Глеб Благовещенский
Юлий Цезарь

Предисловие

   Не без робости и смущения приступаю я к рассказу о Юлии Цезаре. Удастся ли мне, хотя бы в самой малой степени, приблизиться к пониманию и побуждений одного из гениев истории? Удастся ли убедить тебя, читатель, в правомерности этого приближения? Причем сделать это, оставаясь на реальной почве исторически достоверных фактов, свидетельств древних авторов единственного дошедшего до нас сочинения самого Цезаря. А сколь ответственна эта задача! Ведь для из нас Древний Рим – это в первую очередь Юлий Цезарь…
Лев Остерман. Римская история в лицах

   Юлий Цезарь: человек и властелин.
   Такова тема этой книги.
   От главного героя повествования нас отделяет внушительный шлейф даже не лет, а столетий. Конечно же, это серьезно усложняет задачу.
   Однако мы располагаем свидетельствами древних историков и записями самого Цезаря. Также существует целый ряд современных исследований, посвященных ему. Столь изрядный арсенал фактов позволяет создать вполне убедительный исторический портрет.
 
   Начать стоит с того, что Юлий Цезарь был настоящим воином.
   Он замечательно владел любым оружием, превосходно управлялся с конем. Физическая выносливость Цезаря не знала пределов. На марше он всегда следовал впереди войска, чаще всего пешим. Предпочитал двигаться с непокрытой головой, невзирая на непогоду. Как военный стратег он делал ставку на скорость; невероятная стремительность передвижения его легионов вошла в легенду. Известно, что он даже зачастую обгонял гонцов, специально посланных возвестить о его приближении!
 
   Юлий Цезарь
 
   Военные демарши Цезаря ставили его современников в тупик своей новизной и дерзостью. Внезапность и решительность натиска он талантливо сочетал с тактическими маневрами. Цезарь никогда не атаковал, не исследовав детально место предполагаемой битвы; при этом он не жалел средств на содержание целой армии разведчиков. Практически всегда ему удавалось переигрывать противников. Он был способен напасть на врага, едва закончив марш и даже не позволив отдохнуть своим солдатам.
   Цезарь игнорировал суеверия, хотя смолоду был жрецом храма Весты. Никакие приметы не могли отвратить его от избранного стратегического решения.
   Разбивая наголову неприятеля, Цезарь имел обыкновение захватывать его лагерь, не оставляя ни малейшей надежды на контрнаступление. Если его легионеры под натиском противника начинали отходить, Цезарь бесстрашно бросался в самую гущу сражения, бился как лев, хватал отступавших за шею, обращая их движение вспять. Когда ситуация в сражении становилась тревожной, Цезарь нередко отсылал лошадей, причем в первую очередь – свою собственную, тем самым делая невозможной саму мысль об отступлении.
   Кстати, Буцефал, конь Цезаря, вполне соответствовал своему хозяину! Ноги Буцефала походили на человеческие. Его копыта были не сплошными, а словно разделялись на пальцы, как у людей. Когда Буцефал еще только родился, гадатели предрекли, что его владельцу суждено править целым миром. Буцефал не подпускал к себе никого, кроме Цезаря, выручая его из любых военных передряг. Впоследствии Цезарь возвел верному Буцефалу памятник прямо перед храмом Венеры Прародительницы.
   Сословная принадлежность солдат не заботила Цезаря; он всему предпочитал доблесть. К солдатам был предупредителен, заботился о них; впрочем, во время боя мог казнить любого за малейшее ослушание. Легионеры Цезаря постоянно находились в готовности; неважно, что их ждало: новый марш или очередное сражение, – они были готовы ко всему!
   Забавно, что Цезарь обыкновенно норовил серьезно преувеличивать военную мощь противника, воспитывая тем самым в солдатах несгибаемую стойкость духа. Доблестных воинов Цезарь поощрял, закрывая глаза на любые их проступки. Однако предателей, мятежников и трусов ждала заслуженная кара.
   Юлий Цезарь всегда хорошо платил своим солдатам. После каждой победы он позволял легионерам как следует расслабиться, погулять на славу. О павших в бою сокрушался, как о родных. Его скорбь не знала пределов. Он не успокаивался, не отомстив жестоко за гибель своих воинов.
   Относясь подобным образом к солдатам, он пользовался их безграничной преданностью. Когда легионеры проявляли себя в бою не самым лучшим образом, они были чуть ли не в отчаянии, и Цезарю приходилось их утешать и успокаивать, нежели порицать.
   Примечательно, что у Цезаря не было текучки в войсках, как у других полководцев. Его легионеры были готовы терпеть любые лишения, холод, зной, голод, безденежье, лишь бы только сражаться под эгидой своего любимого командира. В сражении каждый был готов пойти на подвиг, лишь бы заслужить поощрение Цезаря.
 
   Цицерон (Музей Капитолия)
 
   Настоящих мятежей среди его воинства не было. Только во время гражданских войн, уже в зрелую пору его жизни, некоторые легионы пытались переметнуться к противнику или, как накануне Африканского похода, выставлять Цезарю особые требования. Действуя как кнутом, так и пряником, Цезарь добивался восстановления порядка, стыдя отступников. Однако даже главных заговорщиков он обычно наказывал лишь уменьшением причитающейся им доли награды.
   Да, как это ни удивительно, но Юлий Цезарь демонстрировал нрав мягкий и великодушный – в отличие от прочих властелинов. Причем не только к своим солдатам, а буквально ко всем.
   О друзьях же Цезарь заботился больше, чем о себе! Так, например, когда он однажды ехал с Гаем Оппием через глухой лес, и того свалила внезапная болезнь, Юлий Цезарь уступил своему другу единственный кров, а сам остался ночевать на голой земле под открытым небом.
   Став обладателем верховной власти в Риме, он возвысил всех своих соратников, даже тех, кто был самого низкого происхождения. Во время гражданских войн Цезарь возвестил, что будет считать своими друзьями всех из враждебной ему партии Помпея, кто просто-напросто воздержится от участия в конфликте! Когда Помпей был разбит, многие из его сторонников удалились в добровольное изгнание. Цезарь милостиво позволил им вернуться и даже предоставил для них ряд ответственных должностей. Более того, согласно вердикту Цезаря, статуи Помпея, низвергнутые народом с площадей, были восстановлены.
   Имея обширную сеть агентов, Цезарь заранее знал почти обо всех попытках заговора против себя. Примечательно, что он не карал заговорщиков, а лишь извещал Сенат о них и вынашиваемых ими планах.
 
   Готовность Цезаря выносить любые тяготы военной обстановки контрастировала с его стремлением к роскошной и расточительной жизни. Начав со скромного обиталища, Цезарь, стоило ему только стать понтификом, перебрался в грандиозные государственные покои. Однажды он возвел виллу у озера Неми, не пожалев на нее огромных средств. Когда вилла была готова, Цезарю она не понравилась, и он приказал сровнять ее с землей (словно позабыв о своих чудовищных долгах).
   Будучи проконсулом в Испании, Цезарь, нимало не смущаясь, настойчиво предлагал союзникам изыскать возможности для уплаты его долгов. В Галлии Цезарь не брезговал разорением храмов и капищ; города брались приступом и затем подвергались им разорению в большей степени ради наживы, нежели в военных целях. Став римским консулом, он похитил из капитолийского храма три тысячи фунтов золота, заменив его позолоченной медью. В сущности, Цезарь всегда стремился к тому, чтобы на руках у него всегда было достаточно средств. Без денег – какая вообще может быть власть?! Все добытые Цезарем средства расходовались на содержание его армии, на подкупы влиятельных и полезных лиц, на устройство величественных и невероятных зрелищ для народа, в том числе гладиаторских боев. В итоге солдаты его боготворили, а народ Рима просто носил на руках.
 
   Юба
 
   Цезарь неистово любил драгоценности, особенно жемчуг. Жаловал своим благосклонным вниманием также и сосуды, картины, статуи. Весьма ценил ученых рабов красивой наружности, выкладывая за них просто фантастические суммы!
   Не обходил он своим вниманием и женский пол, не жалея на женщин никаких средств. Известно, что Цезарь был любовником многих знатных женщин – в том числе Постумии, жены Сервия Сульпиция, Лоллии, жены Авла Габиния, Тертуллы, жены Марка Красса, и даже Муции, жены Гнея Помпея. Но больше всех прочих любил он мать Брута, Сервилию: еще в свое первое консульство он купил для нее жемчужину стоимостью в шесть миллионов; впоследствии, во время Гражданской войны, Цезарь, не считая других подарков, продал Сервилии с аукциона богатейшие поместья за бесценок. Если верить Светонию, то «среди его любовниц были и царицы – например мавританка Эвноя, жена Богуда: и ему, и ей, по словам Назона, он делал многочисленные и богатые подарки. Но больше всех он любил Клеопатру: с нею он и пировал не раз до рассвета, на ее корабле с богатыми покоями он готов был проплыть через весь Египет до самой Эфиопии, если бы войско не отказалось за ним следовать; наконец, он пригласил ее в Рим и отпустил с великими почестями и богатыми дарами, позволив ей даже назвать новорожденного сына его именем».
   При любви к роскоши и женщинам Цезарь, однако, был удивительно неприхотлив в еде. Вина он, кстати, почти не употреблял. Оказавшись за столом, где по недостатку средства подавали несвежее масло, он был способен отведать его в большей мере, нежели все прочие – дабы не смутить хозяев.
   Обилие военных походов, триумфы, пиры и женщины, напряженная политическая жизнь – и при всем при этом Цезарь еще умудрился проявить себя в качестве незаурядного писателя! Он создал замечательные «Записки о Галльской войне», о которых великим Цицероном было сказано: «Записки, им сочиненные, заслуживают высшей похвалы: в них есть нагая простота и прелесть, свободные от пышного ораторского облачения. Он хотел только подготовить все, что нужно для тех, кто пожелает писать историю, но угодил, пожалуй, лишь глупцам, которым захочется разукрасить его рассказ своими завитушками, разумные же люди после него уже не смеют взяться за перо». Кроме того, им были написаны «Гая Юлия Цезаря комментарии к гражданской войне», повествовавшие во всех деталях о его борьбе за верховную власть в Риме против Гнея Помпея. Наряду с этим Цезарь стал автором книг «Об аналогии», «Против Катона», а также нескольких драматургических и поэтических творений; известно и его эпистолярное наследие (в частности, письма к Цицерону). Эти произведения или не сохранились, или дошли во фрагментах.
 
   Гай Валерий Катулл (бюст Сермионе)
 
   Отдельно следует упомянуть ораторский дар, что был присущ Юлию Цезарю. Судя по свидетельствам современников, речь идет действительно о даре. Цезарь мог убедить кого угодно и в чем угодно. Он блестяще выступал в Сенате, вызывая восхищение даже у самых горячих своих недоброжелателей. Не менее результативными были его обращения к солдатам – во время войны. Любые сомнения и страхи, проникавшие в душу легионеров Цезаря, тут же исчезали; им на смену приходили безудержная отвага и желание победить, и тогда исход схватки уже не оставлял никаких сомнений…
   Таков – в самых общих, конечно же, чертах – портрет Юлия Цезаря…
   Пленительная его противоречивость открывает выдающиеся качества Цезаря и решительно нестандартный характер его деяний, невольно побуждая сделать простой вывод: это был поистине великий человек!

Глава 1
Детство, отрочество, юность

   Знаменитые историки древности – Плутарх и Гай Светоний Транквилл – практически ничего не сообщают о самых ранних годах жизни Юлия Цезаря. Однако мы знаем, что он появился на свет 13 июля 100 г. до н. э. Возможно, правда, что это случилось двумя годами ранее. В те времена детям приходилось достаточно рано вступать во взрослую жизнь. Не стал исключением и Цезарь. Еще будучи совсем желторотым юнцом, он уже должен был жениться! Причем его женитьба отнюдь не явилась результатом сердечной привязанности. Таково было решение родителей Цезаря. Род Юлиев был весьма знатен, однако к времени рождения героя нашего повествования от былого материального благополучия семьи мало что оставалось. Чтобы сохранить прежний уровень жизни, было просто необходимо предпринять срочные действия. Отцу Цезаря, судя по всему, не пришло в голову ничего другого, кроме как женить своего юного сына на дочери одного из римских патрициев, принадлежавшего к не слишком знатному – всадническому сословию, но необыкновенно богатого. Едва ли уместно вменять ему это в вину – заключение подобных союзов являлось и до сих пор является быстрым и надежным способом поправить финансовое положение. Характерно, что обе стороны были в выигрыше: патриций автоматически восходил на новый иерархический уровень, прежде недосягаемый для него, а род Юлиев вновь оказывался при деньгах. Теперь можно было опять устраивать роскошные празднества и презентации! Что же касается чувств малолетних супругов, до них, конечно же, никому не было дела.
   Цезарь сызмальства отличался крайней строптивостью. По исключительной младости лет перечить отцу он не имел возможности, но, со своей стороны, сделал все для того, чтобы его брак с Коссуцией (а именно так звали дочь пресловутого патриция) распался как можно быстрее.
   Так оно и произошло.
   Юлий младший, находясь в гуще светской жизни, очень скоро определился со своими приоритетами. Он не видел никакого смысла в том, чтобы спускать семейные средства на непрерывные увеселения, зато денно и нощно мечтал попробовать себя на рискованном политическом поприще. Остро ощущая, сколь изрядны возможности удачливых политиков, Цезарь стремился войти во власть. Однако рассчитывать на быструю карьеру при захватившем власть Луции Корнелии Сулле, абсолютном диктаторе, ему было практически невозможно. Следовало сделать ставку на оппозицию. Теперь уже сам Юлий Цезарь задумался о том, что неплохо было бы сойтись с руководством оппозиционеров, прибегнув к испытанному средству – женитьбе.
   Уже тогда он был стремителен в своих решениях.
   Бедная и незадачливая Коссуция была им категорически отвергнута ради Корнелии (не исключено, что этому решению Цезаря дополнительно способствовала безвременная кончина его отца). Та приходилась дочерью самому Луцию Цинне. Цинна четырежды избирался консулом и пользовался колоссальной популярностью у городской бедноты. Будучи лишен Суллой своих полномочий, Цинна пылал ненавистью к диктатору и желал их вернуть себе обратно любой ценой. Молодой Цезарь, блестяще образованный аристократ, отличавшийся крайним честолюбием, был для Цинны большой находкой (между прочим, Цезарь действительно получил великолепное образование, несмотря на то что в процессе обучения выказал поистине выдающиеся способности, умудряясь списывать одновременно с трех источников!). Цинна тотчас же дал свое согласие на брак. Необходимо заметить, что новое бракосочетание было вдвойне желанно Цезарю, поскольку помимо гипертрофированного честолюбия, в его сердце жила неуемная страсть к Корнелии. Супруга отвечала ему тем же и вскоре подарила Цезарю дочь – Юлию.
   Пожалуй, он тогда даже и близко не мог предвидеть, какие последствия возымеет его решение стать мужем дочери опального консула. А случилось так, что Сулле незамедлительно доложили о намерении представителя одного из знатнейших, а теперь еще и богатейших семейств Рима жениться на дочери едва ли не самого могущественного из его оппонентов. Диктатор пришел в ярость и, призвав к себе Юлия Цезаря, потребовал, чтобы тот отказался от заключения этого брака. Вот как все происшедшее описано у Плутарха: «Когда Сулла захватил власть, он не смог ни угрозами, ни обещаниями побудить Цезаря к разводу с Корнелией, дочерью Цинны, бывшего одно время единоличным властителем Рима; поэтому Сулла конфисковал приданое Корнелии. Причиной же ненависти Суллы к Цезарю было родство последнего с Марием, ибо Марий Старший был женат на Юлии, тетке Цезаря; от этого брака родился Марий Младший, который был, следовательно, двоюродным братом Цезаря».
 
   Кальпурния
 
   Неприязнь Суллы к решению Цезаря и несговорчивость последнего подтверждает и Светоний: «Диктатор Сулла никакими средствами не мог добиться, чтобы он развелся с нею». Однако Цезарю было явно мало одного этого вызова. Не довольствуясь тем, что дерзко ослушался владыку Рима, он громогласно заявил о своем намерении примкнуть к жреческому сословию. Решение это было продуманным: религия и власть – неодолимая твердыня. Сулла понимал это не хуже самого Цезаря. Именно поэтому жреческий демарш Юлия-младшего явился для диктатора последней каплей. В сущности, Цезарь подписал себе приговор. Его спасти уже ничего не могло; в сравнении с тем, что ему теперь грозило, потерю им жениного приданого можно было вообще игнорировать. Оставалось одно: немедленное бегство!
   Почему Цезарь не был умерщвлен тотчас по оглашении своих намерений?
   Ответ более чем прост: деятельное вмешательство друзей и родственников (особенно активными сторонниками Цезаря выказали себя двое: Мамерк Эмилий и Аврелий Кота), а также горячие ходатайства влиятельных и могущественных покровителей из числа служителей культа.
   О последних следует сказать особо.
   Прежде всего необходимо уточнить: не столько служителей, сколько служительниц. Речь идет о весталках.
   Сегодня уже мало кто знает о них.
   Само слово «весталки» почти ушло из обихода.
   А ведь некогда это был один из самых могущественных социальных институтов Древнего Рима. Пожалуй, более удачной возможности хотя бы вкратце рассказать здесь о нем, нельзя и представить.
 
   Изображение богини Весты (1553. Promptuarii Iconum Insigniorum)
 
   Юлий Цезарь был связан с весталками практически всю жизнь – как в юности, даже будучи лишен Суллой жреческого сана, так и позднее, уже сделавшись императором.
   Но кем же они вообще были, эти весталки?
   Их назвали в честь римской богини Весты (у греков она звалась Гестией). Веста была богиней – покровительницей семейного очага и жертвенного огня. Ее культ был учрежден Нумой Помпилием, вторым по счету властителем Рима. Он правил Римом в 716–673 (672) гг. до н. э. Именно Нуме Помпилию пришла в голову идея перенести храм Весты из располагавшегося к юго-востоку от Рима городка Альба-Лонга (кстати, это, образно говоря, колыбель рода Юлиев, к которому принадлежал Цезарь) прямо в столицу. Характерно даже место, что избрал Нума Помпилий для нового храма. Он соорудил его практически напротив римского Форума, тем самым словно раз и навсегда давая понять, что принятие любых государственных решений будет отныне находиться под строгим и неукоснительным контролем жрецов Весты. То, что в храме всегда пламенел священный огонь, было особенно символично: покуда он горит, пребывать Риму и владыкам его в благоденствии! Основной обязанностью весталок было постоянное наблюдение и поддержание этого огня.
 
   Нума Помпилий
 
   Всем, конечно же, известен современный лозунг об обществе равных возможностей. Этот искусственно вымученный тезис не выдерживает никакой критики сегодня, а уж применительно к Древнему Риму, а именно к жрицам Весты, и вовсе непригоден! О том, чтобы войти в храм «с улицы», и думать не стоило. Критерии отбора поражали суровостью. Прежде всего возраст: 6 – 10 лет. Избранницы (даже в столь юном возрасте) должны были обладать безукоризненно правильной речью, отличаться превосходным телосложением и отменным здоровьем. Будущая весталка не могла быть сиротой (за редчайшими исключениями). Предпочтение отдавалось девочкам из благородных семей и знатных родов; их родители и родственники получали от императора более чем щедрые дары. Любопытно, что девочка могла принадлежать даже к… рабскому сословию! В случае одобрения жрецами ее кандидатуры родители новоявленной весталки немедленно освобождались от рабства и получали статус свободных граждан. Ну а поскольку свободным гражданам не пристало влачить жалкого существования, то их даже обеспечивали пристойной работой. Еще одна важная деталь: юная дева должна была сама выказать желание стать весталкой! Будучи же принята в храм, она должна была сохранять свою девственность до 30 лет… Если к этому прибавить, что за любое ослушание и провинность полагались жестокие наказания, да и обязанностей у маленьких жриц было хоть отбавляй, осознать в возрасте 6 – 10 лет значимость грядущих привилегий были готовы не столько дети, сколько их родители. В тех случаях, когда девочки не слушали родителей и всеми силами противились избранию, верховный жрец имел право самостоятельно отобрать двадцать кандидаток, которым предстояло тянуть жребий.
 
   Пейзаж с храмом весталок (худ. Адам Эльсхаймер. 1600)
 
   Как только девочка избиралась годной для храма, ей немедленно брили голову и облачали в неприметное холщовое одеяние. При попытке использовать украшения, ленты и т. д. весталка каралась столь же жестоко, как и за утрату невинности. В последнем случае преступивших закон весталок обрекали на смертную казнь! Сам ритуал отличался особенной дикостью: несчастных живыми замуровывали в стены жуткой подземной темницы. Историки отмечают, что, видимо, неслучайно само место возведения темницы носило название «проклятой пустоши». Перед исполнением ритуала жриц, лишенных сана, проводили по городским улицам с закрытыми лицами: даже на те жалкие мгновения жизни, что еще им оставались, они лишались права созерцать божий свет. После позорного прохождения по городу бывших весталок на краткое время бросали в подземелье; кроме хлеба и воды им ничего не полагалось. Интересно, что каждый подобный случай был поводом для объявления общегородского траура; не работало ни единой лавки, а немногочисленные прохожие сновали с пасмурными, опущенными долу лицами. Кстати, избранникам весталок, дерзнувших попрать священный завет, выпадала не менее горькая доля. Правда, тут уж обходились без торжественных процессий и ритуалов: их просто-напросто забивали батогами…
   Если же весталка, которой выпадала очередь следить за огнем Весты, нечаянно засыпала, и огонь затухал или вообще гас (это было очень скверным предзнаменованием для Рима!), ее хоть и не умерщвляли, но зато немилосердно секли плетями в темнице, раздев перед этим донага.
   Все эти факты невольно рождают вопрос: а стоило ли вообще родителям девочек стремиться, чтобы тех избрали весталками? Справедливости ради заметим, что далеко не все матери желали подобной участи для своих дочерей, прекрасно зная, что могут в любой момент их навсегда лишиться. Однако было немало и тех, кто сознательно, чуть ли не с самого рождения готовил своих детей к принятию сана. Однако и в самом деле: каковы же были привилегии, дарованные весталкам, и существовали ли они вообще?
   Они имели место, это несомненно!
   Хоть весталкам было суждено нести тяжкое бремя сана вплоть до достижения ими тридцатилетнего возраста, они, тем не менее, могли свободно покидать храм. На всех торжественных мероприятиях им отводились почетные места, а горожане относились к ним чуть ли не с благоговением. Весталки могли помиловать преступника, осужденного на смертную казнь, одним лишь поручительством, не приводя никаких доказательств его невиновности. У весталок также было право выступать в качестве примиряющей стороны в спорах и разногласиях между представителями самых знатных родов империи (это обеспечивало почву для очень перспективных знакомств). Если за кого-то просила даже простая жрица Весты (не говоря о верховной, которой они все подчинялись), то игнорировать эту просьбу не мог никто, даже владыка Рима! Весталки могли путешествовать по стране с пышной свитой и в роскоши, а кроме того, им перепадало немало ценностей из пожертвований верующих.
   Забавно, но лишь редкие весталки пользовались правом оставить храм в тридцать лет! Даже перспектива завести семью и зажить нормальной жизнью, используя накопленные средства и приобретенные важные связи, судя по всему, их не особенно привлекала. Вдобавок, стоило только какой-либо из них решиться на столь смелый шаг, как в ее едва только начавшейся мирской жизни начинали происходить очень странные события: напасти и беды то и дело сыпались на голову, а от былого здоровья не оставалось и следа! Женщины хворали и чахли… Что и говорить, все это выглядит действительно очень странным и неправдоподобным стечением обстоятельств; ну а в Древнем Риме на сей счет бытовало мнение, что такова кара великой Весты, налагаемая на дерзких отступниц.
   Подавляющее большинство девушек не покидали храма.
   В разные времена при нем находилось от шести до двадцати весталок.
   Именно к их защите и прибегли сторонники опального Юлия Цезаря, справедливо полагая, что коллективное ходатайство жриц Весты не может остаться неудовлетворенным. Более того: хлопотать весталкам предстояло практически «за своего», поскольку Цезарь, как вы помните, тоже имел жреческий сан (правда, сам он поклонялся богу Юпитеру).
   Естественно, столь активное и беспримерное заступничество возымело свои плоды. Сулла не смог тогда умертвить Цезаря, как ему этого ни хотелось; правда, жреческого сана он его все-таки лишил, попутно присвоил себе полагавшееся ему наследство и приданое жены, но это было уже несущественно. Птичка вырвалась из его когтей на свободу!