Страница:
11
К Квинтию ГирпинуО том, что мыслит храбрый кантабр и скиф,
За дальним брегом бурного Адрия,
Не думай, Квинт Гирпин, не думай
И не волнуйся о нуждах жизни,
Довольной малым… Юность цветущая
С красою вместе быстро уносится,
И старость гонит вслед за ними
Резвость любви и беспечность дремы.
Не век прекрасны розы весенние,
10 Не век кругла луна светозарная, —
Зачем же мир души не вечной
Ты возмущаешь заботой дальней?
Пока мы живы, лучше под пинией
Иль под платаном стройным раскинуться,
Венком из роз прикрыв седины,
Нардом себя умастив сирийским,
И пить! Ведь Эвий думы гнетущие
Рассеет быстро. Отрок, проворнее
Фалерна огненную влагу
20 Ты обуздай ключевой водою!
А ты из дома, что в стороне стоит,
Красотку Лиду вызови, – пусть она
Спешит к нам с лирой, косы наспех
В узел связав на манер лаконский.
[49]
12
К МеценатуВ мягких лирных ладах ты не поведаешь
Долголетней войны с дикой Нуманцией,
Ганнибалову ярь, море Сицилии,
От крови пунов алое;
Злых лапифов толпу, Гилея буйного
И Земли сыновей, дланью Геракловой
Укрощенных, – от них светлый Сатурна дом,
Трепеща, ждал погибели.
Лучше ты, Меценат, речью обычною
10 Сказ о войнах веди Цезаря Августа
И о том, как, склонив выю, по городу
Шли цари, раньше грозные.
Ну, а я воспою, Музе покорствуя,
Звонкий голос твоей милой Ликимнии,
Ясный блеск ее глаз, грудь ее, верную
Неизменной любви твоей.
Ей к лицу выводить цепь хороводную;
В играх первою быть; в пляске, в Дианин день,
В храме, полном людей, руки протягивать
20 К девам, пышно разряженным.
Все богатства казны Ахеменидовой,
Аравийских дворцов, пашен Мигдонии
Неужели бы ты взял за единственный
Волос милой Ликимнии
В миг, как шею она страстным лобзаниям
Отдает, иль тебя, в шутку упорствуя,
Отстранит, чтоб силком ты поцелуй сорвал
Или чтобы самой сорвать?
[50]
13
К рухнувшему деревуКто в черный день садил тебя, дерево,
И посадив, рукою преступною
Взрастил потомкам на погибель
И на позорище всей округе, —
Тот, верно, задушил старика отца,
Тот, верно, в полночь сени священные
Залил невинной кровью гостя;
Тот и колхийской губил отравой,
И всем, что есть на свете ужасного,
10 Раз им в моих пределах посажено
Ты, злое дерево, чтоб рухнуть
Так, без причин, на главу владельца.
Никто не может знать и предчувствовать,
Когда какой беречься опасности:
Моряк боится лишь Босфора
И о других не гадает бедах;
Солдат – парфянских стрел и отбега вспять;
Парфянин – мощи римлян карающих;
А смерть ко всем идет нежданной,
20 Схитила многих и многих схитит.
Я Прозерпины царство суровое
Чуть не узрел, Эака, что суд творит,
И те обители блаженных,
Где на лесбийских тоскует струнах,
Сапфо, томясь о девах Эолии,
И где Алкей, взмахнув золотым смычком,
Поет так звучно грозы моря,
Грозы изгнаний и сражений грозы.
Словам, достойным священнодействия
30 Дивятся тени в чинном безмолвии,
Но вновь сдвигаются, заслышав
Песнь про бои, про царей сверженье.
Что дива в том, что уши стоглавый пес
Забыл под эту песнь настораживать,
И жалами не водят змеи,
Что в волосах Евменид таятся,
Коль Прометей с Пелопа родителем
Забвенье муки в звуках тех черпают,
И Орион на боязливых
40 Рысей и львов не ведет охоты?
[51]
14
К ПостумуО Постум, Постум! Как быстротечные
Мелькают годы! Нам благочестие
Отсрочить старости не может,
Нас не избавит от смерти лютой.
Хотя бы жертвой трижды обильною
Смягчить пытался ты беспощадного
Плутона, в чьем плену томятся
Даже трехтелые великаны,
За той рекою мрачной, которую
10 Мы все, земли дарами живущие,
Переплываем – властелины
Или смиренные поселяне.
К чему бежать нам Марса жестокого
И бьющих в берег волн Адриатики,
К чему нам осенью бояться
Австра, что рушит здоровье наше?
Мы все увидим черный, извилистый
Коцит, волной ленивою плещущий,
Бесславных дочерей Даная,
20 Труд Эолида Сизифа вечный.
Оставим землю, дом и любезную
Супругу, а из всех, что растили мы,
Дерев последуют за нами
Только постылые кипарисы.
Возьмет наследник вина, хранимые
За ста замками, на пол расплещет он
Цекубских гроздей сок, какого
Даже понтифики не пивали.
[52]
15
О римской роскошиЗемли уж мало плугу оставили
Дворцов громады; всюду виднеются
Пруды, лукринских вод обширней,
И вытесняет платан безбрачный
Лозы подспорье – вязы; душистыми
Цветов коврами с миртовой порослью
Заменены маслины рощи,
Столько плодов приносившей прежде;
И лавр густою перенял зеленью
10 Весь жар лучей… Не то заповедали
Нам Ромул и Катон суровый, —
Предки другой нам пример давали.
Скромны доходы были у каждого,
Но умножалась общая собственность;
В своих домах не знали предки
Портиков длинных, лицом на север,
Простым умели дерном не брезговать
И дозволяли камень обтесанный
Лишь в государственных постройках
20 Да при убранстве священных храмов.
[53]
16
К Помпею ГросфуМира у богов мореход эгейский
Просит в грозный час налетевшей бури,
Из-за черных туч в небесах не видя
Звезд путеводных,
Мира просит гет, утомлен войною,
Мира просит перс, отягченный луком,
Только мира, Гросф, не купить за пурпур,
Жемчуг и злато.
Ибо никого не спасут богатства
10 И высокий сан от томлений духа
И забот ума, что и под роскошной
Кровлей витают.
Хорошо тому, кто богат немногим,
У кого блестит на столе солонка
Отчая одна, но ни страх, ни страсти
Сна не тревожат.
Что ж стремимся мы в быстротечной жизни
К многому? Зачем мы меняем страны?
Разве от себя убежать возможно,
20 Родину бросив?
Всходит на корабль боевой Забота,
За конями турм боевых несется,
Легче, чем олень, и быстрей, чем ветер,
Тучи несущий.
Будь доволен тем, что в руках имеешь,
Ни на что не льстись и улыбкой мудрой
Умеряй беду. Ведь не может счастье
Быть совершенным.
Славен был Ахилл, но погиб он рано;
30 Долго жил Тифон, но иссох убого;
Мне ж, быть может, то, в чем тебе откажет,
Время дарует.
У тебя стада в сицилийском поле
Блеют и мычат, у тебя в квадриге
Кобылица ржет, у тебя одежду
Пурпур окрасил.
У меня – полей небольшой достаток,
Но зато даны мне нелживой Паркой
Эллинских Камен нежный дар и к злобной
40 Черни презренье.
[54]
17
К МеценатуЗачем томишь мне сердце тоской своей?
Так решено богами и мной самим:
Из нас двоих умру я первым,
О Меценат, мой оплот и гордость!
А если смерть из двух половин души
Твою похитит раньше, – зачем тогда
Моей, калеке одинокой,
Медлить на свете? Тот день обоим
Принес бы гибель. Клятву неложную
10 Тебе даю я: выступим, выступим
С тобою вместе в путь последний,
Вместе, когда б ты его ни начал!
Ничто не в силах нас разлучить с тобой:
Ни злость Химеры пламенно-дышащей,
Ни мощь сторукого Гианта, —
Правда и Парки о том судили.
Весов созвездье иль Скорпион лихой
Вершит мне участь, ставши владыкою
В мой час рожденья, Козерог ли,
20 Воли Гесперийских владыка мощный, —
Но как-то дивно наши созвездия
Друг с другом сходны: спас тебя блещущий
Отец Юпитер от Сатурна,
Крылья замедлив Судьбы летучей
В тот год, когда народ многочисленный
В театре трижды рукоплескал тебе;
Меня ж, над головой обрушась,
Дерево чуть не лишило жизни,
Но Фавн, хранитель паствы Меркурия,
30 Отвел удар. Итак, не жалей богам
В обетном храме жертв обильных, —
Я же зарежу простую ярку.
[55]
18
К алчномуУ меня ни золотом,
Ни белой костью потолки не блещут.
Нет из дальней Африки
Колонн, гиметтским мрамором венчанных;
Не был я наследником
Царей пергамских пышного чертога,
И одежд пурпуровых
Не ткут мне жены честные клиентов.
Но за то, что лирою
10 И песнопенья даром я владею, —
Мил я и богатому.
Ни от богов, ни от друзей не жду я
Блага в жизни большего:
Одним поместьем счастлив я сабинским.
Днями дни сменяются,
И, нарождаясь, вечно тают луны;
Ты ж готовишь мраморы,
Чтоб строить новый дом, когда могила
Ждет тебя разверстая,
20 И выдвигаешь насыпями в Байях
Берег в море шумное,
Как будто тесно для тебя на суше
Что ж? Тебе и этого
Еще все мало, и, межи срывая,
Рад своих клиентов ты
Присвоить землю, – и чета несчастных
С грязными ребятами
Богов отцовских тащит, выселяясь…
А меж тем вернее нет
30 Дворца, что ждет у жадного Плутона
Барина богатого
В конце дороги. Что ж еще ты бьешься?
Та же расступается
Земля пред бедным, как и пред царями!
Прометея хитрого
Не спас Харон за золото из Орка;
Тантал, как и Тантала
Весь гордый род, обуздан в царстве мертвых;
Так бедняге честному
40 Плутон поможет, званый и незваный.
[56]
19
К ВакхуЯ видел: Вакх в пустыне утесистой
Учил – о, диво! – мудрости песенной,
Внимаем сонмом нимф и чутким
Племенем сатиров козлоногих.
Священным сердце полное трепетом,
Едва дыханье Вакха почуяло,
Ликует! Смилуйся, о Либер,
Смилуйся, тяжким разящий тирсом!
Дано мне петь вакханок неистовство,
10 Вино и млеко реки струящие
В широких берегах, и меда
Капли, сочащиеся из дупел.
Дано к созвездьям славу причтенную
Жены блаженной петь, и Пенфеевых
Чертогов рушимые кровли,
И эдонийского казнь Ликурга.
Ты кажешь путь потокам и морю грань;
Обрызган лозным хмелем, в ущельях гор
Узлом нежалящим змеиным
20 Ты Бистонид обвиваешь кудри.
Когда по кручам к отчим царениям
Рвалось Гигантов грешное полчище,
Ты ниспроверг в обличье львином
Рета когтями и грозной пастью.
Для хороводных игр и веселия,
А не для буйной мнившийся созданным
Войны, таков же в гуще боя
Был ты, каков и в забавах мирных.
Тебя узрев и рог золотой узнав,
30 Безвредный Цербер трепетно взмахивал
Хвостом и по твоем возврате
Ноги лизал треязычной пастью.
[57]
20
К МеценатуВзнесусь на крыльях мощных, невиданных,
Певец двуликий, в выси эфирные,
С землей расставшись, с городами,
Недосягаемый для злословья.
Я, бедный отпрыск бедных родителей,
В дом Мецената дружески принятый,
Бессмертен я, навек бессмертен:
Стиксу не быть для меня преградой!
Уже я чую: тоньше становятся
10 Под грубой кожей скрытые голени —
Я белой птицей стал, и перья
Руки и плечи мои одели.
Летя быстрее сына Дедалова,
Я, певчий лебедь, узрю шумящего
Босфора брег, заливы Сирта,
Гиперборейских полей безбрежность.
Меня узнают даки, таящие
Свой страх пред римским строем, колхидяне
Гелоны дальние, иберы,
20 Галлы, которых питает Рона
Не надо плача в дни мнимых похорон,
Ни причитаний жалких и горести:
Сдержи свой глас, не воздавая
Почестей лишних пустой гробнице.
[58]
Книга третья
1
К хору юношей и девушекПротивна чернь мне, таинствам чуждая!
Уста сомкните! Ныне, служитель муз,
Еще неслыханные песни
Девам и юношам запеваю.
Цари грозны для трепетных подданных,
Царей превыше воля Юпитера.
Гигантов одолев со славой,
Мир он колеблет движеньем брови.
Иной раскинет шире ряды борозд
10 В своих поместьях; родом знатней, другой
Сойдет за почестями в поле;
Добрыми нравами славен третий;
Четвертый горд толпою приспешников;
Но мечет с равной неотвратимостью
Судьба простым и знатным жребий; —
В урне равны имена людские.
Кто чует меч над шеей преступною,
Тому не в радость яства Сицилии,
Ни мирный звон, ни птичье пенье
20 Сна не воротят душе тревожной.
Но миротворный сон не чуждается
Убогой кровли сельского жителя,
Ни ветром зыблемой долины,
Ни прибережных дубрав тенистых.
Кто тем, что есть, доволен – тому уже
Не страшно море неугомонное
И бури грозные несущий
Геда восход иль закат Арктура,
Не страшен град, лозу побивающий,
30 И не страшна земля, недовольная
То ливнем злым, то летней сушью,
То холодами зимы суровой.
А здесь и рыбам тесно в пучине вод:
За глыбой глыба рушится с берега.
И вновь рабов подрядчик гонит:
Места себе не найдет хозяин
На прежней суше. Но и в морской приют
К нему нагрянут Страх и Предчувствия;
И на корабль взойдет Забота,
40 И за седлом примостится конским.
Так если нам ни мрамором Фригии,
Ни ярче звезд блистающим пурпуром,
Ни соком лоз, ни нардом персов
Не успокоить душевной муки, —
Зачем на зависть людям высокие
Покои мне и двери роскошные?
Зачем менять мой дол сабинский
На истомляющее богатство?
[59]
2
К римскому юношествуВоенным долгом призванный, юноша
Готов да будет к тяжким лишениям;
Да будет грозен он парфянам
В бешеной схватке копьем подъятым.
Без крова жить средь бранных опасностей
Он пусть привыкнет. Пусть, увидав его
Со стен твердыни вражьей, молвит
Дочке-невесте жена тирана:
«Ах, как бы зять наш будущий, царственный,
10 В искусстве ратном мало лишь сведущий,
Не раззадорил льва, что в сечу
Бурно кидается в яром гневе!»
И честь и радость – пасть за отечество!
А смерть равно разит и бегущего
И не щадит у тех, кто робок,
Спин и поджилок затрепетавших.
Падений жалких в жизни не ведая,
Сияет Доблесть славой немеркнущей
И ни приемлет, ни слагает
20 Власти, по прихоти толп народных.
И открывая небо достойному
Бессмертья, Доблесть рвется нехоженым
Путем подняться, и на крыльях
Быстро летит от толпы и грязи.
Но есть награда также молчанию:
И если кто нарушит Церерины
Святые тайны, то его я
Не потерплю под одною кровлей
Иль в том же челне. Часто Диеспитер
30 Карает в гневе с грешным невинного;
А кто воистину преступен,
Тех не упустит хромая Кара.
[60]
3
К АвгустуКто прав и к цели твердо идет, того
Ни гнев народа, правду забывшего,
Ни взор грозящего тирана
Ввек не откинут с пути, ни ветер,
Властитель грозный бурного Адрия,
Ни Громовержец дланью могучей, – нет.
Пускай весь мир, распавшись, рухнет —
Чуждого страха сразят обломки.
И Геркулес и Поллукс таким путем
10 Достигли оба звездных твердынь небес:
Меж них возлегши, будет Август
Нектар пурпурными пить устами.
Таким путем, о Вакх, и тебя везли
Твои тигрицы, чуждому им ярму
Подставив шеи; так и Ромул
Орка избегнул на конях Марса,
Когда Юнона радость рекла богам,
Совет державшим: «Трою державную
Повергнул в прах судья преступный
20 Вместе с женой, из-за моря плывшей, —
Град, обреченный мной и Минервою
С тех пор, как не дал Лаомедонт богам
Награды должной, – обреченный
Вместе с народом, с вождем лукавым.
Уже не блещет ныне бесславный гость
Лаконки блудной; клятвопреступный род
Приама, Гектором могучий,
Греков уже не разит отважных.
Войне, раздором нашим затянутой,
30 Конец положен. Гнев мой и ненависть
Сложив, я милую для Марса
Внука, который рожден мне жрицей
В дому троянском; в светлый чертог ему
Вступить дозволю; нектара сок вкушать
И приобщить его отныне
К сонмам блаженных богов дозволю.
И лишь бы между Римом и Троею
Шумело море – пусть беглецы царят
Счастливые в краю желанном!
40 Лишь бы Приама, Париса пепел
Стада топтали, звери без страха там
Щенят скрывали б, – пусть Капитолия
Не меркнет блеск, и пусть победный
Рим покоряет парфян законам!
Вселяя страх, он пусть простирает власть
До граней дальних, где отделяется
Водой от Африки Европа,
Вздувшись, где Нил орошает пашни.
Пусть презирает злато, которому
50 В земле остаться лучше не вырытым,
Чем громоздиться на потребу
Людям, громящим и божьи храмы.
И где бы мира грань ни стояла, пусть
Ее оружьем тронет, стремясь достичь
Краев, где солнца зной ярится,
Стран, где туманы и ливни вечно.
Но лишь один воинственным римлянам
Завет кладу я: предков не в меру чтя
И веря счастью, не пытайтесь
60 Дедовской Трои восставить стены!
Коль встанет Троя в пору недобрую, —
Судьба вернется с гибелью горькой вновь:
Юпитера сестра-супруга,
Двину сама я полки победно.
Пусть трижды встанут медных ограды стен,
Творимых Фебом, – трижды разрушат их
Мои ахейцы; трижды жены
Пленные мужа, детей оплачут».
Шутливой лире это совсем нейдет!
70 Куда ты, Муза? Брось же упорно так
Рассказывать бессмертных речи
И унижать величавость малым.
[61]
4
К КаллиопеСойди с небесных высей и флейтою,
О Каллиопа, долгую песнь сыграй,
Иль громким голосом пропой нам,
Иль прозвени на кифаре Феба!
Вам слышно? Чу! Иль сладким безумием
Я обольщен? Как будто блуждаю я
В священных рощах, где отрадно
Струи бегут, дуновенья веют…
То было в детстве: там, где у Вольтура
10 Вдали от крова милой Апулии
Я спал, игрою утомленный, —
Голуби скрыли меня, как в сказке,
Листвою свежей. Диву давались все,
Кто на высотах жил Ахерунтии,
В лесистой Бантии, на тучных
Нивах вокруг городка Форента,
Что невредимым спал я средь черных змей,
Среди медведей, лавром священным скрыт
И миртовых ветвей листвою,
20 Отрок бесстрашный, храним богами.
Я наш, Камены, ваш, поднимусь ли я
К сабинам в горы, или пленит меня
Прелести холод, влажный Тибур
Или потоки в прозрачных Байях.
И другу хоров ваших и звонких струй —
Ни при Филиппах бегство постыдное,
Ни дуб проклятый не опасен,
Ни Палинур в Сицилийском море.
Коль вы со мною – смело по бурному
30 Пущусь Босфору, смело я путником
К пескам пылающим отправлюсь,
Что ассирийский покрыли берег,
Увижу бриттов, к гостю безжалостных,
Конканов, пьяных кровью из конских жил,
Гелонов, что колчаны носят,
Скифскую реку узрю безвредно.
Как только войско, в битвах усталое,
Великий Цезарь вновь городам вернет,
Ища окончить труд тяжелый, —
40 В грот Пиерид вы его ведете.
Совет вы кроткий, о благодатные,
Ему даете, радуясь данному…
Мы знаем: войско злых титанов
Страшное – молнией быстрой свергнул
Тот бог, кто правит морем волнуемым.
Землей недвижной, царствами слезными,
Кто и богов и смертных держит
Властью единой и непреложной.
Его повергли юноши буйные
50 В немалый ужас, силою гордые, —
Два брата, что хотели Пелий
Нагромоздить на Олимп лесистый.
Но что Тифою, Миманту сильному,
Порфириону, грозному обликом,
Иль Рету, или Энкеладу,
Рвущему с корнем деревья смело, —
Что им поможет против звенящего
Щита Паллады? С нею – ревнительный
Вулкан; с ней – чтимая Юнона,
60 С нею – и бог, неразлучный с луком,
Кто в чистой влаге моет Касталии
Кудрей извивы, – житель кустарников
Ликийских иль лесов родимых
Делоса, – ты, Аполлон Патарский.
Падет невольно сила без разума;
А умной силе боги и рост дадут
Все выше: им противна сила,
Что беззаконье в душе питает.
Тому Гиант сторукий свидетелем
70 И Орион, навек обесславленный,
Искавший девственной Дианы
И укрощенный ее стрелою.
Земля страдает, чудищ своих сокрыв:
Она тоскует, видя, что молния
Детей низвергла к бледным теням, —
Быстрый огонь не пронижет Этну,
И вечно печень Тития наглого
Орел терзает, страж ненасытности,
И Пирифоя-женолюбца
80 Триста цепей в преисподней держат.
[62]
5
К АвгустуМы верим: в небе – гром посылающий
Царит Юпитер; здесь же – причислится
К богам наш Август, как британцев
Он покорит и жестоких персов.
Ужели воин Красса с парфянкою
В постыдном браке жил – и состарился
В оружье тестя, что врагом был?
О, как испорчен сенат и нравы!
Царю покорны, дети Италии
10 Забыли тогу, званье, щиты богов,
Забыли огнь пред Вестой вечный, —
Хоть невредим Капитолий в Риме!
Провидец Регул этим тревожился,
Позорный мир отвергнув с презрением:
Пример опасный – так он думал —
Гибелью Риму грозит в грядущем,
Коль не погибнут вовсе те жалкие,
Что в плен сдавались. «Видел знамена я,
Там, на стенах пунийских храмов,
20 Видел оружье, что римский воин
Без боя отдал; видел: завязаны
Свободных граждан руки за спинами;
Ворота настежь; пашут поле,
Что разоряли, солдаты Рима.
Боец, чья вольность куплена золотом,
Смелей ли станет? Только прибавится
К стыду убыток! Цвет природный
Шерсть после окраски вернуть не может.
Не хочет доблесть, будучи попрана,
30 Назад вернуться к тем, кто попрал ее.
Как лань, из сети частой выйдя,
Биться не будет, – не станет храбрым
Тот, кто пунийцам лживым доверился;
Не станет новых войн победителем
Тот, чья рука была в оковах,
Кто малодушно боялся смерти!
Ища, откуда б жизнь себе выпросить, —
Войну он с миром в мыслях смешал совсем!
О, стыд! О Карфаген великий!
40 Выше ты стал от позора Рима!»
И от объятий верной жены своей,
От малых деток он отстраняется,
Как прав лишенный, и сурово
Взор непреклонный вперяет в землю,
Чтоб укрепить решимость сенаторов
Своим советом, миру неслыханным,
И от друзей своих печальных
Выйти в изгнанье покрытым славой!
О, знал он твердо, чем угрожал ему
50 Палач пунийский, – но раздвигает он
Родных, что путь загородили,
Граждан, его не пускавших дальше, —
Как будто, кончив долго тянувшийся
Процесс клиентов, он покидает суд,
Чтоб отдохнуть в полях Венафра
Или в Таренте, рожденном Спартой.
[63]
6
К римскому народуВины отцов безвинным ответчиком
Ты будешь, Рим, пока не восставлены
Богов упавшие жилища,
Их изваяния в черном дыме.
Да! Рим – владыка, если богов почтит:
От них начало, в них и конец найдем.
За нераденье боги много
Бед посылают отчизне горькой.
Монез с Пакором, дважды отбившие
10 В недобрый час задуманный натиск наш,