Мария Гинзбург
Убаюкать нож

   Просыпаюсь – печенка екает,
   Лунный свет изо всех щелей.
   Это кто там по крышам грохает,
   Кто пылит веерами ушей?
   Чую запах дерьма и древности,
   Теплой шерсти и молока,
   Брешут карты земной поверхности,
   Нет доверия им пока.
   Серых призраков бивни белые,
   Над ночною землей парят
   В небесах ничегонеделания
   И зрачками штормов глядят
   Прямо в душу. О древнем племени
   Не дает позабыть азарт.
   Жизнь полнее в прошедшем времени,
   Карты лучше с изнанки карт.
Стивен Кинг. Храм из костей[1]

Пролог
   Ребятишки – класс второй, наверное – столпились вокруг статуи слона, прикрытой чуть светящимся колпаком силового поля. Разноцветный пластик фигуры потрескался и потемнел от времени, края хобота-горки облупились. Детишек наверняка привезли на экскурсию из какого-нибудь приморского летнего пансионата.
   – До падения метеорита здесь, на побережье, стояли курорты и базы отдыха, – рассказывала экскурсовод, приятная девушка года на два старше меня. Волосы ее были стянуты в длинный хвост, черная челка падала на нос, закрывая пол-лица. Музейная голубая униформа ладно сидела на ее крепкой фигурке. – За время Бесконечной зимы произошло общее падение нравов и культуры, многие знания были утеряны. Когда наши предки снова вернулись сюда, они приняли фигуры, обнаруженные ими в парке аттракционов и уцелевшие во время пожаров, землетрясений и цунами, за статуи богов. Особое впечатление на них произвела прямая двадцатиметровая водная горка в виде слона и тридцатиметровая спиралевидная в виде змея…
   Я подмигнул ей. Но девушка не заметила – была слишком занята. Я обошел малышей и двинулся в следующий зал. Там находились изображения богов, которых вельче сделали уже самостоятельно – из камня, глины, бивней нарвалов и моржей. Здесь стояла и моя любимая фигура. Я всегда, когда приезжал на каникулы к отцу, первым делом заглядывал в музей и навещал этого слоноголового воина, вырезанного из бивня огромного моржа.
   Кервин знал об этом.
   – Ты же пойдешь в музей? – сказал он, когда звонил мне вчера. – Загляни в кафе, поболтаем.
   – О чем? – спросил я.
   – Один человек хочет с тобой познакомиться. Мы тут команду собираем… В общем, приходи к одиннадцати!
   Он отключился. Я не собирался вступать ни в какую команду. Тем летом я окончил колледж и приехал к отцу, чтобы устроиться на работу в генетическую лабораторию при рыбоводческом хозяйстве. Не могу сказать, чтобы мне легко это далось. Мать была категорически против. Но я так решил еще год назад, и ей так и не удалось переубедить меня, хотя все это время она ездила мне по ушам, какую замечательную карьеру я бы мог сделать в кино.
   – У тебя есть Мелисанда, – отвечал я обычно.
   – Она еще маленькая! – стандартно возражала мама. – А у тебя такая фактура, Авенс!
   У меня светлые волосы, темные глаза и брови. Как и многие ребята, я занимался телостроительством, но без фанатизма. Однако тренировки и спелеотуризм, которым я увлекся лет с двенадцати, не прошли даром.
   – О да. Всю жизнь играть злодеев, маньяков и странных ученых, – кивал я. – Отстань, мама. Я не буду торговать своим телом.
   – Но продавать себя все равно придется!
   – Да, – соглашался я. – У меня еще и мозги есть.
   Класса до четвертого в школе я откровенно скучал – пока не началась генетика. Тут я оказался лучшим, как на лабораторных, так и на теоретических занятиях. Мне нравилось лепить всяких зверюшек. Классный наставник посоветовал мне после шестого класса идти в биотехнический колледж. Я так и сделал. Рыбоводческое хозяйство «Медуза» заказало мне соггота, который и стал моей дипломной работой. «Медуза» купила патент на моего соггота, а меня пригласили на работу, пока в качестве младшего лаборанта.
   Четырехметровая статуя стояла в середине сводчатого зала. Она изображала воина в набедренной повязке и пластинчатом доспехе. На голове у него был шлем, весьма смахивающий на современный противогаз, обильно увешанный трубочками и пружинками, а вместо дыхательной трубки был ребристый ствол пулемета. На выпуклых кругах глаз чернели глубоко вырезанные кресты. По обеим сторонам хобота-пулемета находились бивни. Когда-то их выкрасили в красный цвет. И эта краска, хотя со временем потемнела до буро-алого, не облупилась. Разумеется, девочка с хвостиком, бодро тараторившая в соседнем зале, описала бы его иначе. Зооморфизм, тотемизм, анимализм… Но я всегда видел его именно так. Для того чтобы увидеть воина целиком, надо было подняться на галерею, опоясывавшую зал на уровне первого этажа, что я и сделал. Я оперся на перила.
   – Привет, – сказал я ему.
   Он, как всегда, промолчал. Лишь поблескивала темная краска на бивнях. Кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся и увидел Кервина. Тут я вспомнил, что вход в кафе находится метрах в пятидесяти отсюда, между ларьком сувениров и выставкой образцов магматических пород. В первый момент я не узнал парня, с которым в детстве собирал ракушки на берегу, нырял с прибрежных скал и играл в прятки на Кладбище Морских Тварей. Кервин всегда был худеньким парнишкой, едва достававшим мне до плеча. В драках его сшибали с ног первым. А теперь передо мной стоял здоровяк, живая груда бугрящихся мышц. Из-за малого роста Кервин казался квадратным, как борцы вельче на старинных фресках. Кервин явно посвятил последний год телостроительству.
   – Пойдем, – сказал он. – Нас уже ждут.
   – Даже боюсь теперь сказать тебе «нет», – ответил я.
   Кервин расплылся в довольной улыбке, когда мы проходили мимо ярко подсвеченной витрины сувенирного ларька – зажигалки в виде мужчин с огромными фаллосами, тарелочки с аутентичным узором, маски с перьями, бронзовые змеи, амулеты в виде клыков с резьбой. Я с надеждой осведомился:
   – Надеюсь, человек, который хочет со мной познакомиться, – это такая, с черным хвостиком?
   Это было вполне возможно – экскурсия уже могла закончиться. Кервин понимающе вздохнул и отрицательно помотал головой. Мы подошли к столику, за которым сидел рыжий мужчина с раскрытым планшетником. Отсюда тоже был виден мой воин – хотя и в несколько непривычном для меня ракурсе. Мужчина смотрел на статую и, видимо, о чем-то размышлял.
   – Вот он, – обратился Кервин к мужчине.
   Мы были еще не знакомы, но то, как он смотрел на мою любимую статую, уже вызвало у меня симпатию. Приятно разделить с кем-то свою любовь к прекрасному. Мужчина оторвался от созерцания воина и перевел взгляд на меня. У него было удивительно добродушное лицо, очень белая кожа, как часто бывает у рыжих, и светлые, почти прозрачные глаза. На вид я бы дал ему лет двадцать пять. Самый удачный возраст – он казался мне достаточно взрослым, чтобы я его слушался, но еще не выглядел в моих глазах старым занудным пнем. Он был худым и, как выяснилось позже, довольно высоким парнем. Про таких говорят, что они будто из железа сделаны.
   – Здравствуй, Авенс. Моя фамилия Орузоси, а зовут меня Катимаро, – представился он, задумчиво глядя на меня. – Присаживайтесь, ребята. У меня такое чувство, что я тебя, Авенс, уже где-то видел.
   Этими словами он резко и бесповоротно испортил то первое приятное впечатление, которое успел произвести на меня. Терпеть не могу, когда меня узнают на улицах и начинают задавать глупые вопросы восхищенным голосом.
   – Ну, мою голую задницу ты мог видеть в «Семи лепестках любви», третий сезон, – сказал я, плюхаясь на стул рядом с ним.
   Кервин последовал моему примеру. Орузоси уже заказал три холодных коктейля. Стаканы с напитком стояли на столе. Кервин придвинул к себе один из них и взялся за соломинку.
   – Еще я снимался в «Трех маленьких разбойниках» и «Далекой звезде», – закончил я мрачно.
   Мать категорически отказалась как разорвать контракт, когда я родился, так и отдать меня няне. Сценарист бодро вписал новую сюжетную линию в сериал, и первый год жизни я провел на съемочной площадке. Когда мне исполнилось семь, искали харизматичного бесенка-очаровашку для фильма о трех веселых хулиганах. Я слышал, как мать разговаривала об этом с отчимом. Режиссер уже пересмотрел двести штук мальчишек разной степени хулиганистости, но ему никто так и не понравился, а уже пора было начинать съемки. Мать, которая должна была играть в фильме строгую, но добрую учительницу, начинала нервничать. Я не хотел, чтобы она расстраивалась, и спросил, сколько мне заплатят. Мать заверила меня, что достаточно, чтобы купить космический корабль с витрины «Вэлстока», на который я ходил смотреть уже полгода. Я согласился попробовать. Режиссер пришел от меня восторг, и съемки начались. В «Далекую звезду» они меня уже сами позвали, тогда мне было тринадцать. Тогда я окончательно понял, что я – не актер, хотя все хором и убеждали меня в обратном. Мне кажется, ходить и говорить перед камерой может каждый. А меня очень утомляет большое количество людей, смеющихся, суетящихся и ссорящихся вокруг меня. Я думал, я свихнусь, и в конце съемок держался только мыслью о том, что эти деньги нужны мне, чтобы оплатить колледж. Я хотел в Гаарски, который считается лучшим биотехническим колледжем Пэллан, а мать с отцом могли оплатить мне только Сас, который относится к второразрядным учебным заведениям. Тогда я сразу после съемок сбежал под землю, в двухнедельный поход по карстовым пещерам Поющего озера.
   Орузоси еще раз покосился на четырехметровую статую в центре зала и ответил:
   – Нет.
   – Уверен?
   – Да, – ответил Орузоси. – Я не смотрел ни «Лепестков любви», ни про разбойников, ни про… как ты сказал?
   Я очень удивился. Орузоси наблюдал за мной.
   – Я тебя не обидел? – спросил он.
   – Нет, – сказал я. – Обрадовал.
   – Тогда хватит нож баюкать, – кивнул Орузоси.
   Это присловье я услышал впервые и тогда даже отдаленно не догадывался, что оно обозначает.
   – У тебя третий разряд по подземному туризму? – продолжал он.
   Разговор неожиданно становился интересным.
   – Да, – сказал я.
   – Сертификат у тебя при себе?
   Я достал кошелек и вытащил из него пластиковую карточку сертификата. Орузоси провел ею по приемной щели в своем планшетнике, и тот удовлетворенно бипнул.
   – Так, – сказал Орузоси, возвращая карточку мне. – Как насчет прогуляться по пещерам?
   – Спрашиваешь. Всегда, – сказал я. – Но я через неделю должен приступить к работе.
   – Где?
   – В «Медузе».
   – Ты приступишь чуть позже, – сказал Орузоси. – Этот вопрос мы уладим.
   – Хотелось бы посмотреть твои документы, – сказал я. – Могу я знать, кто меня нанимает?
   Орузоси достал пластиковое удостоверение и дал мне. Меня нанимала, как оказалось, РСБ – Республиканская Служба Безопасности.
   – Почему-то я так и подумал, – сказал я.
   Орузоси перевел на меня вопросительный взгляд.
   – Связь с единой базой данных, – сказал я, махнув рукой на его планшетник. – Что ж, хорошо. Но не хотелось бы потерять в деньгах.
   – Не потеряешь.
   – И куда придется ехать?
   – Никуда.
   – Но в Вельчера нет подземных пещер.
   – Есть Подземный Приют.
   Он наклонился ко мне и доверительно прошептал:
   – Там завелись крысы…
   Пока я сидел, обалдевший, и не знал, что сказать, Орузоси посмотрел куда-то поверх моей головы и за меня.
   – А вот и последний член нашей компании, – сказал он. – Закончила экскурсию?
   – Да, – раздался веселый голос. – Убаюкала свой нож!
   Орузоси мягко улыбнулся – это явно была его старая знакомая. Я обернулся и увидел девушку с черной челкой, закрывавшей половину лица. Она успела сменить голубую форму экскурсовода на веселый летний сарафан.
   – Познакомьтесь, – сказал Орузоси. – Это Анша Таринди. Это Кервин Даж, а это Авенс Марримит.
1
   Орузоси снял налобник и примотал его ремешками к какому-то корню в низком потолке. Импровизированная люстра осветила грот – небольшой и, что было немаловажно, с узким входом. Я снял рюкзак, бросил его на пол и сам повалился сверху. Анша села на землю и принялась рыться в своем рюкзаке одной рукой. Достав спиртовой карандаш с зеленкой и бинт, она оторвала растрепанный рукав с другой, оттерла кровь и грязь с раны и намазала зеленкой.
   – Давай помогу, – сказал Кервин.
   Он поднял бинт, сорвал с него упаковку и принялся ловко наматывать его на руку Анше.
   – Спасибо, – сказала она.
   Я засмеялся. Анша покосилась на меня. Я расхохотался еще пуще.
   – Что ты ржешь, как ненормальный? – сурово осведомился Орузоси.
   Он отдыхал у дальней стены.
   – Крысы, – давясь подступающим к горлу смехом, сказал я. – Кажется, в Подземном Приюте Вельчера завелись крысы…
   Анша и Кервин расхохотались тоже. Даже Орузоси усмехнулся.
 
   Подземными Приютами называлась система огромных бункеров, связанных разветвленной сетью туннелей. Всего Приютов сорок шесть, по числу вольных краев, составлявших Республику Пэллан, – тринадцать с северной части экваториального хребта, тридцать три с южной. В каждом Приюте могло с некоторым даже комфортом разместиться население того края, в котором он находился. Бункеры были снабжены всем необходимым: водопроводами, системами вентиляции, освещения и отопления. Склады ломились от консервов, лекарств, одеял и всего прочего, что может понадобиться при экстренной эвакуации под землю.
   Подземные Приюты были самым дорогим проектом противометеоритной защиты в освоенной людьми части Вселенной. Культурологи из Орионского Альянса обследовали Подземный Приют Раазвима, находившийся рядом с нашей столицей. (Десять лет назад на Пэллан наткнулся космический торговец. Таким образом мы установили контакты с остальными обитаемыми мирами и семь лет спустя вступили в Орионский Альянс.) Остальные Приюты культурологам не стали показывать по стратегическим соображениям. Но увиденного хватило, чтобы Подземные Приюты Пэллан были внесены в фонд культурного наследия Орионского Альянса. И очень вовремя. Содержать эту огромную инфраструктуру было накладным делом, несмотря даже на то, что Приюты строились по технологиям варивикков, в языке которых не было слова «ремонт».
   Культурологи – ребята вежливые. В описаниях Подземных Приютов, что имеются в туристических путеводителях по Пэллан, явно слышится если не насмешка над столь дорогой причудой, то по крайней мере снисхождение к слабостям других. Некоторые честно пытались встать на нашу сторону. Отмечалось, что, возможно, благодаря этому проекту на Пэллан никогда не было войн между населявшими ее народами. Точнее, Пэллан населяет один народ, мы все – потомки варивикков. Однако история каждого мира знает братоубийственные войны – кроме нашего.
   К западу от Зюнзейка есть мертвый мир Ауея. Там жили веселые землепашцы и охотники, числом около семи миллиардов. Эллориты включили их в состав своей империи, не особенно интересуясь их мнением. Лет через двести после этого мнения исчезли вместе с теми, кто мог их высказывать. Для этого хватило заплутавшей в космосе каменной глыбы диаметром в пять с половиной километров. Эллориты, что бы о них теперь ни говорили, были людьми слова. Они вывезли всех выживших с Ауеи на другую планету, незаселенную и более-менее подходящую по климату. Всех, то есть все четыре с половиной миллиона. Если уж говорить об эллоритах, неподалеку от Золотых Фонтанов находится планета Заара, с которой даже вывезти никого не успели после того, как их долбануло блудным космическим камушком двадцати километров в диаметре.
   Так вот я думаю, что беженцы с Ауеи и ребята с Заары не позволили бы себе даже намека на усмешку, если бы им довелось узнать о Подземных Приютах Пэллан. Они бы нас поняли. Некоторые вещи можно понять, хорошенько поразмыслив о них. Но есть события, которые надо пережить, чтобы понять.
   На Пэллан никогда не было собственной разумной жизни. Когда варивикки обнаружили эту планетку с прелестным климатом, они уже лет сто как полностью превратили собственную Варвву в огромный промышленно-индустриальный комплекс. Варивикки решили сделать здесь планету-курорт и преуспели в этом. Варивикки терраформировали Пэллан по собственному вкусу. Единственный материк у нас тянется вдоль экватора. По сути, это поднявшаяся из воды огромная вулканическая цепь и прилегающие к ней долины. Варивикки нарастили длинные полуострова на каждый мыс, имевшийся в их распоряжении, и материк стал напоминать двустороннюю гребенку. Туристы отдыхали в отелях на побережьях бесконечных полуостровов, а в долинах у подножия гор растили хлеб, хлопок и тааргес – больших миролюбивых зверюг с очень вкусным мясом. Пэллан была курортом на самообеспечении.
   Именно это позволило нам выжить, когда пути Пэллан и огромного болида пересеклись – столь же внезапно, сколь и фатально. Трехкилометровое цунами обогнуло планету четыре раза, об остальных последствиях я уж и не говорю. Каждый может прочесть о них в учебнике по истории за третий класс. В Северном полушарии никто не выжил, кроме вельче. Мои предки успели спрятаться в карстовых пещерах, в изобилии имеющихся вокруг Поющего озера. Когда окутывавшая планету мгла рассеялась (именно этот темный период называли Бесконечной зимой, о которой рассказывала Анша), вельче откочевали на север, к морскому побережью. Среди выживших оказался целый клан биоинженеров, которые и населили оскудевшее море первыми согготами. Но и вельче, и южане, после того, как перебрались через экваториальный хребет и заселили опустевшие земли на севере, еще долго обходили стороной кратер Небесного Огня. В конце концов любопытство взяло верх над памятью о катастрофе. Научная экспедиция доставила в Национальный музей в Раазвиме то, что уцелело от болида. Одна из серий «Далекой звезды» снималась в музейных интерьерах. Как-то после съемок я зашел в зал, где стоит эта оплавленная никелевая глыба размером с коттедж моего отца. Когда она, пылая, врезалась в атмосферу Пэллан тысячу лет назад, она имела не меньше десяти километров в диаметре. Ученые называют цифру на основании каких-то своих расчетов, в которых пляшут от размеров получившегося кратера – а он имеет триста километров в поперечнике. В зале с метеоритом всегда очень много людей; но, в отличие от других экспозиций, здесь всегда очень тихо.
   Люди молча стоят у ограждения и смотрят.
   Варивикки же в тот момент, когда на Пэллан свалился кусок раскаленного металла, готовились к войне с соседями. Эта раса называла себя аштаргами. Наши предки на Варвве приняли падение метеорита, этот космический несчастный случай, за провокацию аштаргов. За обходной маневр, за удар с фланга. И с радостью ответили. Аштарги, как выяснилось, тоже давно подумывали о маленькой победоносной войне. Вот так и получилось, что сначала спасательный караван послать не успели, а потом стало уже и некому.
   Через сто лет после того, как были созданы Подземные Приюты, нам удалось набрать достаточное количество ресурсов на создание более эффективной противометеоритной системы. Генераторы были установлены на трех спутниках Пэллан – Ану, Баазе и Тускаре – таким образом, чтобы при первых признаках опасности укутать нашу планету тонким, но непробиваемым плащом силового поля. За время своего существования барьер автоматически сработал четыре раза. Трижды причиной послужили небольшие метеориты, путь которых на этом и закончился, а в хрониках появились восторженные записи. В четвертый раз на барьер налетел корабль космического торговца, о котором я уже упоминал. Именно благодаря этому щиту, делавшему вторжение на Пэллан весьма трудоемким, если не невозможным делом, ребята из Орионского Альянса говорили с нами отменно вежливо. Мы никогда особенно не стремились в космос. В отличие от рас, появившихся эволюционным путем, нас не томило желание узнать, а что же там, на далеких звездах. Мы знали, что там все так же, как и здесь, – и бывает даже хуже.
   Так что, я считаю, деньги и ресурсы, пошедшие на создание спутниковых генераторов, все же были потрачены не зря. А про Подземные Приюты люди последнее время как-то подзабыли. Краем уха я слышал дискуссию насчет того, чтобы прикрыть их. Мы поверили в свою безопасность, гарантированную пеленой силового поля, и успокоились.
   Я спускался вниз со странным чувством; у меня словно комок стоял в горле. Мне предстояло прикоснуться к тому, что было создано предками, пусть не такими уж далекими – Подземным Приютам было не больше трехсот лет. Людьми, отделенными от нас непроницаемой стеной времени, которые думали почти так же, как мы, ходили по нашей земле и так же заботились о себе и о ней. Никакой поход в музей не сравнится с этим.
   И уж конечно, в музеях не встретишь тараканов размером с мотоцикл и с клешнями как бензопилы.
   Они атаковали не сразу. Они дали нам миновать склад и углубиться в жилой сектор Приюта Вельчера. Они хотели отрезать нас от выхода и уничтожить. И если бы мы не прихватили с собой кое-что от крыс, им бы это удалось. Увидев огромную тушу, покрытую рыжими щетинками, я даже не испугался. Я очень удивился. И если бы Орузоси не закричал: «К бою!» – меня бы съели, пока я удивлялся. Туша проворно двинулась на меня, а я вскинул пиэрсу и отстрелил ему башку. Таракан сделал еще несколько шагов и рухнул на пол, подергивая ножками. Я улыбнулся, обернулся и увидел распахнутую дверь. За ней находился огромный зал. Возможно, в нем планировали крутить кино для развлечения беженцев или же проводить общие собрания.
   Зал кишел тараканами. Казалось, стены и потолок обили рыже-бурой мохнатой тканью, и длинные ворсинки подрагивали от ветра. Самые любопытные высунули свои огромные, размером с мяч для сансы, головы в дверь и поводили длинными антеннами. Одна из голов потянулась к Кервину. Тот схватился за антенну и резким рывком сломал ее.
   – Назад! – крикнул Орузоси.
   Мы бросились бежать, а тараканы – за нами. По размерам они не превосходили человека и прекрасно маневрировали в коридорах, на людей же и рассчитанных. Метров через двадцать стало ясно, что далеко мы так не убежим. Коридоры, надо отметить, шли мягким зигзагом, каждый отрезок которого не превышал двадцати метров, и это тоже было нам на руку. Мы с Кервином, не сговариваясь, стали мочить этих тварей. Мы с ним часто играли вместе в сансу, и у нас все было уже отработано. Пока Кервин, высовываясь из-за угла, хлестал тараканов отломанной антенной по жвалам, я наводил пиэрсу и выставлял режим «огненного шара», максимальную мощность. Потом я стрелял, и пока огненная волна несла ошметки хитина в одну сторону, мы успевали пробежать метров сто в другую. Вскоре нашу тактику подхватили и Анша с Орузоси. Девушка подняла обгорелую ногу одного из тараканов, и дело пошло веселее. Увидев, как она ловко крутится, размахивая этой ногой, я наконец поверил, что она занималась борьбой на шестах (Анша рассказала об этом своем увлечении, когда мы сидели в кафе).
   Мы ворвались в осушенный бассейн, наполнили его до половины трупами этих тварей, выбежали каким-то боковым коридором, миновали молчаливую и холодную компрессорную, и я уже совсем собрался спросить Орузоси, куда мы, собственно, бежим. Вход, через который мы попали в Подземный Приют Вельчера, находился совсем в другой стороне. Тут я увидел двери очень большого лифта – точнее его будет назвать грузовым, наверное. Орузоси жал на кнопку вызова, как неудачливый клиент жмет на кнопку возврата карточки в зажевавшем ее банкомате. Я срезал еще пару тараканов. Над дверями лифта вспыхнула красная лампочка, и они открылись. Мы радостно ввалились внутрь.
   Тараканы – за нами.
   Я переставил пиэрсу на ближний бой, и дальше у меня в памяти все смешалось. Сухой треск ноги, которой Анша охаживала тараканов, руки Орузоси, торопливо жмущие на клавиши вмонтированной в стену панели, и воинственные вопли Кервина. Вскоре мы остались на усеянном обломками хитина поле боя. Капсулу тряхнуло, и я в первый раз подумал о том, что мы ведь куда-то движемся. Не успели мы отереть слизь с рук и перекинуться парой слов, как лифт остановился.
   – Где мы? – спросил я.
   Орузоси не успел ответить. Створки дверей разъехались, и за ними обнаружились все те же темно-оранжевые морды со жвалами, которые (жвала, а не морды) рефлекторно задергались, увидев нас. Увидели тараканы нас, конечно, при помощи имевшихся на этих мордах глаз. О Двуликая, как это тяжело – писать книгу!
   – Да сколько же вас здесь, – пробормотал я и дал залп от бедра.
   Орузоси снова застучал по клавишам, двери начали закрываться, но тут одна из тварей исхитрилась, просунула внутрь клешню и со всей дури треснула по панели. Двери захлопнулись, свет погас. Механизм лифта взвыл от перегрузки, когда капсула помчалась неизвестно куда. У меня заложило уши. На очередном резком повороте мы попадали на пол и друг на друга. Я, к сожалению, упал слишком далеко от Анши, да и было слишком темно, чтобы быть в чем-то уверенным, но я, тем не менее, уверен – она упала на Орузоси весьма грациозно и непринужденно. Перед нами, сопляками, он имел неоценимое преимущество – возраст и опыт. Наверное, он даже знал, о чем нужно разговаривать с девушками. Не то чтобы я этого не умел, но я как-то больше по профессиональным темам – биоинженерия там, три способа развернуться в шкуродернике и все такое. А есть люди, и я сам знаком с некоторыми из них, которые изящно и просто умеют часами разговаривать о всяких разностях, не утомляя собеседника. Должен признаться, что я так и не постиг эту науку.