Гейман Александр. Император соло

   - Какие такие доноры? - спросил я, недоумевая.
   - Ты что, совсем козел? - отвечал мне один из конбан- тов, очкарик и заика Мамед. - Доноры семени, конечно.
   "Шутка,"- подумал я - и ошибся. На первой же стоянке эти доноры уселись в ряд в центре круга затаивших дыхание кондом-бантустанов. Под их наблюдением доноры стали усердно достигать семяизвержения и наконец достигли его. Все изверг- нутое было аккуратно слито в банки и тщательно закупорено. Интересно отметить, что перед двумя донорами держали в тече- ние всего процесса фото раздетых девиц, а перед третьим - репродукцию картины Мартрмоне "Шпион берет ноги в руки". Вот он-то - конечно, не шпион и не Мартрмоне, а третий донор - и достиг наиболее впечатляющих результатов.
   На следующий день двое доноров снова пошли налегке, а лидера по сдаче семени и вовсе понесли на руках. Естествен- но, доля поклажи остальных увеличилась, и этого я, как нача- льник турпохода, допустить не мог.
   - Молодцы кондом-бантустаны! - решительно заявил я. - Кончай баловать своих онанистов! Доноры они или нет, но нас- тало время сбросить с себя их гнусное иго. Пусть идут сами и несут груз наравне со всеми.
   Конбанты были очень изумлены. Они переглядывались и пораженно качали головами.
   - А дрочить кто будет, ты что ли? - спросил кто-то.
   - Пусть дрочат, если у вас такой обычай,- отвечал я,- но несут груз, как все.
   - Нет, это несовместимо,- возразили мне. - У них не ос- танется сил на семявержество.
   Тут ко мне из толпы конбантов вышел очкастый Мамед и отвел меня в сторону.
   - Послушайте, Амундсен, - от негодования Мамед заикался сильнее обычного,- что вы к нам пристали? Мы идем себе и идем, потихоньку, полегоньку, никого не трогаем... Какого, извините меня, члена вы вмешиваетесь в отлаженный процесс полярного похода? Может быть, вы знаете, как проскочить че- рез заслоны белых медведей?
   - А при чем тут белые медведи? - спросил я.
   - Нет, ты точно козел,- отвечал Мамед. - Ты прешься че- рез торосы первый раз, а мы тут живем сто сорок тысяч лет. Да еще никто не проходил белых медведей без банки спущенки!
   - Чего-чего? - недоверчиво спросил я.
   - А того-того. Да ты вообще хоть знаешь, куда мы идем?
   И тут я наконец вспомнил:
   - На Северный полюс! Мне Амундсен сам сказал,- от вол- нения я забыл, что я и есть Амундсен.
   - Ну и дурак,- отвечал Мамед. - Мы идем на Северный по- люс, вот куда!
   - Но я же это самое и говорю!
   - На Северный полюс,- продолжал Мамед, не слушая меня,- на конгресс семявержцев. А если налетят НЛО, а у нас спущен- ки из-за тебя не будет на обмен, то с тобой, падла, я уж не что ребята сделают.
   Я почувствовал в его словах какой-то резон и прекратил спор. "А вдруг он прав?" подумал я. Однако мне не нравилось тащить тяжеленный рюкзак, в то время как каких-то задрочкан- ных конбантов несут на руках. И я решился - на третий день я объявил конбантам, что тоже являюсь донором семени.
   - Я всегда подозревал это,- сказал в ответ заика Мамед, - с самой первой нашей встречи.
   Но остальные конбанты выразили недоверие и потребовали доказательств. На стоянке меня посадили в ряд с остальными семявержцами, дали банку, а Мамед по моей просьбе встал на- против с фотокарточкой тещи полковника Томсона. В итоге про- тив жалких четырехсот-пятисот грамм совокупного продукта мо- их оппонентов у меня набралось один и две десятых литра первоклассной спермы. Все были поражены. Конбанты в благоговей- ном молчании пали передо мной на колени, а трое доноров за- вистливо спросили, по какой методике я тренируюсь.
   - По самой лучшей, ребята,- гордо отвечал я. - Плаваю каждый день над крокодилом в дырявой лодке, а по четвергам забираюсь на ветку дерева и онанирую в форточку второй фрей- лины Некитайского двора. Разработка некитайского императора, чтоб вы знали!
   Один из доноров сказал, что всегда преклонялся перед восточной мудростью, а другой сказал, что крокодила раздо- быть они еще смогут, а вот как достать форточку второй фрей- лины?
   - А вы обратитесь в гуманитарную миссию ООН,- посовето- вал я.
   Нечего и говорить, что после этого все пошло как по ма- слу. Весь оставшийся путь я проделал на руках восхищенных конбантов. Экспедиция продвигалась все дальше, а я спускал все больше. Мамед не успевал закатывать банки с моим удоем. Мы шутя миновали области белых медведей - достаточно было бросить на льдину пару банок спущенки, как нам тут же давали зеленую улицу. А иногда из неба выныривали летающие тарелки с изголодавшимися пилотами, и зеленые человечки не торгуясь отваливали за мою сперму зелененькими от ста до трехсот ты- сяч за поллитровую банку.
   Зеленая улица с зелеными человечками с зелененькими в руках - и зеленеющие от зависти доноры-конбанты - так вот я и добрался до Северного полюса. Там меня ожидал настоящий триумф. На полярной ярмарке моей сперме присвоили категорию экстра-экстра-супер, и между экипажами НЛО происходили целые битвы за право купить мою спущенку.
   Ну, а потом состоялся и конгресс семявержцев. Под гро- мовую овацию мне единодушно присвоили все мыслимые и немыс- лимые высшие звания и посты, из которых Spermatazaurus Rex было, пожалуй, наималейшим.
   А по завершении конгресса я триумфально направился об- ратно, и с оказией попутного НЛО шлю вам письмецо о своих скромных успехах. Скоро буду, подробности при встрече.
   Некитайский император! Чем может отблагодарить тебя Фу- брик? С меня бутылка за твою чудесную методику!
   Искренне ваш,
   граф Амундсен-Артуа,
   Суперфубрик Заполярья
   Переводчик закончил благоговейно оглашать святое послание, и наступила восторженная тишина. Император уже собирался сказать что-нибудь про махатму-географа - еще одну ипостась святости графа Артуа, милостиво открывшуюся простым смертным. Но тут его супруга покачнулась на свом кресле и простонала:
   - Фотокарточку тещи полков... О!.. Какая измена!..
   Она прижала платочек к глазам и зарыдала. Обиду государыни легко можно было понять: она ждала пламенных признаний в любви к ней, жалоб на невыносимость разлуки, а тут... Фрейлины толпой кинулись утешать свою обожаемую госпожу, уверяя ее в том, что такова неблагодарная природа всех мужчин - в глаза клянутся в вечной любви, а стоит только уйти в полярный поход, как сразу достают фотокарточку чужой тещи и онанируют на нее. Причем, все без исключения, вот ведь кобелища какие!
   - Хм-хм,- кашлянул и император. - Я че-то не понял... А вы, мужики, все правильно перевели? А то вон женка моя че-то разостроилась вся...
   Незаменимый Гу Жуй немедленно поднялся с места и заявил:
   - Ваше величество! Я просто до глубины души тронут верностью графа своему идеалу - прекрасной даме своего сердца. Государыне нашей, то есть, другой-то у него и быть не может.
   - Да? - отняв платочек от заплаканных глаз, оживилась императрица. - Но почему же в письме...
   - Как почему? - деланно удивился Гу Жуй. - Там же ясно написано: его вдохновляла на географические искания фотокарточка тещи полковника Томсона.
   - Ну и?.. - замерев, ждал зал развязки измышлений Гу Жуя.
   - Ну и то, что это же зашифровано для секрета. Хотя какой тут секрет всякий школьник догадается, что на самом деле это небесный идеал святого графа-махатмы - наша обожаемая императрица.
   - А! - с облегчением выдохнули все дамы.
   - Эй, мужики! - и Гу Жуй подмигнул шифровальщикам. - Я правильно говорю?
   - Да, да, именно так все и есть! - зазвучал хор голосов.
   Министр связи и печати подтвердил:
   - Так точно, ваше величество - мы всегда так кодируем. Шифруем "теща полковника Томсона", а на самом деле это наша императрица. Конечно, это вообще-то государственная тайна, и не надо бы о том говорить при иностранных шпионах, но раз уж все и так знают...
   - Вот я и говорю,- довольный своей находчивостью продолжал Гу Жуй. Ведь какая страсть, какая верность! Это как же должен тосковать святой, чтобы достичь таких рекордных надоев спермы! Спущенки графа на всех полярных медведей хватило, а они знаете ее сколько жрут! тонны!.. Что говорить лучший сперматозавр Заполярья!
   - Ах, бедный, бедный, он так тоскует... - сочувственно вздохнула императрица. - Но откуда же к графу попала моя фотокарточка?
   - Как откуда? - брякнул Гу Жуй не подумав. - Известно откуда - из набора порнографических открыток, что мы свистнули у аббата Крюшона.
   Воцарилось неловкое молчание. Из-за слов Гу Жуя получался полный конфуз - все знали, что голые фотки стащил у аббата никто иной как принц. Он расклеил их у себя в комнате и частенько медитировал на них. Теперь выходило, что он и родную маменьку созерцал в полнейшем неглиже! В этом был весь Гу Жуй - незадачливый бздежник умел подольститься и сочинить какую-нибудь глупую несусветицу на потребу дня. Но льстивый придворный не знал меры и неизменно добалтывался до какой-нибудь не подобающей подробности, которая ставила всех в неловкое положение и сводила насмарку всю его спасительную выдумку. Вот и теперь вышла полная непристойность. К счастью, в этот миг поднялся Ли Фань и сказал:
   - Ты, Гу, опять сморозил. Да ведь я отлично знаю, что этой самой фотки в наборе карточек-то и не было! Ее полковник Томсон с собой унес.
   - А, точно, у меня из головы вылетело! - согласился Гу Жуй ничтоже сумняшеся. - Точно, полковник Томсон, а потом эту фотку Жомка у него позаимствовал, а граф ее у Жомки выменял на карту подземелья. Он мне сам рассказывал на ветрогонках.
   - Какую карту подземелья? - нахмурясь, спросил император.
   - Как какую? Нашего дворца, ходов-то там до шиша всяких, так как же без карты, ежели подкоп надо рыть.
   - Какой подкоп? - нахмурился еще больше государь.
   - Как какой? К казнохранилищу, где главный императорский сейф,- ну, который Фубрик с Жомкой на уши поставить хотят,- снова сморозил Гу Жуй.
   Император побагровел. Грозила возникнуть новая неловкость, но министр связи вовремя напомнил:
   - Ваше величество! Господа! Мы еще не огласили самый последний вариант зашифрованного послания графа. Не соблаговолите ли послушать?
   - Просим, просим! - прошелестел по залу вздох облегчения.
   Этот вариант расшифровки начинался так:
   Сношать Маней, чесать Ляней!
   Это письмо щастья. ПИСЬМО ЩАСТЬЯ Перепиши ево сваей рукой мильон двести
   двацать раз и отпрафь фсем знакомым.
   Страшись изменить хоть адну букву святова текста. Это письмо периписывали Битховен Ганго Стар Саломон, Наполеон Склифосовский, А Макидонский и начальник третево отдела Пензенского мукомольного камбината. Фсем им збылось чего хотели и много радости в жизни.
   А император Неколай фтарой палучил это святое письмо и случайно падтерся им. на другой ден убили иво луччего друга Грегория Распутина старца. А бразильская королева пириписала ево как было сказана и в адин миг изличилась от плоскостопия, ураганного отека легких а черес 10 лет от атрофии мозга.
   Пирипиши в точности фсе до буквы это писмо абайдет весь мир Это не шутка. В нем святые тайны читай ниже
   Шифровальщик оглядел зал, затаивший дыхание, откашлялся, уставился в потолок, как будто именно оттуда он собирался вычитать святые тайны - и наконец огласил их:
   - Чесать Маней, сношать Ляней!
   Да здравствует жалкая кучка псевдозанюханных супераристократов!.. Ура!..
   Возбухай-маразматики! Крепи нерушимое единство с прибабах-паралитиками!
   Прибабах-паралитики! Чеши в хвост и в гриву возбухай-маразматиков!
   Древосексуалисты! Берите пример с достижений престололесбиянок!
   Престололесбиянки! Смелей овладевайте передовыми достижениями науки, шире внедряйте их в жизнь, щедро делитесь с молодежью накопленным опытом!
   Некитайские императоры! Не скачите по веткам, ядри тебя в корень! Упадешь - яйца разобьешь! Ура!
   Фрейлины Куку! Шибче подпиливайте сучья напротив окон, ловите сачком то, что плюют в форточку, изучайте под микроскопом химический состав!
   Гов.маршалы! Тверже стойте на стреме завоеваний гегемонизма и волюнтаризма! Ом!
   Иностранные шпионы! Настойчивей крадите секреты когтеходства, всесторонне изучайте и сообщайте о них куда надо! Харе!
   - Замыкающий шифровальщик заливался в таком духе еще добрые десять минут, пока, наконец, вдохновение не оставило его. Он отер пот со лба и завершил свою версию дешифровки:
   - Придворные и прочие дегенераты! Идите вы все куда подальше! Ом!
   Император благоговейно подождал, не будет ли еще чего добавлено к святым наставлениям, и спросил:
   - Все, что ль?
   - Все, ваше величество,- поклонился довольный своим творением виртуоз дешифровки. - Я бы и дальше мог, конечно, да голос сорвал.
   Замечательно, что никто из зубров интуитивной декодировки даже отдаленно не приблизился к исходному тексту - тому, что написал граф Артуа в кабинете амстердамского отделения секретной некитайской службы. А он, как вы хорошо помните, просил выслать ему вставную челюсть его родной бабушки, оставленную им на туалетном столике императрицы. Произошло это, разумеется, потому, что начальник секретной почты перепутал дату и день недели - граф отправил письмо не семнадцатого в четверг, а днем позже, в пятницу. Это-то и привело к тому, что столь тщательно разработанная система перекрестной перекодировки сработала насмарку, и в том еще одно доказательство того, как вредно сохранять на столе перекидные календари за минувший год. И вот - одна маленькая оплошность свела к нулю усилия десятка корифеев шпионажа. Внимательней, внимательней надо, господа разведчики и контрразведчики! Пусть же этот ляпсус послужит вам уроком.
   Впрочем, император все равно был в восторге - он любил получать святые наставления из Шамбалы. И теперь, не в силах сдержать себя - да и не имея нужды в том - владыка Некитая, заливаясь слезами счастья, вскочил с места и завопил на весь зал:
   - Пресветлая Шамбала велит нам крепить единство возбухай-мразматиков и прибабах-паралитиков, а у нас до сих пор нет ни тех, ни других!
   - О! - скорбным воплем отозвался зал. - Слава Шамбале! Как вовремя дошло до нас святое наставление! Подумать только - мы бы так и оставались в невежесте и не знали, кого нам не хватает!
   Не так далеко от императора сидели Сюй Жень и Тяо Бин и ели государя глазами. Оба как-то так выпали из фавора, после того как аббат Крюшон боевым крещением окунул их в чан с поросячьей мочой. Они все не могли решить головоломку - как бы им выкреститься в христианство из иудаизма, не переходя, однако сперва в эту веру и не состоя в иудаизме теперь. Два начальника искали способ вернуть хотя бы расположение императора - и вот, они решили, что час настал. Сюй Жень вскочил и заорал:
   - Ваше величество! Мы с Тяо Бином всегда были возбухай-маразматиком и прибабах-паралитиком!
   Однако инициатива двух начальников не понравилась императору. Он готовился впасть в экстаз, а тут два кайфолома встряли так не к месту. Император смерил придурков сердитым взором и повелел, указуя перстом:
   - Ты - Лянь, а ты - Мань!
   - Чесать Маней, сношать Ляней! - догадливо проскандировал зал.
   К двоим поименованным так начальникам ринулись гвардейцы и схватили обоих. А император принял из рук министра связи святое письмо и лобызая его сорвался с места. Он прижал к груди бесценное послание и запрыгал вдоль рядов столов на одной ноге - то на левой, то на правой. Он потрясал письмом, зажатым в воздетой руке - то в левой, то в правой. И когда он скакал на левой ноге, то восхвалял премудрость святой Шамбалы, а когда перескакивал на правую, то благословлял просветленных вестников Шамбалы.
   Меж тем Сюй Жень и Тяо Бин, тыча пальцами друг в друга и брызгая слюной изо рта, визгливо спорили с гвардейцами - каждый доказывал, что наставление святой Шамбалы в части "сношать" относится не к нему, а к другому,- его же надлежит чесать. Но просвещенные могучим разумом горнего послания исполнители императорской воли не дали оплошки и не позволили себя заморочить. Экзекутор был призван, и другой нашелся к нему в пару, и когтеходство свое оставил на сей случай.
   И когда император восхищался неизреченной милостью Шамбалы, то Сюй Женя посношивали, и когда посношивали, то почесывали. И когда Сюй Женя посношивали, то Тяо Бина почесывали - и почесывали посношивая. И когда Тяо Бина посношивали, то он повизгивал, и когда повизигивал, то о всеобщем осчастливливании. А когда Тяо Бин повизгивал, то Сюй Жень попискивал, и когда попискивал, то об эффективности всеобщего осчастливливания. И когда он попискивал, то император потрясал письмом в правой руке, а когда Тяо Бин повизгивал, то император потрясал письмом в левой руке, и когда посношивали, то почесывали, а когда почесывали, то посношивали - и посношивали воистину. И слезы умиления текли из глаз двора, и оркестр заиграл, и Пфлюген и Тапкин "Дрочилку Артуа" запели, и хор девственных фрейлин подтягивал им, и всеобщее осчастливливание уже готово было осенить благочестивое радение некитайского двора.
   "Совсем оборзел, шакал,- с гневом и скорбью думала императрица, с тоской созерцая всеобщее помешательство. - Не понимаю, как может этот тонкий, умный человек кривляться в этих идиотских национальных нарядах. Какого, извините меня, члена, он не хочет плясать лезгинку в европейской одежде - смокинге и кальсонах?!." Сердце государыни разрывалось, она не могла долее выносить всего этого. Наклонившись к ближней фрейлине, императрица спросила ее громким шепотом:
   - А кто пустил парашу, будто престололесбиянки не способны к патриотическим порывам?
   - Бенджамин Франклин,- отвечала придурковатая мадемуазель Куку, преданно глядя в лицо государыни.
   Это послужило последней каплей. Еще можно было бы стерпеть такую клевету от Спинозы или Кальтенбруннера, их можно понять, они козлы. Но Бенджамин Франклин! Государыня просто уже не в силах была сдержаться. Она вскочила на троне, до плеч вскинула юбки, как бы пытаясь укрыться от какого-то ужасного видения и завизжала на всю столицу:
   - Лысый пидар!!!
   В один миг все смолкло. Оторопелые взоры всех обратились в сторону государыни, обнаруживая при этом, что государыня не признает извращенного вкуса растленной Европы, заковавшей женское естество в эти идиотские трусики - всем было очевидно, что императрица предпочитает им нижние юбки. В звенящей тишине послышался топот множества ног - это, предводительствуемые расторопным министром внутренних дел, ко всем дверям рванулись альгвазилы Кули-аки.
   - Ваше величество! - в мертвой тишине доложил обер-полицай. Императрицей замечен в зале лысый пидар. Мы перекрыли все входы и выходы и немедленно произведем зачистку помещения.
   - Приступайте,- кивнул император, а императрица, громко вскрикнув от пережитого потрясения, повалилась обратно на трон в глубоком обмороке. Обморок государыни был столь глубок, что она по-прежнему не отпускала задранных юбок, распластавшись на сиденье трона - к вящей радости молодежи и прочих любителей созерцать врата рая.
   Меж тем альгвазилы с каменными лицами принялись бесцеремонно расталкивать толпу придворных, а шедшие за ними офицеры инквизиторски вглядывались в лица каждого, отмечая что-то в списках. Нескольких сановников отвели в сторону до выяснения обстоятельств - очевидно, они показались подозрительны то ли в силу своей лысоватости, то ли еще какого личного качества. Остальной двор тем временем принялся громко восхвалять бдительность и зоркость императрицы.
   - А государыня-то наша,- декламировал Ван Вэй, встав поближе к трону,все ведь замечает! Мы тут болтаем себе, от святой вести тащимся, очумели все на радостях - а она все видит. Только глянула - оп-па, и распознала: вот он, голубчик, в зал пробрался, пидарина лысый!
   - О, наша государыня так печется о безопасности страны и супруга! звенел голосок фрейлины Зузу. - Она мне сама говорила - я, говорит, лысых за версту чую!
   - Государыня наша молодчина, да она не одна была,- тут же возразил Гу Жуй. - Ей знак кое-кто подал.
   - Уж не ты ли? - язвительно спросил Ли Фань.
   - Ну, а кто еще,- самодовольно ухмыльнулся Гу Жуй. - У нас уж с ней давно сговорено было: мол, как засекешь во дворце лысого пидара, ты мне помаячь.
   - А где же тогда он? Ну-ка, покажи! - потребовал Ли Фань.
   - Гу Жуй, кто это? Покажи, покажи! - заволновались дамы.
   - Мог бы, да не буду,- уклонился Гу. - Раз императрица молчит, то и я не буду. Государственная тайна!
   - Страшно подумать, что случилось бы, если б не императрица! - громко заговорил Ван Мин, завистливо перебивая опять отличившегося Гу Жуя. Подкрался бы, мерзавец, к трону, да ка-ак цапнул государя за ляжку! Или у принца бы ухо оттяпал.
   - Неужели лысые пидары так опасны? Ой, я боюсь! - взвизгнула супруга гов.маршала.
   - Еще бы не опасны! - отвечал Ван Мин. - Любого охотника спросите - в наших лесах это самый опасный зверь.
   - Точно,- мгновенно подхватил Гу Жуй. - Тигр против этой зверюги котенок. Уж я-то знаю - пятый год езжу лысых пидаров по весне пострелять. Риск, конечно, но...
   - Ха, да что вы, городские, об этом знаете! - ревниво вступил в разговор Ли Фань. - Вы, баре, приехали с ружьецом побаловаться, подстрелили пидарчонка-другого, сфоткались на память у лысой тушки, бутылку распили - да и домой. А мы, деревенские, бок-о-бок с ними живем - мы уж такого страху натерпелись! Вы бы видели, что осенью-то творится, когда гон у них!..*
   _____ * Въедливый читатель, конечно, уже возмущенно торжествует: ага! Все твердил о святой Шамбале, о непорочной нравственности великого Некитая, дескать, преступности у них нет и заповеди никто не нарушает... И что же? Оказывается, они там пидаров на охоте из ружья стреляют! Вот так ахинса, вот так идеалы гуманизма! Лежит-де бедный пидарчонок, подстреленный и бездыханный, комарик-де пьет кровушку из лысинки - а кровушка-то уже из мертвого течет, из окоченелого - вот, мол, изуверы какие! - Успокойся же, злопыхатель, не гони волну - никакого изуверства тут и в помине нету. Стреляют-то в Некитае исключительно ампулами с дозой снотворного! Так что ничего вашему пидарчонку не сделалось. Полежал, лысенький, прочухался, вскочил на ноги - помотал головой, фыркнул недовольно, фотографию порвал, на пеньке ему на память оставленную, да и побежал себе целехонек да веселехонек! Только лысина да пятки на солнце сверкают. Остановился у опушки, в кармане пересчитал денежку, что охотники-то положили, кулачком издали погрозил - да снова припустил, только рубашка пузырем надулась. Беги, пидарчоночек, беги себе в стадо, резвись на приволье, никто тебя не тронет, лысенькай! Так что никакого душегубства, а сплошной гуманизм и забота об экологии поголовья.
   - Что вы говорите? - заинтересовалась Зузу. - У лысых пидаров осенью гон?
   - А я о чем толкую,- отвечал Ли Фань. - Я вон редьку не собрал прошлый год - весь огород потоптали. Вечером выглянул из дома, смотрю - по грядкам Тяо Бин несется с пачкой циркуляров в руке. А за ним Сюй Жень! Глаза у обоих кровью налились, зубы оскалены... Тут Сюй Жень как завизжит: Тяо Бин, куда вы дели сводку об эффективности? А Тяо Бин в ответ на это как завыл - бежит и воет, у меня в жилах вся кровь заледенела... Тут Сюй Жень Тяо Бина догнал и как начали оба сигать друг через друга! Сигают и печать друг другу на спину ставят!
   - Ой, страсти какие! - ахали дамы с круглыми от ужаса глазами.
   - А может, они гегельянцы,- завистливо возразил на рассказ Ли Фаня Ван Вэй, редактор "Некитайской онанавтики". - Сюй Жень и Тяо Бин, я имею в виду.
   - Что? - не поняв, переспросил Ли Фань. - Гегельянцы? А при чем здесь вообще Гегель?
   - Совершенно, совершенно ни при чем! - поддержал Ван Мин, соперник Ван Вэя.
   - Не скажите, батенька,- опроверг Ван Вэй. - Я вот недавно прочел исследование историческое - там все по-новому выходит. Гегель тут очень даже при чем.
   - Расскажите, расскажите! - стали просить придворные.
   Ван Вэй взглянул на императора, и тот высочайше кивнул. Повинуясь монаршему повелению, некитайский журналист огласил новейшие исторические факты.
   То, что Гегель был философ - об этом
   спору нет. Опять же, дело известное, что ФРИДРИХ И ГЕГЕЛЬ учителем его был сам Кант. Да только не
   все помнят, что Кант-то не с философии
   начинал, а был спервоначалу знаменитейшим шаромыжником во всей Германии, уркой самого высшего разряда. Бывало, где фатеру обчистят или пару лягашей в канаву темной ночью спихнут, так все уж сразу знают - это Канта работа. Ну вот, жил, значит, Кант таким манером, а как старость подкатила, завязал. Мой,- говорит,- богатейший опыт нуждается в серьезном философском осмыслении! И принялся молодежи критику чистого разума преподавать дескать, мозги урке во как нужны, но и руками, мол, шуровать тоже надо уметь.
   А из всех студентов самым толковым, конечно, Гегель был. До Канта ему, понятно, далеко было, но и он умел аргу- менты приводить, когда надо. Случится где-нибудь в пивнушке сунется к Гегелю какой-нибудь невежественный бурш - почто, дескать, ты моей Марте под юбку лезешь? - хлобысь, уже буршто с разбитым носом на полу лежит, а Гегель в окно выскочил да и был таков. Ну, Кант на способного парнишку глаз-то и положил. А как стал он помирать, за Гегелем и послали: езжай скорее, Кант тебе философский аргумент передает. Гегель сро- чно приехал: Ой, мой дорогой учитель! Нешто вы нас покинуть вздумали? - А Кант ему: Сердечный мой друг Гегель! Прими на память мою заточку. Носи ее всегда с собой в левом кармане на груди у самого сердца. Помни старого Канта - сколько у меня было философских диспутов, а этого аргумента еще никто не опроверг! - да и помер. А Гегель взял заточку, поцеловал ее, заплакал безутешно и положил в левый карман, как Кант велел.
   И в аккурат в это время донесли Фридриху, королю прусс- кому, что Гегель своей диалектикой ложное направление уму немецкой молодежи сообщает. А надо сказать, что Фридрих Ге- геля страсть как не любил, потому что супружница Фридриха, София-Амалия, до замужества к Гегелю на дом ходила философию изучать. Вот, Фридрих страшно разозлился и приказал: а ну, давайте мне сюда Гегеля, я его щас делать буду. И как пошел на лучшего немецкого философа сифонить - по всей Пруссии все ротвейлеры завыли.