В принципе существует четыре пути для исправления положения. Не только уровень заработной платы, но и различия в этом уровне должны стать предметом обсуждения при заключении коллективных договоров. Достижение большего равенства в планирующей системе должно стать целью налоговой политики.
   В конечном итоге структура фирмы должна быть такой, чтобы она способствовала быстрому сокращению подобных различий.
   В классической системе при заключении коллективных договоров интересам собственника противостоят интересы рабочего. Борьба идет вокруг распределения доходов между этими двумя сторонами. То, что собственник выплачивает своему управляющему или агенту, т. е. инструменту, который используется для осуществления воли, является деталью, не имеющей отношения к профсоюзу.
   С усилением техноструктуры такая точка зрения становится весьма устарелой.
   Техноструктура теперь является подлинным источником власти. Ее вознаграждение зависит от этой власти, а не от ее соглашения с капиталистом. И размер вознаграждения, распределяемого подобным образом, перестает быть второстепенной проблемой. Стоимость содержания техноструктуры составляет существенную часть общих доходов. Нельзя больше не обращать внимания на ее долю по сравнению с тем, что получают рабочие. Профсоюз, который не добивается для своих членов соответствующей доли в общей сумме заработной платы, больше не выполняет своих задач.
   Активное стремление к получению дополнительных доходов, включая различные льготы и привилегии нефинансового характера, связанные с уровнем занимаемой должности, имеет особое значение для служащих. В этом случае постоянно занимающая низшее положение каста, состоящая в основном, но не исключительно из женщин, обязана выполнять роль разрекламированной неполноценности. По общему мнению, вознаграждение за выполнение секретарских обязанностей, составление и обработку документов, обработку информации, осуществление расчетов и т.д. обязательно должно быть ниже вознаграждения за выполнение административных функций.
   Считается также само собой разумеющимся, что привилегированные должности будут и дальше закрыты для тех, кто исполняет секретарские и аналогичные им функции.
   Это важно для увековечения кастовых различий. Секретари и люди, выполняющие другую аналогичную работу, отказались бы от дальнейшего выполнения своей профессиональной услужливо покорной роли, если бы у них поддерживалось мнение, что они могут выполнять работу тех, кого они обслуживают. Если бы дело обстояло подобным образом, административный работник чувствовал бы себя менее уверенным в своем превосходстве и в целом менее удовлетворенным. Поэтому административные кадры набираются отдельно из тех, кто якобы имеет особый талант или подготовку; такая сегрегация еще более усиливается почти повсеместной традицией, состоящей в том, что высшие административные кадры в крупной корпорации должны состоять почти исключительно из белых мужчин.
   Как уже отмечалось, денежное вознаграждение, связанное с конкретным административным уровнем, дополняется привилегиями различного характера. Эти привилегии часто ценятся не столько за их конкретное содержание, сколько за то, как они свидетельствуют о высшем (или низшем) статусе. Высшим кастам предоставляются нарочито просторные и соответствующим образом обставленные кабинеты, им полагаются особые столовые и туалеты, для них создается возможность изменить распорядок своего рабочего дня в соответствии с личными предпочтениями и индивидуальными особенностями, от них ожидают соответствующих должности величественных и властных манер. Подчиненным кастам отводятся переполненные рабочие помещения и общие туалеты, им достается более скромная пища и столовые, они должны быть чистоплотными, скромными в одежде, пунктуальными в соблюдении рабочего распорядка и почтительными в общем поведении.
   В последнее время появились некоторые признаки, что различия в заработной плате и связанные с ними символы превосходства или подчинения становятся объектом рассмотрения при заключении коллективных договоров и других форм групповых действий. В Скандинавских странах, Германии и Англии произошло некоторое увеличение активности профсоюзов в связи с исключительно неблагоприятным положением тех, кто выполняет самую неприятную работу, В Соединенных Штатах женщины проявляют признаки того, что они не столь охотно, как раньше, соглашаются со своим постоянным подчинением. В тех случаях, когда к совместной работе привлекается большое количество служащих, например в управлениях страховых компаний и крупных промышленных корпораций, встречаются отдельные примеры действий, направленных на ликвидацию таких явных признаков подчинения, как менее качественное питание, требования к одежде или необходимость подчеркнуто подобострастного поведения, в присутствии вышестоящих служащих.
   Однако вероятность того, что профсоюзы смогут добиться с помощью активных действий сокращения различий в заработной плате, а также льготах и привилегиях и прочих различий по крайней мере сомнительна. Когда дело касается производственных рабочих, традиция невмешательства в подобные вопросы очень сильна. Такая традиция, сочетается с явной чувствительностью техноструктуры ко всему, что выглядит как покушение на ее автономию, включая ее право творить благодеяния. Общей тенденцией, характерной для профсоюзов, является не борьба с техноструктурой, а стремление добиться равного с ней положения.
   Во всяком случае, еще более сильной является тенденция со стороны служащих отождествлять свои интересы с интересами техноструктуры. Большинство таких работников убеждены, что их личное благополучие будет лучше защищено не в результате организации и укрепления силы коллектива, а в том случае, если им удастся добиться хорошего мнения о себе среди членов более высокой касты.
   Вследствие этого они принимают свою подчиненную роль и отождествляют свои интересы с интересами организации, частью которой они являются. Такое заискивание, самоотречение и подчинение личности организации именуется лояльностью. Подобная лояльность имеет очень большое значение в понятиях удобной социальной добродетели планирующей системы-добродетели, которую одобряют все члены планирующей системы. Практический результат состоит в том, что низшие слои служащих в основном выступают против организации профсоюзов.
   Ничто не способствовало бы в большей мере достижению равенства внутри техноструктуры, чем создание сильного профсоюза служащих, который поставил бы перед собой постоянную задачу обеспечения для своих членов определенной части выгод и привилегий, которыми в настоящее время вознаграждают себя те, у кого больше власти. Однако вряд ли такая надежда имеет под собой достаточные основания.
   С точки зрения обеспечения равенства более благоприятным является в достаточной мере равное распределение доходов, чем неравное распределение, которое затем исправляется при помощи налоговой системы. Не удивительно, что люди будут сопротивляться любым попыткам изъять уже полученный доход, насколько справедливыми они бы ни были. Они будут проявлять огромную изобретательность в. защите своей собственности. Тем не менее система прогрессивного налогообложения является необходимым элементом сознательных усилий с целью достижения большей степени равенства в планирующей системе, Обоснованность существования такой системы налогообложения в исключительной степени возрастает, если достигается понимание природы планирующей системы. До тех пор. пока считается, что доходы членов техноструктуры определяются рынком, эти доходы имеют функциональный характер. Они представляют собой то, что следует уплатить для получения необходимого количества трудовых усилий определенного качества и обеспечения притока рабочей силы соответствующей квалификации. Само существо подобных платежей будет подорвано, если после того, как они произведены, значительная часть вычитается в виде налогов. Можно добавить также некоторые возражения морального порядка. Вознаграждение работника определяется его усердием и сообразительностью и его вкладом в результате применения этих качеств в общественный продукт. Государство, безусловно, должно проявлять большую осторожность в изъятии того, что получено благодаря проявленным усилиям и способностям.
   В соответствии с этой доктриной и в силу тенденции, состоящей в том, что государство принимает в качестве обоснованной экономической теории предпочтения планирующей системы, законы о налогообложении весьма либеральны в отношении доходов высших слоев служащих. Значительная часть этих доходов не затрагивается, поскольку относится к категории необлагаемого потребления. Это потребление - официальные приемы, отдых, путешествия и подарки - считается важным для выполнения деловых функций, хотя неофициально все признают его фактически привилегированным удовольствием. Другая существенная часть дохода обычно относится к категории поступлений от возрастания стоимости капитала, и максимальная ставка налога составляет 35%. Как уже ранее отмечалось, значительную уступку представляет недавнее ограничение ставки налога на доход от заработной платы с максимальным пределом в 50%.
   Основания для предоставления таких льгот исчезают, если доход высших слоев служащих рассматривается не как функция рыночной оценки, а как результат традиции, положения в иерархической структуре и отношения к бюрократической власти. Поскольку именно эти факторы, а не проявленные усилия, навыки и знания являются факторами, определяющими размер вознаграждения, то нечего бояться, что рост налогообложения создаст угрозу снижения затрат энергии и способностей. В равной мере снижение налогов не будет способствовать их увеличению.
   Единственным результатом приводимых доводов будет сохранение или усиление неравенства. Рынок здесь ни при чем. Но миф о нем сохраняется как средство, позволяющее уклоняться от уплаты налогов тем, кто как раз имеет самые большие возможности для их уплаты.
   Наш анализ подтверждает необходимость самого энергичного применения прогрессивного подоходного налога в качестве инструмента обеспечения равенства и показывает несостоятельность доводов в пользу особого подхода к тому, что в применении к высшим категориям жалованья с большой натяжкой называется заработанным доходом. Точно так же отрицается необходимость применения особых денежных стимулов с целью повышения активности служащих.
   Третьим инструментом для выравнивания уровней дохода в планирующей системе является вмешательство государства Оно становится возможным и до некоторой степени неизбежным при помощи контроля над заработной платой и ценами. С развитием планирующей системы государственное вмешательство для стабилизации заработной платы и цен становится неминуемым. Это приводит к окончательной ликвидации представления о том, что доход в конечном счете определяется рынком, фактически это означает официальное признание факта планирования. Раз заработная плата стала объектом официальной политики, то не легко доказывать, что жалованье администраторов должно оставаться неприкосновенным, хотя, поскольку разумной политикой объявляется все, что служит интересам техноструктуры, такие усилия будут предприниматься. И как только заработная плата становится объектом государственного вмешательства, ничто не препятствует следующему шагу, который состоит в том, чтобы с помощью подобного вмешательства сократить различия между теми, кто выполняет неприятную работу, и теми, кто доволен своей работой. Если более равномерное распределение доходов считается целью государственной политики, то целью контроля над заработной платой должно являться обеспечение ее равенства, т. е. уменьшение различий, которые отражают не функциональные зависимости, а обусловлены иерархической структурой, традициями и властью. Это в свою очередь может потребовать такого же уменьшения различий в правительственном аппарате, в университетах и среди людей свободных профессий. Для многих это стало бы серьезной проверкой их приверженности делу широкого равенства.
   Установление максимально допустимого разрыва между средней и наивысшей заработной платой было бы самым прямым и эффективным способом обеспечения большего равенства внутри фирмы. Если заработная плата должна устанавливаться государством, то не менее законными являются действия государства, направленные на регулирование аналогичным образом различий в оплате между рабочими и административным персоналом. По мере расширения контроля над ценами и заработной платой это должно стать целью. Даже медленно осуществляемая политика лучше, чем полное отсутствие какой бы то ни было политики. Общей задачей контроля над ценами и заработной платой в планирующей системе должно стать поддержание общего стабильного уровня цен, допускающего в то же время рост заработной платы по мере роста производительности. Наряду с выполнением задач, направленных на обеспечение большего равенства, это означает, что предоставление любых выгод должно производиться почти исключительно в отношении низкооплачиваемых работников, в том числе низкооплачиваемых служащих. В этом случае в течение ряда лет происходил бы неуклонный рост их реального дохода, тогда как у лиц, относящихся к высшим категориям заработной платы, доход по крайней мере оставался бы постоянным.
   И как обычно обстоит дело в тех случаях, когда анализ выявляет направление действий, мы сталкиваемся по крайней мере с элементарным проявлением таких действий в реальной жизни. Никакая формальная теория не оправдывает государственного вмешательства в доходы служащих высшего ранга. Как было отмечено выше, солидарность республиканской партии в Соединенных Штатах с интересами планирующей системы является фактом, который никем серьезно не оспаривается. И все же в 1971 г., когда президент Р. Никсон был вынужден заморозить заработную плату и цены, он предпринял действия, которые, по крайней мере в принципе, затрагивают заработную плату служащих. Никто не спорил, что зарплата административных работников является важным источником инфляционного давления. Но даже президент, чью солидарность с миром корпораций невозможно было скрыть, не мог утверждать, что рынок уступил место планированию в определении уровня зарплаты рабочего, но это не относится к административному персоналу. Если правительство проявляет интерес к уровню зарплаты одного, оно обязано интересоваться и зарплатой другого. По логике вещей, следующим шагом должно стать проявление интереса к соотношению между ними.
   Корпорацию в ее зрелой форме в принципе можно рассматривать в качестве инструмента сохранения неравенства. Как мы видели, акционеры не выполняют каких-либо функций. Они не оказывают влияния ни на капитал, ни на руководство; они являются пассивными получателями дивидендов и процентов на капитал.
   Поскольку последний возрастает из года в год, безо всяких усилий растут доходы и богатство акционеров. А традиция обеспечения секретности способствует независимости техноструктуры в вопросах определения уровня зарплаты своих членов и в дальнейшем увеличении существующих различий.
   Решение могло бы состоять в превращении зрелых корпораций - тех, которые из чувства сострадания ускорили агонию власти акционеров, - в полностью государственные корпорации. Исходя из нежелательности экспроприации, это означало бы выкуп государством акций с помощью государственных процентных бумаг.
   Это сохранило бы неравенство, но не позволило бы ему бесконтрольно увеличиваться по мере роста дивидендов и возрастания стоимости капитала. Через некоторое время передача собственности по наследству, налоги на наследство, филантропия, расточительство, алименты и инфляция приводили бы к истощению этого богатства. Тем временем государство определило бы допустимые различия в заработной плате в соответствии с тем, что считается необходимым и справедливым.
   В принципе такое изменение не оказало бы никакого влияния на руководство.
   Акционер исчезает, но он и прежде был бессилен. Одаренные люди, даже относящиеся к наиболее низкооплачиваемым категориям, предпочли бы административные должности, а не работу в цехе. И действительно, имеется множество таких государственных корпораций: «Рено», «Фольксваген» в его лучшие годы, Управление гидроэнергетического строительства на реке Теннесси, многочисленные предприятия коммунального пользования, принадлежащие государству, которые неотличимы по своим операциям от так называемых частных корпораций. Во всяком случае, мы здесь имеем дело с той частью экономики, которая характеризуется относительной гипертрофией развития. В результате общественные требования эффективности имеют второстепенное значение по сравнению с требованиями равенства.
   Становится ясно, что наш анализ завел нас в область, совершенно не затронутую, не исследованную современной общественной и экономической мыслью, куда не осмеливаются проникать даже храбрецы. Даже в самых смелых теоретических рассуждениях не допускается мысль, что существует форма организации более высокая, чем «Дженерал моторc» и «Дженерал электрик». Если бы мы обратились к исследованию вероятной эволюции корпораций, и особенно к тому, какое влияние она окажет на возможность достижения большего равенства, это бы соответствовало повсеместно превозносимому понятию преданности канонам свободной и пытливой мысли. Однако мало вероятно, что были бы предприняты какие-либо действия, вытекающие из такого исследования.
   Есть, однако, другие шаги к социализму, имеющие более непосредственный и настоятельный характер. Речь идет об областях, в которых все промышленно-развитые страны в силу необходимости под прикрытием разного рода маскировки уже проделали значительную работу. К этому реально существующему социализму мы теперь и обратимся.
 
   Джон Кеннет Гэлбрейт. "Экономические теории и цели общества"» Глава XXVII Социалистический императив
 
   Как было отмечено ранее, ни один проект социальных реформ не подвергается такому полному замалчиванию в солидных дискуссиях, как социализм в Соединенных Штатах. Его непринятие главными политическими партиями не подлежит сомнению.
   Даже самый радикальный кандидат на государственную должность, если его намерения серьезны, следует общему примеру: «Я, разумеется, не выступаю за социализм».
   Очень часто он объясняет, что предлагаемые им меры именно благодаря своему радикализму предназначены для спасения страны от социализма. Свободное предпринимательство нуждается в защите от бедствий, связанных с присущими ему неэффективностью, крайностями и заблуждениями.
   На карту поставлено больше чем экономическая теория. Имеется также связь между свободным предпринимательством и личной свободой. Те, кто открыто осуждает социализм, защищают не только свою власть, собственность и денежные выгоды. Так же как у баронов в Реннемиде, личные интересы подкрепляются высокой моральной целью. Эта моральная цель так высока, что люди исключительно высокой добродетели без колебаний требуют, чтобы пропаганда и даже обсуждение социализма были запрещены во имя сохранения этой свободы.
   Положение в других странах отличается по форме, но не особенно по результатам
   [Вскоре одно незначительное отличие будет отмечено.]. В Западной Европе и Японии социализм является возвышенным, а не бранным словом. Результат, аналогичный американскому, достигается здесь отделением слова от его установившегося значения и еще более полным отделением от любого намека на практические действия. Англичанин, француз и немец могут быть пылкими сторонниками социализма. Но каким бы пылким социалистом каждый из них ни был, он прежде всего практичен. Поэтому он не станет серьезно предлагать, чтобы банки, страховые компании, автомобильные заводы, химические предприятия и, за некоторыми исключениями, металлургические заводы были переданы в общественную собственность. И конечно, в случае избрания на государственный пост он не станет требовать принятия законодательства в этом направлении. Как бы он ни одобрял такие действия в принципе, он не станет выступать за их практическое осуществление.
   Причины, в силу которых на социализм налагается такой строгий запрет, сейчас становятся понятны. Социализм-это не то, что может понравиться техноструктуре; последняя, добиваясь независимости от собственников, отнюдь не стремится к подчинению государству. Ее защитные Интересы настоятельно требуют обратного. В качестве автономного органа техноструктура пользуется свободой в формировании собственной организации, проектировании, установлении цены и продаже своих продуктов, в навязывании своих убеждений и своей власти обществу и государству и в вознаграждении и продвижении своих членов. Интуиция предупреждает, что, если техноструктура станет орудием государства, эта автономия окажется под угрозой.
   Тогда решения о том, где размещать предприятия, сколько платить управляющим, каков должен быть порядок их продвижения по службе, перейдут в руки государства.
   Как таковые, они станут на законном основании объектом общественной критики, проверки и, возможно, мер со стороны государства. Отсюда желание сохранить современную выдумку, что все эти вопросы. не могут быть отнесены на законном основании к компетенции государства; они таковы, какими их определяет рынок - т. е. частное дело в чистом виде.
   Однако было бы неверно связывать падение интереса к социализму исключительно с требованиями техноструктуры и навязанными ею мнениями - сколь ни значительно может быть это влияние. Демократический социализм (революционный социализм в этом отношении) долго сходился с классической и неоклассической теорией в определении и выявлении главного порока экономического общества. Он находится там, где имеется монопольная власть. Там, где имеется монополия, происходит эксплуатация общества в виде более низкого уровня производства, чем это возможно, но по более высоким ценам, чем это необходимо. При наличии власти работодателя на рынке труда рабочие получают меньше, чем это можно позволить, и это их удел. Их тоже эксплуатируют. Как для неоклассической экономической теории самым уничижительным является слово «монополия», так и для социализма таким словом является «монополистический капитализм».
   Читатель поймет, почему старая страсть к социализму исчезла - или сохранилась только в риторике и как ностальгия. Поведение монополиста, которое было вначале принципиальной основой для социализма, не существует, хотя традиция социалистической критики требует, чтобы любое подобное предположение было осуждено как капиталистическая апологетика. Главной проблемой современной экономики является неравномерное развитие. Самый низкий уровень развития наблюдается там, где уровень монополизации и влияния на рынок наименьший: самый высокий уровень развития там, где и то и другое характеризуется максимальным развитием. Чем выше развиты фирма и техноструктура, тем большее значение имеет для них процесс роста. Фирма, которая надувает своих покупателей, чтобы увеличить свои продажи, не может в то же время эксплуатировать их по образцу классической монополии. Публика это знает или чувствует. Только чересчур образованный человек может проглядеть реальность и руководствоваться доктриной.
   Доктрина заводит убежденного социалиста в забавной компании с экономистом-неоклассиком не в ту областъ экономики, которая ему требуется.
   Рабочие отказались от социализма по той же причине, что и потребители. Рабочие, как мы знаем, подвергаются эксплуатации - или же эксплуатируют самих себя. Но эксплуатация происходит в рыночной системе. В планирующей системе рабочие находятся под защитой профсоюзов и государства, а также под покровительством рыночной силы нанявшей их корпорации, которая позволяет ей перекладывать издержки, связанные с соглашениями о заработной плате, на общество. Рабочие в этой части экономики по сравнению с рабочими в рыночной системе являются привилегированной кастой. Социалист привлекает внимание к рабочим, которые заняты в отраслях, обладающих большим влиянием в области экономики. К ним относятся такие отрасли-черная металлургия, автомобильная промышленность, химическая промышленность, нефтепереработка, в которых власть используется фактически для того, чтобы удовлетворить основные требования рабочих. Как и общественность, рабочие не выходят на демонстрации. Член американского профсоюза отвергает социализм. Его европейский коллега слышит пропаганду социализма, приветствует ее, но не желает никаких действий. И последний фактор, освещаемый в этом анализе, который тоже ослабил традиционную привлекательность социализма. Современное корпоративное предприятие,.в чем мы достаточно убедились, высокоорганизованно - и очень бюрократично. Такова или будет такой фирма, принадлежащая государству. Когда речь шла о выборе между власть к частной монополии и государственной бюрократией, то доводы в пользу последней могли выглядеть очень убедительно. ^Государственная бюрократия могла быть не очень отзывчивой, но она не была эксплуататором и в силу этого не представляла опасности. Выбор между частной бюрократией и государственной бюрократией гораздо менее ясен. Очень большая разница в содержании свелась, по крайней мере на первый взгляд, к гораздо меньшей разнице по форме. К этому можно добавить открытие, что наиболее крупные и технически- оснащенные из государственных бюрократических организаций - Военно-воздушные силы, Военно-морской флот, Комиссия по атомной энергии - имеют свои собственные интереса, которые могут столь же непреклонно преследоваться, как и интересы «Дженерал моторc» и «Экссон». Частные бюрократии правят в своих собственных интересах. Но то же самое делают и государственные бюрократии, Зачем менять одну бюрократию на другую?