилась голова. А, может, давление упало.
Через полчаса мы действительно были на месте. Марина с ясным лицом и сияющими глазами подвела меня к какому-то одноэтажному бараку, наверное, в сто метров длиной. Мишка был уже там, и с хитрым выражением на лице выглядывал из окошка.
– Пойдем, я тебя с ними познакомлю.
Внутри оказалась небольшая комната, в которой за столом сидели две молодые женщины. Они приветливо поздоровались. Марина вынула из своей сумки большой пакет.
– Вот. То, что заказывали. Правда, маленьких уже не было. Пришлось взять две больших.
– Спасибо тебе. Садитесь вот сюда. Кофе только что сварили.
Это были волшебные слова. Ничего приятнее я в своей жизни не слышал. Так как ни перчаток, ни шарфа я уже недели две не носил, то после этой прогулки в морозном лесу отогреть меня мог только горячий кофе.
Над огромным кофейником посреди стола поднимался густой пар. Чашка, которую мне вручили, источала такой аромат, что голова моя опять закружилась.
«Заболею, на хрен, менингитом, – подумал я. – Какой тогда будет смысл во всех этих деньгах? Я ведь, в конце концов, на работе».
Марина с красными щеками держала свою чашку возле лица и посматривала на меня из-за ее края.
«Надо же, как ей идет вся эта ерунда, – продолжал я размышлять. – Свитерочки, мороз, джинсы в обтяжку. Щеки от холода горят. Просто взял бы да съел, как волк Красную Шапочку: бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие глазки? От удивления, внученька, от удивления. А зубки тогда тебе на фига такие?»
Сегодня она была особенно хороша. И, видимо, она это знала. Сидела, улыбаясь, хитренько на меня поглядывала.
– Ну, что, Михаил, – наконец обратилась она ко мне. – Поедем на конях кататься? Или ты не умеешь?
В ее голосе звучал явный вызов.
– Да, конечно, не умеет, – отозвалась одна из хозяек. – Откуда ему, городскому, уметь-то?
– Городские некоторые хорошо ездют, – подала голос вторая.
– Ну, почему, не умею… – начал я и тут же понял, что совершил роковую ошибку.
– Тогда седлайте ему Рыжика, – весело сказала Марина, поднимаясь из-за стола. – Я на белой поеду. А маленький пусть катается во дворе на своей тележке.
– Я с вами хочу! – закричал Мишка.
– Будешь орать, сразу – домой! Понял?
Я отметил, что она умела говорить решительным тоном.
* * *
Через десять минут я оказался один на один с коричневым гигантом, который явно возненавидел меня, как только его вывели из теплой конюшни. «Это, наверное, гибрид со слоном», – грустно подумал я. В голове у меня зашевелились нехорошие предчувствия.Марина тем временем легко взлетела на симпатичную белую лошадку, сделала несколько кругов вокруг меня и весело крикнула:
– Смотри, как она красиво несет голову!
Я оторвался от созерцания своего коричневого чудовища.
Честно говоря, мне больше нравилась всадница. Впрочем, лошадь тоже была ничего. Насколько я в этом разбираюсь.
– Ну, что ты? Давай садись, – снова крикнула Марина. – Ему нельзя долго стоять на морозе. Он должен двигаться.
Из ее слов я заключил, что в нашем дуэте ключевым звеном был конь. Обо мне тут не беспокоились.
Я задрал левую ногу едва не выше своей головы, вставил ее в стремя и, ухватившись за седло, полез на эту громадину. Конь тревожно переступил с ноги на ногу и обернулся, наверное, чтобы посмотреть, что это такое по нему ползет. Поняв, что это всего лишь я, он сильно завернул голову и щелкнул зубами у самого моего колена. «Кусается, блядь, – тоскливо подумал я. – В собачьем питомнике вырос, что ли?».
– Сел? – сказала Марина, подъезжая ко мне. – Ну, тогда поехали. Здесь такие красивые места! У тебя просто дух захватит.
Я хотел сказать, что уже захватило, но она, развернув лошадь, быстро умчалась по дороге в лес. Я дернул поводья, и мой гигант не спеша тронулся следом за нею. Судя по его шагу, он хотел показать мне, что делает огромное одолжение. На мои манипуляции с поводьями он явно чихал с высокой башни. Просто он шел туда, куда убежала его лошадка. Фиг его знает, может, у них тут была любовь.
Я сидел на самом верху этого чудовища и озирался в поисках Марины. Даже стука копыт нигде не было слышно. «Вот ускакала! – подумал я. – Носится как угорелая».
Неожиданно этот Рыжик перешел на рысь. Меня начало трясти как мешок с картошкой и, чтобы не упасть, я ухватился за выступ седла. Через минуту этой трамбовки мне пришло в голову, что я теперь буду заикаться всю свою жизнь и подпрыгивать при ходьбе, а если к тому же свалюсь сейчас с такой высоты, то навсегда останусь хромым калекой. «Долбаный Сережа! – мелькнуло у меня в голове. – Сам бы приезжал сюда и подпрыгивал! Ой, блин, как жопу больно!»
Из-за того что увеличилась скорость, стало заметно холодней. Перчаток-то у меня не было. Откуда-то вдруг подул ветер, и через пять минут мои руки, которыми я цеплялся за седло, покраснели и скрючились, как паучьи лапки. «Хрен теперь отцеплюсь, – тоскливо подумал я. – Ну надо же было, в такую херню подписаться! Аристократ долбаный! Интересно, куда эта зверюга бежит?»
После того, как я проклял всех любителей верховой езды, из-за деревьев показалась Марина. Вихрем промчавшись нам навстречу, она развернулась у нас за спиной, и через секунду ее смеющийся рот вынырнул откуда-то сзади возле самого моего лица. Я лично поворачивать головой уже не мог. Конь этот мой сразу остановился. Только этого, наверное, и ждал, скотина.
– Ну, ты где? – закричала она. – Я уже вокруг озера обскакала!
От ее лошадки поднимался пар. Она сама говорила, задыхаясь. Волосы разлетелись. Лицо горело от счастья.
– Ты как? – спросила она, уловив очевидно что-то в моих глазах.
Ее лошади явно не стоялось на одном месте.
– Если хочешь, поедем обратно. Скоро уже стемнеет. Стоять!
Она укоротила поводья своей танцующей кобылки. Та крутнулась вокруг себя и встала на дыбы.
– Да нет, – сказал я. – Когда еще выпадет такая возможность?
– Тогда давай наперегонки!
– Наперегонки?!!
– Галопом!
– Галопом?!!
Я понял, что надо было соглашаться, когда она предлагала вернуться назад. Теперь было уже поздно. Впереди меня ждала трагическая смерть.
– Когда он перейдет на широкий шаг, – говорила она тем временем, – ты должен привстать на стременах и ни в коем случае не садиться.
– Не садиться, – повторил я.
– Иначе ты сломаешь ему спину.
– Ему, – мой голос звучал как эхо.
– Ты должен все время стоять на полусогнутых коленях, позволяя ему свободно двигаться у тебя между ног.
– Между ног.
– Ты будешь как будто висеть над ним. Но помни, что скорость очень большая.
– Какая?
Она на секунду задумалась.
– Километров сорок-пятьдесят.
«Будет больно», – мелькнуло у меня в голове.
– И как только он перейдет в галоп, – продолжала она, – начинай делать движения тазом.
– Какие? – поинтересовался я.
– Как какие? – она неожиданно смутилась. – Тазом. Я тебе говорю – движения тазом.
– Вот так? – я привстал и повилял задницей из стороны в сторону.
– Да нет! – разозлилась она и показала. – Вот так!
– Какие интересные движения, – протянул я.
Надо же, у меня еще оставался юмор в этой ситуации. Впрочем, движения, и в самом деле, были замечательные.
– Ты понял, или нет?!!
– Я все понял. А скажи… Я где-то читал, что женщинам нравится верховая езда потому что… ну, это… вроде как секс?
– Ну и что?
– Так это правда?
Она подъехала вплотную ко мне и улыбнулась.
– Правда.
– А скажи… – начал я.
– Догоняй!
Она рывком развернула лошадь и с места умчалась прочь.
– Подожди! А за что тут держаться?!!
Впрочем, я запоздал с этим вопросом. Подо мной вдруг ожил вулкан.
Огромными прыжками это чудовище бросилось за Мариной, а я начал взлетать в воздух, как воздушный шарик, размахивая руками и пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Мои инстинкты искали руль, но кроме небольшого выступа на передней части седла, они находили лишь пустоту. Я в полном смысле слова летел. Парил над землей как беркут. Скромный, испуганный до смерти беркут, который машет руками и беззвучно разевает рот.
Наконец я уцепился за гриву. Ощущение было такое, как будто схватил кого-то за волосы. Мне даже стало на мгновение неловко. Однако я тут же вспомнил как эта зверюга обошлась со мной, и впился ему в загривок как клещ. Ему это, видимо, не очень понравилось, поэтому он прибавил ход. Седло стало колотить мою задранную вверх задницу. «Вот, блин, собака! – подумал я. – Специально меня по жопе бьет!»
Впрочем, я не сдавался. Движения, которые показала Марина, в самом деле, оказались тут к месту. Очень скоро я почти приноровился и довольно сносно начал двигать задницей взад и вперед. На секс это точно не было похоже ни капельки. Проще было бы трахать работающий экскаватор, чем ерзать по этому зверю на таком ходу.
«Убьюсь! – думал я, пытаясь разобрать, куда мы несемся. – Точно, на хрен, убьюсь!»
О том, чтобы управлять этим монстром не могло быть и речи. Он мчался туда, куда считал нужным. Сегодня был его праздник.
Очевидно, поняв, что так легко от меня не избавиться, он вдруг прижался к линии леса, которая с бешеной скоростью улетала назад слева от нас. Неразделимая стена деревьев нависла над моей головой темной массой. Самые длинные ветки начали хлестать меня по лицу. «Вот сука!» – чертыхнулся я, выплевывая изо рта прошлогодние листья. Некоторое время мне еще удавалось уворачиваться от крупных веток, но конь оказался хитрее.
Я увидел этот огромный сук одновременно с ним. В принципе, если бы я мог рулить, все было бы нормально. Но главным тут был не я. Заметно прибавив ходу, он еще сильнее прижался к деревьям, и я понял, что сопротивление бесполезно. Единственное, что мне оставалось, – как можно сильнее изогнуться вправо и надеяться, что эта дубина не треснет меня по башке. Собирать после этого было бы уже нечего. Я представил свои мозги, развешенные по деревьям, и в тихом ужасе просто закрыл глаза. Конь догадался, что жить мне осталось совсем недолго, поэтому наддал еще сильнее.
Удар пришелся в левый бок. Меня как обухом саданули по ребрам, и я взмыл в воздух.
«Лечу! – молнией пронеслось у меня в голове. – Я лечу, мама!»
Это было ужасно долго. Мне казалось, я парил целую вечность.
«Все!» – запищало у меня где-то внутри, и я тяжело рухнул на землю.
* * *
Вокруг была полная тишина. Я открыл глаза, потряс головой, но все равно не услышал ни звука. Ни стука копыт, ни шелеста ветра, ни крика птиц – ничего. Только глухими ударами, как барабан, билось мое сердце. Я лежал без движений, открыв глаза, и видел перед собой какие-то корни, куски замерзшей земли, прошлогоднюю траву, мертвые засохшие ветки. Дышать вдруг стало неимоверно больно. Я закрыл глаза и проглотил слюну. В ушах колоколом било сердце. Меня затошнило. Я застонал и снова открыл глаза. Рядом появились ноги моего Рыжика. Потом подбежали ноги белой лошадки. Спрыгнули Маринины ноги. Потом появилось ее лицо. Лицо было бледное. Огромные черные глаза и белое как снег лицо. Она открыла рот и что-то сказала.Конец бесплатного ознакомительного фрагмента