Теперь ему надо было прежде всего предупредить нас об опасности, чтобы мы хотя бы насторожились, поглядывали по сторонам. Он схватил свое ружье и выстрелил вверх из обоих стволов раз за разом.
26
В окошко бьет заходящее солнце, и все теперь в "хижине Джека Лондона" выглядит радостнее, привлекательнее. Это обычное зимовье охотников: избушка просторная и для тепла низкая. Тут и живут, и зверей разделывают, снимая с них шкурки, тут заряжают патроны, ладят снасти для охоты и лова рыбы. Пол потемнел от жира и пятен крови, с зимы не выветрился устоявшийся запах сохших на распялках звериных шкур, вдоль стены у печки тянутся широкие нары, к окошку приткнулся стол из строганных топором жердочек, плотно подогнанных одна к другой, - длинный, как прилавок на базаре, трубу каменной печи заменяют два оцинкованных ведра, поставленные одно на другое. Мы расселись на лавках. Одна из них у нар стоит, две - у стола и возле печки. Первая радость, что все для нас обошлось благополучно, уже схлынула. Обсуждаем наше положение.
- Надеюсь, что ни у кого из нас больше не вызывает сомнения, что золото здесь есть? - важно начал Колокольчик, едва успев опростать миску борща.
- Есть квас, да не про нас! - усмехнулся Ванюшка.
Я понял слова командора как намек на возвращение домой. Это меня вполне устраивало. Зачем искать на свою спину приключений? По всему видать, что эти типы шутки шутить с нами не намерены, если они, не задумываясь, тайгу подожгли. Вон сколько зеленых кедров погубили, мерзавцы!.. А живности всякой сколько пострадало из-за них... Ужас! Мы тоже могли сгореть...
Кольча понял состояние командора. Да и я молчаливо поддерживал Ванюшку.
- Пасуете, да? По дому соскучились, да?..
- Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет! - как всегда со значением изрек Ванюшка. - Ты же сам говорил, что они теперь у нас под колпаком? Доложим милиции, она этих субчиков живо разыщет, и они укажут, где золото.
Я поспешил поддакнуть командору.
Кольча задохнулся от обиды и злости, у него даже слезы на глаза навернулись. Он тужился что-то сказать и не мог.
- Ничего себе заявочки! - наконец выдавил из себя с великой натугой. - "Милиции доложим"! А что мы от этого будем иметь, позвольте вас спросить?
- Благодарность от начальника милиции! - желчно вставила Галка.
- Командор, я максималист: все или ничего, вот мое кредо! воскликнул Колокольчик в благородном негодовании, но прозвучало это у него нисколько не напыщенно, потому что шло из глубины души.
Как обычно в таких случаях, Ванюшка выжидательно помалкивал, давая нам выговориться, но мы все понимали, что только от его решения будет зависеть теперь все.
Галка презрительно поглядела на меня, потом перевела взгляд на Ванюшку.
- Эх вы, рыцари! Мужчины!.. - Она зло фыркнула и еще раз повела взглядом от одного из нас к другому. - То, что Миша слаб в коленках, я давно знала. А вот от тебя я этого никак не ожидала, ко-ман-дор!..
Ванюшку взбесили ее слова, но у него хватило выдержки не взорваться. Он только привстал с лавки и скрипнул зубами от злости.
- А если с тобой что-нибудь случится, что твоей матери с отцом скажу? С кого в Басманке спросят?!
- С папы Карло! - Галка закусила губу и вылетела из переночуйки. - У меня своя голова на плечах! - послышалось из-за двери.
Ванюшка буркнул что-то себе под нос и полез на нары, давая понять, что разговор окончен. Кольча вышел вслед за Галкой. Я тоже полез на нары. Через несколько минут в окно донеслось:
- Если они откажутся, ты пойдешь со мной? - спросила Галка. - Не струсишь? Только честно, Кольча?
- Спрашиваешь! - обиженно фыркнул Кольча. - За кого ты меня принимаешь?
Парочка! Один другого стоит.
- Надо быть круглым идиотом, чтобы пасовать сейчас! - негодовала Галка.
Голоса их удалялись. Они спускались к речке. Кольча принялся что-то пылко доказывать Галке, но слов разобрать уже было невозможно. Да я и не очень старался прислушиваться: так намучился за день, что тотчас и заснул до самого утра, даже не натянув на себя одеяло.
Проснулся я поздно. Солнце было уже высоко. Утро выдалось тихое и радостное. Тайга, умытая вчерашним ливнем, нежилась под жарким солнцем. На все голоса птицы гомонили. На плесе у наших лодок их было столько, что казалось, и они тоже встали тут лагерем.
Я понял сразу: Галка, Ванюшка и Кольча уже на ногах. Каждый из них мирно занимался своим делом. Галка хлопотала у костра, завтрак готовила, командор шил из байкового одеялка себе куртку, Колокольчик чистил рыбу на пеньке. У ног его стояло ведерко, в котором плескались окунишки и хариусы. Кто-то встал на зорьке и успел уже поудить. Мне даже обидно сделалось: не могли разбудить!
Рыбы было много, я хотел сказать, что тут хватит не только на уху, но и на жареху еще останется, да промолчал, не стал соваться не в свое дело. Галка живо обрежет. Скажет: налови сперва, потом распоряжайся. С нее станется!
- В духе времени, Ванек! Сейчас самая мода куртки из одеял шить, тараторил Колокольчик. - Клетка шиковская, что еще надо? Я больше чем уверен, что "пыжон" дяди Ивана щеголяет в такой вот курточке...
- Да помолчи ты, ботало! - не выдержал, досадливо морщась, Ванюшка. Только тебя одного и слыхать.
Я понял, что конфликт сам собой, очевидно, разрешился, утром всегда вечерние страхи и сомнения отступают, и пошел умываться. Вспомнились слова Колокольчика, сказанные однажды в подобной затруднительной ситуации: "Время самый мощный и самый надежный холодильник: все страсти остудит".
На носу дюральки лежали две Кольчины тетради. Он, видать, и дневник свой успел уже пописать.
Заглянуть, что ли? Интересно все же, что он там накатал.
Настроение у меня было тоже неплохое, и решение командора продолжать экспедицию нисколько меня не огорчило. Вот что значит отдохнуть как следует. Правильно говорится: утро вечера мудренее.
"...Жизнью своей Миша целиком и полностью мне обязан. Не люблю хвалиться, но если бы не я, то теперь наши красивые молодые трупы росомахи уже глодали..." - прочел я в Кольчином путевом дневнике и чуть не расхохотался во все горло. Вот дает, Колокольчик!
"На нем лица не было, когда удирали мы от "хижины Джека Лондона", вероятно, самые ужасные мысли теснились в его голове. Я тоже сильно испугался, когда понял, что перед нами не лучшие люди современности, но ни один мускул не дрогнул на моем лице, только волосы встали дыбом, я почувствовал, как поднимается козырек моей туристской кепки..."
Ну не трепач ли? А про пожар он написал что-нибудь или еще не успел? Я перелистываю несколько страничек. "...С веселым сердцем иду навстречу тяжелым испытаниям..." Дает, Колокольчик! Зачем же врать самому себе? Это ведь дневник! А еще говорит: все равно изживу свой порок, перестану привирать. "С веселым сердцем"! Когда запылал сухостой в лощине, твое веселое сердце в пятки ускакало! А вот тут про меня что-то. "...Я все больше и больше убеждаюсь, к великому своему огорчению, что Миша наш ярко выраженный меланхолик, слабовольный человек. Это недостаток воспитания. Мужчину должен воспитывать только мужчина, а у него отец все время по командировкам мотается, он таксатор, запасы леса в тайге учитывает и намечает деляны для вырубки..." Совсем уж охамел. Ладно, я тебе это припомню!.. "Для Гали очень важна эта экспедиция. Тут не только законное желание удовлетворить свое право на мужество, тут значительно большее, быть может, решение своей судьбы. На областном смотре школьной художественной самодеятельности в Иркутске Галей заинтересовался московский кинорежиссер, который собирается нынешней зимой начать у нас съемки художественного фильма о приключениях старшеклассников одной из таежных школ в геологическом походе. Галя приглашена на пробы. Ее хотят взять на роль героини фильма, очень храброй девчонки, которая одна плавает на плотике по бурной порожистой реке, спускается в глубокий шурф по канату и совершает еще какие-то отчаянные поступки, даже спасает ребят от верной гибели. Для этого исполнительнице главной роли надо самой суметь не испугаться. В общем, нужна большая физическая и моральная тренировка, и не взять Галю в нашу экспедицию было бы просто бесчеловечно..."
Вот оно что! У них еще до того, как наш мотор Славному парню достался, было уже все решено...
Я не удержался и заглянул во вторую тетрадь. На первой странице буквами величиной с половинку карандаша четко выведено: "Д Е Л О", а ниже помельче "на расхитителей государственного золота".
Когда он все успевает? Как настоящий следователь расписался. "...Путем повседневных тщательных и систематических наблюдений, раздумий и умозаключений, сопоставления фактов и на основе некоторого опыта, полученного при чтении специальной литературы, мне удалось установить следующее: подозреваемых выявлено четверо, но у первой пары есть сообщники и главарь, которого в порядке конспирации в шайке зовут Шефом. (Идет подробное описание, кто из четырех подозреваемых как выглядит. Мне особенно понравилась характеристика Гурьяна: "мордастый, толстогубый, подвержен алкоголю, а выражение лица у него всегда такое, будто кость в горле застряла".) "...Словесные портреты составлены мною с помощью Ивана и Михаила. Ни тот, ни другой из них пока не верят в причастность бородатого и Гурьяна к поискам золота, это, дескать, необходимо еще доказать, но я считаю, что подозреваемые сами себя выдали с головой. "Как бы не притащить довесок на хвосте", "Я у них живо отобью охотку по тайге блукать" - эти слова могут относиться только к нам и ни к кому больше. Оснований у нас подозревать бородатого и Гурьяна больше чем достаточно. Я абсолютно убежден, что "Профессор" не что иное, как кличка. Настоящий профессор разве скажет так: "Фуфло неумытое", "Козел вонючий", "Чего ты косоротишься, чучело", и т. д. и т. п.".
Меня позвали завтракать, и я бросил "Дело" на прежнее место в нос лодки.
Когда я подошел к переночуйке, Ванюшка с Кольчей закапывали под кедром консервы нам на обратную дорогу. Это для того, чтобы поменьше у нас было всякого "багажа" - на своих двоих скоро потопаем, а на горбу много ли утащишь? Командор две банки со свиной тушенкой положил в шкаф в переночуйке, добавив к тому, что оставил для таежников "на черный день" Борони Бог. Я его часто вспоминаю.
27
Не знали мы тогда, что на наших золотничников уже заведено настоящее уголовное дело, да не где-нибудь, а в самом МУРе - Московском уголовном розыске.
Было так. По шоссе Москва - Ленинград осенью на большой скорости мчалась ночью "Волга" и где-то под Валдаем врезалась в лося, перебегавшего дорогу. На место происшествия сотрудники ГАИ вызвали "Скорую помощь", однако спасти водителя не удалось. Ехал он один. Стали составлять опись находящегося в машине имущества, открыли чемодан и ахнули: самородки золота! Чуть не полный чемодан самородков! Да еще немного россыпью в кульке.
Водитель оказался жителем одного из подмосковных городов, но где он взял золото, кому и куда вез, этого выяснить не удалось. А вы наверняка знаете, что золото, добытое на разных месторождениях, спутать никак нельзя. По своему составу оно не однородное, содержит в себе примеси, причем в строго определенных пропорциях. Это медь, серебро, платина, железо, пирит, осьмий и другие более редкие элементы. Все в мизерных долях, понятное дело.
Таким образом, самородочки, которые родились в одном месте и в совершенно одинаковых условиях, похожи друг на друга как братья-близнецы. Вот МУР и начал искать месторождение, на котором добыто золото, найденное в разбитой "Волге". Пересмотрели специалисты в научно-техническом отделе все образцы. Нет такого месторождения у нас в стране! Это еще больше усилило поиски. Значит, самородочки-то с тайной старанки, и уплывают они наверняка за границу!..
И вот тут, можно сказать, муровцам здорово повезло. Кто знает, сколько бы еще и по каким путям шел поиск, если бы не вмешался в это дело дедушка Петрован.
Помните, он попросил Кольчу отрезать ему маленький кусочек от самородочка, когда улетал на свое ухожье? Ну так вот, с этого кусочка все и началось. В Киренске дедушка встретил знакомых геологов и попросил их передать в Иркутске в свое управление, что на будущий год надо планировать еще одну геологическую экспедицию - к нагорью, на поиски золота. И в доказательство, что оно там имеется, выложил свою золотинку, а потом разрезал ее на две части. Одну себе оставил, чтобы сравнить с ней, если самородочек попадется, а другую попросил знакомых геологов в управление передать.
- У меня скоро к нагорью отправится своя экспедиция, - сказал он. - А вот пофартит ли ей, это еще на воде вилами писано. Надо, чтобы загодя в смету внесли настоящую экспедицию, людей подобрали для нее и все прочее.
Золотинка через несколько дней оказалась в областном геологическом управлении, а там в это время как раз находился дядя Костя. Он работает в Сибирском отделении Академии наук СССР. Дядя Костя уже знал, что МУР ищет не известное никому месторождение, и сообщил в Москву про поступившую в Иркутск золотинку. Там сравнили ее с теми, что в чемодане взяты, и обрадовались: они как огурчики с одной грядки!
28
Раньше про нас с Ванюшкой учителя говорили: "Вы удачно дополняете друг друга". Наверное, на этом и основана наша дружба: чего нет у одного, есть у другого, заложено природой на двоих.
Но вот появился в Басманке Колян и прикипел к нам намертво. Очевидно, нашлось в нем как раз то, в чем мы с Ванюшкой стали испытывать острый недостаток с годами.
Что же отличает каждого из нас, кто чем богат? Ванюшка - сила, воля, рассудительность. Не зря же его все в Басманке солидным зовут. Не только за габариты...
Кольча - мозговой центр. Кольча - знания, фантазия, выдумка.
А что представляю из себя я в нашем триумвирате? Если говорить честно, то... Да нечем мне похвалиться, вот и все. "Я полный комплекс человеческих недостатков и слабостей", - написал я в минуты откровения про себя в сочинении по литературе. Однако Ванюшка не может без меня и часа прожить. Кольчу тоже всегда ко мне тянет. Значит, есть что-то такое и во мне, чего им недостает. А вот конкретно не могу назвать, честное слово! Может, со стороны виднее?..
Я об этом почему вспомнил: Колокольчик после завтрака трындит одно и то же, напевая себе под нос:
Мы жилку откроем,
А после того
Пусть каждый откроет
Себя самого...
Собираемся в путь-дорожку. Командор пойдет с собаками прямиком через тайгу и гольцы, чтобы узнать, куда подались Антошка с дружком. Он приметил то место, где потерял их из виду, когда сидел на кедре. А встретимся мы у озерка, которое вплотную примыкает к Кутиме и на карте выглядит круглым как пятак. Оно и называется так - Кругляш. Кутима делает здесь большую загогулину, прямиком Ванюшка раз в десять сократит расстояние.
- Адью! - помахал беспечно командору Кольча.
Идем теперь на двух моторах. Кольча с Галкой сели в шитик, а я выбрал дюральку. "Вихрь" мы поставили на шитик, дюральку вполне утащит и Галкин мотор.
Напор воды после вчерашнего ливня увеличился, Кутима разбрюхатилась, вышла из берегов, прет на горбу всякий лесной хлам, пособрав на отмелях, слизнув с берегов. Попадаются и зеленые деревья, которые еще вчера красовались где-то возле реки. Надо глядеть в оба, чтобы успеть увернуться от них.
Выходим на луку*. Лука - по-таежному муча. Если взять по прямой, то от переночуйки до озера Кругляша от силы километров пятнадцать наберется, а по муче помучиться придется, пожалуй, до самого вечера. К тому же еще и плыть небезопасно: то и дело речку преграждают шивера, острые подводные камни, вросшие в дно. Почерневшие от векового купания и выкрошившиеся, они кажутся мне похожими на гнилые зубы каких-то чудовищ морских.
_______________
* Л у к а - излучина реки.
Но вот гольцы посторонились, берега из каменных стали песчаными. Кутима за многие десятилетия пропорола себе ложе на большую глубину. На высоких отвесных берегах стоят с обреченным видом сосны, пихты и ели, как пленники, выведенные на казнь. Вода под ними бурлит, крутится винтом, всасывает податливый песок и уносит невесть куда. Обнаженные корни деревьев повисают как спутанные веревки. Сосны, пихты и ели падают в речку и захлебываются в муках. Корни их высоко взметнулись вверх, а макушки полощутся в воде. У берегов образовались длинные колючие норы.
У одной из таких нор с нами случилась беда. Я далеко обогнал шитик. Дай, думаю, к берегу пристану, надо подождать Колокольчика с Галкой.
Минут через пятнадцать шитик показался. Я лежу на траве, забрался на высокий берег. Вдруг на шитике захлебнулся мотор. Лодку тотчас развернуло течением и поперло к норе. Я обомлел: это же погибель! Кольча с Галкой как к черту в зубы залетят.
- Спасайтесь! - закричал я.
Кольча перевалился через борт и булькнулся в воду. Галка метнулась было за ним, но тут же передумала и резко повернулась к мотору. Лихорадочно рванула за шнур привода. Раз, другой, третий. Мотор не заводится.
- Тебе что, жить надоело? - носился я по берегу.
Галка склонилась над мотором и точно не слышит меня. Кольча уже выбрался на песок, увидел, что шитик к норе тянет, и затянул жалобно:
- Галя, прыгай! Утонешь...
Ноги у него подкосились, и он мешком плюхнулся на камни - мокрый, жалкий и беспомощный, дрожащий от холода. Вода здесь, в Кутиме, - лед. Горы рядом, тают снега на вершинах.
Я сгреб камень и швырнул его в шитик.
- Спасайся!
Галку окатило брызгами, но она даже головы не подняла. А нора уже рядом. Многие деревья полощутся здесь еще с весны, голые сучья их торчат во все стороны, как иглы дикобраза. Огромный рогатый выворотень хищно выставил жесткие смолевые корни-рога, будто поджидая жертву...
На глаза мне попала голая длинная жердь, отполированная ветром и дождями. Я схватил ее, попробовал на излом. Вроде крепкая. До воды метра четыре. И не сразу она начинается - топляки прибило к берегу тут. Но раздумывать и выбирать другое место мне некогда. Я взял жердь в одну руку, разбежался и, что есть силы оттолкнувшись ногами, полетел в речку.
Успел на лету увидеть Галку в шитике. Она все так же возится с мотором, не обращая ни на что внимания.
Попал, к моему счастью, на глубину и даже дна не достал. Одним махом Кутима швырнула меня к берегу вместе с моей жердью. Вылез на топляки, быстро нашел опору для жердины и загородил нору. А через какие-то секунды корма шитика уже наткнулась на нее. Затрещали сучья, не выдерживая напора кормы. Моя жердина тоже выгнулась. Как бы она не треснула, если подгнила внутри. Я напрягся из последних сил. Галка в двух шагах от меня. Я вижу ее побледневшее от страха лицо и скорее догадываюсь, чем слышу, что она кричит мне.
- Терпи, терпи, Миша-а!
А у меня уже мочи нет. Руки одеревенели, разжимаются пальцы.
- Терпи, милый!.. - умоляет Галка.
Я ничего уже не вижу: перед глазами поплыли какие-то желтые круги. Я даже дохнуть не мог, жердь сдавила мне грудь.
И вдруг - та-та-та... Торжествующе затарахтел мотор, и шитик бешено рванулся вперед, обдав меня брызгами. Потеряв опору, я булькнулся в воду и чуть сам не попал в "нору" вместо спасенной Галкой лодки. Но даже испугаться не успел: под руки мне подвернулся затопленный куст черемухи, и я выбрался по нему на берег.
Меня всего обметало желтой пеной и всяким мусором древесным и травяным, который крутился возле норы в водовороте. Я выбрал место поудобнее - вдоль обрыва тянулась узенькая терраса - и стал приводить себя в порядок. Это был предлог маленько успокоиться и прийти в себя. Я уж говорил, что, несмотря ни на что, Галка мне все же нравится, хотя умом своим я и понимаю: вместе нам никогда не быть. Биологическая несовместимость характеров.
Она причалила шитик рядом с дюралькой. Кольча помог ей сойти на берег. Когда я подошел к ним, сполоснув и выжав одежду, он крутился возле нее как побитая собачонка, шельмуя себя самыми распоследними словами.
- Я жалкий, презренный трус. Я подлый...
- Но тебя же воспитывает мужчина! - не удержался я, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Однако не понял Кольча, что я его дневничок цитирую. Вот как его чебурахнуло!
- Плохо, значит, воспитывает, Миха! - Он вдруг скривил губы и... заплакал. Со стыда, с отчаяния, от бессильной злости на себя.
А Галка, безучастная ко всему, устало поникнув, сидела на галечнике. Мне кажется, только сейчас до нее дошло, какой опасности они подвергались. По щекам у Галки покатились слезы. Они текли сами собой, она не всхлипывала и даже не шевелилась. Она не замечала их.
Мне стало не по себе.
Вот бы золотничники увидели нас в эту минуту!..
29
Командор поднялся вверх по ручью до пустоши, которая позавчера помешала ему выслеживать Антошку с его напарником, оглянулся и еще раз посмотрел на свежий горельник. Картина была удручающая: вся покать лощины, спускающейся к речке, точно соляркой облита. Ни одной живой былинки...
Прошел Ванюшка чистину, придерживаясь ориентиров, намеченных им с кедра, и попал на старую гарь. Она уже покрылась подростом сосняка, березками, и всю ее заполонил густо разросшийся малинник. Среди пышной зелени вздымались еще кое-где костлявые скелеты мертвых деревьев, точно стадо оленей тут бродило, выставив свои ветвистые рога. В одном месте Ванюшка так засмотрелся на них, что не заметил подвернувшуюся под ноги стеклянную фляжку - бутылку из-под коньяка, он прошел бы мимо, если бы она не отскочила от его сапога, со звоном ударившись о камень.
- Ништяк!
Бутылка не разбилась. Ванюшка нагнулся и поднял ее, понюхал горлышко. Запах коньяка еще не выветрился, этикетка не поблекла, только мураши успели понабиться и задохнулись на донышке пьяные.
"Вчера брошена", - отметил про себя Ванюшка.
Находка обрадовала его. Он стал крутиться на том месте и увидел следы на влажном песке, намытом ручьем, бежавшим здесь после дождя. "Амбал!"
Ванюшка поставил свой сапог рядом с отпечатком подошвы. Она оказалась на целый палец больше. А он носит сорок шесть с половиной...
"Конечно, Гурьян", - разочарованно подумал Ванюшка.
Сколько ни лазил он по старой гари, следов Антошки и его дружка так и не смог отыскать.
"Пойду погляжу, куда этих понесло", - решил Ванюшка.
Странно вели себя тут Профессор с Гурьяном: спускаясь с гольца, они будто задались целью оба оставить после себя как можно больше следов.
"Дорожку кому-то метят", - догадался Ванюшка.
На зеленой лужайке у подножия горы они долго отдыхали. Окурков набросали, вытоптали все вокруг. А потом прошли еще с километр или чуть побольше и сели обедать. Ванюшка увидел в траве две консервные банки. На крышке одной из них была ярко нарисована красная икра.
"Не бедствуют!" - хмыкнул Ванюшка.
Профессор с Гурьяном к речке не пошли, свернув в противоположную сторону - в хвойное густолесье. Ванюшка, поколебавшись с минуту, направился по их следам.
Глухо и молчаливо было в темном сыром бору. Кроны деревьев так плотно сплелись, что лишь изредка мелькал над головой маленький лоскуток голубого чистого неба или бил как луч прожектора под ноги солнечный зайчик. Пахло тленом, мохом, плесенью, грибным духом и распаренной хвоей. Воздух стал таким густым и тяжелым, каким он бывает в прокаленном солнцем балагане из еловых лап в знойные дни.
Деревья стоят вкривь и вкось. Как спутанный ветром и сломанный снегом сухой камыш по весне. А на земле навалены вперехлест. Умрет лесина, а ей, бедняге, и упасть некуда - виснет на плечах соседей. Встречаются такие огромные колодины, что трудно понять - бугор это или замшелое мертвое дерево.
"Куда же их несет? - забеспокоился Ванюшка, но тут же и ободрил себя: - Дайка, может быть, где-то тут у них. Золотоносный ручей нашли или ключ".
Он пошел тише, осторожнее. "Наше от нас не уйдет!" - вспомнились вдруг слова Гурьяна. О чем же это сказано? Можно подумать, что и о самородочках.
Чем глубже забирался Ванюшка в таежные трущобы, тем глуше они делались и непролазнее. Уж сколько раз ему приходилось опускаться на колени и пробираться на четвереньках под повисшими на своих собратьях толстенными соснами, чтобы сократить путь, не обходить эти завалы. След Профессора и Гурьяна был хорошо виден в помятом папоротнике.
Вот над отжившими свое великанами две живые сосны, словно в смертельной схватке, вцепились друг дружке в горло: ветер или старческая немощь столкнули их лбами. А береза тянулась, тянулась к солнцу, да так и не смогла дотянуться - изросла вся. Ствол ее не выдержал тяжести макушки и согнулся в дугу, будто в поклоне...
"Рыси любят такие глушняки", - опасливо оглянулся по сторонам Ванюшка.
Чак с Дружком тоже присмирели. Забежав немного вперед, принюхиваются, крутят головами, навострив уши.
Тихо в бору. Птицы и те не лезут в эти безрадостные дебри. Один трудяга дятел точно пешней лед долбит, глухо и монотонно колотит носом по сырой лесине.
След в папоротнике привел Ванюшку к двум соснам, вставшим на краю прогала. Нижние мертвые сучья их скрестились на высоте груди. Ванюшка нагнулся, чтобы нырнуть под них, но его опередил Чак. Пропуская собаку, командор посторонился, и в этот момент что-то большое я тяжелое просвистело со страшной силой у него над ухом. Оглянувшись, он так и обмер, сев в папоротник: меж темных корней выворотня покачивалась эвенкийская пальма - длинное копье с ножом на конце.
- Ништяк! - прошептал в ужасе Ванюшка. - К самострелу* меня вели...
26
В окошко бьет заходящее солнце, и все теперь в "хижине Джека Лондона" выглядит радостнее, привлекательнее. Это обычное зимовье охотников: избушка просторная и для тепла низкая. Тут и живут, и зверей разделывают, снимая с них шкурки, тут заряжают патроны, ладят снасти для охоты и лова рыбы. Пол потемнел от жира и пятен крови, с зимы не выветрился устоявшийся запах сохших на распялках звериных шкур, вдоль стены у печки тянутся широкие нары, к окошку приткнулся стол из строганных топором жердочек, плотно подогнанных одна к другой, - длинный, как прилавок на базаре, трубу каменной печи заменяют два оцинкованных ведра, поставленные одно на другое. Мы расселись на лавках. Одна из них у нар стоит, две - у стола и возле печки. Первая радость, что все для нас обошлось благополучно, уже схлынула. Обсуждаем наше положение.
- Надеюсь, что ни у кого из нас больше не вызывает сомнения, что золото здесь есть? - важно начал Колокольчик, едва успев опростать миску борща.
- Есть квас, да не про нас! - усмехнулся Ванюшка.
Я понял слова командора как намек на возвращение домой. Это меня вполне устраивало. Зачем искать на свою спину приключений? По всему видать, что эти типы шутки шутить с нами не намерены, если они, не задумываясь, тайгу подожгли. Вон сколько зеленых кедров погубили, мерзавцы!.. А живности всякой сколько пострадало из-за них... Ужас! Мы тоже могли сгореть...
Кольча понял состояние командора. Да и я молчаливо поддерживал Ванюшку.
- Пасуете, да? По дому соскучились, да?..
- Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет! - как всегда со значением изрек Ванюшка. - Ты же сам говорил, что они теперь у нас под колпаком? Доложим милиции, она этих субчиков живо разыщет, и они укажут, где золото.
Я поспешил поддакнуть командору.
Кольча задохнулся от обиды и злости, у него даже слезы на глаза навернулись. Он тужился что-то сказать и не мог.
- Ничего себе заявочки! - наконец выдавил из себя с великой натугой. - "Милиции доложим"! А что мы от этого будем иметь, позвольте вас спросить?
- Благодарность от начальника милиции! - желчно вставила Галка.
- Командор, я максималист: все или ничего, вот мое кредо! воскликнул Колокольчик в благородном негодовании, но прозвучало это у него нисколько не напыщенно, потому что шло из глубины души.
Как обычно в таких случаях, Ванюшка выжидательно помалкивал, давая нам выговориться, но мы все понимали, что только от его решения будет зависеть теперь все.
Галка презрительно поглядела на меня, потом перевела взгляд на Ванюшку.
- Эх вы, рыцари! Мужчины!.. - Она зло фыркнула и еще раз повела взглядом от одного из нас к другому. - То, что Миша слаб в коленках, я давно знала. А вот от тебя я этого никак не ожидала, ко-ман-дор!..
Ванюшку взбесили ее слова, но у него хватило выдержки не взорваться. Он только привстал с лавки и скрипнул зубами от злости.
- А если с тобой что-нибудь случится, что твоей матери с отцом скажу? С кого в Басманке спросят?!
- С папы Карло! - Галка закусила губу и вылетела из переночуйки. - У меня своя голова на плечах! - послышалось из-за двери.
Ванюшка буркнул что-то себе под нос и полез на нары, давая понять, что разговор окончен. Кольча вышел вслед за Галкой. Я тоже полез на нары. Через несколько минут в окно донеслось:
- Если они откажутся, ты пойдешь со мной? - спросила Галка. - Не струсишь? Только честно, Кольча?
- Спрашиваешь! - обиженно фыркнул Кольча. - За кого ты меня принимаешь?
Парочка! Один другого стоит.
- Надо быть круглым идиотом, чтобы пасовать сейчас! - негодовала Галка.
Голоса их удалялись. Они спускались к речке. Кольча принялся что-то пылко доказывать Галке, но слов разобрать уже было невозможно. Да я и не очень старался прислушиваться: так намучился за день, что тотчас и заснул до самого утра, даже не натянув на себя одеяло.
Проснулся я поздно. Солнце было уже высоко. Утро выдалось тихое и радостное. Тайга, умытая вчерашним ливнем, нежилась под жарким солнцем. На все голоса птицы гомонили. На плесе у наших лодок их было столько, что казалось, и они тоже встали тут лагерем.
Я понял сразу: Галка, Ванюшка и Кольча уже на ногах. Каждый из них мирно занимался своим делом. Галка хлопотала у костра, завтрак готовила, командор шил из байкового одеялка себе куртку, Колокольчик чистил рыбу на пеньке. У ног его стояло ведерко, в котором плескались окунишки и хариусы. Кто-то встал на зорьке и успел уже поудить. Мне даже обидно сделалось: не могли разбудить!
Рыбы было много, я хотел сказать, что тут хватит не только на уху, но и на жареху еще останется, да промолчал, не стал соваться не в свое дело. Галка живо обрежет. Скажет: налови сперва, потом распоряжайся. С нее станется!
- В духе времени, Ванек! Сейчас самая мода куртки из одеял шить, тараторил Колокольчик. - Клетка шиковская, что еще надо? Я больше чем уверен, что "пыжон" дяди Ивана щеголяет в такой вот курточке...
- Да помолчи ты, ботало! - не выдержал, досадливо морщась, Ванюшка. Только тебя одного и слыхать.
Я понял, что конфликт сам собой, очевидно, разрешился, утром всегда вечерние страхи и сомнения отступают, и пошел умываться. Вспомнились слова Колокольчика, сказанные однажды в подобной затруднительной ситуации: "Время самый мощный и самый надежный холодильник: все страсти остудит".
На носу дюральки лежали две Кольчины тетради. Он, видать, и дневник свой успел уже пописать.
Заглянуть, что ли? Интересно все же, что он там накатал.
Настроение у меня было тоже неплохое, и решение командора продолжать экспедицию нисколько меня не огорчило. Вот что значит отдохнуть как следует. Правильно говорится: утро вечера мудренее.
"...Жизнью своей Миша целиком и полностью мне обязан. Не люблю хвалиться, но если бы не я, то теперь наши красивые молодые трупы росомахи уже глодали..." - прочел я в Кольчином путевом дневнике и чуть не расхохотался во все горло. Вот дает, Колокольчик!
"На нем лица не было, когда удирали мы от "хижины Джека Лондона", вероятно, самые ужасные мысли теснились в его голове. Я тоже сильно испугался, когда понял, что перед нами не лучшие люди современности, но ни один мускул не дрогнул на моем лице, только волосы встали дыбом, я почувствовал, как поднимается козырек моей туристской кепки..."
Ну не трепач ли? А про пожар он написал что-нибудь или еще не успел? Я перелистываю несколько страничек. "...С веселым сердцем иду навстречу тяжелым испытаниям..." Дает, Колокольчик! Зачем же врать самому себе? Это ведь дневник! А еще говорит: все равно изживу свой порок, перестану привирать. "С веселым сердцем"! Когда запылал сухостой в лощине, твое веселое сердце в пятки ускакало! А вот тут про меня что-то. "...Я все больше и больше убеждаюсь, к великому своему огорчению, что Миша наш ярко выраженный меланхолик, слабовольный человек. Это недостаток воспитания. Мужчину должен воспитывать только мужчина, а у него отец все время по командировкам мотается, он таксатор, запасы леса в тайге учитывает и намечает деляны для вырубки..." Совсем уж охамел. Ладно, я тебе это припомню!.. "Для Гали очень важна эта экспедиция. Тут не только законное желание удовлетворить свое право на мужество, тут значительно большее, быть может, решение своей судьбы. На областном смотре школьной художественной самодеятельности в Иркутске Галей заинтересовался московский кинорежиссер, который собирается нынешней зимой начать у нас съемки художественного фильма о приключениях старшеклассников одной из таежных школ в геологическом походе. Галя приглашена на пробы. Ее хотят взять на роль героини фильма, очень храброй девчонки, которая одна плавает на плотике по бурной порожистой реке, спускается в глубокий шурф по канату и совершает еще какие-то отчаянные поступки, даже спасает ребят от верной гибели. Для этого исполнительнице главной роли надо самой суметь не испугаться. В общем, нужна большая физическая и моральная тренировка, и не взять Галю в нашу экспедицию было бы просто бесчеловечно..."
Вот оно что! У них еще до того, как наш мотор Славному парню достался, было уже все решено...
Я не удержался и заглянул во вторую тетрадь. На первой странице буквами величиной с половинку карандаша четко выведено: "Д Е Л О", а ниже помельче "на расхитителей государственного золота".
Когда он все успевает? Как настоящий следователь расписался. "...Путем повседневных тщательных и систематических наблюдений, раздумий и умозаключений, сопоставления фактов и на основе некоторого опыта, полученного при чтении специальной литературы, мне удалось установить следующее: подозреваемых выявлено четверо, но у первой пары есть сообщники и главарь, которого в порядке конспирации в шайке зовут Шефом. (Идет подробное описание, кто из четырех подозреваемых как выглядит. Мне особенно понравилась характеристика Гурьяна: "мордастый, толстогубый, подвержен алкоголю, а выражение лица у него всегда такое, будто кость в горле застряла".) "...Словесные портреты составлены мною с помощью Ивана и Михаила. Ни тот, ни другой из них пока не верят в причастность бородатого и Гурьяна к поискам золота, это, дескать, необходимо еще доказать, но я считаю, что подозреваемые сами себя выдали с головой. "Как бы не притащить довесок на хвосте", "Я у них живо отобью охотку по тайге блукать" - эти слова могут относиться только к нам и ни к кому больше. Оснований у нас подозревать бородатого и Гурьяна больше чем достаточно. Я абсолютно убежден, что "Профессор" не что иное, как кличка. Настоящий профессор разве скажет так: "Фуфло неумытое", "Козел вонючий", "Чего ты косоротишься, чучело", и т. д. и т. п.".
Меня позвали завтракать, и я бросил "Дело" на прежнее место в нос лодки.
Когда я подошел к переночуйке, Ванюшка с Кольчей закапывали под кедром консервы нам на обратную дорогу. Это для того, чтобы поменьше у нас было всякого "багажа" - на своих двоих скоро потопаем, а на горбу много ли утащишь? Командор две банки со свиной тушенкой положил в шкаф в переночуйке, добавив к тому, что оставил для таежников "на черный день" Борони Бог. Я его часто вспоминаю.
27
Не знали мы тогда, что на наших золотничников уже заведено настоящее уголовное дело, да не где-нибудь, а в самом МУРе - Московском уголовном розыске.
Было так. По шоссе Москва - Ленинград осенью на большой скорости мчалась ночью "Волга" и где-то под Валдаем врезалась в лося, перебегавшего дорогу. На место происшествия сотрудники ГАИ вызвали "Скорую помощь", однако спасти водителя не удалось. Ехал он один. Стали составлять опись находящегося в машине имущества, открыли чемодан и ахнули: самородки золота! Чуть не полный чемодан самородков! Да еще немного россыпью в кульке.
Водитель оказался жителем одного из подмосковных городов, но где он взял золото, кому и куда вез, этого выяснить не удалось. А вы наверняка знаете, что золото, добытое на разных месторождениях, спутать никак нельзя. По своему составу оно не однородное, содержит в себе примеси, причем в строго определенных пропорциях. Это медь, серебро, платина, железо, пирит, осьмий и другие более редкие элементы. Все в мизерных долях, понятное дело.
Таким образом, самородочки, которые родились в одном месте и в совершенно одинаковых условиях, похожи друг на друга как братья-близнецы. Вот МУР и начал искать месторождение, на котором добыто золото, найденное в разбитой "Волге". Пересмотрели специалисты в научно-техническом отделе все образцы. Нет такого месторождения у нас в стране! Это еще больше усилило поиски. Значит, самородочки-то с тайной старанки, и уплывают они наверняка за границу!..
И вот тут, можно сказать, муровцам здорово повезло. Кто знает, сколько бы еще и по каким путям шел поиск, если бы не вмешался в это дело дедушка Петрован.
Помните, он попросил Кольчу отрезать ему маленький кусочек от самородочка, когда улетал на свое ухожье? Ну так вот, с этого кусочка все и началось. В Киренске дедушка встретил знакомых геологов и попросил их передать в Иркутске в свое управление, что на будущий год надо планировать еще одну геологическую экспедицию - к нагорью, на поиски золота. И в доказательство, что оно там имеется, выложил свою золотинку, а потом разрезал ее на две части. Одну себе оставил, чтобы сравнить с ней, если самородочек попадется, а другую попросил знакомых геологов в управление передать.
- У меня скоро к нагорью отправится своя экспедиция, - сказал он. - А вот пофартит ли ей, это еще на воде вилами писано. Надо, чтобы загодя в смету внесли настоящую экспедицию, людей подобрали для нее и все прочее.
Золотинка через несколько дней оказалась в областном геологическом управлении, а там в это время как раз находился дядя Костя. Он работает в Сибирском отделении Академии наук СССР. Дядя Костя уже знал, что МУР ищет не известное никому месторождение, и сообщил в Москву про поступившую в Иркутск золотинку. Там сравнили ее с теми, что в чемодане взяты, и обрадовались: они как огурчики с одной грядки!
28
Раньше про нас с Ванюшкой учителя говорили: "Вы удачно дополняете друг друга". Наверное, на этом и основана наша дружба: чего нет у одного, есть у другого, заложено природой на двоих.
Но вот появился в Басманке Колян и прикипел к нам намертво. Очевидно, нашлось в нем как раз то, в чем мы с Ванюшкой стали испытывать острый недостаток с годами.
Что же отличает каждого из нас, кто чем богат? Ванюшка - сила, воля, рассудительность. Не зря же его все в Басманке солидным зовут. Не только за габариты...
Кольча - мозговой центр. Кольча - знания, фантазия, выдумка.
А что представляю из себя я в нашем триумвирате? Если говорить честно, то... Да нечем мне похвалиться, вот и все. "Я полный комплекс человеческих недостатков и слабостей", - написал я в минуты откровения про себя в сочинении по литературе. Однако Ванюшка не может без меня и часа прожить. Кольчу тоже всегда ко мне тянет. Значит, есть что-то такое и во мне, чего им недостает. А вот конкретно не могу назвать, честное слово! Может, со стороны виднее?..
Я об этом почему вспомнил: Колокольчик после завтрака трындит одно и то же, напевая себе под нос:
Мы жилку откроем,
А после того
Пусть каждый откроет
Себя самого...
Собираемся в путь-дорожку. Командор пойдет с собаками прямиком через тайгу и гольцы, чтобы узнать, куда подались Антошка с дружком. Он приметил то место, где потерял их из виду, когда сидел на кедре. А встретимся мы у озерка, которое вплотную примыкает к Кутиме и на карте выглядит круглым как пятак. Оно и называется так - Кругляш. Кутима делает здесь большую загогулину, прямиком Ванюшка раз в десять сократит расстояние.
- Адью! - помахал беспечно командору Кольча.
Идем теперь на двух моторах. Кольча с Галкой сели в шитик, а я выбрал дюральку. "Вихрь" мы поставили на шитик, дюральку вполне утащит и Галкин мотор.
Напор воды после вчерашнего ливня увеличился, Кутима разбрюхатилась, вышла из берегов, прет на горбу всякий лесной хлам, пособрав на отмелях, слизнув с берегов. Попадаются и зеленые деревья, которые еще вчера красовались где-то возле реки. Надо глядеть в оба, чтобы успеть увернуться от них.
Выходим на луку*. Лука - по-таежному муча. Если взять по прямой, то от переночуйки до озера Кругляша от силы километров пятнадцать наберется, а по муче помучиться придется, пожалуй, до самого вечера. К тому же еще и плыть небезопасно: то и дело речку преграждают шивера, острые подводные камни, вросшие в дно. Почерневшие от векового купания и выкрошившиеся, они кажутся мне похожими на гнилые зубы каких-то чудовищ морских.
_______________
* Л у к а - излучина реки.
Но вот гольцы посторонились, берега из каменных стали песчаными. Кутима за многие десятилетия пропорола себе ложе на большую глубину. На высоких отвесных берегах стоят с обреченным видом сосны, пихты и ели, как пленники, выведенные на казнь. Вода под ними бурлит, крутится винтом, всасывает податливый песок и уносит невесть куда. Обнаженные корни деревьев повисают как спутанные веревки. Сосны, пихты и ели падают в речку и захлебываются в муках. Корни их высоко взметнулись вверх, а макушки полощутся в воде. У берегов образовались длинные колючие норы.
У одной из таких нор с нами случилась беда. Я далеко обогнал шитик. Дай, думаю, к берегу пристану, надо подождать Колокольчика с Галкой.
Минут через пятнадцать шитик показался. Я лежу на траве, забрался на высокий берег. Вдруг на шитике захлебнулся мотор. Лодку тотчас развернуло течением и поперло к норе. Я обомлел: это же погибель! Кольча с Галкой как к черту в зубы залетят.
- Спасайтесь! - закричал я.
Кольча перевалился через борт и булькнулся в воду. Галка метнулась было за ним, но тут же передумала и резко повернулась к мотору. Лихорадочно рванула за шнур привода. Раз, другой, третий. Мотор не заводится.
- Тебе что, жить надоело? - носился я по берегу.
Галка склонилась над мотором и точно не слышит меня. Кольча уже выбрался на песок, увидел, что шитик к норе тянет, и затянул жалобно:
- Галя, прыгай! Утонешь...
Ноги у него подкосились, и он мешком плюхнулся на камни - мокрый, жалкий и беспомощный, дрожащий от холода. Вода здесь, в Кутиме, - лед. Горы рядом, тают снега на вершинах.
Я сгреб камень и швырнул его в шитик.
- Спасайся!
Галку окатило брызгами, но она даже головы не подняла. А нора уже рядом. Многие деревья полощутся здесь еще с весны, голые сучья их торчат во все стороны, как иглы дикобраза. Огромный рогатый выворотень хищно выставил жесткие смолевые корни-рога, будто поджидая жертву...
На глаза мне попала голая длинная жердь, отполированная ветром и дождями. Я схватил ее, попробовал на излом. Вроде крепкая. До воды метра четыре. И не сразу она начинается - топляки прибило к берегу тут. Но раздумывать и выбирать другое место мне некогда. Я взял жердь в одну руку, разбежался и, что есть силы оттолкнувшись ногами, полетел в речку.
Успел на лету увидеть Галку в шитике. Она все так же возится с мотором, не обращая ни на что внимания.
Попал, к моему счастью, на глубину и даже дна не достал. Одним махом Кутима швырнула меня к берегу вместе с моей жердью. Вылез на топляки, быстро нашел опору для жердины и загородил нору. А через какие-то секунды корма шитика уже наткнулась на нее. Затрещали сучья, не выдерживая напора кормы. Моя жердина тоже выгнулась. Как бы она не треснула, если подгнила внутри. Я напрягся из последних сил. Галка в двух шагах от меня. Я вижу ее побледневшее от страха лицо и скорее догадываюсь, чем слышу, что она кричит мне.
- Терпи, терпи, Миша-а!
А у меня уже мочи нет. Руки одеревенели, разжимаются пальцы.
- Терпи, милый!.. - умоляет Галка.
Я ничего уже не вижу: перед глазами поплыли какие-то желтые круги. Я даже дохнуть не мог, жердь сдавила мне грудь.
И вдруг - та-та-та... Торжествующе затарахтел мотор, и шитик бешено рванулся вперед, обдав меня брызгами. Потеряв опору, я булькнулся в воду и чуть сам не попал в "нору" вместо спасенной Галкой лодки. Но даже испугаться не успел: под руки мне подвернулся затопленный куст черемухи, и я выбрался по нему на берег.
Меня всего обметало желтой пеной и всяким мусором древесным и травяным, который крутился возле норы в водовороте. Я выбрал место поудобнее - вдоль обрыва тянулась узенькая терраса - и стал приводить себя в порядок. Это был предлог маленько успокоиться и прийти в себя. Я уж говорил, что, несмотря ни на что, Галка мне все же нравится, хотя умом своим я и понимаю: вместе нам никогда не быть. Биологическая несовместимость характеров.
Она причалила шитик рядом с дюралькой. Кольча помог ей сойти на берег. Когда я подошел к ним, сполоснув и выжав одежду, он крутился возле нее как побитая собачонка, шельмуя себя самыми распоследними словами.
- Я жалкий, презренный трус. Я подлый...
- Но тебя же воспитывает мужчина! - не удержался я, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Однако не понял Кольча, что я его дневничок цитирую. Вот как его чебурахнуло!
- Плохо, значит, воспитывает, Миха! - Он вдруг скривил губы и... заплакал. Со стыда, с отчаяния, от бессильной злости на себя.
А Галка, безучастная ко всему, устало поникнув, сидела на галечнике. Мне кажется, только сейчас до нее дошло, какой опасности они подвергались. По щекам у Галки покатились слезы. Они текли сами собой, она не всхлипывала и даже не шевелилась. Она не замечала их.
Мне стало не по себе.
Вот бы золотничники увидели нас в эту минуту!..
29
Командор поднялся вверх по ручью до пустоши, которая позавчера помешала ему выслеживать Антошку с его напарником, оглянулся и еще раз посмотрел на свежий горельник. Картина была удручающая: вся покать лощины, спускающейся к речке, точно соляркой облита. Ни одной живой былинки...
Прошел Ванюшка чистину, придерживаясь ориентиров, намеченных им с кедра, и попал на старую гарь. Она уже покрылась подростом сосняка, березками, и всю ее заполонил густо разросшийся малинник. Среди пышной зелени вздымались еще кое-где костлявые скелеты мертвых деревьев, точно стадо оленей тут бродило, выставив свои ветвистые рога. В одном месте Ванюшка так засмотрелся на них, что не заметил подвернувшуюся под ноги стеклянную фляжку - бутылку из-под коньяка, он прошел бы мимо, если бы она не отскочила от его сапога, со звоном ударившись о камень.
- Ништяк!
Бутылка не разбилась. Ванюшка нагнулся и поднял ее, понюхал горлышко. Запах коньяка еще не выветрился, этикетка не поблекла, только мураши успели понабиться и задохнулись на донышке пьяные.
"Вчера брошена", - отметил про себя Ванюшка.
Находка обрадовала его. Он стал крутиться на том месте и увидел следы на влажном песке, намытом ручьем, бежавшим здесь после дождя. "Амбал!"
Ванюшка поставил свой сапог рядом с отпечатком подошвы. Она оказалась на целый палец больше. А он носит сорок шесть с половиной...
"Конечно, Гурьян", - разочарованно подумал Ванюшка.
Сколько ни лазил он по старой гари, следов Антошки и его дружка так и не смог отыскать.
"Пойду погляжу, куда этих понесло", - решил Ванюшка.
Странно вели себя тут Профессор с Гурьяном: спускаясь с гольца, они будто задались целью оба оставить после себя как можно больше следов.
"Дорожку кому-то метят", - догадался Ванюшка.
На зеленой лужайке у подножия горы они долго отдыхали. Окурков набросали, вытоптали все вокруг. А потом прошли еще с километр или чуть побольше и сели обедать. Ванюшка увидел в траве две консервные банки. На крышке одной из них была ярко нарисована красная икра.
"Не бедствуют!" - хмыкнул Ванюшка.
Профессор с Гурьяном к речке не пошли, свернув в противоположную сторону - в хвойное густолесье. Ванюшка, поколебавшись с минуту, направился по их следам.
Глухо и молчаливо было в темном сыром бору. Кроны деревьев так плотно сплелись, что лишь изредка мелькал над головой маленький лоскуток голубого чистого неба или бил как луч прожектора под ноги солнечный зайчик. Пахло тленом, мохом, плесенью, грибным духом и распаренной хвоей. Воздух стал таким густым и тяжелым, каким он бывает в прокаленном солнцем балагане из еловых лап в знойные дни.
Деревья стоят вкривь и вкось. Как спутанный ветром и сломанный снегом сухой камыш по весне. А на земле навалены вперехлест. Умрет лесина, а ей, бедняге, и упасть некуда - виснет на плечах соседей. Встречаются такие огромные колодины, что трудно понять - бугор это или замшелое мертвое дерево.
"Куда же их несет? - забеспокоился Ванюшка, но тут же и ободрил себя: - Дайка, может быть, где-то тут у них. Золотоносный ручей нашли или ключ".
Он пошел тише, осторожнее. "Наше от нас не уйдет!" - вспомнились вдруг слова Гурьяна. О чем же это сказано? Можно подумать, что и о самородочках.
Чем глубже забирался Ванюшка в таежные трущобы, тем глуше они делались и непролазнее. Уж сколько раз ему приходилось опускаться на колени и пробираться на четвереньках под повисшими на своих собратьях толстенными соснами, чтобы сократить путь, не обходить эти завалы. След Профессора и Гурьяна был хорошо виден в помятом папоротнике.
Вот над отжившими свое великанами две живые сосны, словно в смертельной схватке, вцепились друг дружке в горло: ветер или старческая немощь столкнули их лбами. А береза тянулась, тянулась к солнцу, да так и не смогла дотянуться - изросла вся. Ствол ее не выдержал тяжести макушки и согнулся в дугу, будто в поклоне...
"Рыси любят такие глушняки", - опасливо оглянулся по сторонам Ванюшка.
Чак с Дружком тоже присмирели. Забежав немного вперед, принюхиваются, крутят головами, навострив уши.
Тихо в бору. Птицы и те не лезут в эти безрадостные дебри. Один трудяга дятел точно пешней лед долбит, глухо и монотонно колотит носом по сырой лесине.
След в папоротнике привел Ванюшку к двум соснам, вставшим на краю прогала. Нижние мертвые сучья их скрестились на высоте груди. Ванюшка нагнулся, чтобы нырнуть под них, но его опередил Чак. Пропуская собаку, командор посторонился, и в этот момент что-то большое я тяжелое просвистело со страшной силой у него над ухом. Оглянувшись, он так и обмер, сев в папоротник: меж темных корней выворотня покачивалась эвенкийская пальма - длинное копье с ножом на конце.
- Ништяк! - прошептал в ужасе Ванюшка. - К самострелу* меня вели...