Гофман Генрих. Сотрудник гестапо

   И только после этого проговорил:
   - Ловкость рук - и никакого мошенства!
   Виктор недоверчиво посмотрел в его карие, с лукавинкой, глаза, улыбнулся и спросил:
   - А еще раз можете?
   - Добре. Только сперва пятак отдай.
   - Он же у вас в руке! - удивленно проговорил паренек.
   - Где? - лейтенант разжал руку. На его шершавой ладони ничего не было.-Ты, хлопец, на меня не кивай. Пятачок у тебя в кармане лежит.- С этими словами он полез к Виктору в карман куртки и вытащил все тот же пятак.
   - А как это? - только и сумел от удивления проговорить Виктор.
   - Очень просто. Будешь со мной дружить, я тебя еще и не таким фокусам научу.
   Виктор последовал за лейтенантом Пархоменко в парк. Назвавшись разведчиком, лейтенант рассказал Виктору, как не раз брал в плен «языка». Причем все немцы, которых приходилось ему доставлять в свой штаб из-за линии фронта, были почему-то тяжелыми и толстыми, и у каждого почему-то подкашивались ноги от страха. По словам лейтенанта Пархоменко, выходило, что взять «языка» - дело плевое, а вот дотащить его на себе до расположения наших войск - самая трудная задача.
   Рисуя мельчайшие детали своих походов за «языком», лейтенант Пархоменко красочно жестикулировал, на лице его появлялась гримаса страха, закатывались глаза, когда он копировал захваченных им немцев. Причем раньше чем начать какую-либо новую историю, лейтенант Пархоменко расспрашивал Виктора о его боевых делах. Поначалу паренек отмалчивался. Но однажды лейтенант сказал:
   - Ты небось и немца-то живого не видел. Виктор насупился и проговорил:
   - Видел. И не одного.
   - Небось пленных?
   - И вовсе не пленных.
   - Где ж ты их видел?
   - На той стороне.
   - Ишь ты! Партизанил, что ли?
   - И вовсе не партизанил, а был связным у секретаря подпольного обкома.
   - Вона куда махнул. Кто же тебе такое дело доверил?
   - Моя школьная учительница. Она его задания выполняла. А я эти задания ей передавал и опять же ему докладывал.
   - Молодец, и на том спасибо. Только я думал, раз тут находишься, значит, в бою побывал.
   Виктору очень хотелось рассказать лейтенанту, как он ходил с Дубровским за линию фронта, как выполнял ответственное задание командования, как, наконец, доставил сведения о противнике. Но, помня, что никому не имеет права говорить об этом, он сдержался и робко ответил:
   - Не. Я в бою не был. А сюда меня отдохнуть привезли на несколько дней.
   Чувствуя, что паренька не так легко вызвать на откровенность, лейтенант Пархоменко решил схитрить.
   - А я прошлой осенью в такой переплет попал, что еле ноги унес. Немцы нас в селе Малоивановка окружили…
   - Где, где? - перебил Виктор.
   - В Малоивановке. Это неподалеку от Алчевска, раньше он Ворошиловском назывался.
   Виктор насторожился.
   - Так вот,- продолжал Пархоменко,- окружили нас немцы в этом селе. Жаркий бой разгорелся. Нас всего рота, а их не меньше двух батальонов. И решили мы биться до последнего, в плен не сдаваться. А у них минометы, садят по селу из всех калибров. Половина хат горит, а мы все отстреливаемся, немцев не подпускаем.
   - Неправда это,- спокойно проговорил Виктор.
   - Почему неправда? Думаешь, я вру?
   Впервые за весь разговор лейтенант Пархоменко перестал улыбаться.
   - Может, и не врете, а неправда это.
   - Ну, почему же ты мне не веришь?
   - А потому, что я был в Малоивановке. Там ни одной хаты погоревшей нет.
   - Так, может, ты до войны там был?
   - Нет. Недавно. Еще и месяца не прошло.
   - Интересно, что же ты там делал, в Малоивановке?
   - Так, по делам заходил.
   - Ну, расскажи, расскажи, как она выглядит, твоя Малоивановка? Может, это совсем и не то село. Где там ночевал?
   - Я не останавливался, я мимо проходил. Там все хаты целы, будто и войны не было.
   Лейтенант Пархоменко больше ни слова не мог вытянуть у Виктора.
   Уже несколько минут они сидели молча на скамейке парка, когда неподалеку от них прошла Таня с пожилой женщиной в форме военного врача. Вот тут-то, чтобы вновь завязать разговор, лейтенант Пархоменко и рассказал Виктору о Тане. Но разговора не получилось. Молча выслушав Танину историю, Виктор поднялся со скамейки и пошел к зданию санатория.
   - Постой! Через двадцать минут обед! Пойдем вместе в столовую! - крикнул ему вдогонку лейтенант Пархоменко.
   Виктор остановился, подождал, пока лейтенант подошел к нему, и в упор спросил:
   - Дядя Григорий! А зачем вы мне про Малоивановку врали?
   - Вот чудак! Да разве их мало, Малоивановок? Ты в одной, видно, был, а я про другую рассказывал,- без тени смущения проговорил Пархоменко.- Я было хотел тебе показать, как фокус делается, а ты вдруг ни с того ни с сего обиделся.
   - Да нет, я не обиделся. Просто сидеть надоело,- отговорился Виктор.
   До самого вечера лейтенанту Пархоменко так и не удалось вызвать парнишку на откровенный разговор. Всякий раз, когда лейтенант подходил к Виктору и заговаривал с ним, тот односложно отвечал на вопросы и под различными предлогами отходил к другим отдыхающим.
   Теперь все внимание паренька было уделено Тане. Нет, он еще не познакомился с ней, но, куда бы она ни шла, он неотступно следил за ней взглядом, старался держаться поближе. Ему нравилась ее походка, прямые, зачесанные назад волосы цвета соломы, большие голубые глаза, смуглое обветренное лицо с маленькой родинкой на левой щеке и даже облупившийся нос, придававший ей вид озорного мальчишки.
   Виктор не мог понять, почему его словно магнитом тянет к этой девчонке. Ему казалось, что она хвастается своим пистолетом. И в глубине души он проклинал ее за это. «Подумаешь, фасонит!» - думал он. И тем не менее Таня овладела его мыслями. Он начал фантазировать, как было бы славно, если бы они вместе оказались в тылу врага. Они могли бы выслеживать и убивать фашистов, нарушать связь, добывать ценные сведения о противнике. Но каждый раз, когда Таня посматривала на него, Виктор, будто провинившийся, опускал глаза.
   Наконец вечером, перед началом кинофильма, он решился и подошел к девочке.
   - Ты чего с пистолетом ходишь иль боишься кого?- сурово спросил он.
   - Кого мне бояться? Просто деть некуда, вот и ношу.
   - А почему не сдала? У меня-то еще в госпитале отобрали.
   - A y партизан не отбирают, потому как получать потом не у кого. Этот я сама добыла. Трофейный. «Вальтер», немецкий.
   - Я и сам вижу, что «вальтер». У меня точно такой был. Только я его не в кобуре носил, а в кармане.
   - Прятал, что ли?
   - Ага.
   - От кого?
   - От немцев.
   Девочка рассмеялась.
   - Ты чего? - обиженно спросил Виктор.
   - Так просто. Забавно у тебя получилось. От немцев спрятал, а свои отобрали.
   Закипавшая было злость неожиданно улетучилась, и Виктор от души засмеялся.
   - На войне всякое случается,- повторил он слышанную от кого-то фразу. И тут же спросил: - А ты из него хоть стреляла?
   - Нет. Не пришлось.
   - Давай постреляем?
   - А где?
   - Там, в парке, пруд есть. Лягушек полно. Айда туда, пока не стемнело!
   - А кино?
   - Хорошо! Сегодня фильм посмотрим, а завтра утром постреляем.
   - Ладно! - кивнула Таня.- А тебя как зовут?
   - Меня? Виктор!
   - А меня - Таня!
   - Это я уже знаю.
   - Откуда?
   - Так, один человек сказал.
   Словно из-под земли перед ними вырос лейтенант Пархоменко.
   - Отчего молодежь носы повесила? - улыбчиво спросил он.- Пойдемте, я вам необыкновенный фокус покажу.
   - Не, мы в кино собрались,- ответил и за себя, и за Таню Виктор.
   - И в кино успеете, и фокус посмотрите,- настаивал Пархоменко.- Там, в столовой, еще только экран развешивают.
   - А почему ты не хочешь? Пойдем,- предложила Таня.
   - Не, я тут побуду. Уже насмотрелся этих фокусов.
   Девочка стояла в нерешительности.
   - Раз Виктор Пятеркин сказал, значит, так и будет. У него слово твердое,- спрятав улыбку, проговорил лейтенант Пархоменко.
   - Откуда вы мою фамилию знаете? - насупившись, спросил Виктор.
   - Вот чудак,- опять улыбнулся Пархоменко.- Ты что же, инкогнито здесь живешь? Спросил дежурную сестру - она и сказала.
   Виктор не знал, что такое «инкогнито», но спрашивать у лейтенанта не стал. Его настораживала та навязчивость, с которой лейтенант Пархоменко пытался завоевать его расположение.
   А тот продолжал:
   - Ты, хлопчик, не дуйся. Мы еще с тобой в Малоивановке встретимся.
   «Опять с этой Малоивановкой пристает»,- подумал Виктор и, чтобы отделаться от лейтенанта, обратился к своей собеседнице:
   - Пойдем, Таня, в зал, места займем.
   - Пойдем,- согласилась девочка.
   - А меня с собой не хотите брать? - крикнул им вдогонку Пархоменко.
   Но ни Виктор, ни Таня даже не обернулись. На другой день лейтенант Пархоменко исчез из санатория. Виктор не видел его за завтраком, не встретил в парке, где, дождавшись мать, долго гулял с ней по причудливым аллеям. В голубом бездонном небе не было ни единого облачка, весеннее солнце нещадно палило землю, и все обитатели санатория заполнили небольшой парк.
   Успокоившись после первых минут радостной встречи с сыном, Мария Викторовна без умолку рассказывала ему о последних письмах отца, о знакомых сверстниках Виктора. Поглядывая на сына, она сокрушенно вздыхала:
   - Ох! Скорей бы уж все это кончилось! Отец на фронте, так ему ж нельзя иначе - военнообязанный он. А ты-то чего? Малой еще. Неужто без тебя не побьют германца?
   Виктор не знал, как утешить мать, и отмалчивался. Ему хотелось побыстрее распрощаться с ней и отправить обратно в город. К тому же из-за ложного стыда он боялся встретить лейтенанта Пархоменко (вдруг тот потом будет называть его маменькиным сынком). Именно поэтому Виктор внимательно всматривался в каждого встречного, пытаясь заранее разглядеть лейтенанта, чтобы вовремя свернуть с матерью на другую аллею. Но… лейтенанта Пархоменко нигде не было видно.
   Когда же на одной из аллей показалась Таня, Виктор кивнул на нее и сказал матери:
   - Видишь, девчонка, не больше меня, а в партизанах воюет.
   Мария Викторовна глубоко вздохнула и ничего не ответила. Не более двух часов провел Виктор с матерью, а когда она уехала, побежал разыскивать Таню. Нашел он ее в парке. Девочка одна сидела на скамейке и читала книгу. Виктор подсел к ней и спросил:
   - Чего читаешь?
   - «Войну и мир»,- не отрываясь от книги, ответила Таня.
   - Интересно?
   - Ага…
   - Ты кем хочешь быть, когда вырастешь? - неожиданно спросил Виктор.
   Таня подняла свои голубые глаза и пристально посмотрела на Виктора.
   - Я - врачом. Людей лечить буду. А ты?
   Виктор не ожидал встречного вопроса и несколько замешкался.
   - Ну, кем же ты будешь? - настойчиво повторила Таня.
   - Хочу в летчики,- неуверенно сказал он.
   - Наверно, вчера, после кинофильма, решил?
   - Не, я этот фильм до войны видел. Еще в школе с ребятами пели про любимый город.
   - А какой твой любимый город?
   - Ворошиловград и… Москва. После войны обязательно, поеду в Москву, посмотреть хочется…
   - Я Харьков люблю. Перед войной один раз там с отцом была, на всю жизнь запомнила.
   - А живете где?
   - Село Валки. То между Харьковом и Полтавой.
   Таня замолчала, видимо вспомнив родные места. Притих и: Виктор. Некоторое время ребята сидели молча.
   - Айда на пруд лягушек стрелять! - предложил вдруг Виктор.
   - У меня патронов мало.
   - Сколько?
   - Две обоймы, по семь штук.
   - Подумаешь, одну расстрелять можно.
   - А как семь на двоих поделим?
   - Твой пистолет, значит, четыре - тебе, а мне - три.- Видя, что Таня колеблется, Виктор проговорил: - Ну не жадничай… Пойдем… Я загадал…
   - Что загадал?
   - Если хоть в одну лягушку попаду, буду летчиком, а если нет, значит, не судьба.
   - Эх ты, а еще в летчики захотел… У летчиков знаешь какой характер? Им все нипочем. Летчик решит что-нибудь - обязательно своего добьется.
   - Откуда ты знаешь?
   - А вот знаю. У нас в отряде был один летчик. Сбили его под Киевом. Я его дядей Васей звала. Так он что скажет - обязательно сделает. Задумал раз мину смастерить- и смастерил. Потом этой миной немецкий эшелон под откос пустил.
   - А что? Я просто так загадал,- оправдываясь, перебил ее Виктор.- Могут и по здоровью не взять. Айда, пойдем постреляем.
   - Ладно уж, уговорил! - рассмеялась Таня.
   Она сорвала с ветки зеленеющий молодой листочек и, заложив им страницу, захлопнула книжку.
   - Только, чур, я первая буду стрелять,- тихо сказала она, поднимаясь со скамейки.
   - Ладно! - согласился Виктор.- Твой пистолет- тебе начинать.
   Вскоре со стороны пруда послышались редкие одиночные выстрелы.
 

* * *

 
   Капитан Потапов приехал в санаторий во время завтрака. До Первого мая оставалось еще два дня, и появление Потапова в столовой было для Виктора Пятеркина полнейшей неожиданностью. Завидев его еще в дверях, Виктор выбежал из-за стола.
   - Здравствуйте, Владимир Иванович! Вы кого ищете?
   - Никого не ищу. К тебе в гости пожаловал,- сказал Потапов, не выпуская руку паренька из своей огромной ладони.
   - Пойдемте завтракать.
   - А у тебя что, лишняя порция есть?
   - Не-е, здесь официантки хорошие. Мне всегда добавку дают, когда попрошу. Чего-нибудь и для вас найдут.
   - Нет, Виктор, спасибо. Я уже завтракал. А ты иди доедай. Я тебя в садике подожду. Разговор у нас будет с тобой серьезный.
   Виктор опустил глаза.
   - Небось из-за лягушек,- пробурчал он виновато.
   - Какие лягушки? - не понял Потапов.- Иди, иди. Ешь. Поговорим после завтрака.
   Он подтолкнул Виктора к столу, а сам повернулся и направился к выходу.
   «Уже нажаловался»,- подумал Виктор, вспомнив скандал, который учинил начальник санатория ему и Тане за стрельбу но лягушкам. Тогда Виктор был счастлив, что убил не одну, а целых две лягушки. Но радость эта была омрачена появлением возле пруда какого-то майора, оказавшегося начальником санатория. Тот накричал и на Виктора, и на Таню, грозил выгнать обоих из «лечебного учреждения». Эти слева особенно запомнились Виктору. А потом, пригласил их к себе в кабинет, записал, из каких частей они сюда прибыли, обещал сообщить командованию об их поведении, а под конец забрал у Тани пистолет и спрятал его в свой сейф…
   Больше всего Виктвр переживал за Таню. Он чувствовал себя виновником всех ее неприятностей. И не знал, как искупить перед ней вину. К счастью, на другой день Таня уже забыла о происшедшем и сама позвала Виктора прогуляться до пруда, а вскоре история со стрельбой по лягушкам и у Виктора вылетела из головы.
   Теперь же неожиданное появление капитана Потапова заставило его вновь вспомнить об этом. Доедая котлету с макаронами, Виктор думал о том, что скажет капитан Потапов. «Небось будет стыдить. А может, и не пустит больше к Дубровскому». Обжигаясь горячим чаем, Виктор выпил всего полстакана и выбежал из столовой.
   Капитан Потапов прогуливался неподалеку.
   - Ага, уже подкрепился? - спросил он, завидев паренька; Виктор молча кивнул.
   - Ну, тогда пройдемся по парку.- Потапов положил рук Виктору на плечо. И этот жест, и ласковый голос капитана, казалось бы, не предвещали ничего плохого.- Ты лейтенанта Пархоменко помнишь?
   Виктор был готов к любому вопросу, но этот оказался для него столь неожиданным, что, прежде чем ответить, он удивленно посмотрел на Потапова.
   - Ты молодец,- сказал тот.- Язык за зубами держать умеешь. Это похвально. Лейтенант Пархоменко на ту сторону собирался, поэтому и спрашивал у тебя про Малоивановку. Ну да ладно, другой человек нашелся, рассказал ему все, что нужно. Только теперь ему это уже ни к чему.- Потапов глубоко вздохнул, помолчал немного и продолжал: - Война, брат, ничего не поделаешь. Нет больше лейтенанта Пархоменко. Погиб при переходе линии фронта.
   Виктор ничего не ответил. Комок подкатил к горлу, на глаза навернулись слезы.
   - Он о тебе хорошо говорил. Сказал: «Этот хлопчик мне по-душе. Я бы с ним в любую разведку пошел». А сам не дошел… - Потапов молча подвел Виктора к первой попавшейся скамейке и предложил: - Присядем, сынок.
   Он впервые так назвал Виктора, и тот понял, что никакого разноса за лягушек не будет. Они сели рядом. В парке было тихо. Где-то в листве весело щебетали птицы.
   - Ну, рассказывай, как себя чувствуешь? Как нога? - спросил Потапов, пытаясь заглянуть в глаза паренька.
   - Хорошо, Владимир Иванович! Я давно выздоровел. Даже бегать могу.
   Боясь, что капитан может усомниться в его словах, Виктор попытался было встать, чтобы показать, как он бегает, но Потапов удержал его за рукав:
   - Ладно, ладно. Я тебе и так доверяю.
   - Значит, после праздника пустите меня к дяде Лене?
   - После праздника, говоришь? А тебе хочется здесь первомайский праздник отпраздновать?
   - Ага. У нас концерт будет. Московские артисты должны приехать. Интересно.
   Потапов глубоко вздохнул, задумался на мгновение, потом спросил:
   - А если без концерта останешься, обидно будет?
   - Как так? - удивился Виктор.
   - Понимаешь, сынок,- Потапов опять положил руку Виктору на плечо,- лейтенант Пархоменко к Дубровскому шел. А дело-то, видишь, как обернулось. Теперь на тебя надежда. И откладывать никак нельзя. Командованию нужны точные сведения о противнике. Возможно, у Дубровского кое-что уже есть. А без связного как он их нам передаст? Подумали мы и решили, если ты чувствуешь себя хорошо, надо еще до праздника отправляться тебе к Леониду.
   - Я согласный, - торопливо проговорил Виктор. - Война ведь теперь, Владимир Иванович. Думаете, я концертов не видел? Насмотрюсь еще, когда немца прогоним…
   - Ишь какой шустрый! - рассмеялся Потапов.- Ты с ответом не спеши. Поначалу скажи мне честно, нога не болит?
   - Не… Вот смотрите…
   Виктор вскочил со скамьи, запрыгал на одной ноге.
   - Это у тебя здорово получается. А боль-то чувствуешь?
   - Не… Даже ни капельки не больно.
   - Ну тогда садись. Продолжим наш разговор. Потапов дождался, пока Виктор сел рядом с ним.
   - Сегодня останешься еще здесь. Я должен договориться о месте перехода через линию фронта. Обеспечим тебе хорошее огневое прикрытие. Вероятнее всего, будешь переходить там же, где вы с Дубровским шли. Там тебе дорога до Малоивановки хорошо известна.
   - Ага, я там все помню.
   - Вот и прекрасно. В Малоивановке остановишься у сестер Самарских. Если у них от Дубровского есть весточка, будешь действовать, как он просит. Если нет - подождешь. Но не больше десяти дней. За это время присматривайся, какие части проходят, куда направляются. Следи за опознавательными знаками на машинах. Тогда с головой собаки у вас с Дубровским хорошо получилось. Эту собачью голову австрийские части на своих машинах рисуют. Для немцев легенда у тебя останется прежняя. Искал, мол, родителей. Не нашел и вернулся в Малоивановку. Здесь тети хорошие. Приглашали пожить у них, покуда отец с матерью не отыщутся. Понял? Кстати, Евдокии Остаповне письмо от мужа передашь. Отыскал я его.
   - Ага, понял. А когда идти надо?
   - Завтра утром пришлю за тобой машину. Приедешь к нам в штаб, там и решим. Вероятнее всего, послезавтра тебя проводим…
   - Тридцатого, значит, - быстро сосчитал Виктор.
   - Если сегодня двадцать восьмое, значит, тридцатого,- улыбнулся Потапов.- Уже месяц прошел с тех пор, как вы с Леонидом Дубровским первый раз уходили. Где он теперь, жив ли?
   - Конечно живой! У него немцы при мне несколько раз документы проверяли. Все было в порядке. А у них документ на главном месте.
   - Это верно. Ну, а наши с тобой пароли остаются прежними. Ты их не забыл?
   - Не-е!
   - Тогда повтори.
   - Когда вернусь к своим, скажу, что я Иванов. Попрошу доставить меня в штаб части. А там попрошу связаться с Соколом и доложить, что пришел связной от Борисова.
   - Все правильно! Молодец, Виктор! Ну, пойдем, проводишь меня.
   Они поднялись со скамьи и не торопясь зашагали по аллее парка. По военной выправке капитана Потапова, по мальчишеской походке Виктора Пятеркина со стороны могло показаться, что прибывший с фронта отец прогуливается с сыном. И вряд ли кто мог подумать, что идут два серьезных, деловых человека, связанных военной тайной.
 

5

 
   Фельдполицайсекретарь Рунцхаймер вернулся в плохом настроении. Переступив порог своего кабинета, он лишь слегка потрепал по ходке любимого пса. Отстранив его, Рунцхаймер подошел к столу, спросил отрывисто:
   - Надеюсь, у вас все готово, господин Дубровский?
   Еще при появлении Рунцхаймера Леонид вскочил со стула, вытянулся по стойке «смирно». Теперь же, не меняя позы, он взял со стола написанные листочки бумаги, подал их шефу.
   - На это не потребовалось много времени, господин фельдполицайсекретарь,- сказал он спокойно.- Моя биография, только начинается. Она уместилась всего на одной странице. Не знаю, правильно ли я написал обязательство о неразглашении тайны? Если что-нибудь не так, я готов переписать заново.
   Нервно перебирая листки бумаги, Рунцхаймер бегло просмотрел их и бросил на стол.
   - Здесь, кажется, все правильно.
   Эти слова он произнес уже мягче, но по тому, как шагнул к стулу, как резко на него опустился, чувствовалось, что в нем все еще кипит ярость.
   - Господин фельдполицайсекретарь, вы чем-то взволнованы?
   - Да! - Рунцхаймер пристально посмотрел на Дубровского. Его глаза метали молнии, ноздри и без того широкого носа вздулись, на лбу побагровел рубец.- Да! Да! Да! Но я не взволнован! Я взбешен! Я не понимаю этого русского упрямства, этой глупости. Один готов проглотить язык, готов умереть, чтобы не раскрыть рта. Другой готов забить его до смерти, чтобы выслужиться, чтобы показать свою преданность…
   Рунцхаймер бросил взгляд на Гараса и жестом разрешил ему подойти. Пес незамедлительно вскочил с подстилки, подбежал к хозяину, положил голову на его колени.
   - Извините, господин фельдполицайсекретарь, я не совсем понял. Что случилось?
   - Этот бандит, видимо, много знал. В его доме нашли оружие, радиоприемник. Я был уверен, что на допросе заставлю его заговорить. А этот болван Алекс… Он так бил его резиновой палкой, что бандит умер… Я был поражен. Обычно Алекс всегда выколачивал ценные… - Рунцхаймер осекся наполуслове, продолжил: - Может быть, Алекс забил бандита до смерти, чтобы тот не успел ничего сказать? Я помню, бандит что-то бормотал перед тем, как потерял сознание. Возможно, Алекс работает против нас?
   Ожидая ответа, Рунцхаймер вновь уставился на Дубровского. Леонид молча пожал плечами. Он не мог понять, куда клонит этот долговязый немец, продолжавший гладить собаку своей длинной волосатой рукой. «Если он сомневается в преданности Потемкина, то почему говорит об этом мне, новому сотруднику, которого только вчера взял к себе на работу?»
   Дубровский не знал, что Рунцхаймер приказал Потемкину присматривать за ним, для чего специально подселил его к Алексу.
   Рунцхаймер, думая об Алексе, заговорил вновь:
   - Да-да! Это не исключено. За ним следует понаблюдать. Я давно замечал, что Алекс излишне усердствует на допросах. Вероятно, он пытается доказать приверженность новому порядку. Тут, видимо, есть над чем поразмышлять…
   Рунцхаймер умолк, жестом отправил Гараса на место и вновь стал внимательно перечитывать биографию Дубровского. Леонид по-прежнему стоял навытяжку. Неожиданно тишину прорезал приглушенный расстоянием душераздирающий крик женщины. Рунцхаймер лишь на мгновение оторвал взгляд от листа бумаги, посмотрел в полуоткрытое окно и снова углубился в чтение. Прошло несколько томительных минут. Наконец он отложил биографию в сторону.
   - Я доверяю вам, господин Дубровский. Доверяю настолько, что прошу понаблюдать за этим Алексом. Постарайтесь выяснить: о чем он думает? какие у него помыслы? с кем он встречается после работы? О всех его высказываниях будете докладывать мне. С этого дня вы становитесь моим личным переводчиком. А Потемкин пусть помогает фельдфебелю Квесту.
   Дубровский представил себе, как по приказу Рунцхаймера должен будет избивать на допросах советских людей.
   - Но, господин фельдполицайсекретарь!…- начал было он и умолк.
   - Я вас слушаю! - Рунцхаймер выжидательно вытянул шею.
   - Мне хотелось бы поставить вас в известность. Я не переношу вида крови. В свое время я мечтал стать врачом и даже поступил в медицинский институт. Но в анатомичке мне сделалось плохо. Я потерял сознание. Только поэтому я бросил медицину и перешел в институт иностранных языков.
   - Ничего. Меня это не смущает. Я попробую сделать из вас мужчину. Распоряжение о вашем назначении я уже подписал. Можете получить паек, форму тайной полевой полиции и оружие. Паек - на кухне. Пистолет - у фельдфебеля Монцарта. Вы с ним уже вчера познакомились. Кстати, он по достоинству оценил ваше берлинское произношение. Фельдфебель Монцарт покажет вам также, где можно получить обмундирование. Но имейте в виду, наша часть на особом положении. Поэтому большинство моих сотрудников носит цивильную одежду. Вам тоже предоставлено право выбирать одежду по своему вкусу. Но по праздникам и на построениях - только военную форму. Вы поняли?
   - Да, господин фельдполицайсекретарь, я все понял!
   - Теперь несколько слов о вашей работе. Как мой личный переводчик, вы будете выполнять только мои поручения. Но в мое отсутствие вам могут поручить другую работу. Каждый унтер-офицер нашей внешней команды является для вас начальником. С моего разрешения следователи могут предложить вам помочь им в качестве переводчика при допросах заключенных. Кроме того, вы должны поддерживать связь с русской вспомогательной полицией, которая находится в непосредственном моем подчинении. Вы обязаны знать о всех, кого они задерживают. И докладывать мне, если среди задержанных в полиции окажутся коммунисты, бывшие советские руководящие работники, евреи и дезертиры германской армии. Да-да! К сожалению, у нас появились и такие. Далее, я поручу вам контроль за работой биржи труда. Там необходимо усилить вербовку молодых людей для отправки в Германию. Как видите, свободного времени у вас почти не остается. Вы поняли?