— Нет! — закричал Ошир. — Сипстрасси не действует против самого себя, ты же видела? Таким меня сделал Сипстрасси. Сила слишком драгоценна, чтобы тратить ее на существо вроде меня. Как ты не понимаешь, Шрина? Я лев, который ходит как человек. Даже магия не может изменить этого… Помешать мне стать, чем я стану. Не важно, Шрина. Ты и я — мы увидим океан, и это все, чего я хочу.
   — Ну а то, чего хочу я? — спросила она. — Я люблю тебя, Ошир.
   — И я люблю тебя, Черная Госпожа… больше жизни. Но ничто не вечно. Даже любовь. — Он обернулся к Нои — Как вы найдете путь домой?
   — За тем, что некогда было царскими садами, есть кольцо стоячих камней. Я пойду туда.
   — Я пойду с вами, — сказал Ошир, и вместе с Шэнноу они вышли из комнаты. Амазига осталась сидеть рядом с убитым жрецом, глядя на золотые свитки.
   Протекшие столетия почти не тронули кольцо камней. Только один растрескался и упал. Нои вошел в кольцо, остановился на середине и протянул руку Шэнноу.
   — Я многое узнал здесь, мой друг, — сказал он. — Однако не нашел Меча Божьего, как мне было повелено.
   — Я найду его, Нои… и сделаю то, что нужно сделать.
   А вы позаботьтесь о своей семье.
   — Прощайте, Шэнноу, да пребудет с вами любовь Божия.
   Шэнноу и Ошир вышли из кольца, Нои поднял Камень и крикнул что-то на языке, неизвестном Шэнноу. Не было ни ослепительной вспышки света, ни удара грома. Просто одну секунду он стоял там, а в следующую его уже там не было.
   Шэнноу ощутил невосполнимую утрату. Он обернулся к Оширу.
   — Вы человек великого мужества.
   — Нет, Шэнноу. Если бы! Тем, что я есть, меня сделал Сипстрасси. Шрина прибегла к магии Камней, чтобы вернуть мне человеческий облик, но почти сразу же я вновь начал меняться. Она упряма и израсходовала бы все Камни в мире, чтобы сохранить меня. Но такой дар Бога не следует тратить понапрасну на подобную цель.
   Они медленно пошли назад в Храм. Там уже собралась большая толпа, и из дверей выносили убитых жрецов.
   — Почему они не защищались? — спросил Шэнноу. — Ведь тех было так мало!
   — Мы не воины, Шэнноу. Мы не верим в убийства. В Храме их встретила Амазига, лицо у нее было суровым и непреклонным.
   — Нам надо поговорить, Шэнноу. Ошир, извини нас! — И она увела Иерусалимца назад в Святая Святых. Хотя тело старого жреца унесли, его кровь по-прежнему пятнала пол.
   Амазига резко обернулась к Шэнноу:
   — Вы должны, нагнать убийцу и остановить его. Вопрос жизни и смерти.
   — Почему? Какой вред он может причинить?
   — Меч надо оставить там, где он находится.
   — Все еще не понимаю почему. Если он служит Божьему Промыслу…
   — Божьему, Шэнноу? Бог не имеет никакого отношения к Мечу. Мечу? Что я такое говорю! Это не Меч, Шэнноу, это ракета, ядерная ракета. Летающая бомба.
   — Ну, в таком случае Пастырь быстренько спровадит Себя в ад. Почему вас это так пугает?
   — Он спровадит в ад нас всех. Вы понятия не имеете о мощи этой ракеты, Шэнноу! Она уничтожит все, что вы можете увидеть с Башни. На двести миль земля будет испепелена и станет бесплодной. Вы способны осознать это?
   — Объясните мне.
   Амазига глубоко вздохнула, подыскивая нужные слова. Ее память Хранителя и наставницы была подкреплена Сипстрасси, и она могла перечислить все данные этой ракеты, но они только еще больше запутали бы Шэнноу. Сказать ему, что это — MX (missile experimental — ракета экспериментальная). Длина — 34, 3 метра. Диаметр — 225 сантиметров первая ступень. Скорость — 18 000 миль в час в момент взрыва. Радиус действия — 14 000 километров. Мощность — 10 Х 350 килотонн. Десять боеголовок, каждая способна полностью уничтожить большой город. Но как объяснить армагеддонскому варвару, что именно стоит за этими словами?
   — В Межвременье, Шэнноу, царили великий страх и ненависть. Люди создавали сокрушающее оружие, и одно в дни ужасной войны было применено против большого города. Оно полностью уничтожило город. Этот единственный взрыв убил сотни тысяч людей. Но вскоре были созданы еще более мощные бомбы и сконструированы ракеты, которые могли доставлять их через океаны.
   — Так как же нации выжили?
   — Они не выжили, Шэнноу, — ответила она просто.
   — И эти бомбы опрокинули землю?
   — Не совсем. Но это не важно. Этому… как его? Пастырю?.. нельзя позволить как-либо воздействовать на ракету.
   — Но почему она висит в небе? Почему окружена крестами, если не ниспослана Богом.
   — Вернемся в мои комнаты, и я постараюсь объяснить, как смогу. На все вопросы у меня ответов нет. Но обещайте, Шэнноу, отправиться за ним во весь опор, когда я объясню вам, в чем суть.
   — Я решу, как поступить, после того, как вы объясните все.
   Он последовал за ней в ее комнату и сел напротив письменного стола.
   — Вам известно, — сказала она, — что одно время все эти земли находились на дне океана? Место, где мы находимся сейчас, тогда было частью моря, носившей название «Дьявольский Треугольник». Название это оно получило из-за необъяснимых исчезновений кораблей и самолетов… Про самолеты вам понятно?
   — Нет.
   — Люди тогда… было установлено, что машины способны взмывать в небо. Эти машины назвали самолетами. У них были широкие крылья и двигатели, которые на больших скоростях удерживали их в воздухе. И то, что вы видите в небе вокруг… э… Меча, это вовсе не распятия и не кресты, а самолеты. Они оказались в поле полной статики. Боже мой, Шэнноу! Это невозможно! — Она наполнила кубок вином из кувшина на столе и выпила больше половины, а затем наклонилась вперед. — Атланты использовали энергию большого Сипстрасси и нацелили ее в небо. Зачем и почему, я не знаю, но они это сделали. Когда Атлантиду поглотил океан, сила Камня сохранилась. Она сковала более ста самолетов и кораблей. И могла бы захватить их еще больше, но поле очень узко, а энергия с годами слабела, и корабли попадали на землю. Их остовы все еще попадаются в пустыне за Пиком Хаоса. Каким образом поле втянуло ракету, я могу только догадываться. Когда Земля опрокинулась вторично, происходили гигантские землетрясения. К тому времени ядерные установки полностью контролировались компьютерами, и очень вероятно, что компьютеры определили необычной силы землетрясения, как ядерные взрывы, и среагировали соответственно. Вот почему почти везде теперь уровень радиации столь высок. Земля опрокинулась, ракеты были выпущены, и всякой надежде на сохранение цивилизации пришел конец. Эта ракета была скорее всего выпущена откуда-то из страны, называвшейся «Америка». Она попала в поле полной статики и остается в нем вот уже триста лет.
   — Но ведь в Межвременье должны были видеть — вот, как видим мы, — что самолеты висят в воздухе? Если у них в распоряжении было такое ужасающее оружие, почему они не уничтожили Камень?
   — Не думаю, что они могли видеть эти самолеты. Полагаю, Сипстрасси изначально был запрограммирован удерживать предметы в другом измерении, недоступном нашему зрению. И видимыми они стали только, когда его энергия начала истощаться.
   Шэнноу покачал головой:
   — Я ничего не понял, Амазига. Все это мне недоступно. Самолеты? Поля полной статики? Компьютеры? Тем не менее меня последнее время преследуют странные сны. Я сижу в хрустальном, шаре внутри гигантского креста в небе. В уши мне бормочет голос. Чей-то, кого называют Контроль, и он указывает мне курс прямо на запад. Мой голос — и все-таки не мой — отвечает, что мы не знаем, где запад. Все не такое… непонятное. Даже океан выглядит иначе.
   — Хрустальный шар, Шэнноу, это кабина самолета. И голос, который вы слышали, был не голос человека по имени Контроль, а голос диспетчера командно-диспетчерского пункта в месте, называвшемся Форт Лодердейл. Ваш — не ваш голос принадлежал лейтенанту Чарльзу Тейлору, пилотировавшему один из пяти бомбардировщиков-торпедоносцев на учениях. И видите вы их все пять в боевом строю возле ракеты. Поверьте мне, Шэнноу, и помешайте Пастырю!
   Шэнноу встал.
   — Не знаю, сумею ли. Но попытаюсь, — сказал он ей.

32

   Бет Мак-Адам очнулась. Голова гудела, все тело ныло. Она села — и увидела двух мужчин, которые вытащили ее из дома. Схватив камень, она принудила себя встать.
   — Стервецы поганые! — прошипела она. Тот, кто был выше, плавным движением поднялся с земли и шагнул к ней. Ее рука взвилась, целясь размозжить ему висок, но он легко помешал ей и повалил на землю.
   — Не испытывай моего терпения, — сказал он. Белые как мел волосы, юное, без единой морщинки лицо. Он опустился на колени рядом с ней. — С тобой ничего плохого не случится, слово Магелласа. Нам просто нужна твоя помощь, чтобы выполнить возложенное на нас поручение.
   — А мои дети?
   — Целы и невредимы. А мужчина, которого ударил Линдьян, просто потерял сознание и очнется таким, каким был.
   — А что за поручение? — спросила она, готовясь снова броситься на него.
   — Не делай глупостей, — посоветовал он. — Если станешь мне докучать, я сломаю тебе обе руки. — Бет выпустила камень из пальцев. — Ты спросила про данное нам поручение, — продолжал он с улыбкой. — Мы присланы убрать Йона Шэнноу. Ты для него что-то значишь, и он сдастся нам, чтобы спасти тебя.
   — Ждите! — отрезала она. — Он убьет вас обоих.
   — Не думаю. Я успел узнать Йона Шэнноу очень близко. Он внушает мне уважение и даже нравится. Он сдастся!
   — Но если он тебе нравится, так почему ты хочешь убить его?
   — Какое отношение чувства имеют к выполнению долга? Царь, мой отец, говорит, что Шэнноу должен умереть, значит, он умрет.
   — Но почему вы просто не встретитесь с ним? Как настоящие мужчины? Магеллас рассмеялся.
   — Мы палачи, а не бретеры. Получи я приказ встретиться с ним на равных, я повиновался бы. Как и мой брат Линдьян. Но это не диктуется необходимостью, а потому было бы глупым риском. Теперь мы продолжим — с твоей помощью… или без нее. Но мне не хотелось бы сломать тебе руки. Ты поможешь нам? Ты нужна своим детям, Бет Мак-Адам.
   — И какого ответа ты от меня ждешь?
   — Что ты останешься с нами и оставишь камни в покое.
   — Выбор у меня не слишком большой, так?
   — Все-таки скажи это вслух. Это меня слегка успокоит.
   — Я буду делать то, что вы скажете. Тебе этого достаточно?
   — Более или менее. Мы приготовили еду и будем рады, если ты разделишь ее с нами.
   — Где мы? — спросила Бет.
   — Мы, если не ошибаюсь, сидим в одном из ваших святых мест.
   Магеллас указал на усыпанное звездами небо. Высоко над ними, серебрясь в лунном свете, висел Меч Божий.
 
   Шэнноу ушел, и Амазига Арчер сидела одна. На ее письменном столе теперь лежали Священные Свитки, хранимые деенками. Ее муж, Сэмюэль, четыре года обучал ее знакам клинописи древней Месопотамии. Большую часть золотых полос занимали астрологические заметки и карты созвездий. Но последних три свитка, включая еще одам, который Пастырь не нашел, содержали мысли и рассуждения астролога Араксиса.
   Амазига прочла первые два, и ее пробрала холодная дрожь.
   Многое осталось ей непонятным, но все согласовывалось с древними легендами о гибели Атлантиды. Атланты обнаружили колоссальный источник энергии, но злоупотребили им, океан вздыбился и затопил сушу. Теперь Амазиге все стало ясно. Отворив Врата Времени, они изменили хрупкое равновесие всемирного тяготения. Вместо того, чтобы спокойно обращаться вокруг Солнца, Земля подверглась воздействию силы притяжения второго солнца, а возможно и нескольких. Землетрясения и извержения вулканов, описанные Араксисом, были лишь симптомами того, что планета во власти двух противоположно направленных сил покачивалась на своей оси. И нынешние землетрясения носили точно тот же характер. Когда в небе появлялись два колоссальных солнца, сила тяготения заставляла планету содрогаться.
   Шэнноу был прав: надвигающаяся гибель Атлантиды представляла смертельную угрозу для нового мира. Одна из великих тайн, которую так и не удалось раскрыть Хранителям, касалась рассказа очевидцев Второго Падения, когда десять тысяч лет назад цивилизации были смыты с поверхности планеты. Эти очевидцы сообщали о двух солнцах в цебе. Амазигу учили» что вторым «солнцем» был ядерный взрыв. Теперь она усомнилась в этой теории. В золотых свитках говорилось о вратах в мир летающих машин и страшного оружия. Круг истории? Когда Атлантида погибла, она увлекла с собой и двадцать первый век? А как с двадцать четвертым? Что теперь, Господи? Неужели Земля и правда опрокинется?
   Поднявшийся в сумерках ветер холодил ей кожу. Она встала, задернула тяжелые занавески и зажгла фонари по стенам. «Что такое заложено в нашей расе, что всегда увлекает нас на путь разрушения и гибели?»
   Вернувшись к столу, Амазига взяла последний список и в смутном золотистом свете фонарей начала разбирать слова. Глаза у нее расширились.
   — Господи Иисусе! — прошептала она, схватила пистолет, выскочила из комнаты и сбежала по лестнице во двор. Там все еще стояла кобыла Нои. Амазига забралась в седло и поскакала через город. За главными воротами у трупов рептилий пировали львы. Они словно не заметили ее, и она погнала кобылу галопом.
 
   Шэнноу поехал вслед за Пастырем, но медленно. Жеребец был измучен и нуждался в отдыхе. Кроме того, сгущались сумерки, а он знал, что наверняка не успеет, если его конь неудачно оступится. Взыскующий Иерусалима покачивался в седле. Он тоже устал, и голова у него шла кругом из-за всего, что он услышал от Амазиги. А ведь так недавно — и так давно! — мир был простым местом с хорошими людьми и плохими людьми И жила надежда на Иерусалим. Теперь все изменилось.
   Меч Божий — не более чем оружие, созданное людьми для уничтожения других людей. Венец из крестов — самолеты из прошлого. Так где же Бог? Шэнноу взял фляжку и напился. Вдали он различил очертания Пика Хаоса. Облака разошлись, и в небе серебром засиял Меч Божий.
   — Где ты, Господи? — сказал Шэнноу. — Где ты ходишь?
   Ответа не было. Шэнноу подумал о Нои: ему хотелось верить, что корабельный мастер благополучно вернулся домой. Жеребец трусил и трусил вперед, и, когда занялась заря, Шэниоу направил его вверх по каменной гряде, примыкающей к Пику и Озеру Клятв. Оглянувшись, он увидел, что к пику направляется какой-то всадник. Взяв зрительную трубку, он навел ее и узнал Амазигу. Кобыла под ней была вся в пене и еле плелась на подгибающихся ногах. Убрав трубку в седельную сумку, Шэнноу въехал на последний гребень. В глазах у него мутилось от утомления. Он направил жеребца вниз к озеру, спешился и огляделся. Пик вздымался к небу, как узловатый палец, и он увидел, что Пастырь уже почти добрался до последнего карниза. Слишком далеко для пистолетного выстрела.
   — Добро пожаловать, Шэнноу, — раздался чей-то голос. Иерусалимец стремительно обернулся, уже прицеливаясь. И тут увидел Бет Мак-Адам. Худощавый беловолосый молодой человек обнимал ее одной рукой за шею, другой прижимая пистолет к ее голове. Говоривший — человек из его снов — стоял в нескольких шагах влево.
   — Должен сказать, Шэнноу, что я тебе благодарен, — сказал Магеллас. — Ты убил надменного скота Родьюла, чем оказал мне большую услугу. Однако царь царей отдал повеление о твоей смерти.
   — Но ее-то это как касается? — спросил Шэнноу.
   — Чуть только ты положишь на землю все свое оружие, она будет отпущена.
   — И в тот же миг я умру?
   — Вот именно. Но произойдет это мгновенно. — Ма-геллас вытащил пистолет. — Обещаю тебе.
   Оба пистолета Шэнноу все еще были нацелены на молодого человека. Курки взведены, пальцы на спусковых крючках.
   — Не слушай, Шэнноу! Прикончи его! — закричала Бет Мак-Адам.
   — Ты ее отпустишь? — спросил Шэнноу.
   — Я человек слова, — ответил Магеллас, и Шэнноу кивнул.
   — Хорошо, — сказал он.
   В эту же секунду Бет Мак-Адам приподняла ногу и со всей тяжестью наступила каблуком на ступню Линдьяна. Удар затылком до его подбородку — и она вырвалась из его рук. Линдьян выругался, вскинул пистолет, и тут из-за большого камня выскочил Клем Стейнер. Линдьян заметил его, обернулся, но опоздал: пистолет Стейнера рявкнул, и худощавый воин опрокинулся навзничь с пулей в сердце.
   Одновременно выстрелил Магеллас, и с головы Шэнноу слетела шляпа. Иерусалимец спустил курки своих пистолетов. Магеллас пошатнулся, но устоял на ногах, Шэнноу выстрелил еще раз, и Магеллас упал на колени, все еще пытаясь поднять руку с пистолетом. Но пистолет выпал из его пальцев. Он откинул голову.
   — Ты мне нравишься, Шэнноу, — сказал он со слабой улыбкой. Глаза у него закрылись, и он упал лицом вниз.
   Шэнноу подбежал к Стейнеру. Рана на груди юноши открылась, лицо его стало землистым. Он прислонялся к камню.
   — Уплатил тебе должок, Шэнноу. — прошептал он.
   — Ты спятил, Клем! — К нему подбежала Бет. — Но все равно спасибо. Откуда, дьявол тебя возьми, ты здесь взялся?
   — Я быстро прочухался, а тут приехал Бык навестить меня. Ну, я и оставил детей на него, да и двинулся по следу… Вроде бы мы теперь в безопасности.
   — Пока нет, — ответил Шэнноу. Пастырь выбрался на карниз, где пуля уже не могла его достать, и поднял руку.
   Меч Божий задрожал в небе.
   Шэнноу кинулся к основанию пика, сбросил черный плащ, подпрыгнул, ухватился за торчащий камень и подтянулся. Прямо перед ним уходил ввысь почти отвесный обрыв. Его пальцы нащупали опоры, и медленный подъем начался.
   Бет и Стейнер сели, не спуская с него глаз. Высоко на карнизе Пастырь возглашал обрывки стихов Ветхого Завета.
   — Меч, меч обнажен для заклания, вычищен для истребления, чтобы сверкал, как молния… Ибо так говорит Господь Бог: когда Я сделаю тебя городом опустелым… Когда подниму на тебя пучину, и покроют тебя большие воды… Ужасом сделаю тебя, и будут искать тебя, но уже не найдут тебя вовеки, говорит Господь Бог. — Его голос звенел на ветру.
   Амазига тяжело взобралась на гребень — кобыла упала бездыханной еще на склоне. Она сбежала к озеру и увидела, что Шэнноу упорно взбирается вверх по обрыву.
   — Нет! — закричала она. — Не. трогайте его, Шэнноу! Не трогайте!
   Иерусалимец не ответил. Амазига вытащила пистолет и прицелилась в него, но Бет бросилась к ней, перепрыгивая камни, и успела ударить ее в плечо. Грянул выстрел, возле левой руки Шэнноу брызнули каменные осколки. Он вздрогнул от неожиданности и чуть не сорвался. Бет вырвала у Амазиги пистолет и оттолкнула ее от себя.
   — Мы должны остановить его! — пробормотала Амазига. — Должны!
   С неба донесся громовый рокот: пламя и дым, окутали основание Меча. Минуты летели. Шэнноу совсем устал: когда он подтягивался, его руки дрожали все заметнее. Но цель была уже близка. Он отчаянно напрягал последние силы, вынуждал тело повиноваться. По его лицу катился пот.
   Почти над самой головой он слышал голос Пастыря:
   — Изолью на тебя негодование Мое, дохну на тебя огнем ярости Моей… Рыдайте! О злосчастный день!.. Година народов наступает…
   Когда ракета начала содрогаться, самолеты у края поля полной статики вырвались, и рев их двигателей раскатился над пустыней за Пиком. Шэнноу выбрался на карниз. Несколько секунд он с трудом переводил дух.
   Пастырь увидел его:
   — Добро пожаловать, брат! Добро пожаловать! Нынче ты услышишь еще небывалую проповедь, ибо Меч Божий возвращается в дом свой!
   — Нет, — сказал ему Шэнноу. — Это не меч. Пастырь.
   Но тот его словно не услышал.
   — Наступил благословенный день. День мне предназначенный.
   С ужасающим ревом ракета вырвалась из поля и устремилась вверх.
   — НЕТ! — завопил Пастырь. — Нет! Вернись! — Он поднял руку, ракета замедлила подъем и начала поворачиваться. Башня зарокотала. Гигантская молния расколола небо на юге, воздух раздвинулся, точно занавес, и в небе засияло второе солнце. Шэнноу приподнялся на колени. С карниза ему были хорошо видны колоссальные врата, распахнутые Пендарриком, и бесчисленные ряды легионов за ними. Свет нестерпимо слепил глаза. В небе ракете почти завершила поворот. Шэнноу вытащил пистолет. Землетрясение разразилось в тот миг, когда он прицелился в Пастыря. Гигантская трещина зазмеилась поперек пустыни… Озеро исчезло… Пик покачнулся. Срывались каменные пласты, обнажая башенные стены. Шэнноу выронил пистолет и ухватился за торчащий камень. Пастырь, видевший только ракету, потерял равновесие и сорвался с карниза. Его тело распростерлось далеко внизу на камнях, недавно бывших дном озера.
   Клем Стейнер, Бет и Амазига побежали от разверзшейся пропасти на склон, Шэнноу выпрямился. Ракета возвращалась пр ямо на него.
   Он угрюмо уставился на орудие его гибели, всеми силами души желая, чтобы чудовище влетело в открытые врата. В ответ на его мысли ракета завибрировала и кувыркнулась. Шэнноу, не зная, что под каменным панцирем пульсирует энергия огромного Сипстрасси, не мог понять, почему произошло чудо, но его сердце радостно забилось, едва он понял, что Меч Божий подчиняется его желанию. Он сосредоточился, насколько хватило сил. Ракета пронеслась сквозь Врата Времени, подобно серебряному дротику. Легионы Пендаррика следили за ее полетом… а она все летела, хотя от нее отвалилась часть. На миг Шэнноу испытал чувство горчайшего разочарования — ведь ничего не произошло. Затем вспыхнул свет, словно тысячи солнц, и раздался грохот, словно рушились миры.
   Врата исчезли.

33

   Нои-Хазизатра открыл глаза и увидел, что стоит в кольце камней за Царскими садами Эда. В двухстах шагах от Храма. В небе сияли звезды, и город спал, Он выскочил из кольца и побежал по обсаженной деревьями Аллее Царей и дальше сквозь Жемчужно-Серебря-ные ворота. Проснувшийся старый нищий протянул руку.
   — Помоги мне, высочайший, — сонно пробормотал он. Однако Нои пробежал мимо, и, прошептав ему вслед проклятие, нищий снова закутался в тонкое одеяло.
   Когда Нои добрался до улицы Купцов, он еле переводил дух и пошел шагом. Однако тут же пустился бежать, пока не оказался у запертой калитки своего сада. Поглядев по сторонам, он ухватился за прутья железной ограды и начал карабкаться на нее. Добравшись до верха, спрыгнул на землю и зарысил к дому. На него бросился могучий пес. Нои опустился на колени, и пес, сразу остановившись, обнюхал его протянутую руку.
   — Ну-ну, Немврод. Не так уж долго меня не было! — Черный хвост завилял, и Нои погладил длинные уши. — А теперь пойдем искать твою хозяйку.
   Дверь дома тоже была заперта, и Нои забарабанил кулаками по филенке. В верхнем окне замерцал огонек, на балкон вышел слуга:
   — Кто тут?
   — Открой дверь. Вернулся хозяин дома! — крикнул в ответ Нои.
   — Хронос сладчайший! — воскликнул Пурат, слуга. Еще минута, засовы отодвинулись, и Нои вошел в дом. Пурат, старый доверенный служитель, заморгал при виде странной одежды своего господина, однако Нои не стал тратить времени на расспросы.
   — Буди слуг, — приказал он, — пакуйте свои вещи, а также съестные припасы на дорогу.
   — Куда мы едем, господин? — спросил Пурат.
   — Чтобы найти спасение, если на то будет Божья воля. Нои взбежал по лестнице и распахнул дверь спальни. Пашад спала. Он сел на край широкой кровати, на шелковые простыни, погладил жену по темным волосам, и ее глаза открылись. — Опять сон? — прошептала она.
   — Не сон, любимая. Я здесь.
   Она привстала и обняла его за шею:
   — Я знала, что ты вернешься! Я так горячо молилась…
   — У нас нет времени, Пашад. Мир, который мы знаем, вот-вот погибнет, как мне и открыл Владыка Хронос. Нам надо торопиться в порт. Какие из моих кораблей стоят там сейчас?
   — К отплытию готов только «Ков-Чегнои». На него грузят скот для восточной колонии.
   — Значит, «Ков-Чегнои». Разбуди детей, упакуй теплую одежду. Мы отправимся в порт, найдем кормчего Ко-налиса. Пусть будет готов поднять паруса завтра, едва начнет смеркаться.
   — Любимый, но еще не все бумаги готовы. Не позволят нам покинуть порт. Перегородят выход из бухты.
   — Не думаю. Не в этот День Дней. А теперь побыстрее оденься и делай, что я тебе сказал.
   Пашад откинула шелковое одеяло и спрыгнула с кровати.
   — С тех пор, как ты уехал от нас, случилось очень многое, — начала она рассказывать, сбрасывая ночную тунику и доставая из ларя у окна теплое шерстяное платье. — Половина торговцев и ремесленников восточного квартала исчезли. Говорят, царь забрал их в иной мир. В городе большое волнение. Ты ведь знаешь мою троюродную сестру Карию? Она замужем за придворным астрологом Араксисом. Она говорит, что большой Сипстрасси перенесли в Звездную башню для того, чтобы остановить страшное оружие, которое замыслили обрушить на нас наши враги.
   — Что?! В Звездной башне?
   — Да. Кария говорит, что Араксис очень встревожен. Царь сказал ему, что враги из другого мира попытаются погубить Империю.
   — И они установили Камень, чтобы помешать этому? Вот что, Пашад! Возьми детей, найди Коналиса, прикажи приготовиться к отплытию в сумерках. Я присоединюсь к вам в порту. Где стоит «Ков-Чегнои»?
   — У двенадцатого причала. Почему ты не пойдешь с нами?
   Он шагнул к ней и заключил ее в могучие объятия.
   — Не могу. Мне необходимо сделать еще кое-что. Но, верь мне, Пашад. Я люблю тебя.
   Он быстро поцеловал ее и выбежал из спальни. Во дворе ждали двое слуг. Рядом стояли наспех упакованные сундуки, а Пурат вел от ворот по мощеной дороге лошадь, запряженную в повозку. В небе уже разгоралась заря.
   — Пурат, запряги колесницу. Она мне нужна сейчас же.
   — Слушаю, Господин. Но белую пару одолжил Бонанте. Есть только каурая кобыла да мерин, а они не пара…