Страница:
— К чему было рисковать, почтеннейший? — мягко попенял ему Сокол. — Ты же не воин, тебе нашлось бы дело и внизу...
Толстяк выпрямился, губы его перестали дрожать.
— Я — Левая Рука, — сказал он с достоинством. — Без меня Хранитель будет однорук. Я не воин, это верно, и на стене от меня было мало пользы... но солдаты должны были видеть меня в бою!
Орешек с уважением взглянул на собеседника, который открылся ему с новой стороны.
— Ладно, у нас еще много дел... Где дарнигар?
— Дарнигар не может подойти, — неохотно отозвался один из наемников.
— Ранен? — встревожился Хранитель.
— Э-э... нет... он спит. И лучше его не будить, господин мой!
— «Ведьмин пепел», — сладким голосом подсказал Аджунес. — Годы, годы, берут свое! Харнат Дубовый Корень из Семейства... прошу прощения... Прешта... уже не тот, кем был в молодости!
Орешек усмехнулся: все становится на свои места, жизнь продолжается.
— Что ж, Левая Рука, тогда примешь командование ты. Распорядись: нужно сделать вылазку и перенести в крепость тела бойцов, сорвавшихся со стены. Кто-нибудь, возможно, еще жив, а у остальных будет костер и все молитвы, какие сумеют вспомнить наши жрецы.
Шайвигар бросил на Сокола быстрый удивленный взгляд и склонился в почтительном поклоне.
«Чему он удивляется? — вскользь подумал Орешек. — Кто еще позаботится о воинах, как не Хранитель? Это же моя крепость. Это мои люди».
29
30
Толстяк выпрямился, губы его перестали дрожать.
— Я — Левая Рука, — сказал он с достоинством. — Без меня Хранитель будет однорук. Я не воин, это верно, и на стене от меня было мало пользы... но солдаты должны были видеть меня в бою!
Орешек с уважением взглянул на собеседника, который открылся ему с новой стороны.
— Ладно, у нас еще много дел... Где дарнигар?
— Дарнигар не может подойти, — неохотно отозвался один из наемников.
— Ранен? — встревожился Хранитель.
— Э-э... нет... он спит. И лучше его не будить, господин мой!
— «Ведьмин пепел», — сладким голосом подсказал Аджунес. — Годы, годы, берут свое! Харнат Дубовый Корень из Семейства... прошу прощения... Прешта... уже не тот, кем был в молодости!
Орешек усмехнулся: все становится на свои места, жизнь продолжается.
— Что ж, Левая Рука, тогда примешь командование ты. Распорядись: нужно сделать вылазку и перенести в крепость тела бойцов, сорвавшихся со стены. Кто-нибудь, возможно, еще жив, а у остальных будет костер и все молитвы, какие сумеют вспомнить наши жрецы.
Шайвигар бросил на Сокола быстрый удивленный взгляд и склонился в почтительном поклоне.
«Чему он удивляется? — вскользь подумал Орешек. — Кто еще позаботится о воинах, как не Хранитель? Это же моя крепость. Это мои люди».
29
— Мне нужна новая столица!
Стройный молодой человек лет двадцати пяти сидел на мраморном бортике фонтана и скучающе швырял камешки, стараясь попасть в бьющую вверх тонкую струю. Почти каждый раз это ему удавалось.
Вокруг мягко шелестела листва, тонко перекликались птицы. На столике возле фонтана стояло блюдо с фруктами и орехами. Молодой человек не глядя протянул руку и взял с блюда яблоко.
— Ты меня слышишь? — раздраженно крикнул он в сторону белой беседки, стены которой были увиты плющом. — Чем ты так занята, что и ответить не можешь? Что-нибудь неотложное?
У входа в беседку тонко прозвенела завеса из длинных серебряных цепочек. Блестящий металлический поток расплеснулся в стороны, выпуская на солнышко высокую статную женщину.
— Ты меня звал? — ласково, чуть виновато спросила она. — Извини, не расслышала... Нет, ничего важного. Всего-навсего письмо от Хранителя Ашшурдага... предлагает новые меры борьбы с пиратами, полный бред...
Голос был красив и звучен, но сама женщина выглядела странно в этом веселом саду, полном пятен света, играющих на траве, и ручных белок, с цоканьем носящихся по ветвям. Причиной тому была ее мрачная одежда: черный бархатный балахон, расшитый золотыми еловыми веточками. Дорогой, роскошный траурный наряд.
Молодой человек вздрогнул.
— Не могу привыкнуть... — раздраженно бросил он. — На тебя смотреть страшно. Когда ты снимешь этот маскарадный костюм? Если б ты кого-нибудь потеряла, я знал бы... Или у тебя завелись секреты?
— Никаких секретов, — ровно и приветливо ответила женщина. — Я надела траур по себе, по своей молодости, по своим надеждам на счастье...
— Полный бред, — скопировал молодой человек интонации собеседницы.
— Что ж, бред так бред. Считай это моей причудой... или неосторожным обетом, который я когда-то дала богам. Скоро сниму траур, уж потерпи немного... Так что хотел сказать мне мой государь?
Джангилар Меч Судьбы, король Великого Грайана, нахмурился и метко запустил в струю фонтана еще один камешек.
— Мне нужна новая столица, — сказал он твердо, всем своим видом показывая, что не потерпит возражений.
— Да? — чуть насмешливо удивилась женщина. — Чем же тебе не угодил старый добрый Тайверан?
Она откинула капюшон, прикрыла большие, темные, широко поставленные глаза и запрокинула лицо навстречу солнечным лучам.
Женщину нельзя было назвать юной, но даже враг признал бы, что она прекрасна. Сейчас, замерев под жарким потоком солнца, позволив темному облаку волос выбиться из-под капюшона, она походила на дивной работы статую. Трудно было угадать возраст по этому великолепному лицу с правильными, соразмерными чертами. Высокий лоб говорил о незаурядном уме; черные дуги бровей с чуть приподнятыми у висков кончиками подчеркивали чистоту и белизну кожи, которая не нуждалась в притираниях и пудре. Безупречно гладкими были и красивые, чуть впалые щеки, и гордый прямой нос, и подбородок — твердый, энергичный, но отнюдь не грубой формы. Четко очерченные губы в легкой улыбке чуть обнажили ровные белые зубы. Была в этой улыбке некоторая надменность, еле заметное чувство превосходства над окружающими. Такими, должно быть, представляли себе богинь язычники в Темные Времена.
Будь этот лик создан из мрамора, он прославил бы ваятеля. Но эти же черты живого, не мраморного лица производили странное, тревожное впечатление и скорее отталкивали, чем притягивали мужчин. Пантера тоже прекрасна, но мало у кого возникнет желание почесать ее за ушком...
— Тайверан — всего лишь историческая реликвия, памятник древности! — говорил тем временем король, устремив задумчивый взгляд мимо красавицы. — Подумаешь, там короновался Лаогран Полночный Гром...
— И все его потомки, — мягко напомнила женщина, не открывая глаз. — И ты тоже...
— Ну и что? Река обмелела, торговля пошла на убыль... Что там осталось хорошего, кроме красивого дворца? В Тайверане хорошо растить малолетних принцев: тихо, спокойно, далеко от вражеских границ... Скука! Даже здесь, в Джаймире, я чувствую себя привольнее!
— И куда же мой король думает перенести столицу? В Джаймир?
— Никуда. Я воздвигну новый город, сильный и прекрасный! Сейчас велю принести карту и покажу по меньшей мере три места, просто созданные для того, чтобы там была столица.
Женщина открыла глаза и вскинула голову. Дело становилось опасным! Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы этот дорогостоящий и несвоевременный замысел пустил глубокие корни в воображении молодого, увлекающегося короля.
— Потом покажешь, — с напускным равнодушием проговорила она. — Не совсем понимаю, зачем тебе это нужно. Столица — символ, сердце страны, хранящее память о великом прошлом. Какой город подходит для этого лучше, чем Тайверан? Ты сам назвал его памятником древности...
— Не важно! — упрямо дернул плечом молодой король. — Я отложу в сторону пыльный том Истории, исписанный до последней страницы, и начну новый, с первых строк. Прикажи подсчитать, сколько потребуется денег и рабов для возведения новой столицы. Место я укажу сегодня вечером.
«Ого, — ужаснулась женщина, — это уже серьезно! Красивую фразу про пыльный том Истории он сочинил заранее, когда обдумывал эту жуткую идею... так, теперь главное — не спорить с ним. Он с детства упрям».
Как наяву, встал перед ней темноволосый малыш, любимыми словами которого были «дай!», «хочу!» и «не буду!». Если в руки принцу попадал опасный предмет — отцовский кинжал или головня из очага, — слуги сходили с ума, не зная, как отнять у маленького господина его новое сокровище. Силой лучше было не пробовать — наследник престола вопил, кусался и брыкался. И уговоров слушать не желал.
Но она, тогда еще девочка-подросток, знала секрет: Джангилар не играет двумя игрушками одновременно. Нужно ласково подсунуть ему что-нибудь яркое, приманчивое, — и он бросит то, что у него в руках.
Именно это она сейчас и собиралась проделать: повертеть у него перед глазами любимую, но временно забытую игрушку, чтобы отвлечь от новой затеи, которая может дорого обойтись всему Грайану.
— Сделаю, — со вздохом сказала она. — Придется повысить налоги, но раз ты велишь... Правда, это вызовет бунты, особенно в северных провинциях, что поглядывают в сторону Силурана. И Проклятые острова, которые ты с таким героизмом завоевал, поспешат под шумок отделиться. Но если мой король хочет новую столицу — он ее получит. Только приготовься к тому, что понадобится каждый медяк, который можно будет вытрясти из казны. От многих трат придется отказаться...
Король выпрямился с видом человека, готового хоть на нищету.
— Знаешь, — задумчиво произнесла женщина, — из того, чем придется пожертвовать, мне больше всего жаль твоей тяжелой конницы. Вот что действительно могло прославить имя Джангилара в веках! Впрочем, что я понимаю в военном деле! Вероятно, затея себя не оправдала, раз ты с такой легкостью от нее отказываешься...
Король вскочил так резко, что спугнул двух нахальных белочек, подбиравшихся к орехам на блюде.
— Отказываюсь?! Но это же такая замечательная мысль! Да ты сама подумай, Нурайна: до сих пор конница имела перед пехотой преимущество лишь в скорости и маневренности, а теперь...
Нурайна потянулась к блюду с фруктами, чтобы скрыть улыбку. Все шло отлично. Главное — дать Джангилару выговориться.
— Когда Авибран Светлая Секира воевал с Наррабаном, наша пехота легко била наррабанскую конницу... — сказала она с видом робкой ученицы, заранее зная, что услышит в ответ.
— Конечно, хотя их конница лучше нашей. Они там, в Наррабане, изумительные наездники, срастаются с лошадиной спиной... Представляешь, берет такой смуглый удалец поводья в зубы, а в каждую руку — по кривой сабле... и летит в атаку, да еще и выть ухитряется, это с поводьями-то в зубах! Но наша пехота становилась «ежиком» — впереди копейщики, за ними лучники... и отражала набеги этой верховой стаи! Ведь на коне и сила удара не та, и оружие потяжелее не возьмешь — ни копья тебе, ни топора! Попробуй-ка ударить тяжелым копьем, когда сидишь на конском хребте, как кошка на заборе!..
— Я-то и пробовать не стану... — кротко сказала женщина. — Но ведь у конников тоже были луки...
— Короткие! Боевой лук в седле не натянешь, про арбалеты и речи нет... Другое дело — теперь!.. Какая же великолепная вещь это новое седло с упором для ног! Ну и умная голова у этого мастера из Яргимира!
— Ты правильно сделал, что позволил ему основать Род, — серьезно кивнула Нурайна.
— Конечно! Он заслужил!.. Знаешь, как смеялись яргимирские дурни, у которых он хотел получить заказы на свою придумку! Мы, мол, не дети, можем без подпорок в седле усидеть!.. Хорошо, что у мастера хватило настойчивости и дерзости дойти до меня!
— Подожди, — припомнила женщина, — но смотритель дворцовой библиотеки нашел недавно что-то такое в древних рукописях... Не то в Темные, не то в Огненные Времена были такие седла...
— В Темные, — кивнул король. — Было племя в долине Сладких Ручьев... но малочисленное, соседи его истребили без войны — хитростью, коварством. А почему такие седла забытыми оказались — не знаю... Кстати, упор для ног назывался — стремена. Очень мне это слово нравится...
— Хорошее слово, — улыбнулась Нурайна. — Рада слышать, что ты не отказался от своей мечты.
— Отказаться от такого?! У меня сейчас три сотни, а со временем будет — десять тысяч всадников!
— Десять тысяч обученных лошадей, не боящихся ни лязга оружия, ни крови, ни криков, — начала подсчитывать женщина. — Обучение десяти тысяч всадников... ах да, плата им... Десять тысяч седел с этими — стременами, да?.. Специальные попоны для коней, да фураж, да лечение, да зимние конюшни на десять тысяч голов — у нас не Наррабан, свободным выпасом не обойдешься. Рабы-конюхи, рабы-кузнецы... Трудно будет сочетать это со строительством новой столицы!
Король дернулся, словно разбуженный от дивного сна.
— Это же не сейчас — десять тысяч... со временем...
— Да, — сочувственно и горько сказала женщина. — Со временем... Ты станешь дряхлым, не сможешь вскочить в седло и повести конницу к победам. Это сделают твои внуки — молодые и сильные, как ты сейчас. А ты будешь глядеть им вслед и старческими губами возносить за них молитвы. Ты великий король, если умеешь за сегодняшним днем видеть завтрашний, умеешь радоваться радостям своих потомков...
На лице Джангилара было ясно написано, что плевать ему на паршивцев-потомков, которых еще и на свете нет, и что он не собирается воссылать старческие молитвы за чьи бы то ни было победы.
— Ну, с новой столицей можно и подождать... — неохотно буркнул он.
— Как скажешь, — не стала возражать Нурайна. — К тому же с тяжелой конницей ты вновь раздвинешь границы. Кто знает, где ты тогда захочешь воздвигнуть свою столицу?
Король расхохотался... но вдруг оборвал смех и с досадой взглянул на собеседницу.
— Обошла ты меня с флангов! — признал он. — Как захотела, так и сделала. И не смей спорить! Иногда я думаю: а кто я такой? В худшем случае — подставка для короны, в лучшем — полководец великой королевы. Ведь ты и есть правительница этой страны, Нурайна, хоть и не восседаешь не престоле!
Темные глаза женщины вспыхнули. Она подалась вперед и положила красивую ладонь на руку короля.
— Никогда не говори так, не думай так! — воскликнула она искренне и горячо. — Все, все в моей жизни — твое и для тебя! Если я иногда помогаю тебе советами — да просветлят боги мой разум! — то это лишь капля в уплату моего вечного долга тебе! Думаешь, я не понимаю, как сложилась бы моя судьба, если бы ты не захотел признать меня своей сестрой! Одно твое слово — и я отправилась бы прислуживать на кухню, как моя мать!
— Что за чушь! — возмутился Джангилар. — В тебе течет королевская кровь!
— В ком она только не течет! Сам знаешь, как скромен, воздержан и разборчив был наш отец. Покажи мне хоть одну старуху-прислужницу, которая в дни своей юности не спала с королем! Никто и не пытался сосчитать, сколько у него таких, как я...
— Что верно, то верно! — ухмыльнулся Джангилар. — Но имя-то он дал только тебе!
Нурайна твердо сжала губы. Она и в самом деле не понимала, почему Бранлар, всегда безразличный к судьбам своих отпрысков, которых прижил с кем попало, вдруг выделил из этого выводка дочь кухонной рабыни, дал девочке имя и тем самым признал свое отцовство.
— Да, — согласилась она, — на кухню я, пожалуй, не попала бы... Но все же я не Дочь Клана. Ты мог выделить мне небольшое приданое и сплавить с глаз подальше. Никто не заставлял тебя относиться ко мне так же, как к законным сестрам.
— Относиться к тебе так же, как к законным сестрам! — Джангилар развеселился от этой мысли, как от самой удачной шутки. — Относиться... к тебе... так же... ой! Ты — и два безмозглых мышонка, у которых на уме только тряпки да кавалеры! Ой, сравнила!..
Улыбнулась и Нурайна.
— Зря ты так, они милые девочки... кстати, им замуж пора, мы с тобой еще об этом подумаем.
— Не мы подумаем, а ты подумаешь! — махнул рукой король. Его мимолетная обида прошла. — Как и о государственных делах... А я займусь тем, на что у меня хватает мозгов: армией. Тяжелой конницей! Всадники в стальных доспехах, какие носила когда-то гвардия в королевстве Алых Скал! Кони в кожаных попонах, на мордах — железные маски... кузнецы расстарались — на маски взглянуть страшно! Ах, какая конница! Какие воины! Жаль, нет случая испытать их в деле...
— Вы с Каррао и так гоняете бедняг без пощады...
— Да, Волк держит их в седле днем и ночью, он так же бредит тяжелой конницей, как и я! Любо смотреть, как поднимаются наши всадники по тревоге. Им бы хороший бросок... и хотя бы одну серьезную стычку! Все эти учебные схватки не заменят настоящего боя!
— У них будет настоящий бой, — медленно и ровно сказала женщина. В ее голосе прозвучало холодное отчуждение.
Король тревожно взглянул на старшую сестру. Она резко побледнела, крепко сцепила руки. Зрачки ее сильно расширились, глаза стали похожи на два бездонных колодца.
— У них будет бой. На равнине неподалеку от Ваасмира. Спеши, король! Поднимай по тревоге свои сотни! Меняйте на ходу коней, ешьте и спите в седлах, но торопитесь, ибо грянула беда!
Она закрыла глаза и потерла виски ладонями. Красивое лицо мучительно исказилось.
Джангилар, по-детски приоткрыв рот, смотрел на старшую сестру, обладавшую дивным даром Второго Зрения.
— Что это было? — шепотом спросил он.
— Не знаю... голова болит... Я видела колонну пехоты, несколько сотен... и твердо знала, что это враги... и что это где-то поблизости от Ваасмира.
— Это происходит сейчас или...
— В будущем, в близком будущем.
— Но это не может быть рядом с Ваасмиром! Там же все спокойно! Или... неужели в городе мятеж?
— Это не было похоже на толпу мятежников. Красивый ровный строй.
— Взбунтовался ваасмирский гарнизон? Быть того не может...
Где-то за деревьями прозвенел гонг. Белочки встревоженно поднялись на задних лапках, но быстро успокоились.
— Прибыл гонец, — озабоченно сказал король. — Оставайся здесь. Незачем слугам видеть тебя такой...
Нурайна благодарно кивнула, чуть не потеряв при этом сознания. Она всеми силами скрывала от посторонних дар Второго Зрения... как и другие свои способности, которые были секретом даже от короля.
Женщина сползла на песок и прислонилась щекой к бортику фонтана. Она отдыхала, ни о чем не думая, и даже не заметила, как вернулся брат.
Джангилар был в радостном возбуждении.
— Ты умница, колдунья моя! Вот что значит кровь Первого Дракона! На Рудном Кряже — бунт рабов, и какой бунт! Три подземных поселка объединились и пробились наверх. К ним присоединилось много мерзавцев из охраны. Сотни три-четыре мятежников наберется! Да не по лесам разбежались, а с оружием в руках идут в Силуран. А ведь Рудный Кряж — в той же стороне, что и Ваасмир, ненамного ты ошиблась. Эх, поведу свою конницу на легкую добычу!..
— Я не ошиблась... — начала было Нурайна, но король уже исчез.
Женщина вернулась в беседку и попыталась вчитаться в письмо Хранителя Ашшурдага, но не смогла сосредоточиться и раздраженно отшвырнула свиток.
Вошла старая служанка, склонилась над сидящей госпожой, что-то зашептала.
Щеки Нурайны окрасились легким румянцем.
— Да как он посмел?! Я же приказала ему больше здесь не появляться!
— Прикажешь выгнать в шею, светлая госпожа?
— Нет, — чуть помедлив, решила Нурайна. — Я с ним поговорю.
В беседку шагнул, усердно кланяясь, тощий, благообразный, чисто одетый старичок.
— Зачем ты пришел! Я же ясно сказала, что хочу обо всем забыть! Чего ты хочешь? Денег? Не получишь ни медяка! Или думаешь продать кому-нибудь мою тайну? В добрый час! Кого интересуют старые женские секреты?
Старичок так испуганно замахал руками, что Нурайна замолчала.
— Что ты, что ты, ясная госпожа, да хранят тебя Безликие! Разве бы я осмелился?.. Твой верный слуга принес тебе письмо!
— Письмо? Но... от кого же?
— От кого раньше носил, от того и сегодня принес.
Женщина побелела. Пальцы ее стиснули бархат траурного балахона.
— Он... он жив?!
— Не ведаю, светлая госпожа, девять лет я его не видел. Он, когда уходил, письмо для тебя оставил. И наказал, чтоб я его отнес не когда-нибудь, а в двести девяностом году, в десятый день Звездопадного месяца. Уж прости, госпожа, припоздал я, память уже не та, что прежде...
Неверной рукой взяла Нурайна свернутый в трубку лист плотной бумаги.
— Послание из Бездны... Что ж, ступай. Я прикажу, чтобы тебе заплатили.
Еще раз поклонившись, старик ушел.
Женщина тоже вышла из беседки, села на бортик фонтана и заставила себя развернуть письмо. Пальцы, обычно твердые и послушные, дрожали, взгляд метался по бумаге, не узнавая букв, не понимая смысла написанного. Не сразу сумела она разобрать четкие строки, полные горькой нежности и прощальной тоски. Прочла — и задохнулась, захлебнулась от отчаяния, от невозможности вернуть прошлое. Потоком хлынули слезы — а она-то думала, что разучилась плакать!
Закрыв лицо руками, гордая и холодная Нурайна рыдала, оплакивая единственную свою любовь, потерянную так давно, а теперь навеки исчезнувшую в Бездне. Последний раз в жизни, дав волю чувствам, женщина всхлипывала, вслух звала человека, который больше не откликнется ни на чей зов. И казалось ей, что все в жизни было напрасно и впустую, что отныне и до Бездны не будет ничего, кроме серого перегоревшего пепла прошлых дней.
Обессилев от рыданий, женщина затихла, уронив письмо на песок.
Где-то за оградой сада (в другой, другой жизни!) раздался заливистый смех — что-то развеселило служанок.
Нурайна вздрогнула и выпрямилась, словно это смеялись над ней.
Она сошла с ума! Что она себе позволяет? Закатила безобразную истерику... вздумала сокрушаться о том, чего все равно не вернешь... да и ни к чему возвращать! Скоро окончится срок траура, она снимет этот мрачный балахон и заставит себя обо всем забыть... И не хватало еще, чтобы слуги застали всесильную королевскую сестру в таком позорно зареванном виде!
Нурайна склонилась над фонтаном, поспешно бросая в лицо пригоршни холодной воды. На ноги поднялась уже прежняя женщина — сдержанная, властная, гордая.
Взгляд отыскал на песке скомканное письмо. Что-то в нем было... что-то настолько необычное, что даже под наплывом чувств задержало ее внимание... что-то очень важное...
Подняв письмо, Нурайна перечла его — отстранение, как чужое.
И застыла, вскинув руку ко рту, словно пытаясь заглушить беззвучный крик. Не может быть! Как могла она сразу не заметить такое!..
— Безумец, — шепнули бескровные губы. — Даже не запечатал... и доверил старому дураку...
Ибо хранило то письмо ключ к тайне, способной потрясти страны и народы и изменить лицо мира.
Два слова багряным отсветом полыхнули в душе женщины, затмевая только что прочитанные прощальные строки любви.
Душа Пламени.
Первым порывом Нурайны было догнать брата, рассказать обо всем. Но усилием воли женщина сдержалась. Потом. Это потом. Сначала обдумать все как следует самой. Но еще раньше сжечь опасное письмо. Перечитать, выучить наизусть и сжечь. И растереть пепел меж ладонями.
Стройный молодой человек лет двадцати пяти сидел на мраморном бортике фонтана и скучающе швырял камешки, стараясь попасть в бьющую вверх тонкую струю. Почти каждый раз это ему удавалось.
Вокруг мягко шелестела листва, тонко перекликались птицы. На столике возле фонтана стояло блюдо с фруктами и орехами. Молодой человек не глядя протянул руку и взял с блюда яблоко.
— Ты меня слышишь? — раздраженно крикнул он в сторону белой беседки, стены которой были увиты плющом. — Чем ты так занята, что и ответить не можешь? Что-нибудь неотложное?
У входа в беседку тонко прозвенела завеса из длинных серебряных цепочек. Блестящий металлический поток расплеснулся в стороны, выпуская на солнышко высокую статную женщину.
— Ты меня звал? — ласково, чуть виновато спросила она. — Извини, не расслышала... Нет, ничего важного. Всего-навсего письмо от Хранителя Ашшурдага... предлагает новые меры борьбы с пиратами, полный бред...
Голос был красив и звучен, но сама женщина выглядела странно в этом веселом саду, полном пятен света, играющих на траве, и ручных белок, с цоканьем носящихся по ветвям. Причиной тому была ее мрачная одежда: черный бархатный балахон, расшитый золотыми еловыми веточками. Дорогой, роскошный траурный наряд.
Молодой человек вздрогнул.
— Не могу привыкнуть... — раздраженно бросил он. — На тебя смотреть страшно. Когда ты снимешь этот маскарадный костюм? Если б ты кого-нибудь потеряла, я знал бы... Или у тебя завелись секреты?
— Никаких секретов, — ровно и приветливо ответила женщина. — Я надела траур по себе, по своей молодости, по своим надеждам на счастье...
— Полный бред, — скопировал молодой человек интонации собеседницы.
— Что ж, бред так бред. Считай это моей причудой... или неосторожным обетом, который я когда-то дала богам. Скоро сниму траур, уж потерпи немного... Так что хотел сказать мне мой государь?
Джангилар Меч Судьбы, король Великого Грайана, нахмурился и метко запустил в струю фонтана еще один камешек.
— Мне нужна новая столица, — сказал он твердо, всем своим видом показывая, что не потерпит возражений.
— Да? — чуть насмешливо удивилась женщина. — Чем же тебе не угодил старый добрый Тайверан?
Она откинула капюшон, прикрыла большие, темные, широко поставленные глаза и запрокинула лицо навстречу солнечным лучам.
Женщину нельзя было назвать юной, но даже враг признал бы, что она прекрасна. Сейчас, замерев под жарким потоком солнца, позволив темному облаку волос выбиться из-под капюшона, она походила на дивной работы статую. Трудно было угадать возраст по этому великолепному лицу с правильными, соразмерными чертами. Высокий лоб говорил о незаурядном уме; черные дуги бровей с чуть приподнятыми у висков кончиками подчеркивали чистоту и белизну кожи, которая не нуждалась в притираниях и пудре. Безупречно гладкими были и красивые, чуть впалые щеки, и гордый прямой нос, и подбородок — твердый, энергичный, но отнюдь не грубой формы. Четко очерченные губы в легкой улыбке чуть обнажили ровные белые зубы. Была в этой улыбке некоторая надменность, еле заметное чувство превосходства над окружающими. Такими, должно быть, представляли себе богинь язычники в Темные Времена.
Будь этот лик создан из мрамора, он прославил бы ваятеля. Но эти же черты живого, не мраморного лица производили странное, тревожное впечатление и скорее отталкивали, чем притягивали мужчин. Пантера тоже прекрасна, но мало у кого возникнет желание почесать ее за ушком...
— Тайверан — всего лишь историческая реликвия, памятник древности! — говорил тем временем король, устремив задумчивый взгляд мимо красавицы. — Подумаешь, там короновался Лаогран Полночный Гром...
— И все его потомки, — мягко напомнила женщина, не открывая глаз. — И ты тоже...
— Ну и что? Река обмелела, торговля пошла на убыль... Что там осталось хорошего, кроме красивого дворца? В Тайверане хорошо растить малолетних принцев: тихо, спокойно, далеко от вражеских границ... Скука! Даже здесь, в Джаймире, я чувствую себя привольнее!
— И куда же мой король думает перенести столицу? В Джаймир?
— Никуда. Я воздвигну новый город, сильный и прекрасный! Сейчас велю принести карту и покажу по меньшей мере три места, просто созданные для того, чтобы там была столица.
Женщина открыла глаза и вскинула голову. Дело становилось опасным! Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы этот дорогостоящий и несвоевременный замысел пустил глубокие корни в воображении молодого, увлекающегося короля.
— Потом покажешь, — с напускным равнодушием проговорила она. — Не совсем понимаю, зачем тебе это нужно. Столица — символ, сердце страны, хранящее память о великом прошлом. Какой город подходит для этого лучше, чем Тайверан? Ты сам назвал его памятником древности...
— Не важно! — упрямо дернул плечом молодой король. — Я отложу в сторону пыльный том Истории, исписанный до последней страницы, и начну новый, с первых строк. Прикажи подсчитать, сколько потребуется денег и рабов для возведения новой столицы. Место я укажу сегодня вечером.
«Ого, — ужаснулась женщина, — это уже серьезно! Красивую фразу про пыльный том Истории он сочинил заранее, когда обдумывал эту жуткую идею... так, теперь главное — не спорить с ним. Он с детства упрям».
Как наяву, встал перед ней темноволосый малыш, любимыми словами которого были «дай!», «хочу!» и «не буду!». Если в руки принцу попадал опасный предмет — отцовский кинжал или головня из очага, — слуги сходили с ума, не зная, как отнять у маленького господина его новое сокровище. Силой лучше было не пробовать — наследник престола вопил, кусался и брыкался. И уговоров слушать не желал.
Но она, тогда еще девочка-подросток, знала секрет: Джангилар не играет двумя игрушками одновременно. Нужно ласково подсунуть ему что-нибудь яркое, приманчивое, — и он бросит то, что у него в руках.
Именно это она сейчас и собиралась проделать: повертеть у него перед глазами любимую, но временно забытую игрушку, чтобы отвлечь от новой затеи, которая может дорого обойтись всему Грайану.
— Сделаю, — со вздохом сказала она. — Придется повысить налоги, но раз ты велишь... Правда, это вызовет бунты, особенно в северных провинциях, что поглядывают в сторону Силурана. И Проклятые острова, которые ты с таким героизмом завоевал, поспешат под шумок отделиться. Но если мой король хочет новую столицу — он ее получит. Только приготовься к тому, что понадобится каждый медяк, который можно будет вытрясти из казны. От многих трат придется отказаться...
Король выпрямился с видом человека, готового хоть на нищету.
— Знаешь, — задумчиво произнесла женщина, — из того, чем придется пожертвовать, мне больше всего жаль твоей тяжелой конницы. Вот что действительно могло прославить имя Джангилара в веках! Впрочем, что я понимаю в военном деле! Вероятно, затея себя не оправдала, раз ты с такой легкостью от нее отказываешься...
Король вскочил так резко, что спугнул двух нахальных белочек, подбиравшихся к орехам на блюде.
— Отказываюсь?! Но это же такая замечательная мысль! Да ты сама подумай, Нурайна: до сих пор конница имела перед пехотой преимущество лишь в скорости и маневренности, а теперь...
Нурайна потянулась к блюду с фруктами, чтобы скрыть улыбку. Все шло отлично. Главное — дать Джангилару выговориться.
— Когда Авибран Светлая Секира воевал с Наррабаном, наша пехота легко била наррабанскую конницу... — сказала она с видом робкой ученицы, заранее зная, что услышит в ответ.
— Конечно, хотя их конница лучше нашей. Они там, в Наррабане, изумительные наездники, срастаются с лошадиной спиной... Представляешь, берет такой смуглый удалец поводья в зубы, а в каждую руку — по кривой сабле... и летит в атаку, да еще и выть ухитряется, это с поводьями-то в зубах! Но наша пехота становилась «ежиком» — впереди копейщики, за ними лучники... и отражала набеги этой верховой стаи! Ведь на коне и сила удара не та, и оружие потяжелее не возьмешь — ни копья тебе, ни топора! Попробуй-ка ударить тяжелым копьем, когда сидишь на конском хребте, как кошка на заборе!..
— Я-то и пробовать не стану... — кротко сказала женщина. — Но ведь у конников тоже были луки...
— Короткие! Боевой лук в седле не натянешь, про арбалеты и речи нет... Другое дело — теперь!.. Какая же великолепная вещь это новое седло с упором для ног! Ну и умная голова у этого мастера из Яргимира!
— Ты правильно сделал, что позволил ему основать Род, — серьезно кивнула Нурайна.
— Конечно! Он заслужил!.. Знаешь, как смеялись яргимирские дурни, у которых он хотел получить заказы на свою придумку! Мы, мол, не дети, можем без подпорок в седле усидеть!.. Хорошо, что у мастера хватило настойчивости и дерзости дойти до меня!
— Подожди, — припомнила женщина, — но смотритель дворцовой библиотеки нашел недавно что-то такое в древних рукописях... Не то в Темные, не то в Огненные Времена были такие седла...
— В Темные, — кивнул король. — Было племя в долине Сладких Ручьев... но малочисленное, соседи его истребили без войны — хитростью, коварством. А почему такие седла забытыми оказались — не знаю... Кстати, упор для ног назывался — стремена. Очень мне это слово нравится...
— Хорошее слово, — улыбнулась Нурайна. — Рада слышать, что ты не отказался от своей мечты.
— Отказаться от такого?! У меня сейчас три сотни, а со временем будет — десять тысяч всадников!
— Десять тысяч обученных лошадей, не боящихся ни лязга оружия, ни крови, ни криков, — начала подсчитывать женщина. — Обучение десяти тысяч всадников... ах да, плата им... Десять тысяч седел с этими — стременами, да?.. Специальные попоны для коней, да фураж, да лечение, да зимние конюшни на десять тысяч голов — у нас не Наррабан, свободным выпасом не обойдешься. Рабы-конюхи, рабы-кузнецы... Трудно будет сочетать это со строительством новой столицы!
Король дернулся, словно разбуженный от дивного сна.
— Это же не сейчас — десять тысяч... со временем...
— Да, — сочувственно и горько сказала женщина. — Со временем... Ты станешь дряхлым, не сможешь вскочить в седло и повести конницу к победам. Это сделают твои внуки — молодые и сильные, как ты сейчас. А ты будешь глядеть им вслед и старческими губами возносить за них молитвы. Ты великий король, если умеешь за сегодняшним днем видеть завтрашний, умеешь радоваться радостям своих потомков...
На лице Джангилара было ясно написано, что плевать ему на паршивцев-потомков, которых еще и на свете нет, и что он не собирается воссылать старческие молитвы за чьи бы то ни было победы.
— Ну, с новой столицей можно и подождать... — неохотно буркнул он.
— Как скажешь, — не стала возражать Нурайна. — К тому же с тяжелой конницей ты вновь раздвинешь границы. Кто знает, где ты тогда захочешь воздвигнуть свою столицу?
Король расхохотался... но вдруг оборвал смех и с досадой взглянул на собеседницу.
— Обошла ты меня с флангов! — признал он. — Как захотела, так и сделала. И не смей спорить! Иногда я думаю: а кто я такой? В худшем случае — подставка для короны, в лучшем — полководец великой королевы. Ведь ты и есть правительница этой страны, Нурайна, хоть и не восседаешь не престоле!
Темные глаза женщины вспыхнули. Она подалась вперед и положила красивую ладонь на руку короля.
— Никогда не говори так, не думай так! — воскликнула она искренне и горячо. — Все, все в моей жизни — твое и для тебя! Если я иногда помогаю тебе советами — да просветлят боги мой разум! — то это лишь капля в уплату моего вечного долга тебе! Думаешь, я не понимаю, как сложилась бы моя судьба, если бы ты не захотел признать меня своей сестрой! Одно твое слово — и я отправилась бы прислуживать на кухню, как моя мать!
— Что за чушь! — возмутился Джангилар. — В тебе течет королевская кровь!
— В ком она только не течет! Сам знаешь, как скромен, воздержан и разборчив был наш отец. Покажи мне хоть одну старуху-прислужницу, которая в дни своей юности не спала с королем! Никто и не пытался сосчитать, сколько у него таких, как я...
— Что верно, то верно! — ухмыльнулся Джангилар. — Но имя-то он дал только тебе!
Нурайна твердо сжала губы. Она и в самом деле не понимала, почему Бранлар, всегда безразличный к судьбам своих отпрысков, которых прижил с кем попало, вдруг выделил из этого выводка дочь кухонной рабыни, дал девочке имя и тем самым признал свое отцовство.
— Да, — согласилась она, — на кухню я, пожалуй, не попала бы... Но все же я не Дочь Клана. Ты мог выделить мне небольшое приданое и сплавить с глаз подальше. Никто не заставлял тебя относиться ко мне так же, как к законным сестрам.
— Относиться к тебе так же, как к законным сестрам! — Джангилар развеселился от этой мысли, как от самой удачной шутки. — Относиться... к тебе... так же... ой! Ты — и два безмозглых мышонка, у которых на уме только тряпки да кавалеры! Ой, сравнила!..
Улыбнулась и Нурайна.
— Зря ты так, они милые девочки... кстати, им замуж пора, мы с тобой еще об этом подумаем.
— Не мы подумаем, а ты подумаешь! — махнул рукой король. Его мимолетная обида прошла. — Как и о государственных делах... А я займусь тем, на что у меня хватает мозгов: армией. Тяжелой конницей! Всадники в стальных доспехах, какие носила когда-то гвардия в королевстве Алых Скал! Кони в кожаных попонах, на мордах — железные маски... кузнецы расстарались — на маски взглянуть страшно! Ах, какая конница! Какие воины! Жаль, нет случая испытать их в деле...
— Вы с Каррао и так гоняете бедняг без пощады...
— Да, Волк держит их в седле днем и ночью, он так же бредит тяжелой конницей, как и я! Любо смотреть, как поднимаются наши всадники по тревоге. Им бы хороший бросок... и хотя бы одну серьезную стычку! Все эти учебные схватки не заменят настоящего боя!
— У них будет настоящий бой, — медленно и ровно сказала женщина. В ее голосе прозвучало холодное отчуждение.
Король тревожно взглянул на старшую сестру. Она резко побледнела, крепко сцепила руки. Зрачки ее сильно расширились, глаза стали похожи на два бездонных колодца.
— У них будет бой. На равнине неподалеку от Ваасмира. Спеши, король! Поднимай по тревоге свои сотни! Меняйте на ходу коней, ешьте и спите в седлах, но торопитесь, ибо грянула беда!
Она закрыла глаза и потерла виски ладонями. Красивое лицо мучительно исказилось.
Джангилар, по-детски приоткрыв рот, смотрел на старшую сестру, обладавшую дивным даром Второго Зрения.
— Что это было? — шепотом спросил он.
— Не знаю... голова болит... Я видела колонну пехоты, несколько сотен... и твердо знала, что это враги... и что это где-то поблизости от Ваасмира.
— Это происходит сейчас или...
— В будущем, в близком будущем.
— Но это не может быть рядом с Ваасмиром! Там же все спокойно! Или... неужели в городе мятеж?
— Это не было похоже на толпу мятежников. Красивый ровный строй.
— Взбунтовался ваасмирский гарнизон? Быть того не может...
Где-то за деревьями прозвенел гонг. Белочки встревоженно поднялись на задних лапках, но быстро успокоились.
— Прибыл гонец, — озабоченно сказал король. — Оставайся здесь. Незачем слугам видеть тебя такой...
Нурайна благодарно кивнула, чуть не потеряв при этом сознания. Она всеми силами скрывала от посторонних дар Второго Зрения... как и другие свои способности, которые были секретом даже от короля.
Женщина сползла на песок и прислонилась щекой к бортику фонтана. Она отдыхала, ни о чем не думая, и даже не заметила, как вернулся брат.
Джангилар был в радостном возбуждении.
— Ты умница, колдунья моя! Вот что значит кровь Первого Дракона! На Рудном Кряже — бунт рабов, и какой бунт! Три подземных поселка объединились и пробились наверх. К ним присоединилось много мерзавцев из охраны. Сотни три-четыре мятежников наберется! Да не по лесам разбежались, а с оружием в руках идут в Силуран. А ведь Рудный Кряж — в той же стороне, что и Ваасмир, ненамного ты ошиблась. Эх, поведу свою конницу на легкую добычу!..
— Я не ошиблась... — начала было Нурайна, но король уже исчез.
Женщина вернулась в беседку и попыталась вчитаться в письмо Хранителя Ашшурдага, но не смогла сосредоточиться и раздраженно отшвырнула свиток.
Вошла старая служанка, склонилась над сидящей госпожой, что-то зашептала.
Щеки Нурайны окрасились легким румянцем.
— Да как он посмел?! Я же приказала ему больше здесь не появляться!
— Прикажешь выгнать в шею, светлая госпожа?
— Нет, — чуть помедлив, решила Нурайна. — Я с ним поговорю.
В беседку шагнул, усердно кланяясь, тощий, благообразный, чисто одетый старичок.
— Зачем ты пришел! Я же ясно сказала, что хочу обо всем забыть! Чего ты хочешь? Денег? Не получишь ни медяка! Или думаешь продать кому-нибудь мою тайну? В добрый час! Кого интересуют старые женские секреты?
Старичок так испуганно замахал руками, что Нурайна замолчала.
— Что ты, что ты, ясная госпожа, да хранят тебя Безликие! Разве бы я осмелился?.. Твой верный слуга принес тебе письмо!
— Письмо? Но... от кого же?
— От кого раньше носил, от того и сегодня принес.
Женщина побелела. Пальцы ее стиснули бархат траурного балахона.
— Он... он жив?!
— Не ведаю, светлая госпожа, девять лет я его не видел. Он, когда уходил, письмо для тебя оставил. И наказал, чтоб я его отнес не когда-нибудь, а в двести девяностом году, в десятый день Звездопадного месяца. Уж прости, госпожа, припоздал я, память уже не та, что прежде...
Неверной рукой взяла Нурайна свернутый в трубку лист плотной бумаги.
— Послание из Бездны... Что ж, ступай. Я прикажу, чтобы тебе заплатили.
Еще раз поклонившись, старик ушел.
Женщина тоже вышла из беседки, села на бортик фонтана и заставила себя развернуть письмо. Пальцы, обычно твердые и послушные, дрожали, взгляд метался по бумаге, не узнавая букв, не понимая смысла написанного. Не сразу сумела она разобрать четкие строки, полные горькой нежности и прощальной тоски. Прочла — и задохнулась, захлебнулась от отчаяния, от невозможности вернуть прошлое. Потоком хлынули слезы — а она-то думала, что разучилась плакать!
Закрыв лицо руками, гордая и холодная Нурайна рыдала, оплакивая единственную свою любовь, потерянную так давно, а теперь навеки исчезнувшую в Бездне. Последний раз в жизни, дав волю чувствам, женщина всхлипывала, вслух звала человека, который больше не откликнется ни на чей зов. И казалось ей, что все в жизни было напрасно и впустую, что отныне и до Бездны не будет ничего, кроме серого перегоревшего пепла прошлых дней.
Обессилев от рыданий, женщина затихла, уронив письмо на песок.
Где-то за оградой сада (в другой, другой жизни!) раздался заливистый смех — что-то развеселило служанок.
Нурайна вздрогнула и выпрямилась, словно это смеялись над ней.
Она сошла с ума! Что она себе позволяет? Закатила безобразную истерику... вздумала сокрушаться о том, чего все равно не вернешь... да и ни к чему возвращать! Скоро окончится срок траура, она снимет этот мрачный балахон и заставит себя обо всем забыть... И не хватало еще, чтобы слуги застали всесильную королевскую сестру в таком позорно зареванном виде!
Нурайна склонилась над фонтаном, поспешно бросая в лицо пригоршни холодной воды. На ноги поднялась уже прежняя женщина — сдержанная, властная, гордая.
Взгляд отыскал на песке скомканное письмо. Что-то в нем было... что-то настолько необычное, что даже под наплывом чувств задержало ее внимание... что-то очень важное...
Подняв письмо, Нурайна перечла его — отстранение, как чужое.
И застыла, вскинув руку ко рту, словно пытаясь заглушить беззвучный крик. Не может быть! Как могла она сразу не заметить такое!..
— Безумец, — шепнули бескровные губы. — Даже не запечатал... и доверил старому дураку...
Ибо хранило то письмо ключ к тайне, способной потрясти страны и народы и изменить лицо мира.
Два слова багряным отсветом полыхнули в душе женщины, затмевая только что прочитанные прощальные строки любви.
Душа Пламени.
Первым порывом Нурайны было догнать брата, рассказать обо всем. Но усилием воли женщина сдержалась. Потом. Это потом. Сначала обдумать все как следует самой. Но еще раньше сжечь опасное письмо. Перечитать, выучить наизусть и сжечь. И растереть пепел меж ладонями.
30
Джилинер Холодный Блеск поднес к губам бокал с вином, но не отпил ни глотка.
Из серебристой глубины зеркала гордо и дерзко глядел Хранитель крепости Найлигрим. Веселый, разгоряченный недавним боем, он снял шлем и, тряхнув каштановыми волосами, что-то ободряюще крикнул бойцам на гребне стены. Победитель...
— Проклятый самозванец!.. Шайса, когда я вижу этого мерзавца, я забываю даже о том, что начертал для этого мира. Почему я не раздавил это насекомое сразу, как только зеркало предупредило меня о нем?
— Я понимаю чувства моего господина...
— Нет, не понимаешь! Для этого надо быть Сыном Клана! Какое гнусное святотатство!.. А каково сейчас Нуртору?!
— Господин, а что король сделал со вторым... с настоящим Ралиджем?
— Держит при себе, но не разговаривает с ним, даже не глядит в его сторону. Свита, разумеется, ведет себя так же...
— Король не знает, кому и чему верить?
— Вот именно... А болван Айрунги проваливает штурм за штурмом. Три атаки — а Найлигрим держится.
— И атаки все слабее... Грозы мешают, да?
— И грозы тоже... Но главное — во время первой атаки колдунишка растратил почти всю мощь Малого Шара и теперь еле поддерживает порядок в своем сером войске. Пора ему вновь напитать Шар силой...
— Он знает, как это делается?
— Да. Айрунги узнал о Шаре и его свойствах из некоей рукописи, которая совершенно случайно попала к нему в руки. Она хранила сокровенные тайны магии и была такой древней, что ее страшно было развернуть...
— Или выглядела древней, — понимающе ухмыльнулся Шайса.
Чародей одобрительно взглянул на своего подручного. Ничего не скажешь, со слугой ему повезло. Хотя, помнится, при первой встрече Шайса отнюдь не выглядел драгоценной находкой...
Когда восемь лет назад неказистого вида бродяга притащился к воротам замка, он походил на слабоумного. Его прогнали бы прочь, но хозяин случайно оказался поблизости. Джилинера заинтересовал тон, которым коротышка предложил убить кого-нибудь. До наивности просто и небрежно — так просит работы точильщик ножей или плетельщик корзин...
О себе он мог сказать лишь, что скитался по свету и убивал людей за деньги. Откуда родом, сколько ему лет — не помнит, потому что это его никогда не интересовало. На вопрос об имени безразлично повел плечом: кто как хочет, тот так и называет. Сколько раз ему приходилось отнимать жизнь? Да разве ж упомнишь? Часто. И это ему нравилось. Где учился своему ремеслу? А везде понемножку...
Но когда бродяга по приказу господина продемонстрировал умение обращаться с разными видами оружия, Джилинер, сам неплохой боец, был изумлен. Мастер, настоящий мастер! И это при такой тупости, при равнодушии ко всему, кроме убийства... В схватке невзрачный человечек преображался: движения становились хищными, стремительными и точными, из глаз исчезала пелена усталости и тоски...
Маг был озадачен, но понимал, что это не притворство Джилинер мог читать в человеческом сердце, как в развернутом свитке, и уловил бы малейшую тень лжи.
Ворон оставил бродягу в замке, дал ему прозвище Шайса, приблизил к себе. Вскоре маг с удивлением заметил, что подручный меняется на глазах. Ум его становился живым и гибким, память — крепкой, речь — по-грайански гладкой и выразительной, насколько позволяло поврежденное горло. Слуга научился понимать хозяина не то что с полуслова — с полувзгляда, а порой давал господину толковые советы.
Маг терялся в догадках. Что послужило причиной такого перерождения? Приятно было бы предположить, что на слугу благотворно подействовало общение с великим человеком... Но Ворон был достаточно умен, чтобы склониться к иному объяснению: Шайсу изменило то, что он принимал участие в магических опытах своего господина и подвергался косвенному воздействию чар...
Из серебристой глубины зеркала гордо и дерзко глядел Хранитель крепости Найлигрим. Веселый, разгоряченный недавним боем, он снял шлем и, тряхнув каштановыми волосами, что-то ободряюще крикнул бойцам на гребне стены. Победитель...
— Проклятый самозванец!.. Шайса, когда я вижу этого мерзавца, я забываю даже о том, что начертал для этого мира. Почему я не раздавил это насекомое сразу, как только зеркало предупредило меня о нем?
— Я понимаю чувства моего господина...
— Нет, не понимаешь! Для этого надо быть Сыном Клана! Какое гнусное святотатство!.. А каково сейчас Нуртору?!
— Господин, а что король сделал со вторым... с настоящим Ралиджем?
— Держит при себе, но не разговаривает с ним, даже не глядит в его сторону. Свита, разумеется, ведет себя так же...
— Король не знает, кому и чему верить?
— Вот именно... А болван Айрунги проваливает штурм за штурмом. Три атаки — а Найлигрим держится.
— И атаки все слабее... Грозы мешают, да?
— И грозы тоже... Но главное — во время первой атаки колдунишка растратил почти всю мощь Малого Шара и теперь еле поддерживает порядок в своем сером войске. Пора ему вновь напитать Шар силой...
— Он знает, как это делается?
— Да. Айрунги узнал о Шаре и его свойствах из некоей рукописи, которая совершенно случайно попала к нему в руки. Она хранила сокровенные тайны магии и была такой древней, что ее страшно было развернуть...
— Или выглядела древней, — понимающе ухмыльнулся Шайса.
Чародей одобрительно взглянул на своего подручного. Ничего не скажешь, со слугой ему повезло. Хотя, помнится, при первой встрече Шайса отнюдь не выглядел драгоценной находкой...
Когда восемь лет назад неказистого вида бродяга притащился к воротам замка, он походил на слабоумного. Его прогнали бы прочь, но хозяин случайно оказался поблизости. Джилинера заинтересовал тон, которым коротышка предложил убить кого-нибудь. До наивности просто и небрежно — так просит работы точильщик ножей или плетельщик корзин...
О себе он мог сказать лишь, что скитался по свету и убивал людей за деньги. Откуда родом, сколько ему лет — не помнит, потому что это его никогда не интересовало. На вопрос об имени безразлично повел плечом: кто как хочет, тот так и называет. Сколько раз ему приходилось отнимать жизнь? Да разве ж упомнишь? Часто. И это ему нравилось. Где учился своему ремеслу? А везде понемножку...
Но когда бродяга по приказу господина продемонстрировал умение обращаться с разными видами оружия, Джилинер, сам неплохой боец, был изумлен. Мастер, настоящий мастер! И это при такой тупости, при равнодушии ко всему, кроме убийства... В схватке невзрачный человечек преображался: движения становились хищными, стремительными и точными, из глаз исчезала пелена усталости и тоски...
Маг был озадачен, но понимал, что это не притворство Джилинер мог читать в человеческом сердце, как в развернутом свитке, и уловил бы малейшую тень лжи.
Ворон оставил бродягу в замке, дал ему прозвище Шайса, приблизил к себе. Вскоре маг с удивлением заметил, что подручный меняется на глазах. Ум его становился живым и гибким, память — крепкой, речь — по-грайански гладкой и выразительной, насколько позволяло поврежденное горло. Слуга научился понимать хозяина не то что с полуслова — с полувзгляда, а порой давал господину толковые советы.
Маг терялся в догадках. Что послужило причиной такого перерождения? Приятно было бы предположить, что на слугу благотворно подействовало общение с великим человеком... Но Ворон был достаточно умен, чтобы склониться к иному объяснению: Шайсу изменило то, что он принимал участие в магических опытах своего господина и подвергался косвенному воздействию чар...