Страница:
такой чести? И кто был этот Уранид, из каких краев прибыл он в город,
где его родина? Вероятно, у него было какое-то другое имя, но здесь, в
греческом городе, его почему-то заменили этим странным прозвищем -
Уранид. Или его настоящее имя просто казалось грекам слишком трудным
для произношения, варварским? Есть над чем призадуматься...
Мишке, конечно, опять повод для шуточек:
- Как в переводе звучит твой Уранид? Сын Неба? Так чего же тут
голову ломать? Объяви его попросту пришельцем с какой-нибудь планеты,
желательно подальше от Земли, перевернувшим, по своему хотению, всю
жизнь греческого городка. Такие гипотезы сейчас в моде...
Да, искать повсюду, где есть археологические загадки, следы
космических пришельцев, стало в последнее время модой. Поражает своими
размерами древняя "Баальбекская веранда" в пустыне - значит, построили
ее гости из космоса, не иначе. Изображения древних богов "вроде как в
скафандрах" на скалах Сахары объявляются портретами марсиан. Забавный,
однако, метод - подменять одни загадки другими, еще более
запутанными...
Особенно смешно слушать все эти рассуждения о древних
цивилизациях, якобы основанных небесными гостями, а потом по каким-то
причинам захиревших, погибших, нам, археологам.
Одно поколение за другим, слой за слоем оставляли в земле следы
своей жизни. Если в глубокой древности в каком-нибудь удобном месте
возникало человеческое поселение, то и последующие поколения старались
селиться тут же. Эта приверженность к обжитому месту даже получила в
науке специальное название: закон постоянства поселений. Так что с
течением времени в некоторых местах эти культурные слои, как мы их
называем, образуют наросты до сорока метров!
Такие земляные "слоеные пироги" неопровержимо и наглядно
показывают, как постепенно развивалась цивилизация на нашей планете -
от древнейших стоянок первобытных охотников до громадных современных
городов. Чтобы нас, археологов, убедить в каких-нибудь необычных
скачках в истории развития человечества под влиянием мудрых
космических пришельцев, нужны доводы посерьезнее, чем "Баальбекская
веранда", служившая якобы космодромом, или воображаемая гибель
библейских городов Содома и Гоморры в огне атомной войны...
Наши загадки земные, но гораздо непонятнее и таинственнее.
Михаилу легко. Он здесь в отпуске, все заботы оставил дома. Целые
дни напролет ныряет в море, как дельфин. На некоторых моих ребят он,
кажется, начинает действовать разлагающе. Вчера двоих я поймал при
попытке среди белого дня улизнуть из раскопа к морю - якобы умыться.
А через два дня мой друг внес новый раскол в наши крепкие
исследовательские ряды. Со своими новыми дружками он обнаружил
какую-то пещеру неподалеку от берега и так вдохновенно расписывал ее
вечером у костра, что многие из ребят захотели тоже туда заглянуть.
Пришлось выделить им выходной день, которых, кстати, у нас уже
давненько не было. Я, признаться, отменял выходные под разными
предлогами, стараясь побольше раскопать за короткий летний сезон. Но
теперь пришлось официально объявить ближайшее воскресенье нерабочим
днем.
Раздосадованный, сам я не хотел ни в коем случае лезть с ними в
эту пещеру. Но потом подумал: глупо одному торчать в этот день в
раскопе. Да и в пещере могли сохраниться какие-нибудь следы стоянки
или просто временного пребывания первобытных людей, как и во многих
других подземельях Крыма. Хотя первобытное общество и не моя
специальность, стоило проследить, чтобы следы пещерной культуры не
повредили по неосторожности, если их удастся обнаружить.
А потом, в конце концов, - хотя я в этом и не хотел признаться
самому себе - нужно было и мне немного проветрить голову от назойливых
мыслей, рассеяться, переключиться на что-нибудь далекое от загадок
моего Уранополиса.
Отправились мы в пещеру рано утром, запасшись, как полагается,
фонарями, свечками, веревками. Тут совершенно неожиданно оказалось,
что мой ближайший помощник из студентов, Алик Рогов, давно увлекается
спелеологией и облазил немало пещер в Подмосковье и на Кавказе. Так
что я ему поручил все руководство этим "подземным пикником".
До пещеры оказалось с полкилометра. Вход в нее прятался в густых
зарослях кустарника. Приметой служил белый известковый камень,
оставленный здесь Михаилом.
Из тесного входа тянуло сырым холодком. Свет наших фонариков
проникал туда всего метра на три, не больше. Дальше все пряталось в
темноте.
Гуськом, подталкивая друг друга, мы начали, пригнувшись,
спускаться по пологому тоннелю. Чуть забудешься и неосторожно
поднимешь голову, как больно стукаешься о мокрые выступы скалы.
Но вот ход немного расширился, можно было выпрямиться во весь
рост. Подняв над головой фонарики и свечи, мы осмотрелись. В небольшом
гроте смутно белели глыбы известняка в желтоватых, грязных потеках.
Одна из них преграждала дальнейший путь. Лишь с трудом, бочком,
удалось протиснуться в узкую щель между этой глыбой и мокрой стеной
пещеры.
Я впервые забирался под землю и, признаться, чувствовал себя не
очень уютно. Да и все притихли, перекликались почему-то шепотом,
девчата жались друг к другу.
Наши громадные уродливые тени плясали и дергались по стенам
пещеры, а порой, при резком повороте, словно бросались нам навстречу,
заставляя девчат испуганно взвизгивать. Под ногами хлюпала холодная
грязь. Она налипала на ботинки, идти с каждым шагом становилось все
труднее. Я проклинал себя: завтра наверняка многие схватят насморк,
раскиснут и будут работать, словно сонные мухи.
Идущие впереди Алик Рогов и Михаил вдруг так резко
останавливаются, что мы тычемся в их спины. Дальше тоннель разделяется
на три рукава. По какому из них идти?
Алик присаживается на корточки и колдует со свечой, то опуская ее
к самому полу пещеры, то приподнимая повыше. Тоненький язычок пламени
беспорядочно дергается и трепещет.
- По-моему, следует повернуть направо, - не очень решительно
говорит, наконец, Алик. - Оттуда сильнее тяга воздуха, возможно, там
выход.
Вслед за ним мы один за другим лезем дальше. В душе я надеюсь,
что и этот ход окажется ложным или непроходимым, тогда можно будет с
чистой совестью предложить всем возвращаться обратно. Но узкий лаз
опять расширяется, уже можно выпрямиться, не рискуя набить на лбу
шишку о сталактиты.
Снова под ногами хлюпает грязь. Становится труднее дышать. Низкий
свод пещеры давит, заставляет все время непроизвольно втягивать голову
в плечи.
Впереди неожиданно раздается плеск воды и вскрик Алика. Все опять
останавливаются, натыкаясь на спины друг друга.
- Осторожно, впереди вода! - предупреждает Алик.
Вода и вправду совсем не заметна. Только когда наклонишься со
свечой, становится видно, как отражается в зеркальной черной глади
трепещущий язычок пламени.
Коридор тут расширяется, образуя небольшой зал. Но дальше дороги
нет. Весь зал занимает подземное озеро.
Михаил разочарованно крякает, а я рад, что наш подземный поход,
кажется, кончен.
- А вот автограф пещерного человека! - торжественно провозглашает
Михаил, попытавшийся все-таки пробраться еще немножко дальше по узкой
кромке берега.
При свете нескольких поднесенных свечей на мокрой стене сияет
надпись корявыми белыми буквами:
"Вася Хариков и Паша Буравко были здесь. 10.07.82 года. И вам
того желаем!"
- Интересно было бы нырнуть в это озеро, - с вожделением
проговорил неугомонный Алик. - Может, пещера тянется дальше?
Разумеется, Мишка сейчас же загорелся.
- Слушайте! У нас же есть акваланги, давайте принесем их сюда и
нырнем! - предложил он с торжественным видом новоявленного Архимеда.
Я поспешил вмешаться:
- Нет уж, пусть этим занимаются специалисты,
спортсмены-пещерники. А мы сюда приехали работать на раскопках, а не в
подземные озера нырять.
По оставленным отметкам выбрались мы из пещеры без осложнений. В
одном только месте забрели в боковой тоннель, но быстро заметили свою
ошибку.
(Продолжает Алеша Скорчинский)
Не знаю, как другим, но мне все-таки было чертовски приятно
выбраться на белый свет из этого мрачного склепа и вдохнуть всей
грудью свежий морской ветерок. Да по-моему, и все сразу почувствовали
себя уютнее и спокойней.
А на следующий день новая непонятная находка всколыхнула весь наш
лагерь.
Я всех строго предупредил, чтобы, наткнувшись хоть на малейшие
признаки остатков каких-нибудь металлических вещей, тканей или
папируса, немедленно прекращали раскопку и вызывали меня. Но на эту
странную находку наткнулся я сам, расчищая землю вокруг остатка
фундамента одной из колонн храма.
Грубо обтесанный камень заинтересовал меня едва заметным узором,
почти стершимся от времени. Узор мог иметь и естественное
происхождение, скажем, оставлен водой или проточен улиткой. Ну а вдруг
это орнамент, нанесенный рукой какого-нибудь безвестного
художника-тавра на камне, который потом греки использовали при
строительстве храма? Такое предположение тоже не исключалось.
Но, осторожно отгребая ножом землю, чтобы обнажить весь камень и
получше рассмотреть узор на нем, я вдруг наткнулся на что-то твердое.
Стал расчищать землю в этом месте еще осторожнее, постепенно обнажился
обуглившийся и свернувшийся в трубочку кусочек кожи.
Пергамент? Документы могли писать и на пергаменте, он тогда уже
получил широкое распространение.
Меня кто-то окликнул. Я не отозвался, стараясь даже не дышать.
Только странное ощущение, словно в раскопе вдруг стало темнее,
заставило меня поднять голову: откуда взялись тучи?
Оказывается, вокруг ямы, сразу почуяв по моей увлеченности, что
обнаружено нечто интересное, собрались уже все участники нашей
экспедиции.
- Что случилось? Чего вы тут столпились? - расталкивая ребят,
пробился вперед встревоженный Михаил. Волосы у него были мокрые,
видно, только вернулся с моря. - Фу, ты жив и здоров! - сказал он. - А
я уж напугался - не завалило ли тебя ненароком. Давно этого следует
ждать при твоей одержимости...
- Что вы нашли, Алексей Николаевич? - перебила его Тамара.
Что я нашел? Я этого еще не знал сам. Бережно держа на ладони
находку, я с помощью десятка протянувшихся ко мне рук вылез из
раскопа. Кто-то торопливо расстелил на земле носовой платок, я положил
находку на него и только теперь начал ее внимательно рассматривать.
Да, несомненно, кусок кожи, скрутившийся в трубку от огня и с
поверхности сильно обуглившийся. Видимо, сразу был засыпан землей и не
успел сгореть.
Но внутри есть еще что-то...
Осторожно, двумя пинцетами, я начал раскручивать сверток. Внутри
оказались две узкие деревянные планки, скрепленные между собой под
тупым углом так, что получилось нечто вроде развернутого веера. Кожа
была пришита к этим планкам крепкими воловьими жилами.
Что это могло быть? Расходящиеся концы планок обломаны. Может
быть, часть какого-то храмового украшения или утвари для богослужений?
Догадки посыпались со всех сторон и, как водится, самые
фантастические:
- Деталь фриза?
- А может, кусок драпировки?
- Какая-нибудь маска, которую надевал жрец?
- Ну да! Что же он, шаманом был, что ли?
- А может, это обломок игрушки? - нерешительно сказал Алик.
- Какой игрушки?
Алик замялся и покраснел, даже загар не мог этого скрыть.
- Ну, чего же ты смущаешься? - подбодрил я. - Догадка, во всяком
случае, более правдоподобная, чем домыслы о масках или архитектурных
деталях. Игрушки вполне могли оказаться в храме как дары от излеченных
детей. Известен случай, когда мальчик, по имени Евфан, принес в дар
Асклепию за успешное излечение самое дорогое, что у него было, -
десять косточек для игры в бабки...
- Нет, Алексей Николаевич, я сморозил глупость, - покачал головой
Алик. - Это я по первому порыву. Сходство уж больно большое...
- С чем?
- Мне показалось, это похоже на модель самолета... На кусок
крыла...
Ох какой тут поднялся хохот! Но всех перекрыл своим зычным
голосом, конечно, Михаил.
- Тихо, дети! - заорал он. - Это же сенсация, величайшее открытие
нашего века! Надо бежать на телеграф: "Найдены остатки крыльев Икара.
Подробности почтой..." Или лучше так: "Обнаружены следы деятельности
юных авиамоделистов первого века до нашей эры..."
Надо было вступиться за несчастного Алика и поскорее утихомирить
Мишку.
- Слушай, а ты напрасно глумишься над техническими познаниями
древних, - сказал я. - Тут еще может быть немало поразительных
открытий и откровений для вашего брата, скептиков - инженеров. Слыхал
ты, например, о знаменитой находке возле острова Антикитера?
- Возле какого острова? Не сбивай ты меня, пожалуйста, этими
древнегреческими названиями. Что там было найдено - действующая модель
атомной бомбы?
- Нет, прекрасно работающий счетно-решающий механизм. Конечно, не
электронный, как у вас теперь, но не менее поразительный по тем
временам. До этой находки считалось, будто древние греки имели большие
достижения в области чистой математики, но механика у них не достигла
особенного расцвета. И вдруг в начале нашего века ловцы губок находят
на дне моря возле острова Антикитера прибор, который показывал годовое
движение Солнца в зодиаке, точное время восхода и захода самых ярких
звезд и наиболее важных для ориентировки созвездий в различное время
года. Кроме того, были особые указатели основных фаз Луны, времени
захода и восхода всех планет, известных греческим астрономам, -
Меркурия, Венеры, Марса, Юпитера и Сатурна, и даже схема их движения
по небосводу.
- И сколько же зданий он занимал на дне моря, этот чудо-прибор? -
Михаил уже явно заинтересовался.
- В том-то и дело, что он был весьма портативным, не больше
современных настольных часов.
Михаил не поверил, но вечером я разыскал толстый том "Античных
древностей" с описанием замечательной находки у берегов Антикитеры и
показал ему. Мой друг забыл даже о танцах и традиционном вечернем
купании.
А я тоже рылся в книгах, пытаясь обнаружить хоть намек на
разгадку того, что мы сегодня нашли. Рассматривал фотографии и
зарисовки античных игрушек, различных предметов домашней утвари, даже
обуви и одежды. Потом мне показалось, будто странная находка может
иметь какое-нибудь отношение к мореплаванию тех времен. Может быть,
это клочок паруса? Но вряд ли их делали из таких хорошо обработанных
кож. А точнее проверить это предположение, увы, невозможно, потому что
до нас не дошло ни одного древнегреческого парусника, только их
изображения на вазах.
Михаил, видно, увлекся. Он чертил какие-то схемы, и время от
времени я слышал его бормотание:
- Так, значит, верхний циферблат укреплен над главным приводным
колесом. А стрелки поворачивались при помощи вот этого
барабана-эксцентрика... Ну а этот штифтик для чего?
"Клюнул, - радовался я. - Теперь надолго забудет про свою пещеру.
Давай, давай, брат! Над этим хитроумным механизмом уже многие ломали
головы..."
Но вскоре им овладела новая мания: начал требовать у меня образцы
посуды и обломки обожженных кирпичей для каких-то анализов.
- Да зачем тебе это нужно? Что ты собираешься с ними делать?
- Совершенствовать метод палеомагнетизма.
Возражать против этого было трудно. Метод палеомагнетизма,
разработанный за последние годы физиками, сильно облегчил нам,
археологам, датировку находок. Колдуя со своими хитрыми приборами над
черепками глиняной посуды, они ухитрялись узнавать, каким было
магнитное поле Земли в то время, когда эта посуда обжигалась в
гончарной печи. А потом, пользуясь сложными графиками и диаграммами,
на основе этих данных довольно точно определяли время изготовления
посуды.
Почти для каждого найденного образца я на всякий случай подбирал
и дубликаты. Но все равно расставаться с ними не хотелось: мало ли что
может случиться?..
А Михаил был неумолим:
- Давай, давай, не жадничай! Для тебя же стараюсь.
Но через несколько дней пришел конец его отпуску, телеграммой
досрочно вызвали в Москву.
Он увозил с собой целый ящик обгорелых кирпичей.
- Куда тебе столько? - спросил я. - Дом можно построить.
- Есть у меня одна идейка, - туманно сказал Михаил, - но пока
молчок.
Любит он напускать таинственность!
На следующий день произошло такое событие, что я забыл обо всем
на свете, кроме работы.
С утра все шло как обычно. Уже вторую неделю мы вели раскопки
бокового придела храма. Постепенно расчищался последний угол небольшой
каморки, видимо служившей прибежищем кому-то из храмовых
служителей-рабов. Тут трудно было рассчитывать обнаружить даже остатки
нехитрой домашней утвари. Какое имущество могло быть у раба?
Зачистку вел старательный и аккуратный Алик Рогов. Я ему доверял
самые сложные раскопки, так что спокойно оставил его одного и
отправился на другой объект, где несколько студентов только начинали
вскрывать фрагмент основания крепостной стены. Я поработал с ними
около часа, когда увидел бегущую к нам Тамару. Она еще издали отчаянно
махала рукой.
Задыхаясь, крикнула:
- Алексей Николаевич, идите скорей! Вас Алик зовет!
- Что у вас там стряслось?
- Он нашел какую-то рукопись!
Мы все помчались к Алику - впереди я, за мной студенты,
побросавшие лопаты, а позади всех совершенно обессилевшая Тамара.
Рогов сидел в яме, то и дело нетерпеливо высовывая оттуда голову,
а сам прикрывал ладонями и всем телом находку, смешно растопырив локти
- совсем как наседка на гнезде. Я спрыгнул к нему в раскоп, остальные
столпились вокруг, шумно отдуваясь и переводя дыхание.
Алик осторожно отнял руки, и я увидел торчащий из земли край
какой-то плетенки из прутьев, видимо корзины. Ветви обуглились.
Я отметил это мельком, машинально. Все внимание мое привлек
кусочек папируса, торчавший между прутьями. Неужели чудом уцелел
какой-то письменный документ?!
Сдерживая дрожь в руках, с помощью Алика, который словно
ассистент во время сложной хирургической операции, по одному движению
моих бровей подавал то скальпель, то резиновую грушу для сдувания
пыли, я начал расчищать землю вокруг корзины.
Пинцетом я извлек из нее клочок тряпки, комочек шерсти, несколько
щепочек, глиняную пластинку... И наконец, небольшой, тонкий сверток
папируса, за ним второй. Их я тут же, пока не рассыпались в труху от
свежего воздуха, раскатал и зажал между двумя стеклами. Теперь можно
было вытереть пот со лба и попытаться повернуть совершенно затекшую
шею...
Я взглянул на часы. Не мудрено, что шея так зверски болела:
провозился два часа семнадцать минут, совершенно не заметив этого.
Я пробежал глазами коротенькую надпись на табличке:
"Клеот спрашивает бога, выгодно ли и полезно ему заниматься
разведением овец?"
Так, все ясно: обычный запрос к оракулу. Теперь папирусы. На
первом из них написано:
"Я решительно упрекаю тебя за то, что ты дал погибнуть двум
поросятам вследствие переутомления от длинного пути, а ведь ты мог
положить их в повозку и доставить благополучно. На Гераклида вина не
падает, так как ты сам, по его словам, приказал ему, чтобы поросята
бежали всю дорогу. И затем не забудь пустить..."
Дальше записка обрывалась, хотя на папирусе еще оставалось
свободное место и чернела большая клякса, словно писавшего кто-то
подтолкнул под руку.
Я торопливо перерисовал текст в свой блокнот и занялся вторым
клочком папируса. Это тоже, видимо, какой-то черновик. Буквы небрежно
разбежались по неровным строчкам: дельта, эпсилон, сигма, омикрон...
Я перечитал их снова и крепко потер себе лоб.
Все буквы были мне знакомы, но я ничего не понимал. Они не
складывались в нормальные, понятные слова. Самые обыкновенные
греческие буквы... Но из сочетания их получалась какая-то немыслимая
тарабарщина, лишенная всякого смысла.
Я понимал лишь отдельные слова: "по-ахейски", "нацеди" а вот это,
пожалуй, "размешай". Но и эти слова были какие-то искаженные, с
отсеченными окончаниями, словно нарочно исковерканные, так что я,
скорее, угадывал их смысл, чем понимал его точно.
Весьма странное и мучительное ощущение! Представьте себе, что вы
по-прежнему знаете, как произносится каждая буква родного алфавита, но
понимать смысл слов, написанных ими, вдруг разучились. Перестали
понимать свой родной язык!
Так было и со мной. В полной растерянности я поднял голову и
сказал обступившим меня студентам:
- Ничего не понимаю... Что за чертовщина!
Иметь взгляды - значит смотреть в оба!
С. Ликок
(Рассказывает Михаил Званцев)
Мой Алеша бросил свои раскопки и примчался в Москву совсем
ошалелый. Всегда такой спокойный, рассудительный, даже слишком
медлительный, на мой взгляд, тут он стал сам не свой. Еще бы,
поставьте себя на его место: наконец-то нашел заветный "письменный
источник", а прочитать его не может!.. Из шестидесяти восьми слов
разобрал только пяток.
Вечером мы вдвоем с ним ломали головы над этой загадкой.
Небольшой, криво оторванный клочок папируса, исписанный поперек
столбцами неровных строчек. Буквы на нем выцвели, стали едва заметны -
не случайно его, видно, бросили в мусорную корзину. А мой фанатик
прямо трясется над ним, словно это невесть какое сокровище.
Но, честно говоря, я начал разделять его азарт. У меня тоже руки
прямо зачесались расшифровать сей загадочный документ.
- Слушай, а может, это действительно шифр какой? - предположил я.
- Кому нужно было зашифровывать какие-то хозяйственные надписи? -
пожал он плечами.
- Почему хозяйственные? Ты что, их прочитал?
- Нет, но пользуюсь все тем же методом дедуктивного анализа,
могущество которого уже имел счастье тебе демонстрировать. Смотри, -
он склонился над столом, водя карандашом по стеклу, под которым лежал
кусочек папируса, - видишь, в конце четвертой строки одинокая буква
"бета", в конце пятой - "альфа", а девятая строка кончается буквой
"гамма". Это явно цифры: 2, 1,3. Греки тогда обозначали цифры буквами.
Значит, идет какое-то перечисление, опись чего-то.
- Пожалуй, ты прав.
- Уже есть зацепка. Значит, рано или поздно мы его расшифруем...
- Да, по частоте повторяемости отдельных букв. Чистейшая
математика и статистика! И все-таки я прав, а не ты: ключ к этому
тарабарскому языку надо искать, как в обыкновенной шифровке. Мы с
тобой сейчас в положении Вильяма Леграна, обнаружившего кусок
пергамента с криптограммой пиратского атамана...
- Какого еще Леграна?
- Маэстро, надо знать классиков. Эдгар По, "Золотой жук".
Я легко отыскал на полке серый томик и открыл на нужной странице.
- Итак, что сделал проницательный Вильям Легран? Он подошел к
расшифровке строго научно. В любом языке каждый элемент - звук, буква,
слог и тому подобное - повторяется с определенной частотой. На этом и
основана расшифровка секретных кодов. Зная, что в английском языке
чаще всего употребляется буква "е", Легран подсчитал, какая цифра
наиболее часто встречается в пиратской криптограмме, и всюду вместо
нее подставил эту букву. Потом, опять-таки по закону частоты
повторения, он буква за буквой разгадал всю шифровку и узнал
сокровенную тайну пиратов: "Хорошее стекло в трактире епископа..."
- Не вижу все-таки особенного сходства с той задачей, какая стоит
перед нами, - перебил он меня.
- Слушай, ты иногда бываешь удивительно непонятлив! Эту фразу
можно зашифровать так, как сделал пиратский атаман Кидд.
Я набросал на листочке бумаги криптограмму из рассказа:
Ъ4++Ъ0 Ъ4+...
53Ъ5++Ъ0 + 305) )6Ъ5хЪ0; 4826) 4+)4Ъ5+
- А можно ее зашифровать и по-другому - словами. Скажем: "Лобасто
кире а курако пула..." Получается в точности твой тарабарский язык.
Теперь достаточно переписать это греческими буквами, которых я не
знаю, или латинскими и можно выдавать за древний манускрипт на
неведомом языке. - Я тут же проделал эту несложную операцию и подал
ему листочек.
- Пожалуй, ты прав, - пробормотал он, разглядывая его. - Это
можно расшифровать...
- Но ты знаешь, дорогой мой осквернитель древних могил, сколько
времени тебе на это потребуется? - Я быстренько прикинул на
подвернувшемся под руку клочке бумаги. - Да, к концу жизни, глубоким
стариком, ты, наконец, прочтешь: "Настоящим удостоверяю, что мною,
жрецом А. И. Еврипидусом, действительно украдены из казны храма 3 - в
скобках прописью: три - бронзовые иголки". Что и говорить - лучезарная
цель, ей не жалко посвятить жизнь!
- Трепач ты, Мишка! - вздохнув, сказал он. - Во-первых, каждый
новый документ древности очень важен для науки. А во-вторых, я не
собираюсь корпеть над расшифровкой, как некий кустарь-одиночка.
Опубликую копию в журнале, и общими силами мы как-нибудь разгадаем эту
загадку в ближайшие годы.
- А в ближайшие недели не хочешь? Ты забыл, что в наше время
самые выдающиеся открытия совершаются на стыках далеких друг от друга
наук?
- То есть?
- То есть тебе на помощь придет всемогущая кибернетика,
разумеется, в моем лице.
И знаете, что он мне ответил, этот зарвавшийся наглец?
- Я знаю, - говорит, - что нынче некоторые не надеющиеся
нахватать звезд в своей собственной науке спешат примазаться к другим
отраслям знания, где их слабость не так заметна непосвященным. По
древнему принципу: в стране слепых и кривой - король. Что ты понимаешь
в археологии или лингвистике?
где его родина? Вероятно, у него было какое-то другое имя, но здесь, в
греческом городе, его почему-то заменили этим странным прозвищем -
Уранид. Или его настоящее имя просто казалось грекам слишком трудным
для произношения, варварским? Есть над чем призадуматься...
Мишке, конечно, опять повод для шуточек:
- Как в переводе звучит твой Уранид? Сын Неба? Так чего же тут
голову ломать? Объяви его попросту пришельцем с какой-нибудь планеты,
желательно подальше от Земли, перевернувшим, по своему хотению, всю
жизнь греческого городка. Такие гипотезы сейчас в моде...
Да, искать повсюду, где есть археологические загадки, следы
космических пришельцев, стало в последнее время модой. Поражает своими
размерами древняя "Баальбекская веранда" в пустыне - значит, построили
ее гости из космоса, не иначе. Изображения древних богов "вроде как в
скафандрах" на скалах Сахары объявляются портретами марсиан. Забавный,
однако, метод - подменять одни загадки другими, еще более
запутанными...
Особенно смешно слушать все эти рассуждения о древних
цивилизациях, якобы основанных небесными гостями, а потом по каким-то
причинам захиревших, погибших, нам, археологам.
Одно поколение за другим, слой за слоем оставляли в земле следы
своей жизни. Если в глубокой древности в каком-нибудь удобном месте
возникало человеческое поселение, то и последующие поколения старались
селиться тут же. Эта приверженность к обжитому месту даже получила в
науке специальное название: закон постоянства поселений. Так что с
течением времени в некоторых местах эти культурные слои, как мы их
называем, образуют наросты до сорока метров!
Такие земляные "слоеные пироги" неопровержимо и наглядно
показывают, как постепенно развивалась цивилизация на нашей планете -
от древнейших стоянок первобытных охотников до громадных современных
городов. Чтобы нас, археологов, убедить в каких-нибудь необычных
скачках в истории развития человечества под влиянием мудрых
космических пришельцев, нужны доводы посерьезнее, чем "Баальбекская
веранда", служившая якобы космодромом, или воображаемая гибель
библейских городов Содома и Гоморры в огне атомной войны...
Наши загадки земные, но гораздо непонятнее и таинственнее.
Михаилу легко. Он здесь в отпуске, все заботы оставил дома. Целые
дни напролет ныряет в море, как дельфин. На некоторых моих ребят он,
кажется, начинает действовать разлагающе. Вчера двоих я поймал при
попытке среди белого дня улизнуть из раскопа к морю - якобы умыться.
А через два дня мой друг внес новый раскол в наши крепкие
исследовательские ряды. Со своими новыми дружками он обнаружил
какую-то пещеру неподалеку от берега и так вдохновенно расписывал ее
вечером у костра, что многие из ребят захотели тоже туда заглянуть.
Пришлось выделить им выходной день, которых, кстати, у нас уже
давненько не было. Я, признаться, отменял выходные под разными
предлогами, стараясь побольше раскопать за короткий летний сезон. Но
теперь пришлось официально объявить ближайшее воскресенье нерабочим
днем.
Раздосадованный, сам я не хотел ни в коем случае лезть с ними в
эту пещеру. Но потом подумал: глупо одному торчать в этот день в
раскопе. Да и в пещере могли сохраниться какие-нибудь следы стоянки
или просто временного пребывания первобытных людей, как и во многих
других подземельях Крыма. Хотя первобытное общество и не моя
специальность, стоило проследить, чтобы следы пещерной культуры не
повредили по неосторожности, если их удастся обнаружить.
А потом, в конце концов, - хотя я в этом и не хотел признаться
самому себе - нужно было и мне немного проветрить голову от назойливых
мыслей, рассеяться, переключиться на что-нибудь далекое от загадок
моего Уранополиса.
Отправились мы в пещеру рано утром, запасшись, как полагается,
фонарями, свечками, веревками. Тут совершенно неожиданно оказалось,
что мой ближайший помощник из студентов, Алик Рогов, давно увлекается
спелеологией и облазил немало пещер в Подмосковье и на Кавказе. Так
что я ему поручил все руководство этим "подземным пикником".
До пещеры оказалось с полкилометра. Вход в нее прятался в густых
зарослях кустарника. Приметой служил белый известковый камень,
оставленный здесь Михаилом.
Из тесного входа тянуло сырым холодком. Свет наших фонариков
проникал туда всего метра на три, не больше. Дальше все пряталось в
темноте.
Гуськом, подталкивая друг друга, мы начали, пригнувшись,
спускаться по пологому тоннелю. Чуть забудешься и неосторожно
поднимешь голову, как больно стукаешься о мокрые выступы скалы.
Но вот ход немного расширился, можно было выпрямиться во весь
рост. Подняв над головой фонарики и свечи, мы осмотрелись. В небольшом
гроте смутно белели глыбы известняка в желтоватых, грязных потеках.
Одна из них преграждала дальнейший путь. Лишь с трудом, бочком,
удалось протиснуться в узкую щель между этой глыбой и мокрой стеной
пещеры.
Я впервые забирался под землю и, признаться, чувствовал себя не
очень уютно. Да и все притихли, перекликались почему-то шепотом,
девчата жались друг к другу.
Наши громадные уродливые тени плясали и дергались по стенам
пещеры, а порой, при резком повороте, словно бросались нам навстречу,
заставляя девчат испуганно взвизгивать. Под ногами хлюпала холодная
грязь. Она налипала на ботинки, идти с каждым шагом становилось все
труднее. Я проклинал себя: завтра наверняка многие схватят насморк,
раскиснут и будут работать, словно сонные мухи.
Идущие впереди Алик Рогов и Михаил вдруг так резко
останавливаются, что мы тычемся в их спины. Дальше тоннель разделяется
на три рукава. По какому из них идти?
Алик присаживается на корточки и колдует со свечой, то опуская ее
к самому полу пещеры, то приподнимая повыше. Тоненький язычок пламени
беспорядочно дергается и трепещет.
- По-моему, следует повернуть направо, - не очень решительно
говорит, наконец, Алик. - Оттуда сильнее тяга воздуха, возможно, там
выход.
Вслед за ним мы один за другим лезем дальше. В душе я надеюсь,
что и этот ход окажется ложным или непроходимым, тогда можно будет с
чистой совестью предложить всем возвращаться обратно. Но узкий лаз
опять расширяется, уже можно выпрямиться, не рискуя набить на лбу
шишку о сталактиты.
Снова под ногами хлюпает грязь. Становится труднее дышать. Низкий
свод пещеры давит, заставляет все время непроизвольно втягивать голову
в плечи.
Впереди неожиданно раздается плеск воды и вскрик Алика. Все опять
останавливаются, натыкаясь на спины друг друга.
- Осторожно, впереди вода! - предупреждает Алик.
Вода и вправду совсем не заметна. Только когда наклонишься со
свечой, становится видно, как отражается в зеркальной черной глади
трепещущий язычок пламени.
Коридор тут расширяется, образуя небольшой зал. Но дальше дороги
нет. Весь зал занимает подземное озеро.
Михаил разочарованно крякает, а я рад, что наш подземный поход,
кажется, кончен.
- А вот автограф пещерного человека! - торжественно провозглашает
Михаил, попытавшийся все-таки пробраться еще немножко дальше по узкой
кромке берега.
При свете нескольких поднесенных свечей на мокрой стене сияет
надпись корявыми белыми буквами:
"Вася Хариков и Паша Буравко были здесь. 10.07.82 года. И вам
того желаем!"
- Интересно было бы нырнуть в это озеро, - с вожделением
проговорил неугомонный Алик. - Может, пещера тянется дальше?
Разумеется, Мишка сейчас же загорелся.
- Слушайте! У нас же есть акваланги, давайте принесем их сюда и
нырнем! - предложил он с торжественным видом новоявленного Архимеда.
Я поспешил вмешаться:
- Нет уж, пусть этим занимаются специалисты,
спортсмены-пещерники. А мы сюда приехали работать на раскопках, а не в
подземные озера нырять.
По оставленным отметкам выбрались мы из пещеры без осложнений. В
одном только месте забрели в боковой тоннель, но быстро заметили свою
ошибку.
(Продолжает Алеша Скорчинский)
Не знаю, как другим, но мне все-таки было чертовски приятно
выбраться на белый свет из этого мрачного склепа и вдохнуть всей
грудью свежий морской ветерок. Да по-моему, и все сразу почувствовали
себя уютнее и спокойней.
А на следующий день новая непонятная находка всколыхнула весь наш
лагерь.
Я всех строго предупредил, чтобы, наткнувшись хоть на малейшие
признаки остатков каких-нибудь металлических вещей, тканей или
папируса, немедленно прекращали раскопку и вызывали меня. Но на эту
странную находку наткнулся я сам, расчищая землю вокруг остатка
фундамента одной из колонн храма.
Грубо обтесанный камень заинтересовал меня едва заметным узором,
почти стершимся от времени. Узор мог иметь и естественное
происхождение, скажем, оставлен водой или проточен улиткой. Ну а вдруг
это орнамент, нанесенный рукой какого-нибудь безвестного
художника-тавра на камне, который потом греки использовали при
строительстве храма? Такое предположение тоже не исключалось.
Но, осторожно отгребая ножом землю, чтобы обнажить весь камень и
получше рассмотреть узор на нем, я вдруг наткнулся на что-то твердое.
Стал расчищать землю в этом месте еще осторожнее, постепенно обнажился
обуглившийся и свернувшийся в трубочку кусочек кожи.
Пергамент? Документы могли писать и на пергаменте, он тогда уже
получил широкое распространение.
Меня кто-то окликнул. Я не отозвался, стараясь даже не дышать.
Только странное ощущение, словно в раскопе вдруг стало темнее,
заставило меня поднять голову: откуда взялись тучи?
Оказывается, вокруг ямы, сразу почуяв по моей увлеченности, что
обнаружено нечто интересное, собрались уже все участники нашей
экспедиции.
- Что случилось? Чего вы тут столпились? - расталкивая ребят,
пробился вперед встревоженный Михаил. Волосы у него были мокрые,
видно, только вернулся с моря. - Фу, ты жив и здоров! - сказал он. - А
я уж напугался - не завалило ли тебя ненароком. Давно этого следует
ждать при твоей одержимости...
- Что вы нашли, Алексей Николаевич? - перебила его Тамара.
Что я нашел? Я этого еще не знал сам. Бережно держа на ладони
находку, я с помощью десятка протянувшихся ко мне рук вылез из
раскопа. Кто-то торопливо расстелил на земле носовой платок, я положил
находку на него и только теперь начал ее внимательно рассматривать.
Да, несомненно, кусок кожи, скрутившийся в трубку от огня и с
поверхности сильно обуглившийся. Видимо, сразу был засыпан землей и не
успел сгореть.
Но внутри есть еще что-то...
Осторожно, двумя пинцетами, я начал раскручивать сверток. Внутри
оказались две узкие деревянные планки, скрепленные между собой под
тупым углом так, что получилось нечто вроде развернутого веера. Кожа
была пришита к этим планкам крепкими воловьими жилами.
Что это могло быть? Расходящиеся концы планок обломаны. Может
быть, часть какого-то храмового украшения или утвари для богослужений?
Догадки посыпались со всех сторон и, как водится, самые
фантастические:
- Деталь фриза?
- А может, кусок драпировки?
- Какая-нибудь маска, которую надевал жрец?
- Ну да! Что же он, шаманом был, что ли?
- А может, это обломок игрушки? - нерешительно сказал Алик.
- Какой игрушки?
Алик замялся и покраснел, даже загар не мог этого скрыть.
- Ну, чего же ты смущаешься? - подбодрил я. - Догадка, во всяком
случае, более правдоподобная, чем домыслы о масках или архитектурных
деталях. Игрушки вполне могли оказаться в храме как дары от излеченных
детей. Известен случай, когда мальчик, по имени Евфан, принес в дар
Асклепию за успешное излечение самое дорогое, что у него было, -
десять косточек для игры в бабки...
- Нет, Алексей Николаевич, я сморозил глупость, - покачал головой
Алик. - Это я по первому порыву. Сходство уж больно большое...
- С чем?
- Мне показалось, это похоже на модель самолета... На кусок
крыла...
Ох какой тут поднялся хохот! Но всех перекрыл своим зычным
голосом, конечно, Михаил.
- Тихо, дети! - заорал он. - Это же сенсация, величайшее открытие
нашего века! Надо бежать на телеграф: "Найдены остатки крыльев Икара.
Подробности почтой..." Или лучше так: "Обнаружены следы деятельности
юных авиамоделистов первого века до нашей эры..."
Надо было вступиться за несчастного Алика и поскорее утихомирить
Мишку.
- Слушай, а ты напрасно глумишься над техническими познаниями
древних, - сказал я. - Тут еще может быть немало поразительных
открытий и откровений для вашего брата, скептиков - инженеров. Слыхал
ты, например, о знаменитой находке возле острова Антикитера?
- Возле какого острова? Не сбивай ты меня, пожалуйста, этими
древнегреческими названиями. Что там было найдено - действующая модель
атомной бомбы?
- Нет, прекрасно работающий счетно-решающий механизм. Конечно, не
электронный, как у вас теперь, но не менее поразительный по тем
временам. До этой находки считалось, будто древние греки имели большие
достижения в области чистой математики, но механика у них не достигла
особенного расцвета. И вдруг в начале нашего века ловцы губок находят
на дне моря возле острова Антикитера прибор, который показывал годовое
движение Солнца в зодиаке, точное время восхода и захода самых ярких
звезд и наиболее важных для ориентировки созвездий в различное время
года. Кроме того, были особые указатели основных фаз Луны, времени
захода и восхода всех планет, известных греческим астрономам, -
Меркурия, Венеры, Марса, Юпитера и Сатурна, и даже схема их движения
по небосводу.
- И сколько же зданий он занимал на дне моря, этот чудо-прибор? -
Михаил уже явно заинтересовался.
- В том-то и дело, что он был весьма портативным, не больше
современных настольных часов.
Михаил не поверил, но вечером я разыскал толстый том "Античных
древностей" с описанием замечательной находки у берегов Антикитеры и
показал ему. Мой друг забыл даже о танцах и традиционном вечернем
купании.
А я тоже рылся в книгах, пытаясь обнаружить хоть намек на
разгадку того, что мы сегодня нашли. Рассматривал фотографии и
зарисовки античных игрушек, различных предметов домашней утвари, даже
обуви и одежды. Потом мне показалось, будто странная находка может
иметь какое-нибудь отношение к мореплаванию тех времен. Может быть,
это клочок паруса? Но вряд ли их делали из таких хорошо обработанных
кож. А точнее проверить это предположение, увы, невозможно, потому что
до нас не дошло ни одного древнегреческого парусника, только их
изображения на вазах.
Михаил, видно, увлекся. Он чертил какие-то схемы, и время от
времени я слышал его бормотание:
- Так, значит, верхний циферблат укреплен над главным приводным
колесом. А стрелки поворачивались при помощи вот этого
барабана-эксцентрика... Ну а этот штифтик для чего?
"Клюнул, - радовался я. - Теперь надолго забудет про свою пещеру.
Давай, давай, брат! Над этим хитроумным механизмом уже многие ломали
головы..."
Но вскоре им овладела новая мания: начал требовать у меня образцы
посуды и обломки обожженных кирпичей для каких-то анализов.
- Да зачем тебе это нужно? Что ты собираешься с ними делать?
- Совершенствовать метод палеомагнетизма.
Возражать против этого было трудно. Метод палеомагнетизма,
разработанный за последние годы физиками, сильно облегчил нам,
археологам, датировку находок. Колдуя со своими хитрыми приборами над
черепками глиняной посуды, они ухитрялись узнавать, каким было
магнитное поле Земли в то время, когда эта посуда обжигалась в
гончарной печи. А потом, пользуясь сложными графиками и диаграммами,
на основе этих данных довольно точно определяли время изготовления
посуды.
Почти для каждого найденного образца я на всякий случай подбирал
и дубликаты. Но все равно расставаться с ними не хотелось: мало ли что
может случиться?..
А Михаил был неумолим:
- Давай, давай, не жадничай! Для тебя же стараюсь.
Но через несколько дней пришел конец его отпуску, телеграммой
досрочно вызвали в Москву.
Он увозил с собой целый ящик обгорелых кирпичей.
- Куда тебе столько? - спросил я. - Дом можно построить.
- Есть у меня одна идейка, - туманно сказал Михаил, - но пока
молчок.
Любит он напускать таинственность!
На следующий день произошло такое событие, что я забыл обо всем
на свете, кроме работы.
С утра все шло как обычно. Уже вторую неделю мы вели раскопки
бокового придела храма. Постепенно расчищался последний угол небольшой
каморки, видимо служившей прибежищем кому-то из храмовых
служителей-рабов. Тут трудно было рассчитывать обнаружить даже остатки
нехитрой домашней утвари. Какое имущество могло быть у раба?
Зачистку вел старательный и аккуратный Алик Рогов. Я ему доверял
самые сложные раскопки, так что спокойно оставил его одного и
отправился на другой объект, где несколько студентов только начинали
вскрывать фрагмент основания крепостной стены. Я поработал с ними
около часа, когда увидел бегущую к нам Тамару. Она еще издали отчаянно
махала рукой.
Задыхаясь, крикнула:
- Алексей Николаевич, идите скорей! Вас Алик зовет!
- Что у вас там стряслось?
- Он нашел какую-то рукопись!
Мы все помчались к Алику - впереди я, за мной студенты,
побросавшие лопаты, а позади всех совершенно обессилевшая Тамара.
Рогов сидел в яме, то и дело нетерпеливо высовывая оттуда голову,
а сам прикрывал ладонями и всем телом находку, смешно растопырив локти
- совсем как наседка на гнезде. Я спрыгнул к нему в раскоп, остальные
столпились вокруг, шумно отдуваясь и переводя дыхание.
Алик осторожно отнял руки, и я увидел торчащий из земли край
какой-то плетенки из прутьев, видимо корзины. Ветви обуглились.
Я отметил это мельком, машинально. Все внимание мое привлек
кусочек папируса, торчавший между прутьями. Неужели чудом уцелел
какой-то письменный документ?!
Сдерживая дрожь в руках, с помощью Алика, который словно
ассистент во время сложной хирургической операции, по одному движению
моих бровей подавал то скальпель, то резиновую грушу для сдувания
пыли, я начал расчищать землю вокруг корзины.
Пинцетом я извлек из нее клочок тряпки, комочек шерсти, несколько
щепочек, глиняную пластинку... И наконец, небольшой, тонкий сверток
папируса, за ним второй. Их я тут же, пока не рассыпались в труху от
свежего воздуха, раскатал и зажал между двумя стеклами. Теперь можно
было вытереть пот со лба и попытаться повернуть совершенно затекшую
шею...
Я взглянул на часы. Не мудрено, что шея так зверски болела:
провозился два часа семнадцать минут, совершенно не заметив этого.
Я пробежал глазами коротенькую надпись на табличке:
"Клеот спрашивает бога, выгодно ли и полезно ему заниматься
разведением овец?"
Так, все ясно: обычный запрос к оракулу. Теперь папирусы. На
первом из них написано:
"Я решительно упрекаю тебя за то, что ты дал погибнуть двум
поросятам вследствие переутомления от длинного пути, а ведь ты мог
положить их в повозку и доставить благополучно. На Гераклида вина не
падает, так как ты сам, по его словам, приказал ему, чтобы поросята
бежали всю дорогу. И затем не забудь пустить..."
Дальше записка обрывалась, хотя на папирусе еще оставалось
свободное место и чернела большая клякса, словно писавшего кто-то
подтолкнул под руку.
Я торопливо перерисовал текст в свой блокнот и занялся вторым
клочком папируса. Это тоже, видимо, какой-то черновик. Буквы небрежно
разбежались по неровным строчкам: дельта, эпсилон, сигма, омикрон...
Я перечитал их снова и крепко потер себе лоб.
Все буквы были мне знакомы, но я ничего не понимал. Они не
складывались в нормальные, понятные слова. Самые обыкновенные
греческие буквы... Но из сочетания их получалась какая-то немыслимая
тарабарщина, лишенная всякого смысла.
Я понимал лишь отдельные слова: "по-ахейски", "нацеди" а вот это,
пожалуй, "размешай". Но и эти слова были какие-то искаженные, с
отсеченными окончаниями, словно нарочно исковерканные, так что я,
скорее, угадывал их смысл, чем понимал его точно.
Весьма странное и мучительное ощущение! Представьте себе, что вы
по-прежнему знаете, как произносится каждая буква родного алфавита, но
понимать смысл слов, написанных ими, вдруг разучились. Перестали
понимать свой родной язык!
Так было и со мной. В полной растерянности я поднял голову и
сказал обступившим меня студентам:
- Ничего не понимаю... Что за чертовщина!
Иметь взгляды - значит смотреть в оба!
С. Ликок
(Рассказывает Михаил Званцев)
Мой Алеша бросил свои раскопки и примчался в Москву совсем
ошалелый. Всегда такой спокойный, рассудительный, даже слишком
медлительный, на мой взгляд, тут он стал сам не свой. Еще бы,
поставьте себя на его место: наконец-то нашел заветный "письменный
источник", а прочитать его не может!.. Из шестидесяти восьми слов
разобрал только пяток.
Вечером мы вдвоем с ним ломали головы над этой загадкой.
Небольшой, криво оторванный клочок папируса, исписанный поперек
столбцами неровных строчек. Буквы на нем выцвели, стали едва заметны -
не случайно его, видно, бросили в мусорную корзину. А мой фанатик
прямо трясется над ним, словно это невесть какое сокровище.
Но, честно говоря, я начал разделять его азарт. У меня тоже руки
прямо зачесались расшифровать сей загадочный документ.
- Слушай, а может, это действительно шифр какой? - предположил я.
- Кому нужно было зашифровывать какие-то хозяйственные надписи? -
пожал он плечами.
- Почему хозяйственные? Ты что, их прочитал?
- Нет, но пользуюсь все тем же методом дедуктивного анализа,
могущество которого уже имел счастье тебе демонстрировать. Смотри, -
он склонился над столом, водя карандашом по стеклу, под которым лежал
кусочек папируса, - видишь, в конце четвертой строки одинокая буква
"бета", в конце пятой - "альфа", а девятая строка кончается буквой
"гамма". Это явно цифры: 2, 1,3. Греки тогда обозначали цифры буквами.
Значит, идет какое-то перечисление, опись чего-то.
- Пожалуй, ты прав.
- Уже есть зацепка. Значит, рано или поздно мы его расшифруем...
- Да, по частоте повторяемости отдельных букв. Чистейшая
математика и статистика! И все-таки я прав, а не ты: ключ к этому
тарабарскому языку надо искать, как в обыкновенной шифровке. Мы с
тобой сейчас в положении Вильяма Леграна, обнаружившего кусок
пергамента с криптограммой пиратского атамана...
- Какого еще Леграна?
- Маэстро, надо знать классиков. Эдгар По, "Золотой жук".
Я легко отыскал на полке серый томик и открыл на нужной странице.
- Итак, что сделал проницательный Вильям Легран? Он подошел к
расшифровке строго научно. В любом языке каждый элемент - звук, буква,
слог и тому подобное - повторяется с определенной частотой. На этом и
основана расшифровка секретных кодов. Зная, что в английском языке
чаще всего употребляется буква "е", Легран подсчитал, какая цифра
наиболее часто встречается в пиратской криптограмме, и всюду вместо
нее подставил эту букву. Потом, опять-таки по закону частоты
повторения, он буква за буквой разгадал всю шифровку и узнал
сокровенную тайну пиратов: "Хорошее стекло в трактире епископа..."
- Не вижу все-таки особенного сходства с той задачей, какая стоит
перед нами, - перебил он меня.
- Слушай, ты иногда бываешь удивительно непонятлив! Эту фразу
можно зашифровать так, как сделал пиратский атаман Кидд.
Я набросал на листочке бумаги криптограмму из рассказа:
Ъ4++Ъ0 Ъ4+...
53Ъ5++Ъ0 + 305) )6Ъ5хЪ0; 4826) 4+)4Ъ5+
- А можно ее зашифровать и по-другому - словами. Скажем: "Лобасто
кире а курако пула..." Получается в точности твой тарабарский язык.
Теперь достаточно переписать это греческими буквами, которых я не
знаю, или латинскими и можно выдавать за древний манускрипт на
неведомом языке. - Я тут же проделал эту несложную операцию и подал
ему листочек.
- Пожалуй, ты прав, - пробормотал он, разглядывая его. - Это
можно расшифровать...
- Но ты знаешь, дорогой мой осквернитель древних могил, сколько
времени тебе на это потребуется? - Я быстренько прикинул на
подвернувшемся под руку клочке бумаги. - Да, к концу жизни, глубоким
стариком, ты, наконец, прочтешь: "Настоящим удостоверяю, что мною,
жрецом А. И. Еврипидусом, действительно украдены из казны храма 3 - в
скобках прописью: три - бронзовые иголки". Что и говорить - лучезарная
цель, ей не жалко посвятить жизнь!
- Трепач ты, Мишка! - вздохнув, сказал он. - Во-первых, каждый
новый документ древности очень важен для науки. А во-вторых, я не
собираюсь корпеть над расшифровкой, как некий кустарь-одиночка.
Опубликую копию в журнале, и общими силами мы как-нибудь разгадаем эту
загадку в ближайшие годы.
- А в ближайшие недели не хочешь? Ты забыл, что в наше время
самые выдающиеся открытия совершаются на стыках далеких друг от друга
наук?
- То есть?
- То есть тебе на помощь придет всемогущая кибернетика,
разумеется, в моем лице.
И знаете, что он мне ответил, этот зарвавшийся наглец?
- Я знаю, - говорит, - что нынче некоторые не надеющиеся
нахватать звезд в своей собственной науке спешат примазаться к другим
отраслям знания, где их слабость не так заметна непосвященным. По
древнему принципу: в стране слепых и кривой - король. Что ты понимаешь
в археологии или лингвистике?