Подольский сделал выбор.
– Часть оставляем здесь, – распорядился он.
Постарались взять самое полезное, рацию – само собой. Оставшийся провиант запрятали основательно. Распределили груз – львиную долю его взвалили, понятно, на железнодорожников.
– Держитесь, мужики, – посочувствовал им Штепа. – Судьба ваша такая!
Спецназовцы, конечно, тоже взяли часть запасов, но в меру. Проверились, осмотрелись, заперли все и пустились в обратный путь.
Отошли меньше чем на километр, когда нехорошее предчувствие стало томить командира. Он мельком вспомнил Меркурьева, но впадать в ностальгию было недосуг. Поднял руку, останавливая группу.
Он сам еще не знал зачем. Просто что-то беззвучно шепнуло ему: стой! И он послушался.
Но ничего не случилось. Тихо, неясный отдаленный шум – только и всего. Валерий махнул поднятой рукой: идем. Группа двинулась дальше.
Путь показался долгим, но дошли благополучно. По лицу Силантьева Подольский увидел, как предводитель осажденных искренне рад возвращению своих, а кроме того, убедился, что капитан слово держит. Сказал: постараюсь – и постарался.
Валерий оценил это, хотя и молча. Сказал он другое:
– Ну что, союзники? Будем на связь выходить?
4
5
6
– Часть оставляем здесь, – распорядился он.
Постарались взять самое полезное, рацию – само собой. Оставшийся провиант запрятали основательно. Распределили груз – львиную долю его взвалили, понятно, на железнодорожников.
– Держитесь, мужики, – посочувствовал им Штепа. – Судьба ваша такая!
Спецназовцы, конечно, тоже взяли часть запасов, но в меру. Проверились, осмотрелись, заперли все и пустились в обратный путь.
Отошли меньше чем на километр, когда нехорошее предчувствие стало томить командира. Он мельком вспомнил Меркурьева, но впадать в ностальгию было недосуг. Поднял руку, останавливая группу.
Он сам еще не знал зачем. Просто что-то беззвучно шепнуло ему: стой! И он послушался.
Но ничего не случилось. Тихо, неясный отдаленный шум – только и всего. Валерий махнул поднятой рукой: идем. Группа двинулась дальше.
Путь показался долгим, но дошли благополучно. По лицу Силантьева Подольский увидел, как предводитель осажденных искренне рад возвращению своих, а кроме того, убедился, что капитан слово держит. Сказал: постараюсь – и постарался.
Валерий оценил это, хотя и молча. Сказал он другое:
– Ну что, союзники? Будем на связь выходить?
4
Недоверие к Большой земле все-таки глубоко засело в душе «президента», несмотря на то что он сознавал, конечно: век в осаде не просидишь, чем-то да должно это кончиться… В итоге решил вынести вопрос на обсуждение и вскоре после ухода группы объявил общий сбор.
Надо сказать, что приход спецназовцев взволновал население вокзала – люди как-то уже привыкли к своей обособленности, а тут вдруг на тебе! И сразу все ощутили хрупкость их тихого житья-бытья. Она, впрочем, и прежде ощущалась, но не так сильно, как теперь.
Трофим чутко уловил настроение масс – и созвал «вече». Тень на плетень наводить не стал, раскрыл суть своей беседы с капитаном. Народ задумался.
– Да оно-то конечно… – выразил общие сомнения один из старейшин – бывший машинист, когда-то начинавший учеником еще на паровозе. – С одной стороны, чего уж там говорить, надо отсюда как-то выбираться. Все это до поры до времени, я уж тебе говорил, Иваныч…
– Помню, – кивнул Силантьев.
– …да. Но, с другой стороны, я за свою жизнь от начальства столько сладких песен наслушался! Теперь вот всякому зверю поверю, а начальству – не поспешу. Поэтому – думать надо.
– Ну-у, блин, – втихомолку проворчал кто-то в углу, – мудрец! А то мы без него не знали, что думать надо.
Разгорелись дебаты. Жизнь научила этих людей мыслить если не блестяще, то дельно и упорно. Коллективный разум трудился примерно полчаса, прежде чем пришел к выводу: будем эвакуироваться. Видимо, эта мысль все-таки назрела.
Итак, принято! И точно свежий ветер дунул по вокзалу. Люди заулыбались, задвигались живее, а дети, до того по примеру взрослых тихие и смурные, забегали, зазвучал смех…
В таком приподнятом настроении встретили вернувшихся из рейда. Подольский сразу это угадал – и про сеанс связи спросил бодро, с подъемом, по сути уже зная ответ.
– Да! – ответил Силантьев. – Давай, капитан, врубай свою рацию.
– Ну и хорошо, – искренне сказал Валерий.
Лучшим специалистом по радио в их группе был он сам. Агрегат, полученный от щедрот профессора Нахимова, отличался от тех, с которыми Подольскому приходилось иметь дело на службе, – прогресс, куда ж деваться! – но разобраться в этой новой технике для него не составило труда.
Покуда он возился с аппаратом, вокруг собралась изрядная толпа. Глазели с любопытством, кое-кто и рот разинул. Военной натуре Валерия такое штатское разгильдяйство, слов нет, не очень-то понравилось, но опять же – куда деваться, он здесь не начальник.
– Готово, кажется, – заключил наконец он и нажал кнопку блока питания. Зеленый огонек весело засветился на приборной панели.
– Во, мать его, как в такси! – вызвало это у кого-то неожиданную ассоциацию.
Подольский быстро нашел нужную волну. Открытый текст полетел в эфир:
– Материк! Материк, ответьте Зоне. Материк, я Зона, как слышите меня?.. Прием…
Тишина в ответ.
Валерия это не смутило. Он подождал несколько секунд и продолжил:
– Материк, повторяю, я Зона, как слышите меня?..
И на этот раз материк откликнулся металлическим радиоголосом:
– Слышу вас, Зона! Кто в эфире?
Все вокруг стихли, затаив дыхание. Валерий четко ответил:
– На связи капитан Подольский… – усмехнулся и поправил себя: – То есть бывший капитан…
Материк вдруг смолк. Подольский обеспокоился:
– Как слышите меня?! Прием!..
Еще пять-шесть секунд тишины – и знакомый голос:
– Валера, ты?!
– Я. – Подольский провел по лицу ладонью. – Здравствуй, Коля.
Надо сказать, что приход спецназовцев взволновал население вокзала – люди как-то уже привыкли к своей обособленности, а тут вдруг на тебе! И сразу все ощутили хрупкость их тихого житья-бытья. Она, впрочем, и прежде ощущалась, но не так сильно, как теперь.
Трофим чутко уловил настроение масс – и созвал «вече». Тень на плетень наводить не стал, раскрыл суть своей беседы с капитаном. Народ задумался.
– Да оно-то конечно… – выразил общие сомнения один из старейшин – бывший машинист, когда-то начинавший учеником еще на паровозе. – С одной стороны, чего уж там говорить, надо отсюда как-то выбираться. Все это до поры до времени, я уж тебе говорил, Иваныч…
– Помню, – кивнул Силантьев.
– …да. Но, с другой стороны, я за свою жизнь от начальства столько сладких песен наслушался! Теперь вот всякому зверю поверю, а начальству – не поспешу. Поэтому – думать надо.
– Ну-у, блин, – втихомолку проворчал кто-то в углу, – мудрец! А то мы без него не знали, что думать надо.
Разгорелись дебаты. Жизнь научила этих людей мыслить если не блестяще, то дельно и упорно. Коллективный разум трудился примерно полчаса, прежде чем пришел к выводу: будем эвакуироваться. Видимо, эта мысль все-таки назрела.
Итак, принято! И точно свежий ветер дунул по вокзалу. Люди заулыбались, задвигались живее, а дети, до того по примеру взрослых тихие и смурные, забегали, зазвучал смех…
В таком приподнятом настроении встретили вернувшихся из рейда. Подольский сразу это угадал – и про сеанс связи спросил бодро, с подъемом, по сути уже зная ответ.
– Да! – ответил Силантьев. – Давай, капитан, врубай свою рацию.
– Ну и хорошо, – искренне сказал Валерий.
Лучшим специалистом по радио в их группе был он сам. Агрегат, полученный от щедрот профессора Нахимова, отличался от тех, с которыми Подольскому приходилось иметь дело на службе, – прогресс, куда ж деваться! – но разобраться в этой новой технике для него не составило труда.
Покуда он возился с аппаратом, вокруг собралась изрядная толпа. Глазели с любопытством, кое-кто и рот разинул. Военной натуре Валерия такое штатское разгильдяйство, слов нет, не очень-то понравилось, но опять же – куда деваться, он здесь не начальник.
– Готово, кажется, – заключил наконец он и нажал кнопку блока питания. Зеленый огонек весело засветился на приборной панели.
– Во, мать его, как в такси! – вызвало это у кого-то неожиданную ассоциацию.
Подольский быстро нашел нужную волну. Открытый текст полетел в эфир:
– Материк! Материк, ответьте Зоне. Материк, я Зона, как слышите меня?.. Прием…
Тишина в ответ.
Валерия это не смутило. Он подождал несколько секунд и продолжил:
– Материк, повторяю, я Зона, как слышите меня?..
И на этот раз материк откликнулся металлическим радиоголосом:
– Слышу вас, Зона! Кто в эфире?
Все вокруг стихли, затаив дыхание. Валерий четко ответил:
– На связи капитан Подольский… – усмехнулся и поправил себя: – То есть бывший капитан…
Материк вдруг смолк. Подольский обеспокоился:
– Как слышите меня?! Прием!..
Еще пять-шесть секунд тишины – и знакомый голос:
– Валера, ты?!
– Я. – Подольский провел по лицу ладонью. – Здравствуй, Коля.
5
Да, на связи был майор Ракитин собственной персоной.
Из недолгого разговора выяснилось: едва оказавшись на Большой земле, он был задействован в работе кордонной системы как человек, наиболее информированный о Зоне, кем-то вроде главного консультанта. В общем – с заметным повышением. Сейчас, после непродолжительного карантина (месячное заточение в отдельном блоке им заменили на недельное обследование), он находился в местном штабе, подчиненном напрямую Москве.
Туда, в столицу нашей Родины, спецрейсом отбыл профессор Нахимов со свитой, захватив с собой Игоря Рябинина, – и пообещал в скором времени вернуться…
Валерий быстро и грамотно описал ситуацию, ну а Ракитину хватило полминуты, чтобы осознать ее.
– Понял, – сказал он деловито. – Сколько их? – имея в виду население вокзала.
– Сто семнадцать душ, – тут же отреагировал Трофим.
– Слышу, – отозвался Ракитин.
Он пошуршал чем-то, затем произнес:
– Доложу немедленно. Думаю, решение будет принято сегодня же. Валера, черт… Как я рад, что тебя слышу!
Переход от суховато-официального тона к простому человеческому был для всех как внезапный луч света во мраке. Кто-то засмеялся.
Но главное – подопечные Силантьева поверили, что на той стороне сидят не чугунные болваны-бюрократы, которым плевать на все и всех, а такие же люди – и они на самом деле будут думать о них, осажденных, и придут им на помощь. Улыбнулся и Валера.
– И я, Коля, – сказал он. – Я тоже очень и очень рад…
Ракитин с Подольским обговорили кое-какие детали.
– Ты будь на связи, – предупредил майор.
Валерий замялся.
Вообще-то он собирался в очередной рейд. Искать Зверева с Меркурьевым просто так, бессистемно, – это в точности из поговорки про стог сена и иголку, но у Подольского сложилась руководящая идея.
Он не собирался темнить, разводить секреты и честно изложил свою задумку. Николай выслушал, малость помолчал и… согласился:
– Ладно. Тогда кого-нибудь оставь на приеме!
– Да старшого и оставлю. Трофим Иванович Силантьев… – Валерий представил главу команды союзников.
– Отлично, – отреагировал Ракитин. – Но, я надеюсь, к ночи вы вернетесь?
– Обязательно.
– Ладно… Ну все, конец связи! Питание берегите… Волна та же, штаб всегда на ней. Отбой!
– Вот так. – Подольский поднял взгляд, увидел почтительно-безмолвную толпу, постарался сдержать улыбку: – Ну, Трофим Иваныч, принимай технику в хозяйство. – Он положил руку на корпус рации. – Питание береги.
– Да херня питание, – отмахнулся начальник. – Подключим к генератору, это нам раз плюнуть…
– Ну, и тем лучше. – Подольский встал. – Тогда мы перекусим, отдохнем часок и в путь.
Из недолгого разговора выяснилось: едва оказавшись на Большой земле, он был задействован в работе кордонной системы как человек, наиболее информированный о Зоне, кем-то вроде главного консультанта. В общем – с заметным повышением. Сейчас, после непродолжительного карантина (месячное заточение в отдельном блоке им заменили на недельное обследование), он находился в местном штабе, подчиненном напрямую Москве.
Туда, в столицу нашей Родины, спецрейсом отбыл профессор Нахимов со свитой, захватив с собой Игоря Рябинина, – и пообещал в скором времени вернуться…
Валерий быстро и грамотно описал ситуацию, ну а Ракитину хватило полминуты, чтобы осознать ее.
– Понял, – сказал он деловито. – Сколько их? – имея в виду население вокзала.
– Сто семнадцать душ, – тут же отреагировал Трофим.
– Слышу, – отозвался Ракитин.
Он пошуршал чем-то, затем произнес:
– Доложу немедленно. Думаю, решение будет принято сегодня же. Валера, черт… Как я рад, что тебя слышу!
Переход от суховато-официального тона к простому человеческому был для всех как внезапный луч света во мраке. Кто-то засмеялся.
Но главное – подопечные Силантьева поверили, что на той стороне сидят не чугунные болваны-бюрократы, которым плевать на все и всех, а такие же люди – и они на самом деле будут думать о них, осажденных, и придут им на помощь. Улыбнулся и Валера.
– И я, Коля, – сказал он. – Я тоже очень и очень рад…
Ракитин с Подольским обговорили кое-какие детали.
– Ты будь на связи, – предупредил майор.
Валерий замялся.
Вообще-то он собирался в очередной рейд. Искать Зверева с Меркурьевым просто так, бессистемно, – это в точности из поговорки про стог сена и иголку, но у Подольского сложилась руководящая идея.
Он не собирался темнить, разводить секреты и честно изложил свою задумку. Николай выслушал, малость помолчал и… согласился:
– Ладно. Тогда кого-нибудь оставь на приеме!
– Да старшого и оставлю. Трофим Иванович Силантьев… – Валерий представил главу команды союзников.
– Отлично, – отреагировал Ракитин. – Но, я надеюсь, к ночи вы вернетесь?
– Обязательно.
– Ладно… Ну все, конец связи! Питание берегите… Волна та же, штаб всегда на ней. Отбой!
– Вот так. – Подольский поднял взгляд, увидел почтительно-безмолвную толпу, постарался сдержать улыбку: – Ну, Трофим Иваныч, принимай технику в хозяйство. – Он положил руку на корпус рации. – Питание береги.
– Да херня питание, – отмахнулся начальник. – Подключим к генератору, это нам раз плюнуть…
– Ну, и тем лучше. – Подольский встал. – Тогда мы перекусим, отдохнем часок и в путь.
6
Идея, которую Валера собирался осуществить через час, вызревала в нем как-то бессознательно и постепенно, что ли, а родилась внезапно. Но как только родилась, он понял, что на самом деле она долго блуждала где-то, в потемках его души. Идея была такова: направиться к Бастиону.
Почему именно туда?.. Подольский провел анализ этого решения уже после того, как оно состоялось, и убедился, что оно верное. Бастион, что ни говори, естественный центр событий, а раз так, то… то, кем бы ни стали Меркурьев и Зверев, они с большей вероятностью могут быть неподалеку.
Тут Валера поймал себя на этом «кем бы ни стали». Это значит – стали зомби. Останься они людьми, разве полезли бы в самое гнездилище Роя?.. Ну, то-то и оно. Правда, чего только на свете не бывает, но мыслить все же следует в разумных пределах.
Ну и – просто надо же с чего-то начать. «В конце концов, пора начать…» – сказал поэт, а какой, шут его знает! И с чего начинать, если не с Бастиона.
Он не сразу сказал об этом своим ребятам. Никаких секретов, просто было некогда – идея вынырнула из глубины именно в тот момент, когда на полпути из Башни странное чувство посетило Валерия, и он тормознул свою группу. Тревога, слава богу, не сбылась, зато возникла мысль о Бастионе – простая и верная.
Ну, а теперь, после радиосеанса с Ракитиным, надобность в объяснениях отпала. Бойцы Подольского восприняли слово начальника в рамках привычной дисциплины: сказано – сделаем. Валерий своим парням верил на все сто, но распорядился особо:
– Пойдут со мной двое. Прочим – отдыхать до вечера.
Под вечером он разумел наступление сумерек…
Через полчаса трое спецназовцев неслышными тенями крались к Бастиону. Шли, уклоняясь от всех возможных боестолкновений, да их и не предвиделось. Валерий заметил, что обстановка в городе заметно успокоилась – не по-человечески, конечно, а по-роевски… но угомонилось как-то все, улеглось. Ну что ж – Рой победил, завоевал город и теперь обживается, обустраивается в этом отвоеванном уголке мира. По улицам, дворам в странном ритме, странными маршрутами двигались отряды зомби, а однажды мимо спрятавшихся разведчиков прогромыхала колонна тяжелой техники: автокраны, цементовозы, грейдеры… Зачем? Куда?.. На эти вопросы ответов не было.
Подольский искоса взглянул на лица спутников – и убедился в правильности своего выбора. Нервы у ребят были стальные. За что они попали в лагерь?.. Впрочем, он тотчас отогнал пустые мысли.
Чем ближе к Бастиону, тем стало труднее. Орды зомби шастали здесь гораздо гуще, и продвигаться приходилось уже короткими перебежками. Валерий вглядывался в бредущие мимо существа, пытаясь угадать в мертвенных личинах знакомые черты… Но так и не увидел тех, кого искал.
Какое-то тяжелое предчувствие возникло у него. Он попытался вслушаться в себя, но как раз возник удобный момент – и группа броском достигла длинного дома, фасадом выходившего прямо на Бастион.
Переведя дух, Валерий осмотрелся. Быстро прикинул, что к чему. Дом многоподъездный, крыша плоская, ходов-выходов – то бишь путей отступления – множество. Капитан принял решение:
– Наверх.
Быстро поднялись на девятый этаж. Определили квартиры, окнами выходящие на Бастион, – во всех, кроме одной, были массивные железные двери. А в той одной – дверь хлипкая, ровесница развитого социализма. Ее и вышибли пинком.
Вошли. Бедно, пыльно. Старая мебель. Какие-то коробки, пакеты, узлы… Наверно, жили здесь тихой пенсионной жизнью небогатые старики. Жили-жили и дожили… Ладно, не будем.
Балкон оказался застекленным, с занавесками, и Подольский прямым ходом двинул туда.
Взглянул вниз и понял причину тягостных предчувствий. Точнее, то, что он увидел, стало точкой в событиях этого дня, и такой, какая только и могла быть.
На площади перед огромным зданием, где шел когда-то смертный бой, теперь все было убрано, расчищено… и высились две знакомые пирамиды из трупов.
Но что это были за пирамиды!..
Таких никому из них видеть еще не доводилось. Высотой до третьего этажа и в ширину метра три-четыре – казалось невероятным, что мертвые тела можно так сложить, спрессовать в такие гигантские колонны. Но – вот они. Приходилось верить своим глазам.
И все же не это было самое страшное.
Самое – что пирамиды были как живые.
Сотни собранных воедино мертвецов должны были бы источать ужасный, невыносимый смрад, но ничего подобного не было. Вообще никакого запаха – то есть обычный запах, городской. А поверхность этих колонн смерти, гладкая, точно лаковая, переливалась серым и зеленым оттенками, шевелилась, текла, дышала – словом, жила.
– Еп… – начал и не договорил один из спецназовцев, чуть более, чем другие, впечатлительный.
Подольский навел на колонны бинокль, мощный двадцатикратный «Цейс». Слегка усилил резкость – окуляры заполнились серо-зеленым фоном.
Теперь можно было разглядеть кошмарную картину подробнее. Он увидел искаженные лица, сдавленные верхними телами, бессмысленно открытые глаза, смотревшие в никуда… и ничего уже человеческого не было в них. Больше того – тела и лица медленно таяли в текучей протоплазме, которая странно колыхалась, поглощая трупы, и они растворялись в ней, как сахар в чае…
Почему-то Валерий долго не мог оторвать взгляд от мертвого женского лица – когда-то, может быть, красивого, а сейчас уродливо-зловещего, как маска ведьмы где-нибудь на средневековом шабаше… И вот он смотрел, как эта маска меняется, как исчезают в ней человеческие черты… расширяются темные провалы глазниц, исчезают в них глаза, превращается в яму рот, и темные пятна ползут навстречу друг другу, съедая остатки лица…
Подольский резко опустил бинокль. «Секунды!» – понял он. Он смотрел несколько секунд, а будто – час.
– Ясно, – сказал он вслух.
И те двое не спросили, что ясно, – это его, командира, дело: знать. А их дело малое.
Ясно же стало Валерию то, что Рой выходит на какой-то новый уровень бытия. Пирамиды заработали, в них пошла реакция. Что это значит, что будет дальше, неведомо, но вряд ли стоит ждать чего-то хорошего. А потому первоочередной задачей становится эвакуация. Поиски пока придется отложить.
Почему именно туда?.. Подольский провел анализ этого решения уже после того, как оно состоялось, и убедился, что оно верное. Бастион, что ни говори, естественный центр событий, а раз так, то… то, кем бы ни стали Меркурьев и Зверев, они с большей вероятностью могут быть неподалеку.
Тут Валера поймал себя на этом «кем бы ни стали». Это значит – стали зомби. Останься они людьми, разве полезли бы в самое гнездилище Роя?.. Ну, то-то и оно. Правда, чего только на свете не бывает, но мыслить все же следует в разумных пределах.
Ну и – просто надо же с чего-то начать. «В конце концов, пора начать…» – сказал поэт, а какой, шут его знает! И с чего начинать, если не с Бастиона.
Он не сразу сказал об этом своим ребятам. Никаких секретов, просто было некогда – идея вынырнула из глубины именно в тот момент, когда на полпути из Башни странное чувство посетило Валерия, и он тормознул свою группу. Тревога, слава богу, не сбылась, зато возникла мысль о Бастионе – простая и верная.
Ну, а теперь, после радиосеанса с Ракитиным, надобность в объяснениях отпала. Бойцы Подольского восприняли слово начальника в рамках привычной дисциплины: сказано – сделаем. Валерий своим парням верил на все сто, но распорядился особо:
– Пойдут со мной двое. Прочим – отдыхать до вечера.
Под вечером он разумел наступление сумерек…
Через полчаса трое спецназовцев неслышными тенями крались к Бастиону. Шли, уклоняясь от всех возможных боестолкновений, да их и не предвиделось. Валерий заметил, что обстановка в городе заметно успокоилась – не по-человечески, конечно, а по-роевски… но угомонилось как-то все, улеглось. Ну что ж – Рой победил, завоевал город и теперь обживается, обустраивается в этом отвоеванном уголке мира. По улицам, дворам в странном ритме, странными маршрутами двигались отряды зомби, а однажды мимо спрятавшихся разведчиков прогромыхала колонна тяжелой техники: автокраны, цементовозы, грейдеры… Зачем? Куда?.. На эти вопросы ответов не было.
Подольский искоса взглянул на лица спутников – и убедился в правильности своего выбора. Нервы у ребят были стальные. За что они попали в лагерь?.. Впрочем, он тотчас отогнал пустые мысли.
Чем ближе к Бастиону, тем стало труднее. Орды зомби шастали здесь гораздо гуще, и продвигаться приходилось уже короткими перебежками. Валерий вглядывался в бредущие мимо существа, пытаясь угадать в мертвенных личинах знакомые черты… Но так и не увидел тех, кого искал.
Какое-то тяжелое предчувствие возникло у него. Он попытался вслушаться в себя, но как раз возник удобный момент – и группа броском достигла длинного дома, фасадом выходившего прямо на Бастион.
Переведя дух, Валерий осмотрелся. Быстро прикинул, что к чему. Дом многоподъездный, крыша плоская, ходов-выходов – то бишь путей отступления – множество. Капитан принял решение:
– Наверх.
Быстро поднялись на девятый этаж. Определили квартиры, окнами выходящие на Бастион, – во всех, кроме одной, были массивные железные двери. А в той одной – дверь хлипкая, ровесница развитого социализма. Ее и вышибли пинком.
Вошли. Бедно, пыльно. Старая мебель. Какие-то коробки, пакеты, узлы… Наверно, жили здесь тихой пенсионной жизнью небогатые старики. Жили-жили и дожили… Ладно, не будем.
Балкон оказался застекленным, с занавесками, и Подольский прямым ходом двинул туда.
Взглянул вниз и понял причину тягостных предчувствий. Точнее, то, что он увидел, стало точкой в событиях этого дня, и такой, какая только и могла быть.
На площади перед огромным зданием, где шел когда-то смертный бой, теперь все было убрано, расчищено… и высились две знакомые пирамиды из трупов.
Но что это были за пирамиды!..
Таких никому из них видеть еще не доводилось. Высотой до третьего этажа и в ширину метра три-четыре – казалось невероятным, что мертвые тела можно так сложить, спрессовать в такие гигантские колонны. Но – вот они. Приходилось верить своим глазам.
И все же не это было самое страшное.
Самое – что пирамиды были как живые.
Сотни собранных воедино мертвецов должны были бы источать ужасный, невыносимый смрад, но ничего подобного не было. Вообще никакого запаха – то есть обычный запах, городской. А поверхность этих колонн смерти, гладкая, точно лаковая, переливалась серым и зеленым оттенками, шевелилась, текла, дышала – словом, жила.
– Еп… – начал и не договорил один из спецназовцев, чуть более, чем другие, впечатлительный.
Подольский навел на колонны бинокль, мощный двадцатикратный «Цейс». Слегка усилил резкость – окуляры заполнились серо-зеленым фоном.
Теперь можно было разглядеть кошмарную картину подробнее. Он увидел искаженные лица, сдавленные верхними телами, бессмысленно открытые глаза, смотревшие в никуда… и ничего уже человеческого не было в них. Больше того – тела и лица медленно таяли в текучей протоплазме, которая странно колыхалась, поглощая трупы, и они растворялись в ней, как сахар в чае…
Почему-то Валерий долго не мог оторвать взгляд от мертвого женского лица – когда-то, может быть, красивого, а сейчас уродливо-зловещего, как маска ведьмы где-нибудь на средневековом шабаше… И вот он смотрел, как эта маска меняется, как исчезают в ней человеческие черты… расширяются темные провалы глазниц, исчезают в них глаза, превращается в яму рот, и темные пятна ползут навстречу друг другу, съедая остатки лица…
Подольский резко опустил бинокль. «Секунды!» – понял он. Он смотрел несколько секунд, а будто – час.
– Ясно, – сказал он вслух.
И те двое не спросили, что ясно, – это его, командира, дело: знать. А их дело малое.
Ясно же стало Валерию то, что Рой выходит на какой-то новый уровень бытия. Пирамиды заработали, в них пошла реакция. Что это значит, что будет дальше, неведомо, но вряд ли стоит ждать чего-то хорошего. А потому первоочередной задачей становится эвакуация. Поиски пока придется отложить.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента