Буду продолжать поиски. Правда, я свои возможности почти исчерпают.
Они вышли со двора и побрели к остановке автобуса.
— А почему бы тебе не спросить утех, кто принимает твою информацию, где находится вход в… м-м, в хроноскважину? — вслу: подумал Никита.
— Сто раз спрашивал, не отвечают. Может быть, считают, что еще не время, может, надеются, что мы отыщем сами.
Сухов хмыкнул и замолчал.
На автовокзале они перекусили в буфете, подошли к расписа нию.
— Куда теперь?
— Домой. По пути я тебе кое-что покажу.
Не доезжая до Хабаровска километров тридцать, сошли во вре мя остановки в маленьком поселке со смешным названием Тре вердень.
— Прогуляемся, пока не стемнело. Уедем следующим рейсом. — Такэда повел танцора по накатанной дороге в обход поселка, к сопкам. Обескураженный Сухов только головой покачал, не понимая, зачем и куда они идут.
Дорога, по которой изредка проплывали грузовые «Кразы», нырнула в елово-пихтовый лес, потом поднялась на сопку, и Такэда сошел с нее, направляясь по целине в просвет между расступившимся дубняком… Через несколько минут выбрались к обрыву: сопка здесь оголяла вертикальную стену, падавшую в долину, которую заполняла лиственничная марь. В конце долины возвышалась странной формы сопка, даже не сопка — каменный горб, голый, в редких куртинах низкого кустарника, с крутыми боками.
Такэда кивнул на этот горб.
— Видишь?
Никита еще раз оглядел сопку.
— Скала, как скала… форма, конечно, интересная…
Очертаниями сопка напоминала не то буйвола, уткнувшего морду в землю, не то медведя, закрывшего лапами голову.
— Это убу-гами, дословно с японского — «священное тело бога». На самом деле это «прогиб нашего хрона», реальный след, вернее, отражение в нашем мире былой войны сил Света и Тьмы, Владык и воинства Люцифера. Война шла, конечно, «за много» хронов от нашего, но колебания Миров Веера были столь значительными, что в каждом хроне рождались отражения реально существовавших магов, демонов и их слуг. В данном случае эта скала — отражение кентавроподобного монстра, «коня», созданного Денницей для магов, помогавших ему. Таких скал на Земле я знаю четыре: Медведь — так зовут эту сопку здесь, остров Петрова в Японском море, гора Айерс-Рок в Австралии и Ай-Петри у нас в Крыму.
Сухов снял перчатку, зачерпнул ладонью снег, пожевал.
— Впечатление достаточно мрачное. А он не оживет?
— Я же сказал — это отражение, подчиняющееся лишь принципу формы. Где-то в других хронах оно постепенно уплотняется, приобретает и другие свойства, пока не становится идентичным самому «коню». Мертвому, конечно. Хотя при определенных обстоятельствах он может и ожить. Останки этих монстров могут сохраняться чуть ли не вечность.
Никита приставил ладонь ко лбу козырьком.
— Представляю… — Поежился. — Пошли отсюда, зябко. Или ты хотел дойти до сопки?
— Можно было бы и дойти, но лучше этого не делать. — Такэда первым зашагал обратно, потом остановился, протянул Сухову перстень, внутри которого пульсировал алый чертик. — Видишь?
Здесь пространство нашего хрона «прогибается», индикатор чувствует это. Возможно, именно в таких местах и прячется вход в хроноскважину, соединяющую миры.
В Хабаровск они приехали поздним вечером, а в комнате Сухова их ждала Ксения.
Неизвестно, дала ли она почувствовать это Сухову, но после ее отъезда он с такой яростной энергией продолжил тренировки, что удивил даже инженера, с которым все чаще проводил спарринг.
Красильников сдержал слово и познакомил Никиту с мастером фехтования, который несколько лет назад основал Ассоциацию профессионалов риска. Мастера звали Виктором Борисовичем Зленским, шел ему сорок шестой год, он и выглядел на все свои сорок шесть, если не больше — огромный рыжий детина, широкий, пузатый, с руками-лопатами, заросший бородой чуть ли не по глаза, — но, в бою он преображался, прибавляя к гигантской силе невиданную гибкость, ловкость и грацию барса. Никиту он поразил тем, что мог вести бой с завязанными глазами, хотя чудом было уже и владение всеми видами холодного оружия от кинжала и шпаги до сабли и меча. Клинок при этом казался естественным продолжением его руки.
Никита начал уставать, хотя и не признавался никому, упорно уделяя тренировкам по двенадцать часов в день. Однако Такэда не стал требовать сокращения объема тренировок, интуитивно чувствуя, что их свободе вот-вот придет конец. В конце ноября он снова уехал, строго-настрого приказав Сухову соблюдать все меры предосторожности и быть готовым к появлению эффектов внедрения или вселения.
Сухов, слегка осунувшийся и побледневший в последнее время, только кивнул. Сомнения в целесообразности их действий охватили его с новой силой, хотелось бросить тренировки ко всем чертям, рвануть в Москву и зажить нормальной человеческой жизнью. Но в глубине души он понимал, что будет выглядеть предателем в глазах Такэды и слабаком в глазах Ксении, и, стиснув зубы, продолжал заниматься у Красильникова и Зленского. возвращаясь домой к ночи и уходя из дома ранним утром.
И все же, несмотря на все ухищрения и осторожное поведение, в субботу, четвертого декабря, произошел инцидент в булочной, пробудивший знакомое чувство подглядывания и преследования.
Булочная находилась недалеко от дома, в одноэтажном здании, и Никита обычно перед обедом забегал в нее, брал батон белого и лепешку черного хлеба — на день хватало и ему, и старикам. Иногда случались перебои со снабжением, тогда возникала очередь, как и на этот раз. Сухов сначала заколебался — стоять ли, но потом все-таки занял очередь, подумав, что хозяевам будет нелегко тащиться по морозу и выстаивать полчаса-час.
В этот момент в булочную ввалилась компания молодцов лет по восемнадцать-двадцать, человек пять. Не обращая внимания на возмущенных людей, отпуская шутки, огрызаясь, они бесцеремонно растолкали толпу у лотков, взяли по два батона и подошли к кассе. У Никиты вспотели ладони от желания одернуть грубиянов, но он помнил наказ Толи и сдержался. Однако события продолжали развиваться по нарастающей.
Проходя мимо кассы, первый с хохотом указал на приятеля:
— Он заплатит.
Тот в свою очередь передал эстафету: следующему, потом третьему и четвертому, а пятый, вывернул карманы, сказав, что забыл деньги дома и сейчас принесет, попытался миновать кассу, но молоденькая кассирша, пытавшаяся увещевать хулиганов, вцепилась в его рукав со слезами:
— Платите сейчас же! Что же это делается? Мужчины, помогите же…
В очереди поднялся ропот — осуждали юнцов в основном пожилые женщины да старушки, но мужчины молчали. Никита вышел из толпы и преградил путь упивавшемуся собственной смелостью и находчивостью парню, который оторвал от себя руки кассирши и собирался последовать за друзьями.
— Плати.
Четверо у двери перестали бросать издевательские реплики, очередь притихла, а юнец с батонами захлопал ресницами.
— Ты чо, кореш? Чо тебе надо? Ты еще не понял? Откуда у нас такие деньги?
— Плати, — шепотом повторил Сухов. Не поворачивая головы бросил остальным: — Мальчики, у нас проблема — надо заплатить за хлеб. Девушка ждет.
— Ах ты… морда! — прорезался голос у парня, одетого, как и приятели, в меховую шубу, но без шапки. — А ну, вали отсюда, пока не…
Никита точным движением взял его за ухо и едва не приподнял, так что тот взвыл не своим голосом, пытаясь освободиться.
— Ой-ой-ой! Отпусти, амбал, убью! Отпусти-и-и…
Сухов Отобрал батоны, передал кассирше, повернулся к остальным, продолжая держать извивающегося, не оставлявшего попытки достать его ногой, юнца за ухо.
— Мальчики, или платите, или кладите хлеб обратно, а то я вас сильно огорчу.
Двое было двинулись с батонами обратно, но у черноволосого, со шрамом на губе, вожака проснулась «гордость». Он бросил батоны на пол и вынул нож. Его телохранитель щелкнул вторым. Очередь подалась назад, закричали женщины. Никита кивнул на рыдавшего от боли и злости «заложника»:
— Не жалко? Я ему ухо оторву.
Вожак заколебался, потом сделал жест друзьям — уходим, мол.
Сверкнул глазами:
— Ну погоди, паскуда, мы тебя встретим!
Компания удалилась с шумом и бранью, едва не сорвав дверь с петель. Кассирша лепетала слова благодарности, вытирая слезы, очередь шумела, восхищалась, осуждала и спорила. Никита взял хлеб и вышел из булочной. Компания ждала его у соседнего дома.
Сухов направился прямо к ней, чувствуя, как напряглись мышцы живота и в звезде на плече запульсировало холодное пламя. И столько в его решительный походке было целеустремленной ярости, что пятеро не отважились затевать драку, поспешили перейти на другую сторону улицы.
Опомнился Никита только у ворот во двор дома. Прислушался к ощущениям: плечо дергала тонкая, как укол ледяного шприца, боль. Звезда пыталась языком боли что-то сказать владельцу, но тот ее не понимал. В Хабаровске она заговорила впервые, Как ни берегся Сухов, как ни осторожничал, все же во время тренировок не раз получал удары по плечу с пятном Вести, однако она на это никак не реагировала, словно понимая, что «беспокоят» ее случайно, не целенаправленно. И вот Весть проснулась, проснулась в тот момент, когда Сухову понадобилась концентрация психической энергии и воли. Не это ли шаг к диалогу? Нельзя ли попытаться воздействовать на нее предельным напряжением сил и мысленного приказа?
Никита даже остановился, оценив идею, но по зрелому размышлению решил повременить с экспериментом. Риск был велик и следовало застраховаться от неожиданностей: подождать Толю и разбудить звезду под его наблюдением.
Федор Полуянович был дома один, сказав, что жена ушла к соседке: они дружили семьями уже лет десять. Полюбопытствовал:
— Володя, мы тут со старухой гадаем: вы террористы или спортсмены? Если первые — значит, готовитесь что-то взорвать в Хабаровске, хотя ума не приложу, что у нас можно взрывать, кроме казино «Бомонд». Если спортсмены
— значит, тренируетесь к чемпионату мира по каратэ.
— Террористы, — улыбнулся Никита.
Федор Полуянович улыбнулся в ответ. Постояльцев своих он уже знал достаточно хорошо, чтобы составить о них свое мнение, но любопытства все же пересилить не смог.
— То-то, я вижу, вы какие-то странные приемы изучаете… А серьезно, Володя?
— Долго объяснять, дядя Федя. — Сухов разделся и прошел в свою комнату. — Вообще-то я акробат, а борьба — это хобби.
Федор Полуянович с уважением посмотрел на атлетическую фигуру постояльца.
— То-то я вижу, мышцы накачаны не по-борцовски. А ваш друг сказал, что вы танцор.
— И это правда — танцевал в балете. — Никита пригласил хозяина в комнату. — Проходите, дядя Федя:
— Да нет, это я со скуки, — замахал руками Федор Полуянович. — Надоело с книгой на диване валяться. А ваш друг кто?
— Инженер, электронщик.
Хозяин поцокал языком.
— Я думал — художник. Станет иногда и по часу картины разглядывает. Или вот давеча на снег смотрел.
— Это в традициях япон… — Сухов остановился. Не то, чтобы он побоялся проговориться, хотя они с Такэдой и решили поменьше говорить о себе, но вопросы Ивлева вдруг перестали ему нравится. Вспомнился термин Толи — вселение. Уж не вселился ли в старика кто-нибудь из тех, из группы СС? Впрочем, ерунда! Старик действительно заскучал.
— Созерцание картин требует ума и вкуса, — добавил Никита, искусно меняя тему разговора. «Как и танец», — добавил он мысленно.
— Да это уж конечно, — пробормотал Федор Полуянович. — Извините, что напал так сразу, с порога. В шахматишки не перекинемся?
— С удовольствием. — Никита собирался лечь спать пораньше, но отказать старику не решился. В зеркале прихожей отразилась его физиономия, и танцор задержал на ней взгляд. Твердые губы, сосредоточенный взгляд — лицо человека озабоченного и сильного.
Надо же, как изменили его обстоятельства!
Отражение вдруг заколебалось, кивнуло и снова успокоилось.
Никита даже глаза вытаращил, потом качнул головой — привиделось. Но заноза в душе осталась: подсознание сработало не зря, что-то изменилось в окружающем мире, сдвинулись невидимые колеса судьбы, и над будущим Сухова нависла тень…
Несколько дней он старался никуда в свободное время не ходить, даже в магазины, проверял надежность своих ощущений. И, как оказалось, не напрасно.
Сначала в дом Ивлевых заявился некий незнакомец, представившийся другом Сухова. Поскольку танцор остановился у Ивлевых под именем Петрова, Федор Полуянович ответил, что Суховых у них отродясь не проживало, и осведомился, с кем имеет дело.
Мужчина — лет пятьдесят — вдруг сделал вид, что не понимает, как сюда попал, начал озираться с изумленным видом, бормотать что-то насчет головной боли и, извинившись десяток раз, ушел в полной растерянности. Федор Полуянович передал Сухову этот разговор в лицах, с юмором, и Никита даже посмеялся вместе с ним, хотя в душе у него все сжалось. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы определить вселение. Функионеры СС вышли на Хабаровск, а это означало, что они не поверили в гибель танцора и его друга исключили свои поисковые системы.
Стиснув зубы, Никита продолжал ходить на тренировки, утроил осторожность, заставил работать интуицию и нервную систему сверх нормы. И
— о чудо! — утомляться он стал меныцг. Словно сами собой подключились резервы организма, при обычной жизни дремлющие в неподдающихся сознательному управлению «акку муляторах».
Ни молодежных шаек, ни бандитских групп, ни профессионалон преступного мира, работающих в одиночку, Сухов уже не боялся поверив в свои силы, может быть, чересчур рано и с изрядной долен самоуверенности. Но тем не менее, эта уверенность отразилась в его облике: фигура танцора стала внушать уважение, скрытую силу, так что многие инциденты удавалось тушить просто взглядом Преобразилась и его походка. Если раньше он ходил, как танцор и гимнаст, чуть ли не на пуантах, привыкнув к мелкому шагу с вытянутым вперед носком, то теперь шаг его стал широк, стремителен упруг и гибок, так что даже по снегу он шел почти бесшумно и ловко, словно собираясь прыгнуть в любой момент.
Второй «звонок» прозвучал в четверг двадцать девятого ноября, когда Сухов возвращался поздно из АПР, где занимался фехтованием под руководством Зленского. Автобус шестого маршрута был почти пуст, ехали всего человек шесть: две женщины, старик, пара — юноша и девушка, и сам Сухов. И вот в автобус ввалилась веселая компания парней — танцор насчитал восемь душ — и со гнала с передних сидений женщин, предложив и парочке поискать другие места.
Парень не стал рисковать, встал, чтобы пересесть, но кто-то из компании толкнул девущку на сидение.
— А она посидит с нами.
Драка началась мгновенно и так же мгновенно закончилась: парню врезали по затылку дубинкой, и он упал. Девушка закричала, бросилась к нему, но ее схватили и силой усадили на место, со смехом пригрозив:
— Сиди, не то и тебе достанется. Полежит и очухается, неча кулаками-то махать.
И в это время в действие вмешался Сухов.
— Отпустите их.
— А ты кто такой? — огрызнулся тот, что был с резиновой мидццейской дубинкой. — Родственник? Или переодетый омоновец?
Никита молча подошел к лежащему ничком парню, потрогал затылок под шапкой, контролируя боковым зрением все движения группы, выпрямился.
— Вы же ему чуть голову не проломили, шутники.
Он действовал так уверенно и спокойно что это подействовало на ребят отрезвляюще, и все закончилось бы хорошо, если бы не девица, приятельница лежащего без сознания юноши. Она сорвалась с места и бросилась с кулаками на парня с дубинкой:
— Гад! Убийца! Подонок! Ты его убил…
Дубинка поднялась и опустилась, Никита не успел перехватить удар, так как не верил, что кто-то может ударить девушку. Та упала, замолчав на полуслове.
— Ты тоже хочешь получить? — хрипло сказал парень, крутанув дубинку в руке. Было видно, что он владеет ею вполне профессионально.
— Подонок, — сказал Сухов одними губами и выхватил из сумки за плечами бамбуковую палку, которую использовал на тренировках в качестве меча.
Компания бросилась на него вся разом… и откатилась с воплями. Двое получили удары по рукам, еще двое — по лицу. И лишь парень с дубинкой остался на ногах, отбив удар. Оскалив зубы, он стоял в позиции защиты и медленно вращал дубинку. Глаза его светились.
Сухов вздрогнул, встретив этот горящий взгляд. Вспомнился вожак «десантников» СС в парке: у того тоже был такой взгляд — полный угрозы и силы. Неужели это «свита Сатаны»?! Непохоже, хлипки больно. Скорее, снова вселение. Но тогда как точно выбран момент!
Парень прыгнул вперед, дубинка в его руке превратилась в черный веер, Никита с трудом парировал несколько быстрых и точных выпадов, понимая, что в мастерстве фехтования уступает этому дьяволу с глазами убийцы. И в это время водитель автобуса решил вмешаться в схватку. Он резко затормозил, так что вся компания попадала между сидениями и в проходе, и выскочил из кабины с монтировкой в руках.
— А ну прекратите! Головы посшибаю!
И сорвиголовы прекратили бузу. Глаза вооруженного дубинкой погасли, он схватился за голову, с недоумением глянул вокруг, но его потянули за рукав, и компания сунулась к выходу. Никита со вздохом облегчения опустил свой бамбуковый «меч», только теперь ощутив боль в местах, где по телу прошлась дубинка вселенного.
— Спасибо вам. — проговорил юноша, держась за голову. Девушка помогла ему подняться, хотя ей досталось не меньше, бросила благодарный взгляд на спасителя. Набросилась на приятеля:
— Говорила, давай останемся, нет же не послушался, пока голову не проломили. Это же телохранители Дадуева, не понял, что ли? Я узнала двоих, а тот, с дубиной, и вообще милиционер, он тоже с ними…
Они сошли.
Напряжение спало.
— Спасибо и вам, — пробормотал Сухов водителю.
— Не за что, — ответил тот мордатый, несимпатичный с виду. — Мы делаем одно дело.
Сухов доехал до своей остановки, сошел и долго смотрел всле… автобусу, вспоминая лицо и тон водителя, с которым тот говори.; «мы делаем одно дело». Кто же это был?
Еще с полчаса Никита смотрел на звезды, ни о чем особом не думая, пока не стала отчетливой мыслью догадка: их нашли!
Такэда приехал второго декабря, похудевший и усталый, но все такой же невозмутимый и обманчиво флегматичный. Однако, узнав о стычках танцора с неизвестными «бандформированиями», помрачнел.
— Они запустили ЦРУ…
Никита невольно усмехнулся, переодеваясь после душа; Толя нашел его в раздевалке ЦРБИ после тренировки.
— Ну и зверинец! Сплошной фашизм: СС. ЧК, СД, теперь ЦРУ. Что еще нас ожидает?
— ЦРУ — это почти то же самое, что и ЦРУ в Штатах: центральное разведуправление, то есть система разведки и слежки.
Подручные Денницы запускают ее в потенциально опасных для них хронах, чтобы выяснить количество магов. В нашем хроне ЦРУ до сих пор не работала. Земля не считалась опасной для замыслов Люцифера, скорее, наоборот. В общем, меченый, пора уходить отсюда.
Никита застыл, вдев руки в рукава рубашки.
— Куда уходить? На Луну, что ли? Ты серьезно?
— Нет, пошутил.
— Только-только начало что-то получаться — снова в бега…
Может быть, обойдется?
— Не обойдется. Кит. И ты еще не готов.
Никита оделся, и они вышли на улицу. Было два часа дня, но казалось, будто уже наступил вечер: серая пелена туч опустилась на город, не пропуская солнечный свет. Мело. Редкие прохожие торопились по своим делам, и никто не обращал внимания на друзей.
— Где был на сей раз?
— Где меня не ждали, — туманно ответил Такэда. — В том числе и в Москве.
— Ксению видел?!
— Нет… нельзя было, за ней тоже пущена ЦРУ, так что я не рискнул связываться с ней. Поискал Книгу Бездн и смылся.
Никита погас.
— Ты уверен, что она существует? А если мы ее все равно не найдем?
— Я уже говорил о вариантах. Один из них — первыми напасть на след СС и выяснить, как они попадают в наш хрон. Конечно, лучше бы найти Книгу, риска в сотни раз меньше.
Пару остановок решили пройти пешком, поговорить без свидетелей, а потом зайти в кафе пообедать.
— И все-таки как она выглядит, Книга? Ты что-то говорил, но я не понял.
— Она может выглядеть, как угодно: книгой, кассетой, кристаллом, камнем, любым предметом. Главное, что она содержит информацию о входе в хроноскважину. — Такэда помолчал. — И не только о входе. Но не каждый сможет ее прочитать. Есть мнение, что Книга за время скитаний по Земле потеряла большую часть информации, рассеялась по другим книгам черной магии.
Никита хмыкнул.
— Тогда зачем ты ее ищешь?
— Потому что у меня другое мнение. Я думаю, что срок в десять тысяч лет, на который она была заколдована «страшным проклятием», уже истек, и Книга начала свободное хождение, расшатывая стабильность нашего хрона. Где она появляется — начинаются национал-фашистские конфликты, войны, геноцид, массовые болезни, разгул терроризма и бандитизма, низменных страстей и религиозного фанатизма. К сожалению, я не успел закончить всесторонний компьютерный анализ, но кое-что посчитают: Книга сейчас находится у нас, на территории Лиги, а точнее — или на границе Афганистан-Таджикистан, или в Карабахе, там снова неспокойно, или в Чечне. А путь по бывшему СССР она прошла быстро: начала с Москвы, через страны Балтии и Югославию пришла в Молдову, потом в Абхазию, Карабах, Грузию, Таджикистан. Вероятнее всего, там она и застряла.
Никита скептически скривил губы.
— Это не более, чем твои предположения. Не может же Книга передвигаться сама.
— Кто знает, — пожал плечами Такэда. — Может быть, у нее есть владелец, а может, она способна передвигаться.
Сухов от неожиданности поскользнулся, но, сделав пируэт, Удержался от падения.
— Шутишь!
— Если бы.
Кафе называлось «Веселый Роджер», и кормили здесь прилично Никита съел харчо и отбивные, Такэда — буайбесс [28]и жареную рыбу. За столом разговаривали мало, больше смотрели за входящими посетителями. Одеваясь, Сухов спросил:
— Что, прямо сейчас и поедем?
— Дня через два.
— А может, отобьемся?
Инженер поднял на друга скептический взгляд.
— Чем, бамбуковыми мечами? Тебе повезло в автобусе, что вселенный имел при себе лишь дубинку, а не настоящий меч или пистолет. Применил бы, не задумываясь.
Никита зябко передернул плечами.
— Таких инструкторов, как Иван, мы уже не найдем. Зленский вообще уникум. Видел бы ты, что он делаете холодным оружием Он владеет всем, что колет, режет или рубит, не говоря о меча и саблях.
— Тут ты, к сожалению, прав, Зленского я тебе не заменю. «Сечей Радогора» владеет только он. Придется просить его дать на время свод приемов и правил, отреставрированных и доработанны еще его учителем — историком Бельцовым. Кстати, тоже великим фехтовальщиком. Но Зленский его превзошел. Он уже определил параметры твоего личного меча?
— Нет… не знаю… мне он ничего не говорил. Что за параметры И что такое «сеча Радогора»? Слышу второй раз.
— Вечером расскажу. Я пошел по делам, а ты поглядывай по сторонам, не расслабляйся. ЦРУ не ошибается дважды.
Такэда заявился домой в двенадцатом часу ночи, и Никита едва сдержал нетерпение, чтобы не атаковать инженера вопросами с порога.
Обстоятельный Такэда хотя и заметил горящий в глазах танцора огонь любопытства, но к беседе приступил, лишь приведя себя в порядок и насладившись горячим чаем с малиновым вареньем которым угостила его хозяйка. Переодевшись в халат, инженер сделал себе еще чаю и с чашкой уселся в кресле, рядом с торшером.
— Давно такого кайфа не испытывал! — Покосился на устроившегося рядом Сухова. — Как плечо? Все по-прежнему? — Он имел в виду звезду.
Никита выпростал из-под халата руку. Пятиконечная «родинка» Вести переместилась на самый верх плеча, «съев» три из четырех родинок в форме цифры семь. На ее фоне семерки стали зеленоватый, еле заметными, и походили больше на девятки.
Они вышли со двора и побрели к остановке автобуса.
— А почему бы тебе не спросить утех, кто принимает твою информацию, где находится вход в… м-м, в хроноскважину? — вслу: подумал Никита.
— Сто раз спрашивал, не отвечают. Может быть, считают, что еще не время, может, надеются, что мы отыщем сами.
Сухов хмыкнул и замолчал.
На автовокзале они перекусили в буфете, подошли к расписа нию.
— Куда теперь?
— Домой. По пути я тебе кое-что покажу.
Не доезжая до Хабаровска километров тридцать, сошли во вре мя остановки в маленьком поселке со смешным названием Тре вердень.
— Прогуляемся, пока не стемнело. Уедем следующим рейсом. — Такэда повел танцора по накатанной дороге в обход поселка, к сопкам. Обескураженный Сухов только головой покачал, не понимая, зачем и куда они идут.
Дорога, по которой изредка проплывали грузовые «Кразы», нырнула в елово-пихтовый лес, потом поднялась на сопку, и Такэда сошел с нее, направляясь по целине в просвет между расступившимся дубняком… Через несколько минут выбрались к обрыву: сопка здесь оголяла вертикальную стену, падавшую в долину, которую заполняла лиственничная марь. В конце долины возвышалась странной формы сопка, даже не сопка — каменный горб, голый, в редких куртинах низкого кустарника, с крутыми боками.
Такэда кивнул на этот горб.
— Видишь?
Никита еще раз оглядел сопку.
— Скала, как скала… форма, конечно, интересная…
Очертаниями сопка напоминала не то буйвола, уткнувшего морду в землю, не то медведя, закрывшего лапами голову.
— Это убу-гами, дословно с японского — «священное тело бога». На самом деле это «прогиб нашего хрона», реальный след, вернее, отражение в нашем мире былой войны сил Света и Тьмы, Владык и воинства Люцифера. Война шла, конечно, «за много» хронов от нашего, но колебания Миров Веера были столь значительными, что в каждом хроне рождались отражения реально существовавших магов, демонов и их слуг. В данном случае эта скала — отражение кентавроподобного монстра, «коня», созданного Денницей для магов, помогавших ему. Таких скал на Земле я знаю четыре: Медведь — так зовут эту сопку здесь, остров Петрова в Японском море, гора Айерс-Рок в Австралии и Ай-Петри у нас в Крыму.
Сухов снял перчатку, зачерпнул ладонью снег, пожевал.
— Впечатление достаточно мрачное. А он не оживет?
— Я же сказал — это отражение, подчиняющееся лишь принципу формы. Где-то в других хронах оно постепенно уплотняется, приобретает и другие свойства, пока не становится идентичным самому «коню». Мертвому, конечно. Хотя при определенных обстоятельствах он может и ожить. Останки этих монстров могут сохраняться чуть ли не вечность.
Никита приставил ладонь ко лбу козырьком.
— Представляю… — Поежился. — Пошли отсюда, зябко. Или ты хотел дойти до сопки?
— Можно было бы и дойти, но лучше этого не делать. — Такэда первым зашагал обратно, потом остановился, протянул Сухову перстень, внутри которого пульсировал алый чертик. — Видишь?
Здесь пространство нашего хрона «прогибается», индикатор чувствует это. Возможно, именно в таких местах и прячется вход в хроноскважину, соединяющую миры.
В Хабаровск они приехали поздним вечером, а в комнате Сухова их ждала Ксения.
* * *
Художница пробыла в гостях три дня, успев понравиться хозяевам, вызвав у Сухова душевный подъем и заставив Такэду ут роить расход нервной энергии. Виду он не показал, хотя окончательно понял, что его надежды на семейную жизнь с этой девушкои он любил ее давно — рухнули с приездом Ксении в Хабаровск. При была она сюда не ради него, а ради Никиты, слегка обалдевшего от свалившегося счастья. Правда, тень идеала, который создала Ксения не без влияния Такэды, все еще стояла между ней и танцором.Неизвестно, дала ли она почувствовать это Сухову, но после ее отъезда он с такой яростной энергией продолжил тренировки, что удивил даже инженера, с которым все чаще проводил спарринг.
Красильников сдержал слово и познакомил Никиту с мастером фехтования, который несколько лет назад основал Ассоциацию профессионалов риска. Мастера звали Виктором Борисовичем Зленским, шел ему сорок шестой год, он и выглядел на все свои сорок шесть, если не больше — огромный рыжий детина, широкий, пузатый, с руками-лопатами, заросший бородой чуть ли не по глаза, — но, в бою он преображался, прибавляя к гигантской силе невиданную гибкость, ловкость и грацию барса. Никиту он поразил тем, что мог вести бой с завязанными глазами, хотя чудом было уже и владение всеми видами холодного оружия от кинжала и шпаги до сабли и меча. Клинок при этом казался естественным продолжением его руки.
Никита начал уставать, хотя и не признавался никому, упорно уделяя тренировкам по двенадцать часов в день. Однако Такэда не стал требовать сокращения объема тренировок, интуитивно чувствуя, что их свободе вот-вот придет конец. В конце ноября он снова уехал, строго-настрого приказав Сухову соблюдать все меры предосторожности и быть готовым к появлению эффектов внедрения или вселения.
Сухов, слегка осунувшийся и побледневший в последнее время, только кивнул. Сомнения в целесообразности их действий охватили его с новой силой, хотелось бросить тренировки ко всем чертям, рвануть в Москву и зажить нормальной человеческой жизнью. Но в глубине души он понимал, что будет выглядеть предателем в глазах Такэды и слабаком в глазах Ксении, и, стиснув зубы, продолжал заниматься у Красильникова и Зленского. возвращаясь домой к ночи и уходя из дома ранним утром.
И все же, несмотря на все ухищрения и осторожное поведение, в субботу, четвертого декабря, произошел инцидент в булочной, пробудивший знакомое чувство подглядывания и преследования.
Булочная находилась недалеко от дома, в одноэтажном здании, и Никита обычно перед обедом забегал в нее, брал батон белого и лепешку черного хлеба — на день хватало и ему, и старикам. Иногда случались перебои со снабжением, тогда возникала очередь, как и на этот раз. Сухов сначала заколебался — стоять ли, но потом все-таки занял очередь, подумав, что хозяевам будет нелегко тащиться по морозу и выстаивать полчаса-час.
В этот момент в булочную ввалилась компания молодцов лет по восемнадцать-двадцать, человек пять. Не обращая внимания на возмущенных людей, отпуская шутки, огрызаясь, они бесцеремонно растолкали толпу у лотков, взяли по два батона и подошли к кассе. У Никиты вспотели ладони от желания одернуть грубиянов, но он помнил наказ Толи и сдержался. Однако события продолжали развиваться по нарастающей.
Проходя мимо кассы, первый с хохотом указал на приятеля:
— Он заплатит.
Тот в свою очередь передал эстафету: следующему, потом третьему и четвертому, а пятый, вывернул карманы, сказав, что забыл деньги дома и сейчас принесет, попытался миновать кассу, но молоденькая кассирша, пытавшаяся увещевать хулиганов, вцепилась в его рукав со слезами:
— Платите сейчас же! Что же это делается? Мужчины, помогите же…
В очереди поднялся ропот — осуждали юнцов в основном пожилые женщины да старушки, но мужчины молчали. Никита вышел из толпы и преградил путь упивавшемуся собственной смелостью и находчивостью парню, который оторвал от себя руки кассирши и собирался последовать за друзьями.
— Плати.
Четверо у двери перестали бросать издевательские реплики, очередь притихла, а юнец с батонами захлопал ресницами.
— Ты чо, кореш? Чо тебе надо? Ты еще не понял? Откуда у нас такие деньги?
— Плати, — шепотом повторил Сухов. Не поворачивая головы бросил остальным: — Мальчики, у нас проблема — надо заплатить за хлеб. Девушка ждет.
— Ах ты… морда! — прорезался голос у парня, одетого, как и приятели, в меховую шубу, но без шапки. — А ну, вали отсюда, пока не…
Никита точным движением взял его за ухо и едва не приподнял, так что тот взвыл не своим голосом, пытаясь освободиться.
— Ой-ой-ой! Отпусти, амбал, убью! Отпусти-и-и…
Сухов Отобрал батоны, передал кассирше, повернулся к остальным, продолжая держать извивающегося, не оставлявшего попытки достать его ногой, юнца за ухо.
— Мальчики, или платите, или кладите хлеб обратно, а то я вас сильно огорчу.
Двое было двинулись с батонами обратно, но у черноволосого, со шрамом на губе, вожака проснулась «гордость». Он бросил батоны на пол и вынул нож. Его телохранитель щелкнул вторым. Очередь подалась назад, закричали женщины. Никита кивнул на рыдавшего от боли и злости «заложника»:
— Не жалко? Я ему ухо оторву.
Вожак заколебался, потом сделал жест друзьям — уходим, мол.
Сверкнул глазами:
— Ну погоди, паскуда, мы тебя встретим!
Компания удалилась с шумом и бранью, едва не сорвав дверь с петель. Кассирша лепетала слова благодарности, вытирая слезы, очередь шумела, восхищалась, осуждала и спорила. Никита взял хлеб и вышел из булочной. Компания ждала его у соседнего дома.
Сухов направился прямо к ней, чувствуя, как напряглись мышцы живота и в звезде на плече запульсировало холодное пламя. И столько в его решительный походке было целеустремленной ярости, что пятеро не отважились затевать драку, поспешили перейти на другую сторону улицы.
Опомнился Никита только у ворот во двор дома. Прислушался к ощущениям: плечо дергала тонкая, как укол ледяного шприца, боль. Звезда пыталась языком боли что-то сказать владельцу, но тот ее не понимал. В Хабаровске она заговорила впервые, Как ни берегся Сухов, как ни осторожничал, все же во время тренировок не раз получал удары по плечу с пятном Вести, однако она на это никак не реагировала, словно понимая, что «беспокоят» ее случайно, не целенаправленно. И вот Весть проснулась, проснулась в тот момент, когда Сухову понадобилась концентрация психической энергии и воли. Не это ли шаг к диалогу? Нельзя ли попытаться воздействовать на нее предельным напряжением сил и мысленного приказа?
Никита даже остановился, оценив идею, но по зрелому размышлению решил повременить с экспериментом. Риск был велик и следовало застраховаться от неожиданностей: подождать Толю и разбудить звезду под его наблюдением.
Федор Полуянович был дома один, сказав, что жена ушла к соседке: они дружили семьями уже лет десять. Полюбопытствовал:
— Володя, мы тут со старухой гадаем: вы террористы или спортсмены? Если первые — значит, готовитесь что-то взорвать в Хабаровске, хотя ума не приложу, что у нас можно взрывать, кроме казино «Бомонд». Если спортсмены
— значит, тренируетесь к чемпионату мира по каратэ.
— Террористы, — улыбнулся Никита.
Федор Полуянович улыбнулся в ответ. Постояльцев своих он уже знал достаточно хорошо, чтобы составить о них свое мнение, но любопытства все же пересилить не смог.
— То-то, я вижу, вы какие-то странные приемы изучаете… А серьезно, Володя?
— Долго объяснять, дядя Федя. — Сухов разделся и прошел в свою комнату. — Вообще-то я акробат, а борьба — это хобби.
Федор Полуянович с уважением посмотрел на атлетическую фигуру постояльца.
— То-то я вижу, мышцы накачаны не по-борцовски. А ваш друг сказал, что вы танцор.
— И это правда — танцевал в балете. — Никита пригласил хозяина в комнату. — Проходите, дядя Федя:
— Да нет, это я со скуки, — замахал руками Федор Полуянович. — Надоело с книгой на диване валяться. А ваш друг кто?
— Инженер, электронщик.
Хозяин поцокал языком.
— Я думал — художник. Станет иногда и по часу картины разглядывает. Или вот давеча на снег смотрел.
— Это в традициях япон… — Сухов остановился. Не то, чтобы он побоялся проговориться, хотя они с Такэдой и решили поменьше говорить о себе, но вопросы Ивлева вдруг перестали ему нравится. Вспомнился термин Толи — вселение. Уж не вселился ли в старика кто-нибудь из тех, из группы СС? Впрочем, ерунда! Старик действительно заскучал.
— Созерцание картин требует ума и вкуса, — добавил Никита, искусно меняя тему разговора. «Как и танец», — добавил он мысленно.
— Да это уж конечно, — пробормотал Федор Полуянович. — Извините, что напал так сразу, с порога. В шахматишки не перекинемся?
— С удовольствием. — Никита собирался лечь спать пораньше, но отказать старику не решился. В зеркале прихожей отразилась его физиономия, и танцор задержал на ней взгляд. Твердые губы, сосредоточенный взгляд — лицо человека озабоченного и сильного.
Надо же, как изменили его обстоятельства!
Отражение вдруг заколебалось, кивнуло и снова успокоилось.
Никита даже глаза вытаращил, потом качнул головой — привиделось. Но заноза в душе осталась: подсознание сработало не зря, что-то изменилось в окружающем мире, сдвинулись невидимые колеса судьбы, и над будущим Сухова нависла тень…
Несколько дней он старался никуда в свободное время не ходить, даже в магазины, проверял надежность своих ощущений. И, как оказалось, не напрасно.
Сначала в дом Ивлевых заявился некий незнакомец, представившийся другом Сухова. Поскольку танцор остановился у Ивлевых под именем Петрова, Федор Полуянович ответил, что Суховых у них отродясь не проживало, и осведомился, с кем имеет дело.
Мужчина — лет пятьдесят — вдруг сделал вид, что не понимает, как сюда попал, начал озираться с изумленным видом, бормотать что-то насчет головной боли и, извинившись десяток раз, ушел в полной растерянности. Федор Полуянович передал Сухову этот разговор в лицах, с юмором, и Никита даже посмеялся вместе с ним, хотя в душе у него все сжалось. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы определить вселение. Функионеры СС вышли на Хабаровск, а это означало, что они не поверили в гибель танцора и его друга исключили свои поисковые системы.
Стиснув зубы, Никита продолжал ходить на тренировки, утроил осторожность, заставил работать интуицию и нервную систему сверх нормы. И
— о чудо! — утомляться он стал меныцг. Словно сами собой подключились резервы организма, при обычной жизни дремлющие в неподдающихся сознательному управлению «акку муляторах».
Ни молодежных шаек, ни бандитских групп, ни профессионалон преступного мира, работающих в одиночку, Сухов уже не боялся поверив в свои силы, может быть, чересчур рано и с изрядной долен самоуверенности. Но тем не менее, эта уверенность отразилась в его облике: фигура танцора стала внушать уважение, скрытую силу, так что многие инциденты удавалось тушить просто взглядом Преобразилась и его походка. Если раньше он ходил, как танцор и гимнаст, чуть ли не на пуантах, привыкнув к мелкому шагу с вытянутым вперед носком, то теперь шаг его стал широк, стремителен упруг и гибок, так что даже по снегу он шел почти бесшумно и ловко, словно собираясь прыгнуть в любой момент.
Второй «звонок» прозвучал в четверг двадцать девятого ноября, когда Сухов возвращался поздно из АПР, где занимался фехтованием под руководством Зленского. Автобус шестого маршрута был почти пуст, ехали всего человек шесть: две женщины, старик, пара — юноша и девушка, и сам Сухов. И вот в автобус ввалилась веселая компания парней — танцор насчитал восемь душ — и со гнала с передних сидений женщин, предложив и парочке поискать другие места.
Парень не стал рисковать, встал, чтобы пересесть, но кто-то из компании толкнул девущку на сидение.
— А она посидит с нами.
Драка началась мгновенно и так же мгновенно закончилась: парню врезали по затылку дубинкой, и он упал. Девушка закричала, бросилась к нему, но ее схватили и силой усадили на место, со смехом пригрозив:
— Сиди, не то и тебе достанется. Полежит и очухается, неча кулаками-то махать.
И в это время в действие вмешался Сухов.
— Отпустите их.
— А ты кто такой? — огрызнулся тот, что был с резиновой мидццейской дубинкой. — Родственник? Или переодетый омоновец?
Никита молча подошел к лежащему ничком парню, потрогал затылок под шапкой, контролируя боковым зрением все движения группы, выпрямился.
— Вы же ему чуть голову не проломили, шутники.
Он действовал так уверенно и спокойно что это подействовало на ребят отрезвляюще, и все закончилось бы хорошо, если бы не девица, приятельница лежащего без сознания юноши. Она сорвалась с места и бросилась с кулаками на парня с дубинкой:
— Гад! Убийца! Подонок! Ты его убил…
Дубинка поднялась и опустилась, Никита не успел перехватить удар, так как не верил, что кто-то может ударить девушку. Та упала, замолчав на полуслове.
— Ты тоже хочешь получить? — хрипло сказал парень, крутанув дубинку в руке. Было видно, что он владеет ею вполне профессионально.
— Подонок, — сказал Сухов одними губами и выхватил из сумки за плечами бамбуковую палку, которую использовал на тренировках в качестве меча.
Компания бросилась на него вся разом… и откатилась с воплями. Двое получили удары по рукам, еще двое — по лицу. И лишь парень с дубинкой остался на ногах, отбив удар. Оскалив зубы, он стоял в позиции защиты и медленно вращал дубинку. Глаза его светились.
Сухов вздрогнул, встретив этот горящий взгляд. Вспомнился вожак «десантников» СС в парке: у того тоже был такой взгляд — полный угрозы и силы. Неужели это «свита Сатаны»?! Непохоже, хлипки больно. Скорее, снова вселение. Но тогда как точно выбран момент!
Парень прыгнул вперед, дубинка в его руке превратилась в черный веер, Никита с трудом парировал несколько быстрых и точных выпадов, понимая, что в мастерстве фехтования уступает этому дьяволу с глазами убийцы. И в это время водитель автобуса решил вмешаться в схватку. Он резко затормозил, так что вся компания попадала между сидениями и в проходе, и выскочил из кабины с монтировкой в руках.
— А ну прекратите! Головы посшибаю!
И сорвиголовы прекратили бузу. Глаза вооруженного дубинкой погасли, он схватился за голову, с недоумением глянул вокруг, но его потянули за рукав, и компания сунулась к выходу. Никита со вздохом облегчения опустил свой бамбуковый «меч», только теперь ощутив боль в местах, где по телу прошлась дубинка вселенного.
— Спасибо вам. — проговорил юноша, держась за голову. Девушка помогла ему подняться, хотя ей досталось не меньше, бросила благодарный взгляд на спасителя. Набросилась на приятеля:
— Говорила, давай останемся, нет же не послушался, пока голову не проломили. Это же телохранители Дадуева, не понял, что ли? Я узнала двоих, а тот, с дубиной, и вообще милиционер, он тоже с ними…
Они сошли.
Напряжение спало.
— Спасибо и вам, — пробормотал Сухов водителю.
— Не за что, — ответил тот мордатый, несимпатичный с виду. — Мы делаем одно дело.
Сухов доехал до своей остановки, сошел и долго смотрел всле… автобусу, вспоминая лицо и тон водителя, с которым тот говори.; «мы делаем одно дело». Кто же это был?
Еще с полчаса Никита смотрел на звезды, ни о чем особом не думая, пока не стала отчетливой мыслью догадка: их нашли!
Такэда приехал второго декабря, похудевший и усталый, но все такой же невозмутимый и обманчиво флегматичный. Однако, узнав о стычках танцора с неизвестными «бандформированиями», помрачнел.
— Они запустили ЦРУ…
Никита невольно усмехнулся, переодеваясь после душа; Толя нашел его в раздевалке ЦРБИ после тренировки.
— Ну и зверинец! Сплошной фашизм: СС. ЧК, СД, теперь ЦРУ. Что еще нас ожидает?
— ЦРУ — это почти то же самое, что и ЦРУ в Штатах: центральное разведуправление, то есть система разведки и слежки.
Подручные Денницы запускают ее в потенциально опасных для них хронах, чтобы выяснить количество магов. В нашем хроне ЦРУ до сих пор не работала. Земля не считалась опасной для замыслов Люцифера, скорее, наоборот. В общем, меченый, пора уходить отсюда.
Никита застыл, вдев руки в рукава рубашки.
— Куда уходить? На Луну, что ли? Ты серьезно?
— Нет, пошутил.
— Только-только начало что-то получаться — снова в бега…
Может быть, обойдется?
— Не обойдется. Кит. И ты еще не готов.
Никита оделся, и они вышли на улицу. Было два часа дня, но казалось, будто уже наступил вечер: серая пелена туч опустилась на город, не пропуская солнечный свет. Мело. Редкие прохожие торопились по своим делам, и никто не обращал внимания на друзей.
— Где был на сей раз?
— Где меня не ждали, — туманно ответил Такэда. — В том числе и в Москве.
— Ксению видел?!
— Нет… нельзя было, за ней тоже пущена ЦРУ, так что я не рискнул связываться с ней. Поискал Книгу Бездн и смылся.
Никита погас.
— Ты уверен, что она существует? А если мы ее все равно не найдем?
— Я уже говорил о вариантах. Один из них — первыми напасть на след СС и выяснить, как они попадают в наш хрон. Конечно, лучше бы найти Книгу, риска в сотни раз меньше.
Пару остановок решили пройти пешком, поговорить без свидетелей, а потом зайти в кафе пообедать.
— И все-таки как она выглядит, Книга? Ты что-то говорил, но я не понял.
— Она может выглядеть, как угодно: книгой, кассетой, кристаллом, камнем, любым предметом. Главное, что она содержит информацию о входе в хроноскважину. — Такэда помолчал. — И не только о входе. Но не каждый сможет ее прочитать. Есть мнение, что Книга за время скитаний по Земле потеряла большую часть информации, рассеялась по другим книгам черной магии.
Никита хмыкнул.
— Тогда зачем ты ее ищешь?
— Потому что у меня другое мнение. Я думаю, что срок в десять тысяч лет, на который она была заколдована «страшным проклятием», уже истек, и Книга начала свободное хождение, расшатывая стабильность нашего хрона. Где она появляется — начинаются национал-фашистские конфликты, войны, геноцид, массовые болезни, разгул терроризма и бандитизма, низменных страстей и религиозного фанатизма. К сожалению, я не успел закончить всесторонний компьютерный анализ, но кое-что посчитают: Книга сейчас находится у нас, на территории Лиги, а точнее — или на границе Афганистан-Таджикистан, или в Карабахе, там снова неспокойно, или в Чечне. А путь по бывшему СССР она прошла быстро: начала с Москвы, через страны Балтии и Югославию пришла в Молдову, потом в Абхазию, Карабах, Грузию, Таджикистан. Вероятнее всего, там она и застряла.
Никита скептически скривил губы.
— Это не более, чем твои предположения. Не может же Книга передвигаться сама.
— Кто знает, — пожал плечами Такэда. — Может быть, у нее есть владелец, а может, она способна передвигаться.
Сухов от неожиданности поскользнулся, но, сделав пируэт, Удержался от падения.
— Шутишь!
— Если бы.
Кафе называлось «Веселый Роджер», и кормили здесь прилично Никита съел харчо и отбивные, Такэда — буайбесс [28]и жареную рыбу. За столом разговаривали мало, больше смотрели за входящими посетителями. Одеваясь, Сухов спросил:
— Что, прямо сейчас и поедем?
— Дня через два.
— А может, отобьемся?
Инженер поднял на друга скептический взгляд.
— Чем, бамбуковыми мечами? Тебе повезло в автобусе, что вселенный имел при себе лишь дубинку, а не настоящий меч или пистолет. Применил бы, не задумываясь.
Никита зябко передернул плечами.
— Таких инструкторов, как Иван, мы уже не найдем. Зленский вообще уникум. Видел бы ты, что он делаете холодным оружием Он владеет всем, что колет, режет или рубит, не говоря о меча и саблях.
— Тут ты, к сожалению, прав, Зленского я тебе не заменю. «Сечей Радогора» владеет только он. Придется просить его дать на время свод приемов и правил, отреставрированных и доработанны еще его учителем — историком Бельцовым. Кстати, тоже великим фехтовальщиком. Но Зленский его превзошел. Он уже определил параметры твоего личного меча?
— Нет… не знаю… мне он ничего не говорил. Что за параметры И что такое «сеча Радогора»? Слышу второй раз.
— Вечером расскажу. Я пошел по делам, а ты поглядывай по сторонам, не расслабляйся. ЦРУ не ошибается дважды.
Такэда заявился домой в двенадцатом часу ночи, и Никита едва сдержал нетерпение, чтобы не атаковать инженера вопросами с порога.
Обстоятельный Такэда хотя и заметил горящий в глазах танцора огонь любопытства, но к беседе приступил, лишь приведя себя в порядок и насладившись горячим чаем с малиновым вареньем которым угостила его хозяйка. Переодевшись в халат, инженер сделал себе еще чаю и с чашкой уселся в кресле, рядом с торшером.
— Давно такого кайфа не испытывал! — Покосился на устроившегося рядом Сухова. — Как плечо? Все по-прежнему? — Он имел в виду звезду.
Никита выпростал из-под халата руку. Пятиконечная «родинка» Вести переместилась на самый верх плеча, «съев» три из четырех родинок в форме цифры семь. На ее фоне семерки стали зеленоватый, еле заметными, и походили больше на девятки.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента