Страница:
Василий Головачев
Калиюга
ЧАСТЬ I
Кемпер позвонил в семь утра, когда Алиссон еще спал.
— У телефона, — буркнул Алиссон, сцапав трубку аппарата со второго захода.
— Привет, Норман, — раздался в трубке далекий голос Кемпера. — Спишь, наверное, как сурок?
— Хэлло, Вирджин! — отозвался Алиссон, улыбаясь во весь рот, сел на кровати. — Рад тебя слышать, старина. Ты, как всегда, звонишь в самый неподходящий момент. Откуда свалился на этот раз?
— Я в Неваде, есть тут такое райское местечко — городок Тонопа, слышал? Жара под пятьдесят, вода на вес золота. Но не в этом дело. Ты сможешь прилететь ко мне через пару дней?
Сон слетел с Алиссона окончательно.
— Брось разыгрывать. — Норман не выдержал и засмеялся. — Хватит с меня прошлого раза, когда ты прислал целый «скелет диметродона».
Кемпер хихикнул в ответ, но продолжал вполне серьезно:
— «Скелет» я сделал что надо, даже ты поверил, профессионал, но сейчас иной разговор, да и не в настроении я, честно говоря, приглашать друга за тысячу миль для розыгрыша. Ты же знаешь, я работаю на полигоне и сверху высмотрел кое-что любопытное, даже сенсационное. Короче, прилетай, по телефону всего не расскажешь. Перед отлетом позвони, я встречу. — Кемпер продиктовал шесть цифр, и в трубке зачирикали воробьиные гудки отбоя.
Алиссон автоматически записал номер телефона, положил трубку, посидел с минуту, потом лег. Но сон не приходил.
Вирджин Кемпер был летчиком на службе и второй год работал в отряде ВВС, обслуживающем ядерный полигон в Неваде: фотометрия, киносъемка, радиационный контроль. Ему шел тридцать третий год, и парень он был серьезный, хотя и с хорошо развитым чувством юмора.
Случай, о котором вспомнил Алиссон, произошел в прошлом году: Кемпер прислал Норману громадный ящик, в котором находились якобы части «скелета диметродона» — древнего нелетающего ящера. Алиссон работал в Пенсильванском институте палеонтологии и археологии и был специалистом по мелу, то есть по меловому периоду мезозойской эры. Посылке он обрадовался, но «скелет» оказался довольно искусной подделкой, раскрывшей талант Кемпера в части розыгрышей. Но одно дело — прислать «останки ископаемого динозавра» по почте, и другое — приглашать друга палеонтолога на другой конец материка за тридевять земель в гости для демонстрации какой-то сенсационной находки. Не мог же Вирджин шутить так непрактично: на один только билет от Питтсбурга до Тонопы придется ухлопать три-четыре сотни долларов. Что же он там увидел в пустыне?
Алиссон занялся завтраком, потом позвонил Руту Макнивену:
— Салют, холостяк! Хорошо, что тебя можно застать дома хотя бы по воскресеньям. Мне нужен отпуск за свой счет, примерно на неделю, может быть, две.
В трубке раздался смешок заведующего лабораторией.
— А место на Арлингтонском кладбище тебе не нужно? Могу уступить свое, — Макнивен шутил часто, но не всегда удачно. — Ты что, решил жениться второй раз?
— Нечто в этом роде. Еще мне нужны дозиметр, счетчик Гейгера и аптечка.
Тон Макнивена изменился:
— А как я объясню это директору? Если ты собираешься в экспедицию, действуй официальным путем.
— Официальным не могу, мне надо навестить приятеля, срочно. Придумай что-нибудь, завтра в десять я должен быть в аэропорту. Спасибо, Рут!
Не давая Макнивену опомниться, Алиссон нажал на рычаг и начал обзванивать соответствующие службы по бронированию мест на самолет и доставке билетов на дом. Затем нашел карту штата и углубился в изучение географии окрестностей Тонопы. Если уж он брался за дело, то готовился к нему основательно, с тщанием опытного, битого не раз человека, закаленного многими жизненными передрягами.
Он был старше Кемпера на три года, но склонность к риску, даже порой с оттенком авантюризма, проглядывала в его облике так четко, что в свои тридцать пять Алиссон выглядел студентом, а не доктором палеонтологии и археологии с восьмилетним стажем. «Мальчишеский» вид уже не раз сыграл с Норманом злую шутку, в том числе и в браке, когда на третьем году супружеской жизни жена вдруг вознамерилась командовать им, упрятать «под каблук», по выражению Кемпера, из-за чего и произошел раскол семьи.
Тем не менее Алиссон ничего не потерял из того, что ценил: независимость, самостоятельность, тягу к приключениям и мальчишескую улыбку.
Кемпер ждал его возле трапа, загорелый, худой, улыбающийся ослепительной улыбкой киноактера. Волна выгоревших до желтизны волос падала на его жилистую шею, скрывая старые шрамы. Одет Вирджин был в летный комбинезон, сидевший на нем, как собственная кожа.
Они обнялись.
— По норме полагалось бы отвезти тебя сначала в отель, — сказал Кемпер, отбирая саквояж Алиссона и показывая рукой на стоящий неподалеку джип. — Садись это наш. Но у меня изменились обстоятельства. Сейчас мы поужинаем, ты расскажешь о себе и — в путь.
— То есть как в путь? — Ошеломленный Алиссон безропотно дал усадить себя в машину.
Кемпер сел рядом, и джип резво побежал по бетонному полю к левому крылу аэропорта — длинному бараку из гофрированой жести.
— У нас с тобой всего два дня плюс сегодняшний вечер на все изыскания.
В среду намечается очередное испытание… э-э, одной штучки…
— Не мнись, что вы там взрываете?
Кемпер засмеялся, останавливая машину так, что Алиссон едва не проломил головой ветровое стекло.
— Всего полсотни килотонн под названием «Тайгершарк» и, что главное, совсем недалеко от того места, куда я тебя везу на экскурсию, милях в двадцати. Поэтому-то нам и надо поторопиться.
Они спустились в полуподвал и поужинали в столовой для летного состава аэропорта, рассказывая друг другу последние новости.
— Ну, а чем конкретно ты занимаешься в настоящее время как ученый? — поинтересовался Кемпер, не страдавший отсутствием аппетита ни в молодые, ни в зрелые годы.
— Пишу трактат о пользе вреда, — булькнул куриным супом Алиссон. — Причем уже второй.
— А без шуток?
— Я вполне серьезно: занимаюсь теорией пользы вреда. Ты уже слышал, наверное, что динозавры вымерли около трехсот миллионов лет назад?
— Ну, раз их нет сейчас, то, очевидно, вымерли.
— Есть несколько гипотез, определяющих причины регрессии рептилий: вспышка сверхновой звезды недалеко от Солнца, долгая галактическая зима — из-за попадания Земли в полосу пыли, накопление ошибок в генетическом коде и так далее. Все эти факторы нанесли непоправимый ущерб фауне и флоре нашей планеты, не так ли? Ну, а я пытаюсь доказать, что такой вред чрезвычайно полезендля эволюции приматов и вообще прогрессирующих форм жизни.
— По-моему, это ерунда.
— Истина ничуть не страдает от того, если кто-нибудь ее не признает, как сказал Шиллер. Ты его не знаешь.
— Откуда я могу знать твоих сотрудников? Я не о том, просто можно было бы найти проблему поинтересней. Правильно я тебя оторвал от рутины, чувствую — сохнешь на корню в тиши кабинета. Вон даже морщины на лбу появились… от усилий сохранить умное выражение лица.
— От такого слышу. — Алиссон улыбнулся. — Раз шутишь, значит, дела твои идут неплохо. А за то, что вытащил из города, спасибо, я действительно никуда в последнее время не выезжал. По теории моего непосредственного босса Макнивена, город наносит организму человека комплексную травму, и надо бывать в нем как можно реже. Так ты мне скажешь, наконец, зачем вызвал? Я еще не миллионер, чтобы ни за что ни про что выкладывать триста шестьдесят долларов за перелет из Питтсбурга в Тонопу.
— Миллионы ждут нас в пустыне, увидишь сам. — Вирджин расплатился за ужин, и они снова залезли в джип.
Самолет Кемпера стоял в ангаре под охраной мрачного капрала ВВС предпенсионного возраста. Вирджина здесь знали, и проблем никаких не возникло, никто даже не спросил, кто с ним летит, куда и по какому поводу.
Алиссон оглядел самолет: моноплан фирмы «Локхид» с выпирающим брюхом и блямбой на носу — локатором в обтекателе, а также с дюжиной контейнеров на подвесках под крыльями.
Кемпер помог другу устроиться в кабине за сиденьем пилота, и через минуту они взлетели в сторону низкоопустившегося солнца. Алиссон и сам не любил проволочек, ожидания и размеренного ритма бытия, но и он был пораженьем, как быстро Вирджин принимает решения и, главное, претворяет их в жизнь.
Они почти не разговаривали, хотя Кемпер дал шлем с ларингофонами и пассажиру.
Лишь когда солнце зашло и внизу перестали встречаться огни — свидетели вторжения человека в жизнь гористой пустыни Невада, Вирджин окликнул палеонтолога:
— Не уснул, старина? Скоро будем на месте. Я там давно высмотрел неплохую ровную площадку и на своем «ишаке» сяду даже с закрытыми глазами, так что не дрейфь.
— А я думал, что придется прыгать с парашютами, — меланхолично пошутил Норман.
Кемпер фыркнул:
— За всю жизнь я прыгал с парашютом всего два раза, третий был бы лишним. Смотри вниз, вправо по борту градусов десять.
Алиссон напряг зрение и через минуту в хаосе коричнево-черных бугров и рытвин под самолетом разглядел маленькое облачко зеленовато-желтого свечения.
— Что это?
— То самое, из-за чего я тебя оторвал от комфортного туалета. Держись крепче, сейчас немного потрясет.
«Ишак» резво завалился влево, нырнул вниз, земля и вечереющее небо поменялись местами, но не надолго. Когда Алиссон сориентировался, самолет уже катился по твердому грунту, подпрыгивая на неровностях почвы, вонзая вперед столбы прожекторного света. Остановился, пробежав метров двести.
Кемпер выключил моторы, и наступила пульсирующая тишина.
— Жив, орел?
— И весел, — вяло пошутил Норман.
— На место пойдем завтра. — Вирджин снял шлем и оглянулся. — Э, да ты совсем квелый, парень. Посиди, пока я поставлю палатку.
— К черту, — сказал Алиссон, проведший в воздухе в общей сложности одиннадцать часов с лишним. — Я способен уснуть и так. Разбудишь завтра к вечеру… а еще лучше послезавтра. Что там светилось так красиво? Радиация?
— Фон, конечно, выше, чем везде в пустыне, кроме «нулевых точек» — мест подземных ядерных взрывов, но в костюмах, которые выдаются всему летному составу полигона во время испытаний, пройти можно. Отдыхай и не забивай голову вопросами, сам все увидишь, оценишь и пощупаешь.
Алиссон кивнул и провалилися в сон, как в пещеру. Он не проснулся даже тогда, когда Кемпер перенес его из кабины в палатку и впихнул в спальный мешок, сняв только мокасины.
Солнце еще не встало, но было уже светло, рассвет в горах занимался рано. Воздух на высоте полутора тысяч метров был прозрачен и чист.
— Не понимаю, — пропыхтел Алиссон.
— Ты о чем? — обернулся Кемпер.
— Не понимаю, зачем ты меня сорвал с места. По горам я мог бы полазить и у себя дома. Здесь нужны сильные ноги, а не умная голова.
— Не спеши, умник, уже немного осталось. Если бы не эти камни, мы были бы на месте давно.
— Это не камни — дропстоны.
— Что-что?
— Эрратические валуны.
— Не объясняй икс через игрек. Какие валуны?
— Принесенные и обточенные ледником. Видимо, ледник был мощный и растаял недавно — пару десятков тысяч лет назад.
— Для меня недавно — пару часов назад.
Кемпер взобрался на гребень перевала и показал вниз:
— Вот оно, чуть ниже, прошу любоваться.
Алиссон остановился рядом и перевел дух.
С этой стороны склон горы без единого намека на растительность уступами спускался в долину древнего водного потока — сейчас там струился ручей с густой коричневой водой, а на площадке первого уступа располагался длинный каменный вас необычной формы с выступающими из камней толстыми дугами и остроконечными столбами серебристо-белого цвета. Что-то он напоминал, этот вал: смутные ассоциации зародились в голове Алиссона — где-то он видел нечто подобное, странно знакомое и волнующее. Он достал бинокль, подкрутил окуляры.
Кемпер щелкнул футляром дозиметра.
— Фон вполне сносный — семнадцать рентген. Вблизи будет около тридцати, но я долго прохлаждаться там не собираюсь, покажу кое-что и назад.
Отсюда, кстати, видно лучше. Ну что тебе напоминает эта осыпь?
— Кладбище динозавров! — сообразил наконец Алиссон, у него даже дух захватило. — И ты молчал?!
— Во-первых, мог бы и сам догадаться, что я не поволоку палеонтолога в горы любоваться рассветом, а во-вторых, здесь почил всего один экземпляр, а не стадо динозавров.
Алиссон хмыкнул скептически, но чем дольше рассматривал останки, тем больше убеждался, что Вирджин прав. Перед ним лежал наполовину забитый землей и камнями скелет чудовищного неизвестного науке гиганта, достигавшего в длину никак не менее двухсот метров! Клосс лежал на спине, раскинув лапы — их было почему-то пять, как показалось Алиссону, — и откинув назад голову, почти полностью скрывавшуюся в земле. Форма конечностей была, в общем-то понятной, мало отличавшейся от известных Алиссону форм скелетов древних пресмыкающихся, но все же хватало и деталей, назначение которых было известно палеонтологу с первого взгляда. И еще пятая конечность, не хвост — хвост был виден — сорокаметровой длины, из позвонков размером с человеческую голову, с шипами, раздваивающийся на конце, а именно скелет лапы, странной, напоминающей скелет зонтика.
— Вот это да-а! — сказал наконец Алиссон, опуская бинокль. — С ума можно сойти! Удружил ты мне, ничего не скажешь! Или это потрясающее открытие, сенсация века, или снова твои шутки.
Кемпер засмеялся.
— Как говорил Дидро: неверие — первый шаг к философии. Скептицизм — худшее из мировоззрений, хотя, с другой стороны, ученый обязан быть замешан на изрядной доле скепсиса. Пошли, покажу главное.
Они опустились на сто метров ниже и приблизились к полузасыпанному, вернее, наполовину вылупившемуся из почвы скелету отжившего свой век исполина. Обошли кругом, прислушиваясь к треску счетчика Гейгера в руке Вирджина: радиация вблизи скелета достигла сорока четырех рентген в час.
Цвет костей был или серебристо-серым, или белым, словно они были покрыты инеем, но пальцы Алиссона в перчатке защитного комбинезона ощущали твердый монолит, похожий на гофрированную сталь. Кемпер остановился возле пятиметрового бугра с тремя ямами, расположенными на одной линии, стукнул в макушку бугра кулаком.
— Череп полностью в земле, придется очищать. Чувствуешь, какая громадина? Что тебе ковш двадцатитонного экскаватора!
Алиссон с дрожью в коленях погладил торчащий из-под каменной осыпи снежно-белый шип, похожий на бивень мамонта.
— Что-то не припомню подобных находок… да и не знаю, могли ли такие гиганты жить на Земле, он же должен был весить не менее тысячи тонн! Как он себя таскал?
Кемпер пожал плечами.
— Спроси у него самого. Факты — упрямая вещь. А теперь загляни сюда.
— Летчик взобрался на груду камней, протиснулся между двумя изогнутыми столбами и посторонился, пропуская палеонтолога вперед. Счетчик Гейгера, засунутый им в карман, заверещал сильнее.
Алиссон остановился на краю громадной ямы, окруженной частоколом наклонившихся серебристых стволов, — это явно была грудная клетка исполина, внутри свободно уместился бы железнодорожный вагон. В центре ямы, глубина которой достигала семи метров, среди крупных и мелких камней выдавались три граненых глянцево-черных кристалла, заросших щетиной, отсвечивающих серебром шипов. Над ними струилось марево нагретого воздуха, словно они были металлическими болванками, вынутыми из электропечи после нагрева. Макушки двух кристаллов были срезаны, открывая взору отблескивающие зеленым внутренности. У Алиссона внезапно родилось ощущение, что эти черные «кристаллы» — живые, и он сглотнул ставшую горькой слюну.
Кемпер отобрал у него фотоаппарат, сделал несколько снимков и завернул фотоаппарат в свинцовую пленку.
— Давай за мной вниз, самое интересное там, у этих яиц, но задерживаться возле них нельзя — там рентген восемьдесят, если не больше, наши «пингвины» такую радиацию долго не удержат.
Они спустились в яму, прыгая с камня на камень, пот заливал глаза, но вытереть его мешало стекло гермошлема. Температура воздуха в яме держалась на уровне восьмидесяти градусов по Цельсию.
Кемпер подошел к одному из многогранников, поверхность которого украшал рисунок трещин, нагнулся к срезу, заглянул и тут же уступил место Алиссону.
Тот наклонился над горячим щетинистым срезом «кристалла» и остолбенел.
«Кристалл» на самом деле оказался верхним концом огромного яйца, заполненного прозрачно-желтым желе, в котором плавал «желток» — светящийся нежно-зеленым светом, свернувшийся в комок… зародыш! Из переплетения каких-то жил, крючьев, лап и перепонок на Нормана глянул пристальный немигающий глаз!
Алиссон сглотнул комок в горле и с трудом оторвал взгляд от этого странного, завораживающего, не человеческого, да и не звериного, а скорее птичьего глаза, в котором, однако, пряталась не то мука, не то смертельная тоска.
— Идем отсюда, — потянул летчик Алиссона за рукав. — Потом придем еще раз с лопатами и кинокамерой, возьмем образцы.
Палеонтолог словно в ступоре последовал за ним, но на полдороге к подъему из ямы вернулся и еще раз заглянул внутрь чудовищного яйца — теперь было совершенно очевидно, что это именно яйцо с живым зародышем! Как специалист, Алиссон знал, что его коллеги не раз находили яйца динозавров, но окаменевшие, утратившие прежние качества и материальный состав, однако живых яиц не находил никто, он был первым…
— Я не хотел заявлять об этом один, — сказал Кемпер, когда они выбрались наверх на уступ и смотрели на останки монстра. — Да и времени, честно говоря, не было, второй месяц испытания идут одно за другим, передохнуть некогда! Мой напарник заболел, и я срочно позвонил тебе.
Кстати, когда я нашел скелет, яйца были целые, дырки в них появились только неделю назад.
— И ты никому ничего не говорил?
— Какой смысл? Здесь никто не ходит, никто не летает, кроме спецбригады обслуживания полигона, так что сохранность тайны обеспечена и денежки за сенсацию все наши. Интересная зверюга была, а? И радиация ей нипочем!
— Похоже, она сама была радиоактивна, радиация полигона тут ни при чем. — Не обращая на стекающий по лицу пот, Алиссон снова достал фотоаппарат и доснял пленку до конца. — Любопытно, что помогло скелету выбраться на белый свет? Судя по базальтам, это ламрийская складчатость, — конец мела — начало палеогена…
— Оползень, — сказал Кемпер. — Все четыре уступа образованы оползнями, последний и вскрыл скелет. Это же полигон, каждый взрыв трясет землю не хуже, чем природная стихия.
— Мезозойская эратема, — бормотал Алиссон, не слушая друга; он все еще находился в трансе. — Фанерозой… ни транс, ни юра, ни мел не могли породить таких гигантов… совершенно невозможная вещь!… Даже бронтозавры не могли жить только на суше, как и сейсмозавры, и большую часть жизни проводили в воде, а ведь весили они всего-навсего около сотни тонн…
Понимаешь?
Кемпер развернул палеонтолога спиной к своему открытию и повел, упирающегося обратно к самолету.
— Рад, что тебе интересно, но пора и отдохнуть.
— Радиация… — продолжал бормотать Алиссон. — Может быть все дело в радиации? Просто перед нами результат мутации, обособленная экологическая ниша? Чем не гипотеза? Впрочем, любое живое существо на Земле должно быть приспособлено к ее гравитации, это закон. Что ж, выходит, этот провозвестник Апокалипсиса не подчинялся законам физики? Как он таскал свое тысячетонное тело? Никакие мышцы не в состоянии этого сделать и никакие кости не выдержат такой вес!
— Снова ты о своем. Вот же он перед тобой, можно пощупать руками. У него кости словно из металла, я пробовал отломить кусочек — не смог даже с помощью пассатижей. Попытаемся взять анализы под вечер, когда немного спадет жара, я буквально плаваю в поту, никакой регуляции в этих саванах, врет реклама…
Алиссон никак не мог успокоиться, у него от волнения дергалось веко, а он, растирая глаз, все бормотал что-то, исписывая страницу за страницей своего член-корреспондентского блокнота, привезенного из Стокгольма месяц назад. Кемпер только посмеивался над проснувшимся в палеонтологе профессионалом, понимая, что Норман сам придет в себя и станет прежним Алиссоном, простым и веселым парнем.
В шесть часов вечера они предприняли еще один поход к скелету неизвестной твари, которой Алиссон дал название суперзавр-сверхящер.
Полюбовавшись на плавающих в зеленом желе зародышей, готовых вот-вот явиться на свет, и попытались откопать череп суперзавра, утонувший в обломочном материале почти по шейные позвонки. Но во-первых, в скафандрах работать лопатой было неудобно, изыскатели вспотели уже через несколько минут работы, а во-вторых, для освобождения черепа нужен был экскаватор, потому что Алиссон определил длину головы исполина метров в пятнадцать. И наконец, в-третьих, радиация возле скелета была все-таки выше защитных свойств «пингвинов», предназначенных для работы в горячих зонах атомных реакторов на подводных лодках с радиацией не выше сорока-пятидесяти рентген в час.
И все же Алиссон сумел уловить характерные особенности строения черепа зверя — череп внутри был свободен от камней и почвы и просматривался хорошо даже без помощи фонаря — и, придя в лагерь, набросал его эскиз, а потом и реконструкцию головы ящера. Получилось нечто экзотическое, непривычное, ни на что непохожее, Алиссон даже засомневался и сделал необходимые расчеты, но рисунок не изменился: голова суперзавра представляла собой сложный агрегат из трех подвижных рыл с рогами, причем глаз у этого монстра было тоже три — один спереди и два по бокам. Хотя вполне могло случиться, что отверстия, которые Алиссон принял за глазные, на самом деле служили для других целей.
— Ну и урод! — пробурчал потрясенный Кемпер.. — Ты случайно не последователь Босха или Сальватора Дали? Этот зверь больше похож на бурильную установку, чем на живое существо. Ничего похожего на твоих обычных динозавров.
— Обычных! — Алиссон усмехнулся. — Ты говоришь так, будто сызмальства охотился на них с луком и копьем. Знаешь, сколько видов зверья репродуцировала природа в мезозое? Около ста пятидесяти тысяч! А мы знаем, вернее, рассчитали облик всего трех с небольшим тысяч видов, то есть два процента, а раскопали и реставрировали и того меньше. Никто не может представить, какие чудища жили в те времена.
— Но мы же наткнулись на одного из них…
Алиссон покачал головой.
— Не уверен.
— Что?! Уж не хочешь ли ты сказать, что и этого монстра я смастерил своими руками.
— Нет, не смастерил, сие не под силу и всему нашему институту, но у меня мелькнула мысль: вдруг наш сверхящер не является жителем Земли?
Кемпер перестал помешивать в котелке суп из концентрата, варившийся на походной спиртовой горелке.
— Ты не оригинален. В свободное время я почитываю научно-популярную литературу и знаю, что такое панспермия. Хочешь сказать, что спора или яйцо этого чудовища выпало на Землю из космоса, а потом он здесь родился? Лично мне нравится первая гипотеза: суперзавр — детище мутации. В истории Земли столько белых пятен, что нет смысла искать пришельцев там, где их нет.
Природа более изобретательна, чем мы думаем. Во всяком случае, богу с ней не справиться.
Алиссон с проснувшимся любопытством слушал летчика, вдруг открыв в нем качества, которых еще не знал: любознательность, начитанность и способность к философским обобщениям.
— Бога нет, — сказал он. — Вернее, я в него не верю.
— Я тоже. «В мире столько безумия, что извинить бога может лишь то, что он не существует» — говорил Стендаль.
Не помню, кто сказал, что безумие — избыток надежды — В таком случае, я безумен сверх меры. — Кемпер налил в алюминиевые тарелки дымящийся суп. — Я настолько безумен, что надеюсь дожить до глубокой старости.
Алиссон покачал головой, но продолжать разговор не стал.
Мысли вернулись к находке, и его снова увлекла пропасть тайны, которая крылась в явлении на свет суперзавра с живыми зародышами. Поужинав, он поднялся на небольшую пирамидальную скалу и оглядел окрестности «посадочной площадки», где приземлился «беременный ястреб», как назвал самолет палеонтолог, или «ишак» — по образному выражению Кемпера.
— У телефона, — буркнул Алиссон, сцапав трубку аппарата со второго захода.
— Привет, Норман, — раздался в трубке далекий голос Кемпера. — Спишь, наверное, как сурок?
— Хэлло, Вирджин! — отозвался Алиссон, улыбаясь во весь рот, сел на кровати. — Рад тебя слышать, старина. Ты, как всегда, звонишь в самый неподходящий момент. Откуда свалился на этот раз?
— Я в Неваде, есть тут такое райское местечко — городок Тонопа, слышал? Жара под пятьдесят, вода на вес золота. Но не в этом дело. Ты сможешь прилететь ко мне через пару дней?
Сон слетел с Алиссона окончательно.
— Брось разыгрывать. — Норман не выдержал и засмеялся. — Хватит с меня прошлого раза, когда ты прислал целый «скелет диметродона».
Кемпер хихикнул в ответ, но продолжал вполне серьезно:
— «Скелет» я сделал что надо, даже ты поверил, профессионал, но сейчас иной разговор, да и не в настроении я, честно говоря, приглашать друга за тысячу миль для розыгрыша. Ты же знаешь, я работаю на полигоне и сверху высмотрел кое-что любопытное, даже сенсационное. Короче, прилетай, по телефону всего не расскажешь. Перед отлетом позвони, я встречу. — Кемпер продиктовал шесть цифр, и в трубке зачирикали воробьиные гудки отбоя.
Алиссон автоматически записал номер телефона, положил трубку, посидел с минуту, потом лег. Но сон не приходил.
Вирджин Кемпер был летчиком на службе и второй год работал в отряде ВВС, обслуживающем ядерный полигон в Неваде: фотометрия, киносъемка, радиационный контроль. Ему шел тридцать третий год, и парень он был серьезный, хотя и с хорошо развитым чувством юмора.
Случай, о котором вспомнил Алиссон, произошел в прошлом году: Кемпер прислал Норману громадный ящик, в котором находились якобы части «скелета диметродона» — древнего нелетающего ящера. Алиссон работал в Пенсильванском институте палеонтологии и археологии и был специалистом по мелу, то есть по меловому периоду мезозойской эры. Посылке он обрадовался, но «скелет» оказался довольно искусной подделкой, раскрывшей талант Кемпера в части розыгрышей. Но одно дело — прислать «останки ископаемого динозавра» по почте, и другое — приглашать друга палеонтолога на другой конец материка за тридевять земель в гости для демонстрации какой-то сенсационной находки. Не мог же Вирджин шутить так непрактично: на один только билет от Питтсбурга до Тонопы придется ухлопать три-четыре сотни долларов. Что же он там увидел в пустыне?
Алиссон занялся завтраком, потом позвонил Руту Макнивену:
— Салют, холостяк! Хорошо, что тебя можно застать дома хотя бы по воскресеньям. Мне нужен отпуск за свой счет, примерно на неделю, может быть, две.
В трубке раздался смешок заведующего лабораторией.
— А место на Арлингтонском кладбище тебе не нужно? Могу уступить свое, — Макнивен шутил часто, но не всегда удачно. — Ты что, решил жениться второй раз?
— Нечто в этом роде. Еще мне нужны дозиметр, счетчик Гейгера и аптечка.
Тон Макнивена изменился:
— А как я объясню это директору? Если ты собираешься в экспедицию, действуй официальным путем.
— Официальным не могу, мне надо навестить приятеля, срочно. Придумай что-нибудь, завтра в десять я должен быть в аэропорту. Спасибо, Рут!
Не давая Макнивену опомниться, Алиссон нажал на рычаг и начал обзванивать соответствующие службы по бронированию мест на самолет и доставке билетов на дом. Затем нашел карту штата и углубился в изучение географии окрестностей Тонопы. Если уж он брался за дело, то готовился к нему основательно, с тщанием опытного, битого не раз человека, закаленного многими жизненными передрягами.
Он был старше Кемпера на три года, но склонность к риску, даже порой с оттенком авантюризма, проглядывала в его облике так четко, что в свои тридцать пять Алиссон выглядел студентом, а не доктором палеонтологии и археологии с восьмилетним стажем. «Мальчишеский» вид уже не раз сыграл с Норманом злую шутку, в том числе и в браке, когда на третьем году супружеской жизни жена вдруг вознамерилась командовать им, упрятать «под каблук», по выражению Кемпера, из-за чего и произошел раскол семьи.
Тем не менее Алиссон ничего не потерял из того, что ценил: независимость, самостоятельность, тягу к приключениям и мальчишескую улыбку.
***
В понедельник утром Алиссон упаковал в саквояж дозиметры, щупы, пинцеты, молоток, нож, набор пакетов и в десять утра вылетел на «Боинге — 747» компании «Эр Пенсильвания» в Лас-Вегас, откуда самолет местной линии за два часа без происшествий доставил его в Тонопу.Кемпер ждал его возле трапа, загорелый, худой, улыбающийся ослепительной улыбкой киноактера. Волна выгоревших до желтизны волос падала на его жилистую шею, скрывая старые шрамы. Одет Вирджин был в летный комбинезон, сидевший на нем, как собственная кожа.
Они обнялись.
— По норме полагалось бы отвезти тебя сначала в отель, — сказал Кемпер, отбирая саквояж Алиссона и показывая рукой на стоящий неподалеку джип. — Садись это наш. Но у меня изменились обстоятельства. Сейчас мы поужинаем, ты расскажешь о себе и — в путь.
— То есть как в путь? — Ошеломленный Алиссон безропотно дал усадить себя в машину.
Кемпер сел рядом, и джип резво побежал по бетонному полю к левому крылу аэропорта — длинному бараку из гофрированой жести.
— У нас с тобой всего два дня плюс сегодняшний вечер на все изыскания.
В среду намечается очередное испытание… э-э, одной штучки…
— Не мнись, что вы там взрываете?
Кемпер засмеялся, останавливая машину так, что Алиссон едва не проломил головой ветровое стекло.
— Всего полсотни килотонн под названием «Тайгершарк» и, что главное, совсем недалеко от того места, куда я тебя везу на экскурсию, милях в двадцати. Поэтому-то нам и надо поторопиться.
Они спустились в полуподвал и поужинали в столовой для летного состава аэропорта, рассказывая друг другу последние новости.
— Ну, а чем конкретно ты занимаешься в настоящее время как ученый? — поинтересовался Кемпер, не страдавший отсутствием аппетита ни в молодые, ни в зрелые годы.
— Пишу трактат о пользе вреда, — булькнул куриным супом Алиссон. — Причем уже второй.
— А без шуток?
— Я вполне серьезно: занимаюсь теорией пользы вреда. Ты уже слышал, наверное, что динозавры вымерли около трехсот миллионов лет назад?
— Ну, раз их нет сейчас, то, очевидно, вымерли.
— Есть несколько гипотез, определяющих причины регрессии рептилий: вспышка сверхновой звезды недалеко от Солнца, долгая галактическая зима — из-за попадания Земли в полосу пыли, накопление ошибок в генетическом коде и так далее. Все эти факторы нанесли непоправимый ущерб фауне и флоре нашей планеты, не так ли? Ну, а я пытаюсь доказать, что такой вред чрезвычайно полезендля эволюции приматов и вообще прогрессирующих форм жизни.
— По-моему, это ерунда.
— Истина ничуть не страдает от того, если кто-нибудь ее не признает, как сказал Шиллер. Ты его не знаешь.
— Откуда я могу знать твоих сотрудников? Я не о том, просто можно было бы найти проблему поинтересней. Правильно я тебя оторвал от рутины, чувствую — сохнешь на корню в тиши кабинета. Вон даже морщины на лбу появились… от усилий сохранить умное выражение лица.
— От такого слышу. — Алиссон улыбнулся. — Раз шутишь, значит, дела твои идут неплохо. А за то, что вытащил из города, спасибо, я действительно никуда в последнее время не выезжал. По теории моего непосредственного босса Макнивена, город наносит организму человека комплексную травму, и надо бывать в нем как можно реже. Так ты мне скажешь, наконец, зачем вызвал? Я еще не миллионер, чтобы ни за что ни про что выкладывать триста шестьдесят долларов за перелет из Питтсбурга в Тонопу.
— Миллионы ждут нас в пустыне, увидишь сам. — Вирджин расплатился за ужин, и они снова залезли в джип.
Самолет Кемпера стоял в ангаре под охраной мрачного капрала ВВС предпенсионного возраста. Вирджина здесь знали, и проблем никаких не возникло, никто даже не спросил, кто с ним летит, куда и по какому поводу.
Алиссон оглядел самолет: моноплан фирмы «Локхид» с выпирающим брюхом и блямбой на носу — локатором в обтекателе, а также с дюжиной контейнеров на подвесках под крыльями.
Кемпер помог другу устроиться в кабине за сиденьем пилота, и через минуту они взлетели в сторону низкоопустившегося солнца. Алиссон и сам не любил проволочек, ожидания и размеренного ритма бытия, но и он был пораженьем, как быстро Вирджин принимает решения и, главное, претворяет их в жизнь.
***
Алиссон не слышал, как их самолет дважды окликали по радио посты радиолокационного охранения полигона, борясь с внезапно забастовавшим организмом: хотя Норман был физически крепок и вынослив, но и его вестибулярный аппарат в результате десятичасового пребывания в воздухе начал барахлить. Справившись с «вестибуляркой», Алиссон задумался над глубокой философской проблемой: какая причина побудила его принять участие в очередной авантюре Кемпера. Дружили они с детства, и всегда заводилой во всех компаниях был Вирджин.Они почти не разговаривали, хотя Кемпер дал шлем с ларингофонами и пассажиру.
Лишь когда солнце зашло и внизу перестали встречаться огни — свидетели вторжения человека в жизнь гористой пустыни Невада, Вирджин окликнул палеонтолога:
— Не уснул, старина? Скоро будем на месте. Я там давно высмотрел неплохую ровную площадку и на своем «ишаке» сяду даже с закрытыми глазами, так что не дрейфь.
— А я думал, что придется прыгать с парашютами, — меланхолично пошутил Норман.
Кемпер фыркнул:
— За всю жизнь я прыгал с парашютом всего два раза, третий был бы лишним. Смотри вниз, вправо по борту градусов десять.
Алиссон напряг зрение и через минуту в хаосе коричнево-черных бугров и рытвин под самолетом разглядел маленькое облачко зеленовато-желтого свечения.
— Что это?
— То самое, из-за чего я тебя оторвал от комфортного туалета. Держись крепче, сейчас немного потрясет.
«Ишак» резво завалился влево, нырнул вниз, земля и вечереющее небо поменялись местами, но не надолго. Когда Алиссон сориентировался, самолет уже катился по твердому грунту, подпрыгивая на неровностях почвы, вонзая вперед столбы прожекторного света. Остановился, пробежав метров двести.
Кемпер выключил моторы, и наступила пульсирующая тишина.
— Жив, орел?
— И весел, — вяло пошутил Норман.
— На место пойдем завтра. — Вирджин снял шлем и оглянулся. — Э, да ты совсем квелый, парень. Посиди, пока я поставлю палатку.
— К черту, — сказал Алиссон, проведший в воздухе в общей сложности одиннадцать часов с лишним. — Я способен уснуть и так. Разбудишь завтра к вечеру… а еще лучше послезавтра. Что там светилось так красиво? Радиация?
— Фон, конечно, выше, чем везде в пустыне, кроме «нулевых точек» — мест подземных ядерных взрывов, но в костюмах, которые выдаются всему летному составу полигона во время испытаний, пройти можно. Отдыхай и не забивай голову вопросами, сам все увидишь, оценишь и пощупаешь.
Алиссон кивнул и провалилися в сон, как в пещеру. Он не проснулся даже тогда, когда Кемпер перенес его из кабины в палатку и впихнул в спальный мешок, сняв только мокасины.
***
Летчик поднимался первым, и Алиссон видел только склон горы и подошвы его сапог. Оба обливались потом, облаченные в блестящие антирадиационные балахоны с яйцевидными шлемами, несмотря на включенную систему терморегуляции. Идти мешали россыпи крупных и мелких валунов, собиравшиеся в длинные моренные гряды.Солнце еще не встало, но было уже светло, рассвет в горах занимался рано. Воздух на высоте полутора тысяч метров был прозрачен и чист.
— Не понимаю, — пропыхтел Алиссон.
— Ты о чем? — обернулся Кемпер.
— Не понимаю, зачем ты меня сорвал с места. По горам я мог бы полазить и у себя дома. Здесь нужны сильные ноги, а не умная голова.
— Не спеши, умник, уже немного осталось. Если бы не эти камни, мы были бы на месте давно.
— Это не камни — дропстоны.
— Что-что?
— Эрратические валуны.
— Не объясняй икс через игрек. Какие валуны?
— Принесенные и обточенные ледником. Видимо, ледник был мощный и растаял недавно — пару десятков тысяч лет назад.
— Для меня недавно — пару часов назад.
Кемпер взобрался на гребень перевала и показал вниз:
— Вот оно, чуть ниже, прошу любоваться.
Алиссон остановился рядом и перевел дух.
С этой стороны склон горы без единого намека на растительность уступами спускался в долину древнего водного потока — сейчас там струился ручей с густой коричневой водой, а на площадке первого уступа располагался длинный каменный вас необычной формы с выступающими из камней толстыми дугами и остроконечными столбами серебристо-белого цвета. Что-то он напоминал, этот вал: смутные ассоциации зародились в голове Алиссона — где-то он видел нечто подобное, странно знакомое и волнующее. Он достал бинокль, подкрутил окуляры.
Кемпер щелкнул футляром дозиметра.
— Фон вполне сносный — семнадцать рентген. Вблизи будет около тридцати, но я долго прохлаждаться там не собираюсь, покажу кое-что и назад.
Отсюда, кстати, видно лучше. Ну что тебе напоминает эта осыпь?
— Кладбище динозавров! — сообразил наконец Алиссон, у него даже дух захватило. — И ты молчал?!
— Во-первых, мог бы и сам догадаться, что я не поволоку палеонтолога в горы любоваться рассветом, а во-вторых, здесь почил всего один экземпляр, а не стадо динозавров.
Алиссон хмыкнул скептически, но чем дольше рассматривал останки, тем больше убеждался, что Вирджин прав. Перед ним лежал наполовину забитый землей и камнями скелет чудовищного неизвестного науке гиганта, достигавшего в длину никак не менее двухсот метров! Клосс лежал на спине, раскинув лапы — их было почему-то пять, как показалось Алиссону, — и откинув назад голову, почти полностью скрывавшуюся в земле. Форма конечностей была, в общем-то понятной, мало отличавшейся от известных Алиссону форм скелетов древних пресмыкающихся, но все же хватало и деталей, назначение которых было известно палеонтологу с первого взгляда. И еще пятая конечность, не хвост — хвост был виден — сорокаметровой длины, из позвонков размером с человеческую голову, с шипами, раздваивающийся на конце, а именно скелет лапы, странной, напоминающей скелет зонтика.
— Вот это да-а! — сказал наконец Алиссон, опуская бинокль. — С ума можно сойти! Удружил ты мне, ничего не скажешь! Или это потрясающее открытие, сенсация века, или снова твои шутки.
Кемпер засмеялся.
— Как говорил Дидро: неверие — первый шаг к философии. Скептицизм — худшее из мировоззрений, хотя, с другой стороны, ученый обязан быть замешан на изрядной доле скепсиса. Пошли, покажу главное.
Они опустились на сто метров ниже и приблизились к полузасыпанному, вернее, наполовину вылупившемуся из почвы скелету отжившего свой век исполина. Обошли кругом, прислушиваясь к треску счетчика Гейгера в руке Вирджина: радиация вблизи скелета достигла сорока четырех рентген в час.
Цвет костей был или серебристо-серым, или белым, словно они были покрыты инеем, но пальцы Алиссона в перчатке защитного комбинезона ощущали твердый монолит, похожий на гофрированную сталь. Кемпер остановился возле пятиметрового бугра с тремя ямами, расположенными на одной линии, стукнул в макушку бугра кулаком.
— Череп полностью в земле, придется очищать. Чувствуешь, какая громадина? Что тебе ковш двадцатитонного экскаватора!
Алиссон с дрожью в коленях погладил торчащий из-под каменной осыпи снежно-белый шип, похожий на бивень мамонта.
— Что-то не припомню подобных находок… да и не знаю, могли ли такие гиганты жить на Земле, он же должен был весить не менее тысячи тонн! Как он себя таскал?
Кемпер пожал плечами.
— Спроси у него самого. Факты — упрямая вещь. А теперь загляни сюда.
— Летчик взобрался на груду камней, протиснулся между двумя изогнутыми столбами и посторонился, пропуская палеонтолога вперед. Счетчик Гейгера, засунутый им в карман, заверещал сильнее.
Алиссон остановился на краю громадной ямы, окруженной частоколом наклонившихся серебристых стволов, — это явно была грудная клетка исполина, внутри свободно уместился бы железнодорожный вагон. В центре ямы, глубина которой достигала семи метров, среди крупных и мелких камней выдавались три граненых глянцево-черных кристалла, заросших щетиной, отсвечивающих серебром шипов. Над ними струилось марево нагретого воздуха, словно они были металлическими болванками, вынутыми из электропечи после нагрева. Макушки двух кристаллов были срезаны, открывая взору отблескивающие зеленым внутренности. У Алиссона внезапно родилось ощущение, что эти черные «кристаллы» — живые, и он сглотнул ставшую горькой слюну.
Кемпер отобрал у него фотоаппарат, сделал несколько снимков и завернул фотоаппарат в свинцовую пленку.
— Давай за мной вниз, самое интересное там, у этих яиц, но задерживаться возле них нельзя — там рентген восемьдесят, если не больше, наши «пингвины» такую радиацию долго не удержат.
Они спустились в яму, прыгая с камня на камень, пот заливал глаза, но вытереть его мешало стекло гермошлема. Температура воздуха в яме держалась на уровне восьмидесяти градусов по Цельсию.
Кемпер подошел к одному из многогранников, поверхность которого украшал рисунок трещин, нагнулся к срезу, заглянул и тут же уступил место Алиссону.
Тот наклонился над горячим щетинистым срезом «кристалла» и остолбенел.
«Кристалл» на самом деле оказался верхним концом огромного яйца, заполненного прозрачно-желтым желе, в котором плавал «желток» — светящийся нежно-зеленым светом, свернувшийся в комок… зародыш! Из переплетения каких-то жил, крючьев, лап и перепонок на Нормана глянул пристальный немигающий глаз!
Алиссон сглотнул комок в горле и с трудом оторвал взгляд от этого странного, завораживающего, не человеческого, да и не звериного, а скорее птичьего глаза, в котором, однако, пряталась не то мука, не то смертельная тоска.
— Идем отсюда, — потянул летчик Алиссона за рукав. — Потом придем еще раз с лопатами и кинокамерой, возьмем образцы.
Палеонтолог словно в ступоре последовал за ним, но на полдороге к подъему из ямы вернулся и еще раз заглянул внутрь чудовищного яйца — теперь было совершенно очевидно, что это именно яйцо с живым зародышем! Как специалист, Алиссон знал, что его коллеги не раз находили яйца динозавров, но окаменевшие, утратившие прежние качества и материальный состав, однако живых яиц не находил никто, он был первым…
— Я не хотел заявлять об этом один, — сказал Кемпер, когда они выбрались наверх на уступ и смотрели на останки монстра. — Да и времени, честно говоря, не было, второй месяц испытания идут одно за другим, передохнуть некогда! Мой напарник заболел, и я срочно позвонил тебе.
Кстати, когда я нашел скелет, яйца были целые, дырки в них появились только неделю назад.
— И ты никому ничего не говорил?
— Какой смысл? Здесь никто не ходит, никто не летает, кроме спецбригады обслуживания полигона, так что сохранность тайны обеспечена и денежки за сенсацию все наши. Интересная зверюга была, а? И радиация ей нипочем!
— Похоже, она сама была радиоактивна, радиация полигона тут ни при чем. — Не обращая на стекающий по лицу пот, Алиссон снова достал фотоаппарат и доснял пленку до конца. — Любопытно, что помогло скелету выбраться на белый свет? Судя по базальтам, это ламрийская складчатость, — конец мела — начало палеогена…
— Оползень, — сказал Кемпер. — Все четыре уступа образованы оползнями, последний и вскрыл скелет. Это же полигон, каждый взрыв трясет землю не хуже, чем природная стихия.
— Мезозойская эратема, — бормотал Алиссон, не слушая друга; он все еще находился в трансе. — Фанерозой… ни транс, ни юра, ни мел не могли породить таких гигантов… совершенно невозможная вещь!… Даже бронтозавры не могли жить только на суше, как и сейсмозавры, и большую часть жизни проводили в воде, а ведь весили они всего-навсего около сотни тонн…
Понимаешь?
Кемпер развернул палеонтолога спиной к своему открытию и повел, упирающегося обратно к самолету.
— Рад, что тебе интересно, но пора и отдохнуть.
— Радиация… — продолжал бормотать Алиссон. — Может быть все дело в радиации? Просто перед нами результат мутации, обособленная экологическая ниша? Чем не гипотеза? Впрочем, любое живое существо на Земле должно быть приспособлено к ее гравитации, это закон. Что ж, выходит, этот провозвестник Апокалипсиса не подчинялся законам физики? Как он таскал свое тысячетонное тело? Никакие мышцы не в состоянии этого сделать и никакие кости не выдержат такой вес!
— Снова ты о своем. Вот же он перед тобой, можно пощупать руками. У него кости словно из металла, я пробовал отломить кусочек — не смог даже с помощью пассатижей. Попытаемся взять анализы под вечер, когда немного спадет жара, я буквально плаваю в поту, никакой регуляции в этих саванах, врет реклама…
***
Они с наслаждением сбросили с себя «пингвины», вымылись водой из бака, пропахшей пластиком и железом, и переоделись в сухое.Алиссон никак не мог успокоиться, у него от волнения дергалось веко, а он, растирая глаз, все бормотал что-то, исписывая страницу за страницей своего член-корреспондентского блокнота, привезенного из Стокгольма месяц назад. Кемпер только посмеивался над проснувшимся в палеонтологе профессионалом, понимая, что Норман сам придет в себя и станет прежним Алиссоном, простым и веселым парнем.
В шесть часов вечера они предприняли еще один поход к скелету неизвестной твари, которой Алиссон дал название суперзавр-сверхящер.
Полюбовавшись на плавающих в зеленом желе зародышей, готовых вот-вот явиться на свет, и попытались откопать череп суперзавра, утонувший в обломочном материале почти по шейные позвонки. Но во-первых, в скафандрах работать лопатой было неудобно, изыскатели вспотели уже через несколько минут работы, а во-вторых, для освобождения черепа нужен был экскаватор, потому что Алиссон определил длину головы исполина метров в пятнадцать. И наконец, в-третьих, радиация возле скелета была все-таки выше защитных свойств «пингвинов», предназначенных для работы в горячих зонах атомных реакторов на подводных лодках с радиацией не выше сорока-пятидесяти рентген в час.
И все же Алиссон сумел уловить характерные особенности строения черепа зверя — череп внутри был свободен от камней и почвы и просматривался хорошо даже без помощи фонаря — и, придя в лагерь, набросал его эскиз, а потом и реконструкцию головы ящера. Получилось нечто экзотическое, непривычное, ни на что непохожее, Алиссон даже засомневался и сделал необходимые расчеты, но рисунок не изменился: голова суперзавра представляла собой сложный агрегат из трех подвижных рыл с рогами, причем глаз у этого монстра было тоже три — один спереди и два по бокам. Хотя вполне могло случиться, что отверстия, которые Алиссон принял за глазные, на самом деле служили для других целей.
— Ну и урод! — пробурчал потрясенный Кемпер.. — Ты случайно не последователь Босха или Сальватора Дали? Этот зверь больше похож на бурильную установку, чем на живое существо. Ничего похожего на твоих обычных динозавров.
— Обычных! — Алиссон усмехнулся. — Ты говоришь так, будто сызмальства охотился на них с луком и копьем. Знаешь, сколько видов зверья репродуцировала природа в мезозое? Около ста пятидесяти тысяч! А мы знаем, вернее, рассчитали облик всего трех с небольшим тысяч видов, то есть два процента, а раскопали и реставрировали и того меньше. Никто не может представить, какие чудища жили в те времена.
— Но мы же наткнулись на одного из них…
Алиссон покачал головой.
— Не уверен.
— Что?! Уж не хочешь ли ты сказать, что и этого монстра я смастерил своими руками.
— Нет, не смастерил, сие не под силу и всему нашему институту, но у меня мелькнула мысль: вдруг наш сверхящер не является жителем Земли?
Кемпер перестал помешивать в котелке суп из концентрата, варившийся на походной спиртовой горелке.
— Ты не оригинален. В свободное время я почитываю научно-популярную литературу и знаю, что такое панспермия. Хочешь сказать, что спора или яйцо этого чудовища выпало на Землю из космоса, а потом он здесь родился? Лично мне нравится первая гипотеза: суперзавр — детище мутации. В истории Земли столько белых пятен, что нет смысла искать пришельцев там, где их нет.
Природа более изобретательна, чем мы думаем. Во всяком случае, богу с ней не справиться.
Алиссон с проснувшимся любопытством слушал летчика, вдруг открыв в нем качества, которых еще не знал: любознательность, начитанность и способность к философским обобщениям.
— Бога нет, — сказал он. — Вернее, я в него не верю.
— Я тоже. «В мире столько безумия, что извинить бога может лишь то, что он не существует» — говорил Стендаль.
Не помню, кто сказал, что безумие — избыток надежды — В таком случае, я безумен сверх меры. — Кемпер налил в алюминиевые тарелки дымящийся суп. — Я настолько безумен, что надеюсь дожить до глубокой старости.
Алиссон покачал головой, но продолжать разговор не стал.
Мысли вернулись к находке, и его снова увлекла пропасть тайны, которая крылась в явлении на свет суперзавра с живыми зародышами. Поужинав, он поднялся на небольшую пирамидальную скалу и оглядел окрестности «посадочной площадки», где приземлился «беременный ястреб», как назвал самолет палеонтолог, или «ишак» — по образному выражению Кемпера.