«Переезд», – записала Энджи.
   – Отлично. Со мной разобрались. Только ничего это не даст. – Мишель вдруг разозлилась на собственную бес­помощность, на ситуацию, в которую попала с детьми. – Глупо даже надеяться. Собственный бизнес! Новый дом! Какой смысл мечтать о том, что никогда не исполнится? У меня даже личного счета никогда не было, а уж своей фирмы… Поговорить о справедливости хорошо, но где ее взять?
   – Есть шанс, есть! – уверенно заявила Энджи. – Моз­гами придется пораскинуть, время потребуется и, возмож­но, помощь, но в конце концов выход мы найдем. – Она ткнула себя в грудь: – «Да здравствует женская независи­мость!»
   – Я тоже считаю, что выход найдется, – согласилась Джада. – Только нужно быть готовыми обойти закон или даже нарушить его. Одно плохо – деньги могут понадо­биться.
   Мишель расправила плечи и в упор взглянула на под­руг.
   – А знаете… как раз на этот вопрос у меня, думаю, ответ найдется.

ГЛАВА 48

   – Ой, девочки, не знаю – сумею ли я… Как, вы гово­рите, меня зовут?
   – Антея Карстерс, – напомнила Энджи.
   – И за кем я замужем? – продолжала допытываться Мишель.
   – Ну как же ты все забыла?! Твой муж – Чарльз Хендерсон Мойер, один из самых богатых и, безусловно, самый загадочный тип в мире. Идеальный вариант!
   – А что, если Рэйд спросит мой номер? – не унима­лась Мишель.
   – Ради всего святого, Мишель! – нетерпеливо выпа­лила Джада. – Не арестует же он тебя по телефону! Дрей­фишь? Тогда я сама. – Она протянула руку к аппарату.
   – Нет-нет, я готова, но… Джада сделала страшные глаза:
   – Тогда грома-адная ла-апа ко-опа выпрыгнет из труб­ки и вцепится тебе в горло! Господи, ну и трусишка же ты!
   – На этот счет не переживай, – заверила Энджи. – Никаких определителей там нет. Эндовер Патнэм – из­вестный ретроград; у него небось до сих пор все телефоны на фирме древние, с дисками.
   Заговорщицы устроились в кабинете Энджи, посколь­ку только в Центре Мишель рискнула показаться со своим разбитым, теперь уже в желто-зеленоватых разводах, ли­цом. Кроме того, только здесь можно было рассчитывать на относительное уединение.
   Мишель опустила глаза на лежащий перед ней листок. Три вечера подряд подруги разрабатывали и оттачивали планы отмщения, достижения справедливости и исполне­ния желаний. Сегодня приступили к первому, самому лег­кому, по мнению Энджи, этапу, а Мишель уже пытается дать задний ход. С замиранием сердца Энджи ждала, пока Мишель соберется с духом.
   – А что, если… – вновь завела та свою песню и осто­рожно прикоснулась к подбородку, —…к следующей неде­ле опухоль и синяки не пройдут?
   – Пройдут! А останутся – тем лучше: драматизма си­туации добавят. Рэйд обожает спасать несчастных жен­щин. Желательно блондинок. И только с неограниченны­ми счетами в банках.
   – Ладно, – вздохнула Мишель. – Не укусит же он меня по телефону, в самом деле!
   Набрав нужный код и номер, она назвала добавочный, и наконец в трубке раздался мужской голос.
   – Алло-оу, – с сексуальным придыханием произнесла Мишель. – Это мистер Рэйд Уэйкфилд?
   – Да.
   Она кивнула подругам, и у Энджи в бешеном ритме за­колотилось сердце.
   – А я – Антея Карстерс, – сообщила Мишель. – Мне порекомендовал вас один из ваших клиентов, мистер Уэйкфилд. Он весьма высоко оценил ваши деловые каче­ства.
   – Приятно слышать. Кто именно?
   – Боюсь, это конфиденциальная информация, кото­рую я не вправе разглашать. Могу лишь повторить его слова о том, что на вас и мистера Эндовера Патнэма можно полностью положиться, если речь идет о сохранении се­мейной тайны. – Мишель была довольна собой. «Конфи­денциальная информация», «не вправе разглашать»… Ши­карно звучит!
   – Сохранение семейных тайн входит в обязанности любого адвоката, – высокопарно заметили на другом кон­це провода. – Каждый клиент для нас – особенный и единственный в своем роде.
   – Видите ли, моя проблема действительно особенная; она касается наследства. – Мишель сделала вид, что за­пнулась, и помолчала немного. – Не хотелось бы обсуж­дать по телефону… Вы позволите встретиться с вами лично?
   – Разумеется! Но сначала я хотел бы…
   – Послушайте, деньги не имеют значения. Назовите любую сумму, и вы ее получите. – Круто! Мишель загля­нула в листок, чтобы еще чего-нибудь не забыть. – Говард уверял, что я могу быть с вами предельно…
   – Говард Симонтон?!
   Рэйд как-то упомянул при Энджи имя крупной финан­совой шишки, по уши увязшей в проблемах с законом. Мишель сдавленно ахнула:
   – Умоляю, больше ни слова! Забудьте, что я его назва­ла. Обещаете? – Забудешь как миленький, иначе нам всем крышка. Говард Симонтон слыхом не слыхивал ни о какой Антее Карстерс.
   – Уже забыл, – моментально отозвался Рэйд, и Ми­шель ухмыльнулась, уловив в его голосе новую подобо­страстную нотку.
   – Так как же насчет личной встречи, мистер Уэйк­филд?
   – О-о-о, да, конечно, никаких проблем. Когда вас уст­роит?
   – Пожалуй, во вторник. Часа в четыре.
   – В четыре тридцать, если не возражаете. Как правиль­но пишется ваше имя?
   Мимо ушей пропустил, как пить дать. Слава богу, я сама еще помню!
   – Антея Карстерс, – повторила Мишель. – Пишите как хотите. – И положила трубку.
   – У-у-у-ух ты-ы-ы!!! – завопила Джада. – Голубой экран много потерял, когда наша Мишель предпочла ка­рьеру домохозяйки.
   – Бесподобно! – воскликнула Энджи, кружась по комнате. – Просто бесподобно!
   Мишель распирало от гордости, чтобы не сказать само­довольства. Можешь, дорогая, когда захочешь!
   – Следующий номинант на «Оскара» – не кто иной, как великолепная Энджи Ромаззано, блистательно сыг­равшая в «Кошмаре на годовщину свадьбы» и «Облапошенной супруге»! – провозгласила она и вручила Энджи телефон.
   Джада расхохоталась.
   – Представляем клип из будущей картины под рабо­чим названием «Час отмщения»! – подхватила она, мас­терски копируя речь ведущей телепередачи «На ночь глядя».
   – Ладно, ладно! – Энджи замахала руками. – Я в вос­торге от вашей поддержки и спортивного духа.
   Она сняла трубку, набрала тот же номер, но назвала другой добавочный. В горле у нее внезапно пересохло.
   – Лиза Рэндалл! – прозвучал голос экс-лучшей по­други.
   – Привет, Лиза, это Энджи.
   В ответ – молчание. Уж не собралась ли она швырнуть трубку? Энджи подняла глаза на изнывающих от нетерпе­ния и любопытства Джаду и Мишель.
   – Послушай, Лиза… Мы не общались с того самого… словом, ты понимаешь. И я хочу сказать, что страшно переживаю. Я ведь не только мужа потеряла – нашему браку все равно пришел бы конец, – но, главное, лучшую подругу. А это гораздо хуже!
   Ф-фу! Справилась. Подруги отреагировали на этот спектакль по-разному: Мишель уткнулась лицом в ладони, явно помирая со смеху, а Джада, чтобы подавить хохот, как кляпом заткнула кулаком рот и выпучила глаза. Энджи от­благодарила обеих улыбкой кинозвезды.
   – Господи, Энджи… Признаться, я удивлена и тронуга до глубины души.
   Есть! Купилась-таки, куколка!
   – Возможно, нам уже не стать такими близкими по­другами, как раньше, – продолжала Энджи, – но мне бы очень хотелось встретиться с тобой, поговорить… Да! И я бы тебе кое-что отдала. Видишь ли, у меня остался перс­тень – подарок Рэйда на годовщину свадьбу. Скорее все­го, это бриллиант из фамильной коллекции, а он оправил его в фирме «Шрив, Крамп и Лоу». Я считаю, что перстень должен остаться в семье. Он твой по праву.
   – О-о-о, Энджи! – выдохнула Лиза. – Это так… так… благородно с твоей стороны! Я хочу сказать, по закону ты вовсе не…
   – Да ладно тебе, Лиза! При чем тут закон? Мне на этот перстень смотреть тяжело, а тебе он, возможно, доставит радость. – Энджи кивнула Джаде, которая оценила ее игру «на большой». – Я обитаю в Уэстчестере, но на следующей неделе могу на полдня слетать к тебе. Посидим где-нибудь, выпьем, я тебе перстень отдам, а потом съездим заберем из квартиры мои вещи. Ничего ценного, уверяю тебя: там пи­жама любимая осталась, дневник и прочая мелочовка. До­говорились?
   – Конечно! – Лиза даже осипла от жадности. – Поне­дельник и четверг у меня полностью забиты, а в остальные дни – когда угодно.
   – Вот и отлично. Я прикину и перезвоню, идет? – Она вскинула брови и скорчила гримаску подругам. – Ой, Лиза, чуть не забыла! Видишь ли, я все еще страшно зла на Рэйда, не хочу его видеть и не хочу, чтобы он узнал о на­шей встрече. Обещаешь, что это останется нашей тайной?
   – Само собой, – тут же ответила Лиза. Часики в ее алчном умишке уже затикали, отсчитывая секунды до мо­мента обладания фамильным бриллиантом Уэйкфилдов.
   – Спасибо. Я перезвоню. – Энджи повесила трубку. Джада вскочила со стула, Мишель последовала ее при­меру, и обе устроили подруге овацию.
 
   – Помните поговорку: «Чем женщине хуже, тем боль­ше она тратит»? – сказала Мишель. – А у нас есть для по­купок более важные причины: нужно приодеться к спек­таклю в Бостоне, а также присмотреть кое-что для нашей крошки-мамы, – она улыбнулась Энджи, – и для ее ма­ленького человечка. Не забыть бы особый прикид для шоу в Марблхеде.
   Джада озабоченно сдвинула брови:
   – Ты случаем в лотерею не выиграла, подруга? Если нет – нечего деньги на ветер швырять. Ради нас, во всяком случае.
   Энджи кивнула:
   – Ради меня уж точно не стоит. Я как-никак работаю.
   – Глупости! – возмутилась Мишель. – Кто меня вы­ручил, когда я с детьми оказалась на улице? Кто помогал, кормил-поил и утешал? Кстати, твоим ребятам, подруж­ка, – кивнула она Джаде, – понадобится летняя одежда. Держу пари, в это время года мы найдем что-нибудь под­ходящее только в отделе «Все для круиза» и за сумасшед­шие деньги, но тут уж ничего не поделаешь. – Она достала из сумочки кредитную карту «Виза». – Нужно успеть, пока наш лотерейный билет не потерял силу!
   Подруги пробыли в «Пассаже» до самого закрытия. Мишель не только одела Энджи с ног до головы до конца беременности, но и приданое новорожденному обеспечи­ла. Очень кстати, поскольку Энджи, как выяснилось, ничегошеньки в этом не смыслила и все порывалась набрать прелестных, но совершенно непрактичных вещичек.
   – Фрэнк Руссо платит! – провозгласила Мишель. – И это самое приятное. Вот вам единственное преимущест­во мужчин перед собаками – некоторые мужчины облада­ют золотыми «Визами».
   Джаду уломали купить слаксы из тончайшей кожи и слепяще-оранжевый шелковый свитерок в облипку.
   – Оч-чень сексуально. – Мишель причмокнула. – Как раз подойдет для нашего представления.
   Себе Мишель выбрала до смешного кургузый костюм­чик, который, однако, считался последним писком моды. Представив себя в этом на людях, Мишель едва удержа­лась от хохота, зато ее подруги, когда она вышла из приме­рочной, дали волю смеху.
   – О господи… – простонала Энджи. – Вот бы взгля­нуть, как ты будешь смотреться в священных стенах дети­ща Патнэма Эндовера!
   – По-твоему, чересчур? – смутилась Мишель.
   – Для Антеи Карстерс в самый раз. Будто с обложки «Гламура» сошла!
   Навьюченные пакетами, они решили оставить покупки в машине и перед возвращением домой перекусить в «Руби Тьюзди». Пока Мишель набивала пакетами багажник «Лексуса», подруги заняли столик в кафе.
   – Сегодня мой день, девочки! – объявила она торже­ственно, присоединившись к ним. – Прошу внимания, дамы и госпо… то есть – просто дамы! Я намерена сделать важное заявление. – Она вынула из сумочки визитку и подтолкнула к центру стола.
   «ЧИСТОТА ОТ ЗОЛУШКИ Фирма по уборке квартир. Моем, драим, натираем».
   – Боже правый! – ахнула Энджи. – Вот это да! Джада оторвала взгляд от картонного прямоугольника и уставилась на Мишель.
   – Умница, Золушка. Лучше не придумаешь. Ты ведь у нас королева чистоты.
   Мишель засияла, довольная произведенным эффектом.
   – Я уже много чего придумала. Хочу не только наво­дить чистоту, но и других этому учить. Как только придут первые отклики на объявление, начну набирать сотрудни­ков. Поначалу, конечно, сама буду ходить по домам, а потом надеюсь только контролировать. Четыре, максимум пять часов в день на работу, остальные – на детей. Как, по-вашему, получится?
   – По-моему, это гениально! – воскликнула Джада. Энджи с широченной улыбкой кивнула:
   – Фантастика! Да, но где же номер телефона? Забыла?
   – Нет… – Мишель запнулась. – Не забыла, но… Я ведь решила переехать…
   Все трое надолго умолкли.
   – Думаю, я справлюсь, девочки. С сентября определю детей в новую школу. Ничего, выживем.
   Им подали фаршированный картофель с пивом. Ми­шель снова достала кредитку, на этот раз вместе с ножни­цами, купленными во время набега на магазин. Однако сюрпризы не закончились.
   – На память от Фрэнка! – Она помахала тремя билета­ми до Бостона и обратно и вручила их Энджи. – Больше я от него подарков не принимаю. Отныне я, и только я, отвечаю за себя и своих детей!
   Мишель разрезала «Визу» пополам и каждую половин­ку еще раз пополам; затем проделала то же самое с кредит­ками «Америкэн Экспресс» и «Мастер-карт» – даже рука не дрогнула. Страха не было, скорее удовлетворение от собственной решимости. Через пару минут на тарелке из-под хлеба образовалась горка разноцветных квадратиков. Мишель подняла тарелку:
   – Не желаете ли по горсти новой валюты?
   – Виват, подруга! – Джада стиснула ее в объятиях. – Шагай вперед!
   – Да, но пирую я теперь за ваш счет.

ГЛАВА 49

   Джада при всем желании не нашла бы слов, чтобы опи­сать последнее свидание с детьми. Она добилась разреше­ния привезти ребят в квартиру Энджи, чтобы в кои веки побыть с ними наедине, если не считать миссис Пэтель. Идиотка! Дура круглая! Надеялась порадовать их, побало­вать горячими сандвичами с сыром, в конце концов, про­сто поваляться в обнимку на диване перед телевизором… Ничего-то у нее не вышло. Оказавшись в белоснежной полупустой гостиной Энджи, дети насторожились, как почуявшие опасность зверьки.
   – Это чей дом? – немедленно вопросил Кевон.
   – Не дом, малыш, а квартира. Я живу здесь с подругой.
   – Ты что, теперь любишь ее больше нас?
   – Нет, конечно! – Джада присела на корточки перед сыном. – Я люблю вас больше всех на свете.
   – Тогда почему ты здесь живешь, а не у нас дома?
   – Я бы с радостью, мое солнышко, но ваш папа пошел в суд, и судья мне запретил жить с вами. – Она понимала, что это объяснение не для шестилетнего ребенка, но дру­гого у нее не было. Да и что толку придумывать объясне­ния, если суть остается?
   – Мне здесь не нравится, – буркнула Шавонна. – Очень тесно.
   – Все-таки просторнее, чем в машине, – мягко возра­зила Джада. – К тому же здесь я могу приготовить вам что-нибудь вкусненькое. Как насчет сандвичей с сыром?
   – Давай! – с готовностью отозвался Кевон, а Шавонна лишь равнодушно пожала плечами.
   Пока лакомились горячими квадратиками и треуголь­ничками, все было спокойно, и даже Шавонна, казалось, оттаяла. Гром грянул, когда разделались с сандвичами, мо­локом и шоколадками. Шерили сползла с колен матери и поковыляла по коридору в сторону спален. Джада отвле­клась, чтобы включить видеомагнитофон, и исчезновение малышки обнаружила мгновением позже, чем следовало бы, – протопав во вторую спальню, Шерили уже завладела любимым плюшевым зайцем Дженны.
   Кевон влетел в спальню вслед за ней и застыл посреди­не, завороженно глядя на машинки и солдатиков Фрэнки.
   – Гляди! Шавонна, гляди, чего тут есть! – крикнул он и бросился в угол с игрушками.
   Постояв на пороге, Шавонна решительно шагнула к шкафу и дернула на себя дверцу.
   – Ты живешь здесь с другими детьми! – выпалила она с яростью, мотнув головой в сторону распялок с одеждой Дженны.
   – Не-ет! – завопил Кевон. – Не хочу, чтоб другие бы­ли! Мне машинки, мне!
   Следующие три четверти часа Джада успокаивала детей и втолковывала, откуда взялись детские вещи.
   – Тетя Мишель и дядя Фрэнк поссорились, поэтому тетя Мишель сейчас живет здесь с Фрэнки и Дженной.
   – Тогда почему мы здесь не живем? – резонно поинте­ресовался Кевон.
   Дженна обожгла его презрительным взглядом.
   – Дурак! Потому что мама не хочет с нами жить. Кевон разрыдался, Джада вновь и вновь пыталась все объяснить, но слова – это только слова. Никакими слова­ми не облегчить боль от предательства близкого человека. В общем, свидание превратилось в кромешный ад, и толь­ко. Миссис Пэтель сидела на краешке дивана безмолвно, недвижимо и бесстрастно, не выражая ни одобрения, ни порицания.
   – Ненавижу Тоню, – сквозь зубы процедила в машине Шавонна. – Думает, обдурила меня, а я ни единому ее слову не верю. И тебе не верю. Тебя я тоже ненавижу!
 
   После этого свидания Джада поняла, что так больше продолжаться не может. Она готова была схватить детей в охапку и увезти куда глаза глядят. Ведь через месяц-другой ребята просто-напросто откажутся с ней остаться – не от большой любви к Клинтону или Тоне, а от злости за то, что мать их бросила. Может быть, Барбадос – и впрямь выход? Джада решила все-таки связаться с пресловутым Сэмюэлем, на которого ее родители возлагали большие надежды. После долгих поисков она нашла-таки старый счет, на обороте которого нацарапала телефон, и набрала нью-йоркский номер.
   Сэмюэль не заставил ее ждать, хотя, чтобы услышать его голос, пришлось пообщаться с двумя секретаршами.
   – Вам повезло, что вы меня застали, миссис Джексон. Вечером я улетаю по делам, но на следующей неделе вер­нусь в Штаты. Правда, не в Нью-Йорк. Не могли бы вы прилететь в Бостон? Думаю, такие вопросы по телефону обсуждать не стоит.
   Ну не божий ли промысел? В жизни ведь в Бостоне не была, но как раз на следующую неделю там намечен «спек­такль в пользу Энджи»! Договорившись о встрече на втор­ник, Джада поблагодарила адвоката.
   – Пока не за что, миссис Джексон. Посмотрим, чем я смогу помочь.
 
   – Но это же… это же преступление, – взвизгнула Ми­шель так громко, что Джада невольно шикнула. Уложив Фрэнки и Дженну, подруги вновь собрались на военный совет в спальне Энджи.
   – Преступление?! Это мои дети!
   Теперь уже Джада повысила голос, но Мишель не хва­тило духу на нее шикнуть. Представить было страшно тот ад, в котором жила Джада, лишенная собственных детей, но вынужденная каждый день общаться с Дженной и Фрэнки, слушать их рассказы о школе, видеть, как они нежны с матерью.
   – Мы ведь решили подать апелляцию, – вмешалась Энджи. – Майкл уже задействовал свои каналы…
   – Забудь! – отмахнулась Джада. – Забудь и о Майкле, и об апелляции. Во-первых, слишком долго ждать, во-вто­рых, слишком велик шанс проиграть. А мои малыши стра­дают каждый божий день!
   – Но я ведь все-таки служитель закона, – заметила Энджи. – Пусть не идеальный, но пойти на преступле­ние…
   – Лучше преступление, чем детское горе, – отрезала Джада. – Сегодня, когда я взяла Шерили на ручки, она вся напружинилась и давай меня отпихивать. Понятно вам? Даже младенец понимает, что такое предательство! Боюсь, еще немного – и она меня уже не простит.
   Джада поднялась с кровати и принялась мерить шагами маленькую спальню Энджи. План побега почти сложился; если «Вольво» не подведет, все получится. Она останови­лась перед Мишель и Энджи.
   – Вы вовсе не обязаны мне помогать. Я сама справ­люсь.
   Энджи качнула головой:
   – Не выйдет. Такие дела в одиночку не делаются.
   – Кроме вас, у меня все равно никого нет. Вы не помо­жете – значит, я сама, – жестко заявила Джада. – Может быть, обращусь в одну из тех организаций, что помогают женщинам в беде.
   – Все они нарушают закон, Джада! Тебе придется скрываться годами… возможно, до конца жизни. А если попадешься – что, скорее всего, рано или поздно случит­ся, – сядешь на скамью подсудимых и окажешься за ре­шеткой.
   – Только если останусь в Штатах, – возразила Джада. – А если улечу куда-нибудь – на Барбадос, к при­меру…
   Мишель взяла ее руку в свою.
   – Я с тобой, дорогая. Говори, что нужно сделать, я на все согласна. Дети должны быть с мамой.
   Джада молча сжала ее руку.
   – Ну а если провал? – не унималась Энджи. Джада горько усмехнулась:
   – Хуже уже не будет.
   – По крайней мере, – выпалила Мишель, – ребята будут знать, что ты не предала их, что ради них ты даже преступила закон!
   – Верно, – согласилась Джада. Энджи тяжело вздохнула:
   – Ладно, я тоже с вами. – Она окинула взглядом свою располневшую фигуру. – Интересно, полосы на тюрем­ной робе вертикальные или горизонтальные? Горизон­тальные здорово толстят.

ГЛАВА 50

   – Как я, на ваш взгляд? Толстая? – спросила Энджи, покрутившись перед зеркалом.
   Мишель с Джадой в унисон кивнули:
   – Отлично!
   Расчет был именно на то, чтобы выглядеть раздобрев­шей, но не беременной. Сценарист, режиссер, художник по костюмам и актриса в одном лице, Энджи избрала для своей героини самую непривлекательную внешность. По возможности пригладив непокорные кудри, она стянула их в хвост на затылке и полностью отказалась от космети­ки. Так-с… Лизе перезвонила, встречу назначила, столик в ресторане заказала. Что еще?
   – Ой! Чуть самое главное не забыла! – Она обошла кровать и взяла с тумбочки пустую коробочку с золотым тиснением «Шрив, Крамп и Лоу».
   – Перстень я купила, – сказала Мишель, облаченная в свой новый костюм – очень правдоподобную версию на­ряда от Шанель, и при макияже, которого вполне хватило бы на всех троих. При этом подруги сошлись во мнении, что выглядит она не дешевой и доступной, но баснословно дорогой и доступной. – Прошу! – Фамильная драгоцен­ность. Подделку лучше ни за какие деньги не купишь, уж я-то знаю.
   – Только не вздумай вытащить ее при дневном свете, – предупредила она Энджи. – Стекляшка есть стекляшка; на солнце никого не обманет.
   Джада уже облачилась в апельсиновый свитер с глубо­ким вырезом и донельзя узкие кожаные брюки. Ради тако­го случая она посетила парикмахерскую, где ей соорудили на затылке умопомрачительный пучок из десятков тоню­сеньких косичек. Помаду она выбрала под цвет свитера и сотворила что-то колдовское с глазами. Колдовство это, похоже, потребовало пару килограммов косметики, но вы­глядела Джада потрясающе.
   – Тебе нужно всегда так одеваться, – одобрительно за­метила Энджи.
   – Было время – и одевалась, но в банке такой вид вряд ли оценили бы. Вот в своем супермаркете я, пожалуй, стала бы кассиршей года!
   – Обувь уже выбрала? – спросила Мишель.
   – Нет еще. Что посоветуешь, подруга? Туфли на шпильках или ботинки?
   Мишель задумалась, оглядев Джаду с головы до ног.
   – Я буду на шпильках, так что тебе, думаю, стоит на­деть ботинки. Вдруг мистер Уэйкфилд – любитель разно­образия?
   – Ну да! Хочешь, чтобы я выглядела как лесби?! – те­атрально возмутилась Джада.
   Энджи рассмеялась.
   – Именно! – Она взглянула на часы. – Итак, девочки, дети пристроены у Майкла, выглядим мы классно. Вперед! Сейчас главное – не опоздать на самолет.
 
   Мишель впорхнула в офис Рэйда Уэйкфилда и сразу поняла, что действительно выглядит классно, – с полдю­жины секретарш проводили ее завистливыми взглядами. В этот миг она чувствовала себя Золушкой, над которой крестная уже взмахнула волшебной палочкой. В джинсах и блузе было бы, конечно, гораздо привычнее и комфортнее, но чего не сделаешь ради подруги!
   Войдя в кабинет экс-супруга Энджи, она улыбнулась. Поднявшийся при ее появлении хозяин кабинета оказался очень высоким и в высшей степени привлекательным. «Не мой тип, – отметила Мишель, – но на его внешность при­рода не поскупилась. И он это знает. Красуется, сразу видно. И что в нем Энджи нашла? Впрочем, понятно – что… все мы падки на мальчишеское обаяние».
   – Мистер Уэйкфилд! – Мишель протянула руку.
   Рэйд наклонился через стол чуть дальше, чем было не­обходимо, и задержал ее ладонь в своей на долю секунды дольше принятого. Ха! Парень явно не промах. Мишель даже пожалела его невесту, но лишь на миг, пока не вспом­нила, что эта девица получит то, что заслужила.
   Рэйд предложил ей устроиться на диване, а сам, плотно закрыв дверь, уселся напротив и весь обратился в слух.
   – Мистер Уэйкфилд, – с застенчиво-простодушной полуулыбкой начала Мишель, – сразу признаюсь: по телефону я вам солгала.
   – Вот как?.. – Густая золотистая бровь словно по соб­ственной воле поползла вверх. – В чем именно? И зачем?
   – Антея Карстерс – не настоящее мое имя. Я назва­лась так только потому, что замужем за очень известным человеком, а мне не хотелось давить на вас до личной встречи.
   Рэйд стер с лица улыбку.
   – Видите ли… Брачное право – не моя специализа­ция; в основном я занимаюсь контрактами, но…
   Мишель подалась вперед и произнесла всего три слова:
   – Чарльз Хендерсон Мойер.
   У Рэйд а глаза полезли на лоб. Еще бы – кто ж не слы­шал о семействе Мойер с их баснословным состоянием, доставшимся от давно почившего отца, и немилосердной враждой между тремя оставшимися отпрысками. Их богат­ство было сравнимо лишь с их же ненавистью друг к другу.
   – Старший из братьев? – выдохнул Рэйд. Мишель кивнула:
   – Вы правы. Самый богатый и самый старший из них. Впрочем, его возраст меня не волновал, мистер Уэйкфилд. Мы прожили вместе одиннадцать лет, и я ни разу ни о чем не пожалела.