Мы должны вернуться еще к одному пункту, чтобы внести в него большую ясность; мы сказали, что в основе розенкрейцерства должно было лежать сотрудничество между посвященными двух эзотеризмов — христианского и исламского; это сотрудничество, вероятно, продолжилось и впоследствии, поскольку речь шла именно о сохранении связи между инициациями Востока и Запада. Мы скажем даже больше: одни и те же лица, пришедшие из христианства или ислама, могли, если они жили на Востоке и на Западе (и постоянные намеки на их путешествия, помимо всякой символики, наводят на мысль, что так обстояло дело для большинства из них), быть одновременно братьями Розы и Креста и суфиями (или мутасаввуфинами высших степеней), причем достигнутое ими духовное состояние означало, что они находились за пределами различий между внешними формами, ни в чем не затрагивающих сущностное и фундаментальное единство традиционной доктрины. Разумеется, следует, тем не менее, учитывать различие между тасаввуф и розенкрейцерством — двумя разными формами традиционного учения; и розенкрейцеры, более или менее непосредственные ученики братьев Розы и Креста, — это только те, кто следует особым путем христианского герметизма; но не может быть инициатической организации, вполне достойной этого имени и осознающей свою цель, которая не имела бы во главе своей иерархии существ, преодолевших многообразие формальных различий. Последние могут, сообразно обстоятельствам, выступать как розенкрейцеры, как мутасаввуфины, или без каких-либо внешних особенностей; они поистине осуществляют живую связь между всеми традициями, ибо своим осознанием единства реально участвуют в великой изначальной Традиции, от которой — посредством адаптации ко времени и месту — произошли все остальные и которая едина, как сама Истина.

Глава XXXIX. ВЕЛИКИЕ МИСТЕРИИ И МАЛЫЕ МИСТЕРИИ

   Мы неоднократно упоминали в предшествующем изложении о различии между «великими мистериями» и «малыми мистериями»; эти названия заимствованы из античной Греции, но могут употребляться в более общем плане; теперь нам необходимо немного остановиться на данном вопросе, дабы уточнить, как лучше понимать это различие. Прежде всего, следует хорошенько уяснить, что речь идет не о двух различных видах инициации, но о стадиях или степенях одной и той же инициации, если рассматривать ее как единое целое, которое должно быть доведено до своего высшего предела; в принципе, «малые мистерии» — это лишь подготовка к «великим мистериям», поскольку сам их предел — только этап на инициатическом пути. Мы говорим «в принципе», ибо вполне очевидно, что каждое существо на деле может дойти только до той точки, где кончаются его собственные возможности; следовательно, некоторые окажутся пригодными только для «малых мистерий» или даже для более или менее ограниченной части последних; но это означает лишь то, что они не способны следовать инициатическим путем до конца, а отнюдь не то, что они следуют иным путем, нежели те, кто может идти дальше, чем они.
   «Малые мистерии» включают все то, что относится к развитию возможностей человеческого состояния, взятого в его целокупности; они приводят, следовательно, к тому, что мы назвали совершенством этого состояния, т. е. к тому, что традиционно обозначалось как восстановление «изначального состояния». «Великие мистерии» касаются собственно реализации сверхчеловеческих состояний: беря существо в той точке, где для него завершаются «малые мистерии» и которая является центром области человеческой индивидуальности, они ведут его за пределы этой области, и через сверхиндивидуальные, но еще обусловленные состояния — вплоть до состояния необусловленного, каковое только и является истинной целью, обозначенной как «окончательное Освобождение» или «Высшее Отождествление». Чтобы охарактеризовать соответственно обе эти фазы, можно, прибегнув к геометрической символике, [241]говорить о «реализации горизонтальной» и «реализации вертикальной», где первая служит основой для второй; эта основа символически представлена землей, соответствующей человеческой области, а сверхчеловеческая реализация описана как восхождение сквозь семь небес, соответствующее высшим состояниям сущего. [242]Впрочем, нетрудно понять, почему второе обязательно предполагает первое: центральная точка человеческого состояния — единственная, где возможно прямое сообщение с высшими состояниями; ведь последнее происходит вдоль вертикальной оси, которая пересекает в этой точке человеческую область; нужно, стало быть, вначале достичь этого центра, чтобы суметь потом подняться, следуя направлению оси, к сверхиндивидуальным состояниям; и вот почему, если использовать язык Данте, «земной Рай» — это этап на пути, ведущем в «Рай небесный». [243]
   Мы процитировали и объяснили в другом месте текст, в котором Данте соотносит «Рай небесный» и «Рай земной» с традиционным пониманием соответственно роли духовного авторитета и роли мирской власти, т. е., другими словами, с ролью священнослужителей и царей; [244]мы лишь кратко напомним важные последствия, которые — с точки зрения, занимающей нас в данный момент, — вытекают из этого соответствия. Из них действительно следует, что «великие мистерии» непосредственно связаны со «священнической инициацией», а «малые мистерии» — с «инициацией царской»; [245]в терминологии, заимствованной из индуистской организации каст, первые, как правило, рассматриваются как собственная область брахманов, а вторые — как область кшатриев. [246]Можно сказать также, что первая из двух областей принадлежит к сфере «сверхъестественной» или «метафизической», тогда как вторая — только к сфере «естественной» или «физической», что действительно соответствует атрибутам духовного владычества и мирской власти; а с другой стороны, это также позволяет точно охарактеризовать уровень знаний, с которым соотносятся «великие мистерии» и «малые мистерии» и который они используют в их части инициатической реализации: последние включают в себя преимущественно знание природы (рассматриваемой, разумеется, с точки зрения традиционной, а отнюдь не профанной, каковой является точка зрения современных наук), а первые — знание о том, что находится за пределами природы. Чистое метафизическое знание относится, следовательно, к области «великих мистерий», а знание традиционных наук — к области «малых мистерий»; так как первое является, кроме того, началом, из которого неизбежно проистекают все традиционные науки, отсюда следует также, что «малые мистерии», по сути, зависят от «великих мистерий», заимствуя у них самый свой принцип; подобным образом и мирская власть получает свою легитимность от духовного владычества, заимствуя у него свой принцип.
   Мы упомянули только брахманов и кшатриев, но не следует забывать, что и вайшьи могут обладать качествами, необходимыми для инициации; в самом деле, мы повсюду находим как будто специально для них предназначенные инициатические формы, основанные на занятиях ремеслами; мы не намерены долго останавливаться на этом, поскольку уже объяснили их принцип и смысл существования в другом месте; [247]впрочем, мы вынуждены и здесь неоднократно возвращаться к этому вопросу, учитывая, что именно с такими формами связано все то, что еще сохраняется от инициатических организаций на Западе. Инициатическая область «малых мистерий» подходит вайшьям в еще большей мере, чем кшатриям; эта общность области, если можно так выразиться, зачастую приводила к контактам между инициатическими формами, предназначенными для тех и других, [248]и, вследствие этого, к более тесным отношениям между организациями, в которых, соответственно, практиковались эти формы. [249]Очевидно, что вне человеческого состояния индивидуальные различия, на которых по преимуществу базируются занятия ремеслом, полностью исчезают, переставая играть какую-либо роль; как только существо достигает «изначального состояния», дифференциации, порождающие различные «специализированные» функции, прекращают существовать, хотя все эти функции в равной мере имеют в нем и свой общий источник или, скорее, именно благодаря этому; и к источнику-то и нужно вернуться, следуя вплоть до завершения «малых мистерий», чтобы во всей полноте овладеть тем, что включает в себя исполнение какой-либо функции.
   Если мы рассмотрим историю человечества так, как этому учат традиционные доктрины, — в согласии с циклическими законами, — то должны будем сказать, что вначале человек, вполне овладевший своим состоянием существования, естественно, располагал тем самым и возможностями, соответствующими всем функциям, еще задолго до какого-либо различения последних. Разделение этих функций произошло на позднейшей стадии, представлявшей уже состояние, низшее по отношению к «изначальному» состоянию; но и в нем каждое человеческое существо, располагавшее теперь лишь некоторыми определенными возможностями, еще спонтанным образом реально осознавало эти возможности. Только в период наибольшего помрачения такое осознание было утрачено; и с тех пор возникла необходимость в инициации, призванной дать человеку возможность вновь обрести, вместе с этим сознанием, предшествующее состояние, которому оно было свойственно; такова в действительности первая из целей инициации, которую она ставит самым непосредственным образом. Чтобы это стало возможным, требуется трансмиссия, восходящая по непрерывной «цепи» до состояния, которое необходимо восстановить, и так, шаг за шагом, вплоть до самого «изначального состояния»; и далее — поскольку инициация на этом не останавливается, а «малые мистерии» суть только подготовка к «великим мистериям», т. е. к овладению высшими состояниями сущего, — следует в конечном счете подняться за пределы самих истоков человечества; вот почему вопрос об «историческом» происхождении инициации выглядит совершенно лишенным смысла. Впрочем, так же обстоит дело во всем, что касается происхождения ремесел, искусств и наук в их традиционном и правомерном понимании; ведь все они, посредством многочисленных, но второстепенных дифференциаций и адаптаций, подобным же образом происходят от «изначального состояния», которое содержит их все в едином первоначале, и тем самым связывают себя с другими уровнями существования, за пределами самого человечества; а это, к тому же, необходимо, чтобы они могли, на своем уровне и в свою меру, эффективно способствовать реализации «плана Великого Архитектора Вселенной».
   Мы должны еще добавить, что, поскольку «великие мистерии» — это область чисто метафизического знания, сущностно единого и неизменного в силу его изначального характера, искажения могли произойти только в области «малых мистерий»; и это помогло бы объяснить многие факты, касающиеся некоторых неполных инициатических организаций. В целом эти искажения свидетельствуют о том, что нормальная связь с «великими мистериями» была прервана, так что «малые мистерии» в конце концов были приняты за цель сами по себе; и в этих условиях они даже не могут более быть реально доведены до конца, но в известном смысле растрачивают свои силы на развитие более или менее вторичных возможностей, — развитие, которое, не будучи уже упорядоченным ради достижения некоей высшей цели, рискует поэтому принять дисгармоничный характер, в чем и состоит искажение. С другой стороны, в той же области «малых мистерий», и только в ней, истинной инициации способна противостоять контринициация, вступающая с ней в борьбу; [250]область «великих мистерий», которая связана со сверхчеловеческими состояниями и с чисто духовным уровнем, по самой своей природе находится вне подобной оппозиции; следовательно, она совершенно закрыта для всего, что не является истинной инициацией согласно традиционной ортодоксии. Из всего этого следует, что возможность заблуждения сохраняется, покуда существо не вернулось вновь в «изначальное состояние», но она исчезает, как только оно достигает центра человеческой индивидуальности; вот почему можно сказать, что тот, кто достиг этой точки, т. е. завершения «малых мистерий», уже виртуально «стал свободным», [251]хотя сможет им действительно стать лишь тогда, когда пройдет путь «великих мистерий» и в конечном счете осуществит «Высшее Отождествление».

Глава XL. ИНИЦИАЦИЯ СВЯЩЕННИЧЕСКАЯ И ИНИЦИАЦИЯ ЦАРСКАЯ

   Хотя сказанного в целом достаточно, чтобы вполне ясно охарактеризовать инициацию священническую и царскую, мы полагаем необходимым остановиться еще немного на вопросе об их отношениях, из-за некоторых ошибочных концепций, встречавшихся нам в различных местах; они пытаются представить каждую из обеих инициаций как образующую некое завершенное целое, как будто речь идет не о двух иерархически различных степенях, а о двух самостоятельных доктринальных типах. Главное намерение тех, кто распространяет подобную концепцию, по-видимому, состоит в том, чтобы противопоставить восточные традиции, относящиеся якобы к священническому и созерцательному типу, и традиции западные, принадлежащие к типу воинскому и царскому, или активному; если они не доходят до провозглашения превосходства одних над другими, то пытаются по крайней мере уравнять их. Добавим, что чаще всего этому сопутствует — в случае западных традиций — весьма фантастическое историческое воззрение на их происхождение, — например гипотеза о «средиземноморской традиции», первоначальной и единой, которой, вероятнее всего, никогда не существовало.
   В действительности вначале, до разделения каст, обе функции — священническая и царская — не существовали в раздельном и дифференцированном состоянии; обе они содержались в их общем первопринципе, вне каст: последние выделились из него только в конечной фазе цикла земного человечества. [252]Впрочем, очевидно, что как только выделились касты, всякая социальная организация должна была, в той или иной форме, охватить их все в равной мере, ибо они представляют различные функции, которые неизбежно должны сосуществовать; невозможно вообразить общество, состоящее единственно из брахманов или же только из кшатриев. Сосуществование этих функций, как правило, предполагает их иерархизацию, сообразно присущей им природе и, следовательно, природе индивидов, которые их исполняют; брахман выше кшатрия по природе, а не потому, что он более или менее произвольно занял первое место в обществе; он таков потому, что знание выше действия, ибо «метафизическая» область выше области «физической», подобно тому как начало выше того, что из него вытекает; отсюда и следует, не менее естественным образом, различие между «великими мистериями», составляющими собственно священническую инициацию, и «малыми мистериями», составляющими инициацию царскую.
   Если это так, то любая традиция, чтобы быть регулярной и полной, должна одновременно содержать в себе обе инициации, или, точнее, обе части инициации, т. е. «великие мистерии» и «малые мистерии», причем вторая часть непременно подчинена первой, как достаточно ясно указывают сами обозначающие их термины. Такое подчинение отрицалось лишь мятежными кшатриями, которые стремились перевернуть нормальные отношения, а в определенных случаях преуспевали в создании своего рода нерегулярной и неполной традиции, сведенной к области «малых мистерий» — единственной, которая была им известна, — ошибочно представляя последние как целостную доктрину. [253]В подобном случае сохраняется только царская инициация, впрочем выродившаяся и искаженная, поскольку она уже не связана с первопринципом, который ее обосновывал; что касается противоположного случая, когда сохранялась бы только священническая инициация, то ни одного подобного случая нигде нельзя обнаружить. Этого достаточно, чтобы сделать вывод: если действительно существуют два типа традиционных и инициатических организаций, то один является регулярным и нормальным, а второй — иррегулярным и анормальным, один — полным, а другой — неполным (и надо ли добавлять — неполным сверху); иначе и быть не могло, причем повсеместно, как на Западе, так и на Востоке.
   Конечно, по крайней мере при нынешнем положении дел, как мы говорили во многих случаях, созерцательные тенденции гораздо шире распространены на Востоке, а активные тенденции (или, скорее, «деятельные» в самом внешнем смысле слова) — на Западе; но это все же вопрос пропорции, а не исключительности. Если бы на Западе имелась традиционная организация (и, подчеркнем, — целостная традиционная организация, действительно содержащая оба аспекта — эзотерический и экзотерический), она должна была бы, разумеется, включать в себя, подобно организациям Востока, одновременно священническую и царскую инициацию (независимо от частных форм, которые они могли принять с целью адаптации к условиям среды), но всегда с признанием превосходства первой над второй, безотносительно к числу индивидов, способных воспринять ту или иную из двух этих инициации; ведь число здесь ничего не значит и никоим образом не могло бы изменить то, что присуще самой природе вещей. [254]
   Хотя на современном Западе не существует ни царской, ни священнической инициации, [255]иллюзию может породить то обстоятельство, что здесь легче найти следы первой, нежели второй; это объясняется прежде всего связями, сохраняющимися между царской инициацией и инициациями ремесла, как мы указали выше; благодаря этому подобные следы можно встретить в организациях, сложившихся на основе ремесленных инициаций, которые еще и сегодня существуют в западном мире. [256]Скажем больше: в силу довольно странного феномена можно видеть, как порой — более или менее фрагментарным, но тем не менее весьма очевидным образом — вновь дают о себе знать остатки этих ослабленных и искаженных традиций, которые были, в весьма различных обстоятельствах места и времени, продуктом мятежа кшатриев; главную черту этих традиций составляет их «натуралистский» характер. [257]Не задерживаясь на этом более, отметим только, что в таких случаях преимущественное внимание уделяется некоей «магической» точке зрения (не следует, впрочем, понимать под этим исключительно поиск внешних, более или менее необычных эффектов, как бывает, когда речь идет о псевдоинициации), вследствие искажения традиционных наук, отделившихся от их метафизического принципа. [258]
   «Смешение каст», т. е. разрушение всякой истинной иерархии, характерное для последнего периода Кали-юги, [259]делает к тому же более сложным, в особенности для тех, кто не достигает самой сути вещей, точное определение реальной природы элементов, на которые мы здесь намекаем; и мы еще, несомненно, не дошли до крайней степени смешения. Исторический цикл, начавшийся с уровня высшего, нежели различение каст, должен завершиться постепенным нисхождением, различные этапы которого мы описали в другом месте, [260]к уровню низшему, нежели это различение; ведь, как мы указали выше, существует два противоположных способа пребывать вне каст: можно быть и по эту и по ту сторону — выше самой высокой или ниже самой низкой из них; и если в первом случае речь шла, естественно, о людях начала цикла, то во втором — об огромном большинстве людей в его конечной фазе; уже сейчас достаточно очевидны признаки последней, а потому не будем на этом останавливаться; всякий, кто не полностью ослеплен известными предрассудками, не сможет отрицать, что тенденция к уравниванию по низшему уровню стала одной из самых поразительных черт нынешней эпохи. [261]
   Можно было бы, однако, высказать следующее возражение: если конец одного цикла должен обязательно совпасть с началом другого, то каким образом низшая точка может воссоединиться с высшей? В другом месте мы уже отвечали на этот вопрос: [262]восхождение действительно должно произойти и станет возможным именно тогда, когда будет достигнута низшая точка: оно, собственно, связано с тайной «смены полюсов».
   Это восхождение должно, впрочем, быть подготовлено, даже зримо, еще до конца нынешнего цикла; но его сможет осуществить только тот, кто, соединив в себе могущество Неба и Земли, Востока и Запада, проявит внешним образом, одновременно в области знания и области действия, двойную власть — священническую и царскую, сохранявшуюся на протяжении столетий в целостности ее единого принципа тайными хранителями изначальной Традиции. Впрочем, было бы тщетным стремление уже теперь узнать, когда и как произойдет подобная манифестация; и, несомненно, она будет весьма отличаться от всего, что можно вообразить; «тайны Полюса» (ал-асрар-ал-кутбаниях) хорошо охраняются, и ничто не станет известным вовне, прежде чем исполнится назначенный срок.

Глава XLI. НЕКОТОРЫЕ РАССУЖДЕНИЯ О ГЕРМЕТИЗМЕ

   Выше мы сказали, что братья Розы и Креста были существами, достигшими реального завершения «малых мистерий», и что розенкрейцерская инициация, вдохновленная ими, была частной формой христианского герметизма; сближая сказанное с тем, что мы объяснили в предшествующей главе, уже можно понять, что герметизм в целом принадлежит к области «царских мистерий». Однако стоило бы еще несколько уточнить этот вопрос; ведь и сюда внесено немало путаницы, и само слово «герметизм» употребляется многими из наших современников весьма смутным и нечетким образом; мы имеем в виду не только оккультистов, в отношении которых все это слишком очевидно; но существуют и другие, кто, изучая вопрос более серьезно, из-за ряда предвзятых идей не вполне четко уясняют себе, о чем в действительности идет речь.
   Прежде всего, следует отметить, что слово «герметизм» указывает на традицию египетского происхождения, облекшуюся впоследствии, вероятно в александрийскую эпоху, в эллинистическую форму и переданную в этой форме в Средние века одновременно исламскому миру и миру христианскому; добавим, второму в значительной мере при посредничестве первого, [263]как это доказывают многочисленные арабские или арабизированные термины, усвоенные европейскими герметистами, и прежде всего само слово «алхимия» (ал-кимия). [264]Было бы неверным распространять название «герметизм» на другие традиционные формы, например, называть «Каббалой» не древнееврейский эзотеризм, а нечто иное; [265]это не значит, разумеется, что его эквивалентов нет в других местах; более того, такая традиционная наука, как алхимия, [266]имеет точное соответствие в доктринах Индии, Тибета и Китая, хотя со способами выражения и методами реализации, естественно, весьма различными; но когда произносят слово «герметизм», тем самым указывают четко определенную форму, происхождение которой может быть только греко-египетским. В самом деле, обозначенная таким образом доктрина возводится, стало быть, к Гермесу, поскольку последний рассматривался греками как идентичный египетскому Тоту; кроме того, эта доктрина выводится прежде всего из священнического учения; ведь Тот в его роли хранителя и передатчика традиции есть не что иное, как само воплощение древнего египетского жречества или, точнее, «сверхчеловеческого» принципа, от которого последнее получало свою власть, формулируя и передавая от его имени инициатическое знание. Не следует видеть в этом ни малейшего противоречия с тем фактом, что данная доктрина принадлежит области царской инициации, ибо нужно уяснить, что в любой регулярной и полной традиции именно священство в силу своей основной функции — обучения — в равной мере дарует, прямо или опосредованно, обе инициации, обеспечивая действительную легитимность самой царской инициации и связывая ее с ее высшим принципом таким образом, что мирская власть может черпать свою легитимность только из освящения, полученного от духовной власти. [267]
   Вследствие сказанного главный вопрос ставится следующим образом: можно ли рассматривать то, что сохранилось под именем «герметизм», как традиционную доктрину саму по себе? Ответ может быть только отрицательным, так как речь здесь идет о знании не метафизического, но только космологического уровня, если понимать это слово в его двояком значении — «микрокосмическом» и «макрокосмическом»; ибо, разумеется, во всякой традиционной концепции всегда имеется четкое соответствие между двумя этими точками зрения. Следовательно, нельзя допустить, что герметизм — в том смысле, который приобрело это слово еще в александрийскую эпоху и постоянно сохраняло с тех пор, — представляет, пусть под видом «реадаптации», целостную египетскую традицию, тем более что это находилось бы в явном противоречии с ведущей ролью, играемой в последней жречеством, о чем мы только что напомнили; хотя космологическая точка зрения, по-видимому, была в нем особо развита — по крайней мере насколько еще возможно в наше время судить о вещах столь неопределенных и, во всяком случае, о наиболее явных следах, дошедших от них, будь то тексты или памятники, — не нужно забывать, что она может быть лишь вторичной и случайной точкой зрения, приложением изначальной доктрины к знанию того, что мы можем назвать «промежуточным миром», т. е. областью тонкого проявления, где находятся внетелесные продолжения человеческой индивидуальности, или сами возможности, развитие которых связано с собственно «малыми мистериями».