А вся его жизнь.
   Какова бы ни была причина, он жег, убивал, предавал и мучил с одной только целью. У Квалмэхтара было своеобразное понятие о любви, но оно у него было. А теперь у некроманта не осталось ничего.
   Ни дома, ни леса, ни любви.
   И тогда он развернулся и пошел обратно. Он решил сказать Хэлл, что она может сделать с ним все, что пожелает. Хоть зарубить сразу, хоть четвертовать, если ей так больше нравится. В момент смерти волшебника, владеющего Цин, открывались ворота в Подземный мир, куда затягивало все живое; ну так ведь и маг, который мог закрыть эти ворота, находился в таверне.
   Точнее, находилась.
   Квалмэхтар переступил через торчащую из-под обломков фургона черную руку. По лопнувшим от жара часам на запястье некромант понял, что эта рука принадлежала Лайруксалу. В этот момент маг услышал зов – слабый, но отчетливый. Квалмэхтар остановился и прислушался. Сначала, по характерной окраске импульса, некромант понял, кто его зовет. А потом маг понял, зачем его зовут. Квалмэхтар последний раз посмотрел на темно-синий щит на воротах таверны, сошел с дороги и стал быстро спускаться по косогору. Маг чуть не сломал ногу, соскользнув с камня, который на вид казался очень прочным, но зашатался, когда наступил на него. Однако темпа не сбавил – зов был все тише.
   Но ослабевал не только тот, кто позвал некроманта.
   Все же Квалмэхтар надеялся успеть.
 
   Верховный Трибунал собрался не через четверть часа, но через двадцать пять минут.
   Зал заседаний оказался небольшим помещением. Своими большими окнами, рядами деревянных скамеек и трибуной для учителя у стены он напомнил Энедике школьный класс. Стальная клетка у противоположной стены уничтожала это обманчивое впечатление. Становилось понятно, что трибуна поставлена здесь не для учителя квенъе или математики, а для президиума Верховного Трибунала. Слева от трибуны находился стол. За ним расположился щуплый человек в сером мундире. Фигурой и манерами он напоминал огромную застенчивую лягушку. Судя по стопке чистой бумаги на столике перед ним, это был секретарь Верховного Трибунала. Крон усадил Энедику рядом с секретарем, ободряюще улыбнулся эльфке и сказал:
   – Отвечай на вопросы четко и спокойно. Говори правду и ни о чем не волнуйся.
   Энедика хмуро кивнула. Эльфка была взвинченная беготней, примеркой нового костюма, предстоящим судом и отсутствием завтрака, а судя по золотым, косо лежащим поперек зала столбам солнечного света, они с Кроном пропустили не только завтрак, но и обед. «И почему здесь я, а не Черная Стрела, – подумала Энедика с тоской. – Та в детстве пила на золоте, ела на серебре. Уж она бы чувствовала себя здесь как рыба в воде. Глазки бы секретарю построила… А я всю жизнь по лесам и болотам, хорошим манерам не обучена».
   Маг набросил на нее покрывало невидимости и добавил:
   – Сиди тихо. А ты присматривай тут за ней, Эмнер, – обратился он к секретарю.
   Тот нервно улыбнулся:
   – Как всегда, ставите передо мной невыполнимую задачу?
   Крон хмыкнул и направился к своему месту в президиуме. Искандера еще не было. Энедика от нечего делать стала рассматривать герб Мандры. Он висел на стене над трибуной. Двуглавый орел держал в лапах Эрустим. Птица была вырезана из ореха и отлакирована. Уменьшенную копию Жезла Власти с большим искусством выковали из стали и украсили гематитовым шариком. И Эрустим, и орла покрывал толстый слой пыли и мушиных какашек. «Значит, мандреченам не так уж часто приходится созывать Верховный Трибунал», – подумала эльфка.
   Хлопнула центральная дверь, и в зале появился Искандер. Крон и Эмнер поднялись со своих мест. Энедика хотела встать тоже, но передумала. Все равно император ее не видел. Искандер прошел к возвышению и сел рядом с Кроном.
   – Заседание Верховного Трибунала Мандры объявляется открытым, – произнес маг.
   Эмнер согнулся над бумагой.
   – Для дачи показаний вызывается полковник Маковец, – сообщил Крон.
   Энедика почувствовала, как имперский маг телепатировал стоявшей за боковыми дверями охране. Два крепких парня в форме Чистильщиков ввели в зал полковника Маковца и остановились перед возвышением. Один из конвоиров оказался статный блондином – про таких говорят: «кровь с молоком». Второй был чуть поменьше ростом, черненький и глазастый. Маковец был спокоен или по крайней мере казался таким.
   – Вы полковник Маковец, начальник штаба по лихолесскому фронту? – спросил Эмнер.
   – Так точно, господин секретарь, – ответил тот.
   Секретарь задал еще несколько вопросов о дате и месте рождения, очевидно, необходимых по мандреченским правилам для протокола.
   – Полковник Маковец, – произнес Крон. – Вы обвиняетесь в том, что пытались вступить в сговор с врагами нашей родины, а именно сидхами-сепаратистами Лихого Леса.
   У полковника дернулся левый глаз. Маковец пытался встретиться взглядом с императором. Искандер сцепил перед собой пальцы на столе и со скучающим видом смотрел в окно.
   – С целью устроить в Куле пожар, – продолжал имперский маг нудным голосом. – Что вы имеете сказать по поводу предъявленных вам обвинений?
   Маковец гордо задрал подбородок:
   – Ничего, кроме того, что это клевета и ложь.
   На последнем слове его голос едва заметно дрогнул.
   – Хорошо, – кивнул Крон и добавил, обращаясь к Эмнеру: – Это обязательно зафиксируйте. А вы, Маковец, посидите пока.
   Охранники отвели полковника к деревянной скамье, на которой все втроем и устроились.
   – Для дачи показаний приглашается эльфка Ниарумо, – сообщил имперский маг и сделал небрежный жест, уничтожая покрывало невидимости.
   Император чуть подался вперед. Конвоиры синхронно повернули головы в сторону появившейся эльфки. Светловолосый богатырь восхищенно присвистнул. Маковец побледнел.
   Энедика поднялась со своего места. «Реверанс, что ли, сделать», – подумала она мрачно. Но и в лучшие времена ее реверансы выходили больше похожими на судороги паралитика. К тому же эльфке совсем не хотелось запутаться в свисавших с подола беличьих хвостиках и растянуться на полу под множеством устремленных на нее взглядов.
   – Вы – эльфка Ниарумо, так же известная как Энедика, командир отряда лихолесских сепаратистов? – осведомился Крон.
   – Так точно, господин имперский маг, – с трудом произнесла эльфка.
   – Назовите дату вашего рождения, – попросил Эмнер.
   – Мне не хотелось бы отвечать на этот вопрос, – пробормотала Энедика.
   Секретарь кашлянул. Но за эльфку неожиданно заступился император.
   – Пропустите эти вопросы, Эмнер. Давайте перейдем сразу к сути, – сказал Искандер. – Женщина скорее предаст все и вся, чем сообщит свой возраст.
   Эльфка благодарно и удивленно посмотрела на него.
   – Вы знакомы с этим мандреченом, полковником Маковцом? – спросил Крон.
   – Да, – сказала Энедика. – Незадолго до Мидаёте, это Купайло по-вашему, он и еще один мандречен искали встречи со мной. Я согласилась. Мы встретились. Имен они тогда не называли, и того, что он является полковником Армии Мандры, я не знала.
   Эмнер только успевал обмакивать перо в чернильницу. По белому, как мука, лицу полковника Маковца текли крупные капли пота. Охранники смотрели на эльфку пустыми глазами профессиональных убийц.
   – В чем была цель той встречи? – поинтересовался Крон.
   – Маковец и его друг хотели нанять мой отряд для того, чтобы мы подожгли Кулу, – ответила эльфка. – Мы отказались.
   – Почему? – спросил имперский маг.
   – Сколько они вам предлагали? – почти одновременно с ним осведомился император.
   Энедика беспомощно посмотрела на Крона.
   – Сначала отвечайте на вопрос того, кто старше по званию, – негромко произнес секретарь.
   – Триста золотых далеров, – сказала эльфка. – Доставка в Мандру и обратно, содержание моего отряда во время операции также за счет заказчика. Мы отказались потому, что мы – не наемники. Мы работаем только на себя… И еще потому, что ходили слухи о том, что Мандра хочет прекратить войну. Вы выводите армию из нашего леса. В Трандуиловых Чертогах от дивизии осталось два полка… Ой… – Энедика смутилась и покраснела.
   – Сбор информации поставлен у вас хорошо, – кивнул император. – Продолжайте.
   – Так вот, – вернулась к рассказу эльфка. – Нам не нужна эта война, мы устали от нее… И мы не хотели злить мандречен… ну, вас… Вы ведь вроде тоже начали подумывать о мире.
   – То есть вы отказались от предложения полковника Маковца устроить пожар в Куле и он ушел ни с чем? – спросил Крон.
   – Да, так все и было, – кивнула Энедика. – Эльф из отряда принца Рингрина говорил мне, что Маковец обращался и к ним. Принц тоже отказался….
   – Хорошо. Присядьте, – сказал имперский маг.
   Энедика опустилась на скамью, прислонилась к стене. Голова у нее гудела, ноги дрожали. Полуденное солнце наливалось силой и злостью, и эльфке было жарко и душно.
   – Полковник Маковец, подойдите сюда, – сказал Крон.
   Его слова отдались в ушах Энедики болезненным гулом. Стальные набивки на каблуках конвоиров зацокали по каменному полу. Эльфка поморщилась – ей в голову словно вколачивали раскаленные гвозди. Эмнер нагнулся, вытащил из ящика стола оплетенную соломкой бутыль и незаметно протянул Энедике. Она сделала пару жадных глотков. Вкус напитка оказался странным, но приятным. Эльфка благодарно улыбнулась и спросила шепотом:
   – Что это?
   – Квас с изюмом, – тихо ответил секретарь.
   Энедика вернула бутыль.
   – Что вы теперь можете сказать по поводу предъявленного вам обвинения? – спрашивал тем временем у полковника Крон.
   – Ничего, – хрипло сказал тот. – Это все клевета и ложь.
   – Вы вынуждаете Верховный Трибунал применить к вам заклятие Правдолюбца, – сказал Искандер. Энедика слышала об этой разработке мандречен, но никогда не видела ее в действии. Эльфка с большим интересом посмотрела бы, как плетется это заклятие.
   – Ты же не боевая ведьма, Ярек? – добавил император.
   – Моя жизнь в руках вашего величества, – обморочным голосом ответил полковник.
   – Приступай, Крон, – сказал Искандер.
   Маг извлек из складок своего плаща деревянную чашу и несколько пузырьков с разноцветным содержимым, а также столь хорошо знакомый Энедике предмет, как мерная ложка. Крон откупорил один из пузырьков – по залу разнесся запах шафрана. «Добавлен, чтобы забить аромат основы», – сообразила эльфка. Маг сосредоточенно наполнил ложку ярко-синей жидкостью и вылил ее в чашу. Крон покосился на эльфку. Заклятие Правдолюбца было изобретением мандреченского мага Константина, и люди вряд ли хотели делиться своими секретами с эльфкой. Энедика подвинулась поближе к Эмнеру и прошептала:
   – А при чем здесь боевые ведьмы?
   Секретарь покосился на нее, потом на императора.
   – Расскажи ей, Эмнер, – добродушно сказал Искандер.
   Эмнер откашлялся и начал:
   – С позволения его величества, я расскажу вам о Казусе Свиригайло. После поражения при Пориссе, а это было, признаем, положив руку на сердце, одно из самых страшных поражений, какие только знала в своей истории Армия Мандры, военная контрразведка стала искать виновных. Утечка информации была очевидна…
   В следующие полчаса, пока в чаше Крона смешивались дурно пахнущие жидкости, эльфка с большим интересом выслушала историю о том, почему боевые ведьмы у мандречен не подлежат пыткам во время дознания. То есть даже заклятие Правдолюбца к ним применять нельзя. Энедика разыграла этот небольшой спектакль для того, чтобы Крон не думал, что она не сводит глаз с его рук, запоминая каждый жест. И мандречены охотно поддержали игру. Первую за последние двести лет игру мандречен и темной эльфки, приятную обеим сторонам.
   Эмнер поведал, что командующий наголову разбитой дивизии чудом уцелел. Его звали генерал Свиригайло. В качестве предателя генерал указал на ведьму Катерину, старшую крыла «Мертвая рука». Катерина доставила пакет с инструкциями к битве. Кроме нее и генерала, тот пакет никто и в руках-то не держал. Катерину забрали прямо перед вылетом на патрулирование. Одного не учли имперские мастера заплечных дел. Целительница крыла была не только возлюбленной Катерины, но и ее Синергисткой. Когда Катерине начали рвать грудь раскаленными щипцами, «Мертвая рука» неожиданно вернулась в расположение войск. Запах паленого мяса привел боевых ведьм в неистовство. Разъяренные ведьмы разнесли фургон, в котором размещалась походная пыточная камера, убили палача и скучающего секретаря. Он должен был протоколировать допрос. Но мага, который должен был допрашивать ведьму – а это был сам Крон, – там не оказалось.
   – Крона незадолго до появления ведьм вызвали в палатку императора по срочному делу, – деликатно сообщил Эмнер.
   – А я в том фургоне был и не нужен, пока шел «разогрев» перед допросом, – лениво вставил имперский маг – он тоже прислушивался к рассказу.
   – Крыло «Мертвая рука», теперь уже в полном составе смерчем прошлось по армейскому лагерю, – продолжал Эмнер. – Генералу Свиригайло вдруг захотелось покинуть ставку.
   Энедика хихикнула и слушала дальше:
   – Но ему это не удалось. Ведьмы вынули его из стремени и бросили к ногам императора.
   – Я был сильно озадачен таким размахом дела, – признался Искандер.
   На столе перед Кроном что-то громко зашипело. Маг негромко выругался.
   – Ведьмы потребовали, чтобы имперский маг применил к Свиригайло заклятие Правдолюбца, – произнес Эмнер. – Искандер согласился, разбудил господина имперского мага, и господин Крон наложил чары.
   – Свиригайло такое рассказал! – добавил Искандер. – Я пожалел, что гвардия не пропустила ведьм в мою палатку.
   – На зрелище собрался посмотреть весь лагерь, – рассказывал секретарь. – Солдаты узнали не только о том, кто на самом деле передал содержание секретного пакета противнику. Но и куда уходит большая часть выделяемого войску пайка… Где, в каких банках крутится их жалованье, которые части под началом Свиригайло не получали уже больше года… Генерала казнили на месте.
   – А я оглядел руины общеармейского бивака и понял, что еще одной облыжно обвиненной ведьмы моя армия не переживет, – сообщил император.
   – После чего его величество и подписал указ о неприкосновенности боевых ведьм во время дознания. Впоследствии этот закон называли Казусом Свиригайло, – закончил Эмнер. – Но полковник не является боевой ведьмой, и поэтому заклятие Правдолюбца можно применять к нему…
   Крон сделал последний пасс рукой и сказал:
   – Готово.
   Маг сошел с возвышения и поднес чашу к губам Маковца. Тот дернулся. Конвоиры отработанным движением схватили его за руки с двух сторон. Полковник попытался отвернуться. Светловолосый богатырь свободной рукой схватил его за голову. Второй охранник ловко зажал нос полковника. Маковец открыл рот, и Крон тут же влил туда содержимое чаши. Полковник поперхнулся и стал отплевываться. Темно-зеленая струйка потекла от угла губ к подбородку, брызги упали на мундир Маковца. Глаза мандречена закатились, он повис на руках охранников.
   Больше всего Энедику впечатлило то, что вся процедура проходила в полной тишине. Ни полковник, ни имперский маг не произнесли ни слова. Ни мольбы, ни ответного оскорбления.
   Крон отступил от обмякшего Маковца, вернулся на свое место и собрал пузырьки. Рассовав их по карманам, имперский маг сказал:
   – Приведите его в чувство.
   Блондин ухватил полковника под мышки и повернул лицом к своему напарнику. Тот отвесил Маковцу звучную затрещину. Голова полковника дернулась, как на веревочке. Маковец с трудом открыл глаза. Энедику чуть не стошнило. Эльфка даже удивилась – она давно потеряла чувствительность к таким мелочам. «Это квас, наверное», – подумала Энедика, прислушиваясь к своему желудку. Собственные ощущения заинтересовали ее гораздо больше показаний Маковца. Полковник тихим голосом ребенка, который изо всех сил хочет быть послушным и старается обрадовать своих родителей, рассказывал, как ездил в Лихой Лес вместе со своим хорошим другом, Малютой Старгородским… Крон очень ласковым голосом расспрашивал его. Эльфка же думала только о том, разрешается ли свидетелям покидать заседание Верховного Трибунала для отправления естественных надобностей. В какой-то момент ей показалось, что вопрос сейчас решится сам собой. Одорическая атака на окружающих началась без предупреждения и всякого на то желания эльфки. Вслед за газом в ход обычно вступала тяжелая артиллерия. Энедика стиснула зубы. Ей совсем не хотелось, чтобы в Куле, да и во всей Мандре потом рассказывали о том, как темная эльфка обделалась от страха, представ перед очами Верховного Трибунала. Эмнер покосился на соседку, не отрываясь от своей писанины. По непонятным причинам бурчание у нее в желудке прошло так же внезапно, как и началось.
   – Ну, ясно, – произнес Искандер. – Но почему ты сделал это, Ярек?
   – Я хотел стать генералом. Я хотел командовать войсками в Лихом Лесу, – доверчиво глядя на императора, отвечал Маковец. – Если бы война закончилась, меня уволили бы по сокращению. Я ж кадетских корпусов не кончал, звание на войне получил… Да и господин Хляндик как раз жил в Приморском квартале. Он погиб, и я думал, а может, меня теперь назначат начальником…
   – Хорошо, я понял тебя, – ничего не выражающим голосом ответил Искандер. – У меня больше нет вопросов.
   – Будем приговор выносить? – осведомился Крон.
   Император кивнул. Охранники снова устроились на лавке вместе с Маковцом. Полковник болтал ногами, как маленький ребенок, смотреть на это было жутко. Энедика отвернулась и прислушалась, как переговариваются Искандер и Крон.
   – Четвертовать его, и всего делов, – говорил император Мандры. – А подходящую статью Эмнер найдет потом в Уложении.
   Лицо Маковца сморщилось, когда он услышал эти слова.
   – Я огорчил императора! – зарыдал полковник.
   Блондин погладил его по голове.
   – Да нет, что ты, – сказал он. – Император доволен тобой. Ты рассказал ему всю правду.
   – Да? – обрадовался Маковец.
   – Конечно, – сказал светловолосый охранник.
   Его напарник извлек откуда-то леденец на палочке и протянул полковнику.
   – На, – сказал охранник мягко. – И посиди тихо, будь хорошим мальчиком.
   Маковец, судя по всему, уже забыл, что этот человек ударил его по лицу полчаса назад. Полковник взял леденец и стал сосать, причмокивая. Энедику пробрал озноб. Эльфка отвернулась.
   – Статьи… это не так важно. Но четвертовать… все-таки дворянин в третьем колене, – сомневался Крон. – Это подорвет уважение к знати, думается мне. Ну что такое, как простого конокрада. Я советую отрубить голову. Чинно, благородно…
   – Да срал я на эту знать, – ответил Искандер. – Ублюдок заслужил четвертования!
   – Значит, он будет четвертован, – отступился маг. – Но срать на знать я бы тебе не советовал… – добавил он так тихо, что эти его слова услышали только император и эльфка.
   Искандер поднялся с места, и вслед за ним встали и все присутствующие.
   – Оглашается приговор, – церемонно произнес Крон.

ЭПИЛОГ

   Волхв Степан был старшим причетником Ящера вот уже пятнадцать лет. Пятнадцать лет он прожил в уютной комнате под самой крышей башни. Окна комнаты выходили на тот берег острова, что был обращен к морю. Когда солнце село и ушла дневная духота, сонная, ленивая, Степан попытался поработать над отчетом. Главный волхв Ящера, Дренадан, уже несколько месяцев хотел его прочесть.
   Но вскоре по железной крыше башни цепами яростных струй замолотил дождь. Чернушка, кошка причетника, мяукнула и забилась под кровать. Дождь бил усердно, как старательный крестьянин. Причетник при каждом ударе грома подпрыгивал в своем уютном кресле. Чернушка нервно мяукала в своем укрытии. Поняв, что сегодня у него ничего не получится и он только напортит, Степан отложил отчет. Причетник решил выманить кошку и успокоить ее, но Чернушка орала из-под кровати дурным голосом и выходить не собиралась. Волхв выглянул наружу и застыл у окна, завороженный мрачной красотой и силой грозы.
   Ветер выл, загоняя воду обратно в устье Нудая. Океан ревел, распарывая свою грудь об острый, как спица, утес. Бледные кривые сабли молний полосовали брюхо туч. С земли, навстречу стрелам Перуна били рукотворные стрелы – алые, синие, золотисто-коричневые и голубые. Это послушники Радагаста, будущие боевые маги, развлекались на утесе. Если, конечно, можно назвать развлечением отработку приема «Отдача», военной разновидности Зеркала Анцира.
   «Надеюсь, это последняя гроза в этом году», – подумал Степан. Он всегда любил тепло и покой. И, находясь под крепкой крышей в моменты неистовства стихий, старший причетник Ящера испытывал острое наслаждение. Причетник понял, что кружка грога сейчас будет очень кстати, и сделал шаг к камину, где тихонько потрескивали дрова.
   В этот момент Степан понял, что в дверь его комнаты стучат, стучат требовательно и, судя по всему, давно.
   – Кого там Позвизд принес? Я же просил! – зарычал причетник, поспешно раскладывая на столе бумаги. – Никогда не дадут поработать! Что у вас опять?
   Стук повторился. Для убедительности засунув перо за ухо, Степан подошел к дверям и открыл. Увидев, кого ему принес ночной ветер, старший причетник от изумления несколько секунд не мог вымолвить ни слова. Незнакомая эльфка в роскошном, но насквозь мокром сюрко была последним живым существом, которое он ожидал увидеть на пороге своей комнаты. Причетник всплеснул руками – и эльфка ловким движением надела на запястье волхва четки.
   Четки из обсидиана редкого цвета – черного в белых снежинках.
   – Проходите, – промямлил Степан.
   Эльфка вошла в комнату. Волхв увидел за ее спиной Дарика, одного из послушников Радагаста. Форменный плащ юноши потемнел от воды. Лицо послушника пересекал лиловый зигзаг. Степан хмыкнул. Очевидно, столкнувшись в ночи с невесть откуда появившейся эльфкой, Дарик попытался ударить ее своей Чи. После чего прочувствовал на своей собственной шкуре, как работает Зеркало Анцира.
   – Ну, я пошел? – буркнул юноша и, не дожидаясь ответа, стал спускаться по узкой винтовой лестнице.
   – В следующий раз сначала поздоровайся, прежде чем лезть в драку, – бросила эльфка ему вслед. – Драться с незнакомцем – это верх неприличия.
   Обернувшись, причетник увидел, что гостья успела произвести множество весьма практичных действий. Эльфка сбросила сюрко, повесила его на приколоченные к стене рога и поставила у стены свою огромную сумку. Сейчас она сушила оранжевый кертль на себе заклинанием – гостью окутывало облачко пара.
   – Присаживайтесь, – указывая на кресло-качалку у камина, дружелюбно произнес Степан.
   – Напоминает пыточное кресло, – подозрительно ответила эльфка.
   Волхв уселся в него и качнулся туда-сюда, продемонстрировав, что конструкция рассчитана не на причинение мук, а как раз наоборот. Эльфка, все еще колеблясь, осторожно присела. Степан прошел к резному поставцу в дальнем углу комнаты, по дороге стыдливо набросив покрывало на разворошенную постель. Волхв собирался угостить гостью вином. Но кинув взгляд на лужу, которая натекла с ее сюрко, изменил свое решение. Причетник извлек из прохладных глубин поставца бутыль с водкой, два стакана и полпалки славной колбасы, которую неречь называют «вайсфляйш». Эльфка с ногами забралась в кресло. Сбросив мокрые сандалии, она чуть покачивалась в нем, глядя на огонь. Кошка уже как-то очутилась у нее на коленях. Степан заметил, что глаза гостьи сузились точь-в-точь как у Чернушки, и понял, что перед ним авари, дитя Лихого Леса. Волхв пристроил стаканы на каминной полке и разлил.
   – Это чтобы вы не простудились, – сказал он, подавая стакан гостье.
   Причетник опасался, что эльфка презрительно сморщит носик. Но та лихо опрокинула стакан, даже не моргнув глазом – своим чудным глазом с желтой вертикальной трещиной зрачка. Степан тут же заботливо протянул ей колбасу. Эльфка впилась в нее зубами. Отломив кусочек колбасы, она подала его Чернушке – как ревниво заметил Степан, угощение было принято с благодарностью. Остатки палки гостья вернула волхву.
   – Со знакомством, – сказал Степан, выпил и закусил.
   Эльфка чихнула.
   – Не помогает ваше лекарство, – сказала она мрачно.
   Голос у нее оказался мелодичный, богатый обертонами, как вечерний перезвон колоколов.
   – Ну, не все сразу, – ответил волхв.
   Придвинув к камину стул, Степан сел рядом с гостьей. Сняв с запястья четки, он задумчиво перекинул несколько бусин.
   – Я обязан предоставить вам отдельную комнату, – сказал волхв после непродолжительного молчания. – Но честно признаюсь вам, что могу сделать это, только предоставив вам свою.
   – Я согласна на общий барак, – пожала плечами эльфка.
   – Ну, барак – не барак, – смутился Степан. – Поживете пока в соседней башне, в комнате с двумя соседками. Одна из них тоже эльфка, так что вы не будете чувствовать себя одиноко. А после Коляды у послушников Авсеня выпускные экзамены пройдут, разъедутся по храмам, мы вас и расселим…
   – Пойдет, – бодро откликнулась гостья.
   – На ваше содержание в Капище Всех Богов из имперского бюджета будет выделяться тринадцать гривен в месяц, – продолжал причетник. – Примерно столько же, сколько уходит на содержание одного воспитуемого в воспитательном лагере. Вы хотите, чтобы мы вас кормили-одевали на эти деньги или чтобы эти деньги переводились на счет в банке? Но тогда вам придется участвовать в работах в капище.